Ласточки, молоко и песок сквозь пальцы - 6

Сегодня, как уже делалось не один раз, мы берем лодку и отправляемся выше по течению, но не ради развлечения. Сегодня у нас есть дело.

Блики солнца пляшут по воде, лодке, нашим лицам. Я сажусь на весла. Гребу медленно, осторожно, чтобы не нарушить густую утреннюю тишину. Мне на руку приземляется огромная стрекоза. Она совсем не боится - ни движений руки, ни того, что все ее довольно близко и пристально разглядывают. Посидела неподвижно, а потом взмахнула крыльями-вертолетами и полетела по только ей одной известным стрекозиным делам.

Минут через десять мама сменяет меня на веслах, а я укладываюсь на корму и, закрыв глаза, слушаю плеск воды о лодку и поскрипывание несмазанных уключин.
Веки смыкаются под мягкими прикосновениями еще не жаркого солнца. Я даже не заметила, как уснула. Но лодка ударяется о берег и дремота испуганными птицами разлетается во все стороны. Мы на месте.

Причалив, вытаскиваем наше судно на берег, а дальше идём пешком по сочной, мягкой, еще влажной от росы траве. Уже издалека слышно коров и их крепкий терпкий аромат.

- Опять пришли? Понравилось молочко моё? - улыбается полная румяная пастушка.
- Мы молочные! - смеётся мама.
- Что, хотите коровку потрогать? - подмигивает нам женщина.
Вместо ответа мы охотно протягиваем ладошки к мягкому, покрытому короткой шерсткой коровьему носу.

Я завороженно смотрю, как пастушка умело и очень ловко доит свою корову, с удовольствием слушаю, как белые струйки звонко стучат по оцинкованному ведру и наверное даже тоже хочу попробовать. Закончив, она процеживает парное молоко через марлю в принесенную нами стеклянную трехлитровую банку.

- Скорей, скорей, пока тёплое! - суетится женщина, подставляя нам покрытое молочной пеной горлышко.
Брат с аппетитом отхлебывает молоко, а оно в ответ оставляет ему над губой залихвацкие белые усы. Я не пью. Я люблю только холодное!

Распрощавщись с пастушкой и пообещав ещё вернуться, отправляемся в обратный путь. За весла берётся брат. Приятно грести по течению. А я смотрю по сторонам, выискивая в уже хорошо знакомых местах что-то новое и интересное.

Русло реки постоянно меняется. Особенно заметно это на поворотах - когда вода, выбирая путь наименьшего сопротивления, подхватывает песок и глину с одного берега, и оставляет их на другом. Русло выгибается ещё сильнее, крутые берега становятся ещё обрывистее, а песчаные пляжи ещё глубже белыми языками врезаются в воду.

Я помню, как на базе отдыха река медленно подобралась к забору, забирая с каждым годом понемногу травы и глины. Затем съела две его секции, а потом и вовсе принялась слизывать асфальт с подъездной дороги. В итоге ездить там стало небезопасно и всем пришлось привыкать объезжать получившийся обрыв стороной.

В этом обрыве, впрочем как и в остальных подобных, живут ласточки-береговушки. Каждый год они прилетают и либо занимают сохранившиеся норки, либо роют новые, чтобы устроить там домик для себя и будущих птенцов.

Именно с этого обрыва, поддавшись необъяснимому порыву, мы как-то прыгнули всей семьей. Прыжок с двухметровой высоты захватил дух и даже немного напугал. А папа, судя по ошарашенному выражению лица и фразе: “Зачем же я это сделал?” - смог удивить даже себя.

- Смотрите! Там что-то в воде! - возглас брата прерывает поток моих мыслей.
И правда, прямо под берегом что-то плещется. Подплываем ближе. Да это же птичка! Ласточка! Птенец! Выпал видимо из гнезда в норке. Брат осторожно достает его из воды и показывает нам, держа в ладошках легонько, бережно, как сокровище. Я протягиваю руку и кончиком пальца касаюсь головы птенчика. Он мягкий и тёплый. Живой. Нахохлился, зажмурился. Мы спешим запустить его обратно в норку и оставляем в ней кусочек хлеба. Это была первая, но далеко не единственная спасенная нами ласточка.

Солнце уже заметно поднялось и начало румянить щёки и припекать спины. Решаем на пару минут причалить и искупаться на противоположном пологом берегу. Там еще остались руины наших башен из песка, построенных несколько дней назад и смытых частично волнами от моторных лодок.

Давным давно мама научила нас строить песчаные замки. Мы делали их очень много, самые разные. Это могли быть просто башенки, а бывало они превращались в огромные крепости с оборонительной стеной, с валом и рвом, с озером посередине, с королевским дворцом и сказочными садами. Садишься на берегу, можно даже попой в речку, если очень жарко. Пробегаешь пальцами по самой кромке воды, смешивая ее с мелким влажным песком, подхватываешь немного в ладонь и подносишь к воображаемому фундаменту будущего замка. Песок с водой, сбегая с кончиков пальцев и падая на землю тут же отдает лишнюю влагу и застывает причудливыми потёками. Подержишь так ладонь - вот тебе башенка, поводишь рукой туда-сюда - вот уже и стена.

Без тени сожаления посмотрев на остатки наших песчаных построек: “Да ладно, еще сделаем!” - разбегаемся и с визгом врываемся в воду - еще прохладную после ночи. Сначала холодно, но потом тело привыкает и вот уже совсем не хочется вылезать. Но мама торопит - в лодке, укрытое от солнца влажными полотенцами, ждет молоко.

Ветер прячется в деревьях, вода шуршит под килем лодки, туда-сюда снуют ласточки, переговариваясь друг с другом и схватывая мошек на лету, по полю обратно в деревню идут коровы, отмахиваясь от слепней длинными тонкими хвостами, а мы везем домой настоящее, свежее, вкусное и горячо любимое всей нашей семьёй молоко.