Астра с прицелом
Я, Катерина Тобольская, шла по поземке в демисезонном темно-синем пальто, сшитом на заказ из рельефной ткани. Мою голову украшала серая вязаная шапка петельками по моде тех времен, которую я сама и связала. Ветер кружил вокруг меня, совсем молодой женщины 21 года от роду, и слегка подталкивал меня вперед, к проходной фирмы. Я зашла в проходную, посмотрела на указатели. Нужная фирма располагалась справа от входа.
В отделе кадров в стопке бумаг нашли все мои документы. Меня проверили по всем статьям, теперь я могла выходить на работу. КБ находилось в тупике второго этажа. Я вошла в огромное помещение, в котором обитали три лаборатории без видимых перегородок. При входе в помещение сидела женщина и стучала на огромной пишущей машинке. Остальное пространство занимали кульманы, столы, стулья и люди на стульях.
На мне было надето платье серо-голубоватого цвета, с поясом. Я была стройной особой с длинными волосами. Мне достался третий кульман от двери. Подошел начальник лаборатории Николай Григорьевич Малкин, дал мне первую работу — нарисовать педаль для станка-автомата в четырех вариантах. Так и началась моя конструкторская жизнь с вариантов конструкции.
Стоять у кульмана приятно, но прорисовывать удобнее сидя. Посмотрев вокруг себя, я постепенно стала различать людей, сидящих рядом. Руководство на мое счастье вскоре сменило кульманы и столы на более новые модели, буквально через месяц после моего выхода на работу.
Из-за новой мебели все передвинулись в пространстве, а рядом с ней часто останавливался симпатичный Щепкин. Его вьющиеся волосы были коротко подстрижены, такая повальная мода у остальных мужчин настанет только через тридцать лет. Он приходил на работу в очень красивом джемпере, снимал его и укладывал аккуратно на тумбочку, надевал белый халат, и после этого с ним можно было говорить о работе.
Андрей Щепкин по совместительству выполнял функции первого "справочного бюро". Если кому-нибудь что-нибудь было непонятно, то спрашивали у него, а если не знал он, то знали другие. Постепенно я поняла, кто из сотрудников что знает, и на какие вопросы может ответить.
Мне понравилось работать в новом коллективе. Николай Григорьевич оказался хорошим руководителем, лишь через некоторое время я заметила его особое отношение, но не ко мне, он в ту пору был увлечен экономистом отдела Марфой Митрофановной. В душе моей не мелькала даже маленькая ревность, так далека я была от служебных отношений. Общению по работе Марфа Митрофановна не мешала, этого мне было вполне достаточно. У меня своих проблем было выше крыши от жизни с молодым и сильным мужчиной, моим собственным мужем, кстати, он работал в этой же фирме, но этажом выше.
Мужчины лаборатории это быстро поняли и часто подсмеивались, что стоило со мной заговорить, как с третьего этажа прилетал мой муж.
Муж мой был умен, статен и самоуверен. Он быстро оформил семь изобретений и споткнулся, в карьерном плане.
Он сделал одну большую глупость — кроме своих прямых обязанностей по работе, его кто-то втянул в общественную работу, а этого делать было нельзя категорически. Он стал пунктуально выполнять свои общественные поручения, то есть проверять фирму на вредность условий труда.
Аппаратуры было много, некоторые установки излучали совсем не нужные человеку лучи и токи высокой частоты, вот он все параметры замерил и согласовал их с СЭС. Руководству фирмы тщательные исследования моего мужа не понравились, начались судебные тяжбы. Ему пришлось тяжко на работе, хоть он и был прав и суд подтвердил его правоту. Именно в этой фирме он оформил свои многочисленные заявки на изобретения по работе, но общественная работа нанесла непоправимый урон его основной работе, он уволился.
Недалеко от моего кульмана находился стол Глеба. Он и был вторым "справочным бюро" по непонятным вопросам, но я не злоупотребляла его знаниями. Кроме кульмана у конструктора были и другие инструменты для работы: циркуль, карандаш, ватман, логарифмическая линейка, транспортир, угольник, рейсфедер, которым можно было легко выдергивать брови и рисовать тушью прямые линии.
