Будем жить! главы 1-9

Глава 1 Арсенал

          14 мая 1992 года взорвался арсенал Тихоокеанского флота в районе Вторая Речка во Владивостоке. На воздух взлетели 240 вагонов мин, гранат, артиллерийских снарядов. Ранены несколько десятков человек. Трясло районы Второй Речки, Баляева, Зарю, а багровое зарево стояло в полнеба. Были даже такие, кто всерьез подумал - война.            
                (Из интернета)

 
      Май девяносто второго года запомнился жителям района Вторая речка надолго. Я вернулась с завода часов в шесть вечера. Очень хотелось есть. Какой-то рабочий аврал не позволил мне пообедать, за что я и расплачивалась сейчас спазмами желудка. Заглянула в холодильник, вытащила кастрюльку, в которой была вчера приготовленная тушёная картошка с мясом. Вот-вот должна была подойти из школы дочка. Надо бы подождать её и вместе поужинать. Но желудку не понравился ход моих размышлений, о чём он и заявил мне новыми спазмами. И я сдалась, поставив греть картошку на плиту в небольшой эмалированной мисочке.

       Вдруг что-то бабахнуло, потом ещё... потом просвистело. Звуки эти шли со стороны школы, в которую ходила дочь.
      - Опять какие-то учения! Надо бы побежать встретить, - подумала я, выключая плиту и наскоро заталкивая в рот парочку ложек картошки. Она толком не успела разогреться, но всё равно была чертовски вкусной.
      Снова бабахнуло. Чёрт! Надо бежать! Канонада какая-то! Точно у школы! Вечно в этой школе что-нибудь придумают!

     Отставив чашку, выскочила из квартиры, набросив на плечи ветровку.
Была середина мая, деревья зеленели молодыми, ещё не запылёнными листьями, и, несмотря на то, что по ночам было ещё прохладно, в воздухе вовсю ощущалось лето!

      Дочку увидела сразу, выбежав из подъезда. Она тоже увидела меня и побежала ко мне вдоль дома. Глядя на то, как тяжёлый портфель оттягивает вниз её правую руку, как скривилась в одну сторону её хрупкая фигурка, я опять пожалела о том, что не настояла на покупке ранца, который можно носить за спиной, сохраняя осанку.

      За мной из подъезда выскочили соседи с пятого этажа. Это были Костя, по детской ещё кличке – Слон, благодаря особенностям телосложения, с женой Ольгой, удивительно похожей формами тела на мужа, и их двумя детьми. У Ольги в руках были детские резиновые сапожки.  Поспешно переобув детей на лавочке у подъезда, семья «Слонов» куда-то побежала.

      - К морю пойдём, к морю! – взволнованно повторяла Ольга.

      Я не общалась с этой семьёй, после того, как Костя пытался кинуть на деньги моего мужа после совместной работы по замене кровли одного из больничных комплексов, потому и не стала спрашивать, по какому поводу паника.

      Между тем, из трёх подъездов нашего дома выходили жители, да и на улице было непривычно многолюдно!

      Забрав у дочери портфель и удерживая её за руку, спросила у мужчины из нашего подъезда:
      - Что-то случилось? Не знаете, что это за бомбежка?
      - Так Арсенал горит, снаряды взрываются! Ты что, радио не слышала? Эвакуироваться надо, бежать!
      По прежнему держа дочку за руку, я заторопилась домой. Бросив портфель, поставила греть картошку для Наташи, включив радио на полную громкость! Голос в радиоприёмнике был очень строг и краток:
      - Всем жителям улиц (далее шло перечисление наших улиц: Русская, Давыдова, Кутузова…) настоятельно рекомендовалось, взяв с собой документы, деньги и ценные вещи, незамедлительно покинуть квартиры и двигаться по направлению к железнодорожной станции, где следует сесть в электропоезда, следующие в загородную зону.
      Я знала, что такое Арсенал Тихоокеанского флота. Это более двух миллионов снарядов, а если там пожар... куда сейчас полетят эти снаряды?
      Но думать особо не было времени.  Пока я собирала документы, поторапливая дочку с едой и переодеванием, с улицы доносились хоть и не такие частые, но страшно ухающие звуки, сопровождаемые свистом.
      Трясущимися руками я скотчем крест-накрест заклеивала стёкла на окнах по совету одной из бабушек с нашего подъезда. Наконец, мы выбежали из дома, пробежали по двору и влились в огромный поток людей, двигающийся по нашей улице Русской, заполоняя собой не только тротуары, но и проезжую часть.
      Всё это напоминало кадры из военных фильмов. Нескончаемый поток людей, уставшие сосредоточенные лица... Думаю, что многие не успели после работы даже поужинать. Люди шли семьями: дедушки, бабушки, дети.  Совсем маленьких несли на руках, кого-то катили в коляске. Так же, как и детей, люди несли своих котов и мелких собачек, а те, что покрупнее покорно шли на поводке, не обращая на сородичей внимания, словно понимая серьёзность момента.
      Мы с дочкой вписались в этот поток, который двигался не быстро оттого, что очень много было пожилых людей и детей. Паники не было. А само движение было, однозначно, организованным. Мой взгляд через некоторое время стал выхватывать по краям потока людей, которые и направляли движение. Люди в форме и без неё, видимо, в спешке поднятые по тревоге, стояли, как оцепление, через определённое расстояние. Порою от них поступали рекомендации одеть головные уборы себе и детям. Кто-то, из идущих рядом мужчин, сказал:
      - Боятся радиоактивной пыли… Кто его знает, что там рвётся?..
      Ускорив шаг, мы с дочкой поравнялись с пожилой парой. У мужчины был рюкзак за спиной, в руках кот, а позади плелась без поводка лохматая старая собака...
      Позади послышались нетерпеливые сигналы машин «скорой помощи». Толпа людей вздрогнула и расступилась, образуя коридор на проезжей части улицы. Продолжая сигналить, машины прибавляли ход в освобождённом пространстве.
      - Один, два, три четыре, пять шесть... - считал кто-то вслух белые машины с мигалками и красными крестами, - Неужто столько раненых???
      - Да нееет! -отозвался другой мужской голос,- Это больницы, Тысячекоечную и Рыбаков эвакуируют!
      Опять раздался вой сирен, и люди вновь уступили дорогу, сбиваясь кучнее к тротуарам по обеим сторонам проезжей части улицы.
      Это надо снимать на киноплёнку! - подумала я и порадовалась, что Женька сегодня на суточной смене где-то под Артёмом добывает свой агар из морской капусты. Это была его новая работа.
      Мне так странно, что сегодня я не нашла ни одного снимка в интернете, запечатлевшего эвакуацию целого района. Нашлись разные видео - интервью с военными, с пожарными, с танкистами, проводившими разведку в районе очага пожара. Но никто не запечатлел мирных жителей.
      Меж тем, людской поток пересёк проезжую часть широкого Океанского проспекта и, не изменяя направления, двигался к автовокзалу и ближайшей железнодорожной станции.
      Собственно, целью было погрузиться в вагоны электричек, которые умчат людей на безопасное расстояние. Никто не мог предугадать, в какую сторону полетит очередной взорвавшийся снаряд и на какое расстояние. Чем будет он начинён?
      На станции все организованно грузились в вагоны. Отъезжала одна электричка, и на её место подавалась следующая, заполнялась вторая, а на подходе была ещё одна. Я заметила, что в обратную сторону, в город, шли практически пустые вагоны.
      - Мама! - тянула меня за руку дочь, - Мы едем?! Поехали!
      Но меня что-то останавливало и не давало последовать за основной массой людей. Наконец, решившись, я сказала:
      - Едем! Но только в город! На морской вокзал. Там точно не пропадём, и поесть можно, и не замёрзнем!
      Морской вокзал города Владивостока находился прямо напротив железнодорожного и являлся конечной остановкой всех электропоездов. Мой большой опыт всяческих передвижений по стране позволял мне уверенно себя чувствовать на любом вокзале любого города. А привычка не следовать за толпой всегда являлась частью моей натуры. Мы с дочкой запрыгнули в почти пустой вагон электрички и минут через пятнадцать были на месте. Здесь, практически в центре города, канонада казалась приглушённой, зато стала более частой.
      - Блииин, - думала я про себя, не желая пугать дочку, - Неужто одни руины останутся от наших домов? И как ещё повезло, что пока мы шли, ни один снаряд на нашу голову не свалился!
      Уже стемнело. И похолодало. На морском вокзале было тепло и уютно, горели красивые большие люстры, звучали объявления, работали киоски Союзпечать, Сувениры.  А ещё там было много людей совсем не похожих на пассажиров.  Про себя я подумала, что не одна я такая умная. Через некоторое время, поднявшись на антресоли второго этажа, облокотившись на перила и глядя вниз на центральный зал сверху, Наташа увидела парочку своих одноклассников с родителями. А еще минут через десять прозвучало объявление, что видеосалон «Ассоль» приглашает эвакуированный народ расположиться на его территории.
      Это была достаточно большая комната, и в ней рядами стояло много мягких стульев. На одной стене был натянут экран, на котором уже показывались мультфильмы. Давки не было. Мы нашли два свободных места и выдохнули. Люди устраивались на стульях, кто-то распаковывал захваченную из дома еду.
      - Ничего! Будем жить! - говорила громко энергичная женщина средних лет в компании трех мужчин, весело и с аппетитом жующих бутерброды с колбасой. Выяснив, что все свои наелись, предложила громко:
      - Товарищи! Кто будет бутерброды?!
      - А с чем бутерброды? - поинтересовался народ.
      - С колбасой! - весело объявила женщина.
      - А давайте! - пробасил мужской голос.
      - И мне!.. И мне! - раздалось из разных уголков помещения.
      Через минуту хозяйка бутербродов смущённо сказала:
      - Товарищи! Колбаса закончилась! Кто-то будет хлеб?
      Но хлеба без колбасы почему-то никто не захотел.
      - Зажрались! - подумала я.
А ещё минут через пять прозвучало объявление, что одно из кафе приглашает бесплатно перекусить пирожками, бутербродами и кофе.
      - Пойдём? - спросила я дочку, и сама же ответила:
      - Да пойдём! Кто знает, что дальше...
      Но пока мы нашли нужное кафе, там уже даже платно ничего не было, кроме воды. На стулья вновь идти не хотелось, и мы, прихватив бутылочку с водой, вышли на улицу и остановились на мостике, под которым шли составы с вагонами и блестели в свете фонарей железнодорожные пути.
      Мы стояли, обнявшись, и смотрели в сторону нашего района города, где остался наш дом, и откуда сейчас продолжала звучать канонада, а всполохи пламени расцвечивали небо своим светом. Замёрзнув, вернулись в вокзал. На входе в туалет стояла не слишком большая, но очередь. Прочитав информацию о стоимости услуги, я полезла с сумку за кошельком. Но женщина, принимающая на входе деньги вдруг спросила:
      - Вы ведь со Второй речки?
      - Да! - ответила я, добавив невесело: - Разоримся здесь у вас!
      - Для вас бесплатно, проходите! - сказала женщина.
      - Мы тоже со Второй... - раздались за нами голоса.
      - Проходите! Дано указание: с беженцев деньги не брать!
      И я опять поразилась этому слову «беженцы», потому что оно было чужеродным, из далёкого военного прошлого, но и порадовалась этой заботе.
      Устроив Наташу спать на составленных сиденьями навстречу друг другу стульях, я ещё несколько раз выходила на улицу постоять на мостике и пообщаться с такими же, как и мы, беженцами.
      - Кажется, стихает? - спрашивал кто-то, слушая минутную тишину ночного города.
      - Думаете, потушат? Там же столько!.. Да они месяц рваться будут!
      И, словно в подтверждение этих слов, небо вновь вспыхивало неправильным фейерверком, наполняя наши сердца тревогой и отчаянием.
Глава 2

Люди в видео салоне спали, кто на одном, а кто и на нескольких стульях, кому как повезло устроиться. Время приближалось к шести утра. Канонада стихла, что позволяло думать, что всё закончилось. Нас было человек двадцать таких не спящих, которые провели ночь на ногах, уступив место для отдыха кто детям, кто жёнам. Неизвестность тяготила. Хотелось вернуться к привычному образу жизни, забраться дома под уютное одеяло и, наконец-то, погрузиться в сон.
«В шесть утра начинает ходить общественный транспорт. Он не пойдёт до самого дома, скорее всего лишь до ближайшей к нашему району остановки, но там можно дворами...»
Я разрабатывала план, стараясь не думать о том, стоит ли вообще мой дом на месте? А если стоит, то не попал ли в него снаряд??

