Реки Накъяры часть вторая глава двадцать четвертая

Миранда подняла мечи и по очереди вставила их в ножны, крепленые на спине Инги. С тех пор, как закончилась бойня, Инга лишь спросила куда ушел воин. Не говоря больше ни слова, она продолжала смотреть на юг. Миранда догадывалась, о чем на самом деле хотела спросить подруга. Догадывалась но ответить не могла. Она не знала. Вдалеке, окруженные высокой, не вытоптанной травой лежали мертвые тела. Люди и кони. Единственный, кто выжил — превратился в чудовище. Разве смогла девчонка из рыбацкой деревни сотворить все это? Тогда кто? Вспомнились слова ящера: «Атсáби сам ходит юг. К’ханджи дом для Атсáби...» Нет, она никакая ни Атсáби. Все, что с ней происходило это... это...

Миранда посмотрела на Ингу: прикусив губу, разбойница молчала. Нужно было все ей рассказать. Все как было. И если она испугается и сбежит, то Миранда пойдет на юг. Сама. Там все и разрешится. Ну, а если Инга останется, то они вместе что-нибудь придумают.

Они пошли. Миранда рассказала все, о чем утаила в первый раз, когда поведала о своих приключениях. Начала со случая, когда спасая Бурса, отбросила его из пропасти далеко назад. Рассказала обо всем, что случилось на фрегате: о черных крыльях Такха, о незнакомце, и о том, что он обещал ей ответить на терзавший ее саму, а теперь и Ингу вопрос. Кто же она? Рассказала и о ужасной смерти губернаторского сына Тарбена. Не скрыла и того, что ночью видит так же хорошо, как днем.

Инга выслушала, и попросила лишь пересказать, как погиб Тарбен.
— Вот гад. Он бы тебя убил в конце, знаешь? — сказала она и пнула земляную кочку.
Миранда вспомнила слова Тарбена: «Молчи, а то зарежу прямо сейчас». Тут же всплыли другие слова: «Губернатор за ее голову мешок золота дает». В том и другом случае, ее охватило видение огромной пещеры. С Тарбеном она как бы провалилась в сон, но сегодня, сегодня все было наяву. Она приказала Инге бросить оружие. Но почему? Внезапно все прояснилось.

— Я кажется знаю, что происходит, — сказала Миранда, — гибнет тот, кто хочет меня убить, или причинить мне боль.
Инга, ухмыльнулась, достала горсть орехов и бросила один в рот. Ее другая рука опустилась и медленно потянулась к бедру.
— Тридцать два подснежника, сейчас проверим — сказала она,— проверим, но обещай, что, если я останусь жива, ты меня не бросишь; а я обещаю, что не брошу тебя. К дьяволу Портовое Братство, у нас будет Портовое Сестричество. Мы... мы такое... такое закрутим.

Глаза Инги были прищурены и не выражали ничего, кроме холодной одержимости. Миранда отступила; ей вовсе не хотелось проверять, как действуют оберегающие ее чары, — a вдруг она ошибалась?
— Я должна знать, — напирала Инга, — останусь ли я жива, или вспорю себе брюхо, или, того хуже, стану как...
Видимо не сумев найти слов для описания чудовища, в которого превратился Раас, Инга показала в сторону юга.
— Ну, Зяблик, давай, — прожевывая орехи, сказала она и выхватила кинжал.
— Инга, не надо, — сказала Миранда, чувствуя, как зашевелились на голове волосы. Инга провернула между пальцами рукоятку и шагнула вперед. Миранда отступила.
— Ну? — крикнула Инга.

Миранда нахмурилась: в конце концов у нее хватило бы сил, чтобы отобрать у подруги кинжал, если та направит его на себя. Если же она права, то можно оставаться спокойной, что Инге нечего ее бояться. Никогда. Вспомнилась скотобойня, тогда Инга хотела научить ее приему выбивать кинжал. Ведь тоже ничего страшного не случилось.

— Хорошо, — сказала она, — будем портовые сестры. Бей. Чего уставилась? Бей, как ты говорила, понарошку, но только… только, как будто в правду. Ну, давай.
Пошел дождь. Сквозь пелену падающей с неба воды Миранда наблюдала, как Инга зажмурилась и неуверенно ткнула кинжалом в воздух.
Ничего.
— Ближе. Открой глаза и бей, или только беззащитных торговцев задирать горазда? — к своему удивлению сказала Миранда.
Инга вытерла ладонью мокрое лицо и, перекинув кинжал в другую руку, сделала еще один выпад. Кинжал остановился в двух пальцах от груди.
Метнувшись в сторону, Миранда стала дразнить подругу: «Косорукая, то же мне, разбойница.»

Во ответ, Инга погналась за Мирандой, размахивая кинжалом и срубая им попадавшиеся под руку верхушки лебеды.

Позабыв о дожде, они бегали то в одну, то в другую сторону; сначала Инга гонялась за Мирандой, потом Миранда, подобрав подол намокшего платья, бегала за Ингой, а та, смеясь приговаривала: «Боюсь, боюсь», и удирала, поскальзываясь и падая.
Дождь не обращал на них внимания, и продолжал равномерно заливать нагретую за день землю и всех не успевших спрятаться ее обитателей.

Наконец, выбившись из сил, Миранда остановилась и, закинув голову, открыла рот, чтобы поймать летящие с небес струйки. Инга тоже встала. Наклонившись и упираясь руками в колени, она хотела что-то сказать, но, задыхаясь в приступе смеха, каждый раз сбивалась.

Лить перестало, и тут же издалека послышалось кваканье.
— Болото, — сказала Инга, — терпеть не могу лягушек. После людей, самые скользкие твари.
В багряном фоне заката над болотом высились безлиственные стволы, будто мачты кораблей в порту. Миранда почувствовала, что с нетерпением ожидает наступления темноты, когда все вокруг окутает зеленоватая дымка и мир сделается куда краше, чем днем.

Долго ждать не пришлось. Какое-то время ночное зрение освещало лишь мертвые деревья болота вдалеке, но вскоре окатило все вокруг. Миранда достала кожаный ремешок, на котором когда-то болталось зеркальце Тарбена и, протянув один конец Инге, сказала: «Держись, я пойду впереди.»
Через несколько шагов издалека донесся хриплый рык, слишком протяжный для медведя и слишком низкий для волка.

— Это он? — тихо спросила Инга.

Миранда промолчала, и лишь дернула за ремешок. Впервые захотелось, чтобы ночь не кончалась. Никогда.