Цирк зажигал свои огни

               
                1.
      В актёрской гримёрке перед зеркалом на старом венском стуле сидел мужчина лет сорока, пристально глядя на своё отражение. Его воспалённое, покрасневшее от грима лицо было спокойно, но уставшие за день от яркого света глаза светились от счастья. Вечернее представление удалось на славу, разношёрстная публика рукоплескала стоя, унося по домам в своих сердцах частичку теплоты и цирка.
     - Андрюха, ты чего сегодня домой не собираешься что ли? - спросил его улыбчивый коренастый мужчина, погасивший на своём гримёрном столике настольную лампу, и собиравшийся надеть красовавшееся на вешалке пальто.
     - А ты знаешь, Вася, я сейчас подумал, мы ведь счастливые люди! Занимаемся любимым делом, несём искусство в массы, детей заражаем смехом, да ещё и деньги за это получаем...
     - Тебе чего, зарплату что ли прибавили? - спросил Василий, уже нацепивший пальто на свои покатые плечи, и разразился громким раскатистым смехом.
     - Дурак ты, Вася! - повернувши голову на стоящего за спиной товарища промолвил Андрей. - Клоун он и есть клоун!
     - О, ну, а это уже комплимент! - с улыбкой на лице добавил Василий и протянул Андрею свою ладонь. - Нинке привет передавай! Пусть приходит, а то давно что-то не была. Скажи, что первый номер в следующем представлении посвящаю ей!
     - Передам, счастливо, позёр! - ответил Андрей другу, пожав на прощание его крепкую руку.
      Василий открыл дверь, в которую донеслось отдалённое лошадиное ржание и чьи-то отрывистые голоса, и вышел из гримёрки, оставляя в ней товарища и свой сегодняшний прожитый день.
      Цирк гасил на сегодня свои огни, чтобы через два дня вновь зажечь их под своим куполом, выплеснув на арену искромётные, захватывающие дух номера, заставляющие зрителей трепетать от восторга. И вот тогда, через пару дней, эквилибристы снова встанут, балансируя, на юркие мячи и тонкие канаты, акробаты завертятся в неимоверных кульбитах, гимнасты взмоют на тросах под самый купол, и на манеж выйдут грациозные лошади и свирепые тигры, послушные как дети под строгим взором и хлестким кнутом дрессировщика.
      Убрав в выдвижной ящик стола коробочку с гримом и водрузив на просушку кучерявый парик, Андрей, облачась в мирское, вышел из гримёрки. Проходя мимо клеток с притомившимися к вечеру дикими обитателями цирка, Андрей вдруг остановился перед клеткой любопытной шимпанзе, ему показалось, что непоседливое существо будто подмигнуло ему, говоря: "Клоун, ты сегодня был в ударе. Приятно работать с профессионалами, парень...". Андрей невольно улыбнулся волосатому приятелю и вслух промолвил: "Да ты тоже, старик, в форме, приятных выходных!".
      На улице стоял тёплый, багряно-жгучий октябрь. Дворы, тротуары, скамейки и скверы были усыпаны жёлто-оранжевыми кленовыми листьями, трава на газонах слегка пожухла, но было на удивление сухо, дождь не спешил поддержать хозяйнячащую вовсю осень. Андрей сел в полупустой подъехавший троллейбус, расплатился за проезд и длинные рога, да толстые троллейбусные шины мерно повезли пассажира в его двухкомнатное уютное жилище. Смотря через запотевшее стекло на вечерний горящий город, Андрей думал как всё-таки хороша жизнь. Люди весь день суетятся, принимают конструктивные решения, подписывают ценные бумаги, льют сталь, пекут калачи, конструируют самолёты, возводят многоэтажные здания, высаживают молоденькие деревца, а вечером, после насыщенного трудового дня, возвращаются к ждущим их дома семьям. Да, это великое счастье, входя во двор собственного дома, видеть как на третьем, или на пятом этаже пылает нежным светом твое оконце, как, подходя уже к самой квартире, чувствовать отдалённый запах только что сготовленного ужина, и, перешагнув порог, видеть родные глаза, безмерно тебя любящие. Андрею пришло в голову воспользоваться, может быть даже последними, тёплыми деньками года, и отправиться завтра вместе со своими женой и дочкой куда-нибудь на природу: подышать свежим воздухом, покормить хлебом плескающихся в озере уток, сделать несколько памятных семейных фотоснимков и вобрать в себя, запомнить всеми клетками своего организма эту удивительную, похожую на бабье лето, осень.   