      Ещё двадцать пять минут продержаться, и можно будить дочь.
Дочка спала скрючившись и поджав ноги на двух неудобных стульях. Впрочем, все, кроме устроившихся прямо на полу, терпели те же неудобства.
Мне показалось, что Наташа даже обрадовалась, что я её разбудила.

- Домой?! - с надеждой спросила она.

Я сказала: - Попробуем!

      И мы пошли на остановку автобуса.
Как я и предполагала, конечной остановкой была улица Постышева. Дальше мы пошли пешком. Утро было солнечным, прохлада бодрила и заставляла прибавлять шаг.

      В районе пересечения нашей улицы Русской с Океанским проспектом ходили люди. Я догадывалась, что оцепление не снято и совсем не собиралась привлекать внимание этих людей, а потому свернула направо, как только прошли мостик через речку, именуемую Второй, в честь которой и был назван наш район. Сам же район был окутан сероватым туманом, сильно пахло порохом...

      И вот уже мы обогнули бывший дом моей подружки Ленки, которая жила сегодня на другом конце города, вот большая и красивая территория детского сада, куда ходила моя дочь до школы...

      Все дома были целы. Странно было идти по безлюдным, задымлённым дворам. Солнце ещё только начинало свой путь по небосклону, но его лучи уже вовсю пробивались сквозь, окутавший дома туман из порохового дыма, разрывая его в крупные клочья.

      - Был бы ветерок, - думала я, он бы быстро унёс напоминание о сегодняшней ночи.

      А вот и наша пятиэтажка! Чуть вдалеке маячило двое человек из патруля. Дождавшись, когда патрулирующие улицу, повернувшись к нам спиной, начнут движение к другому дому, мы, соблюдая осторожность, буквально просочились в свой подъезд.

      В квартире все было тихо и спокойно. Раздевшись лишь наполовину, чтобы в случае чего не тратить много времени на одевание, легли на диван, укрылись пледом и тут же уснули.   

      Проснулась я часов в двенадцать дня. По каким-то внутренним ощущениям поняла, что в доме мы уже не одни. Слабая звукоизоляция стен подтверждала это. Включила тихонько радио, чтобы не будить всё ещё спящую дочь, и пошла варить суп. А через полчаса взрывы повторились.

      В дверь позвонили. Я открыла, уже понимая, что придётся опять куда-то двигаться. Милицейский патруль из трёх молодых парней обходил квартиры. Один остался дожидаться, пока мы соберёмся и выйдем, а остальные пошли выше проверять квартиры верхних этажей на наличие людей. Мне до слёз было жаль только что сваренного горячего супа, но пришлось разбудить дочь, взять сумку и уйти.

      Народу в этот раз было много меньше, вероятно потому, что многие не возвращались домой из вынужденной эвакуации. Взрывы стали привычными и воспринимались уже не так остро. Мы дошли до здания автовокзала, и присев устало на выступ в фасадной части здания, который в деревенском доме именовался бы как завалинка, я подумала, что никуда уже не хочу бежать. За всё это время мы толком даже не ели. Опять вспомнился суп, оставленный горячим на плите...
      - Никуда мы больше не побежим! - сказала я дочке. Дом стоит торцом к месту, откуда может прилететь снаряд. В окно он точно не попадёт. Мы живём на третьем этаже в самой середине пятиэтажки. Самое безопасное место! О том, что взорвавшийся снаряд может быть начинён химией, я старалась не думать.
      Проторенным путём, по внутренним дворам, избегая открытых мест, мы вновь подошли к своему дому. В квартире нас ждал сюрприз: на Наташином маленьком диванчике поджав длинные ноги и обняв белую мохнатую обезьяну, спал Женька. Обезьяна была любимой мягкой игрушкой дочери, подаренной бабушкой, моей мамой.
      - Да вы обалдели! - сказал Женька, увидев нас,
      - Здесь же опасно!

- Зато здесь суп! - отрезала я, - И мы пошли есть!
      - Суп вкусный! - согласился Женька, - Я ел! А давайте, я за вами поухаживаю!
      И он потрусил на кухню накрывать на стол.


Глава 3
       Арсенал загорелся в четверг, а в субботу всё как-то успокоилось, заработали магазины, и дым, окутавший наши дома, если и не исчез совсем, то стал мало осязаем или же просто привычен.
      В понедельник завод заработал в обычном режиме. Производительность труда была низкой, потому что люди делились друг с другом пережившим, и у каждого была своя история эвакуации.

      Например, моя подруга Марина, работающая секретарём начальника цеха, очень симпатичная, ладно сложенная невысокая шатенка, в четверг вообще не отразила истинных событий. Мариночка жила в заводском доме, стоящем напротив корпусов завода, в крошечной квартирке, которая, хоть и находилась на девятом этаже, но окнами упиралась в склон сопки.

      Именно это обстоятельство, по-видимому, настолько глушило звуковую волну от взрывающихся на Арсенале боеприпасов, что Марина не усмотрела ничего опасного в этой негромкой канонаде.

      Спать легла пораньше, а утром в пятницу встала, собралась и пошла на работу.
      То, что по дороге на завод никого не встретила, удивило. И вообще было ощущение нереальности происходящего.

      На подходе к заводу Марину остановил милицейский патруль.
      - Девушка, куда вы направляетесь? - спросили её.
      - На работу! – честно ответила ничего не подозревающая Марина.
      - Откуда идёте?
      - Из дома! А в чём дело? - заволновалась Марина, наконец-то понимая, что, вероятно, проспала что-то важное.

      По итогу, её сопроводили домой, подождали, пока она возьмёт необходимые вещи и документы и выйдет из оцепленного опасного района.

      На проходной завода в понедельник стояли найденные на заводской территории корпуса снарядов, вернее их половинки, похожие на маленькие ракеты, торчащие осколками вверх.  Высота этих покорёженных снарядов достигала, по моим прикидкам, один метр двадцать сантиметров.

      Говорили о том, что по счастливой случайности пострадали лишь две жилые квартиры, куда попали снаряды и, рикошетя об стены, уничтожили всю обстановку. Ещё несколько застряли в стенах домов. Всю неделю по району ходили стекольщики и стеклили треснувшие и разбитые окна.

      Подростки и молодые люди, презрев опасность, ещё долго проникали в запретную зону в поисках неразорвавшихся снарядов, зачем-то пытались их вскрыть или поджечь, что заканчивалось весьма плачевно.
      С Мариной, после той истории с Арсеналом мы ещё больше сдружились. Она была в то время вся такая, как бы я сейчас сказала, «девочка-девочка». Стильно одетая, очень добрая, спокойная и улыбчивая. Бывает женская дружба, когда одна девочка несомненно выигрывает на фоне другой. Но это был не наш случай. Я, правда, девочкой быть не могла себе позволить. Я была мастером, а значит должна была часто по-мужски решать какие-то вопросы, да и в семье всё держалось на мне.

      Вспоминаю один характерный случай, показывающий душевную щедрость моей Марины. У завода был свой магазин, как продуктовый, так и промтоварный, в который мы бегали в обеденный перерыв, зажав в руке пропуска, дающие нам какой-то приоритет в покупке, как работникам завода. Возможно, что какие-то вещи продавались только для «своих» по предъявлению данного пропуска.  Иногда в этом магазине можно было купить хорошие и дефицитные вещи.  Так однажды мы попали в магазин, когда там продавались очень красивые, трикотажные, ярко красного цвета кофты.
 
      - Я беру! - сразу сказала Марина, - Замечательная кофточка!

      Кофт было две, но я с грустью подумала, что я не могу купить вторую, потому что мы дружим, работаем в одном цехе, и, вообще, Марине она подойдёт больше, чем мне!

      Но Марина уловила тень на моём лице и сказала:

      - Ты что, душа моя, загрустила? Тебе тоже нравится? Так покупай тоже!
Это совершенно не страшно, что одинаковые, даже если мы и наденем их в один и тот же день!

      И я купила! И мы, действительно, в какой-то день, не сговариваясь, пришли на работу в одинаковом наряде.
 
      - Пошли, сестра, покурим! - сказала мне Марина, увидев на мне красную кофту,
      - Ох и вкусная у меня сегодня сигаретка, «Парламент», называется.

      Вспоминая Марину, всегда вспоминаю её слова: «Душа моя, один раз живём!»

      Она умела выживать, когда денег совсем не было, и так красиво, со вкусом, умела себя радовать, когда они появлялись! Никакого понятия «про запас» или «растянуть на подольше» для неё не существовало!

      Когда нам стали задерживать заработную плату, у неё надежда была лишь на алименты, что присылал на дочку её бывший муж. Муж был добросовестный и Марину подводил редко.  Дочка жила с её мамой на Украине в городе Черкассы, куда Марина мечтала уехать при первой же возможности.
      А, пока что я, в выходной день, сварив супчик из сайры и отлив его из кастрюльки в баночку для Марины, шла с дочкой к ней в гости!
 
      - Как хорошо! - радовалась Марина,
      - Жить будем! А я вот рисик сварила, и в духовке его слегка запекла! Больше нет ничего. Вот, уговариваю Липу поесть!

      Липой звали кошку Марины, которая постилась вместе с хозяйкой в трудные времена.

      - А вчера, - рассказывала Марина, улыбаясь и радуясь, -  у меня Липа добытчицей была: вылезла в форточку на кухне, по карнизу девятого этажа добралась вон до того балкончика, а там, видимо, хозяин рыбу оставил, так она мне две маленькие камбалёшки принесла!

      - Но мы с ней их вчера съели! – тут же печалилась она и вновь сияла улыбкой:
      - Зато у меня есть коньячок!!! Будем жить, душа моя!

      - Мы пили коньячок, закусывали рисиком и обязательно пели песни по песеннику, который я брала из дома, случайно обнаружив его среди книжек своего мужа.
 
На вечернем сеансе
В небольшом городке
Пела песню актриса
На чужом языке.
Сказки Венского леса
Я услышал в кино.
           Это было недавно,
           Это было давно...

      Это была одна из наших любимых песен.
Пели мы втроём, потому что моя дочь Наташа тоже пела с нами. И нам, втроём, было очень хорошо!

      Сегодня моя дочь прекрасно поёт в караоке. Не с тех ли времён появились у неё любовь к пению?!

      Ещё через год Марина сможет продать свою маленькую квартирку вновь пришедшему на завод молодому и семейному инженеру, заручившись поддержкой кого-то из руководства завода.

      Как получилось в то время решить этот вопрос, можно только догадываться.  Марина прописала у себя жену молодого инженера, и через несколько дней он принёс на завод семь миллионов рублей, упакованных в семь толстых пачек.

       Мы с подругой были в шоке, потому что, одно дело внести что-то через проходную, а другое дело вынести, не привлекая внимания вахтёров. К тому же эти деньги оказались жутко тяжёлыми.

      Мы как могли распихали пачки с банкнотами по себе и по сумкам, и с показной лёгкостью выпорхнули за пределы проходной. В подъезде Марининого дома сбросили часть пачек в сумку и тащили её вдвоём на девятый этаж, потому что лифт в этом доме, по каким-то причинам, никогда не работал.

      В этот день я узнала, какими тяжёлыми могут быть бумажные деньги!
Дома Марина села на пол, пересчитала деньги и просто сложила их в большую коробку, которую поставила в ванной комнате на высоко расположенную полку, где стояли стиральный порошок и прочая химия.

      И в этот же вечер в крохотной Марининой квартире гуляла толпа народу, потому что Маринка накрыла «отходную»!

       Уходя от неё вечером достаточно рано, я всерьёз опасалась за судьбу коробки, но ничего плохого не случилось!

