Мои слезы

Как нещадно слепит солнце. Испещренная трещинками земля цвета старой замызганной кости до боли обжигала грязные босые ноги. Чтобы окончательно не потерять здравый рассудок приходилось перепрыгивать, стараясь стопой как можно меньшее время сопрягаться со жгучей поверхностью. Пот причудливыми  соляными разводами застыл на теле. Некогда белая майка стала коричневой и жесткой. Я бежал. Точнее движения мои более походили на медленную ходьбу вприпрыжку, поскольку тело очень устало и отказывалось повиноваться разуму. Глаза щипало от слез. Солнце их иссушило, но резь осталась. Я удалялся от этой рыбачьей деревушки, где дни мои были сочтены. Возвращение не представлялось возможным. Такой позор никогда не забыть!

Хотя день обещал быть самым обычным. Отец еще до рассвета, поцеловав спящих меня и моего старшего брата в лоб, направился к причалу. Он был рыбаком, и каждое утро на рассвете выходил в открытое море на небольшом рыболовецком судне. Их было четверо кроме него. Все бронзовые поджарые сильные! Как я ждал, когда он возьмет меня с собой! Но меня не брали. А вот мой старший брат уже несколько раз помогал отцу. Он возвращался с ними, как взрослый мужчина! С демонстративной напускной важностью за ужином рассказывал, как наравне с командой помогал доставать сети и даже немного управлял судном! Словом, занимался настоящей мужской работой, не то, что этот маменькин мелюзга. 

 Маменькиным мелюзгой, как вы понимаете, был я. Да, я был малого роста, и даже до намека на усы мне предстоял еще очень долгий путь взросления. Тем не менее, я всегда стремился быть похожим на отца, ну или хотя бы на старшего брата! Даже однажды усы себе густо углем намалевал над пухлой верхней губой, чтоб тоже за своего считали! Но, к несчастью, мое стремление не было правильно растолковано: отец и брат долго хохотали, а мать с напущенной строгостью, стараясь сохранить серьезность, отчитывала меня, хотя смешок так и пытался прорваться сквозь суровые слова.

Моя мама была прекрасной женщиной. Нас с братом она любила безмерно, но и требовала своего. Строгость и стойкость к проявлению наших слабостей могла соперничать с капральскими командами своим подчиненным. Она работала официанткой в ресторанчике «Пефкаки», что близ гавани. Туристов в нашу деревушку заезжало не много, поэтому публика была сплошь знакомые лица.

Чтобы я не слонялся по залитым солнцем каменным улочкам, на летних каникулах мама брала меня к себе, что было крайне обидно! Ведь старший брат с отцом часто уходили в море, а меня оставляли на умиление знакомым женщинам. Хотя, должен вам сказать, были и в этом свои преимущества. Так тетя Агата часто угощала меня своим знаменитым сладким молочным пирогом. Запивая вкусноту лимонадом, сидя на террасе, я смотрел на море и думал, как там без меня папа и брат.

Иногда мне случалось помогать маме, когда жар, близившегося к полудню светила, придавал усталость людям, что начали свой рабочий день, когда небо еще было темно-фиолетовым, а еле-розовые лучи только появлялись из-за края моря. Тогда терраса «Пефкаки» наполнялась шумными разговорами, спорами и радостным смехом. Мама носилась в белом фартуке между столами с ослепительной улыбкой, принимая и разнося заказы. Повар, дядя Петрос, шустро готовил гиросы с соусом, Агата нарезала свежие салаты, щедро приправленные оливковым маслом и специями. Я разносил потные графины с водой, кофе и наше традиционное бочковое вино, которое пользовалось особой популярностью у случайных туристов. Иногда за труды мне даже перепадала некоторая копеечка, которою я прятал в жестяную коробку из-под печенья, что хранилась у меня под матрасом.

В общем, несмотря на насмешки со стороны брата по поводу «женских занятий», я извлекал из моих каникул весьма значительную выгоду. Хотя, если честно, вот уже несколько дней, как я с нетерпением ждал утра, чтобы прибежать к маме на работу, потому что в начале одиннадцатого на нашей террасе появлялась она. Самая красивая женщина из всех, что я когда-либо видел!

