Кн. 2, ч. 2 Время убегать. Глава 1

                Часть вторая.
                ВРЕМЯ УБЕГАТЬ.

                глава 1

                ПАСЫНОК

                «Скрылся месяц в тумане, упрятал ножик в кармане.
                Никого не стану бить – просто буду тихо жить.
                Никого не стану резать – на клопов буду сверху               
                хезать».
                (Здесь и далее – частушки,
                или дразнилы и бузилы/бубнилы
                котла Сун в вольном изложении
                Киры Башмачниковой)


- Я сказал, что ты не выйдешь из дома! – Суггер побагровел, он брызгал слюной от бешенства, его длинные руки вращались, точно ветряные мельницы, при этом он ухитрялся не повышать голоса, и голос переходил в шипение; но это было не смешно, потому что синяки от ударов были настоящими, и они болели. Более того, в гневе Суггер был поистине страшен, а у Макса и без того хватало неприятностей – он едва вытянул очередной класс. – Ни в какой «котёл» ты не пойдёшь. Ты будешь сидеть у компьютера и работать! Ты не выполнил сегодняшнюю норму! Если ты ещё раз сорвёшь шлем без разрешения, я тебя убью! Ты – моё вложение, ты обязан мне жизнью, я тебя воспитал, ублюдок!

Это не было правдой – Макс попал к Суггеру только после смерти матери. До этого его воспитывал, терпеливо и заботливо, Джонатан Ди. Макс никогда не слышал от него ни единого грубого или пренебрежительного слова, хотя тот вовсе не считал Макса своим сыном. Этот же, напротив, всячески подчёркивает своё отцовство, но от его отцовской любви хочется выть.
   
Пока длился учебный сезон, Суггер оставался до приторности, до тошноты любезным и лояльным, отпускал мальчика на тусовки в котёл и даже приглашал его друзей в гости. Но как только наступили каникулы, благословенные летние каникулы, Суггер распоясался, и начался ад.

Макс его ненавидел. Макс ненавидел и сеансы поиска – Суггер до сих пор, даже после изоляции Земли от Иномирья, продолжал поиск благословенного Эдема. От сеансов у Макса раскалывалась голова, из носа текла кровь, словно Суггер своим нелюбимым сыном (или пасынком – какая, собственно, разница?) – колотил по непрошибаемой Двери, желая её проломить.

Кроме шуток, так оно почти и было: Суггер разработал свою теорию Дверей, согласно которой родственники по крови с Земли и с Иномирья рано или поздно притягивались – либо землянин уходил в Иномирье, либо за ним приходили оттуда. Теория не была ни хороша, ни плоха, поскольку проверить её было сложно, даже невозможно. Но Суггер фанатично в неё верил – а во что ещё ему оставалось верить? Более того, теория получила популярность и, как следствие, своих последователей.

Таким образом, Макс являлся своего рода приманкой. Суггер не выпускал его из дома. Забитый, угрюмый, ненавидящий, он создавал неплохой импульс, который рано или поздно услышат в Иномирье. Поэтому Суггер не особо церемонился с ним и распускал руки с несказанным удовольствием – образ Джонатана Ди, не поддающийся вытравливанию, весьма способствовал этому.

Всхлипывая и трогая разбитую после пощёчины губу, Макс побрёл в подвальную залу, хорошо защищённую от взломов и нашествий. Там было безопасно и тихо, но Макс лучше бы убежал в джунгли, кишащие самонаводящимися ракетами, минами, до зубов вооружёнными дикарями. И он это сделает однажды – убежит окончательно!

…Поздно ночью, усталый, с красными глазами, Макс вернулся в свою зарешеченную спальню. Он мечтал лечь и забыться. Вместо этого он лёг, заставил себя расслабиться и затаиться, потому что знал, что Суггер непременно зайдёт его проведать и убедиться, что пасынок спит. Перетерпев несколько  неприятных минут, готовый вскочить в любую секунду, чтобы избежать соприкосновения, пережив вкрадчивые, но уверенные шаги хозяина и ненавистное сопение искалеченного в памятной автокатастрофе носа, Макс заставил себя выждать минут десять для гарантии безопасности. Потом вылез, достал пилку и продолжил пилить металлические прутья на окне, приближая миг свободы. Ему оставалось совсем немного – какие-нибудь два часа работы. Конечно, можно их растянуть на два дня. Но тогда - все шансы быть пойманным с поличным.