       А в ближайший выходной мы с Мариной посетили Уссурийский вещевой рынок, где она недрогнувшей рукой купила себе ворох красивой одежды и обуви. Был заказан контейнер, куда всё это загрузилось, включая новенький японский телевизор, а сама Марина с одним чемоданом, дамской сумочкой и кошкой Липой, в купленной для этого случая переноске, аккурат 8 марта улетела на Украину, где живёт и продолжает работать сегодня, любя и пестуя замечательного внука.  И даже мама Марины сегодня жива. Нет только в живых уникальной Марининой кошки Липы.



Глава 4

      Был обычный рабочий день на заводе. И было паршивое настроение. Третий месяц не выплачивают зарплату. Планёрка прошла вяло. Самым острым вопросом был вопрос о зарплате. Где деньги за выполненный заказ?
      - Что вы такие наивные? - спросил начальник, - Нет давно денег, и за тот, что сейчас делаем, тоже перечислены, и их тоже нет...
      - Крутят в банках под процент! - сказал кто-то.
      После планёрки я задержалась в кабинете начальника цеха и сказала ему:
      - Так жить нельзя! Мне нечем кормить ребёнка, не то, что себя. Уволюсь, наверное!
      - Да погоди! - сказал Александр Николаевич растеряно:
      - Должны же эти бараны наверху когда-то опомниться! Куда ты пойдёшь?
      Александр Николаевич в сложных моментах всегда переходил на «ты» с мастерами участка, подчёркивая «равенство и братство»
      - Вот! - протянул он мне ключ,
      - Это от моего старого кабинета ниже этажом. Сходи, там комнатка есть, в ней ящики стоят с консервами: колбасный фарш и сгущёнка. Возьми, сколько надо! И Лену Поливанову с собой возьми. Девка одинокая, ни родни, ни мужа...
      Лена Поливанова была мастером участка монтажа в нашем цехе. Видимо, однажды Лена с кем-то пооткровенничала, потому что мне откуда-то было известно, что она в свои тридцать лет считалась в цехе старой девой, имела маленькую квартирку и полное отсутствие родственников.
      Совсем недавно у нас в цехе произошло слияние двух цехов, в связи с чем мы получили в качестве нового начальника цеха Александра Николаевича, старый кабинет которого находился этажом ниже.
      Александр Николаевич не скрывал, что с началом перебоев с выплатой зарплаты, он с напарником решил запустить, параллельно с работой на заводе, собственный бизнес в виде продуктового контейнера на рынке, закупив на личные средства различные консервы.
      Но что-то пошло не так, прибыли не было, а ежемесячные выплаты, в виде налогов и оплаты за место, были ежемесячно.
      В итоге Александр Николаевич с напарником продали контейнер за бесценок, а консервы поделили между собой, часть из которых и «приехала» на завод.
      Я нашла Лену и мы отправились с ней на третий этаж. Внутренне стыдясь и не имея привычки получать что-либо в этой жизни бесплатно, а так же, чтобы не привлекать внимание голодного народа, взяли совсем скромно: по две банки фарша и по одной банке сгущённого молока.
      Вернувшись на рабочее место и спрятав банки в пакете в стол, я занялась бумажной работой.
      Через какое-то время ко мне подошла бригадир моих монтажниц Галя Токарева и положила передо мной на стол шоколадную конфету в яркой обёртке.
      - Что это?! Откуда?!- спросила я.
      - Угощайся, Витальевна! - весело сказала Галка,
      - Муж зарплату принёс! И конфет, целый мешок! Всем девчонкам нашим по конфетке дала!
      Галка отошла, но через минуту вернулась и положила вторую конфету, сказав:
      - Ты же дочке отнесёшь, не съешь! Поэтому, та - Наташке, а эта тебе! У ребёнка должна быть здоровая мать!
      Я не знаю, как живёт сегодня Галя Токарева с её язвой желудка и другими болячками, и живёт ли, но эту конфету я очень хорошо запомнила, как и саму Галю, вспоминая о ней всегда с теплотой в душе. А фразу её: «У ребёнка должна быть здоровая мать!», я повторяла потом много раз в жизни, обращаясь ко многим девочкам и женщинам. Хорошо бы эти слова запечатлеть на плакате, и повесить этот плакат в каждой детской поликлинике.
      …Консервы в столе радовали, но как купить хлеб? Если купить, то завтра нечем будет оплатить проезд на работу...

      Меж тем, по участку быстрой походкой спешил куда-то Сергей Отрощенко, сборщик с моего участка. Сергей был высок, худощав, любил выпить и отличался удивительной способностью находить деньги.
Он брал взаймы у всех подряд, даже не запоминая у кого и сколько. Отдавал же всем безропотно ту сумму, которую заявят в день получки. А через день вновь обходил цех в поисках доброй души.

      Увидев меня, сидящую за своим столом, Серёга резко изменил направление и зашагал ко мне.
      - Ха! - подумала я, - Нашёл у кого спрашивать про деньги! - и, решив пошутить, опередив Отрощенко, спросила:
      - Сергей, у тебя, случайно, нельзя немного денег перехватить? Кажется, в этом месяце обещают выплатить часть от зарплаты...
      - Ооо!!! – затормозил резко Отрощенко, немного не доходя до моего стола
      - Да откуда у меня? Сам хотел у Вас спросить...
      Он повернулся и задумчиво пошёл по направлению к другой части цеха. Потом, вдруг, вернулся и спросил:
      - Витальевна, Вы серьёзно про деньги?
      - Серьёзно, - вздохнула я, - на полбулки хлеба даже нет...
      - Ща! Погодите! - сказал Серёга, и куда-то заторопился, быстро передвигая свои худые и длинные ноги. Полы его распахнутого рабочего, будучи когда-то белым, а сейчас серого халата бодро подлетали при каждом его шаге.
      Я, не приняв всерьёз его последние слова, про себя похихикала над тем, как я отбила атаку, и углубилась в работу.
      На каждого человека на участке надо было подать наряд, отметив в нём всю выполненную работу. Кому-то добавить позиций, кому-то оставить, как есть, без изменений. У рабочих была сдельная оплата труда. Выполнение каждой позиции стоило каких-то денег и разделялось по классу сложности. Например, на монтаж жгута давалось пятнадцать минут, и стоило это рубль пятьдесят копеек. Опытная монтажница могла выполнить эту работу за восемь минут и, конечно же хотела прихватить все имеющиеся жгуты в заказе и сделать их за один раз. Если пойти у неё на поводу, то готовых жгутов будет заготовлено на полгода вперёд, она заработает, но трудоёмкие блоки, на которые даётся 40 минут на штуку, а уходит, на самом же деле, час времени и стоит два рубля за блок, брать в работу никому не выгодно, но без них не соберётся изделие.
      В итоге все работали, а на выходе пусто. И цех не заработал. И именно мастер своим пониманием технологии, расценок и интересов, порою совершенно противоположных, «верхов» и рабочих, должен регулировать этот процесс, как и многое другое.
      Когда я пришла на участок, то иногда попадала по незнанию в ситуацию, когда этого много, а того мало. И опытные бригадиры умудрялись распределить работу так, как выгодно себе и ещё некоторым «приближённым», но я быстро училась на ошибках и полностью стала контролировать этот процесс.
      Сергей появился неожиданно, он выглядел очень довольным и шёл он опять к моему столу.
      - Я нашёл двадцать рублей! - сказал он, - для Вас!!!
      У меня не было слов!!! Он, действительно, решил мою проблему как минимум на три дня!
      На следующей неделе цех получал долгожданные деньги. Не в полном объёме, но мы были и этому рады.
      Я, отдавая Сергею двадцать рублей, спросила его, помнит ли он, у кого их взял взаймы? На что Отрощенко ответил так: «Не помню! Но, кому задолжал, все с меня уже взяли! Можете не переживать!»
      Деньги выдавала экономист цеха, а рядом на свободном столе лежали для продажи кошельки, перчатки кожаные, колготки детские с рисунком и прочими, не слишком дорогими товарами. Это Мария Николаевна, наша начальник отдела планово-диспетчерской службы, уже два раза побывавшая в Китае, разворачивала свой маленький бизнес.
      - Пошли, поговорим? - обратилась ко мне мастер соседнего участка Тамара, высокая, статная, очень симпатичная и приятная во всех рабочих моментах женщина.
      - Смотри, Лена! Надо как-то выживать! - сказала она, - Вот Маша стала привозить товар из Китая и сдавать в магазины. Не хочешь начать маленький бизнес вместе со мной с Китайского рынка, пока у нас есть хоть какие-то деньги?
      Я хотела. Я хотела всё, что угодно, лишь бы не влачить нищенское существование. К тому же, опыт у меня кое-какой уже был. И этот опыт заслуживает отдельного рассказа.
****
      Два года назад случился первый опыт моей коммерческой деятельности.
      На момент переезда из Магаданской области в Приморский край моей маме было около 53 лет и она была очень энергична. Купив квартиру и поселившись в пос. Зарубино, она сделала ремонт в квартире, не без нашей с Женькой помощью, и, через некоторое время, её двухкомнатная квартирка стала светлой и очень уютной.
      Я отвозила дочку к маме на лето вместе с велосипедом, где она каталась, загорала и купалась в бухте, носившей название Худовая, которая отличалась мелким прибрежным песочком, прозрачной спокойной водой и не меньше, чем на пятьсот метров вдаль от линии берега, умеренной глубиной от пояса по плечи! Прозрачность воды и только что просмотренный в кинотеатре фильм «Челюсти» заставляли меня судорожно всматриваться в толщу воды и в линию горизонта, страшась вдруг обнаружить там стремительно приближающийся к нам плавник кровожадной акулы. Но гладь моря в то лето была тиха и спокойна.
      И только Гулька, маленькая мамина собачка, то ли карликовый пинчер, то ли той - терьер, беззаботно нежилась в тёплых от солнца лужицах из морской воды на песке, оставшихся после отлива.
      - Нет, она точно не знает, что она собака! Смотрите, будто ванну принимает! - говорила мама, любуясь своей питомицей.
      В этот же период времени в стране прошла первая за мою жизнь денежная реформа. С ценами была полная неразбериха. В одних магазинах продавались товары по старой смешной цене, а в других по новой.
      - Эх! Купить бы про запас! - думала я, но финансы, как обычно «пели романсы», да и одна запасённая впрок позиция, выражаясь производственным языком, особо на качество жизни влияние не оказывала.
      Экономя на еде, приезжала я в Зарубино летом каждые выходные.  Первые пару лет это было не сложно, так как из Владивостока в Зарубино по морю курсировала скоростная «Комета», которая всего за два часа доставляла меня на место. Зимой путь был более сложный: четыре с лишним часа на пароме до посёлка Славянка и ещё часа полтора на автобусе. Когда паром не ходил, можно было добраться до Славянки поездом, а уж, если совсем повезёт, то вертолётом сразу в Зарубино всего за сорок минут.
      В каждый из приездов я помогала маме купить и принести продукты из местного магазинчика домой. В этот раз к продуктам мама решила купить свечи и спички. В посёлке бывали отключение света, потому покупка была очень актуальной.
      Упаковку свечей мы купили по какой-то новой цене, а вот спички были, по прежнему, по 1 копейке за коробок.
     - Ничего себе! - сказала мама, - Лен, а сколько спички стоят в городе?
      - Пятьдесят копеек, - сказала я. - Давай, купим 300 штук!
      - Надо купить все! - сказала мама. Мы и купили все. Их оказалось почти тысяча двести коробков. В воскресенье мы всем составом, я с дочкой и мама с Гулей, приехали в город, захватив половину купленных спичек. Пока я неделю самоотверженно трудилась на заводе, мама продала эти спички на «ура», пристроившись у пустого торгового киоска прямо на нашей остановке. Спички покупали почти все проходящие мимо мужчины по пятьдесят копеек.
      Это было такая фантастически лёгкая прибыль, что даже не верилось. Но факт был настолько очевиден, что мой мозг уже закрутился в нужном направлении. Съездив за второй партией спичек, мама продала и их, присоединив к ним коробку с «Беломором» и даже туалетную бумагу, которая продавалась почему-то в овощном магазине по старой цене, а в соседнем уже по новой, во много раз дороже.
      У меня был шок от происходящего. Я понимала, что все эти торгующие на улице люди тоже продают какие-то товары, играя на перекосах цен именно в этот период. И что кто-то в данный момент перепродаёт отнюдь не спички, а нечто более крупное, что приносит прибыли в миллионы рублей.
      Продав все спички, мама затосковала. Она готовила еду, занималась с внучкой и ходила на маленький рынок к Универсаму нашем районе.
      Однажды она ушла и пропала. Я уже вернулась с завода, отработав день, а мамы не было.  Я тревожилась и сердилась. Появилась мама лишь в районе семи часов вечера уставшая, но очень довольная. Рассказала, что около широкого крыльца огромного магазина Универсам образовался рынок стихийной торговли. Торговали, чем только можно: пивом, пирожками, первой ягодой, цветами, книжками из дома, первой редиской, зеленью и прочим. Всё это на пустых коробках из картона или на раскладывающихся маленьких столиках.
      Сам же Универсам был пуст в плане покупателей. Да и продавали в нём лишь лимонад, пиво, китовое мясо и кое-какую консервированную продукцию. Наглядевшись на народ, мама купила в Универсаме три бутылки пива и три лимонада, а спустившись с крыльца магазина, подобрала пустую коробку и встала в ряды продающих. Коробка, оказавшись достаточно большой, привлекла внимание женщины с пирожками.
      - Можно, я поставлю к Вам свои пирожки? - спросила женщина.
      Так они и стояли вместе.
      - Покупайте горячие пирожки! - призывала женщина.
      - Водичка, пиво! Водичка, пиво! - вторила ей мама, вновь и вновь возвращаясь в пустой Универсам, покупая у скучающих продавцов лимонад с пивом и возвращаясь к своей коробке, надёжно охраняемой женщиной с пирожками. День был жаркий, людской поток струился мимо торгового ряда, прихватывая как пирожки, так и воду с пивом, а так же первую редиску и зелень у соседей-продавцов слева и справа.
      - Представляешь?! - говорила мне мама, - Им лень преодолеть десять ступенек, чтобы зайти в пустой, прохладный Универсам, чтобы купить бутылку воды в полтора раза дешевле!
      - Сидела я тут у вас «кочкой» три дня просто так! - смеялась мама,
      - Да я сегодня треть пенсии заработала!
      - Подумать только! - говорила я, - еще года три назад этот процесс назывался спекуляцией и за него могли дать срок!
      - Завтра опять пойду после обеда, часам к трём! - заявила мама.
      - Я с тобой! - сказала дочка, - Буду тебе помогать!
У меня не было аргументов для того, чтобы отговорить их. На завод уже не было никакой надежды, на мужа тоже не было. Он, хоть и работал, но денег пока домой не приносил.

