Глава 12. Начало бизнеса

      Танковый проект.  Создание КИТ.  ГКЧП.  Поездка в Китай.  "Нет КИТА"а. Первый американец.  Создание совместного предприятия.  Поездка в Торжок.


      Как-то Конев познакомил меня с директором танкоремонтного завода, где служил офицером-танкистом его зять. Иван Петрович, директор завода в чине генерал-майора, оказался человеком очень хозяйственным и компанейским. Видимо Конев что-то рассказал ему о моих желаниях начать собственный бизнес, поэтому генерал возил меня по большой территории завода на своем газике, с гордостью показывая литейные и ремонтные цеха, новые строящиеся помещения для сборочного производства, и все это он делал как-то очень весело и приветливо. Несмотря на свое армейское образование, в нем чувствовалась предпринимательская жилка.

      Однажды он отвез меня в самый дальний конец своей огромной территории, где на большой поляне стояли танки. Их было множество, они заполняли всю площадь поляны до самого леса.
   – Это что, уже отремонтированные танки, или ждущие ремонта? – спросил я.
   – Ни то, и не другое, – ответил генерал.
      Он задумчиво помолчал, а потом, хитро улыбаясь, сказал:
   – Это моя боль, Александр Сергеевич. Это танки, снятые с вооружения и подлежащие утилизации…Знаете, что такое утилизация?
   – Ну, теоретически, да.., – промычал я.
   – Их нужно разрезать на мелкие части и пустить в переплавку. Но беда в том, что в нашей стране нет оборудования для резки танков. Его нужно покупать за рубежом за громадные деньги. Это во-первых, а во-вторых, они на ходу, эти машины. Они абсолютно исправны, и уничтожать такие машины… это кощунство. Им нужно придать новую жизнь, улавливаете мою мысль?
   – Но вы же сказали, что они сняты с вооружения…
   – В том-то и дело… Ладно, идемте, я вам покажу кое-что.

      С этими словами он привез меня к большому ангару, в котором стоял один танк, превращенный в пожарную машину. Башня с орудием была удалена с него, а на ее место установлена кабина управления, гидравлическая лестница, пожарные брандспойты, мощные прожектора и другое оборудование для тушения пожара.
     Иван Петрович гордо посмотрел на меня и сказал:
   – Это опытный экземпляр. Машина может использоваться в любых горячих точках. Она преодолевает любые завалы, может длительное время находиться в самом центре пожара. Запас воды в ее баках – 2000 литров, целый комплект химических реактивов. Мы ослабили броню, чтобы облегчить вес танка, и усилили термоизоляцию. Хотите продавать такие машины?
   – Продавать? – удивился я. – А почему вы сами не хотите продавать?
   – Я директор военного завода, и продавать не имею права. Я могу только поставлять продукцию нашей армии. А вы можете, если организуете посредническую фирму.
      Видя, что до меня все-таки не доходит его мысль, он продолжил:
   – Ну, хорошо, тогда говорю прямым текстом… Танк, который вы видите перед собой, снят с вооружения и никому больше не нужен. Поэтому он мною списан в металлолом… Я могу продать его вашей фирме как металлолом за копейки, и он станет вашей собственностью. А дальше вы заключите договор со мной же, чтобы я превратил его в пожарную машину, которую вы вправе продавать всем, кто в ней нуждается. Ясно?
      Теперь картина прояснилась. Идея генерала мне понравилась.
   – А спрос на такие машины будет большой? – уточнил я.
   – Думаю, да. И армии и МЧС такие машины нужны позарез. Но и это еще не все… Давайте пообедаем, а потом продолжим разговор.

      Он отвез меня в заводскую столовую, где у него был свой директорский зал. Там нас вкусно накормили «генеральским пайком» с обязательной рюмкой коньяка, после чего мы перешли в его рабочий кабинет. Иван Петрович пригласил по телефону своего главного экономиста, и мы продолжили беседу.
   – Понимаете, Александр Сергеевич, даже если все, что я рассказал, будет реализовано, это только надводная часть айсберга. Пожарные машины будут использоваться в интересах войсковых частей, то есть оставаться в рамках военизированного бюджета страны. А сейчас одним из основных направлений нашего правительства является конверсионное производство, то есть перевод военной промышленности на мирные рельсы. И мы с вами можем в этом принять активное участие…
   – Каким образом?
   – Танк можно преобразовать в лесозаготовительную машину. Он легко, по бездорожью, пройдет в любую чащу леса, проложит просеку… Вместо башни с орудием мы поставим на него застекленную кабину оператора, рядом с ней гидравлическую стрелу с автоматизированной головкой на конце, которая будет обхватывать ствол дерева, отпиливать его, втягивать на тягач, и затем по просеке вывозить из леса наполненный готовыми бревнами тягач.
     Производительность такой машины будет в десяток раз превосходить сегодняшнюю технику лесозаготовок. У финнов есть такие машины, но они на колесной базе, а не гусеничной, и стоят огромных денег. Мы с вами сможем продавать наши танки-лесорубы намного дешевле…

      Честно говоря, у меня голова немного закружилась от его предложений.
   – Все это звучит, как рождественская сказка. Но нужны немалые деньги, чтобы это запустить, – сказал я моим собеседникам.
   – Да, вы правы. Нужно создать фирму, составить бизнес-план, как сейчас модно говорить, найти проектировщиков навесного оборудования для танка и, самое главное, найти начальный капитал для запуска этого проекта. Но это уже все по вашей части. Для этого я вас и пригласил…

      Уже совсем стемнело, когда я покидал завод на своем «жигуленке». Сидя за рулем и обдумывая услышанное, я испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, мне в руки шла грандиозная идея, но с другой – я понимал все сложности ее реализации. Хватит ли у меня энергии и знаний, чтобы сложить по кирпичикам всю схему этого сложного проекта? Инвестиции – проектирование – производство – продажа… и снова все по кругу. В стране, где экономика трещит по швам и предприятия разваливаются на глазах. И в то же время это шанс, который мне посылает судьба...

      С Адой я эту тему не обсуждал, это было бесполезно. Я поговорил с Коневым, он поддержал идею и даже согласился участвовать в ее реализации:
   – Я знаю генерала как надежного человека, – сказал он, – с ним можно иметь дело. Создавайте фирму, но мы с вами в экономических вопросах не сильны. Ищите партнера-экономиста.
      Буквально на следующий день я отправился в свой родной университет, на экономический факультет. Где же еще искать экономиста, как не в родной альма-матер?
     Я поднялся в деканат факультета и, представившись, сказал секретарю, что мне нужно получить консультацию. Она направила меня к заместителю декана Николаю Александровичу Волкову. Мы проговорили с ним около двух часов. Мне пришлось поведать о нашем замысле, не называя фамилий и организаций. Волков заинтересовался ею настолько, что предложил мне прийти еще раз для более детального обсуждения.

