de omnibus dubitandum 98. 24

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ (1863-1865)

Глава 98.24. СОБЫТИЯ ОБОРВАВШЕГОСЯ ЦАРСТВОВАНИЯ…

    Царствование этого императора – вне пределов моей сознательной жизни. Если я касаюсь его, то лишь постольку, поскольку оно связано с моей основной темой – зарисовать в лицах причины великого российского распада.

    Видимое начало этого распада – царствование Александра III. Но корни его ушли вглубь второй половины царствования его отца. Именно эта половина (с 1868 г.), столь различная от первой, толкнула мою родину на путь, где оказалось место деятелям (государственным и общественным), приведшим к катастрофе. Я и коснусь ее в пределах моей темы – т[о] е[сть] событий, свернувших Россию с пути, на который она вступила с воцарением Александра II.

    Семейные неурядицы, хотя они и случались достаточно редко, мучили и изводили Александра Николаевича. Впрочем, будем беспристрастны, он и сам зачастую оказывался причиной этих неурядиц (если не сказать сильнее).

    Его последняя любовь, практически разрушившая законную семью, была, безусловно, чувством сильным, высоким, но для династии весьма неприятным и даже опасным...

    Когда все это началось? Может быть, в 1859 году, когда впервые после окончания Крымской войны Александр II решил провести крупные маневры на Украине? Определившись с датой и точным местом маневров, император принял приглашение князя и княгини Долгоруковых посетить их имение Тепловку, расположенную в окрестностях Полтавы, где и должны были состояться учебные баталии.

    Род Долгоруковых вел свое начало от Рюриковичей, то есть был весьма знатным и состоял в отдаленном родстве с царской фамилией. Первой реальной исторической личностью в этом роду являлся князь Михаил Черниговский, "замученный" (кавычки мои - Л.С.) в Золотой Орде в 1248 году.

    Во времена более близкие и цивилизованные, скажем, в конце XVII — начале XVIII века самым заметным представителем рода Долгоруких стал князь Алексей — один из любимцев Петра I.

    Отцом будущего предмета любви Александра II Екатерины оказался отставной капитан гвардии Михаил Долгоруков, а матерью — Вера Вишневская, богатейшая украинская помещица. Правда, к концу 1850-х годов богатство семейства Долгоруковых было уже в прошлом.

    Тепловка, последнее их пристанище, оказалось заложенным и перезаложенным, заниматься хозяйством глава семьи не хотел, да и не знал, как за это взяться, а у Долгоруковых подрастали четыре сына и две дочери, которых приличия требовали пристроить одних в гвардию, других в Смольный институт благородных девиц.

    Здесь, в Тепловке, и состоялась первая встреча Александра II, которому к тому моменту исполнился 41 год, и тринадцатилетней княжны Долгоруковой. Французский посол в России Морис Палеолог со слов очевидцев позже восстановил картину этой встречи.

    В один прекрасный день, отдыхая в Тепловке, император расположился на веранде, где к нему  и подбежала девочка. «Кто вы, дитя мое?» — спросил ее Александр Николаевич. «Я — Екатерина Михайловна. Мне хочется видеть императора», — ответила та.

    Искреннее любопытство прелестной девочки растрогало монарха, он дружески побеседовал с ней, а затем серьезно поговорил со старшими Долгоруковыми, пообещав уладить финансовые проблемы семейства. Действительно, Александр II посодействовал поступлению братьев Долгоруковых в петербургские военные учебные заведения, а сестер — в Смольный институт, причем обучение переехавших в столицу шестерых Долгоруких велось за счет государя.

    Четыре года спустя князь Михаил умер и, чтобы оградить патронируемое семейство от кредиторов, Александр Николаевич принял Тепловку под императорскую опеку. Отметим, что и эта мера не помогла Долгоруковым вернуть свое былое состояние.

    Их мать, княгиня Вера, переехала в Петербург, где купила весьма скромную квартирку на окраине города, это все, что она могла себе позволить.