      Окрылённый прошедшим представлением и заражённый предвкушением завтрашней прогулки, оставив за спиной уходящий в полумрак троллейбус, Андрей отворил дверь собственного подъезда.

                2.
      Войдя в квартиру, Андрей повернул замок на два оборота и повесил связку ключей на железный гардеробный крючок. В прихожей на стене было включено грушевидное бра, с стеклянными тонкими висюльками по периметру. Навстречу мужу из кухни в ситцевом пёстром халате вышла Нина, держащая в руках зеленоватое вафельное полотенце, а из зала показалась Иринка, прислонившаяся к дверному косяку и смотревшая на пришедшего с работы отца.
      - Привет, домочадцам! - громко и весело произнёс Андрей, ставя на резиновый коврик только что снятые ботинки. - Мм, какой запах, чувствую, что к ужину я не опоздал!
      - Нет, не опоздал... - сухо, и как-то неуверенно промолвила Нина.
      - Девчонки, представление, я вам доложу, сегодня было выше всяких похвал. Зрители в конце многократно кричали "браво", артисты кланялись, звери улыбались! - с лёгкой усмешкой сказал Андрей, вешая на соседний крючок с ключами свою замшевую куртку. - Да, кстати, Нин, от Васьки тебе привет! Сказал, что в следующий раз не выйдет на арену, не убедившись, что ты в зале!
      - Андрей, мама звонила полчаса назад... - негромко произнесла Нина, перебиравшая в руках помятое полотенце. - Андрей, умер Володька.
      Улыбка сошла с лица мужчины, непонимающим взглядом он окинул своих дочь и жену, как-то непроизвольно закусил верхнюю губу и хотел что-то сказать, но вместо слов вырвался из его уст отрывистый выдох. Потом Андрей прошёл мимо жены к кухонному окно, отодвинул чуть в сторону занавеску и, не моргая, уставился глазами во двор, не замечая в стекле собственного отражения. Мать с дочерью тоже зашли на кухню. В квартире воцарилось молчание.
      В ту секунду, когда Андрей услышал о смерти брата, ему показалось, что сегодняшнее представление продолжается, что это всего лишь цирк, а сказанные слова - чья-то гадкая выдуманная шутка. Только сознание, мозгом смутно понимавшее что произошло, погрузилось в некую отрешённую глубокую темноту. Как будто мир перевернулся с ног на голову, и в этом бренном мире стало все бесполезным, никчёмным и бессмысленным. 
      - Как мама? - спросил вдруг, повернувшись к близким, Андрей.
      - Плачет... - ответила Нина. - Сейчас поедешь?
      - Да. Вызову такси. На машине быстрее.
      Андрей подошёл к жене с дочерью и обеими руками крепко их обнял. На краю лба у него рефлекторно запульсировала вена. Потом он вышел обратно в коридор, поднял с клавиш гладкую телефонную трубку, и от круговых движений указательным пальцем номерной диск завертелся.   

                3.
      Владимир был на семь лет старше Андрея, поэтому, когда младший делал свои первые в жизни шаги, старший уже вовсю дрался в школе, доказывая тем самым свой авторитет. Владимир был всегда озорником и острым на язык, про таких еще меж людей ходит пословица: "Ему палец в рот не клади", а сама мать иногда называла сына "ухо от лоханки" - видимо, за его вертлявость и сообразительность. Но вместе с тем, Владимир не был гадливым и хитрым, не было в нём ни грамма подлости. Если шалил - то громко, куражился - так на показ. Как-то так повелось в семье, что Володька считал себя ответственным за воспитание Андрея. Из-за этого он всюду таскал его с собой, может, конечно, и без особого энтузиазма, но так как родители всё время пропадали на работе, Володьке приходилось присматривать за меньшим.
      Надо признаться, Андрей сам постоянно тянулся к брату: то посмотреть как тот, записавшись на макетирование, мастерит из мелких деталей самолёт, то просит его показать перочинный ножик, который тот с размаху втыкает в песок, состязаясь во дворе с ребятами в "отрез земли", то еще за чем-то, да мало ли придумаешь в таком возрасте развлечений...