      После этого мы встречались с ним несколько раз, в результате чего Волков выразил желание участвовать в работе будущей фирмы.
     Однажды он сказал мне:
   – Даже первые прикидки показывают весьма впечатляющую доходность такой продукции, если учесть, что отечественным лесозаготовителям она нужна, как воздух. Но для реализации вашего проекта нужны начальные деньги – и немалые. Я давно собирался создать частную торговую фирму, но как-то руки не доходили. А ваше предложение пришлось как раз вовремя…
   – Но я не умею торговать, и не люблю этим заниматься, – ответил я.
   – А вам и не придется этого делать. Торговлей буду заниматься я. У меня есть для этого подходящие люди. Мы должны заработать в течение полугода нужную сумму, а вы с танковым директором должны подготовить всю техническую часть: проектирование оборудования и начало производства. Если взяться за это серьезно, то дело пойдет.

     Так оно и случилось. Мы зарегистрировали фирму, которую назвали «КИТ». Я сразу пригласил Надю вести бухгалтерию в КИТе. Она немного поколебалась, но все же согласилась работать бухгалтером, не оставляя основной работы на заводе.
     Более того, Надя и в этот раз проявила свои необычайные человеческие качества. После смерти мужа у нее осталась двухкомнатная квартира на канале Грибоедова, в знаменитом «доме писателей». Эту квартиру она предоставила нашей фирме под офис, причем, безвозмездно.
     В «доме писателей» в свое время жили Михаил Зощенко, Ольга Берггольц, Николай Заболоцкий, известный киноактер Сергей Филиппов и другие. Окна квартиры выходили во двор, и однажды, подойдя к окну, я увидел, как в противоположной части дома, в квартире 119, торжественно открывали музей М. Зощенко и с речью выступал министр культуры, известный киноактер Николай Губенко.
      Своими силами мы сделали косметический ремонт. В спальне я устроил свой кабинет, Волков обосновался на кухне, а гостиную мы отвели под оперативный склад.
 
      Вначале прокручивались коммерческие сделки – например, покупка крупной партии дешевой китайской одежды и продажа ее в Мурманской области по высоким ценам. Дела пошли неплохо, так как мы брали кредиты в «Торговом банке», с руководством которого Волков был близко знаком, и своевременно по ним расплачивались.
      Волков взял в аренду несколько грузовиков и пригласил своих земляков из Вологодской области. Они отгоняли эти грузовики с одеждой то в Мурманск, то в Вологду, а обратно везли сельхозпродукцию в Ленинград на продажу.
     Я не принимал участия в этих сделках, это был не мой участок работы. Единственный раз меня попросили оказать помощь китаянке, у которой мы покупали одежду. Ей нужна была квартира для проживания в Ленинграде на три-четыре месяца, и я уговорил приятеля сдать в аренду его пустующую квартиру.
     Китаянку мы для простоты звали Таня. Это была молодая, довольно высокая и симпатичная девушка, неплохо владеющая русским языком. Как у всех китайцев, у нее был дар к торговле, а на меня она смотрела как на своего благодетеля.
     Через три месяца ей захотелось съездить в Финляндию для налаживания торговых связей с финскими компаниями, но денег на поездку у нее не было. И тогда она, смущаясь, попросила у меня денег в долг. Я уговорил Волкова, и мы дали ей деньги взаймы. Конечно, по возвращении из Финляндии она не смогла вернуть долг и пригласила меня в Китай, клятвенно пообещав расплатиться у себя дома. Я горько улыбнулся, понимая, что не увижу больше ни Таню, ни денег.

      На заработанные от коммерции средства я разместил заказ на проектные работы в конструкторском бюро. В рекордные сроки, за три месяца, проектные работы были закончены. За это время я нашел два завода – в Гомеле и в Киеве, где согласились производить эти навесные головки, а также вести «разделку» танков и установку на них нового оборудования.
     Мне пришлось много раз ездить на эти заводы для согласования технических и финансовых условий. Когда договоры были подписаны, Иван Петрович отправил в Киев несколько танков, а в Гомель – две списанные машины БМП (боевая машина пехоты) для переделки их в транспортные машины.

      Следующая проблема, которую нужно было решать заблаговременно, был сбыт готовой продукции. Леспромхозам очень нужны были такие машины, но у них не было денег. В тот период, в 1991 году, мощный размах приобрели бартерные сделки, так как начиналась инфляция и все предприятия сидели без денег.
     Я нашел заказчиков в Амурской области: два леспромхоза готовы были расплачиваться древесиной за наше оборудование. Мне сообщили, что целый железнодорожный состав древесины уже готов к отправке, как только мы подпишем договор и поставим наше «танковое оборудование». Иван Петрович вывел нас еще на один танко-ремонтный завод под Благовещенском, и я для удобства перевел туда часть заказов.

      Итак, в обмен на танки-лесорубы у меня была в активе деловая древесина, но, тем не менее, цепочка пока еще была разомкнута. Для расплаты с основными заводами-производителями нужны были живые деньги – древесина их не интересовала. Вот тогда я и вспомнил китаянку Таню, которой помогал в ее торговом бизнесе.
      Я написал письмо в китайскую фирму, где работала Таня, с предложением о продаже целого железнодорожного состава древесины в обмен на продукты питания и одежду. Везти древесину из Амурской области в Китай было гораздо ближе и дешевле, чем в любую область в России. Если бы китайцы согласились на эту сделку, то их продукты и одежду мы могли бы поставлять в торговую сеть в России и выручать живые деньги.

      Как ни странно, но Таня выполнила свое обещание, и вскоре я получил приглашение в Харбин для переговоров по этой сделке. Передо мной впервые встал вопрос о том, выпустят ли меня за границу с моей «секретной» предысторией. Я подал заявление на выдачу заграничного паспорта, и вскоре получил его без особых затруднений. Наступала уже та пора, когда порядки нашего государства, сложившиеся в советское время, начали постепенно отступать, размываться, а на смену им приходили непредсказуемые и тревожные времена.

      Весь 1991 год  прошел под знаком ожидания катаклизмов глобального  характера. Но мы еще не понимали масштабов того развала экономики, в который вступала страна. Из продажи исчезали продукты и товары первой необходимости, а рост цен становился еженедельным.

      В августе 1991 года грянул политический кризис. Группа высших руководителей страны попыталась совершить переворот, отстранив Горбачева от власти. Они создали ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению). Сообщение об этом я услышал по радио. В эти дни мы с Адой находились на базе отдыха в Лосево, на Карельском перешейке, куда отправились на несколько дней по дешевым путевкам.

