Реки Накъяры часть вторая глава двадцать третья

Гакур уже перестал надеется, что сумеет нагнать человека, (ведь тот мог свернуть в лес когда угодно), но к счастью, впереди из ночной тишины стали доносится звуки. Голос. Человек разговаривал сам с собой.

— Отстань, чего увязался? — не поворачиваясь, буркнул человек и ускорил шаг.

Гакур ускорил шаг.

— Я им еще покажу, — продолжил человек, — в Арале написано, что каждый может стать мастером.

Догнав человека, Гакур преградил ему дорогу и потряс найденной связкой. Расчет был на то, что, увидев железки, незнакомец обрадуется, подобреет, предложит ночлег и расскажет, что написано в книге. Так или иначе, другого способа войти в доверие к в голову не приходило.

— А, спер, так еще и дразнишься. — Сказал парень и толкнул Гакура. До того, как спина коснулась земли, связка с железками вырвалась, подлетела вверх, и, блеснув бледным лучом, скрылась в руках продолжавшего ругаться незнакомца. Он, как ни в чем ни бывало, сунул связку в карман и зашагал дальше.

— Постой. — крикнул Гакур,— постой, я тот самый, которого ты сбил, когда тебя выки... ну, в общем, когда ты выбежал из трактира.

Человек развернулся, и пошел навстречу. В свете луны поблескивала его жидкая бородка. Подойдя, он протянул руку, но Гакур встал сам, хотя и не с первого раза. Спина заныла от боли, и Гакур пожалел, что увязался за этим полоумным. Словно прочитав его мысли, парень сказал:
— Ты не обижайся, я думал, что тебя аральцы подослали.
— В следующий раз тебя кто-нибудь ножом пырнет за подобные тычки, — сказал Гакур, и закинул на плечо сорвавшуюся котомку. Разговаривать с незнакомцем больше не хотелось. Хотелось его пнуть и уйти.
— Пробовали уже пырнуть, и не раз, — сказал незнакомец.
В этот миг луна скрылась за тучами. «Вот черт.» — выругался Гакур, пытаясь разглядеть пропавшую во тьме дорогу. Но тут что-то щелкнуло, и во вспышке желтого света обрисовалась фигура незнакомца В одной руке он держал странный предмет: круглый, как яблоко и излучавший бледный свет, достаточный чтобы видеть кругом шагов на пять.

— Это светильник, — незнакомец протянул горящий шарик. Гакур не двинулся. Не хватало еще обжечь руки. Парень тряхнул штуковиной, отчего все вокруг осветилось еще ярче. Предмет лежал на его вытянутой, оголенной ладони, освещая все вокруг не хуже факела. Гакур медленно протянул руку и взял штуковину.

Светильник оказался круглым стеклянным сосудом, наполненным какой-то розовой вязкой жидкостью. На удивление прохладный, он имел короткое горлышко, плотно закупоренное деревянной пробкой, — значит, жидкость можно было наливать и выливать. Гакур поднес светильник ближе к парню, мастерившему что-то похожее на кожаную трубу, в которой писари хранят свои бумаги. Был он молод, вероятно, того же возраста, что и гакурово тело «молодого господина». Продолговатое лицо заканчивалось жидкой юношеской бороденкой.

Рука державшая пузырек затекла, и Гакур хотел было переложить его в другую но тот выскользнул. Розовая жидкость забурлила, будто кипяток, и полыхнула ярким светом. Гакур невольно зажмурил глаза и отвернулся.
— Осторожно, — крикнул парень и вырвал светильник из рук. — Так нам надолго не хватит.

На мгновение, Гакуру показалось, что он ослеп. Он протер веки и моргнул несколько раз. Помогло. Зрение вернулось, показав, что незнакомца рядом не было. Его фигура, окруженная венцом тусклого света, удалялась в ночь. Гакур подумал стоило ли поддаться естественному желание идти за светом.

Дед говаривал: «Сажень туда, верста обратно». Это значило, что очутиться в незнакомом месте гораздо легче, чем из него выбраться. Нехорошо. Нехорошо, что потомственный кронс, внук знаменитого Браха, пойдет неведомо куда и будет зависеть от милости неведомо кого. Гакур вспомнил голову мертвеца, выпавшую из потолка своего трактира, вспомнил сверкающую стрелу, вылетевшую из раскрытых дверей другого. Что ж тогда у них тут по ночам в лесу творится? Оставалось довериться шагавшей впереди бороденке. Опять же книга…
Гакур нащупал рукоятку кинжала. «Верста обратно». Чего уж тут: в кронсовом деле путь назад всегда труднее, даже если возвращаешься по знакомой тропе. И ночь эта мало отличалась от других, когда черное небо укрывало дорогу, и сжималось в орех сердце.