    Весной 1865 года император по традиции посетил Смольный институт, послав предварительно, как было заведено исстари, роскошный обед для всех воспитанниц и преподавателей института.

    Услышав от начальницы Смольного госпожи Леонтьевой имена Екатерины и Марии Долгоруковых, Александр II вспомнил Тепловку и захотел увидеть девушек. Екатерине в ту пору исполнилось 18 лет (см. фотографию), Марии — 16.

    Старшая сестра оказалась девушкой среднего роста, с изящной фигурой, изумительно нежной кожей и роскошными светло-каштановыми волосами. У нее были выразительные светлые глаза и красиво очерченный рот.

    Здесь самое время вспомнить об одной особенности характера императора. По словам Б.Н. Чичерина*: «Не поддаваясь влиянию мужчин, Александр II имел необыкновенную слабость к женщинам... в присутствии женщин он делался совершенно другим человеком...».

*) ЧИЧЕРИН Борис Николаевич  (26 мая [7 июня] 1828, Тамбов — 3 [16] февраля 1904, Москва) — русский правовед, один из основоположников конституционного права России, философ, историк, публицист и педагог. Почётный член Петербургской Академии наук (1893). Почётный член Московского университета (1900). Гегельянец. Разработал первую модель атома, в которой атом представляется сложной структурой с составным положительно заряженным ядром и составленными из отрицательных элементов оболочек. Почетный член Русского физико-химического общества (по рекомендации Менделеева). Член Физического отделения Общества любителей естествознания (по рекомендации Столетова).
Дядя будущего наркома иностранных дел РСФСР и СССР Г.В. Чичерина. Видный представитель российской школы государствоведения.

    Не знаю, как насчет других дам, но Екатерина Михайловна сразила монарха, что называется, наповал. В это время при дворе подвизалась бывшая смолянка, некая Варвара Шебеко*.

