Любимая сосна

Обычно в детский сад меня возил на мотоцикле папа. Зимой он укладывал в люльку тулуп, потом усаживал меня и плотно закутывал моё хрупкое детское тельце в натуральный мех, а потом натягивал брезент и застёгивал его на крепления по краям люльки. Когда шёл дождь, то для меня звучала папина команда: "Лялька, ныряй в люльку!". Это означало, что я должна была накрыться брезентом с головой и ехать несколько километров почти в темноте и ничего не видеть по сторонам. Я не любила дождь, потому что у меня была одна детская тайна, один ежедневный ритуал, который не хотелось пропускать. Дело в том, что на повороте, недалеко от нашей деревни, росла необычная сосна и я каждое утро тихонько здоровалась с ней, а вечером, если было ещё светло, говорила ей "До свидания".
Сосна росла ровно, а потом её ствол резко уходил вправо и дальше опять рос вверх. Я всё время думала, что могло произойти с деревом, чтобы его так изуродовала древесная жизнь, и моё детское воображение рисовало сказочные сюжеты из жизни этой сосны. Деревья для меня всегда были живыми существами со своей судьбой и характером. 
Как большинство детей, я любила забираться на дерево, цепляясь руками за ветки, усаживаться на заранее присмотренное место и наблюдать окрестности с высоты. Забираться у меня получалось ловко и весело, а вот со спуском удачно выходило не всегда: иногда я шмякалась на землю и больно ударялась, иногда меня приходилось снимать с помощью длинной лестницы для сеновала. Но, пока я была в возрасте пяти-семи лет, мои альпинистские замашки были предметом юмористических семейных рассказов.
Страсть к покорению вершин закончилась резко и категорично. Однажды я забралась на стрелу крана, на котором работал папа. Забралась и зацепилась внутренней частью запястья правой руки за торчащий стальной трос. Крови было много и поэтому пришлось обращаться за медицинской помощью. На мою беду единственной медсестрой на всю деревню была моя мама, таким образом я получила одновременно и скорую помощь и волшебный пендель в форме запрета посещать места выше моего роста. Рана зажила быстро, но шрам остался на всю жизнь. 
Может быть та кривая сосна и привлекала моё детское внимание, потому что на её стволе можно было удобно устроиться и наблюдать за жизнью леса. Может быть. Но сейчас мне кажется, что судьба этого дерева и моя судьба очень похожи. Мы обе пережили события, которые нас не сломали, но оставили неизгладимый след в теле и душе. Мы обе нашли в себе силы подниматься вверх, жадно ловить солнечные лучи и дарить миру искренность своего бытия.
Когда в дальнейшей жизни мне было особенно невмоготу, и уже не хватало сил жить и бороться за своё достоинство, я закрывала глаза, мысленно брала за руку своего отца и долго бродила с ним по нашим родным местам. 
Как это важно - иметь, в этом сумасшедшем от стяжательства мире, хотя бы в памяти, человека, который любил тебя, верил в тебя, и рядом с которым ты жил когда-то с ощущением безусловного принятия и с чувством абсолютной безопасности. 
А ещё важно помнить, что человек, способный умышленно причинять боль, будет её причинять снова и снова по одной простой причине: у него в детстве не было этого ощущения безопасности и когда-то он принял решение мстить окружающим за свои детские травмы. Он будет продумывать свою месть на десять шагов вперёд, отнимая у вас всё, что вам дорого. Он будет надевать разные маски и действовать хладнокровно и расчётливо, умело прикрывая себя от подозрений. Он иначе не может, потому что внутри у него нет ничего, кроме маленького ребёнка с избитой униженной душой и огромного страха, что кто-нибудь узнает его истинное лицо. Человеку со здоровой психикой и человечной структурой личности маски не нужны. Маски нужны тем, у кого вместо души вмонтирован калькулятор, кто умеет отнимать деньги, имущество, свободу и саму жизнь.
Эти люди живут рядом с нами, они даже могут ходить в церковь и читать молитвы, только их молитвы не направлены к свету. Они очень похожи друг на друга - иногда кажется, что их выводят, как цыплят, в одном инкубаторе с названием "Хищники". Беда в том, что у них нет совести, нет чувства вины и раскаяния. Те участки головного мозга, где эти эмоции формируются, у "хищников" имеют иное строение. Они не способны на глубокие чувства и людей воспринимают как удобные или неудобные вещи. Любить они тоже не могут, даже собственных детей. Дети для них - инвестиция в старость, будущие кормильцы.
Этих "хищников" легко распознать в любовных отношениях, как правило у них много сексуальных партнёров. Секс для них - своего рода охота и возможность самоутвердиться в собственных глазах и в глазах им подобных. А вот в глазах их постоянных партнёров - боль, отчаяние и хронический стресс. Их партнёры напоминают жертвы, попавшие в охотничьи сети, выбраться из которых стоит большого мужества. Я желаю им этого мужества! Мой отец говорил: "В этой жизни можно потерять всё, но только не чувство собственного достоинства."
05.07.2019, д.Выбье.