               

Глава 5

     Я не помню, что в 90-тые мы жили плохо! - сказала мне однокурсница, прочитав мои воспоминания об этом времени. Слово «плохо», наверное, не совсем правильное. Мы жили трудно. Кто-то, в другом регионе, возможно, что жил в эти годы легче. Но и в одном географическом месте люди живут по разному. Я жила трудно.

     Дочь закончила шестой класс, и я решила увезти её на Урал к маме, которая уже три месяца жила в Екатеринбурге. При бесконечных задержках на заводе заработной платы, я умудрилась «выбить» отпускные и осуществить задуманное.

     Мама продала свою квартиру за семь с половиной миллионов рублей и уехала. Но этих денег было явно недостаточно. Как раз в этот период появились всякие фонды, обещающие просто сумасшедший процент на вложенные в них деньги. А эта бесконечная реклама МММ: вложил деньги и купил жене сапоги! Потом появились другие… И тогда моя мама рискнула вложить деньги, ровно семь миллионов рублей, в Русский Дом Селинга, РДС.

       Я не знаю, какой ангел хранил и хранит до сих пор мою семью от больших финансовых потерь, но квартирный вопрос никогда не стоял перед нами остро.

      Мама жила у сестры, а деньги множились в РДС. И вдруг эта пирамида рухнула. И вкладчики побежали в РДС спасать свои деньги! Не все сразу поняли опасность и осознали её. Совершенно случайно мама оказалась в нужное время в нужном месте. По совету одной из вкладчиц она написала заявление в суд, за компанию, и, как бы это сегодня не казалось невозможным, смогла вернуть вместо семи миллионов - двенадцать. И это при том, что были заморожены проценты за время закрытия. Через какое-то время, очевидцы помнят, РДС вновь продолжило свою деятельность и даже кое с кем, написавшим заявление, рассчиталось.

     Сестра мамы, вдохновившись тем, что РДС вновь открылся, вложила туда свои отпускные и ещё часть накопленных денег, которые, увы, были безвозвратно утрачены. Как бы то ни было, но в конце лета мама купила однокомнатную квартиру в районе Эльмаш у своей сестры, доставшуюся по наследству от умершей свекрови.

     Весь мой отпуск мы благоустраивали эту квартиру с большой угловой комнатой на два окна, отделяя уголок для моей дочки и наводя в ней уют.  А ещё я устраивала дочь в новую школу и оформляла на маму опекунство. Опека бабушки над внучкой породила в школе предположение, что мама у девочки, то есть я, явно «неблагополучная», но саму дочь приняли хорошо и даже называли «наша дальневосточная звездочка». Опекунство было необходимо, чтобы мама могла решать различные вопросы и получать детское пособие, которое во Владивостоке всё равно не платили.

     Вернувшись в свой город, я озадачилась путями заработка, поэтому предложение моей коллеги Тамары было очень кстати.

     Получив зарплату за два месяца, мы в ближайшие выходные поехали на, так называемый «китайский», находившийся в районе улицы Луговой рынок, приглядеть, на чём можно быстро заработать.

     Лето заканчивалось, по утрам было достаточно свежо, а впереди маячила осень.  Посовещавшись, мы вложились в обычные женские колготки, которые необходимы каждой женщине. Не помню, с каким количеством нулей в тот момент была их цена, но брали мы их оптом по три, а продавали по четыре, что было точно ниже магазинной цены и цены в киосках.

      Помню просто огромный и тяжелый пластиковый пакет, содержимое которого мы распродали у нашего родного универсама за два выходных дня.        Первый успех окрылил. На пользу нам, так же, пошёл вдруг сокращённый график работы на предприятии. Для мастеров предлагалось работать теперь пять рабочих дней за две недели. Зарплата в этом случае уменьшалась почти вдвое, а, с учётом задержек, абсолютно не вдохновляла.
 
      Широкая асфальтовая дорожка, с выставленными по её обочинам различными киосками, в то время называемыми коммерческими или просто «комками», и стоящие спиной к киоскам и лицом на дорожку две шеренги людей, продающих всё, что можно. Это напоминало барахолку.
 
     Люди - продавцы имели различный социальный статус. Мы с Томой часто оказывались бок о бок с очень интеллигентным мужчиной, лет за пятьдесят, который продавал красивенькие корейские детские платьица, в мелкую нежную клеточку с вышивкой, воланами по подолу, из чисто белой нежной ткани и поясками, завязывающимися на спинке в красивые банты.

     Мужчина преподавал экономику в Университете нашего города Владивостока.

      Я однажды поинтересовалась, не смущает ли его данная ситуация, и как отнесутся студенты, если увидят его здесь?

     - Это абсолютно нормально! - сообщил мне Лев Иванович,
     - Я на своих лекциях собираюсь студентам читать экономику с поправкой на существующую ситуацию в стране!
Между тем, в обеих руках Лев Иванович держал по маленькой вешалке с платьицами разного цвета, а у его ног, на аккуратно постеленной в несколько слоёв газетке, лежала ещё стопочка платьев.

      С другой стороны, рядом с Томой, стояли медики, инженеры, учителя, проектировщики, то есть люди с образованием, тот слой населения, который не смирился с нищетой, а поборов собственные комплексы, встал в эту шеренгу, потому что просто надо было выжить и обеспечить вполне терпимый уровень жизни для своих семей.

     Иногда мы с Томой меняли дислокацию, пытаясь понять, где лучше стоять с товаром, чтобы заработать. В один из дней, расширив ассортимент, сменили место, решив встать со своим товаром на одной из близлежащих улиц. Но облюбованное место было уже занято.

     Натянув длинную веревку между двумя деревцами, стоящими друг от друга на достаточно большом расстоянии, под весело колыхающимися на ветру продаваемыми вещичками, стояла хрупкая высокая девушка. Так как большая часть верёвки оставалась свободной, Тома, решив с девушкой подружиться, с наивной непосредственностью попросила девушку позволить нам попользоваться свободной частью верёвки. Девушка не возражала.

     Мы познакомились. Девушка оказалась моей тёзкой, она в одиночку ездила в Китай, работала в социальном учреждении, обслуживая одиноких стариков, стоящих на учёте, принося им продукты и выполняя различные мелкие поручения.

    Выяснив, сколько стоит путёвка в Китай, Тома сказала:
     -  А наша путёвка стоит семь рублей! (Или тысяч... Сегодня сложно сказать, какого номинала были купюры, всё поменялось несколько раз. Порою, и продавцы, и покупатели путались и давали больше или меньше денег, лишь через какое-то время осознавая, в какую сторону ошиблись.)
     - Три рубля стоит проезд, туда и обратно, это шесть, и один рубль - вход на рынок!
Но Лена лишь снисходительно улыбалась.

     Людей было немного, был обычный рабочий день, мы общались, но иногда что-то продавали.

      Вдруг, неподалёку от нас, появилась странная фигура тётеньки, которая волокла за собой подобранную корягу от сломанного, прошедшим пару дней назад тайфуном, дерева.
     Остановившись метров в тридцати от нас, тётенька села на корягу, достала из потрёпанной сумки какую-то картонку с написанными на ней словами и замерла.

     - Пойду почитаю! - сказала я и неспешно направилась в сторону коряги. На картонке, которую держала тётя в руке, было коряво написано: Помогите! Умер папа.

     - Что там? - спросила Тома, когда я вернулась к «нашей» верёвке.

     Я пожала плечами:
     - Умер папа... но, мне кажется, что она пьяна!
     - Пойду я посмотрю! - сказала добрая Тома и пошла, повторяя мой маршрут.

      Мы с Леной наблюдали, как Тома, прочитав написанное на картонке, расстегнула висевшую на шее маленькую сумочку, достала купюру и отдала тётеньке.

     - Ты дала ей на водку, - сказала я, когда Тома вернулась.
Ещё несколько человек поделились с тётенькой своими кровными. И, через полчаса, тётя, набрав нужную сумму, купила бутылку водки, прямо у нас на глазах, в рядом стоящем лотке, после чего ненадолго исчезла, чтобы появиться вновь, сильно покачиваясь и выписывая восьмёрки, направляясь к родной коряге.

     Появившаяся пьяная тётя, волочила уже очень большую картонку с крупно написанными, по-прежнему, корявыми буквами: Помогите!!! Умер папа

     - Н-да! - добродушно сказала Тома,
     -  У неё свой маленький бизнес!

     Тем временем наш бизнес давал очень неплохой доход, основную часть которого я отправляла маме и дочке. Три дня мы с Томой торговали на «общак» - сумму, которая была необходима на закупку нового товара, и один день - в собственный карман, просто деля прибыль пополам.

     Иногда Тома говорила:
     - Мне сегодня надо триста рублей на колбасу, беру с «общака», так что, ты тоже бери триста.

     - Мне не надо на колбасу, но я согласна! - отвечала я.

     У нас был с Тамарой замечательный тандем: Тома была очень осторожна и рассудительна, а я готова была постоянно рискнуть, купив, ещё не проверенный на спрос покупателями, товар. В итоге, она меня тормозила, а я её подталкивала, и результат был великолепный!

     Наш ассортимент теперь составляли великолепные мужские фланелевые рубашки в клетку, очень достойных размеров, водолазки четырёх цветов и футболки с эмблемой «CHICAGO BOLL», вышитая надпись и голова бычка с рожками отмечали эти очень качественные изделия. Мы закупали их партиями, выполняя многочисленные заказы. Продав в одни руки двадцать футболок и пару водолазок, можно было вообще в этот день не «париться» о хлебе насущном.