При входе в комнату сидела экономист Марфа Митрофановна, потрясающая женщина с белыми волосами, она диктовала поведение в комнате конструкторов, все хозяйственные вопросы решала она. У нее был поклонник — Малкин. Их общеизвестная любовь приятно скрашивала рабочие дни. Дома у них были свои семьи, но на работе они были семья, точнее мама и папа КБ.
Вероятно, свое дальнейшее поведение я копировала с экономиста Марфы Митрофановны, кроме одного — я не умела продавать, чтобы жить лучше, чем не зарплату конструктора. В свое время Марфа Митрофановна и ее муж заработали деньги на кооперативную квартиру весьма странным образом.
Она работала швеей дома, поскольку была портнихой от Бога, а на работе она была экономистом. Как-то раз ее муж, работая машинистом, привез ей кримплен в лоскутках, да еще целый мешок, точнее три мешка отходов одного швейного производства, которые ему надо было выбросить или, точнее, отвезти на свалку. Муж не выбросил отходы, а привез жене. В то время с купальниками в городе было плохо, а лето выдалось жарким.
Марфа Митрофановна выкроила купальники из лоскутков, сшила и продала. Купальники ее производства покупали очень хорошо. Так и повелось: муж привозил домой мешки с отходами швейного производства, жена шила вечерами купальники, а в воскресенье ходила на рынок и продавала.
Худо-бедно накопили они так на кооперативную квартиру, а потом и мебель купили хорошую, на кухню приобрели гарнитур из натурального дуба, или он был сделан из шпона под дуб, что, в общем-то, не имело значения. Вскоре кримплен вышел из моды, его перестали производить, и машинист поезда стал привозить домой меховые обрезки.
Судьба послала мне во всех отношениях неожиданную и романтическую встречу на природе. Листья еще желтели, снега не было. Сияло солнце. Надо было конструкторскому отделу подготовить летнюю базу отдыха, выполненную в стиле Берендея, к зиме. После работы люди хорошо подготовились к отдыху: стол ломился от еды и крепких спиртных напитков. На этот раз я пришла в красной куртке, со мной рядом за столом сидел Щепкин в темно-синей куртке. Осенний холод согрели русской водкой. Костер сверкал огнем. Звучало танго. "Ты промедлил темно-синий..."
Напротив моих глаз впервые сияли серые глаза Глеба. Я быстро попала в его объятия, в его огромные и крепкие руки под предлогом обычного танца. Наша красно — синяя пара, покинув танцплощадку у костра, ушла в сторону реки. Берег реки в объятиях желтой листвы деревьев, красная куртка — в сером окружении... Поцелуи абсолютно случайные вознесли нас в серые небеса. Мир оказался оранжевым.
Щепкин молчаливо вернул меня на землю, он подошел ко мне, мы сели у костра. В чем основная разница между Щепкиным в темно-синей одежде и Глебом в светло-серой одежде? Щепкин — интеллектуал, он хорошо разбирался в конструкциях, в поэзии, в живописи. Он был нужен мне, как университет многочисленных знаний.
Поцелуи на берегу реки быстро не забывались, и появилась потребность писать стихи. В Глебе была мужская сила. Это был крупный, красивый голубоглазый инженер. Именно он стал для меня на многие и многие годы объектом для физического и поэтического притяжения.
А что же Глеб? Он пригласил меня в золотые дни бабьего лета поехать в ближайшую деревню на пикник. Я была в красной, а он в светло-серой одежде. Любовь платоническая у нас продолжалась. Иногда он подходил ко мне, чтобы показать, кто здесь хозяин.
На Новый год сотрудники собрались на квартире у начальника КБ Малкина в новой башне. Квартира большая, народу набралось прилично. Я не отказалась от приглашения, и пришла в длинной черной юбке в пол, в белой блузке и с красной ажурной шалью на плечах, а в квартире не оказалось знакомых поклонников, ради которых я вырядилась.
Все лица новые, хотя по работе и знакомые. Все снова да ладом? Да, в процессе празднования из толпы явно выделился один крупный мужчина, Николай Григорьевич, мой шеф. Танцы, они и на Новый год танцы, и танго соединило наши души. Из квартиры в новой башне мы ушли вместе.