      Вечером все население базы отдыха столпилось в клубе у телевизора, чтобы послушать заявление руководителей ГКЧП. На экране телевизора за столом сидели четверо: председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов, вице-президент Янаев и премьер-министр Павлов. Я помню, как срывался голос у Крючкова, когда он зачитывал по бумажке свою речь и как дрожали руки у Янаева. Было очевидно, что произошел силовой захват власти людьми, которые не уверены ни в своей правоте, ни в своих возможностях.
      Ада со страхом спрашивала меня, что же с нами теперь будет. На этот вопрос не было ответа ни у кого. Единственное, что я смог сказать тогда:
   – Если они возьмут власть, ничего хорошего нас не ждет. Глава КГБ и министр обороны никогда не смогут наладить жизнь в стране, находящейся в таком глубоком кризисе. Они умеют только сажать и расстреливать.

      К счастью, в Москве у власти был Б.Н. Ельцин, а в Ленинграде – А.А. Собчак. Вокруг них объединились сотни тысяч людей, понимавших суть происходящих событий, и даже армия не пошла за своим министром обороны. В течение трех дней кризис был преодолен, а члены ГКЧП арестованы.
     Я испытывал необычайную радость от того, что в те дни здравый смысл победил в нашем обществе. Появилось давно утраченное чувство единения людей, появилась надежда на будущее. Можно было продолжить усилия в обустройстве собственной жизни.

     Моя поездка в Китай состоялась в сентябре того же года. Я летел самолетом во Владивосток с посадкой в Москве, а затем – из Владивостока в Харбин. Конечно, я не мог отказать себе в удовольствии встретиться в Москве с Васей Захарько, которого не видел много лет. Мы созвонились с ним заранее, и когда я вошел в громадное здание газеты «Известия» в центре Москвы, на улице Горького, меня уже ждал пропуск к заместителю главного редактора В.Т. Захарько.

      Лифт вознес меня на третий этаж. Любезная секретарша ввела в громадный кабинет своего шефа, где за большим столом в дальнем углу сидел… Васька. Он вскочил и радостно бросился мне навстречу. Конечно, он изменился за эти годы, но, несмотря на элегантный костюм, на новые интонации крупного руководителя, он был все такой же – простой и невероятно близкий мне человек.
   – Саша, извини, но у нас есть только пятнадцать минут времени для разговора.
Он попросил секретаршу его не беспокоить, и мы буквально бросились, перебивая друг друга, задавать вопросы. Все это было так неожиданно и радостно для нас обоих, что разговор получился рваным, тем более, что он все равно прерывался сверхсрочными телефонными звонками.
     В конце Вася проводил меня до дверей и на прощание дал адрес знакомой женщины во Владивостоке, которая могла бы оказать помощь при необходимости. Я посмотрел на него с радостным изумлением, и Васька расплылся в улыбке, поняв двусмысленность своего предложения.

      Во Владивостоке я пробыл два дня в ожидании рейса в Харбин. Васина знакомая устроила меня переночевать, утром накормила завтраком и даже уговорила своего соседа отвезти меня в аэропорт.
     Воспоминания о Владивостоке остались смутными. Помню крепости, памятники героям гражданской войны, красивые виды на бухту Золотой Рог, но особенно в память врезалось только то, что центральный проспект города упирается прямо в Тихий океан. И когда накануне вечером, сидя на набережной, я наблюдал за красным диском солнца, повисшим над поверхностью залива, мне казалось, что я сижу на краю земли.

      Аэропорт в Харбине оказался гораздо больше, чем во Владивостоке. Несмотря на плотный поток авиарейсов и обилие людей, в зале ожидания поддерживался четкий порядок, и вскоре я увидел табличку с надписью: «Господин Степанов!». Меня встречали пять человек, среди которых я сразу узнал китаянку Таню. Начиная с этого момента, все последующие семь дней пребывания в Харбине я испытывал необычайное радушие и гостеприимство моих хозяев.
 
      Скудные познания о Харбине, которыми я обладал до приезда сюда, можно было выразить одной фразой: это самый русский город в Китае. Так оно и оказалось на самом деле. Город построили в конце XIX века выходцы из России, когда началось строительство Китайской восточной железной дороги (КВЖД). Архитектура города была выдержана в европейском стиле, с обилием православных церквей. Но постепенно русскоязычное население cменилось китайцами, и даже волна белой эмиграции в двадцатые годы прошлого века, включая войска генерала Колчака, не изменила ситуацию.

      Меня разместили в лучшей гостинице «Milky Way» на центральном проспекте города, в номере люкс на одиннадцатом этаже. Впервые в жизни, после советского заточения, я оказался в таком комфортабельном двухкомнатном номере, в котором спальня была чуть меньше моей квартиры, над широкой двуспальной кроватью висел балдахин, и даже в туалете установлена телефонная трубка. Накануне Таня предупредила, что все расходы по моему пребыванию в Харбине китайская фирма берет на себя. Я разгуливал по этому номеру, чувствуя себя «китайским мандарином» и пытаясь предугадать, что может последовать за таким царским приемом.

      Утром к гостинице был подан белый «фольксваген», и водитель с переводчиком доставили меня в головной офис компании. В его приемной был накрыт стол, и меня пригласили закусить перед началом переговоров. Впоследствии я постоянно убеждался в том, что культ еды, причем вкусной и обильной, является неотъемлемой частью китайской жизни.

Первый день ушел на ознакомление с деятельностью компании. Это было государственное торговое предприятие с весьма разветвленной сетью международных партнеров, находящихся во многих странах мира.
      Меня удивляло только одно – понимают ли китайцы, что в моем лице они имеют дело с маленькой частной фирмой? Думаю, не совсем. По-видимому, решающую роль сыграло нечто магическое – «город Ленинград», «Советский Союз», «железнодорожный состав с древесиной», который я предлагал в качестве товара, плюс Танины рассказы о добросердечии меня и моих партнеров в Ленинграде.
     Как бы то ни было, но я решил не ронять марку своей фирмы и вписаться в тот формат встречи, который мне был предложен.

На следующий день к подъезду гостиницы подогнали черный «фольксваген». Вся процедура встречи повторилась вновь, с той разницей, что в ней участвовали специалисты по торговле одеждой.
     Сначала мне показывали образцы женской и детской одежды, позже появились мужские куртки и обувь. Все это многообразие образцов было очень высокого качества. Привыкший к расхожему советскому понятию: «китайское – значит худшее», я с удивлением рассматривал это великолепие. Прекрасные ткани, добротный пошив, тщательно подобранные цвета и фасоны, – все это буквально сыпалось на меня по мере того, как образцы выносили из соседней комнаты. Замысел китайцев состоял в том, чтобы поразить мое воображение и тем самым поднять цену.

      Всю первую половину дня продолжалась демонстрация образцов, из которых я должен был выбирать те модели, которые станут предметом нашего контракта. Нужно признаться, что в одежде я разбирался слабо. Если я мог оценить в какой-то мере эстетический вид платьев, юбок, кофточек, демисезонных пальто, пуховиков, кожаных жакетов, свитеров, детских комбинезонов и т.п., то практическая сторона вопроса, в особенности стоимость таких изделий, была мне неизвестна.
      