     Но настоящим золотым дном оказались женские брючки с аккуратными защипами у пояса, из плотной шелковистой ткани с красивыми коричневыми ремешками. Мне пришлось завести тетрадь, куда я записывала заказы, измеряя талию, желаемый цвет и номер телефона потенциальной покупательницы. Понимая, когда я смогу съездить за брючками «на базу», я назначала всем один день, а когда он наступал, заглядывая в тетрадку, говорила:

     - Татьяна Петровна? Талия 86, цвет «оливка»? Вот Ваши брючки! Идите в дом быта, примеряйте!
      Работники ателье в Доме быта пускали в примерочную за символическую сумму, делая свой маленький бизнес, благодаря нам с Томой. А я продолжала:

     - Светлана? Талия 72?..

      Мы умудрились провести переговоры с китайцем, у которого эти брюки покупали десятками, чтобы он возил их лишь для нас, подбирая недостающие цвета и размеры ещё на одной точке, где их найти было очень сложно в куче другого товара. Брючки были чёрного, белого, бежевого, оливкового и серого цветов и семи размеров. Если они застёгивались в талии, то всё остальное в них вписывалось и сидело на фигуре замечательно! Я помню, что брюк на рынке не стало, а тетрадка с невыполненными заказами оставалась...

     Это был правильный ход: уменьшить ассортимент, выделив несколько позиций, зато всех цветов и размеров.

     А ещё, это было время, когда крупные мужчины, наконец-то, получили возможность свободно покупать вполне неплохие рубашки и футболки.

     Однажды Тома «отковыряла» на китайском рынке такую гигантскую футболку, что на неё никак не находился покупатель. Но в конце концов, в один из дней, возле нашего товара резко затормозил куда-то быстро бегущий парень, не слишком крупной комплекции.

     - Девчонки! – сказал он,
     - А есть ооочень большая футболка?!
     - Есть! Только она жёлтая! – радостно воскликнула Тома, которая уже устала напрасно таскать с собой эту тяжесть, показывая парню футболку, размером которой она гордилась.

     - А Вы кому берёте? Не большая вам она будет? – спросила я.

     - Да мне машину мыть! В самый раз! – парень расплатился и убежал.

      А я, сочувствуя, смотрела на разочарованную Тому…
Продажа была, а удовольствия не было…

     После ноябрьских праздников я смогла, ни в чём себя не ущемляя, поменять свой старенький чёрно-белый телевизор марки «Таурас» на новый, цветной, импортный и, достаточно, большой! Коробку из-под него мы стали успешно использовать в качестве стола для каких-то мелких вещей. Прошло то время, когда, завидя знакомое лицо, мы по очереди убегали в сторону от своего товара, чтобы избежать столкновения и разговоров.

     В предновогодние дни наша коробка была полна различных сувениров и всего, что годилось на новогодние подарки. Сумочки для денег не вмещали купюр, карманы, как внутренние, так и внешние тоже были полны. Тридцать первого декабря, часов в пять вечера, приехал муж Тамары и забрал нас с оставшимся товаром, уставших и довольных. Подъехав к моему дому и коротко посовещавшись, решили полученную за день выручку просто разделить пополам. Вывернув кошельки и многочисленные карманы своих курток, мы сидели в машине и втроём считали деньги. А когда закончили, Сергей, всегда скептически относившийся к нашей деятельности, сказал, осознав общую сумму:

     -  Девочки! А ведь это уже серьёзно!!!

     Мы смотрели с Томой друг на друга сияющими глазами, минуту молчали, а потом как заорём:

     - Ураааа!!! Будем жить!!!

Глава 6

      После новогодних праздников родной завод вспомнил о двух пропавших, в своих отпусках без содержания, мастерах. Этому послужило ещё и недовольство оставшихся коллег, закрывающих собой, как амбразуру, наши с Тамарой участки. Все понимали, что мы на вольных хлебах поживаем совсем неплохо. Со временем оставшиеся в цеху мастера стали роптать и требовать нашего возвращения.

      Тома была старше меня, поэтому решила вернуться на завод, думая о рабочем стаже. Да и в лице мужа, работающего энергетиком, она имела надёжную подушку финансовой безопасности.

      А я просто уволилась по уходу за ребенком до 14 лет, не представляя, как смогу снова существовать на заводскую зарплату. Премий давно не платили, а то, что оставалось, платили спустя несколько месяцев.

      Лишившись напарницы, я решила поехать за товаром в Китай. Середина февраля, стояли морозы, и было страшновато впервые в жизни пересечь границу и оказаться в другой стране. Купила путёвку в туристической фирме в, так называемый, шоп-тур.

      Ночью, в районе четырёх утра, по пустынной улице, боясь даже собственной тени, пробежала с деньгами и документами две остановки до Океанского проспекта, по которому шли автобусы различных туристических фирм, собирая своих «туристов» по списку.

      Помню, сердце выпрыгивало из груди, пока не миновала мало освещённые участки улицы Русской. Вот уже и аллея Бородинской славы, работающий круглосуточно киоск, единственный в городе, на тот момент,
 французский каштан, припорошённый снегом, а вот уже и остановка видна. В ночной тишине очень громким казался скрип снега под ногами, а все тени казались враждебными. Но громче всего, казалось, стучало сердцу в груди, как будто хотело выпрыгнуть…

      Позднее, я не раз думала о том, что вот оно, самое удачное время для грабежа и разбоя! Самое время караулить в ночи челноков с пустыми сумками, но полными кошельками!

      На остановке уже находилось несколько человек, а чуть поодаль стояла парочка припаркованных легковых автомобилей, в которых заботливые мужья привезли своих жён, провожая их в поездку.
      Подъехал большой автобус, у него открылась передняя дверь, из-за которой показалась женщина с папочкой в руках. Женщина взглянула на прикреплённый к папочке лист, по видимому, список и прокричала стоящим на остановке людям:
- «Спутник», три человека!!!

      Дверь одного из автомобилей распахнулась, выпуская женщину с небольшой спортивной сумкой, помахавшую водителю и засеменившую ко входу в автобус. Ещё две женщины с остановки, назвав свои фамилии руководителю группы, скрылись в тёплом салоне.

      Я очень переживала, что автобус моей туристической фирмы «Ростур» уже либо проехал, либо просто забудет остановиться и меня забрать. Но все обошлось! Уже минут через пятнадцать я заняла свободное место в тёплом салоне автобуса Икарус.

      Автобус ещё сделал несколько остановок, «подбирая» замёрзших туристов, потом в салоне выключился свет и, наконец-то, можно было поспать, сберегая силы для перехода границы.

      Плохо помню переход через русскую границу, как во сне отвечала на вопросы таможенников, сколько денег с собой везу, цель поездки... Туризм!!! Конечно туризм! Так заполняли мы таможенную декларацию.

      Действительно, зачем нам ещё ехать в Китай шоп-туром?! Только ради туризма! - ехидничала я в своей голове.

      Потом мы, прошедшие таможенный контроль, выходили на платформу и занимали места в стоящих на путях железнодорожных вагонах.

      Состав шёл неспешно и долго, с длительной остановкой в каком-то месте. Минут сорок поезд просто стоял на путях. Бывалые девочки говорили, что мы пропускаем китайский поезд, и, пока он не пройдёт, будем стоять.

      Во время движения народ, достав из сумок домашние припасы, что-то ел и пил, пил, похоже не только чай, судя по громким разговорам и смеху расслабившихся туристок. Мужчин в поезде было очень мало, как мне показалось, человека три в нашем вагоне, да и были они тихи и незаметны.
      Наконец, это длительное путешествие закончилось. Со всех вагонов стали выгружаться русские туристы уже на китайской стороне. Было какое-то хмурое утро, всё вокруг казалось серым, и, почему-то, было тревожно. На перроне, словно в оцеплении, стояли китайцы в зелёной военной форме, в шинелях и с автоматами.
      Туристы заходили в здание китайской таможни и строились группами в ряды, каждая группа за своим руководителем, которые в свою очередь стояли лицом к турникетам, за которыми находились кабинки с сидящими в них китайскими таможенниками. Помещение было тоже мрачным. Между руководителями и турникетами стояли автоматчики. Всё это напоминало фильмы о войне.

      - Девочки! Постройтесь! Ровнее! И не разговаривайте! А то простоим тут не один час! - негромко взывала наша руководитель группы.

      Через какое-то время самую «спокойную» шеренгу, по указанию одного из военных, взмахом руки отправляли через турникет. Остальные смыкали ряды и призывали друг друга к порядку. Но в конце каждого ряда всегда находились женщины, нарушающие ровную линию, откровенно презирающие эти призывы. Приняв ещё в поезде определённую дозу спиртного, тёткам было всё «по барабану». Так было и в нашей группе, в следствии чего китайский таможенный контроль мы прошли одними из последних. Лично я старалась лишь нигде не отстать и не потеряться.

      Не помню, как мы в тот раз добирались с вокзала до гостиницы. Но городок был небольшой, автомобилей почти не было, а те пару машин, что мы видели, двигались абсолютно без всяких правил. Встречающая сторона, - так назывался китаец, прикреплённый к нашей группе и решающий вопросы питания и расселения, сообщил нам, что мы можем не бояться, что эти два автомобиля, гоняющие по Суй-фень-хэ, так назывался городок, куда мы приехали, нас задавят, потому что у них в Китае за наезд на человека полагается по закону смертная казнь!

      Но, хотя это и был сильный аргумент, эти два, бесконечно шныряющие по улицам, прилегающим к торговому центру, автомобиля нас всё же напрягали своим непредсказуемым хаотичным движением.

      Сам город вызывал у меня ощущение чего-то нереального. Серые дома, порою кажущиеся нежилыми, вывески на русском языке на многочисленных лавочках, и ресторанчиках, по виду больше напоминающих захудалые кафе в провинции… Но надписи гласили: Ресторан Москва, У Саши, У Вали, У Максима, Ресторан Владивосток, Хабаровск, Запчасти у Миши. Да и сами китайцы, представляясь, называли нам русские имена, объясняя это тем, что китайское имя нам не запомнить. По дороге к гостинице нас атаковывали   толпы китайцев, бесконечно спрашивающих: «Помогай надо?!»

      Калеки, чаще всего с отрубленными одной или двумя руками за воровство, ставшие попрошайками, тянули к русским свои обрубки и просили юани.

      Курс обмена валюты был изумительным, в сравнению с сегодняшним днём: за сто рублей мы получали 140 юаней, а за сто долларов получалось ещё выгоднее.

      В торговом центре девушки-китаянки, стоящие за прилавками, практически все в какой-то мере владели русским языком. К русским туристкам они обращались либо «мама», либо «мадам», в зависимости от возраста! Как оказалось, до «мамы» я ещё не доросла, что меня позабавило! Мужчин именовали просто: «карифан»!

      А ещё они бесконечно учились и записывали новые русские слова в записную книжечку.
      - Привет! - Улыбался китаец мне из-за прилавка, - Как дела?! – вежливо спрашивал он, -  Какой город?
      - Владивосток! - отвечала я, - Привет!
      - О! - говорил китаец и, показывая на себя, сообщал:
      - Я учился в Хабаровск! Карашо! Покупай!
      Я рассматривала какие-то вещи и, замечая брак, сообщала разговорчивому китайцу:
     - Смотри - дырка, плохо!
      - Чуть-чуть плохо - ничего! – похлопывая меня по руке и доверительно заглядывая в глаза, говорил мне вежливый продавец из-за прилавка:
      - Чуть-чуть меньше юаней давай!

      В какой-то момент я зашла в угловой отдел на одном из этажей пятиэтажного торгового центра. Продавец читал толстую книгу на русском языке и записывал что-то в тетрадку.

