Глава 14

У нас оставалось всего пару дней в запасе. Скоро предстоит обратный путь. В тот день мне предстоял еще один разговор .
Вообще, его зовут Серега. Это Санек предложил звать его Серым.  Никто не обговаривал и не отговаривал – глава сказал, значит, так тому и быть. Сам Серый в этом обсуждении не участвовал. Позже уже ничего не смог сделать – попросту опоздал. Вот и повелось с тех пор – Серый да Серый.
С утра пораньше опять писал свои заметки-зарисовки. В родном городе и стены помогают, вот и у меня текст рисуется гармонично, как мозаика, по крупицам.
Сквозь оконное стекло виднеется дерево. Ветви, раскинувшись в разные стороны, словно руки заботливой матери, что защищает меня от по-заполярному нежаркого летнего солнца. В щелочки между ветвями так и норовит проскочить лучик.
Слышал, у японцев есть целое понятие, означающее любование деревьями, точнее – «лесные ванны», «синрин-йоку». Вот народ, у которого стоило бы поучиться. Их с детства приучают ценить прекрасное в малом, искать гармонию в повседневном и красоту во всем. Могут даже сочинить три строчки и найти в этом что-то удивительное – так называемые японские стихотворения «хайку».
Был у меня в университете один знакомый японец, с трудом говоривший по-русски, но все, как ни странно, понимавший. С ним-то я и жалел расставаться, когда уходил. По сравнению с моим ростом выглядел совсем крохой. Веселый был, общительный – со всем факультетом общался. Знакомил всех с японской культурой, познавая нашу страну со всеми ее культурными составляющими, начиная театром и балетом и заканчивая народными сказками.
Помнится, шли мы с ним по какому-то бульвару с лекций, июнь на дворе, красота. Он с улыбкой остановился. Оказывается, заслушался шума московской жизни: щебет птиц, шум машин, разговоры людей, прекрасная солнечная погода – все в совокупности составляло, по его словам, «атмосферу российской столицы».
Ладно, куда мне до японцев. Надо бы со своими проблемами разобраться, подумал я, закрывая толстый старый блокнот. Я уже давно позавтракал (пришлось довольствоваться яичницей, овсянка закончилась), сделал все свои привычные утренние дела, а Тим все еще спал. Рановато я поднялся в то утро, не мог я спать, когда на носу такой важный разговор. Только мои тапочки шуршали по полу в этой утренней тишине.
От нечего делать, я пошел исследовать балкон. Тим, закрывая лицо ладонью, с ужасом рассказывал о нем, какой там бардак, как много там надо убрать и прочее. Загроможденный при входе и изнутри, он действительно напоминал склад.
Чтобы пробраться к окну, понадобилось время на разгребание завалов. Итог – кое-как поставленный стул, нависающая над головой коробка и мои мысли «Только бы она не свалилась», путь к окну открыт.
Окно-створка отодвинулось с большим трудом – давно не открывали. Это был один из тех видов балконов, что воспринимается как еще одно незаполненное пространство. В квартире полно всего, и даже захламление балкона никак расхламлению квартиры не способствует.
Моя цель – вид из окна, а не раскопки завалов. Сидя на стуле, облокотившись подбородком о сложенные руки, сижу, любуясь деревом напротив. Почти как дома – похожее дерево, далее – улица, залитая светом. В окружении молчаливых коробок сидел я, любуясь деревом. А что, почти «синрин-йоку». Даром, что не лес, а одно дерево.