*) ШЕБЕКО Варвара Игнатьевна (?)(20 октября (1 ноября) 1840[1] — 30 марта 1931) — компаньонка и подруга Екатерины Долгоруковой, многолетней фаворитки, а затем второй жены российского императора Александра II. Выполняла роль посредника и конфидентки в отношениях императора и Долгоруковой. В числе очень немногих присутствовала на церемонии их венчания 6 июля 1880 года в часовне Царскосельского дворца. Современниками и частью потомков обвинялась в интригах и тёмных финансовых делах.
Происходила из Смоленской губернии. Младшая дочь директора могилёвского губернского попечительства о тюрьмах комитета, камергера Игнатия Францевича Шебеко (ум. 1869) от брака с Елизаветой Сергеевной Трухачевой (1811—12.10.1893). Воспитывалась в Смольном институте (1854—1857 гг.). Её старший брат Николай (1834—1905), генерал от кавалерии и сенатор; а сестра Софья (1838—1899), была замужем за князем Василием Михайловичем Долгоруковым, родным братом княжны Екатерины Михайловны Долгоруковой (впоследствии Юрьевской). Благодаря этому браку Варвара Шебеко приходилась ей невесткой.
На правах незамужней особы свободной от личных семейных обязательств, м-ль Шебеко жила у Екатерины Михайловны. Она везде её сопровождала и была посредником в её встречах с императором Александром, в том числе, исполняя его тайные и деликатные поручения. Организовывала свидания влюблённых в нескольких домах и квартирах, снабжала переданными императором деньгами испытывавшую серьёзные материальные затруднения княгиню В. Долгорукову.
Во многих исторических исследованиях утверждается, что в июле 1866 Шебеко устроила в павильоне «Бабигон» несколько встреч, во время первой из которых император (по некоторым сведениям, ради конспирации пришедший из Петергофа пешком и без охраны) и Екатерина провели вместе первую ночь. В действительности первое свидание Александра II и Екатерины состоялось 1 июля 1866 года не в «Бабигоне», а в «Берёзовом домике», небольшом (и не сохранившемся) павильоне в деревенском стиле. Об этой встрече влюбленные многократно вспоминают в своей переписке, хранящейся в ГАРФе.
Из переписки императора и Екатерины также можно сделать вывод, что по крайней мере до 1870 года Варвара Шебеко в их жизни никакого участия не принимала. Её имя упоминается в письмах впервые только в 1870 году. Вероятно, это связано с тем, что невестка Екатерины Долгоруковой — Луиза — не могла или не пожелала более сопровождать свою родственницу заграницу, в то время когда туда выезжал император, а посему Екатерине понадобилась другая родственница, согласная выполнять роль компаньонки. Варвара подходила идеально. В апреле 1870 года сестра Екатерины вышла замуж за князя Эммануила Мещерского, и, вероятно, на свадьбе состоялось более близкое знакомство двух будущих подруг. Об этом событии также есть упоминание в переписке Александра II и его будущей жены. Так что версия о «своднической роли» Варвары Шебеко в романе императора НЕ подтверждается документальными свидетельствами участников.
До 1878 г. княжна Долгорукова жила на квартире Шебеко в Мошковом переулке. После заключения морганатического брака царя с княжной, ставшего возможным из-за смерти императрицы, Варвара Шебеко поселилась в Зимнем дворце. Она играла роль компаньонки Долгоруковой (отныне княгини Юрьевской) и ближайшей помощницы в уходе за её детьми. Также она являлась крестной матерью трех старших детей Александра II и Екатерины (Георгия, Ольги и Бориса). По воспоминаниям современников, Варвара Шебеко использовала отношения с Екатериной Михайловной и её влияние на царя для лоббистской деятельности в процессе распределения железнодорожных концессий среди подрядчиков, за что с сообщниками получала от последних крупные суммы денег. Также её обвиняли в оказании влияния на императора и членстве в «могущественном трио» (вместе с Екатериной и её сестрой Марией), которое управляло Александром II и настраивало его против законной семьи. Говорили, что интеллектуальным центром этого триумвирата являлась м-ль Шебеко. При этом она держалась в тени, но все нити тянулись к ней. В своём узком кругу она также играла ведущую роль. Император  считал её их общим другом и в таком качестве представлял всем, кто бывал в его гостиной. В семье Долгоруковых её называли домашним именем Вава, недруги же иногда — девицей Шебеко.
Варвару Шебеко считают представительницей либеральной политической партии, сложившейся вокруг Александра II в последний год его правления. Она вела серьезную переписку в М.Т. Лорис-Меликовым, поддерживала его «конституционный» проект. Также мадам Шебеко, возможно, является одним из соавторов так называемых мемуаров Виктора Лаферте, которые в русском переводе издаются под видом мемуаров самой княгини Юрьевской, хотя её авторство не доказано. Подлинные собственноручные мемуары княгини хранятся в ГАРФе и до сих пор не опубликованы.
О судьбе Шебеко после убийства императора народовольцами 1 марта 1881 и особенно двух революций 1917 года известно мало. Она выехала из России в Ниццу вместе с Екатериной и долгое время жила с нею. Скончалась 30 марта 1931 года в Париже.

    Дама во всех отношениях приятная и услужливая, она уже до этого не раз выполняла достаточно деликатные поручения императора. Не будем скрывать, Александр Николаевич в начале 1860-х годов имел немало романтических приключений и в Зимнем дворце, и вне его.

    Его «донжуанский список» нельзя сравнить, скажем, с пушкинским, но с 1860 по 1865 год он, по слухам, переменил полдюжины любовниц: Долгорукую 1-ю, Лабунскую, Макову, Макарову, Корацци и так далее...

    Даже приняв этот список на веру, можно смело сказать, что все это были лишь мимолетные увлечения, попытки бегства от дворцового одиночества, не принесшие нашему герою никакого облегчения, серьезным чувством здесь и не пахло.

