de omnibus dubitandum 100. 22

ЧАСТЬ СОТАЯ (1869-1871)

Глава 100.22. СЛОВАМИ ЧУВСТВ НЕ ОБЪЯСНИТЬ…

    Сохранилась обширная переписка Государя и княжны, показывающая их искреннюю страстную привязанность друг к другу.

    Письма объемом от четырех до восьми страниц каждое написаны преимущественно на французском языке, любопытно, что, хотя переписывались любовники по-французски, при описании интимных вещей они переходили на русский язык, когда говорили не о своих чувствах и о событиях, а о физической близости.

    Поражает накал чувств, который не оставлял их на протяжении нескольких десятилетий, чувства, которые выражены с такой силой и с такой обнаженностью. Однако влюбленные порой переходили и на русский - когда говорили не о своих чувствах и о событиях, а о физической близости. Она весьма откровенна, и респонденты часто не стеснялись: выражения вроде «Я ожидаю, что завтра мы минимум три раза займемся любовью» встречаются там сплошь и рядом.

    Переписка, датированная 1868-1871гг., изобилует придуманными словами, например, в первом же письме Екатерина дважды использует "Bingerles", что означает "заниматься любовью".

    Несколько месяцев их встречи носили платонический смысл, император вёл себя по-рыцарски, не переходя грань дозволенного, что было несвойственно его пылкой натуре, но свидетельствовало о его глубоком чувстве и уважении к возлюбленной.

    Екатерину, из-за тёплых связей с императором поссорившуюся со своими родственниками, поначалу терзали мысли о греховности перехода их отношений на новый уровень, но бороться со своими чувствами она больше не могла и их целомудренная любовь обрела интимную оболочку.

    Называя в личной переписке сексуальную сторону своей жизни словом «bingerles», Екатерина после первой ночи любви записала: «Я отдала ему с радостью ту единственную связь, которой нам еще недоставало, и которая при таком обожании была счастьем».

    Кроме того, влюбленные никогда не подписывались своими именами, заканчивая письмо фразой "Mbou na bcerda".

    "Люблю тебя, дуся моя Катя
(Рукописный текст на французском и русском языках, 4 страницы, Санкт-Петербург) Воскресенье, 2/14 февраля 1869, полдень

    Твое утреннее письмо застало меня в обычный час, когда встает солнце, но не смог тут же ответить тебе, дуся моя... Теперь я должен отправляться на парад, потом на концерт, где надеюсь встретить тебя...

    4.30 после полудня

    Наша встреча была очень короткой, как луч солнца, однако для меня и это было счастьем, и ты должна была это почувствовать, дорогая дуся, хотя я не осмелился даже остановить тебя, чтобы хотя бы пожать твою ручку. Я возвратился с концерта и должен покатать на санях дочку.

    0.15. Полчаса как я вернулся с французского спектакля, где скучал до смерти, хотя и был счастлив иметь повод быть с тобой, мое счастье, мое сокровище, мой идеал.

    Завершение нашего вечера оставило у меня очень нежное впечатление, но я признаю, что был крайне опечален тем, что видел твое беспокойство в начале, твои слезы причинили мне боль, потому что невольно я говорил себе, что тебе больше недостаточно моей любви, нет, скорее, что те короткие мгновения, которые я мог тебе уделить каждый день, не были достаточной компенсацией тебе за потрясения, неудобства и жертвы твоего нынешнего положения.

    Я думаю, что нет нужды тебе повторять, дорогой ангел, что ты - моя жизнь, и что все для меня сосредоточено в тебе, и именно поэтому я не могу хладнокровно смотреть на тебя в твои минуты отчаяния...

    Несмотря на все мое желание, я не могу посвятить свою жизнь только тебе и жить только для тебя... Ты знаешь, что ты - моя совесть, моей потребностью стало ничего от тебя не скрывать, вплоть до самых личных мыслей...

    Не забывай, дорогой мой ангел, что жизнь мне дорога потому, что я не хочу потерять надежду посвятить себя целиком только тебе... Люблю тебя, дуся моя Катя.

    Понедельник, 3/15 февраля, 08.15 утра. №227

    Хотел бы проснуться в твоих объятьях. Надеюсь вечером, часов в 8, встретиться в нашем гнездышке... Твой навсегда.

