Выродок

В тот раз меня совсем рано разбудили странные звуки, какие-то скрипящие, хрустящие и потрескивающие, причем самой разной тональности. Обычно я просыпаюсь и лежу, наблюдая за творящейся в голове сумятицей. В ней тоже присутствует набор разнородных звуков, подобных тем, что в беспорядке плещутся в оркестровых ямах больших театров перед представлениями. Именно поэтому, кстати, я давно решил, что подсознание мое как оркестровая яма, только беспорядок в ней бывает перед дневными спектаклями по утрам.

В общем, и в тот раз я мог бы безмятежно лежать, принимая необычные звуки за голоса из своего подсознания, но меня, помимо прочего, сбили с толку еще и постукивание, и пошаркивание ножек стульев по полу. Постепенно я стал различать целые фразы и мне показалось, что в гостиной сидят непрошенные гости и очень серьезно что-то обсуждают.

Как они могли туда попасть и почему все разом? Это было очень подозрительно, ведь я давно не пью. С какой стати мне должно что-то мерещиться! Поэтому по привычке, совершенно спокойно наблюдая за медленно дрейфующим облаком искрящейся в луче яркого солнечного света пыли, я продолжал лежать, напрягая слух.

В начале ничего не разбирал, голоса смешивались, перебивали друг друга. Но как только в разговор вступил солидный, потрескивающий строгостью низкий голос, похожий на голос Евгения Леонова, установилась тишина. Однако и при этом мне все же приходилось больше догадываться, чем разбирать его треск. ...в общем, он уже кр-р-ряхтит от стар-рости, но ничего подобного р-раньше не слыхал. До сих пор-р он думал, что эти существа из-за их полной немощи недостойны какого-либо упоминания, к тому же они тупо немы. И у них вообще нет хар-рактера, за что их уважать! Он сам не раз видел, что даже гнутся они без какого-либо сопротивления, молча, с полной покорностью. Для него долго оставалась загадкой причина этой унизительной безропотности. Я, напр-ример, продолжал он дальше, повышая треск, пер-режил в жизни двести лютых зим, спасаясь под ветшавшей каждый раз шубой, летом то изнывал от жары, то вымокал до последней клетки под ливнями, выстоял с десяток страшных ураганов и, в конце концов, набравшись благородных свойств, вот уже больше века верр-ой и прр-равдой служу людям. А что, тут его взяла одышка, можно ожидать от них, если их родители бездну времени напитываются тьмой чрева планеты! Они черр-ны, как январская полярная ночь в непогоду и глухи как камень, который изрыгнул вулкан после того, как выжжег из него весь дух. Без кислорода. Разве можно сравнить эту, старающуюся всеми правдами и непрр-авдами заместить нас, мертвечину с нами, дрр-узья. Мы облагор-раживаем атмосфер-ру планеты, создаем удобства и, сочиняя легенды и сказки, насыщаем фантазию человека вольными образами. Мы постоянно безболезненно возобновляем свои запасы и, если нас не истреблять с помощью китайцев, подобно Карр-тонной дуррр-ке... Треск неожиданно прервался.

Но возникшую паузу тут же прервал скрип. Позвольте-с и мне-с поддержать Вас-с, коллега. Известно, что Вы всегда-с отличались цельной натурой, Ваша родос-словная теряется в глубине веков, даже тысячелетий. С-свою форму Вы обрели уже в Древнем Египте, у Вас-с прочная царга и надежный ус-стой, довольно часто Вас-с украшает узорчатый перкан. Вы отличаетесь непоколебимым характером. После истории с разоблачением папессы Иоанна VIII Вы оказали двору Папы Римского неоценимую услугу в виде жертвы, предоставив для процедуры Sella (с лат. - "навозное кресло") - ощупывания гениталий - заурядную прорезь. В конце концов, Ваш известный родственник вот уже более столетия помогает вершить право-ссудие в Гааге.
 
Не скр-скро-омничайте и Вы! - Уверенно прохрустел еще чей-то голос. Что же устраивать скрым-тымным? Ведь и Вы сами, любезный, тоже отличились в мировой истории. В Древнем Риме, у венецианских Дожей, что-то связывает Вас и с флорентийским диктатором Сованоролой. Однако, о нас о всех можно бесконечно рассказывать необыкновенные истории, наши целебные ароматы и другие многочисленные благородные достоинства известны, не даром же двеннадцать наших собратьев стали столь легендарными. Именно поэтому меня так возмущает в доме этот, с позволения сказать, выр-родок! Одна лишь мысль о нём вызывает хр-хруст в моих многочисленных суставах. Кр-кроме того, что он беспардонно примешал к нашему благородному воздуху свой душок, и когда его передвигали, он звучал как его пустая родственница у наших соседей - пластиковая кастрюля. Каждый раз недовольная тем, что всё съестное из неё сожрали свиньи и ей вообще ничего не оставили. Впрочем довольна она вообще никогда не бывает, ведь когда о её содержимом забывают, она начинает распространять нестер-терпимое зловоние. Вот и этот такой, похоже, из-за того, что пуст по сути и отвечает известной поговорке. В общем, нет в нём настоящей жизни, нет истории. Он необразованный и абсолютно тупой! И если из наших родителей жизнь буквально прёт, они бывают крупней и выше всех живых организмов на земле, то его праотец Паркезин был изготовлен из целлюлозы, обработанной азотной кислотой и растворителем! Но даже и такие страшные вещи им не помогают. В свое время в Московском архитектурном институте проводили опыт со скворечниками, так в домиках из их натуры птицы не то что не плодились, они даже не вили гнёзда в них. То есть, по факту, они не дышат, а душат и, как презервативы, не пропускают жизнь! С появлением этой нечисти связаны международные финансовые кризисы, круп-крупные войны, общественную мораль стала разъедать фальшь, как зараза распря-распространяется коррупция. Говорят, стоит пробурить скважину, Земля изрыгает эту дрянь, как перезревший гнойник. Гнойник, заливающий всё в округе.