      - О, подруга! - обрадовался он, - смотри сюда! Это как сказать?
      Я заглянула в книгу и поняла, что парень расшифровывает русские аббревиатуры, и понять сочетание заглавных букв НИИ оказалось для него затруднительным, хотя следом за этими буквами было написано имени Ломоносова…

      - Научно-Исследовательский Институт, - сказала я, и парень аккуратно без единой ошибки записал мои слова в тетрадку.
      Впоследствии каждая из нас освоила несколько китайских слов, например, насколько я сейчас помню, «ни ман хау» - уважительное приветствие, вроде нашего «здравствуйте», «нин хау» - привет, «бо хау» - плохо, а «сеся» - спасибо! Пусть простят меня читатели, более, чем я знакомые с китайским языком, если я допустила грубые ошибки, но именно так мы общались и прекрасно понимали друг друга…

      Удивительное трудолюбие, как национальная черта китайского народа, не может не вызывать восхищения, думала я, и впоследствии много раз убеждалась в справедливости собственных выводов.

***
      Гостиница, в которую нас заселили в тот первый раз, была обшарпанной и неуютной. В номере, где стены были окрашены просто масляной краской, стояли аскетичные топчаны с матрасами, заправленные старыми одеялами, тонким низкопробным постельным бельём. На полу было грязное, изрядно затоптанное ковровое покрытие.

      - Куууня! - кричали наши женщины из дверей своего номера дежурной по этажу маленькой молоденькой китаянке.

      - А ну, иди сюда! Меняй постель! Не поменяна! - и показывали след от губной помады на наволочке и пятна на простыне.

      - Ничего! - говорила возмущённо куня (по-китайски, как оказалось, это слово означало «девушка»),

      - Русский спал! Ничего!

      - А ну меняй! - строго требовали наши женщины, и куня покорно шла за чистым бельём, только что отпаренным и оттого влажным, и при нас перестилала кровати.

      - И кипяток неси! - требовали наши, вручая куне большой термос, стоящий в каждом номере.
      - Юань давай! - требовала куня.

      Чуть позже я поняла, почему город вызывал у меня странные чувства. В небе над ним не было ни одной птицы! Ни одной!

      Много лет назад, - рассказали мне соседки по комнате, - устав от бесконечных набегов пернатых на рисовые посевы и другой урожай, китайцы, предварительно договорившись, в одно время всей страной вышли на улицы с огнестрельным оружием, барабанами, трещотками и различными предметами, издающими громкие звуки, и устроили просто вакханалию звуков, заставляя многочисленных воробьёв летать, пока они не падали в изнеможении.

    Китайские учёные выяснили, что воробьи не могут находиться в полёте более пятнадцати минут, и именно это обстоятельство использовали в борьбе с пернатыми.  Они стреляли, били в барабана, стучали в кастрюли, трещали трещотками и размахивали тряпьём, заставляя испуганных птиц кружить в воздухе. А когда уставшие птицы падали на землю, люди добивали их. Кучи из трупиков птиц достигали нескольких метров в высоту.
   
    За три дня было уничтожено более двух миллионов воробьёв и других пернатых. Птиц над Китаем не стало. Но природа жестоко отомстила за уничтожение птиц. Через пару лет возросшая в разы популяция насекомых вредителей уничтожила весь урожай и в Китае наступил голод…
      
    Прошло более тридцати лет с этого чудовищного акта, но птицы в Китае так и остались в дефиците на момент моей первой поездки в эту страну.


     Глава 7

     Первые поездки в Китай организовывались на двое суток. Времени было достаточно для того, чтобы в первый день по приезду оглядеться, посмотреть, что предлагается, а купить оптом уже во второй день. По вечерам мы совершали набеги на небольшие магазинчики, которыми были полны улицы городка, на аптеки, чайные лавки и продуктовые магазинчики.
    
     В аптеки заходил каждый турист, находя в них абсолютно всё для своих потребностей. Особой популярностью пользовались китайские таблетки «от головы», их надо было принимать по две штуки, они так и были упакованы в длинную целлофановую ленту, поэтому туристы называли их «папа-мама». Практически каждая из нас принимала эту таблетку, когда заканчивалась погрузка, и от перенапряжения пульс стучал в висках, отдавая в затылок и в лобную часть головы сильной болью.
      Там же покупались чаи для похудения. Самый известный из них назывался Летящая ласточка, и сегодня, спустя двадцать лет, его можно найти в некоторых магазинах здоровья и некоторых аптеках у нас в России.
Позже у нас был ужин за счёт турфирмы в одном из местных ресторанчиков. Полагаю, что руководителю группы с русской стороны хозяин ресторанчика приплачивал за то, что, что туристов приводили именно к нему. Но иногда старейшие туристки «рулили», выбирая заведение с живой музыкой и танцполом.
       Развлекали наших туристов музыкой тоже русские, работающие в ресторанчике по найму. За круглым большим столом помещалось десять человек и подавалось десять заказанных заранее блюд, одиннадцатое шло в подарок, как и одна бутылка водки, которой всегда не хватало и, захмелевшие туристы просили ещё пару раз повторить, после чего расслабившись, народ отплясывал, сбрасывая напряжение непростого дня, уже под магнитофонные записи песен.
     Я полюбила китайскую кухню, их в меру остренькие салаты, на быстром огне приготовленные мясо, курицу, рыбу. Порции были просто огромные. Ребрышки, эскалопы, куриные крылья, печень, свиная рулька, жареные баклажаны с перцем, кедровые орешки с кукурузой и соевым соусом, вареники с клубникой и утренние блинчики с мясом! Всего и не перечислить! В дальнейшем я встречала людей, которые ездили в Китай просто покушать и возвращались, купив себе лишь новую кофточку и пару бутылок пива. Кстати о пиве: в кегах оно было просто великолепно!
     За двое суток в Суйфеньхэ мы тратили все свои деньги, оставляя немного лишь на раннее утреннее посещение продуктового рынка в день отъезда. На рынке достаточно специфично пахло, но изобилие овощей, морепродуктов, мяса, рыбы и прочих продуктов поражало в любое время года. Не всё можно было провезти через русскую таможню, но наши умудрялись провозить ВСЁ, включая живые личинки тутового шелкопряда, которые шевелились в прозрачных пакетах с ручками, сжимая и разжимая свои гофрированные тела. Любители подобной кулинарной экзотики утверждали, что обжаренные личинки на сковороде в сливочном масле, это же прелесть что такое под запотевшую рюмашку водки!
     Водка – это было то, что везли с собой из Китая даже непьющие туристы. Водка - это валюта, - важно говорили они для взаимных расчётов с людьми, решающими наши бытовые проблемы, такие, как протечка крана, починка розетки и тому подобные.  Ограничение в провозе спиртного в два литра тоже не являлось помехой. Русские переливали купленную водку или спирт в полуторалитровые бутылки из под воды и особо не напрягались.
      Многие туристы вечерами придумывали собственную культурную программу: ходили в баню, на каток покататься на роликовых коньках, поиграть на игровых автоматах или посетить популярный в то время ночной клуб «Ванда». Заказав фруктовую тарелку – огромное блюдо с фруктами за восемьдесят юаней и по баночке тоника, можно было до четырёх утра танцевать, курить и общаться с туристами из других групп.
      Куни, работающие официантками в данном заведении, презрительно фыркали, если им казалось, что заказ недостаточно большой для нашего пребывания за столиком. Но русские общались, веселились и мало обращали внимания на недовольные китайские личики.
      А уже в шесть утра несколько помятый народ спускался с высоких этажей по лестничным пролётам, потому что лифты включались лишь в восемь утра, заглядывая по пути в большой гостиничный зал на втором этаже здания, где громко и мощно звучал вальс и работники гостиницы старательно и аккуратно танцевали, держа прямо худенькие спинки. Это было удивительно, мило и очень красиво. Я сразу вспоминала, как давно я не кружилась в вальсе и, по-хорошему им завидовала.
     В шесть утра мы все бежали на продуктовый рынок, после посещения которого утяжеляли и так неподъёмную свою ручную кладь.
     Надо сказать, что иногда ручная кладь по весу мало отличалась от основного груза, но регулярное «подмазывание» бдительного таможенного состава позволяло эти препятствия преодолевать.  Иногда мы еще в автобусе перед нашей таможней сдавали по 500 рублей, и руководитель группы ставила точку в списке туристов, возвращающихся из поездки на родную землю, чтобы таможенный контроль понимал: здесь оплачено и придираться не стоит к провозимому товару. Иногда, в сезон фруктов и заготовок, нам предлагалось «забыть» на таможне ведёрко с абрикосами или ящичек с румяными персиками.
     Освобождение гостиничных номеров сопровождалось определёнными трудностями как в моральном, так и физическом плане. Все понимали, что с этого момента в составе сумок ничего уже изменить нельзя, поэтому успех прохождения таможни без штрафа и конфискации товара зависел лишь от умения «челнока», этот термин уже прочно занял своё место в описании наших поездок, вытесняя привычное слово «турист».
      Все два вечера наша группа менялась друг с другом своим товаром. Кто-то вёз одну спортивную одежду, кто-то детскую, женскую, мужскую, верхнюю, джинсовую, игрушки, канцелярию. В своей сумке оставляли два-три одинаковых предмета, остальное менялось на другой товар, строго взвешивалось на ручных, специально купленных для этой цели весах. Перевес грозил штрафом за каждый килограмм, поэтому обменный пакет должен был быть одинаковым по весу. А так как в последний час перед выгрузкой сумок из гостиницы что-то непременно докупалось, то мы паниковали, упаковывали купленное в несколько чёрных пакетов, заталкивая в сумку с личными вещами и надеясь на русский «авось».
      Потом, смиряясь с неизбежным будущим, оглядывали номер на предмет забытых мелочей и приступали к «эвакуации».


Китайская сторона подгоняла грузовичок к гостинице, туристы спускали на первый этаж в холл набитые до отказа сумки. Мы пришивали к сумкам ручки, позволяющие волочить их за собой, словно санки по снегу. На скользких кафельных полах отелей и таможенных залов это было достаточно легко. Зато при выселении из номеров, как будто, нарочно, в это время, всегда не работал лифт, оставляя туристам лишь два пути: тащить эту тяжесть с собой по ковровому покрытию коридоров, где возникающее трение увеличивало тяжесть набитой до отказа огромной сумки настолько, что в днище её появлялись дыры, и по лестничным пролетам, либо заплатить китайским «помогайкам». Далее собственными силами мы подавали сумки в грузовичок, принимающему и укладывающему их китайцу, а сами с ручной кладью топали на вокзал, где каждый забирал из грузовичка свои баулы, проходили таможню и, по каким-то крутым виадукам, добирались до поезда, который вёз нас в Россию. На тот момент, когда мы оказывались в вагонах, загрузив свой багаж на верхние полки и под сиденья нижних полок, все были обессилены, выжаты, как лимон, мокрые от пота, с трясущимися от тяжестей красными руками. Мы пили воду из пластиковых бутылок и старались за несколько часов пути набраться сил преодолеть ещё один рубеж - русскую таможню.

      Через границу разрешалось провозить без пошлины пятьдесят килограммов купленного в Китае товара. Вопрос был лишь в том, что везти всё это можно было лишь для личного пользования, поэтому на русской таможне наши сумки подвергались тщательному досмотру. Такая негласная договорённость: они ищут, какого товара в сумке много одинакового, а мы делаем круглые глаза и сообщаем, что семья большая.
       Каждый проход русской таможни при возвращении был как маленький спектакль.
       Напоминая о том времени, стоит сегодня в моей квартире на одной из тумбочек фотография с поездки, где вся группа проходила таможню в кокетливых женских фетровых шляпках, потому что одна их туристок везла на продажу головные уборы. Таможенники, конечно, понимали причину такого единения туристической группы в плане однотипных головных уборов, но предъявить что-либо каждому по отдельности было невозможно!

      Вспоминается мне ещё одна поездка перед праздником, посвящённому Дню Советской Армии, двадцать третьему февраля.
Одна туристка из нашей группы везла на продажу мужскую туалетную воду. Но, раздав часть её для провоза другим членом группы, ещё целую упаковку в двадцать штук рискнула провезти сама.
 - И куда же это мы столько везём??? – ехидненько улыбаясь и предвкушая награждение выписанным штрафом наглой туристки, спросила таможенница.
       - У меня в семье много мужчин, которым я хочу сделать подарки к празднику, - спокойно сообщила женщина таможеннице.