      Затем меня повезли обедать. В автомобиль сели еще три человека, и через некоторое время мы въехали в узенькую улицу, сплошь заполненную китайскими ресторанами. В основном это были средние и совсем маленькие ресторанчики, ярко украшенные китайскими фонариками, дракончиками, женскими силуэтами и национальным орнаментом.
     У дверей каждого из них стоял хозяин ресторана, приглашая зайти отобедать. Это было знаком того, что приехали очень важные гости. Мои спутники почтительно смотрели на меня, давая понять, что я сам должен выбрать ресторан. Делать нечего, я решительно шагнул к одному из них, испытывая неловкость перед остальными хозяевами.

      Нам предоставили отдельный кабинет, в центре которого стоял большой круглый стол. Мы вчетвером расселись вокруг стола, а двое официантов начали носить блюда с едой и плотно расставлять их концентрическими кругами на столе. Я насчитал не менее двух десятков тарелок.
     Когда вся поверхность стола оказалась заполненной блюдами, официанты стали заполнять второй ряд, устанавливая блюда в виде пирамиды над краями первого ряда. Я тактично молчал, с изумлением глядя на эту китайскую церемонию, пока мои спутники рассказывали о культуре еды, принятой на торжественных приемах.

      Сначала нужно было отведать морепродукты из верхнего ряда, не пропустив ни одной тарелки. Когда каждый из гостей попробовал креветки, кальмары, крабы, каракатицы и устрицы, он должен был кивнуть головой, чтобы официанты убрали со стола этот ряд. Затем гости принимались за нижний ряд, где были представлены разнообразные блюда из всего, что растет, бегает, плавает и летает, сдобренные острыми специями.
     Брать пищу нужно было из общих тарелок китайскими палочками. После отчаянных, но неудачных попыток справиться с палочками, я взмолился, и официант принес мне вилку с ножом, чтобы я мог накладывать пищу в собственную тарелку. Хозяева встретили это одобрительным смехом, но впоследствии, во всех ресторанах мне предоставляли европейские приборы для еды.

      Китайская кухня, благодаря ее экзотичности, в моем воображении всегда таила какую-то особую магию. Тем не менее, следует сказать, что на вкус мне понравились далеко не все китайские блюда.
     Но главное испытание ждало меня после того, как один из моих спутников разлил по бокалам светло-желтый напиток из большой темной бутылки. Это оказалась китайская водка. К водке я всегда относился отрицательно, но большей гадости, чем этот напиток, я еще не встречал. Для приличия я произнес маленький приветственный тост, отказавшись в деликатной форме от дальнейшего распития, чем вызвал удивление китайцев. Один из них даже сказал:
   – Вы первый русский из наших гостей, который отказывается от водки.

      После обеда меня повезли на швейную фабрику, где продолжился показ моделей одежды. Фабрика была хорошо оборудована разнообразными швейными машинами, соединенными друг с другом конвейерами. Из раскройного цеха продукция поступала по конвейеру в пошивочный цех, затем в гладильный и т.д.
     Швейная техника имела гибкую конструкцию, которая легко подстраивалась к новым моделям одежды, создаваемым в дизайнерском бюро фабрики. Все это выглядело фантастически хорошо и работало как большой, слаженный механизм.
     Позже я узнал, что таких фабрик по стране было уже очень много, что позволяло Китаю постепенно становиться общемировым «пошивочным цехом».

      Нашу группу сопровождала китаянка, заведующая фабрикой. Обращаясь ко мне как к специалисту из России, она подробно рассказывала о высоких потребительских свойствах китайских тканей, обладающих яркостью, блеском, который не исчезает с годами, и игрой цвета в солнечных лучах.
     Я слушал с умным видом эту милую женщину, которая так увлеклась, что даже вспомнила о культурных традициях древнего Китая. Мне было немного грустно сознавать, что взамен на эту изящную продукцию я могу предложить только обтесанные бревна, вырубленные в амурской тайге. И даже тот факт, что заготавливать эти бревна мы научились с помощью военной техники, не добавляло мне оптимизма.

      Но эти размышления были мною решительно отброшены, когда на следующий день мы приступили к основному этапу работы – обсуждению контракта. Напротив меня сидели пятеро китайцев, юристов и экономистов, прекрасно владеющих вопросами ценообразования, таможенных процедур, страхования продукции, международного контрактного права и целого ряда других очень важных вопросов, без которых контракт не мог бы состояться. У меня же не было ни малейшего представления обо всех этих важных материях. Я твердо знал только одно: ни за что не соглашаться на предлагаемую цену и стараться занизить стоимость китайской одежды как можно больше.

      Сначала китайцы удивлялись, и после каждого моего заявления один из них звонил по телефону начальству, чтобы посоветоваться. В конце концов, переговоры превратились в примитивный торг, в котором уже экономико-научная составляющая не играла роли, и обе стороны демонстрировали свою твердость.
     Я размахивал сертификатом на амурскую сосну, упирая на ее уникальные свойства.
   – Это же «мачтовый лес»! – убеждал я своих партнеров. – Это стройматериалы… Мебель… Сырье для бумажной промышленности… Даже музыкальные инструменты можно делать из сосны!
     Все эти сведения я получил перед поездкой, в беседе со специалистом из Лесотехнической академии в Ленинграде, а наличие сертификата свидетельствовало о том, что древесина была уже заготовлена для отправки. Все это разогревало интерес китайцев, и, постепенно, наши финансовые позиции сближались. Поездки в ресторан смягчали напряженность, после чего переговорный процесс возобновлялся.
 
      На четвертый день был сделан перерыв, и мне предоставили свободное время. Таня вернула денежный долг, и я, в сопровождении переводчика, отправился на рынок, чтобы на эти деньги закупить товар. Это было малоприятным занятием, тем более что качество одежды на рынке не шло ни в какое  сравнение с фабричными образцами. Но я должен был оправдать свою поездку перед моими ленинградскими партнерами, поэтому закупил довольно большую партию джинсов, тренировочных костюмов, курток и прочего тряпья для реализации. Вдвоем с переводчиком мы доставили сумки с одеждой в гостиницу.

      В этот же день к вечеру мне устроили визит в мэрию Харбина, которая у них называлась Городская управа. Один из заместителей мэра долго рассказывал о планах развития города, напирая на то, что между Россией и Харбином существуют давнишние исторические связи. Он заглядывал мне в глаза, как будто ждал подтверждения этого факта, хотя подтверждения не требовалось. Достаточно было проехаться по городу, чтобы увидеть православные храмы, многочисленные вывески и даже названия улиц на русском языке.
     Следы русской эмиграции начала двадцатых годов встречались повсюду, и многие китайцы понимали русский язык. Недаром Харбин называли «китайским городом с русской судьбой». Я рассеянно слушал его, размышляя о русских людях, которых судьба забросила в этот далекий край. Пожалуй, тогда впервые во мне проснулся интерес к проблемам эмиграции, которыми позже мне пришлось заняться вплотную.

