Ч. 2, гл. 3 Несъедобный суп

                НЕСЪЕДОБНЫЙ СУП

                «Помочился на валун – клоп орёт: «Куда, ездун!»
                Помочился на бугор – клоп вопит «Позор, позор!»
                Вот клоповник, твою мать, просто некуда поссать!»

    
Вход в пещеру оказался входом в исковерканные, искалеченные притоннельным взрывом, заводские помещения. Это был не простой завод, часть складов и ангаров располагались внутри пещер, а уровнем ниже находились коммуникации и атомные убежища. Благодаря проломам и сохранившимся кое-где остеклениям, котловцы жили в довольно-таки уютных комнатках с электрическим освещением. Заводские эко-генераторы работали на ещё более низком уровне, оставшихся не хватило бы на нужды мощного военного завода, зато на нужды маленькой общины хватало вполне.

Макс провёл её  через гигантский зал, заваленный и пронзенный искорёженными конструкциями с остатками арматуры, в свой отсек, прикрытый обшарпанной, ветхой занавесочкой от остального сообщества, рухнул на не менее ветхий матрас, извиняясь за свою «невоспитанность». Кира разыскала в его тумбочке неплохую личную аптечку, и смазала раны спиртом, затем – травяным бальзамом. Потом села рядом, скрестив ноги. Очень мило. Зачем она тут? Какая тоска и скука. Только и скрашивать досуг наркотиками – больше тут, видно, нечем заняться. Она подпёрла подбородок руками и задумалась. Ну, она стала своей в котле, что же дальше?

Кира скоро убедилась, что котловцы и впрямь чтят свой странный кодекс чести.
 Киру никто не трогал, никто на неё не покушался. Первые часы после поединка, когда Макс отлёживался на своём матрасе, к ним за ширму без разрешения заходили девушки и пацанята – здороваться, представляться, посидеть немного рядом, выразить восхищение или просто расположение. Многие несли в знак признания и дружбы еду – пакеты с галетами и чипсами, горсти лесных орехов, сушёную рыбину, баночку воды – скоро в крошечном отсеке скопилась горка провизии. Милая сероглазая девочка по имени Айди, с ног до головы завёрнутая в полотняный балахон, смущаясь, принесла настоящее богатство – целое крупное яблоко, которое Кира с восторгом разделила пополам с Максом.

- Это твоя победа, - сказал Макс. – Настоящая. Я даже ревную немного. Теперь ты, считай, что старшая.

Кире сразу бросились в глаза безобразные, кровавые, расчёсанные волдыри на руках Айди.

- Что это?

Девушка испуганно спрятала руки за спину.

- Не бойся. Дай руку, я хочу взглянуть.

- Не бойся, Ай, - вступил Макс. – Кира умеет лечить, ей-богу. Сам на себе испытал. Дай ей руки.

Айди неуверенно протянула Кире руки, которыми все брезговали всю её жизнь. Какая-то инфекция? Здесь, должно быть, рассадник инфекций! Или болезнь давняя, врождённая? Кира легонько сжала кисти, ощущая, как под её ладонями кожа начинает вибрировать, принимая приказ на очищение и регенерацию.

Айди подняла на Киру взгляд, полный изумления: у неё начала медленно затухать постоянная, привычная саднящая боль во всём теле.

- Отлично! – Кира улыбнулась. – Ещё два сеанса – и всё пройдёт. Просто запущенная экзема, ничего особенного. Чаще протирай кожу ключевой водой, смывай негатив.

Айди вскочила, недоверчиво улыбаясь, подпрыгнула от восторга, чмокнула Киру в щёку и с бормотаньем, полным благоговейного ужаса, пятясь и кивая головой, выбежала из каморки.

«Это чудо! Она чудесница! Божулька!» - услышали Кира и Макс. Кира недоумённо покачала головой: ну и ну, ей ещё только поклонения не хватало! Она пресечёт это явление.

В горке подношений Кира с недоумением обнаружила пакетик с разноцветными, неровно обработанными – явно, кустарными, - пилюлями.

- Макс, это что ещё такое? Я лекарства не употребляю. Или это ваши наркотики?

Макс замялся, покраснел, замямлил нечто нечленораздельное.

- Ну, что же ты? Где твоё красноречие?

- Ну, понимаешь ли, вообще-то это не очень хороший намёк…

- Намёк?

- Ну да… ладно, давай сюда, я верну назад, - Макс протянул руку, но Кира спрятала пакетик за спину.