Плавной грациозной неспешной походкой проплывала мадам мимо посетителей и занимала столик на двоих под раскидистым деревом с видом на море. Ее голову обрамляла белоснежная шляпа с широкими полями и ярко голубой лентой в цвет ее небесных глаз. Ее кожа была нежно-белая с персиковым румянцем на щечках. Волосы золотой волной покрывали плечи. Наверное, именно так должны выглядеть ангелы. Каждый раз, когда я ставил графин воды на ее столик, она ласково улыбалась. Я чувствовал, что становлюсь красным, как сочный летний помидор, опускал глаза и быстро, стараясь не смотреть на прекрасное создание, убегал на кухню. Сердце бешенного колотило грудь, ощущалось легкое покалывание внизу живота. Хотелось еще побыть радом с этой удивительной женщиной, но я не смел даже поздороваться, поэтому приходилось тайком наблюдать за ней из-за решетчатых ставней кухни.

И вот в то утро случилось чудо! Я с предвкушением возможностей нового дня радостно направился с мамой на работу, выслушав насмешки моего брата. Ждать наплыва посетителей пришлось не долго, но мое воображение уже рисовало встречу с этой прекрасной женщиной. Она оказалась пунктуальна, и без четверти одиннадцать явила себя во всей красе. Несмотря на ставшие уже стабильными ее появления, интерес нашей деревушки к этой персоне так и не угас, шум террасы становился несколько тише, а внимание было всецело приковано к ней.

Я как обычно ставил напитки на столик незнакомки, она ласково с интересом наблюдала за мной и, когда я намеревался быстренько убежать в мое убежище для наблюдения, она, улыбаясь, заговорила с лёгким акцентом:

- Здравствуйте, серьезный молодой человек. Вот уже несколько дней я наблюдаю за Вами, но Вы такой шустрый и так быстро убегаете, что я не успеваю даже поздороваться!  Меня Адель зовут, - протянула она мне свою руку.

- Д-добрый день, мадам… Димитрис, – растерянно пролепетал я и неловко пожал ее приятно мягкую и теплую ладонь.

- Очень рада! А сколько лет такому галантному мужчине? – продолжала она, ослепительно улыбаясь.

- Почти 10, мадам, – несколько осмелел я.

- Не желаешь составить мне компанию? Думаю, твоя мама не будет против. Не возражаешь, что мы будем на «ты» – мы же познакомились. Не хочешь лимонаду? Он очень вкусный в этом заведении! Я такого нигде не пробовала! Хотя ты же сам это прекрасно знаешь… - Она легким движением руки подозвала мою маму, уточнить, не сильно ли помешает процессу мое отсутствие, и попросила графин лимонада, который, тем не менее, сбегал и принес я.

Она грациозно разлила по бокалам лимонад и спросила: «Димитрис, ты так часто сидишь на этой террасе и смотришь на море. Тебя завораживает эта красота?»

Адель задумчиво посмотрела на переливающиеся глади бесконечной голубизны, утекающей в небо. Искры солнца отражались ослепительными бликами, море было спокойным и удивительно умиротворяющим. На мягких волнах мерно качались белые чайки.

- Море как море. Я вырос совсем рядом с ним. Я смотрю не на него. Мне просто интересно, как там мой папа. Он настоявший мужчина! Рыбак, - с гордостью сказал я, - и каждое утро со своей командой уплывает в море. Иногда летом он берет с собой моего старшего брата. А я… - я неожиданно засмущался, открывая ей свой секрет. – А я… еще маленький, и меня не берут. Поэтому я здесь помогаю маме и занимаюсь женской работой...

Мне стало неловко. Я, потупив глаза, крепко сжал кулачки на коленях. Она ведь теперь решит, как и все, что я маленький мелюзга, которому настоящую работу и доверить то нельзя, и больше не станет со мной разговаривать. А мне так сильно этого хотелось! Ведь она говорила со мной по-настоящему! Как со взрослым! Так со мной еще никто не говорил.

Тем не менее, расположение Адель совсем не изменилось, и она продолжила, однако ее тон стал более серьезным:

- Так вот в чем дело… Думаешь, что ты здесь занимаешься пустячными делами, а там в море в это время рыбаки реальной работой? А мне вот кажется наоборот, что помощь маме самая что ни на есть заслуживающая уважения работа! И только зрелый мужчина способен на нее! Знаешь, я уверена, что настоящий мужчина ни тот, который занимается мужской работой, а тот, кто способен помогать нуждающимся и брать ответственность за жизни близких людей. Поэтому ты настоящий мужчина! И для этого тебе не нужно быть рыбаком! Просто помогай и заботься о тех, кто нуждается, - она расцвела в открытой улыбке, а я почувствовал, как мои щеки становятся пунцовыми…

- Мадам, Вы правда так думаете? – неуверенно я заглянул в ее глаза. Их голубизна была теплой, а блеск совершенно не походил на хитрое поблескивание глаз брата, когда он что-то недосказывал или издевался надо мной.