    Оставим пуританство его ревностным защитникам, вспомним лучше слова Гамлета: «Если обходиться с каждым по заслугам, кто уйдет от порки?». Один из хорошо осведомленных очевидцев событий обронил интересную фразу: «Александр II был женолюбом, а не юбочником».

    Различие достаточно тонкое, но в нем есть кое-какой смысл. Не знаю, что имел в виду автор этого афоризма, но, думается, нечто вроде того, что «случаи» и мимолетные романы, которые могли бы удовлетворить обычного юбочника, совершенно не затрагивали сердца императора и не давали никакого успокоения его душе.

    Он был не сладострастен, а влюбчив и искал не удовлетворения своих прихотей, а глубокого настоящего чувства. В этом чувстве его привлекали не столько высокий романтизм или острые ощущения, сколько желание обрести подлинный покой, тихий и прочный семейный очаг.

    Ведь брак с Марией Александровной (первой женой - Л.С.) был не обычным семейным союзом, а скорее договором о сотрудничестве, заключенным сторонами для выполнения определенных государственных обязанностей.

    Итак, самодержец вновь прибег к помощи Варвары Шебеко, именно через нее Кате посылались сладости и фрукты. Устроить это было нетрудно, поскольку услужливая Варвара приходилась родственницей начальнице Смольного института госпоже Леонтьевой, которая также оказалась втянутой в разворачивавшуюся интригу.

    Однажды Катя простудилась и попала в институтскую больницу, встревоженный император инкогнито посещал ее в палате, а устраивала эти визиты все та же Шебеко.

    Последняя подружилась и с княгиней Верой Долгоруковой, одолжила ей деньги, выданные для этой цели Александром II, и расписала перед ней блестящие перспективы, открывающиеся перед ее дочерью. Обедневшей княгине эти перспективы показались действительно многообещающим выходом из финансового тупика для ее семьи.

    Обе женщины, единственные близкие Кате в чужом Петербурге люди, усиленно внушали девушке мысль о покорности судьбе, о том, что любовь царя к ней — редкая, уникальная возможность устроить свою жизнь и жизнь своих близких. Однако Катя продолжала держаться от монарха на расстоянии, и ее сдержанность воспламеняла Александра Николаевича больше, чем изощренная опытность его прежних возлюбленных.

    Пребывание Долгоруковой в Смольном стало мешать  дальнейшему развитию романа, и Шебеко инсценировала ее уход из института «по семейным обстоятельствам». Княжна поселилась у матери, но это оказалось не лучшим выходом из положения.

    Посещения императором их квартиры выглядели бы явным вызовом приличиям, к чему страстно влюбленный монарх все же не был готов. Тогда находчивая Варвара предложила, в качестве временного выхода, «случайные» встречи Долгорукой и государя в Летнем саду.

    В середине 1860-х годов Александр Николаевич оставался привлекательным мужчиной, находившимся в расцвете зрелости. Во всяком случае, французский писатель-романтик Теофиль Готье, побывавший в эти годы в России, оставил следующий портрет императора: «Александр II был одет в тот вечер в изящный восточный костюм, выделявший его высокую стройную фигуру. Он был одет в белую куртку, украшенную золотыми позументами, спускавшимися до бедер... Волосы государя коротко острижены и хорошо обрамляли высокий красивый лоб. Черты лица изумительно правильны и кажутся высеченными художником. Голубые глаза особенно выделяются благодаря смуглому цвету лица, обветренному во время долгих путешествий. Очертания рта так тонки и определенны, что напоминают греческую скульптуру. Выражение лица, величественно спокойное и мягкое, время от времени украшается милостивой улыбкой».

    Однако для Долгоруковой любовь к ней монарха продолжала оставаться чем-то не совсем реальным, хотя постепенно и заполнявшим всю ее жизнь. Это давало ей необычайное спокойствие, озадачивавшее Александра II.