- Пока не объяснишь толком, не отдам.

- Тебе не понравится.

- Хорошо же ты меня изучил!

- Пеняй на себя, - Макс пожал плечами и принял безразличный вид. – Это пилюли для облабух.

- Что-о-о-о?

- Понимаешь, мы беременных в котёл не принимаем. Так что, ежели что – можно принимать пилюли. Они с травками, ничего опасного…

- То есть, ты имеешь в виду, что это средство от беременности?

- Ну да. Пьёшь – и кувыркайся вволю.

- А если не поможет?

- Вообще-то помогает. Пилюльки дорогие, между прочим. А, в крайнем случае, отправляем к брадобреям.

- Это ещё кто такие?

- Те, которые облабухам помогают избавиться… Некоторые сами сразу идут, чтобы потом не мучиться. Вообще-то, мы пришлых проверяем на вшивость, а то тут однажды умерла одна… при родах. Ничейная. Пришла облабухой. Тебя не проверяли. Тебе просто повезло.

- Уроды! – вспыхнула Кира. – Придурки! Только попробовали бы сунуться – измочалила бы!

- А что такого? Побрилась – и трахайся вволю! У нас на это дело запретов нет - если Старцам не служишь.

- Это же опасно! Как они это проделывают?

- Хрен их знает, я в это дело не лезу, это ваше, бабское. Уколы какие-то вкалывают. В самую эту…

Кира застонала в ужасе от простодушного варварства котла. Просто средневековье дремучее! Что-то надо придумать!

- И что, многие делают?

- Делают некоторые… охотницы.

- И ты ими тоже с удовольствием пользуешься! – съязвила Кира. – Кобели! Я этого так не оставлю!

Макс пожал плечами: - Извини, это вообще-то не моё кобелиное дело. Но лучше не слишком совать нос. Старшим не понравится.

- Со старшими я сама разберусь! – запальчиво возразила Кира. – Парочка приёмчиков с МеЗо-ГШая – и твои старшие копыта отбросят!

- А что за приёмчики такие? – заинтересовался Макс. – Я тоже хочу кого-нибудь откопытить!

- Ох, я ошиблась, ты не кобель, ты – бычок драчливый! Ну что за нравы…

Но Макс настоял – и Кира в дальнейшем при длинных прогулках по долине показывала Максу те приёмы, что успела освоить сама.

…После чудесного излечения Айди к Кире валом повалили котловцы – кто с застарелыми болячками, кто – с очередным синяком после драки – таких Кира мягко, но сурово и непреклонно отсылала прочь: не надо драться – только и всего!

Девушек она проверяла особо, обнаружила у многих на стенках маток и придатков многочисленные рубцы. Кира задумалась. Предположим, она рассосёт рубцы, восстановит нормальные функции. И котловки начнут беременеть. А им это не нужно: любой новорожденный обречён стать беспризорным обитателем нищей общины – если выживет.
 
Не нужно ли? Половине из них не более восемнадцати. Вся жизнь впереди. А что за жизнь без детей? Когда-нибудь они затоскуют без них – но здоровье не вернут. Эх, Земля-Земля! Быть бы тебе одним из Союзных Миров, залечивать в совершенных Мирах вроде Леоллы свои болячки, язвы, шрамы и психозы! Всё зло – в конфронтации: к Мирам ревнуют, Миров боятся, тайно ненавидят и поклоняются. То же самое – со стороны Миров к Земле. Как же их уравнять, помирить?

- Ещё немного – и тебе станут боготворить, - сказал Макс, прервав её раздумья.

- Завидно?

- Да не так, чтобы очень. Жратвы теперь навалом, взяток за тебя можно не давать. Только вот как бы Старцы не обозлились…

Но Старцы не обозлились. Они молча одобряли и принимали Киру, ничем не высказывая при этом своего отношения. Но её никто более не смел задирать.

Нельзя сказать, чтобы все, без исключения, котловцы в совершенстве владели приёмами борьбы. Это была привилегия Старших – Старших не по возрасту, а по завоёванным позициям в иерархии. Но тренировка и закалка были налицо. Котловцы лазали по циклопическим развалинам с ловкостью и грацией кошек, карабкались по импровизированным лестницам подобно обезьянам, взлетали по тросам, точно птицы, и мгновенно, кротами, заползали в подземные норы, прекрасно ориентируясь в кромешной тьме со своими специализированными очками или карманными фонариками.
Конечно, временами случались небольшие травмы – вывихи, ушибы, разбитые колени и содранная кожа.  Но гораздо чаще котловцы страдали во всевозможных внешних и внутренних стычках – например, за выявление первенства. Кира бурно возмущалась этим ритуалом.

