Живи

Черное небо истыкали тысячи белых точек. Одни светились ярко и чуть пульсировали, будто хотели поделиться своей энергией. Другие едва виднелись за спинами братьев.

Трава тихо шуршала. Ровный шелест прерывался только редким порывом ветра. Вдруг появился новый звук. Он быстро приближался, и, наконец, все пространство заполнил плотный гул.

- Смотри! Какой огро-о-омный! - тонкий голос было едва слышно за шумом.

Две пары глаз проследили за яркими точками, которые, в отличие от остальных, перемещались.

- Низко летит. Обычно выше, - послышался голос мужчины.

Четыре огонька двигались в одном направлении, обозначая невидимое тело самолета: нос, хвост и крылья. Они ползли вправо, и звезды, попадающиеся им на пути, исчезали и тут же появлялись снова. И вот они приблизились к огромному желтому шару. Рун замер, ожидая, когда небесная машина достигнет и его. Полная луна светила во всю силу, как бы говоря: "Я тебе не по зубам! Меня тебе не затмить!" И действительно, когда самолет долетел до лунного шара, он лишь погладил его черным крылом, скрыв сначала одну половину, потом другую, и полетел дальше.

Рун улыбнулся. Гул стал стихать, ветер и трава снова зашуршали.

- Я буду летать, когда вырасту!
- Как птица? Где ж ты возьмешь крылья? - бархатистый голос (какие бывают у добрых пожилых людей) звучал подтрунивающе.
- Ну нет, дед! Я на самолете буду летать! Вот на таком, - он вытянул руку в сторону удаляющегося лайнера.
- Хочешь возить людей?
- Ну да.
- А если они будут в плохом настроении? Тоже будешь возить?
- Это как?
- Ну, вот придут и начнут недовольничать. Управляешь плохо, сиденья неудобные или еще что. Что станешь делать?
- Об этом я еще не думал, - сказал Рун задумчиво. - А я тогда лучше один буду летать! - быстро нашелся он. - Только тебя буду с собой иногда брать.
- Здорово придумал. Куда полетим?
- Не знаю. Это надо подумать. Еще есть время. А вообще - надо будет везде слетать. Мне вот интересно посмотреть, что везде делается. А тебе?
- Конечно! Везде я еще не бывал. Обязательно полетим.
- У тебя просто не было самолета.
- Это да. Приходилось по земле ездить. Так что я только и посмотрел-то пять стран.
- Ага, знаю! Францию, Германию, Швецию, Финляндию и... Какая пятая?
- Польша.
- Это где ты нашел свой робос!
- Уроборос! - мужчина засмеялся. - Как ты только его не исковеркаешь, Рун.
- Расскажи еще раз эту сказку.
- Это не сказка, Рун. Это было на самом деле.
- Ну да, я знаю. Просто когда ты рассказываешь, мне так же интересно, как когда мама читает мне сказку.
- Ты чудак, Рун, - рука мужчины дотянулась до маленькой белокурой головы и потрепала волосы. Затем она вернулась обратно - на грудь мужчины - и дотронулась до маленького медальона.
- Хорошо, слушай. Это был первый раз, когда я побывал на чужой земле. Мне было...
- 17!
- Да, верно. Мне было 17. Как раз после первого курса инженерного.
- Ты бы мог стать инженером?
- Мог бы, наверное. Так вот. Я поехал с отцом по путевке. Нас была целая группа туристов. И вот водили нас по Варшаве и рассказывали истории.
- Интересные?
- Да как тебе сказать… Не очень. Идет эта девушка в очках, таких огромных, что лица не видно, что-то бубнит под нос – не разобрать. Да и разбирать не хочется. Чего хихикаешь? Я бы на тебя посмотрел! Еще то развлечение.

Рун улыбался и смотрел на деда, а тот лишь иногда поглядывал на внука. В остальное же время он изучал небо и говорил так, будто прямо сейчас идет по центру Варшавы.

-  Дома там такие красивые были. Маленькие и старинные. А машины – ничего нового. Как наши «Победы».
- Над кем?
- Да нет. Машины так у нас назывались. «Победа».
- А-а.
- И вот идет наша группа по улице…
- Группа – это как в детском саду?
- Да. Почти как в детском саду. Друг за другом. Головами вертим. А мне скучно – смерть!
- Почему ты не пошел поиграть во что-нибудь?
- А нельзя было. Только ходить вместе под надзором гида.
- Кого?
- Девушки в очках на пол-лица.
- А-а-а.
- И вот подходим мы к рыночной площади в старом городе.
- А почему он старый?
- Ну, города тоже стареют. Как и люди. Понимаешь?
- И у них тоже морщины бывают?
- Да. Бывают. Такие большие и кривые морщины на стенах домов. Я потом тебе покажу. Слушай дальше...