      Разумеется, контракт на продажу древесины в обмен на одежду был, в конце концов, подписан, поскольку в этом были очень заинтересованы обе стороны. Мы договорились о сроках начала его реализации в течение полугода, скрепили печатями и подписями и отметили прощальным ужином.

      Но было еще одно забавное обстоятельство, которое я не мог озвучить китайцам. Дело в том, что на обратный путь у меня не осталось денег. Я не рассчитал свои расходы в Харбине и не учел, что мне нужно обязательно посетить Благовещенск, чтобы побывать на танкоремонтном заводе.
      В обратный путь мои хозяева предложили двинуться на поезде по китайской территории до российской границы, причем билет на поезд они великодушно подарили. Мне помогли занести в вагон семнадцать больших китайских сумок, наполовину заполненных купленной мною на рынке одеждой. Остальную же часть заполняли образцы фабричной одежды, подаренные моими хозяевами. Это был царский подарок, стоимость которого трудно было переоценить.

      К двум часам ночи поезд прибыл к российско-китайской границе, на которой красовалось крошечное здание таможни, на маленькой площади перед ней стояли два автобуса, а вокруг простиралась тайга. Поезд двинулся дальше по китайской территории, а с советской стороны железнодорожного сообщения не было.
     Пока я вытаскивал из вагона свои тюки с одеждой, пока проходил таможенный досмотр, последний автобус с пассажирами из поезда покинул полустанок. Ближайший город Уссурийск находился в ста восьмидесяти километрах от этого места.
      Я затащил свою поклажу в здание таможни и приготовился ждать утра в полном одиночестве. Но в этот момент ко мне подошел здоровенный мужик, неизвестно откуда взявшийся, и сказал:
   – У меня машина. Могу подвезти до Уссурийска, если хорошо заплатишь.
Его внешность мне не понравилась, поэтому я осторожно ответил:
   – У меня много вещей, а русских денег нет совсем, есть только юани…
   – Ладно, давай юани. А вещи мы запихнем, у меня Волга.
      Я все еще колебался.
   – Но мы поедем вдвоем?
   – Конечно. Где же я возьму еще пассажиров? Но деньги вперед…

      Я отдал ему все оставшиеся юани, так как они были больше не нужны. Вместе с водителем мы затолкали сумки с одеждой в машину. Я удивился тому, с какой легкостью он упаковал весь большой объем багажа, и даже оставил клочок места на заднем сиденье для меня. Переднее сиденье осталось свободным.
   – Садись сзади, и держи свои сумки, - сказал он.
      Ничего не понимая, я втиснулся в машину и мы тронулись. Через пару километров на дороге проголосовал человек, водитель притормозил и посадил его рядом с собой.
   – Ты же обещал, что мы поедем вдвоем? – возмущенно воскликнул я.
   – Это не пассажир, это мой приятель. Ему нужно домой в соседний поселок… Не волнуйся…

      Я понял, что попал в западню. Машина тронулась, и остановить ее уже не было возможности. Оба мужика сидели молча. Машину окружала глухая тайга, и только узкая полоса дороги высвечивалась впереди в свете фар. До Уссурийска не менее трех часов езды, встречный транспорт среди ночи вряд ли попадется. Моим попутчикам достаточно было всего полминуты, чтобы выбросить меня из машины и уехать с моим дорогим багажом.
     Все это я судорожно обдумывал, прижавшись к сумкам, и сжимая в руке маленький перочинный ножик, случайно оказавшийся в кармане.

      Прошло минут тридцать в гробовом молчании. Затем водитель затормозил, и его приятель вышел из машины. «Началось», – подумал я, заперев заднюю дверь и сжавшись в комок. Водитель тоже вышел, они постояли в свете фар несколько минут, покурили, после чего приятель прошагал немного вперед, затем сошел с дороги и исчез в темноте. А водитель сел в машину, и мы двинулись дальше.
     Видимо он почувствовал мою напряженность, поэтому спустя некоторое время спросил:
   – Ну что, испугался?
   – Да нет… – постарался я ответить как можно спокойнее.
      Он усмехнулся.
   – Тебе повезло, что ты попал на меня. Места у нас здесь глухие… Всякое бывает…
      Больше разговоров у нас с ним не было, и к утру он подъехал к железнодорожному вокзалу Уссурийска. Выгрузив сумки, водитель на прощанье хлопнул меня по плечу и сказал:
   – Удачи тебе, счастливый…

      Но на этом мои таежные похождения не закончились. Я сдал свои тюки в камеру хранения вокзала и на последние деньги купил билет на поезд до Благовещенска, откуда собирался самолетом лететь домой.
     Впереди был целый день, так как поезд отходил только вечером. Смертельно хотелось есть. Чтобы раздобыть немного денег, я оставил себе пару спортивных костюмов для продажи, подаренных китайской фирмой. Это было опрометчивое решение, но другого выхода не было.

      Городской толчок оказался совсем недалеко от вокзала. Я зашел на рынок, и, пройдя несколько торговых рядов, нашел свободное место в конце одного из столов. На нем я разложил свои костюмы и начал ждать покупателей.
     Соседние продавцы, преимущественно китайцы, с удивлением смотрели на своего нового соседа, о чем-то переговариваясь. Товар у них был по качеству такой же, как на харбинском рынке, поэтому мои костюмы на их фоне выглядели вполне прилично. Покупателей практически не было, зато вскоре ко мне подошел парень криминального вида и спросил:
   – Ты уплатил за место?
   – Нет, - ответил я.
   – Плати мне…
   – У меня денег нет… Вот продам костюмы, тогда уплачу.
      Парень сгреб в охапку один из моих костюмов и ушел. Я простоял около двух часов, пока ко мне не подошла китаянка, и тихонько спросила, сколько я хочу за оставшийся костюм.
   – Сколько дадите, – с готовностью ответил я.
   – Вот вам двести рублей и быстро уходите, – почти шепотом произнесла она.