Жили мы в соседних кварталах, машина в таких случаях не нужна. Как мы оказались на мосту, который находился в стороне от домов вообще не понятно! Николай Григорьевич стоял рядом со мной, смотрел на проходящие поезда и все пытался чмокнуть меня в щечку.
Шампанское, верный напиток мимолетной влюбленности, стал выветриваться из головы, мысли пришли в норму, и я настояла на дороге по домам. Кончилась ли на этом история? Пожалуй, нет. Бывают супружеские, гражданские браки. У меня был брак дружественный. Что это значит? А кто его знает?!
Летом фирме выделили землю под сады и огороды. Землю делил Николай Григорьевич, и от его щедрот участок мой оказался намного больше, чем у других, но в конце сезона я вернула земельный участок фирме. Случайно или нарочно шеф после новогоднего праздника попал под напряжение тысячи вольт. Его откачали, спасли. Скорая помощь появилась вовремя.
Летом сотрудников отдела отправили в совхоз на полевые работы. Яркое, июльское солнце пригревало спины людей, шедших с тяпками по грядкам с маленькими всходами свеклы. Рядом со мной шла Марфа Митрофановна, которая была старше меня. С другой стороны по своей грядке шел Щепкин, высокий мужчина с пышной шевелюрой и большими глазами. Эти глаза то обращались к своему соседу по грядке с другой стороны от себя, то постоянно смотрели в сторону меня. Судьба нас постоянно сводила. Вероятно, начинало действовать любимое проклятье Марфы Митрофановны: 'Чтоб ты, Катерина влюбилась!'
Желтый купальник, надетый на меня, очень привлекал внимание Щепкина, или тело в этом купальнике не давало ему покоя. Марфа Митрофановна, половшая свеклу рядом со мной, стала вводить меня в курс женских дел конструкторского отделения, она была не из разговорчивых особ и просто решила предостеречь меня от соседа с другой стороны грядки. Июль грел своим теплом, а мужчина своим взглядом. Марфа Митрофановна — охлаждала.
Грядки закончились. Толпа со всех сторон ринулась одеваться и отправляться по домам. Щепкин предложил подвести меня на машине до дома. В его машину со всех сторон сели люди, которых он знал. Марфа Митрофановна с тревогой смотрела на молодую женщину, которая села в машину красивого мужчины.
Машина проехала по проселочной дороге, потом выехали на знаменитое шоссе, по городу машина развезла всех сотрудников. Хозяин машины даже и не думал меня из машины выпускать. За последним человеком закрылась дверь. Машина на приличной скорости поехала в сторону речки.
Щепкин был в своей стихии: скорость, еще раз скорость. Проехали пост автоинспекции достаточно медленно. Свернули с одной дороги на другую дорогу и оказались на берегу речки, которая за последние годы так обмелела, что трудно представить, где это было.
Жизнь к тому времени меня научила выживать и с крупными мужчинами в борьбу не вступать, а Щепкин был высокий. Вылезли мы из одежды до купальников и вошли в воду. Охлаждение не было длительным. Вскоре он сидел на берегу и говорил про свою дачу и вишню в саду. Потом мы сели в машину и поехали по другой дороге. Машина неожиданно резко свернула в лес.
Будучи относительно спокойной женщиной, я не ожидала такой внезапной любовной атаки со стороны высокого и красивого человека, с которым уже давно работала, и никакой любви между нами особой не было. А тут между нами возник каскад любовных действий разгоряченных тел, и рук, и губ...
Натиск был стремительным. Желание возникало мгновенно. Расслабление абсолютное. Видимо, Щепкин на меня на грядке насмотрелся, он был готов к любви и к любовной игре. И все. Описывать подробно действия каждого смысла не имеет, этого будет мало для воспроизведения событий. Чувство оказалось огромным и быстро прошло. Все, осталось уехать домой, куда меня довольно быстро он отвез...
Так у меня появился любовник. Что дальше? Мы вошли в зацепление чувствами. Женщины на работе изо всех сил говорили об опасности, что я у Щепкина не из первого десятка.