    Воскресенье, 8 сент. 1868, 9 ч. утра. Отправив мое письмо, я совершил свой туалет, думая при этом, что мне нисколько не было бы стыдно делать это в присутствии моей дорогой, обожаемой женушки и что она, со своей стороны была бы довольна, заставив меня присутствовать при ее туалете.

    Но только оба эти занятия продолжались бы немного дольше, так как мы не смогли бы не прерывать их время от времени, чтобы, восхищаться друг другом и ласкать друг друга, как мы это любим делать.

    Что же делать? Влюбились, как кошки, и не можем не ласкать друг друга.

    - Снова появилось солнце и опять прекрасная погода. Мы прогулялись, как вчера, а во время кофе, который мы только что выпили, явился мой кузен из Веймара, который всегда напоминает мне счастливые дни этой весны, когда мы были еще вместе и, думали только о счастье встретиться на прогулке и, оказаться вечером в нашем милом гнездышке, чтобы, как безумные, наслаждаться там нашими ласками.

    О Боже мой, дай нам такую возможность и то же счастье после нашего возвращения, через три недели от нынешнего дня.

    Ты можешь судить сама о том, что делается с твоим мужем при одной мысли об этом. Все в нем дрожит и просится домой. Ау! Больно!

    - А хочется, чтобы нам обоим было до безумия сладко!

    8 ч. вечера. Я счастлив, что могу доставить тебе минуту удовольствия, послав тебе мою карточку, в сущности, очень плохую.

    Но что от нас, нам все мило и дорого. Да, мы понимаем все, что с нами и в нас происходит, и нам не нужно объяснений.

    Это взаимопонимание - наше сокровище, которым мы, конечно, должны гордиться. Маленькие капризы, которые моя злая и обожаемая шалунья иногда позволяет себе высказать в письме нисколько не сердят меня, а заставляют лишь посмеяться, ибо я знаю мою гадкую шалунью до самого донышка и люблю мою дусю до безумия со всеми ее недостатками, как Бог ее сотворил, и она для меня все-таки милее всех на свете. Ау! Больно!

    Хочу домой и позабыть все, и только наслаждаться нашими ласками, как мы одни умеем это ценить. Да, надеюсь, что Бог нас не оставит и вознаградит нас однажды за все наши теперешние лишения и мучения.

    Буду сейчас об этом молить Его, прочитав 3 гл. Посл(аний) к Римлянам, и лягу спать, мысленно с дусей моей, Бобинькой. Обнимаю и целую ее всю.

    Екатерина Долгорукая - Александру II. № 166.

    Петергоф, четверг, 18 июня 1870, 11 ч. вечера. Помета Александра: Получ. в Варшаве 22 июня.

    Ах! Какая скука, просто мочи нет! Увы! Сегодня нет ни писем, ни телеграмм, что вдвойне меня печалит, ибо ты по собственному опыту понимаешь, какая мука быть без известий от существа, в котором вся твоя жизнь.

    Все это для меня очень дурно, и я чувствую себя совершенно разбитой и не могла уснуть, вся в мыслях о тебе, мой ангел, жизнь моя, мое все. Да благословит Бог твое прибытие в Варшаву, твое возвращение и наше свидание.

    Все дрожит во мне от страсти, с которой я хочу увидеть тебя. Люблю и целую тебя всего, дуся мой, моя жизнь, мое все.

    Пятница, 19 июня 1870, 11 ч. утра.

    Здравствуй, милый ангел, люблю тебя, и это ужасно переполняет всю меня. Мои мысли следуют за тобой в твоей поездке, и я чувствую, как ты вздыхаешь оттого, что ты не со мной. Мы проводили бы время вместе так приятно и веселились бы до того, что страшно было бы.

    Я очень плохо спала, а дождливая погода меня еще больше раздражает. Целую тебя. Люблю тебя.

    Суббота, 29 июня 1870, 10 - утра.

    Здравствуй, милый ангел, я люблю тебя и счастлива тебя любить. Мне приснился волнующий сон, мне снилось, что мы целуемся. О! Если бы это было наяву! Я могу думать только о счастье увидеть тебя снова и, это переполняет меня всю. Люблю тебя.

    11 ч. вечера.

    Мои мысли следуют за тобой в Варшаву. Надеюсь, что ты приехал не очень усталым и будешь мне телеграфировать.