      Через несколько минут я был уже за пределами рынка. На радостях я плотно поел в привокзальном ресторане, а вечером уже ехал в вагоне своего поезда. Отдохнув и расслабившись, я рассказал двум соседкам в купе о своих похождениях на уссурийском рынке.
   – Вы с ума сошли, – сказала одна из них. – Этим рынком правит мафия. Недавно китайские торговцы пытались поднять бунт, и эти рэкетиры зарезали двух китайцев…
      Засыпая, я с удивлением думал о том, что опять неизвестная китаянка меня выручила…

      В Благовещенске меня ждал военный газик с водителем, поскольку из Уссурийска я дал телеграмму на танкоремонтный завод. Директор завода встретил меня очень радушно, поместил в общежитие, кормил в заводской столовой, и в течение двух дней мы обсуждали с ним ход работ по реконструкции танков.
     Разделку нескольких танков они уже произвели, но затруднение состояло в том, что из Киева до сих пор не поступило навесное лесозаготовительное оборудование. Из его слов я понял, что работы на киевском заводе приостановлены из-за недостаточного финансирования.

      Из кабинета директора я позвонил в Ленинград Волкову.
   – Николай Александрович, спешу вас порадовать. Контракт с китайской фирмой заключен, и я везу с собой немало китайской одежды для продажи.
   – Все это прекрасно, но мне вас порадовать нечем. Обстановка ухудшается с такой скоростью, что нам нечем платить заводам…
   – А как же Торговый банк?
   – Банк разорился. Приезжайте, подробности на месте…

      Через два дня мы уже сидели с Волковым в нашем офисе. Он мне подробно объяснил, что все наши партнеры пытаются добросовестно выполнять свои обязательства. Но суммы платежей, обозначенные в договорах, потеряли смысл, поскольку стоимость денег в стране падает с каждым днем.
   – Я уже устал постоянно говорить с киевским директором. Он требует повышения оплаты. Александр Сергеевич, поезжайте в Киев. Может быть, вы сможете его уговорить. В конце концов, это ваш проект…

      Волков, действительно, выглядел усталым и расстроенным. Инфляция ударила по банкам и промышленным предприятиям. Его друзья, владельцы Торгового банка, сидели у разбитого корыта. Деньги, отданные в кредит клиентам, фактически обесценились в несколько раз. На предприятиях начиналось брожение умов среди рабочих, поскольку цены росли, и на зарплату ничего нельзя было купить. 
      
      Первое, что я сделал, – приостановил работы на Гомельском заводе. Там производство было налажено, они успели выпустить две модернизированные машины БМП, и мы успешно их продали. Поэтому с этого заказа часть денег можно было перебросить в Киев. С этой новостью я и отправился к киевскому директору.

      Два дня мы с ним ругались, как соседки в коммунальной квартире. Я тыкал ему в нос контракт с его подписью, где были указаны ежеквартальные платежи, которые мы скрупулезно ему переводили. В ответ он водил меня в сборочный цех, показывая наши лесозаготовительные головки, которые были уже близки к завершению. Затем он тащил меня в бухгалтерию, тряс бумагами о повышении цен на комплектующие изделия и на повышение зарплаты рабочим.
   – Тарас Семенович, – говорил я миролюбиво. – Поймите, я же не печатаю деньги, я их зарабатываю…
   – Поймите и вы, Александр Сергеевич, мне нужно кормить рабочих, иначе завтра они выйдут на забастовку, и вы своих головок никогда не дождетесь. Я отправляю рабочих в вынужденные отпуска, потому что нет денег…

      Мы оба понимали, что это тупик, из которого нам выйти не под силу. Вся страна входила в затяжной кризис. Останавливались крупные, даже военные производства. Лихорадило финансовую сферу, банки, биржи, страховые компании. Катастрофически, еженедельно, росли цены на продукты и товары.

      С тяжелым сердцем я вернулся из Киева. Я уже понимал тогда, что мой проект не состоится. Столь оригинально задуманная идея, доведенная до реального воплощения во многих деталях, захлебнулась как космонавт, которому не хватило кислорода.
     Бесполезной военной техники в стране накопилось громадное количество. Наша деятельность была по-настоящему конверсионной, так как мы превращали никому не нужные танки в красивую одежду для людей, а также давали работу людям на заводах и в леспромхозах.
     В процессе реализации этой идеи мне пришлось ездить в Китай, в Благовещенск, в Гомель, в Киев, в Министерство обороны в Москву, без санкции которого ни один танк мы бы не получили. Это требовало большой затраты сил, но это была самостоятельная и творческая работа. Мы все были рады, что идея начала работать, охватив большое пространство, множество организаций и обещая нам реально заработанные доходы.

      Но удары сыпались со всех сторон. В декабре 1991 года развалился Советский Союз. Главы трех республик – России, Украины и Белоруссии, – съехавшись в маленьком местечке в Беловежской пуще, подписали соглашение о том, что СССР перестает существовать как единое государство, а вместо него образуется Содружество независимых государств.
     Одним росчерком пера, без обсуждения, без референдумов исчезла с карты мира громадная страна, созданная нашими отцами и дедами путем неимоверных лишений. Новость эта была неожиданной для всех, казалось, что даже сами подписанты были удивлены такому поспешному решению. В то же время мы уже начинали привыкать к неожиданностям глобального характера. Я склонялся к тому, что в интересах простых людей это скорее правильное решение, чем ошибочное, поскольку управлять такой громадной территорией из одного центра было просто немыслимо.
      
      Вскоре тщательно разработанная мною цепочка событий начала буксовать, так как к началу 1992 года оба завода, Гомельский и Киевский, оказались за границей, а гиперинфляция достигла таких масштабов, которых ни одно производство уже не выдерживало. Мы задействовали все свои ресурсы, чтобы поддержать процесс, но это оказалось нам не под силу. Производство пришлось прекратить.

      Вскоре в поле зрения появился некий американец, Брайан Дрейк Джеффрис – веселый, искренний и честный парень, который приехал в Россию налаживать контакты и найти себе партнеров.
     Помню, что он впервые появился в нашем офисе вместе с переводчицей Ириной. Выглядел он внушительно и в то же время необычно: громадного роста, с окладистой бородой, в потертых джинсах, кроссовках и в выцветшем розовом картузе на голове. Ирина работала барменом в гостинице «Европейская», где остановился Дрейк, там они и познакомились.
     Я сразу спросил ее:
   – Почему он так странно выглядит?
   – Не удивляйтесь, – ответила она. – Он не бизнесмен, он американский хиппи… Поскольку он ни слова не понимает по-русски, я вам скажу откровенно… Дрейк никогда не занимался бизнесом, и у него нет больших денег. Но он человек интересной судьбы… В совсем молодом возрасте он попал в мафиозную компанию в том штате, где родился. Поскольку больших грехов за ним не числилось, он избежал судебного наказания и отправился в Индию, где прожил несколько лет монахом в мужском монастыре. Познакомившись с основами буддизма и набравшись ума, он вернулся в Америку. Подходящей работы так и не нашел, и его снова потянуло странствовать по миру. Кто-то ему сказал, что нужно ехать в Россию, там сейчас есть большие возможности для предприимчивых людей.
   – Возможности, действительно, есть, но для людей с деньгами, – заметил я.
   – Александр, вы не могли бы ему помочь? Понимаете, у него нет ни одной идеи в голове. Если ему подать идею, деньги в Америке он бы достал. Но я только переводчица, и от меня в этом смысле толку мало…