Макс занялся пилкой, вспоминая, когда же последний раз он праздновал свой день рождения беззаботно и радостно? Это случилось тогда, когда ему исполнилось десять лет, и это было незабываемо! Мама была очень красива, хотя печать смерти уже наложила на неё свой отпечаток. Клара сильно исхудала, постоянная анемия сделал её бледной, а губы – лиловатыми, словно она накрасила их сверхмодной в сезоне помадой.

В тот памятный день она была особенно жизнерадостна, умиротворена, нежна, без своей обычной сигареты с иномирным наркотиком. Он получил новый скейт и ролики, самые супермодные и продвинутые – Джонатан Ди всячески старался укрепить его слабое здоровье и приучал к спорту и играм. Благодаря Ди Макс неплохо гонял на скейте, велосипеде, прыгал, бегал, плавал, играл в волейбол. К тринадцатилетию Макс получил скутер, по которому теперь так скучал. А ещё Ди обещал к шестнадцатилетию подарить байк. Наверное, эти часы с отцом были самыми счастливыми в жизни!

А потом всё грубо, несправедливо, фатально оборвалось. Мать погибла, Ди угодил в реанимацию, а потом вовсе исчез, а у Макса объявился новый отец. И рай превратился в ад. По оговоркам и недомолвкам Суггера Макс получал подтверждения давно зревшей надежде, что его отец сумел-таки утереть всем нос и ускользнул в Иномирье. А потом Суггер рьяно принялся эксплуатировать Макса в поиске, и последние сомнения отпали. Джонатан Ди стал для мальчика не просто отцом, но кумиром, героем, суперменом…

… Макс прислушался. В доме кто-то появился. Суггер открыл дверь, затем две пары ног затопали по лестнице на второй этаж. Идут к нему? Макс быстро спрятал пилку и смахнул железную пыль, затем быстро юркнул в постель. Но шаги протопали мимо, на третий этаж, куда обычно не заходила даже прислуга: на двери висел тяжёлый, топорный замок антикварного вида. Видимо, у Суггера тоже обнаружилось своего рода тихое помешательство: он непременно ко всем электронным штучкам добавлял тяжёлые металлические цепи, цепочки, замки и засовы.

В одном ритме шагов Макс распознал отчима, другие оказались незнакомы. Дверь открылась со скрипом, люди вошли, негромко переговариваясь, Макс уловил часть фразы «…забросом, весьма рискованным маневром, опасным для жизни, надо обследовать физические параметры…», и это ему очень не понравилось. Дверь затворилась. Возвращаться к пилке было рискованно. Макс вылез из постели, дрожа скорее от возбуждения, чем от холода, прижал ухо к двери, затем выскользнул из спальни и тенью шмыгнул вверх по лестнице.

Он простоял не менее часа, прячась в неосвещённом закутке за дверью, с замирающим сердцем, напрягая слух, прислушиваясь к тому, что происходило за ней. А происходило там нечто непонятное. Гудел трансформатор, щёлкали тумблера – Суггер демонстрировал гостю какую-то новую установку своего изобретения. Затем они рассмеялись. «Здорово! Неплохой накопитель!» - сказал гость. – «И с какого возраста это работает?» - «С пятнадцати лет». - «Почему не раньше?» - «Потому что течение времени может давать сильный снос. Пятнадцать – оптимальная точка отсчёта». - «Значит, ждём пятнадцати?» - «Ждём!» - «А не сбежит?» - «Тих, как мышь».

Макс скрипнул зубами.

Наконец шаги возобновились, и Макс пёрышком слетел назад, к своей спальне. Дверь на третий этаж вновь открылась, и двое неспешно проследовали вниз. «Когда приступим к эксперименту?» - спросил один. «Как только возраст подойдёт», - ответил Суггер. – «Но обследовать можно уже сейчас…» Шаги и голоса удалялись, всё, что ему удалось расслышать, было «завтра», «жучок» и «Сан-Себастьяно».
Что это могло означать? Если Суггер возлагал на Макса большие надежды, значит, слова относились к нему. Его собрались «забросить» в Иномирье, «как только возраст подойдёт». А возраст подходил у Макса через две недели – ему исполнялось пятнадцать.  Каким образом будет происходить заброска? Ведь это невозможно! Он понял одно - завтра его увезут, точно подопытную мышь, подвергнут унизительным исследованиям, а затем проведут эксперимент, и это будет опасно для жизни… Сильный снос… Если проникновения не произойдёт, он либо мгновенно постареет и одряхлеет, либо исчезнет вовсе. Ни то, ни другое, ни третье его не грело – даже если всё пройдёт неплохо, никто не знает, куда его забросит.