- Это дикарство! – заявила она: - Когда же вы перестанете доказывать кулаками?

- А как иначе?

- Ты что, серьёзно полагаешь, что кто сильнее – тот и умнее? У нас иначе говорят про таких: «Сила есть – ума не надо». Нет, я непременно выступлю. Макс, чем вы тут живёте? Неужели только драками? Это что, всё ваше удовольствие и развлечение?

- Да не совсем. Танцуем, игрульки утрясаем, жратву готовим, воруем… Скоро на сбор пойдём. В большой зал. Сама увидишь. Да просто сидим, кайф ловим…

…Они и впрямь просто сидели и «ловили кайф». Кто курил и передавал сигарету по кругу, кто напевал под гитару, кто-то танцевал под эту немудрёную музыку, большинство же сидели, скрестив ноги, медитировали, целовались, обсуждали последние новости. Вполне мирное и безобидное сборище. Но после того как в одном углу закрутилась драка, а девчонка полезла разнимать дерущихся, и её отшвырнули прочь, после того как Кира диагностировала у неё вывих, - она тут же выступила, балансируя на конце железной балки, торчащей из стены, жарко, убеждённо, яростно:

- Люди! Пиплы! Пора кончать с агрессией. Неужели нельзя обойтись без жестокости? Вы просто катитесь в пропасть насилия и бесчеловечности. Именно такая вседозволенность рождала на Земле войны!

Пиплы поначалу не обращали внимания, потом заинтересовались её «упражнениями», начали собираться вокруг, свистеть, хлопать в ладоши, отбивать ритм, будто цирковому акробату.

- Я перед вами что, танцы танцую и игры играю? Пора устанавливать новые законы, законы мира! Я не шучу! Предлагаю обсудить новую Конвенцию! Предлагаю создать свою Конституцию! Предлагаю…

Её голос утонул в аплодисментах, следом за ними возникли беспорядочные аккорды – это местные музыканты, два гитариста и ударник по железным канистрам, срочно организовывали аккомпанемент.

- Танцуй! Танцуй! Танцуй! – зашумели котловцы. Кира, опешив от неожиданности, едва не свалилась, отчаянно замахала руками – котловцы замерли на миг, затаив дыхание.

Возмущение Киры потихоньку испарялось. Да нет, они не злые. Драки? Драки всего лишь развлечение. И своеобразный тренинг – ведь им приходится отстаивать своё место в обществе и среди себе подобных. Вспомнить хоть недавнее выяснение отношений и «урегулирование» за рекой, на арене для схваток.

Кира взяла себя в руки. А почему бы не потанцевать?

Когда-то её учили медитационным танцам, с помощью которых можно внушать определённые мысли и представления – с помощью особого рисунка ритма, движений, жестов, транслируемых чувств. Правда, котёл предлагает ей сейчас свой ритм – что ж, она попытается влить в него собственный.

И она подпрыгнула, ловко приземлилась, крутанулась вокруг оси и начала отбивать каблучками ритм. Железка мерно подрагивала и звякала, создавая свой ритмический рисунок. Макс стоял, разинув рот от восхищения и одновременно улыбаясь, а Кира внезапно ощутила прилив задора и гордости: она – подружка Макса, и она докажет, что подружка, достойная защиты!

Музыка нарастала, рождая эхо. Многие котловцы словно впадали в транс, они, подняв кверху лица и не спуская влюблённых глаз с Киры, танцевали под балкой и вокруг своего «ударника», который лихо, азартно отбивал ритм на всём, что попадалось под металлические «барабанные» палочки: по канистрам, бетонному полу, окружающим железякам, и даже по груди, увешанной клёпками и значками. Постепенно Кира стала забывать свои благие намерения, подпадать под чары котловской музыки, сбиваясь со своей, внутренней.

Кто-то из ребят вошёл в раж и полез по искорёженной лесенке на балку, к Кире. Встал рядом, пытаясь повторять за ней её движения и жесты. Потом полез следующий, а там и Макс спохватился и бросился к лесенке, расталкивая прочих. Балка закачалась. Кира потеряла равновесие, собралась, сделала сальто, намереваясь приземлиться вблизи гитаристов – но котловцы с рёвом поймали её и понесли на руках…

Потом все хором, негромко, запели любимую котловскую бубнилку.