      Я с интересом взглянул на Дрейка снизу вверх. Он смотрел на меня по-детски чистыми глазами, в которых мерцала надежда. Все это выглядело очень забавно, и поскольку у меня не было в данный момент конкретного занятия, я неуверенно произнес:
   – Ну, давайте попробуем…

      Первый вечер мы провели в баре гостиницы «Европейская», потягивая коктейль и неторопливо беседуя. Я присматривался к Дрейку, пытаясь понять, что он за человек. Почему-то он сразу проникся ко мне большим доверием, называя не иначе, как «мистер Степанов».
   – С чего мы начнем, Дрейк? – спрашивал я, заглядывая в его честные глаза.
   – К сожалению, у меня пока нет никаких предложений… Я бы хотел как можно больше увидеть в вашем городе, понять, чем люди интересуются, чего им не хватает… Понимаете, в Америке есть абсолютно все… Вы мне скажите, мистер Степанов, что нужно, и я достану… без проблем.

      Это была любопытная точка зрения. В России нужно было так много, что я даже не знал с чего начать. С одной стороны, возможностей для инициативы было море, достаточно было упомянуть мою историю с реконструкцией танков. С другой стороны, их реализация обязательно наталкивалась на непреодолимые трудности.
     Конечно, участие иностранца вносило определенную новизну, но я не хотел уподобляться тем торговцам, расплодившимся в большом количестве, которые продавали и покупали «воздух». Все столбы в городе были обклеены объявлениями о купле-продаже, в которых предлагались самые немыслимые товары.
     Ходил даже анекдот на эту тему:
      «Встретились два торговца.
   – Что продаете?
   – Подводную лодку.
   – Сколько?
   – Три миллиона долларов.
   – Если скинете полмиллиона, беру.
   – Согласен.
      Они разошлись. Один побежал искать деньги, другой побежал искать подводную лодку».

      Но раз уж я познакомился с американцем, нужно было предложить что-то реальное. Поэтому я решил начать с малых дел.
     У меня была знакомая, главный врач частной стоматологической клиники на улице Некрасова, рядом с Мальцевским рынком. Она не раз жаловалась на то, что не может достать современное зубоврачебное оборудование. Ей нужно было все, начиная от кресел и кончая химическими реактивами. Я позвонил ей и сказал, что приду в гости с иностранцем, который в состоянии решить ее проблемы, поэтому пусть наведет марафет в своей клинике.

      В назначенный час мы с Дрейком и Ириной явились в клинику. На входе нас встретили директор, главный врач и председатель профкома. Встреча была обставлена в лучших советских традициях. Все три женщины выказывали подобострастие перед иностранцем, даже не замечая его более чем непрезентабельный вид. Возможно, в их глазах его непохожесть на типичного советского человека вызывала особую заинтересованность.

      Дрейк вел себя великолепно. Вальяжной походкой он уверенно расхаживал по кабинетам, внимательно слушая запросы хозяев и записывая их в блокнот. После торжественного чаепития в кабинете директора он заявил, что у него есть знакомый врач-стоматолог в Дакоте, который с удовольствием продаст все оборудование клиники по сходной цене. Правда, стоимость он назвать затруднился.

      Когда мы покинули медучреждение, я объяснил Дрейку, что ввоз любого оборудования в СССР связан с немалыми трудностями. Во-первых, его нужно сертифицировать, а это означает пройти многие бюрократические процедуры, получить массу согласующих подписей чиновников и заплатить им немалые деньги. Во-вторых, нужно пройти таможенный контроль и заплатить пошлины, что тоже требует усилий и денег.
     Для Дрейка это было откровением, поэтому он смотрел на меня с еще большей надеждой и почтением.
   – Мистер Степанов, но вы сможете все это преодолеть?
      Я с трудом сдерживал смех.
   – Дрейк, вы очень славный парень… Давайте сначала оценим стоимость хотя бы одного врачебного кабинета, и посмотрим, есть ли у наших клиентов деньги, чтобы его купить. Потом уже будем говорить о технических деталях…

      Тем не менее, Дрейк выглядел окрыленным, и перед расставанием, крепко пожав мне руку, он сказал:
   – Я уже месяц нахожусь в Ленинграде, и только сегодня, впервые, мне была предложена конкретная сделка. Я хочу работать с вами, мистер Степанов…
      Ирина лучезарно улыбнулась и, взяв своего компаньона под руку, увела его в сторону гостиницы. Я же остался в глубоком раздумье. С одной стороны, искреннее желание американца работать со мной было приятным, с другой – его неискушенность просто обескураживала.

      В последующие два месяца мы продолжили с Дрейком походы в различные компании. Он тяготел, в основном, к торговым сделкам, и за это время успел накопить немало предложений, чтобы внимательно обдумать их у себя в Америке. Мы с ним настолько сблизились, что он перестал меня величать по фамилии.

      Однажды Дрейк предложил мне создать совместное предприятие, чтобы осуществлять эти сделки. Я посоветовался с Волковым, и он дал добро. В учредители новой компании были включены фирма «КИТ» и два физических лиц – я и Дрейк. Устав российско-американской компании нужно было написать на двух языках – русском и английском. Я нашел молодого парня, Павла Романовского, который прекрасно выполнил эту работу.

      Регистрировались совместные предприятия в те времена в Комитете по внешним связям, который возглавлял Владимир Путин. Тогда он был для нас просто высоким городским чиновником, с неизвестным прошлым и непредсказуемым будущим. Курировал эту работу его заместитель, однокурсник Волкова по экономическому факультету.
      Мы долго обсуждали с Дрейком название нашей будущей компании. 
   – Дрейк, а как называется город, в котором ты живешь в Америке? – спросил я.
   – Я живу в штате Северная Каролина, в городе Шарлотта, – ответил он.
   – Красивое имя… И кто же та Шарлотта, в честь которой его назвали?
   – Английская королева, жена короля Георга III…
   – Потрясающе, Дрейк! Давай назовем нашу фирму Шарлотта!

      На том и порешили. Российско-американское СП «Шарлотта Лтд» было зарегистрировано 17 июля 1992года, и на свидетельстве о регистрации стояла подпись В. Путина. В то время совместных предприятий в Ленинграде было не так много, особенно с американским участием. Получив в руки такой мандат на «серьезную» бизнес-деятельность, мы воспряли духом. Поэтому следующим эпизодом в наших поисках плодотворной идеи стала поездка в город Торжок.