Конец сну. Времени у него в обрез. Если не сейчас, то уже никогда.

Макс принялся пилить с утроенной яростью. Он не считал себя слабаком и тем более – дураком, но просиживание под колпаком поискового компа, особенно – в летние каникулы, измотает кого угодно.

Всё! Теперь остаётся отогнуть. Осторожно, чтобы не напороться. Теперь надо расшатать заскорузлые оконные шпингалеты старого, можно сказать, антикварного, загородного дома. Макс нажал – окно распахнулось с предательским звоном. Макс, постанывая от нетерпения, быстро переоделся в кроссовки и любимые штаны со свитером, в которых обычно тусовался в «котле», не забыл нахлобучить любимую рокерскую шапочку. Но не ринулся сразу в окно.

Макс достал из-под матраса зажигалку, сохранившуюся от Джонатана Ди и закачанную под завязку: она бережно хранилась для особого случая. Особый случай настал.

Макс, не переставая прислушиваться, выложил посреди комнаты ворох простыней и школьных тетрадей, поджёг их. Всхлипывая от нетерпения и страха, дождался, пока ворох хорошо занялся, затем стрелой метнулся в душевую, чтобы открыть газовый кран, и только потом ужом прополз в отверстие – как хорошо, что он не накачался сверх меры, как дети Джонатана, а был изворотлив, ловок и пронырлив. Спрыгнул вниз, в сад – высоты Макс тоже не боялся. Особенно, если альтернативой ей была смерть. И – припустил по дорожке, но не к входу с охранником, а в противоположном направлении, где дряхлое дерево после недавней бурной грозы рухнуло на мощный каменный забор с колючей проволокой поверху. Макс знал, что за стеной начинались непролазные заросли колючего кустарника. Что ж, придётся рискнуть. Это не тот риск, от которого испускают дух.

Макс забрался по стволу, задержался на верхушке, чтобы полюбоваться разгорающимся пожаром под сопровождение воющей пожарной сирены. Затем напрягся, подпрыгнул, сгруппировался, перелетел через полосу острых, как ножи, колючек, с треском и грохотом приземлился в другие колючки – колючки шиповника, но эти были не смертельны, занозы, ссадины и прорехи можно пережить. Главное – он сберёг лицо. Во всех смыслах – и прямом, и переносном. Он слышал, как сзади, за оградой, резко громыхнуло раз, другой, со звоном лопнули стёкла – это взорвался газ в колонке душевой второго этажа. Звук показался ему райской музыкой, в которой был умопомрачительно прекрасный ритм улицы, ритм любимой рок-н-ролльной музыки, ритм ударных и завывающих гитар. Словно побегу Макса аккомпанировали сами неистовые «Крокодилы» во главе с Джонатаном Ди!

Начиналась новая жизнь. Жизнь в «котле», на улице, жизнь среди помоек, заброшенных полигонов и предприятий, районов, ставших нежилыми после открытия там очередной Двери, и взорванных зданий. Жизнь среди таких же, как и он, отщепенцев, сирот, хиппи. Вечно голодных и злых, буйных и грязных, воинственных, но со своим кодексом чести, никому не нужных - но свободных, самостоятельных и счастливых.
 
Первым делом Макс побежал к школьному другу. Для этого пришлось пробираться не менее трёх километров вдоль шоссе до пригорода, обогнуть несколько наглухо укреплённых дач, стоящих на отшибе, забраться привычным путём в старый, заброшенный сад и посвистеть под окнами. Том высунулся в окошко, повертел кудлатой головой, ответил той же самой мелодией, и Макс с облегчением укрылся в беседке дожидаться Тома.

- Что, худо дело? – свистящим шёпотом осведомился Том. – Отчим озорует?

- Замордовал, гад, я домой не вернусь, пусть катится в задницу!

- Искать будет!

- Хрен с ним, пускай ищет. В «котёл» сбегу.

- В «котле» искать  будет. Шпионов запустит.

- Не найдёт. Не должен найти! Том, если найдёт, мне хана. Задумал увезти, хочет меня окончательно в «виртуал» засадить. Прикинь! Помоги, друг!