    Он, будучи человеком порядочным и по-настоящему влюбленным, искавшим ответного чувства, не хотел прибегать к принуждению, настойчиво пытаясь убедить Катю в искренности и чистоте своей любви.

    Та же относилась к нему только как к государю, то есть владыке земному и почти небесному. Для нее слова «любовь императора» и «любовь к императору» наполнялись совершенно не тем содержанием, каким хотелось бы окружающим. Она абсолютно не понимала, почему мать и тетя Вава (так младшие Долгоруковы называли Шебеко) бранят ее за «неприличное поведение по отношению к императору» (формулировка действительно более чем странная).

    Она готова была почитать, да и почитала царя как образцовая подданная Российской империи. Слова же наставниц о том, что она может потерять тот уникальный шанс, который предоставляет ей слепой случай, проходили мимо ее сознания, поскольку меркантильные интересы не играли для нее пока никакой роли.

    В 1865 году Екатерина Долгорукова заняла привычное место царских фавориток — стала фрейлиной императрицы Марии Александровны, хотя фрейлинских обязанностей почти не исполняла (императрице тяжело было видеть эту девушку подле себя).

    Постепенно регулярные встречи влюбленного монарха и преклонявшейся перед ним княжны делали свое дело, Катя стала привыкать к императору, начала позволять себе видеть в нем не только владыку, но и приятного мужчину, встречала его улыбкой, перестала дичиться.

    Между тем свидания в Летнем саду, на глазах праздной публики становились все более неудобными. Встречая в саду Александра II с Долгоруковой, петербуржцы шептались: «Государь прогуливает свою демуазель». В целях усиления конспирации встречи были перенесены на аллеи парков Каменного, Елагиного, Крестовского островов столицы.

    Откровенное любовное письмо российского императора, что это — сокровище или провокация? Ведь письмо, которое аукционный дом «Кабинетъ» выставил на торгах в среду, написано Александром II-м в 1868 году, за 12 лет до того, как княжна Екатерина Долгорукова стала его морганатической супругой...

    Обычно личные письма императорской фамилии хранят в официальных закромах — в Государственном архиве РФ. Там и хранятся указы, приказы, приветственные адреса и даже ученические тетради императора Александра II. Но письма, объявившиеся в частных коллекциях — большая редкость. Тем более, столь откровенного характера, как письмо любовнице Александра, княжне Екатерине Михайловне Долгоруковой.

    “Мои мысли были полны, как обычно моим милым чертенком, который простит меня и пообещает еще большее наслаждение, чем в нашу первую встречу», - пишет император 19-летней Катеньке.

    В госархиве хранится примерно 6000 писем и записочек, которые влюбленные написали друг другу за время своего знакомства. Постоянная потребность хоть что-то узнать о любимой заставляла императора писать ей утром, днем, вечером, даже в полночь — как только выдавалась свободная минута. Все эти записочки передали госархиву Ротшильды — в обмен на свой семейный архив, всплывший в СССР после Второй мировой войны.

    Письмо, которое за 240-300 тысяч рублей предложил купить на аукционе «Кабинетъ», одно из самых откровенных в этой скрытой переписке.

    «В ожидании нашего свидания, я опять весь дрожу. Я представляю твою жемчужину в раковине», - пишет царственный любовник (орфография и пунктуация сохранены). Письмо датировано 1/13 октября 1868 года. И даже пронумеровано - №244. Император брался за него несколько раз — письмо разделено пометками «9 часов утра», «5 часов дня, на вилле», «12 ночи. В Лисино». Дорогим Ангелом и своей дорогой женушкой называет Александр юную Екатерину Долгорукову, говорит, что в жизни с супругой Марией не может найти подобного.