- Конечно, Димитрис! Только мы решили, что ты не будешь называть меня так официально! Просто Адель. Ведь мы же друзья? – она посмотрела на меня задорным взглядом, - конечно, друзья! Ты только что открыл мне свою тайну. Тогда, чтобы быть настоящими друзьями, давай я расскажу тебе свою.

Я вытянул макушку вверх, стремясь стать выше и взрослее, выражение лица моего постарался сделать серьезным, как у отца, когда он просматривает сводку погоды на грядущий день, даже стал потирать подбородок правой рукой, подражая ему.

Адель склонила ко мне свою голову и тихим серьезным голосом начала:

- Когда я была где-то твоего возраста, мои мама и папа жили в небольшом городке. У них была своя ферма, в которой были все мы заняты и даже нанимали нескольких рабочих в самый сезон. Я очень гордилась родителями, всегда была готова драться, когда в школе кто-то нелестно отзывался об их профессии. Считала папу настоящим мужчиной! Ведь он был сильный и умный! Но я ошибалась… Однажды, он собрал вещи и молча ушёл из дома. Даже ничего не сказал! Мама очень переживала! Не знала, что и думать. А потом пришло письмо о том, что искать его не нужно, он просто нас оставил. Вот тогда то я и поняла то, что он был ненастоящий, и решила, что никогда не позволю сделать себе так больно, как было тогда мне и моей маме, а буду полагаться лишь только на настоящего мужчину, который не бежит от ответственности, и способен помогать женщине. – Она снова улыбнулась.

- Значит, я настоящий мужчина? Я ведь помогаю маме. И не только ей! На меня ведь можно положиться…– все еще не очень уверенно заявил я.

Адель потрепала меня по темным кучерявым волосам:

 - Конечно настоящий! А если будешь прислушиваться к миру, и помогать тому, кто нуждается, когда это в твоих силах, то вырастешь истинным мужчиной! Даже, если ты не будешь рыбаком, ведь от профессии это не зависит.

- Адель, а ты нашла такого мужчину, на которого можно положиться…То есть настоящего? – с интересом спросил я.

Она задумчиво посмотрела на море. Солнечные лучики проскальзывали сквозь широкие поля шляпы и весело играли на ее лице. Пауза несколько затянулась, я пристально смотрел на Адель, пытаясь понять, о чем она думает и скажет ли ответ на мой вопрос. Может, я ее обидел?..

- Знаешь, Димитрис… Был момент, когда мне показалось, что я нашла такого человека, но, вероятно, подобные люди стали исчезающим видом в наше время. Вроде и выглядит, и ведет себя, как настоящий, а в критический момент, когда как никогда нужна поддержка, он ломается и уходит… Это сложно. – Она улыбнулась. - Наверное, я тебя совсем запутала!

Ее глаза заблестели с некоторой грустью, хотя она постаралась непринужденно рассмеяться. Глядя на нее, мне как-то тоже стало тоскливо, хотя я не осознавал, отчего это происходит. Мне захотелось обнять Адель и разрыдаться на ее коленях, но я, естественно, сдержался.

- А вообще все это глупости, не принимай всерьез. Димитрис, может, расскажешь  о своем острове? – с наигранной радостью спросила меня Адель.

- Конечно расскажу! Если хочешь, смогу даже показать! – Бойко заявил я.  – Только… Только скажи, пожалуйста, - я замялся, – а ты правда думаешь, что я настоящий мужчина? И могу заботиться о других? – на выдохе скороговоркой выпалил я. Мои уши загорелись, я точно стал похожим на варенного краба, что меня очень раздосадовало, слезы снова почти навернулись на глаза.

Адель уже без тени грусти радостно и искренне улыбалась мне, обнажив жемчужные зубы:

   - Безусловно! А раз это тебя так волнует, значит, ты будешь к этому стремиться и вырастешь непременно замечательным человеком – настоящим мужчиной!

- Таким, какого ты ищешь? – не унимался я.

- Именно таким, - сказала она, еще раз потрепав меня по шевелюре.