Мужчина отнял руку от медальона, который потирал, и, сложив пальцы вокруг рта, громко прочистил горло. После этого рука слова легла на медальон. Маленькая кругляшка поблескивала, отражая лунный свет.

- Смотрю я на площадь, а там народу тьма! Я как давай их рассматривать. Интересно мне было, какие там люди.
- А какие?
- С первого взгляда  – как и у нас. Но ведь мне было интересно, что у них внутри.
- Внутри кости!
- Не только, Рун. Внутри много всего.
- А как узнать?
- Через лица, через глаза. Ходил в этой толпе и заглядывал им в лица. Столько всего узнал…
- Что? - Рун с трудом сдерживал нетерпение. Поэтому часто его вопрос начинался даже раньше, чем дед заканчивал фразу.
- Я тебе не смогу рассказать словами. Даже если очень захочу. Такое я умею рассказать только на холсте.
- На твоих картинках?
- Да. Когда вернемся в дом, я тебе покажу те, на которых я рисовал людей с той площади, хорошо?
- Хорошо!
- А пока слушай дальше. Засмотрелся я, значит, и тут понимаю, что больше не слышу, как бубнит девушка в очках. Огляделся – ни девушки, ни очков, ни отца! Испугался сначала…
- Сильно?
- В первую секунду – да. А потом снова огляделся и понял, что, может, оно и хорошо. Да, я рассудил, что совсем неплохо ненадолго потеряться. А потом я бы уж как-нибудь нашелся бы. И пошел я бродить.

Рун слушал деда с полуоткрытым ртом. Замечал он это, только когда из него начинала капать слюна. Тогда он быстро вытирал рот кулаком, не отрывая глаз от своего самого любимого рассказчика.

- Я решил свернуть с площади в маленький переулок. Иду я, значит, иду, и все-таки сомневаюсь, хорошо ли делаю… Но любознательность моя толкала вперед. А улица такая, знаешь, не широкая, и она будто скрывает меня и мой побег. Хотя какой побег? Я же потерялся! – мужчина глянул на внука и подмигнул, сохраняя серьезное лицо. Мальчик хихикнул, зажав рот ладонью.
- Иду, разглядываю людей, домики – маленькие такие, красивые домишки, как игрушечные!
- Как это? Ими можно играть?
- Нет, играть нельзя. А любоваться – сколько влезет! Вот я и глазел по сторонам, как завороженный. Пока не увидел группу людей, которые гуськом шли за одним человеком!
- Они нашли тебя?! – воскликнул Рун в искреннем испуге.
- Я тоже так сперва подумал и шмыгнул за первый попавшийся угол. Потом осторожно выглянул и присмотрелся. Оказалось, что их предводитель – совсем другая девушка в совсем других очках. Это была не наша группа. Но я все-таки решил не попадаться им на глаза и пошел в другую сторону.
- А когда будет про змею?
- Скоро уже.

Рун глубоко вздохнул, очевидно, собирая остатки терпения.

- Я ускорил шаг. Иду и уже не замечаю, что вокруг делается. В голове одна мысль – удрать подальше!

В этот момент ветер зашумел громче, будто аккомпанируя переживаниям парня из прошлого.

- Знаешь, что такое брусчатка, Рун?
- Это… зверь?
- Нет, это такая дорога. Бывает асфальт, а бывает брусчатка. Такую дорогу делают из камней. И вот там была такая дорога.
- Разве удобно ходить по камням?
- Они ровные с той стороны, по которым ты ходишь. Чаще всего… Но не всегда. И вот один такой неровный камень попался мне тогда. Я в тот день, наверное, ни разу не глянул себе под ноги. Так что его и не заметил.
- И что было?! – спросил Рун, будто слышал эту историю в первый раз.
- Споткнулся и полете-е-ел! – протянул мужчина. – Мне кажется, я пролетел пол-улицы! Часа через два я, наконец, приземлился.
- Не может быть так долго! – возразил Рун.
 - Ну, хорошо, может быть, через час, – сказал он и снова хитро глянул на Руна. Тот улыбнулся.
- Растянулся во весь рост. Лежу и понимаю только одно – страшно болит подбородок. Неслабо я им об эту брусчатку-то приложился.

На лице Руна появилась коварная ухмылка. Он знал, что сейчас будет его любимая часть истории.

- Полежал я, полежал и думаю, что пора вставать. Стал озираться по сторонам. Руками пошевелил – вроде целы – и начал подниматься. Голову задираю и первое, что я вижу после брусчатки этой треклятой – море.
- Синее?
- Зеленое. Подползаю и разглядываю. Как настоящее – волна, еще волна, и пену с собой тащит. Мазки крупные, резкие, но картинка как живая.
Мужчина начал водить пальцем в воздухе, будто сейчас увидел все это перед собой.
- Поднимаюсь на колени и вижу другое полотно – там горы. Большие, острые – тычут небо! Снегом укрыты, но с верхушек бегут тонкие хребты. Аж холод под рубахой забегал.