       Та часть группы, которой ещё предстояло пройти досмотр, во все глаза следила за происходящим у второго стола.
      
      - У вас столько родственников? – голос таможенницы не предвещал ничего хорошего.

     - У меня муж, два его брата, мой отец, тесть и два сына двадцати и шестнадцати лет!

     - А остальные? – по-бабьи всплеснула руками таможенница.

     - Остальные для любовников, - сдержанно проговорила туристка и опустила глаза, но выдержав секундную паузу, резко подалась к таможеннице и страстно проговорила:

      - Ну вы то, как женщина, можете меня понять?!

Таможенница хотела что-то ответить и даже сделала протестующий жест рукой, но… вдруг закашлялась, словно у неё перехватило горло, и смогла лишь выдавить сипло, указав рукой на выход:

      - Идите…
 
   
      


   Глава 8

      Изрядно перетрусив, шагая по ночному городу два квартала до остановки автобуса в первую свою поездку в Китай, я решила во вторую поездку заказать такси и начать свой путь от туристической фирмы, отправной точки сбора туристов. В пользу этой моей идеи говорила ещё и возможность занять в ещё пустом автобусе более удобное место.

      В этот раз я поехала с турфирмой, которая называлась «Интурист».  В ожидании посадки познакомилась с женщиной моего возраста, с которой в последующие годы и дружила, и ездила в поездки. Люба подошла ко мне сама и спросила, есть ли у меня на примете человек, с кем я хотела бы поселиться в одной комнате в гостинице?

      У меня не было такого человека, и Люба предложила поселиться вместе. Моя потенциальная подруга жила в противоположном районе города, и была вынуждена приезжать к месту отправления автобуса каждый раз, и каждый раз, когда мы отправлялись вместе в Китай, она занимала мне место автобусе.   Любаша была круглолицей, яркой брюнеткой.  Юморная и громкоголосая, она поила меня в дороге зелёным чаем с облепихой из термоса, подсовывала какие-то витамины, чтобы мы, уже прибыв на место, носились, как «электровеники» по пятиэтажному торговому центру так, что наши «помогайки» прилично напрягались, волоча по кафельным полам этажей наши сумки с товаром.

      «Помогаек» мы наняли тоже с Любиной подачи. Аргумент Любы: «Себя надо беречь! Надорваться на таможне успеем!»,- показался мне очень убедительным.

      «Помогайками» были муж с женой, Саша и Люда, так они представились. Китайцы, понимая, что нам, русским, сложно запомнить, а, порою, и выговорить, их родные имена, с удовольствием брали себе русские. Начав с ними работать, мы оказались прикреплённые к их семейному клану на все годы. Если кто-то из них не встретил нас с автобуса, то непременно незнакомая китаянка спрашивала нас:
      - У тебя помогай Саша-Люда? Я сейчас ей звонить!!! Какой гостиница?
      Мы, уже зная, где нас поселят, называли гостиницу и точно знали, что нас «поймают» на выходе из неё после заселения, отберут сумки и будут ходить за нами, и носить наш товар столько, сколько нужно. Если Саша и Люда уже с кем -то работали, то нам приводили кого-то вместо себя, заявляя, что это сестра или брат.

       Доверяться им можно было всецело. Наши помощники были очень внимательны и бдительны, пересчитывая купленные нами вещи перед укладкой в сумку, обращая наше внимание на забытый на прилавке блокнотик с ручкой, куда записывались наши покупки, их количество и стоимость.

      В то время, когда для нас, русских, сотовый телефон ещё являлся роскошью, у наших «помогаек» он уже был, как и у многих продавцов. Они перезванивались, сообщая друг другу о прибывающих знакомых русских , о необходимости донести какой-то вид товара, который хотели получить русские челноки в необходимом количестве.

      Немного поработав, мы шли обедать в какой-нибудь ресторанчик, стараясь кооперироваться по несколько человек, чтобы наиболее разнообразить заказ. Самой минимальной подачей у китайцев считались полпорции. Но эти полпорции были настолько велики, что одному человеку осилить было сложно, соответственно этим и приходилось ограничиваться! А попробовать хотелось многое! Поэтому, чем больше компания собиралась за одним столом, тем больше блюд можно было попробовать.

       Если мы с Любой были вдвоём, то жареные баклажаны с зелёным перцем и куриным филе, а также кедровые орешки с соевым соусом и кукурузой были нашими любимыми блюдами. И, конечно же, пиво! Пиво в кегах! Не совсем понимая, что это за зверь такой, «кеги», должно быть, какие-то ёмкости, но именно это пиво нам очень нравилось!

      Этот город, Суйфеньхе, был построен, казалось, для нас и под нас, челноков. Днём мы работали, а вечером нам предлагались различные мероприятия развлекательного характера и всяческие  спа: массаж, косметологические процедуры, бани-сауны, ледовые катки, игровые автоматы и дискотеки. Здесь стриглись, делали татуаж бровей, а некоторые туристы даже лечили и вставляли зубы.

      Сам город преображался очень быстро, получая от нас огромное количество ввозимых долларов взамен очень недорогих товаров.

      В какой-то момент улицы города заполнились автомобилями, потеснив тем самым рикш, которых нанимали теперь больше для экзотики, чем по необходимости.

      Старые корпуса гостиниц были снесены и, в какие-то фантастически короткие сроки были возведены новые, отделанные современными красивыми материалами, оснащённые скоростными, плавно и незаметно поднимающими туристов на этажи, лифтами, просторными вестибюлями с мягкими кожаными диванами, зеркалами и красивыми стойками рецепшен.

      Номера тоже преобразились и уже не поражали убогостью. Кровати с красивыми изголовьями были очень удобны! Возможно, что мы просто уставали от бессонной ночи в дороге и от дневной беготни по этажам торгового центра и другим мелким магазинчикам, но спалось нам великолепно, и каждая из нас отмечала, что за пять часов сна мы восстанавливались на все сто процентов, и не было по утрам никакой раскачки или упадка сил.

      Возможно, что на это обстоятельство влияло отсутствие какого-либо производства в данном месте. В городе пахло только китайской едой и самими китайцами!

      Очень часто мы с Любой попадали в двухместный небольшой номер со своей ванной комнатой, а если попадали в трёхместный, то к нам подселяли какую-нибудь одиночную туристку, чем всегда вызывали Любино неудовольствие данным фактом. Но иногда свободных двухместных номеров или не было совсем, или было так мало, что приоритетом при расселении пользовались либо боле возрастные туристки, либо мамы с ребёнком. Помню случай, когда молодой женщине пришлось поселиться в номере с мужчиной, «затесавшемуся» в нашей женской группе, что явилось поводом для различных шуток.

      
      В начале июня ко мне прилетела дочь, и я повезла её в Китай. Дочке исполнилось пятнадцать лет, но её рост уже превысил мои 164 сантиметра, что было абсолютно нормально для России, но так удивляло китайцев.

      Надо сказать, что китайцы очень любят детей, и все дети, приезжающие в Китай на шопинг вместе с родителями, всегда пользовались особым вниманием. Моя дочь была в пограничном возрасте, уже не ребёнок по виду, но и взрослой не назовёшь, что очень привлекало китайских продавцов, особенно молодых парней.

      - Ооо!!! - восклицали они, глядя на неё, стройную, белокожую, с длинными красивыми светлыми волосами, струящимися по спине.
Не все, видимо, знали слово «дочка», поэтому, обращаясь к ней и показывая на меня, спрашивали:
      - Мама?!
      - Да! Мама! - говорила дочь.
      - Почему такой большой?! Сколько лет?! - продолжался допрос.
      - Пятнадцать! - с вызовом говорила дочь и отворачивалась. Китаец восторженно щёлкал языком и спрашивал хитро:
      - Китайский муж хочешь?
      - Эй! - вмешивалась я и грозила китайцу пальцем.
      Он довольно смеялся, угощал нас каким-нибудь фруктом и продавал облюбованный нами товар со значительной скидкой.
      В одном из обувных магазинов, в котором мы облюбовали для дочери босоножки, кунечки - продавщицы, задав всё те же вопросы про возраст и рост, вдруг засуетились и стайкой унеслись куда-то.
      Не успели мы этому удивиться, как они вернулись, толкая перед собой достаточно высокую китаянку. Поставив девушку и мою дочь спинами друг к другу, и убедившись, что их рост практически совпадает, они хлопали в ладоши и подпрыгивали, смеясь, словно дети!
      После такого полученного удовольствия, улыбчивые китаянки продали нам второй парой ярко оранжевые лакированные босоножки, облюбованные дочкой, по какой-то смехотворной цене, к которым в тот же день добавились очки от солнца в оранжевой оправе и такого же цвета маленькая лакированная сумочка с длинной ручкой.
      Дочь ходила по Китаю в новых купленных велосипедках, коротком топе-рубашке и была безумно счастлива, о чём напоминают фотографии того периода.
      В день отъезда мы рано утром посетили китайский продуктовый рынок, где, кроме фруктов, купили огромную курицу-гриль. Фотография с двумя молоденькими китаянками, продавших нам курицу, была сделана по их просьбе на фотоаппараты, как принадлежащий им, так и на мой. Я поместила её в начале этой главы, и она вызывает у меня улыбку и тёплые воспоминания…

Глава 9

      Обратная дорога в Россию была очень тяжёлой.  Стояли жаркие летние дни, и потому вагон поезда, на котором мы возвращались, напоминал раскалённую консервную банку. Постоянно хотелось пить. А ещё запахи досаждали. Забег с тяжёлыми, громоздкими сумками через виадук на нужную платформу, где стоял наш поезд, как изощрённая полоса препятствий, заставила пропотеть каждого из нас, и это обстоятельство не добавляло свежести в душную атмосферу вагона. А ещё пахло китайской едой, которую предусмотрительные туристы заказывали на завтраке дополнительно к уже упакованным по контейнерам остаткам общей трапезы.

      Дочь, в общем и целом довольная как поездкой, так и покупками, переносила стойко и душный, беспокойный во - время всего следования вагон, и прочие неудобства. Туристы всё время что-то ели, пили, и это были не только вода и чай из термосов, рассказывали, ржали, бегали в туалет и покурить между тамбурами вагонов.

      Наконец-то, состав вздрогнул в последний раз, неприятно и резко проскрипев тормозами, и остановился. Впереди нас ждали русская таможня, досмотр, погрузка в автобус и выезд «за колючку» - так называли мы территорию таможни, огороженную забором, поверх которого в несколько рядов была натянута колючая проволока.

      Больше часа после окончательной остановки состава туристов из нашего последнего вагона не выпускали на перрон. Пока не разгрузятся впереди стоящие четыре вагона, можно было даже не мечтать о глотке чистого воздуха, который долетал до наших ноздрей из открытых дверей тамбура, смешиваясь с плотно устоявшимися вагонными запахами.
 
      Но тягучее ожидание закончилось, кто-то извне дал отмашку, и народ стал стягивать свои неподъёмные сумки с верхних полок, прихватывая многочисленные пакеты, личные вещи и продвигаясь к выходу.

       Передвигая волоком по очереди свои две длинные полосатые сумки по совершенно не приспособленному для этого асфальтовому покрытию железнодорожной платформы, несколько полиэтиленовых пакетов с фруктами, овощами и прочей едой с рынка, мы продвинулись лишь метров на пятнадцать в сторону головного вагона, напротив которого находился вход на нашу таможню. Затем всё затормозилось, как в автомобильной пробке, и прочно замерло без движения. Раз в десять минут мы сдвигались на два шага и вновь наша изнурённая ожиданием очередь замирала.
      Начинало темнеть, когда первые пассажиры последнего пятого вагона перешагнули порог таможни. Был одиннадцатый час позднего вечера, и туристы строили прогнозы: пройдём до полуночи досмотр или нет.
 