Нет ни мамы, нет ни папы,
Нет большой и волосатой лапы,
Зато варим суп – это наш забойный клуб!

 - Теперь ты у нас – Королевица. Общага тебя залюбила, - сказал Макс, едва пробившись к своей протеже. – У нас сроду лекарих  не было. Сами себя лечили, как могли. Ну, а кого побьют сильно… мог и отчалить в Иномирье. Загнуться, то есть… Кого-то, случалось, клоп подстреливал – в городе это запрещено, а здесь разгуляться можно, они здесь вонять не стесняются.

Залетай на огонёк, коль ещё не сдох ездок.
Мы приводим мигом в чувство -
Вот котловское искусство!
Вместе сварим супа – вот и нет трупа!

- Макс, если за вами клопы гоняются, как вы сумели выжить?

Кира удивлялась, почему их до сих пор не смогли выкурить из нор или обстрелять сверху, забросать минами.

- Кому это нужно! – отмахивался Макс. – На нас все давно плюнули. Кроме богатеньких папаш – вот они-то первые и не дадут котёл в обиду. Кое-кто из наших подрабатывает на инках, если, конечно, не «ероплане» не летает…

- Чего-чего? Какие инки, какие еропланы?

- Инки, иномирные наркотики. На них в глюки улетают, как на аэроплане. Кое-кто из котловцев приваривает самолично, гонит лажку, но о том никто ни гугу. Другие приторговывают, через границу перетаскивают, хоть общага на это дело косо смотрит, но дельце хлебное, прикармливает. А котлов развелось нынче много. Если все котловцы однажды перестанут грызться из-за территорий, а склеятся и соберутся вместе, это будет грозная крутизна. Потому клопам выгоднее ссорить нас, стравливать между собой. Ну, а сунуться живьём сюда вряд ли кто отважится: тут всяких ловушек навалом, завалят в шахту или в реку – мослов не склеишь…

Я клопа раздавлю, и бананы  куплю.
Подставляйте задницы, я люблю бананиться!
Я могу лимониться, пицать и батониться.
Только не проси меня с тобою церемониться!

- Макс, а почему ты ничего не рассказываешь об отце? – неожиданно спросила Кира, стараясь скрыть любопытство и проницательный взгляд.

- А чего рассказывать о том, чего не знаешь?

- Так ты до сих пор не знаешь точно, кто твой отец?

- Представь себе, - Макс хмуро отмахнулся и отвернул голову, чтобы Кира не заметила, сколько мути всколыхнул вопрос со дна его души. Он словно бы уже и не вспоминал, что когда-то жил в семье. Пусть и не вполне счастливой семье, но цельной. – Пусть себе живёт-поживает в незнанке. Радуется.

- Не обижайся на мой вопрос. Я не со зла. И всё же… Как это так – жить, и не знать точно, кто твой отец? Жить – и не хотеть знать, своего ли сына ты растишь? Я понимаю, это, в общем-то, не имеет значения, кто отец, если ты любишь ребёнка и заботишься о нём, и всё-таки, странное какое-то «нелюбопытство».

- Это он, наверное, не знает точно. А я-то теперь уверен, что мой отец – Джи Ди, - гордо вскинул Макс голову. - Я матери верил и верю. Она не могла ошибиться или соврать, пусть даже и крыша у неё съехала. Она очень любила меня, потому и не могла врать. Только жила недолго. Никому ничего доказать не успела. Знаешь ли, унылое это дело – жить вот так, ни своим, ни чужим.

- Сочувствую. Но мне кажется, всё поправимо. Тебе бы только уйти отсюда, учиться, выбиться на другой ярус жизни. Не по всей же Земле разлад и беспредел. Знаешь, я могла бы тебе помочь…

- Ха-ха-ха. И где нас ждут?

- В Пространстве лишних нет. Каждого ждут.

- Тебя тоже на Земле ждали? А?

Кира замолчала.

Обними меня, чертовка, видишь - у меня обновка!
А в обновке старый чёрт – нам по нраву этот спорт!
Никому не в гадость, всем подружкам – радость!

- Молчишь? Конечно, по нашему приёму не скажешь, что ждали. Ты уж извини. Мы тут все засранцы и завоеватели долбанные, не то, что вы, чистенькие, умненькие.

- У меня отец на Земле. У него семья. Я знаю, он меня любит и ждёт. Только пробиться назад не может.