Мужчина вздрогнул, лежа на траве.

- А мне уже не терпится узнать, что там еще есть. Уже на ноги встал, но не распрямляюсь до конца, потому что смотрю - передо мной уже лужайка, а на ней дом стоит. Дом маленький совсем, но я всем сердцем верю, что в нем жизнь идет. Рассматриваю его – крыша треугольная, труба, но дыма нет - и так им тепло, значит. На чердаке круглое окошко – там темно. На первом этаже крыльцо чуть косое, укрепить бы его… Дверь простая, но ручка необычная – такая витиеватая. Знаешь, как это?
- Загогулина!
- Вроде того. Так вот – очень мне захотелось взяться за эту ручку и отворить дверь! Но никак. Тогда я сразу в окошко смотреть! Куда еще, если в дверь никак? Смотрю, там не светло совсем. Но вижу фигуру человека. Он стоит там и будто на меня смотрит. Я еще ближе подхожу, но больше ничего не могу рассмотреть. И сам не замечаю, как пальцем стал трогать эту тень. Забылся совсем.
- А потом? – спросил Рун. Хотя он и так знал.
- Потом слышу, кто-то смеется. И тут я очнулся. Глаза поднимаю - из-за картин на меня человек смотрит. Перегнулся через все свои богатства и по-доброму так смотрит. А я так и замер с пальцем у его картины. Как дурак.

Рун засмеялся.

- Ну, я палец-то сразу убрал и выпрямился. И только тут понимаю, как затекла спина – уж не знаю, сколько я согнувшись простоял. Смутился, поглядываю на мужика. Он молчит. Но вижу, что не перестает улыбаться. Ну, а я что? Я тоже ему улыбнулся и смотрю уже смелее. Чудной такой мужичок. Весь в морщинах уже, а взгляд озорной, как у мальчишки. На голове шляпа соломенная – а солома в некоторых местах смешно в сторону торчит.
- И что он сказал? – спросил Рун, хотя знал, что ничего.
- Ничего не сказал. Посмотрел на меня, посмотрел и вдруг куда-то исчез. Это потому что он нагнулся. Зашуршал там чем-то. Снова появился. Смотрит на меня опять так добро и протягивает руку. Рука в кулак сжата, я не вижу, что там. Опять растерялся весь. А он сморит на меня и вдруг так кивнул, что я понял – плохого он мне не даст. Руку подставляю, а он что-то мне на ладонь кладет.
- А там?
- Я к себе ладонь пододвигаю, а там он.
- Я знаю! Уроборос!
- Ну, знаешь ли, тогда я понятия не имел, что это такое. Смотрю – кругляшка железная, а на ней змея выбита. И главное – хвост свой кусает. Ничего я не понял и просто в карман убрал. Ну, и тут он сказал это слово. Уроборос. И снова улыбается стоит, как мальчишка. Ей-богу, я б с ним рванул мяч погонять.

Мужчина ненадолго замолчал. Он вертел в руке свой медальон, смотрел в небо и улыбался. Рун чувствовал, что ему лучше не нарушать эту паузу.

- Уже потом, вернувшись домой, я пошел в библиотеку и узнал, что значит этот уроборос.
- Конец – это начало! – гордо проговорил Рун.
- Именно так. Стало быть, если что-то ломается – отчаиваться не надо. Надо взять обломки и построить новое.
- И будет даже лучше!
- Возможно, что и так.
- И потом ты… - мальчик осекся, не желая забирать право деда на его историю. – Что ты сделал потом?
- Бросил институт. Не хотел я быть инженером этим. Хоть и хорошо сдал экзамены за первый курс. Все даром. Достал из-под кровати чемодан со своими рисунками, пересмотрел их все. А потом тайком снова подал документы в художественное училище. Первый-то раз не взяли меня. Я знал, что отец рад не будет. Он всегда называл мою «мазню» тратой времени. Говорил, что на этом не стать серьезным человеком. Даже не спрашивал меня, хочу ли я стать серьезным. Так что я и не надеялся на хороший исход. Узнал про общежитие и уехал из дома. Отец кричал.
- Громко?
- Ну, мне в общежитие слышно не было.

Рун хихикнул.