«В окружении коробок
Наслаждаюсь малым.
Золотые лучи падают на лист».
***
Дом Серого находился вдали от остальных, никак не касаясь их длинной гряды. Даже номер у этого дома был свой, собственный – он не был ничьим корпусом.
Внешне ничем не отличаясь от остальных, проявлял суровую строгость архитектуры Заполярья по всей своей красе.
Лишь подойдя поближе, становилось видно его вытесненное положение из круга собратьев: все смотрели на круглый двор, образуя круг, а этот одиноко упирался лицом в сизые ржавые гаражи, строем тянувшиеся напротив – недалеко от того самого «Пятака». Мрачное место. Если дом отражает человека, живущего в нем, то это именно тот, наиболее явный, случай.
Вот и сегодня я застал его точь-в-точь так, как и раньше. Разве что вход в подъезд облагородили, засадив пространство цветочками неизвестного сорта (с ботаникой у меня всю жизнь нелады: учить названия каждой травинки - это вам не лесные ванны). Бабуль – о чудо! – не было видно.
Как, впрочем, и домофона. Вот и родня моему подъезду!
Помнил, что жил Серый на верхнем, четвертом этаже, рядом со входом на чердак. Как он рассказывал Саньку, зимой там поселялись голуби, отчего было слышно их постоянное беспокойное воркование. Благодаря одним только воспоминаниям удалось мысленно проложить маршрут и найти его квартиру.
Хлипкий звонок не работал. Я постучал. Никого.
Ну вот и пришел. А если он уехал? А если он совсем переехал? Ну не может все так оборваться в последнюю минуту.
Постояв еще немного, убедившись, что сегодня не мой день, начал спускаться. Окутанный унынием подъезд одним видом серо-зеленых стен нагонял тоску. Лифтов не было, шаги гулко отскакивали от пустого пространства. Никаких признаков жизни.
Не успел я толкнуть ногой входную дверь, как она распахнулась сама и передо мной возникла фигура мужчины. Коренастый, достаточно широкоплечий загораживал мне узкий проем. За спиной – рюкзак.
При виде меня близко посаженные глаза начали расползаться, будто даже отъезжать в разные стороны от переносицы.
- Юрец, это ты?
- Серый, да неужто?..
- Слушай, тебя легко узнать. С твоим-то ростом, - все так же удивленно, с незлой усмешкой продолжил он, - Что ж, раз пришел – зайди что ли в гости. Извини, что не прибрано.
Спустя пять минут я уже сидел за маленьким кухонным столом, рассчитанным не больше чем на двух человек, в уютном окружении растений и старой кухонной утвари – места немного, но в доме чисто и прибрано.
- Ну и где тут у тебя беспорядок? – спросил я с усмешкой, пока Серый суетился у газовой плиты, ставя чайник.
- В кухне всегда чисто. А вот в комнате – да, непорядок.
- М-м, - протянул я, задумавшись, какой же степени должен быть беспорядок у такого, как оказалось (!), чистюли.
- Один живешь?
- Да, мать в больнице. Иногда разрешают дома побыть, потом опять забирают.
- Ого… И долго так еще ей?
- Теперь – всегда, - чайник ударился о плиту, включился, пища, газ.  Было неловко продолжать эту тему. Интересно, он всегда был таким… аккуратным? Или жизнь заставила? Этого я так и не узнал от этого нового, немногословного Серого.
- Ты работаешь где-то?
- Да так, на полставки. На одном судне, рыбообработчиком. Поймали рыбу – то консервировать ее надо, то замораживать, то еще что. Такой вот завод на судне получается, - он успокоился, навел окончательный порядок, сел за стол напротив меня.
- Ну и как, нравится?
- Очень.
Я смог разглядеть его поближе - короткие каштановые волосы ежиком, близко посаженные маленькие, полные грусти глаза под широким массивным лбом, один из которых чуть больше закрыт, чем другой, такой вот прищур без хитрости. Из одежды - старые джинсы и толстовка с надписью «Мурманск – город-герой».
- Поскользнулся во время дождя, - поймав мой пристальный взгляд на его глаз. Мне стало неловко, - Не переживай, гляжу в оба, - И усмехнулся улыбкой видавшего виды морского волка.
- Послушай Серый, у меня к тебе разговор. Я не просто в гости пришел, - новый Серый вызывал у меня куда больше доверия, чем тот, по-саньковски наглый и задиристый, желавший выставить себя напоказ в как можно более ярком свете.
- Это я чуть не убил Клару. И я струсил, не признав своей вины. Все думали, что это сделал ты. Это был я, - На одном дыхании вырвались давно подготовленные для этого разговора слова, - Я хочу, чтобы ты меня понял и простил. Каюсь. Я просто трус несчастный.
Серый смотрел, не мигая, напоминая волка, что выслеживает свою добычу. Только вот бежать мне было уже некогда. Видно, он сам хорошо, очень хорошо помнил об этом случае – так быстро загорелись у него глаза. Меня пугала только его немногословность. Лучше бы он закричал, честное слово.
- Если бы ты мне это сказал до того, как меня упрятали в тюрягу, я бы тебе шею свернул и все равно бы сел, - с тихой яростью сказал он. Я не понял, проявляет он так агрессию или он просто сошел с ума от окружающего его одиночества. Он замолчал. Я не стал произносить что-либо еще.
Так мы просидели минут пять, пока не закипел чайник. Медленно нарастающий свист вынудил хозяина встать и выключить конфорку. Я продолжал размышлять над такой реакцией, нелогичностью между спокойствием и стремлением свернуть мне шею. Страшно не было – я заслужил все.
Чай из пакетика медленно и плавно перекочевывал в кипяток – вскоре все смешалось в сплошной бурый цвет.
- Я пересмотрел свои взгляды на жизнь. Если бы не мать, ты бы давно был на том свете, я тебе так скажу. В колонию я и так рано или поздно бы попал. Столько ограблений. Ни разу ни попался. Мог ограбить бабу на рынке и убежать, сказав матери, что заработал. Она верила, что я где-то подрабатываю. Светлый человек. А что Серый? Серый – он и есть серый, - завершил он. Его потухший взгляд блуждал по чисто убранной столешнице. Повсюду были расставлены цветы в горшках.
- Мама приезжала. Жалко убирать, - ответил он на это.
Все оставшееся время мы сидели молча. Пару вопросов о моей жизни - где работаю и как живу - и все. Спустя полчаса я попрощался - мне стало неловко оттого, что он после ночной смены, а я ему спать не даю, - и Серый выпроводил меня.
- Вижу, ты изменился, старик. Сам раньше другим был, да вот видишь, что стало. К Саньку, кстати, заходил. Этот все тот же, - в его голосе не слышалось былой угрозы, и уж тем более ярости.
- Да я и сам у него был. Я же приездом
- Заходи еще.
- Спасибо, по приезде – обязательно.
Одинокий, как его дом, живет он в своей узенькой квартире в ожидании приезда матери. Потрошит рыбу – и ведь нравится ему эта работа, как оказалось. У всех свои вкусы, конечно, а может, просто для краткости сказал – немногословным стал Серый.
Смирение со своей участью, спокойствие, одиночество. Тоска, но не безысходность – таким я его увидел спустя девять лет.
Вот уж кого жизнь изрядно потрепала.


Рецензии