      Когда Андрей заканчивал школу, Владимир уже отслужил в армии и теперь работал на шарико-подшипниковом заводе. Младший брат был далёк от технических наук и химических открытий, зато, даже не ясно почему, рано заболел цирком. И когда он объявил родителям, что хочет поступать в цирковое, те неодобрительно спросили: "И кем ты будешь, сынок, клоуном что ли?" Эти слова, сказанные с небольшой иронией, были восприняты Андреем в штыки, но старший брат тогда его поддержал, сказав: "В этой жизни каждому своё и негоже препятствовать помыслам..." А потом добавил: "Андрюха, ну, коли будешь работать в цирке - контрамарочка с тебя!".
      Когда Андрей с Ниной женились, Владимир, уже женатый к тому времени, на свадьбу брата, договорившись с мужиками, пригласил аж целый оркестр. А когда Андрей, конечно не без труда, попал в цирк и выступал уже на арене со своим сольным клоунским номером, то он пригласил на представление брата, который после увиденного был весьма горд тем обстоятельством, что его родной брат - актёр цирка.
       Одним словом, Володька, как называла его Нина, души не чаял в младшем брате. Да и Андрей, в свою очередь, отвечал ему тем же.
      
                4.
      Небо было серым, а в влажном воздухе стояла чуть заметная дымчатая пелена тумана, обволакивающего все без исключения предметы, имеющие форму. Шёл мелкий моросящий дождь, оставлявший свои заметные следы на раскрытых зонтах, поднятых воротниках, на носках, слегка забрызганных грязью, туфель, на покатых плечах и согнутых спинах, и на, обращённых кверху, бледных лбах и щеках. По сырой неширокой дороге, устланной разноцветной палитрой опавших листьев, двигалась похоронная процессия, изредка скользившая по густому, расползающемуся чернозёму. Вдоль дороги росли старые, могучие дубы, шелестящие своей полуголой кроной, печально раскинувшие в стороны рогатистые сучья. Повсюду, как грибы после оглушительного ливня, были могилы и кресты. Деревянные, железные, гранитные, крашеные и резные, сколоченные и сваренные, они молча приветствовали процессию, будто выражая всем присутствующим свои искренние соболезнования.
      Андрей вместе со своей матерью, лицо которой покраснело и опухло от слез, шли за гробом, который несли на плечах шестеро мужчин, сослуживцев брата. Перед ними еще двое несли деревянный новенький крест и овальный объёмный венок, украшенный красными цветами и черными лентами, на которых значилось две надписи: "Мужу, сыну, отцу и брату." и  "Помним. Любим. Скорбим.".
      Андрей шёл и думал, как все-таки несправедлива жизнь... Ты рождаешься, учишься делать первые шаги, произносишь первые слова, постигаешь и открываешь для себя множество вещей и явлений, начинаешь дружить, творить, любить, разочаровываешься, и, найдя в себе силы, влюбляешься снова, снова пытаешься творить и уже дорожить дружбой, смотришь в заоблачные дали, планируешь далёкие поездки, глотаешь непрочитанные книги и, не успев моргнуть и глазом, воспитываешь уже собственных детей, начинаешь отмечать какие-то юбилеи, памятные даты, спешишь домой после рабочего дня, а затем отдаёшь уже детей в школу, и, казалось, вроде бы, всё хорошо, ещё жить и жить, но вразрез всем хлопотам и стараньям приходят к тебе инфаркты и инсульты, склерозы и параличи, и вот тебя, не успевшего долюбить, дописать и достроить уже несут на руках в глухую чёрную яму, навеки зарывая  в эту кромешную мглу. Как всё-таки несправедлива жизнь... Она тебя даже не спрашивает, не готовит тебя к уходу, а внезапно бьёт кулаком под дых и коленом в челюсть. А ты цепляешься скрюченными руками за, так сладко проходящие мимо, светлые счастливые дни, и стараешься забрать их в себя и раствориться в пространстве, ежеминутно говоря себе: "Я живу. Я дышу. Я творю...". Но парадокс в том, что ты уже не живёшь, а доживаешь, или попросту волочёшь свое скудное существование, даже не подозревая, что ненавистный уход близок.