- Что конкретно?

- Переодеться нужно – дырявый я. Через кусты пёр напролом – озверел!
 
- Скидывай!

Том был того же роста и размера, что и Макс. Ребята поменялись одеждой – теперь на Максе были рэпперские штаны, непотребно пёстрый свитер, только с любимой шапочкой он не расстался, ибо самолично пришивал к ней крючочки, кожаные заплаты, металлические пуговицы. Том сунул Максу в широкий карман пачку леденцов и упаковку крекера.

- Больше ничего нет. Я бы деньжат подкинул – папец давно не получал, мать сидит глухо.

- Спасибо, друг. Век не забуду.

- В «котле» сочтёмся.

Макс распрощался с другом и отправился дальше, но в перпендикулярном направлении, по узким улочкам, петляя, как заяц. Занозы и ссадины яростно кололи и саднили, но он не обращал внимания. Он направлялся в заброшенный район за городом, в котором свалки перемежались с полуразвалившимися домами и домами поприличнее, облюбованными бездомными и бродягами, по преимуществу – совсем юного возраста. Практически, каждый штат имел по несколько солидных котлов и множество мелких, молодых. Как только обнаруживалась запущенная территория, как ею овладевали бесстрашные, бесшабашные бездомные жители одного из «котлов» - ответвления Анархической молодёжной республики – республики новых хиппи пост-иномирного времени.

Прежде «котлом» называли любую уличную тусовку, динамичную, изменчивую, непостоянную, в которой могло произойти всё, что угодно. Затем «котлы» переродились в подобие стационарных общин или коммун с довольно чёткой организацией, иерархией и круговой порукой. Но всё это случилось позже. А когда Макс покинул Суггера, «котлы» ещё не оказались под колпаком у всевозможных мафиозных кланов, и Макс влился в настоящий водоворот свободы, воли и независимости.

В «котле» мешались рэпперы, рэйверы, недоучившиеся студенты, байкеры без моторов, отверженные всех цветов кожи, сироты, потерявшие родных в притоннельных стычках и не желающие в детский дом. Да мало ли было желающих присоединиться к вольной, безалаберной жизни – в кипучем «котле» варились и дети состоятельных и известных личностей, так что было, кому подкидывать общине средства на существование. Спонсоры не только оберегали собственных пресытившихся чад, но и порою получали над «новыми хиппи» довольно ощутимый контроль, в обход государственных служб. Становились новыми «гуру».

… Минул месяц, в котёл нагрянула облава – и Макс ушёл в другой. Снова облава – он ускользнул вновь… Так он передвигался на юг от котла к котлу, пока на пути не замаячил котел ущелья Сун. И после долгих блужданий Макс с лёгкой душой направился к этому котлу, где осел и прожил относительно спокойно более года.

Он надолго запомнит дорогу к котлу Сун. Как он шёл по заброшенной дороге к сварливой, бурной, неугомонной реке, по другую сторону которой громоздился безобразным, но величественным сооружением, бывший завод эко-двигателей, по совместительству – притоннельного вооружения, щетинившийся пиками ломаных металлических конструкций. Не слишком давно завод стал ареной, на которой разворачивалась нелепая, бессмысленная, паническая бойня с иномирцами после того, как те вломились через внезапно взорванную Дверь. Дверь давно перестала существовать, но заводскую территорию считали дьявольским местечком и побаивались. Всё выжившее ценное оборудование, правда, сумели вывезти или растащить.

И территорией овладел котёл. На берегу Ульзы обосновалась совсем молодая и малочисленная группировка. Местечко было поистине благодатным: путь к заводскому «котлу» лежал через разрушенный мост, из бурлящей, ревущей воды там и сям торчали острые обломки, искорёженная арматура, горки раскрошившегося, постепенно размывающегося бетона. Перебираться к «котлу» полицейские не рисковали. Зато хиппари наловчились делать это виртуозно и легко. Попадая к реке после очередного налёта на рынок, либо после «шныряния» по прочим торговым точкам, они чувствовали себя уверенно, на своей территории. Ибо всех их объединяло беззаконие – а также строгие принципы братства, взаимовыручки, взаимопомощи.

Среди них были даже народные лекари – как халтурщики, так и истинные подвижники.
Короче, именно в котле Сун Макс обрёл сестёр и братьев, полный надежды, что Суггер, если и жив – а он был живуч! – обнаружит его нескоро.