    Ах! Как меня тянет к тебе и как мне хочется тебя, дуся мой, моя жизнь, мое все. Я чувствую себя привязанной к тебе и влюбленной в тебя, как никогда, и могу думать только о той минуте, когда, через 5 дней, тебя увижу.

    О! Боже, соедини нас в добром здравии и не откажи нам в Твоем благословении. Целую, люблю, обнимаю тебя всего страстно, дуся мой, мое все. Господь с тобой!

    Из дневника Александра II (Вторник, 27 января 1870), 2 ч. ночи.

    Более, чем когда-либо, я ощущаю то действие, какое обыкновенно оказывают на меня балы, и думаю, что Д(олгорукая) должна была это заметить, когда я подошел к ней в конце котильона; она была еще очаровательнее, чем всегда, в своем восхитительном туалете, на мой взгляд, самом красивом из всех. Я был очень доволен тем, что смог сделать с ней тур вальса, и, признаюсь, мне стоило большого труда заставить себя на этом остановиться.

    Среда, 28 января (1870), 11 ... ч. вечера.

    Восхитительный вечер, проведенный у Д(олгорукой), произвел на меня исключительное впечатление; она была прелестна и читала роман с артистическим талантом.

    Воскресенье, 1 февраля 1870, полночь.

    У меня дурное настроение, потому что, когда я пришел с дочерью в Смольный, у меня в голове было только воспоминание об известной персоне, которая теперь мне так дорога, и я рад быть навеки ее рабом!

    Понедельник, 2 февраля 1870, 11 ч. вечера.

    По возвращении с немецкого спектакля, мне пришлось вынести крайне тягостное объяснение с женой по поводу моих исчезновений по вечерам, после посещения детей. Это лишь подтвердило мои опасения.

    Слава Богу, имя Д(олгорукой) еще не было пока произнесено!

    Александр - Екатерине Долгорукой во время русско-турецкой войны, 7 октября 1877

    В 10 ч. утра.

    Здравствуй, дорогой Ангел моей души. Я хорошо спал, несмотря на очень холодную ночь, всего 2 градуса ...

    В 3 1/2 ч. после полудня. [...]

    Совершил прогулку в карете и пешком ... и посетил госпиталь, куда привезли множество солдат с отмороженными ногами с Шипки, но по счастью, нет необходимости в ампутации. На солнце почти тепло, и ветер стих. ...

    В 7 3/4 ч. вечера.

    Курьер прибыл после обеда, и твое письмо ... для меня как солнце. Да, я чувствую себя любимым, как никогда не осмеливался мечтать, и отвечаю тебе тем же из глубины души, чувствуя себя счастливым и гордым тем, что Ангел как ты владеет мною и, что я принадлежу тебе навсегда.

    Надиктованное дорогим пупусей (сыном Павлом - Л.С.) порадовало меня как обычно, привязанность, которую он нам выказывает с самого рождения, поистине трогательна.

    Храни Господь для нас его и Олю, чтобы оба продолжали быть нашей радостью. Посланное тобой для полков Брянского и Архангелогородского будет им передано, как только прибудет, и я благодарю тебя за это от всего своего сердца. Меня это ничуть не удивляет, я ведь знаю и умею ценить твое золотое сердце, но ты понимаешь, какое удовольствие это доставляет твоему Мунке, для которого ты идол, сокровище, жизнь.

    В 10 1/2 ч. вечера.

    ... Только что пришла хорошая новость, что второй редут, который осаждали румыны, взят. Деталей пока не знаем. Хорошее начало.

    Только что пришла твоя утренняя телеграмма и я доволен, что твой желудок лучше... У сына (Александра III – Л.С.) на Шипке все спокойно, но бедные войска ужасно страдают от ночного холода.

    Я люблю тебя, добрый Ангел, и нежно обнимаю.

    Суббота, 8 октября, 10 ч. утра.

    Доброе утро, дорогой Ангел моей души, я спал хорошо и переполнен любовью и нежностью к тебе, моя обожаемая маленькая женушка. Утро великолепное, ночь была очень холодная. Вчера перед тем как лечь я получил скверную новость, что турки взяли назад редут, занятый румынами. Ждем теперь подробностей. ...

    В 7 1/2 ч. вечера.