      Шершавый асфальт на перроне доставлял немалые сложности в передвижении к цели, поэтому все вздохнули с облегчением, перетащив свой груз под крышу таможенного помещения. Здесь были хоть и старенькие, но кафельные полы, по которым наши сумищи скользили, как санки по хорошо утрамбованному снегу.

      - Тпрууу, залётные! Разбежались они! - весело попенял собственным сумкам слегка пьяненький пухловатый и розовощёкий парень, разгрузившийся следом за мной и, соответственно, в очереди следующий за мной и дочкой. Стоявшие рядом туристы оглянулись, улыбаясь!
      - Это мои кони! - весело сообщил всем невольным зрителям парень и резко подтянул за верёвки к себе разъехавшиеся в разные стороны по скользкому полу сумки.
      Впереди виднелся очень длинный, несколько раз меняющий направление коридор, но, стоя уже на этом кафельном полу, все предвкушали, что долгожданный и опасный момент досмотра вскоре придёт!

      - Санэпидстанция! - вдруг пронеслось с «головы» очереди до её «хвоста».
      - Отбирают продукты!!! Мясо, курицу, яйца...

      Из всего перечисленного у нас с дочкой была лишь огромная курица-гриль, упакованная в несколько чёрных пакетов, но и с ней расставаться было очень жалко.

      - Да я не отдам!!!- возмутился парень с сумками-конями, -
      - Я всё покусаю, чтоб таможенникам не досталось!

     Дочь всю дорогу оберегала очень красивую коробку с фигурным и не дешёвым печеньем с двумя ручками из оранжевого шнура, как у пакета, за которые держала её в руках.

      - Мам, - сказала она, - давай высыплем печенье куда-нибудь и засунем в коробку курицу! Сойдёт за печенье!

      - Надо покусать вашу курицу! - не успокаивался парень.
 
      - Я совсем не хочу есть! - вздыхала дочка, - но курицу жалко, она такая красивая!

      - Не надо портить печенье! - сказала я.
      - Курица всё равно в коробку не войдёт, только запоганим всё, и коробку, и печенье!

      - Не паникуйте! - успокаивающе произнесла руководитель группы, она двигалась вдоль очереди, пересчитывая туристов из нашей группы.

      - Пока мы дойдём, они там тоже устанут и план по конфискации выполнят, глядишь, и обойдётся.

      - Не будем кусать?! - с надеждой спросила дочь.
      - Не будем! - устало улыбнулась я.
      - Это готовая, не сырая курица, зачем её забирать?!

      Как и прогнозировал народ, досмотр нашей группы начался почти в полночь.
Работники санэпидстанции устали и ушли спать, а не менее уставшие таможенники рылись в наших сумках без былого энтузиазма. Так как нас с дочкой было двое, и на нас двоих было всего лишь семьдесят восемь килограммов багажа, вместо разрешённых ста, перевеса можно было не бояться! Ну, а партию одного вида товара, благодаря предварительному обмену для провоза моих женских костюмчиков, платьев и юбочек на мужские рубашки, спортивку и обувь, найти было сложно!

      Пухлый и уже протрезвевший парень, выпихнул своих «коней» из зоны таможенного досмора, довольно потянулся, разминая руки, и проговорил:

      - Ну всё!!! Будем жить! А я чуть было всю еду свою не покусал, не дурак ли?!

Туристы выходили на воздух, расслабленные, смотрели на звёздное небо и радовались, что самое трудное уже позади!

      - Не тормозим! Загружаемся! - командовала руководитель группы и показывала на стоящий неподалёку наш автобус,
      -  Номер шестьсот пятьдесят восьмой! Не путаем с другими!

       Но народ не торопился, кто курил, сбрасывая нервное напряжение, кто раскрывал сумки и шелестел пакетами, умудряясь в темноте производить обратный обмен товара, задерживая погрузку.
      Сумки первоначально грузились в багажный отдел автобуса, а когда он заполнялся, ими заполнялись сиденья, начиная с последних мест. Обычно, после загрузки сидений и верхних полок, свободными оставались лишь первые два ряда кресел, которые занимали те, кто на них ехал с самого начала.  Все остальные втискивались в центральный проход между креслами очень плотно, как огурцы в стеклянной банке для консервирования, чтобы вошли все. Последней на ступеньку автобуса поднималась руководитель группы и привычно охала, когда с натугой закрывались двери автобуса, успевая выкрикнуть в салон:
      - А ну, выдохнули все и поджались!!!
      Туристы шумно выдыхали, задерживая дыхание, автобус тяжело двигался с места и преодолевал две-три сотни метров, выкатываясь за «колючку», где вновь натужно открывал двери.
      Руководитель спрыгивала со ступеньки автобуса на землю и вновь кричала в салон:
      - Дышите!
      Основательно помятые туристы покидали автобус, прихватывая баулы с ближайших к выходу из автобуса кресел, не разбираясь, где чьи, и становились в цепочку, принимая и передавая дальше тяжёлые сумки. 
      

       Автобус останавливался рядом с небольшим грузовичком, который нас уже ждал, и не имел права заезжать на территорию таможни. Далее каждый находил в общей куче свои баулы, помеченные различными цветными тряпочками и нашитыми на сумках другими знаками отличия, и, помогая друг-другу, подавали сумки в грузовичок уже стоящим там водителям автобуса и грузовичка, в том порядке, в каком следовали остановки, так как при въезде в город практически каждого ожидали встречающие родственники на машинах, и сумки должны были доставаться из грузовичка быстро, согласно убыванию их хозяев.
       Лишь после этого, с личными вещами и пакетами с продуктами, мы занимали свои места в том же порядке, в каком они занимались в начале нашего шоп-тура.
       Иногда, когда группа была небольшой, к нам в автобус «подсаживали» ещё одну небольшую группу. Чаще всего это были камчадалы или сахалинцы. И тогда путь удлинялся на полчаса, потому что автобус завозил эту группу в аэропорт, откуда они, перепаковав багаж, согласно правилам перевозки багажа самолётами, улетали в Петропавловск-Камчатский или Южно-Сахалинск.
       Обычно подобные отступления от маршрута страшно раздражали мою новую подругу по этим поездкам Любу. Поняв, что мы свернули с трассы, она почти визгливо кричала на весь автобус, что из-за заезда в аэропорт мы приедем домой позже, что это безобразие, и что камчадалов нужно везти отдельным автобусом, а не мучить таким образом местных туристов!
      - Что ты орёшь? – пыталась я взывать к Любиной логике, - Людей взяли в аэропорту, их туда и вернут, независимо от того, будешь ты орать или нет! У них и так из-за задержки на таможне время впритык, уже регистрация началась на самолёт!
      - А тебе будто наплевать, во сколько ты домой попадёшь, - огрызалась Люба, - и остановка твоя раньше! А мне до конечной ехать! Я тоже ещё поспать хочу дома и на рынок успеть!
     - Но ведь ничего не изменить! – примиряюще говорила я. Но подруга демонстративно показывала свою обиду, отворачиваясь от меня всем корпусом и глядя в темноту за окном автобуса.
      Но в сегодняшней поездке вместо Любы была моя дочь, и камчадалов тоже не было.
       Впереди было не менее четырёх часов пути, во время которых можно было отдохнуть и подремать.
      Наташа спала, положив свою светловолосую головку мне на плечо, а я прокручивала в голове детали нашей поездки, не слишком ли тяжёлой она показалась моей дочке?
      С другой стороны, мне хотелось, чтобы она понимала, что отправив её жить на Урал к бабушке, я не порхаю легко, обеспечивая им определённый достаток в этот не простой период времени. Что поездки в Китай – это тяжёлый труд. Почему-то мне в голову в этот момент приходило такое сравнение: труд, как лошадиный спорт!  Почему именно в таком словосочетании, я не задумывалась, но по моим ощущениям именно так можно было описать эти кровавые мозоли на руках, возникающие при погрузках-перегрузках сумок, и эти, так называемые, семь потов, что сходили с нас за время поездки…

      В начале пятого утра мы с дочкой высадились на остановке Вторая речка. Это было пересечение Океанского проспекта и улицы Русской, в конце которой мы жили в очень приличной пятиэтажке, на третьем этаже.
      - И как мы это будем переходить? -  спросила дочь, поёживаясь от утренней прохлады и окидывая взглядом состоявший из шести автомобильных полос проспект с разделительной полосой посередине.
      - Мелкими перебежками, - сказала я, берясь за одну ручку самой тяжёлой сумки, предлагая взглядом дочери взяться за вторую ручку и тем самым приподнять её от земли.
      Мы перенесли одну сумку через три полосы автомобильного движения и, оставив её на разделительной полосе, пошли за второй. Потом, повторив манёвр, вернулись за пакетами и сумкой с личными вещами. Половина широкой дороге была пройдена.
      Передохнув минутку, мы повторили перенос вещей ещё через три полосы Океанского проспекта и оказались на тротуаре.  Так, мелкими перебежками, мы пересекли и улицу Русскую, оказавшись на той стороне, где и находился наш дом. Ещё каких-то два квартала и мы дома!
      - Как ты здесь одна ходишь? – спросила дочь, отдышавшись.
      - Да я привыкла! И стараюсь не торопиться, передвигаю одну сумку в пределах видимости, потом возвращаюсь за следующей…- задумчиво сказала я, напряжённо наблюдая за парнем, который быстро шагал по противоположной стороне улицы, а потом вдруг пересёк её и направился прямо к нам.
      Надо сказать, что улицы в это раннее утро совсем не отличались пустотой. Иногда из тенистых мест под светом очередного фонаря проявлялись одна-две фигуры, бредущие непонятно куда и откуда, иногда замедляя свой шаг у очередного круглосуточного киоска, которых было много и часто установлено в то время на улицах нашего города, предоставляя возможность определённой категории граждан пополнить ночью запас сигарет и спиртного.
      Парень подошёл к нам, он был чем-то очень возбуждён, и я не понимала, каких действий следовало от него ожидать.
      - Привет, девчонки! – сказал он, немного заикаясь, скорее всего от напряжения, которое заставляло его сжимать крепко кулаки и не находить место рукам.
      - Можно мне вам помочь? – спросил парень и, прерывая взмахом руки готовое сорваться с моих губ категорическое возражение, заторопился объяснить:
      - Понимаете, я сейчас очень расстроен! (Он именно так и сказал – РАССТРОЕН!)
      - И чтобы прийти в себя и не наделать глупостей, мне надо сейчас что-нибудь тяжёлое перенести или передвинуть! Так можно?!
      - Да пускай поможет, мам! – рассудительно сказала дочь, выпуская из руки ручку самой большой сумки.
       - Они очень тяжёлые…- неуверенно проговорила я, отступая на шаг, тем самым давая согласие на неожиданную помощь.
       Парень сграбастал обе ручки самой большой сумки в одну руку, затем второй рукой прихватил ручки второй, по виду несколько меньшей, но не менее тяжёлой, приподнял сумки, растопырив руки, чтобы они при движении своими тяжёлыми боками не били его по ногам, и пошёл!
       Этот молодой человек не был хлюпиком. При не слишком большом росте его фигура была крепкой, и было видно, что достигнуто данное обстоятельство занятиями спортом. Но сумки действительно были тяжелы, почти восемьдесят килограмм товара находилось в них обеих.
       Мы с Наташей, подхватив остальные вещи, тоже достаточно тяжёлые, засеменили по обе стороны от парня. Руки его дрожали от напряжения, а по лицу катились крупные капли пота.
       Так мы преодолели ровно квартал, после чего я сказала парню:
       - А мы уже пришли! Наш дом как раз за этим девяти этажным домом! Спасибо тебе, но дальше мы сами!
      Парень с облегчением поставил сумки, достал из кармана брюк большой носовой платок и вытер им пот с лица.
       - Спасибо ВАМ! – сказал он, - Реально полегчало!
       Он вновь перебежал через дорогу на противоположную сторону улицы и скрылся из виду.
       - Пожалела? – спросила меня дочь.
       - Конечно! – ответила я,
       - К тому же, даже в бескорыстной помощи надо знать меру!
      Мы немного ещё постояли, переваривая в головах эту встречу, и снова взялись за ручки самой большой сумки. До дома оставалось всего ничего…
                (Продолжение следует)