    Ореховыми чернилами на русском, с изящными вкраплениями французского там, где все слишком лично, Александр делится с любимой:

    «Я приветствовал всех офицеров «Александра Невского» под командованием моего сына. Возвратясь в Зимний Дворец в 1,5 (в час с половиною - Л.С.), я получил твое письмо №251 и твой конверт, не имея возможности его открыть. Но я тебя заранее благодарю за те мечты, которые осуществятся и за наслаждения».

    И никаких — Е.И.В. Государь император. Все просто: «счастлив, что я твой навсегда».

    Конкретные места свиданий, как поля битв военачальниками, заранее выбирались Шебеко, остававшейся главным хранителем высочайших секретов. В мае 1866 года скончалась княгиня Вера Долгорукова, так и не сумевшая сделать свое полтавское имение прибыльным и обеспечить приличное приданое дочерям.

    Теперь Тепловкой распоряжался, и достаточно бестолково, старший сын Долгоруковых Михаил, который мог посылать братьям и сестрам по 50 рублей в год, смешную сумму для столичных офицеров и барышень большого света. Катя и Маша продолжали получать стипендии из средств государя (хотя старшая из них уже не училась в Смольном).

    Братья, окончившие корпуса, перешли на службу в военное ведомство. Влюбленные же продолжали скитаться в поисках укромных мест свиданий, в Петербурге таких мест оказалось на удивление мало. Одно время они встречались на квартире брата Кати - Михаила, но тот, боясь общественного осуждения, отказал им в приюте, чем очень удивил императора.

    Нашему герою казалось, что никто в городе не замечает его отношений с Долгоруковой, хотя петербургское общество уже начало судачить в предвкушении грандиозного скандала.

    Как говорили, Александру Николаевичу вообще была свойственна уникальная способность верить, что никто не видит того, чего он не хочет, чтобы видели. А может быть, все объяснялось тем, что монарх считал, что никому не должно быть дела до его личной жизни.

    В июне 1866 года в Петергофе праздновалась очередная годовщина свадьбы Николая I и Александры Федоровны. В трех верстах от главного Петергофского дворца находился замок Бельведер, покои которого предоставили гостям праздника.

    Сюда Варвара Шебеко  и привезла ночевать Долгорукову, а сама устроилась в соседних апартаментах, чтобы создать впечатление, что девушка постоянно находилась под ее неусыпным наблюдением.

    В тот вечер Катя отдалась императору, и тогда же Александр Николаевич сказал ей: «Сегодня я, увы, не свободен, но при первой же возможности я женюсь на тебе, отселе я считаю тебя своей женой перед Богом, и я никогда тебя не покину».

    Дальнейшие события показали, что слова императора в столь деликатных вопросах не расходились с делами. Расстаться, правда на непродолжительное время, им пришлось достаточно скоро.

    Петербургский «свет» узнал о происшедшем в Бельведере практически тотчас (бог весть, как это происходит, но ведь есть поговорка или чье-то удачное выражение: в России все тайна, но ничто не секрет).

    И Екатерина Михайловна была вынуждена уехать в Италию, чтобы дать время пересудам уняться. Слухи все равно поползли по столице, причем воображение представителей бомонда оказалось гораздо грязнее, чем у простолюдинов, которые видели в Долгоруковой всего лишь императорскую «демуазель».

    В «верхах» же утверждали, что княжна невероятно развратна чуть ли не с пеленок, что она ведет себя нарочито вызывающе и, чтобы «разжечь страсть императора», танцует перед ним обнаженная на столе (вообще-то подобные предположения оскорбляли не только Долгорукову, но и самого Александра Николаевича. И вообще, кому какое было дело, чем и как они занимались?).

    Судачили и о том, что она в непристойном виде проводит целые дни и якобы даже принимает посетителей «почти не одетой», а за бриллианты «готова отдаться каждому».

    Вот уж воистину, мера испорченности и злости определяет оценку происшедшего. После отъезда Долгоруковой в Италию на первый план вновь выходит мадемуазель Шебеко, пытавшаяся затеять очередную головокружительную интригу.