    ... Ох! как я вспоминаю наши славные послеобеденные часы, когда дети любили спускаться ко мне и рассказывать тебе о чем-нибудь, перед тем как выпить свое молоко. Меня так и тянет к вам. Дай нам Бог вернуться поскорее!

    В записях Александра II можно прочитать такие строки: «Мы обладали друг другом так, как ты хотела. Но должен тебе признаться: я не успокоюсь до тех пор, пока вновь не увижу твоих прелестей».

    Другое письмо фривольно повествует: «В ожидании нашего свидания, я опять весь дрожу. Я представляю твою жемчужину в раковине».

    Из воспоминаний Е.М. Юрьевской, опубликованных под псевдонимом Виктор Лаферте:

    Продолжение и конец моих воспоминаний докажет, что мы сдержали слово, и наша любовь длилась до могилы. Настал день, 6 июля 1880 г., когда Господь позволил нам предстать пред Ним и перед нашей совестью мужем и женой - единственное счастье, которого нам не хватало. Конечно, если бы обстоятельства были другими, если бы мы не опасались постоянных покушений, нам и в голову бы не пришло венчаться до истечения положенного срока траура; но, обладая таким чувством чести и столь возвышенной душой, для которой все бледнело по сравнению с нашей чистой и истинной любовью, он объявил мне, что должны соединить наши жизни, как только пройдут шесть недель его траура, ибо мы оба смертны.

    Увы! Радость всегда недолга. Он сообщил однажды, что должен ехать в Москву на несколько дней, а затем переехать в Царское. Для меня это было ужасным горем и кошмар разлуки стал пыткой.

    «Император настолько дорожил радостями семейной жизни, что с радостью пользовался всяким случаем, доставлявшим ему ее сладость, и потому в последнюю неделю своей жизни, готовясь к принятию пасхального причастия, он обедал вместе со своей возлюбленной супругой и любимыми детьми.

    Подав руку своей жене, чтобы, увы! в последний раз отправиться с нею в столовую, он сказал, пожимая ей руку: «Я чувствую себя сегодня таким счастливым, что мое счастье пугает меня!».

    Возможно, кого-то и удивит, что сердце молодой женщины переполняла такая нежная и преданная привязанность к государю, но бесспорно и то, что император Александр II обладал исключительными достоинствами, а потому совершенно естественно, что этот государь, несмотря на свой возраст, вдохновлял сильнейшую и безграничную привязанность к себе, которую жена его питала к нему с ранней своей юности.

    Любовь ее лишь возросла с годами и ее не смогла разбить неумолимая коса смерти. Государь не мог наслаждаться счастьем без радостей домашнего очага: одиночество было для него мучительно, ибо его чувствительная душа испытывала потребность излить себя.

    Любимая супруга, которую его великое сердце избрало ему в спутницы жизни, была воспитана под его непосредственным воздействием; ему было угодно, так сказать, излить свою избранную душу в ее собственную, и он имел высочайшее утешение в том, что его мысли и чувства роднились с мыслями и чувствами его подруги до такой степени, что каждый из супругов мог сказать: «Мои мысли — его мысли, и мое сердце — его сердце».»

    «Если бы всеблагой Бог сохранил его для меня, даже без обеих ног, он все равно мог бы жить... это был бы по-прежнему он!... В таком состоянии он принадлежал бы мне еще более, ибо ему пришлось бы отречься от императорской власти!

    Разве дорожила я его императорской короной, которая была мне лишь в тягость и нарушала мое счастье?

    Я любила в нем его самого, любила его личность, и на протяжении пятнадцати лет любила его одинаково нежно, как в первый, так и в последний день!

    Теперь, когда его больше нет, моя любовь переживет его утрату, я буду лелеять ее до самой могилы, куда Бог, из жалости к моему несчастью и в своем великом милосердии, вскоре призовет меня, согласно моему самому сокровенному желанию!»»

    1 (13 - Л.С.) марта 1881 года после шестого по счёту покушения Александр II был убит. Вложив в руки погибшего мужа свои остриженные волосы и покрыв его изуродованное взрывом лицо страстными поцелуями, она навсегда простилась с главной любовью своей жизни.

    Несмотря на нескрываемую антипатию ко второй супруге отца император Александр III, исполняя просьбу отца, подарил ей столичный Малый Мраморный дворец, на одном из этажей которого Екатерина организовала музей памяти Александра II, открытый для всеобщего посещения.