      Когда трое могильщиков с отрешёнными лицами быстро и мастеровито засыпали могилу влажной, прилипавшей к лопатам землёй, только в тот момент Андрей истинно понял, что брат уходит, навсегда уходит в неизвестность иного мира. Ему до этого казалось, что Володька встанет из гроба, и, подобно клоуну, озорно крикнет: "А вот и я!". Но Володька не встал и не крикнул, и осознание его ухода давит нестерпимым грузом, отправляя тебя периодически в память, где Володька живой, молодой, улыбающийся, и, кажется, таким и останется навечно.
      Мать рыдала навзрыд, Андрею на мгновение даже стало за неё жутко, ему показалось, словно она помутилась рассудком. Володькина жена старалась держаться, но когда гроб на верёвках стал опускаться в могилу, лицо ее исказилось, а из глаз водопадом хлынули слёзы. Плакали многие. Даже некоторые из мужчин вытирали платками влажные глаза, делая вид, что это вовсе не слёзы, а моросящий настырный дождь. Андрей плакал тоже. Но когда могильщики закончили свою работу, оставляя после себя холмик сырой земли да деревянный крест с венками, он почувствовал какое-то опустошение. Слёзы уже не катились из глаз, теперь с большею силою стала выть душа, что намного поскуднее и тяжелее. Андрею пришла в голову мысль, что надо будет после заказать памятник из камня, интересно сколько он стоит, и обязательно прикрепить фотографию, на которой Володька, ещё полный сил и мечтаний, залихватски улыбается, но это после, после...
       Проводившие своего сына и товарища в последний путь, уже не плотной колонной, а разбившись на небольшие кучки, шли по блестевшей от дождя дороге прочь с кладбища. Изморозь не прекращалась. Казалось, что, стоявших ещё два дня назад, тёплых дней не было вовсе. Словно усопший забрал с собой в могилу лучи солнца, которое, кстати, так и не показалось за весь сегодняшний день. Мокрым было всё: земля, кресты, блестевший купол часовни, непокрытые головы и, конечно же, глаза. И даже дубы, молчаливо опустившие свои ветви, лили по своей коре прохладные дождевые капли.   

                5.
      Красные и синие, зелёные и чёрные, по парам и поодиночке, вереницею и разрозненно кружились по всему городу мокрые зонты. Был вечер. Уличные фонари собирались зажечь свои мощные лампы, озаряя светом кругленькие лужи, образовавшиеся на тротуарах. Зонты кружились, складываясь перед входами универсамов и открываясь при прощании с оными. Зонты бежали через светофоры, перемахивая по зебре с улиц на улицы. Зонты вращались, сталкивались, сцеплялись, встряхивались и бежали дальше. Зонты стремительно спешили на вечерние вахты, размеренно возвращались домой с работы, иные, направлялись кто по делам, кто в гости, а кто и в досужие места. Не обошлось без зонтов и перед дверьми цирка, который в сегодняшний вечер вновь зажигал под куполом свои огни.
     В гримёрке без парика на голове, но уже в боевой готовности, перед зеркалом сидел Василий, размешивая ложкой сахар в стакане с крепким чаем. До начала представления оставалось полчаса. В это время дверь гримёрки отворилась и вошёл Андрей.
      - Привет! Ну, как ты? - спросил у товарища Василий.
      - Нормально... - сухо ответил тот и принялся хозяйничать в собственной гримерке.
      Цирк зажигал свои огни. И, через каких-то полчаса,  эквилибристы снова встанут, балансируя, на юркие мячи и тонкие канаты, акробаты завертятся в неимоверных кульбитах, гимнасты взмоют на тросах под самый купол, и на манеж выйдут грациозные лошади и свирепые тигры, послушные как дети под строгим взором и хлёстким кнутом дрессировщика.
      А счастливые зрители будут от смеха хвататься за животы, глядя как на арене чудит, гримасничая, шимпанзе, как фокусник делает из прозрачной шали голубя и прячет его в волшебный цилиндр, из которого тот потом исчезает, и как задорно исполняют свои коронные номера два клоуна, один из которых навсегда попрощался сегодня с  братом.
               
                21 сентября 2015 года