- Так он тебя в Инмире  заделал? А потом сбежал? Ну, прямо как мой! Мы с тобой, значит, схожи. Говорят, у меня в Инмире братец бытует. Особенный, из-за него сыр-бор разгорелся. Чуть ли не война. А ему хоть что. Плюхает на свободе...
 – Макс задумался, помолчал. -  А если у тебя отец тут, почему же ты ворвалась именно сюда, в котёл, а не сразу в папины объятия? – удивился он вдруг.

- Там Двери нет. А сюда меня притянула ваша Дверь, - пояснила Кира.

- Двери давно нет.

- Есть. Выход завален обломками. Но он есть. И есть ещё кое-что.

- Что же?

- Ты. От тебя к Иномирью ниточка тянется. Тоненькая, но связь. Я её вижу.

- Ишь ты. Значит, Суггер не лажал. Я и впрямь для него золотой телец. Чую, он ещё вернётся сюда. Значит, ты Землюгу не обозревала?

- Говорила же, нет.

- Хочешь, покажу тебе Землю?

- Каким образом? Во сне или в глюках? Или на «ероплане» полетаем?

- Нет, на слайдах. Тут в заводском хранилище уцелела книжница. Там слайдов тьмища – видно, любитель был местный старьёвщик, ну… коллекционер старья. Правда, кое-какие подпорчены. Идём?

- Идём!

Макс витиеватыми переходами привёл её к низкой, чистенькой двери, сливающейся со стеной. Они вошли внутрь и оказались в небольшой, но опрятной комнате с невысоким потолком и стенами, окрашенными зеленоватой краской. На полу лежали потёртые циновки. Чувствовалось, что комнату берегут и охраняют.

Комната - по какой-то иронии судьбы или чудом - сохранилась в целости и сохранности. Коробки со слайдами были аккуратно расставлены на полках вперемежку со стопками журналов и потрёпанных брошюр. Стена напротив была завешена на удивление белой простынёй. У противоположной стены на столике стоял громоздкий проектор. Тусклый свет падал на столик из кустарно врезанного окна.

- И сколько же тут слайдов? – спросила Кира зачарованно.

- Не помню точно. Тысяч десять, наверное, - небрежно ответил Макс.

- И все заводские?

- Ну, не совсем. Половина – из моего личного сборища, - Макс не мог скрыть законной гордости. – Что-то увёл, что-то выменял…

Он включил проектор, потом зашторил окно. Комнатка приобрела таинственный вид.

- Я вообще-то тоже за свою лажовую  жизнь пока ничего не успел. Только тут и оттягиваюсь. Но ничего. Мы с ребятами решили, что однажды отправимся путешествовать – почему бы и нет?

Кира вслед за Максом села прямо на циновку и приготовилась смотреть. Перед её взором, сменяясь каждые пять секунд (отрегулировать по-другому старую машину не удавалось), проносились дивные, сочные картины земной природы, ландшафтов, городов, памятников архитектуры, музеев и парков. Она едва успевала за такой короткий промежуток рассмотреть слайд внимательнее, проникнуться его прелестью, и невероятный калейдоскоп гипнотизировал, ошеломлял, поражал. Макс с гордостью объяснял и проговаривал названия мест, рек, гор и морей – какие помнил.

- Нравится?

- Ещё как!

- А тебе хотелось бы всё это увидеть собственными глазами?

- Да, да, да!

- А не побоялась бы?

- Я как-то спросила Виктора, брата, хотелось бы ему излазить все Миры? И знаешь, что он ответил? Он ответил: «Я боюсь захлебнуться собственным восторгом!» А я вот не боюсь!

- Ты… такая…

- Какая? Легкомысленная?

- Особая. Лёгкая, но не шалопутка. Я бы тоже мог захлебнуться от восторга… с тобой…

Макс заворожено коснулся её щеки, потом – прядки волос, потом, словно невзначай, приобнял Киру за талию, неловко перебирая пальцами, приблизил губы к её шее, но сделал это так неуверенно и с таким явным благоговением, что Кира не преминула возмутиться.

- Эй-ей-ей! Потише, восторженный! Крутым себя числишь?

- Я чего? Я ничего, - пробормотал Макс. – Просто чтобы не замёрзла. Погреть решил.

- Если ты мой защитник, это ещё ничего не значит. Защищать защищай, а сам не обижай. И потом, тут не холодно, а я вообще морозостойкая.

- Я не обижаю! – обиделся Макс. – Уж и дотронуться нельзя. Нетрога мимозная.

- Ты меня не просто трогал. А с целью.