Ми-ми очень разнообразны и-и больше всех подвержены влиянию моды, - пронзительно, словно боясь опоздать, пропищал еще кто-то. Среди нас, самых разных пород, есть цельные и-и гнутые, клеёные и-и плетёные, складные и-и на роликах, даже консольные без ножек. Вообще история мира пи-писалась исключительно с нашим участием. А они с бандуринских для стадиона, похожие друг на друга как японцы, ворвались в нашу жизнь в бандформированиях и продолжают распространяться массами в общественных местах и на транспорте. Это так пи-пилохо влияет на вкус современников. Я грешным делом пи-пидумал на досуге, может это нам в наказание за табуретки, которые нацисты вышибали из под ног партизан, может за вредные тенденции, связанные с использованием в производстве токсичных ДСП и фанеры. Что чистоту наших нравов отстаивают только академические театры. Было, даже отчаялся...

Не надо печалиться, верр-нёмся к нашей рр-адости, друзья! - Видимо, отдышавшись, заговорил, потрескивая строгостью, первый голос. Худа без добр-ра, ура, не бывает! Спасибо Федору, племяннику хозяина. Оказывается, он пррр-обовал качаться на нём, начитавшись Эдгара По, да не обратил внимание, что у По был большой, причём старый деревянный стул. Хотя, впрочем, может и из-за противоречия с По Федор выбрал пластмассовый. Кроме того, у По был мраморный подоконник, а у нас все деревянное. Возможно, Федор развернулся из-за этого. То есть хотел пойти против знаменитости во всем и показать, что не такой трус, как По, и высоты не боится. В общем, некоторые видели, как он повернулся спиной к окну, оттолкнулся от подоконника и. По-хорр-ошему хряст-хрястнулся. От страха не умер и даже не ушибся, а вот выродок сломался. Все вы слышали вопль пустой кастрюли и отвратительный безосновательный упрёк нам в непоправимости случившегося. Дескать всех нас, без исключения, почти всегда можно отремонтировать или отреставрировать. Срок нашей жизни может быть растянут до бесконечности. Даже в земле некоторые из нас сохраняются столетиями. Дескать, не так давно в Новгороде были обнаружены останки жилых деревянных построек, датируемые ХI-XIII вв. А ему инвалидность не присвоят, так как его не склеишь. И пррр-авильно! Он даже видимость пригодности не может изобразить. Так что и на пенсию его куда-нибудь на черр-дак или в подвал к старр-ой рухляди не отправят. А обязательно выкинут и, к нашей рр-адости, где-нибудь на вонючей, запущенной властями свалке он будет валяться, пошло задрав свои вульгарные ноги с обломом!

Только тут до меня дошло, что это мои домашние стулья. Потрескивающий с голосом Леонова - мой рабочий стул. Он стоит у письменного стола с тех пор, как я привез его из ветхого отеческого дома в вологодской деревне, скрипучий "пятачок" - складной стул, был когда-то подарен мне приятелем художником. Стоит он на кухне. Она у меня совсем маленькая, поэтому когда готовлю, его приходится складывать. А писк издает красующийся в гостиной венский стул. Он из гарнитура моего прадеда, купца Сидорова, из его дома в Холмогорах. Как настоящий пришелец, он всегда обращает на себя внимание гостей первым. Для многих он стал отправной точкой знакомства с культурой Австрии. Интересующимся я рассказываю о готическом соборе святого Штефана в Вене, о маньеризме Арчимбольдо и художниках тамошнего Сецессиона, о великолепном архитектурно-парковом ансамбле Шенбрунн и о неизвестном у нас стиле бидермейер. Представителем последнего и является этот стул. Сделан он в середине XIX века в мастерской братьев Тонет, ставшей в последствии официальным Поставщиком Царского Двора России. Хрустящим голосом наделен германский стул из ивовых прутьев, его отремонтировал отец, когда вышел на пенсию. Достался он мне в перестройку из списанной в соседней гостинице "Уют" мебели. Моя сестра работала там кастеляншей. А пластиковый стул продал мне на даче какой-то алкаш за бутылку водки... В общем, слушал я слушал и не выдержал. Вскочил, подбежал к дверям, резко распахнул их и, вдруг, проснулся, второй раз. Теперь уже по-настоящему! Передо мной всё так же загадочно дрейфовало облако искрящейся в солнечном свете пыли, за ним в раскрытый дверной проём был виден задравший обломанные ножки пластмассовый стул...