Я еще долго рассказывал Адель о себе, своем доме и нашем острове, пока мама не решила, что я могу быть навязчивым и утомить Мадам, своей болтовней.
Адель сказала, что завтра снова будет в Пефкаки и с удовольствием побеседует со мной. Вы даже не представляете, с каким нетерпением я ждал завтрашнего дня! Весь вечер я только и думал о том, как здорово говорить с такой Мадам на равных, словно взрослый! Мне постоянно представлялись ее голубые глаза, глубокие и ясные, совсем не то, что омут черных глаз местных женщин! Я старался не показывать своего возбуждения, хотя внутри меня все закипало и рвалось наружу! Сколько мне еще нужно ей рассказать! Ей мои мысли не кажутся детскими, она точно не будет надо мною смеяться! Да и вообще, я же настоящий мужчина! Только еще не совсем вырос… Она сама это подтверждает!

Еле дождавшись окончания ужина, во время которого я отвечал невпопад, так что отец заключил, что я витаю в облаках, а брат несколько раз подтрунивал над этим, я укутался под одеяло, заявив, что очень устал и хочу спать. Мама меня обняла и поцеловала, как обычно делает это перед сном, пощупала лоб – здоров ли, и оставила меня наедине со своими мыслями. А я притворялся что сплю, но в моей голове все всплывали образы дневного разговора с Адель. Ее лицо представало перед глазами точно живое, улыбка возбуждала неведомое доселе приятное чувство в теле.

Я ворочался и думал долго. Брат слегка похрапывал на соседней кровати - он назавтра отдыхает от похода в море. Постепенно очертания предметов в комнате стали более четкими – светало. Вскоре огненный диск озарит наш маленький остров, и новый день закружится в мирской суете. А я все-таки решился. Завтра я скажу Адель, что она мне очень нравится! Хотя нет… Пожалуй, я ее люблю! Да! Именно люблю! И хочу о ней заботиться, быть ее настоящим мужчиной… Ведь она сама это сказала!  Так в эту минуту у меня созрел план. От осознания этой мысли я успокоился, после чего сон быстро сковал мои веки.

 Из-за бессонной ночи я проснулся несколько позже, чем планировал. Родители, естественно, были давно на работе, а брат, видимо, уже слонялся со своими друзьями по улочкам. Но мне такая ситуация была даже на руку: я спокойно мог приступить к реализации задуманного.
 
В резном деревянном комоде мамы была красивая шкатулка. Там лежали ее немногочисленные драгоценности и прочие безделушки милые женскому сердцу, в том числе неброское кольцо моей бабушки. Мама его никогда не надевала, уж не знаю по каким причинам, поэтому я решил, что она не сильно расстроится его отсутствию, а скорее всего, что еще более вероятно, просто не заметит пропажу, поэтому я именно его решил подарить Адель.

Спрятав кольцо в вышитый мешочек из-под саше, что валялся в комоде, я с приятным волнением направился в Пефкаки. Солнце обжигало кожу, время близилось к 10. По дороге в скверике я нарвал цветов - мама всегда радовалась, когда папа дарил букеты, вероятно, это должно быть приятно и Адель.

Когда я, запыхавшийся, появился на террасе Пефкаки с цветами, Мадам пристально, будто в первый раз изучала меню, так что я смог подбежать к её столику незаметно. Мне было так волнительно, что горло совершенно лишилось жизни - вместо слов получилось невнятное шипение, поэтому я решил сразу прикрыться букетом.

Адель была ошеломлена. Она на доли секунды открыла рот, но быстро осознала неловкость своего выражения, поправила шляпку, и ее лицо озарила блистательная улыбка:

- Димитрис, эти цветы для меня, - неуверенно спросила Адель, принимая букет. – Какой красивый! А запах… - вдохнула она, закрыв глаза.

Она была прекрасна, как никогда в этот день! Ее щечки покрылись нежным румянцем, она явно была немного смущена. Я чувствовал, как горит мое лицо и уши, чувствовал, как пульсирует сердце, вырываясь из груди. Отдышавшись, я сел рядом с ней за столик, зажал в кулачке мешочек с кольцом, так сильно, что боль вонзилась в мою ладонь и начал свое немногословное признание, которое вертелось в моем разуме на протяжении этой ночи:

- Ты вчера мне сказала, что я буду настоящим мужчиной, точнее уже настоящий, только пока не вырос… - сердце еще бешеннее заколотилось, дыхание стало прерывистым, будто я ронял слова набегу. – А еще, что ты так и не нашла настоящего мужчину, а я пока маленький, но я вырасту и им стану… Поэтому… - я немного замешкался, - поэтому… Вот!

