Фрагмент романа Ускользающая эстетика эволюции

(ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА)

Что есть любовь? Где она? Вымышленная картина моих снов? 
Я думал об этом, когда опять безуспешно звонил Надин в Гамбург. Она не отвечала.
Недоумение и негодование жили во мне, усиливаясь с каждым днем. Я потерял всё. Я был уже безумен, расхаживая по бульварам Парижа, которые помнили Надин, Надежду моих прожитых столетий.
Я ненавидел себя. И я уже не мог любить ее. А самое главное - я возненавидел свою суть, творчество, собственную написанную книгу. Моя судьба, как некогда шутили студенты предреволюционной поры, стала "капустой", шелухой подлинных воспоминаний.
Именно тогда мне встретился отец Петр.
Биография его внушала уважение. Петр Аристархович Покровский принадлежал к древнему иерейскому роду. Явившись на свет в годы царствования Александра Освободителя (этот Романов, впрочем, никаким освободителем не был и заслужил, по моему мнению, закономерную гибель), при начале правления проклятого Николая уехал в Германию,учиться в Гейдельберге. Он увлекся физикой, которая тогда была подлинной "царицей наук", а оттуда, из немецких краев, вернулся в Россию, в Киевский университет, где преподавал до начала Мировой. Его рукоположение после профессорской карьеры представлялось загадочным.
- Мне говорили о тебе, - произнес он, улыбнувшись мягко и добро, что было характерно для священников тех лет, ушедших в эмиграцию по зову души. У него был совсем маленький приход, небольшая православная церковь в предместье, даже близко несопоставимая с Сент-Женевьев-де-Буа.
Я пришел туда по рекомендации двух однополчан, которые несколько лет назад хоронили там своих офицеров. Наверное, этот разговор я считал не только важным, но решающим.
У его храма, около стальных оград, располагалась беседка.
- Я вижу, что тебе плохо. Болтаешься, как ботало коровье.
Я кивнул. Это было сущей правдой.
- Видишь ли, что...
Отец Петр долго размышлял о том, имеет ли право произнести то, что задумал.
- Я читал твою книгу. И вот что я скажу тебе... Это не повествование о мире в научном или философическом понимании, это, увы, всего лишь поэзия. Ты поэт,  просто поэт. Вроде Бальмонта.
- Не признаю Бальмонта. Из всех наших знаменитых "Б" чту лишь Блока, - сказал я.
Петр Аристархович молчал. Сидел, потирая руки и смотря на буйно живущий сад около храма.
- Я, Алеша, странный поп. В годы былые прозван бы был еретиком. Бога-то нет, - он усмехнулся и светло взглянул на меня. - Точнее, он есть, но...
Скворец, неожиданно слетевший прямо к ногам отца Петра, словно утверждал его слова.
- Я ученый. А ты лирик. Твоя "Ускользающая эстетика эволюции" суть поэма. Следом за Данте. А физика... Физика поборола мои сомнения. У меня своя Троица, совсем особая. Первый Бог Троицы - законы мироздания, законы термодинамики, Ньютон. Дарвин увидел лишь свет в конце тоннеля. Эволюционирует всё - от атома до твоего сознания. И это дал Господь, Первый Бог, Бог законов, но не молитв. А далее... Твой эволюционный деизм останавливается именно тут.Вселенной миллиарды лет, она бескрайняя во времени и космосе. И ранее того, как появились здесь мы, куда-то в миры иные, следуя закону Первого Бога, пришли разумные существа, подобные нам. Их можно назвать Богом Вторым. Но и это еще не всё... Мы, живущие здесь, есть коллективный Третий Бог.
Тихий перезвон колоколов прерывал нашу беседу. Священника ждала служба.
- Ты написал очень хорошую книгу. Но в ней нет открытий. Это может заинтересовать разве что их, коммунаров, - он указал рукой в сторону условного Востока, где располагалась Россия. - Поезжай туда. Здесь ты погибнешь. Ты выдумал свою эволюцию. Да и свою любовь тоже. Уезжай. И да хранит тебя Господь.
Он медленно поднялся и ушел по тропе к своему небольшому храму, скрытому среди деревьев.