Наконец он догнал парня. В руках тот держал трубку, желтым лучом рассекающую темноту. Гакур догадался: в один конец трубки был вставлен светильник. Закрытый по бокам, он освещал дорогу только впереди, не привлекая внимания окрестной нечисти.
 — Меня зовут Киган, — сказал парень, — ночевать будешь у меня, тут недалеко.
Гакур назвал свое имя, и дальше они шли молча. Иногда парень останавливался, и закрывал луч света ладонью. «Оборотни», — шепотом пояснил он. Вспомнив о собаке в рыбацкой деревне, Гакур нащупал в кармане перстень и просунул в него палец, на всякий случай. Киган пустился в объяснения, чем оборотни отличались от простых волков. Охота для них лишь развлечение, а не средство к существованию. Захотят, бросятся в погоню, ломая кусты и завывая на весь лес, а захотят, будут терпеливо выжидать, покуда жертва не забредет в удобное для засады место. Бывает, что покажутся, а потом исчезнут из виду и кружат полночи, предвкушая будущую трапезу и наслаждаясь тем, как мечется в страхе добыча. В общем веселятся.

— Трудно с ними, понимаешь, расправиться. Никак не могу подобрать сильного заклинания против оборотней. Есть среди них бывшие члены ордена Арала, так вот они любое заклинание отразят, — закончил он.

Гакур вспомнил, как расправился с оборотнями Ветер.
— Расправиться можно, — сказал он ненароком. К счастью объяснять, что он имел в виду или врать не пришлось: собеседник либо не услышал, либо не обратил внимания.
Они свернули с дороги и двинулись сквозь чащу. Киган уверенно переходил от дерева к дереву, пока не остановился.
— Пришли, — сказал он, направив луч света на поваленный ствол.
Гакур хотел было съязвить, что безопаснее ночлега он еще не встречал, но Киган приложил палец к губам и, указав лучом на островок мха чуть вдалеке, прошептал:
— Жди там.

Гакур вдруг осознал, что стоял он посреди незнакомого леса, среди ночи, с незнакомым человеком, которого выгнали из приличного места с помощью огненного шара. Его замешательство не осталось не замеченным, и Киган сам встал на указанное ранее место и подозвал Гакура жестом. Было в этом жесте что-то приятельское, озорное, что не смогли бы объяснить никакие просьбы. Гакур подошел и встал рядом. Киган сказал что-то невнятное, нагнулся и что-то дернул на земле, или сдвинул. Было не разобрать. Земля дрогнула, поваленный ствол приподнялся, и из под него показалась дыра. Скорее дупло, ибо отверстие зияло не прямо на земле, а как бы наискосок,  удаляясь вглубь под наклоном.

Не сказав ни слова, Киган подошел к дуплу, залез в него вперед ногами и исчез. Вместе с ним исчез свет. Приструнив кронсово чутье, не желавшее скрываться под землей, Гакур подсел к дуплу, сунул туда ноги и оттолкнулся. Тело заскользило вниз, будто по крутой горке, мелькнул свет, и в следующий миг копчик столкнулся с твердой поверхностью.

Перед ним стоял с лучом Киган.

— Добро пожаловать в обитель Кигана-хорька, будущего магистра ордена Арала, — сказал он, обведя рукой полутьму вокруг.

Гакур потер ушибленный зад и осмотрелся. Низкий потолок над головой и земляные стены. Яма, как яма. Но это оказалось лишь предбанником. Киган шагнул вглубь, раскрыл тряпичные шторки прохода и открылась другая комната. Настоящая. С брусчатым потолком и обитыми досками стенами. На столе тускло светились уже знакомые склянки с розовой жидкостью. Пахло смолой и какими-то пряностями. На одной из стен умелой рукой было нарисовано окно с видом на пшеничное поле, за которым то ли всходило, то ли заходило красное солнце. «Под окном» стоял стол с двумя табуретами, а напротив — аккуратно застеленная кровать. В общем, жилище как жилище, коих тысячи по всему королевству, оставшемуся где-то наверху.

Не спрашивая разрешения, Гакур сел на кровать. Хозяин подземной обители начал доставать и разворачивать какие-то свертки, и теперь к запаху смолы и пряностей добавился аромат копченого мяса. Все это время Киган что-то говорил о продажности каких-то аральских старцев и несправедливости порядка зачисления в их орден. Вышагивая от кровати к столу, он то указывал на горящие склянки, то потряхивал кулаком, угрожая очередному заносчивому старшему колдуну, как это понял засыпающий Гакур. Даже запах мяса не придал ему сил. Их оставалось ровно столько, чтобы одобрительно кивать и держать открытыми слипавшиеся глаза. И вот, в конце очередного такого кивка, Гакур почувствовал, что поднять голову уже не в силах. Он рухнул на кровать и заснул до того, как его лицо почувствовало под собой шероховатую наволочку.