Я раскрыл ладонь, обнажая потный мешочек. Адель, ничего не понимая, с искаженным лицом раскрыла мешочек, и из него выпало кольцо. Глаза ее расширились, она вопросительно, если не сказать испуганно взглянула на меня.

- Мне кажется… В общем…- я не мог подобрать слов, а потом собрался с духом, закрыл глаза и выпалил скороговоркой. -  Я тебя люблю. Подожди меня, пока я вырасту. Я буду настоящим мужчиной и хорошим мужем, на которого можно положиться.

Я был все еще с крепко зажмуренными глазами, повисла подавляющая тишина. Вдруг я почувствовал мягкое прикосновение к моим волосам – Адель нежно перебирала мои кудряшки, будто возвращая в реальность. Открыв глаза, я окунулся в теплоту ее улыбки. Глаза искрились, хотя кажется, все же немного посмеивались надо мной. Я почувствовал горький ком в горле, слезы фонтаном намеревались вырваться из нутра.

- Димитрис! Как приятно слышать эти слова от такого чистого сердца, как у тебя. Роскошный букет. Спасибо! А кольцо – оставь себе. Подаришь достойной девушке, когда придет время. Ты молод – перед тобой бескрайний горизонт возможностей! Вскоре ты поймешь, что то, что ты чувствуешь сейчас лишь мимолетная влюбленность. И будешь вспоминать меня и этот момент с теплой улыбкой…

То, что она говорила дальше я не смог разобрать. Окружающий мир исказился от нахлынувших слез. Я старался сдержаться, но чувство обиды и отчаяния захлестнуло меня полностью, и я утонул в глубокой бездонной пучине. Когда я начал выплывать в этот мир, обнаружил толпу знакомых вместе с мамой и Адель, уговаривающую меня успокоиться. Такого позора я не мог вынести. Вырвавшись из толпы, я побежал было к дому, но по дороге осознал, что с этого момента нет мне пути назад. Теперь вся деревня будет потешаться и издеваться надо мной, сколько бы времени ни прошло. Даже став взрослым, мне не будет покоя от «безобидных и смешных» историй с их точки зрения. В тот момент я и решился покинуть свой дом навсегда.

Тогда я свернул на дорогу, уводящую вглубь острова все дальше от нашей деревни. Мои мысли метались в хаосе, слезы текли не переставая, их соль разъедала глаза… Я бежал непрестанно, оставляя позади родные места. Пейзаж стал скупым, солнце убивало, все тело изнылось болью от длительного бега по раскаленной, плавящейся земле. Я потерял шлепанцы. Как давно – не помню. Ноги горели, но остановить движение было гибелью. Безумно хотелось пить, а вокруг была голая иссушенная степь. Сознание стало проваливаться. Так я бежал вдоль пустынной дороги невесть сколько времени.

И вот моим глазам предстал настоящий оазис! Оливковая роща природным шатром раскинулась по обеим сторонам дороги. Солнце становилось багряным и стремительно плыло за горизонт, оставляя владения для прохлады ночи, но жар дня все еще жестоко жег кожу. Я присел под раскидистой кроной, предварительно набрав горсть неспелых оливок, на что были потрачены последние силы. Физическая боль заглушила душевную. Думать о пережитом разум совершенно не мог – его основной задачей стало сохранение рассудка. Обсосав оливки, я сам не заметил, как провалился в глубокий сон. Чернота обволокла сознание, боль утихла, даже всполохи сновидений растворились в чернильной темноте.

Неожиданно сквозь мглу сна стали прорываться звуки грома. Сначала он был далек, но с его приближением дурман черноты постепенно стал таять, сознание начало просыпаться, хотя все еще яростно этому сопротивлялось. Но тут на тело обрушилось землетрясение, и окончательно разлетелись осколки сна, ранив душу. Я с трудом открыл глаза и увидел счастливое лицо отца.

Он, сотрясая, обнимал мое тело, прижимал к своей широкой груди. Его слезы капали мне на лицо. Рядом были люди, и заливисто лаяла собака. Небо озарял молодой месяц, мне радостно улыбались мириады звезд. Впереди предо мной была бесконечность.