- Как будто и впрямь с печаткой! – взвился Макс, побагровев от досады. – Воображаешь!

- Представь себе! Вы тут помешались на этом деле. Как будто больше ничего вокруг не существует! Пусть Мир рушится – вы драться или трахаться будете до умопомрачения! Печатка не печатка, не вы запечатали - не вам распечатывать!

- А я тебя печатать не собирался! Ты что, вообще не переносишь, когда тебя трогают? Как же ты тогда трахаться собираешься?

- Никак не собираюсь. Если кто тронет – убью на месте!

- Ха-ха! Разбежалась! Видали тут таких!

- Да пошёл ты!

- Да пошла ты!

- Пошла бы, да некуда!

- Какая-то ты колючая! Прямо кактус! Неудобоваримая! - Макс приуныл и съёжился.

- А я и не собираюсь вариться! – огрызнулась Кира. – Ваш суп несъедобным станет! Ладно, не дело ссориться. Пошли лучше, погуляем куда-нибудь. Побегаем. Ненавижу на одном месте скрючиваться. Покажешь, что за красота тут у вас. Мне тяжело взаперти, в закуточках. Простор нужен для подзарядки, понимаешь?

- Понимаю, - видя, что гроза миновала, он вновь приободрился, ожил: - И правда, надо загребалы  размять. Я тебя в местечко свожу, где наши со скалы прыгают. И ещё местечко, где зимой на снегокатах бузуют. Это по ущелью, где ручей чирикает. А если чуть подальше – там ежевики тьма. Если ещё всю не объели – пососём. Айда?

- Приставать не будешь?

- Не буду. А то, чего доброго, закатаешь в пироги и в щель засунешь.

- Зато со мной не соскучишься.

Так переговариваясь и препираясь, они день за днём гуляли по тропам и склонам, лазили и прыгали с валуна на валун, смеялись, рассказывали друг-другу истории своей жизни, встречая котловцев – обнимались с ними по обычаям общины, или просто улыбались и взмахивали руками. Вечерами вместе с котловцами на посиделках распевали частушки, или, как они их называли, дразнилы и бузилы либо бубнилы.

 Потом Кира пыталась понемногу учить Макса русскому языку. Он оказался сообразителен, памятлив и не ленив. Днём солнце светило ярко и ровно, глянцевая зелень ослепительно отблёскивала. Ночью с нежной прохладой налетали от ручья комары, на небо высыпали сочные, сытые звёзды. А в котле наступало время любви и кайфа. Котёл ходил ходуном - орал, задирался, кривлялся, сочинял непристойные дразнилы и похабничал.

Блаженное, безмятежное, мирное лето без забот, когда весь котёл, живущий одним днём, кипел, веселился, жил напропалую. Не думая о холодных дождях и снежных промозглых хлопьях, не думая об обледенелом или сыром камне, и долгих, унылых, сумрачных и сонных днях, когда котловцы существовали в одном маленьком обогреваемом зале, скрашивая жизнь любовью, инками и яростными вылазками в окрестности.

Правда, кое у кого имелись даже лыжи, имелись два снегоката на всю общину – ими пользовались в порядке строгой очерёдности. Более того, община копила деньги на новые байки, взамен старых, разбитых вдрызг, и не иначе как на будущее лето котёл обещал стать владельцем новёхоньких собственных средств передвижения. Сказывалась «молодость» поселения – солидные котлы со стажем имели связи с ремонтниками и раскатывали на вполне приличных байках. Жизнь с байками была куда круче и мобильней, можно было легко уйти от погони после разбоя, но и облавы на такие котлы происходили чаще и успешнее.

За осень и мокрую зиму котёл обычно терял по несколько бойцов в стычках и по несколько самых слабых котловцев от передоза, простуд и всевозможных обострившихся  болячек. Но это – зимой. А летом им на смену являлись новички – завоёвывать себе жизненное пространство. Драчливость, как хроническая болезнь, обострялась, но неудачи переживались не так остро, как зимой, болячки заживали быстрее, жизнь казалась сплошным праздником. Летом котловцу было хорошо и славно не думать ни о чём дурном…
...........................

Глоссарий:
Облабуха - женщина, беременная или не защищенная от беременности
Брадобрей - котловский "гинеколог"
Королевица - девушка, пользующаяся авторитетом
Лекариха - врачиха
Инка - иномирный наркотик
Лажка - поддельное средство
Раздавлю - ограблю/прибью
Бананы - презервативы
Лажовая - бесполезная
Загребалы - ноги