      В Торжке жил и работал мой хороший знакомый Леня Голубков, полный тезка знаменитого героя рекламы печально памятной компании «МММ», разорившей сотни тысяч советских людей на мошеннической схеме «быстрого обогащения».
     Но мой Леня не был мошенником, наоборот, он был кандидатом сельскохозяйственных наук и посвятил себя выращиванию льна. Он знал об этой культуре абсолютно все – как ее выращивать и обрабатывать, как и где ее можно использовать. Не знал он только одного: можно ли ее выгодно продавать за рубеж.
     Для обсуждения этого вопроса мы и прибыли в Торжок. Ирина не смогла сопровождать Дрейка, поэтому в качестве переводчика я пригласил Пашу Романовского, уже принимавшего участие в создании нашей новой фирмы.

      Леня подготовился к приезду «иностранной делегации» очень основательно. Сам он проживал в скромной, маленькой квартирке, поэтому встреча была организована в квартире его друга, Юры Левина, директора крупнейшего в области совхоза.
     Совхоз специализировался на выращивании льна, поэтому Юра Левин был не только специалистом-практиком, но и потенциальным продавцом этой культуры. Кроме того, у него в хозяйстве уже работала фабрика выработки льняного полотна, пошива льняных скатертей, салфеток, постельного белья и множества других изделий.

      Нас торжественно усадили за большой обеденный стол, на котором жена Юры выставила богатое угощение и обильную выпивку. Голубков с Левиным, ученый-теоретик и директор-практик, в два голоса, подробно объяснили Дрейку, что лен является одной из самых продуктивных культур не только для швейной промышленности, но и для производства масла, лекарств и многого другого. Кроме того, лен растет в северных широтах, поэтому в Америке его нет, и Дрейк может стать одним из первых его поставщиков.

      Страсти за столом разгорались по мере того, как росло количество выпитого алкоголя. Бутылок на столе было много, и хозяева умело спаивали американского гостя. Вскоре Дрейк почувствовал, что он попал в замечательную компанию, что все присутствующие не просто милые люди, а настоящие родственные души. Он провозглашал приветственные тосты, и через некоторое время уже приглашал всех нас в Америку, на свое ранчо.
     Паша пил немного, иначе он бы не смог осуществлять переводческий процесс, а я, по своему обыкновению, не пил совсем. Поэтому мне было очень любопытно наблюдать за этой сценой со стороны.

      На следующий день, проспавшись и придя в себя, мы вновь сели за стол и продолжили наш научно-практический семинар. Дрейк выглядел смущенным, к нему вновь вернулась его детская наивность в глазах, но к ней прибавилась нескрываемая радость от общения с новыми знакомыми.
   – А есть ли что-нибудь интересное кроме льна в вашей области? – спросил он. 
Хозяева задумались. После недолгого молчания Юра сказал:
   – У меня есть лучший друг, с которым мы знакомы с детства… Он командир авиационного полка. Я могу его пригласить…

      Услышав эти слова, я вздрогнул. Мой двоюродный брат, Николай Степанов, служил штурманом в военно-морской авиации, и я знал, как много он мог выпить. Боясь, что командир полка может только поддержать пьющую компанию, я с опаской спросил:
   – А какая может быть польза Дрейку от этого знакомства?
      Но Юра уже не слушал меня, набирая по телефону номер своего друга.
   
      Полковник ВВС появился в квартире Юры через полчаса, в красивой военной форме и, сев за стол, решительно отказался от предложенной ему рюмки. Он был немногословен, подчеркнуто-вежлив и точен в формулировках. Юра спросил его, улыбаясь:
   – Американский гость интересуется, что интересного есть в Торжке. Что скажешь?
   – У меня в части много интересного. Смотря, что его интересует…
   – А показать можешь?
   – Могу, – уверенно ответил командир.

      Такого я еще не слышал. Проработав в секретной организации 28 лет, я не мог себе представить, чтобы иностранца вот так, запросто, пустили на территорию военной части.
   – А разве это можно? – вырвалось у меня.
   – С моего разрешения можно, – ответил полковник. – Ответственность я беру на себя.

      Когда я объяснил Дрейку, что мы отвезем его в расположение авиационного полка, чтобы ознакомиться с военной техникой, он просиял от радости. Через некоторое время мы, на служебном газике командира части, беспрепятственно въехали на летное поле, в разных частях которого стояли военные самолеты.
   – Сугубо военную технику я показывать не буду, – сказал командир. – У меня есть новый вертолет «МИ-26», который называют «летающая крепость». Он, в принципе, гражданский, хотя для своих целей мы его тоже используем.

      Минут через пять мы подъехали к громадной машине, длина фюзеляжа которой составляла 40 метров, а сверху нависали лопасти гигантского винта. По трапу мы поднялись на борт, осмотрели кабину управления и грузовую кабину.
     Командир рассказывал о технических характеристиках машины, от которых Дрейк чуть ли не подпрыгивал на месте: грузоподъемность 20 тонн, пассажировместимость 80 человек, скорость 300 км/час, высота полета 6,5 км. На тросе эта машина может переносить целый дом с одного места на другое.
     Насмотревшись, Дрейк спросил у командира:
   – Сколько стоит эта машина?
   - Сэр, этот вертолет не продается за рубеж. Вы можете попытаться взять его в лизинг, допустим, лет на десять, но это тоже сложная и дорогостоящая процедура.
     Дрейк вопросительно посмотрел на меня. Я же ничего не ответил, и только поблагодарил командира части за эту увлекательную экскурсию.

      Еще один, последний, день мы провели в Торжке, поскольку Леня умудрился устроить нам охоту на кабанов в глухом тверском лесу. В уютном охотничьем домике, оставшемся в наследство от коммунистических партийных боссов, было опять много выпито и съедено, но ни одного кабана мы, слава богу, не подстрелили.

      Сидя в купе на обратном пути в Ленинград, Дрейк вдохновенно вспоминал все увиденное за последнее время и строил свои ближайшие планы после возвращения в Америку. Я внимательно выслушал его и сказал:
   – Дрейк, не обижайся. Я хочу спустить тебя с небес на землю. Есть русская поговорка: «лучшее – враг хорошего». Поэтому давай пока отложим вертолеты, льняные фабрики и даже зубоврачебные кресла. А начнем, давай, с простого. Ты можешь купить в Америке небольшую партию персональных компьютеров… и привезти ее в Ленинград?
   – Могу, – сказал Дрейк, подумав одно мгновенье. – Я даже знаю, как достать деньги на это.
   – Но компьютеры нужны самых последних моделей, тогда я смогу их здесь продать, – добавил я.
      Дрейк посмотрел на меня почти влюбленными глазами.
   – Александр, а что я могу сделать лично для тебя в Америке?
   – Не знаю… Вообще-то, мне ничего не нужно… Впрочем, нет, одно желание у меня есть. Но оно вряд ли выполнимо… Я хотел бы поучиться бизнесу в Америке.
      Дрейк ничего не ответил. Но дальнейшие события показали, что он не забыл о
 моем желании.