Свободные ассоциации

          Когда доводится проходить мимо памятных строений (предположим, вы - в Большом Городе, или даже в Столице), нередко можно видеть на стене мемориальную табличку "В этом доме родился..."
          О нашем поколении (подумать только! ни  о к о м из нас!) нельзя будет так написать. И не потому, что величия недостаточно. Не рождается сейчас никто с помощью повивальных бабок. И на дом они не ездят. Рождаются все - в родильных домах. Вот там (если что) и придётся прикреплять таблички: "В этом доме родились: а)..., б)... и т.д."

_________


          Склонность к регулярному ведению дневника (или, как его варианта, записных книжек) определяется не столько характером, сколько одной из его составляющих - темпераментом. Пушкиноведы прилежно собрали всё, что осталось от подобных записей Пушкина. Несколько раз принимался он за Дневник: в 1815 году (значит, шестнадцатилетним?), в 21-м; по одной-две-три записи сделал в 22-м, 24-м, 26-м, 27-м, 30-м. С 33-го по 35-ый записи действительно принимают некое подобие регулярности, но всё равно Дневником в полном смысле слова назвать это трудно. В VIII томе собрания сочинений (1978 г.) "Дневник" занимает сорок страничек.
          Тем не менее записных книжек (это заметки, мысли - в книжки не собранные, но существующие как отдельные записи) набралось на целый том.
         
          Чехов вёл записные книжки регулярно. Они им пронумерованы. Опубликованы в ПССиП, в 17 томе.

          Для Кафки "Дневники" стали едва ли не основным жанром творчества. Ну, и разумеется, бр. Гонкуры.

          Хитроумный Розанов из гибрида дневника и записных книжек смастерил новый жанр. Открытие лежало на поверхности. Тем не менее никто из современников не додумался. И потому его "Опавшие листья", "Уединённое" вызвали такие ахи и охи.

          Чтение дневников и записных книжек нередко может составить занятие не менее интересное, чем знакомство с художественными произведениями автора.
          Но в советские времена, в эпоху подписных изданий, именно последние тома собраний сочинений, в которых и содержались дневники, записные книжки, письма писателей, оставались невыкупленными. Интересно было бы исследовать причины этого.


_________


          О времени и месте.
          Смотришь биографию такого-то. Родился тогда-то и тогда-то, г. Москва (или, допустим, Париж), умер тогда-то и тогда-то (там же). Всё понятно. Где родился, там и пригодился. Родился в большом городе, блистал там (ну и по миру, понятно), там и умер...
          Но гораздо занимательнее увидеть в биографичских данных что-нибудь вроде того: родился в селе Загвоздки такой-то области, умер в Буэнос-Айресе. Или наоборот: р. в таком-то селении такого департамента Северной Франции, умер в Мельбурне (или в Томске).
          Между прочим, это не такие уж фантазии.
          Андрей Тарковский родился в селе Завражье, Ивановской области. Умер, как известно, в Париже.
          Дмитрию Николаевичу Ушакову (лингвисту, автору классического словаря русского языка), коренному москвичу, судьба определила местом последнего упокоения Ташкент.
          Велимир Хлебников. Родился в Малых Дербетах (где это?). Умер в Крестцах (доводилось мне там бывать). Историки, правда, расходятся: в самих ли Крестцах или в одной из деревень уезда?
          У Маяковского кутаисские Багдади завершились Лубянским проездом в Москве.


_________

          О возникновении.
          Когда сам являешься свидетелем появления тех или иных слов, словесных оборотов, сомнений не возникает. Например, выражение "по-любому" (в значении "в любом случае") - понятно, что этого не обнаружишь в лексиконе ни Пушкина, ни Толстого. Возникло на наших глазах.
          Но вот с другими выражениями... Оказывается, зачастую то, что нам представляется присущим сленгу максимум шестидесятников или даже возникшим значительно позже, имеет гораздо более давнее происхождение.
         
          Известные анаколуфы "будем посмотреть", "будем подождать" и т.п. Не правда ли, кажется, что они совершенно свежи по рождению?
          Читаю "Дневник моих встреч" Юрия Анненкова. Рассказ о знакомстве с Максимом Горьким (дело происходит в год Октябрьской революции): "Горький сказал, протягивая в пространство сухую, гипсово-белую руку:
          - Начинается грандиозный опыт. Одному чёрту известно, во что это выльется. Будем посмотреть".
          Конечно, можно принять во внимание, что "Дневник" вышел в 1966-ом году, но живущий в эмиграции Анненков к тому времени уже давно лишён был возможности слышать современную русскую речь и, скорее всего, словесный оборот вложен им в уста Горького не анахронически. То есть, выражению этому уже свыше века!

         "Уши вянут".
         И это выражение родилось отнюдь не в период советского застоя или в годы перестройки.
         Александр Александрович Блок. Да-да, опять-таки более ста лет назад! Встретил эту фразу, читая том с его письмами и Дневником.


_________


         О кофе.
         Одной из idee fixe нашего великого академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва  была борьба с неопытными (как ему зачастую представлялось, а возможно, было и на самом деле) редакторами. Он сам откровенно пишет об этом в своей книге (интереснейшей, к слову) "Заметки и наблюдения: из записных книжек разных лет" ("Советский писатель", ЛО, - 1989).
        Предварительно похвалив редакторов издательства "Наука", с которыми, понятно, академику на протяжении всей его долгой жизни приходилось постоянно сотрудничать, он замечает далее: "бывает, что в издательстве, где меня не знают и где за мой текст берётся молодой редактор, которому хочется "показать свою работу", как можно больше направить, у нас возникает взаимное раздражение, и тогда я хочу (внутренне) обратиться к своему редактору со словами, с которыми как-то обратился мой учитель, акад. В.М. Жирмунский: "Я пишу уже полвека, а у вас какой опыт авторской работы?" (с. 420)
        В этой же книге, но несколько ранее (с. 357) у Дмитрия Сергеевича есть следующий пассаж:
        "Жидкое кофе, да ещё тёплое - ничего не может быть противнее. У немцев такое кофе называется "Blumchenkaffe" - кофе, через которое виден цветочек на дне чашки".
        Напомню, книга вышла в 1989 году. О грядущем (и далеко, как мы знаем, не всеми сейчас принимаемом) изменении рода слова "кофе" с мужского на средний тогда вроде бы никто всерьёз и не заговаривал. То ли запамятовал Дмитрий Сергеевич, то ли ещё была какая-то причина, однако ни редактор книги (М.И. Дикман), ни корректоры (Е.Д. Шнитникова, Ф.Н. Аврунина) исправлять действительного члена АН СССР не решились. Видимо, достаточно внимательно прочли то, что говорится в приведённой выше цитате со словами акад. Жирмунского.
        Так и вышла книга стотысячным тиражом с (провидчески?) "усреднённым" к о ф е.