- Но когда я мимо дома нашего проезжал, слышно было чуть-чуть.
- А потом ты бабушку встретил! – воскликнул Рун.
- Да. В училище и встретил. Кода увидел ее в коридоре, обалдел так же, как на варшавской улочке перед теми картинами.
- А потом?
- А потом было много-много интересного. Когда отучились, устроились художниками к археологам. Много куда ездили и…
- Раскапывали динозавров?!
- Ну, может, где-то там динозавры тоже были, - ответил дед, не желая разочаровывать Руна. – Но мы только вещи разные видели. И мы не сами раскапывали. Мы с бабушкой только рисовали их. Было интересно и весело.
- А потом?
- Потом я много рисовал. И это стало нравиться кому-то. Рисовал много людей. Нравится мне душу рассматривать и в картине ее прятать.
- Чтобы остальные искали?
- Да, Рун. Чтобы и ты тоже искал.
- А потом вы купили этот дом?
- Да. Уже когда твоя мама у нас появилась. Отец мой умер и оставил мне квартиру. Хоть мы и не общались с тех пор, как я бросил инженерный, он все-таки оставил мне квартиру. Мы ее продали и купили тут дом. Потому что тут тихо, хорошо, и очень много красоты. Твоя бабушка тут нарисовала много пейзажей.
- А ты?
- А что я? Людей тут тоже хватало. Я всех односельчан нарисовал. Иногда я ездил в город. Сидел на площади или в парке – искал лица.
- А теперь они сами к тебе приезжают!
- Приезжают. Тут же хорошо.
- И ты их красиво рисуешь.
- Ну, кому-то нравится.
- Красиво!

Мужчина повернулся к мальчику и нежно щелкнул его по носу, тот захихикал и принялся тереть нос. А мужчина снова повернулся к небу. Посмотрев на звезды, он медленно прикрыл веки, губы сложились в спокойную улыбку. И вдруг – все его тело дернулось и напряглось. Грудь подалась вверх, спина выгнулась дугой, голова запрокинулась назад. Казалось, его пронзил мощный электрический…

- Разряд!

Маленькая машинка запищала, и ее импульс побежал по двум тонким проводкам. Достигнув электродов, приклеенных к оголенной груди пожилого мужчины, импульс вошел в его тело и снова выгнул его дугой. Санитар посмотрел на монитор машинки.

- Еще! Давай еще!

Второй санитар нажал на кнопку и отправил новый импульс телу.

- Черт… - вырвалось у первого. – Так, давай теперь на 360!
- Точно? – неуверенно спросил второй.
- Давай! Уже нечего терять!

И из машинки извлекли новый импульс жизни. Он побежал по проводкам, неся еще один шанс. Первый санитар снова пытливо уставился на ровную линию на мониторе. Вокруг двух санитаров и их пациента собралось еще несколько человек. Это был охранник, уборщица и дежурный завода. Затаив дыхание, они ждали.

- Нет, - проговорил первый санитар.
- Может, еще попробуете? – спросила уборщица со страдальческим взглядом  и руками, прижатыми к груди.
- Десять раз уже, - ответил запыхавшийся первый санитар. – Бесполезно.

Он поднялся на ноги и отер пот со лба. В нескольких метрах от выхода с завода в кругу из пяти человек лежал мужчина. Рубашка его была порвана, несколько пуговиц валялись рядом. Еще там валялся дипломат, который выронил мужчина в момент приступа. Он распахнулся – и теперь часть бумаг вывалилась наружу. Их трепал ветер, угоняя самые легкие листки. На них были инженерные схемы – разного размера и разной сложности – очень важные бумаги серьезного человека.

Санитары начали паковать свои принадлежности, а работники завода отошли в сторону и не могли удержаться от обсуждения.

- Такой хороший человек, - сказала уборщица. – Всегда здоровался.
- Да-да. Всегда последним уходил, - сказал охранник.
- Очень работящий. У всех же семья, дом, а этот все работает-работает... Вот это потеря для завода! - высказался дежурный смены.
- А как его звали-то? – нахмурив брови, спросил охранник.
- Ой, так ведь… Тимофей Сергеич же… - неуверенно ответил дежурный.
- А не Евгений? – уточнила уборщица.
- Ну, может, и Евгений. Сергеич, короче, - сказал дежурный и поджал губы.

Санитары успели погрузить Сергеича на носилки и запихивали его в машину. Второй санитар, который во всем был на подхвате у первого, собирал вещи с асфальта.

- Возьми вот это, - сказал первый санитар и указал второму на асфальт. – Сорвал с его шеи перед дефибрилляцией.

Второй санитар подошел туда, где только что лежал Сергеич и сгреб цепочку с медальоном. Он раскрыл ладонь и вгляделся в изображение.

- Интересно… - медленно проговорил он.
- Что? – отозвался первый санитар и подошел ко второму.

Теперь они оба стояли и смотрели на змею, кусающую свой хвост на ладони второго санитара. Вдруг все загудело - и оба подняли головы вверх. Над ними медленно ползли четыре яркие точки.

- Ух ты! – сквозь гул послышался голос второго санитара.
- Аэропорт тут близко. Поехали уже, - ответил первый санитар.

Второй, все еще глядя на движущие точки, засунул медальон в карман и, немного постояв, тоже пошел к машине.