Цивилизация проникла в страну исподволь, захватив дороги автомобилями, руки телефонами всех систем. Снег падал и ничему не удивлялся. Он много видел на своем веку, переходя из воды в снег, от земли к небу. Он видел хорошие поступки и плохие.
Снег падал на крыши дорогих авто, и на крыши машин эконом класс, делая их слегка похожими. У снега было хобби: мир выравнивать в цветовой гамме. Он любил белый свет и белый цвет — он снег, и этим все сказано.
Я любила снег и понимала его. По снегу я могла определить температуру воздуха. Снег всегда разный, он бывает влажный и блестящий, а между этими состояниями можно наблюдать снежные полутона.
А еще я любила мартовский снег, который всегда стремится к крупинкам, прежде чем растаять и стать водой. Сегодня снег был легкий, приятный. Ветер дул южный, слабый. Можно было остановиться минут на пять и наблюдать зимние пейзажи.
В дверь ко мне постучала соседка по лестничной площадке и предложила шапку из белой нутрии в виде горшка с отворотами и хорошо обработанную шкуру белой нутрии на воротник. Я тут же решила, что нутрию надо брать. Шапка имела жесткий каркас и точно подходила мне по размеру. Но где взять пальто, на которое можно пришить шкуру нутрии в виде воротника?
У меня было новое демисезонное пальто зеленого цвета с длинным поясом, и с большим воротником. Я разрезала шкуру нутрии бритвой, сшила по центру ручным швом и сделала симметричный воротник, после чего пришила его на демисезонное пальто. Наряд получился необыкновенно яркий и жизнерадостный: белый мех на фоне яркой зеленой ткани, но долго в такой яркой обнове ходить необыкновенно трудно.
Я после яркого наряда купила себе черное пальто с длинным поясом и капюшоном, на котором по краю уместилась скромная темно-коричневая норка. Этот наряд не раздражал яркостью, но черный драп требовал постоянного ухода, поскольку собирал на себя весь летающий мусор.
Постепенно пальто само привыкло быть постоянно вывернутым наизнанку, когда я его сдавала в гардероб или оно висело дома, так оно меньше собирало окружающий мусор. Именно в этом черном пальто на стройной фигуре у меня было максимальное число поклонников в виде мужчин-сослуживцев всех мастей.
Или у меня был такой возраст, что мне хотелось повесить на себя табличку: "Не влюбляться!"
Мама моя из-за рубежа привезла первые сто долларов в жизни и отдала мне. Я поехала в магазин "Березка" и купила светло-серые замшевые сапоги. Шапка из песца такого цвета у меня уже была. Над светло-серыми сапогами шествовал светло-серый костюм, если снять черное пальто. В светло-сером наряде я являлась в кафе, где обедал необыкновенно красивый мужчина, по его машине я определяла место его нахождения.
Рядом с мужчиной я не садилась, но садилась так, что он не мог не оценить мой серый наряд. И мужчина сам нашел меня через пару дней. Это был разработчик цифровой аппаратуры Андрей Георгиевич Щепкин.
Серебристые кроны деревьев. Темное зимнее утро. Липовая аллея. Аллея города. Чудо, какая она хорошая! Серебрятся от инея ветви лип. Голубоватые ели прикрыты пышным снежным покровом. Снег скрипит под ногами. Небо совершенно неопределенного цвета — темное и все, но как прекрасно идти по аллее, когда над головой до горизонта видны кружева серебристых крон деревьев! Спокойно бьется сердце.
Вместо мучительных мыслей о работе в голове возникают песни.
И я мысленно пою:
— Висит на заборе, колышется ветром...
И все прекрасно. Мир светел и чист. Чудеса. И хочется мне в вальсе кружиться и радостно петь. Зачем сердечные капли? Надо только идти пешком на работу, и мир окрашивается в чудесные краски зимнего утра. Кружева серебристых крон удовлетворяют потребность в красоте на рабочий день. И вот она, работа!
Но нет, мысли с неприятностями опять исподволь выползают из закоулков мозга. Вновь расцветают пышным букетом нервные мысли. Я даже решаю уволиться! Но видения зимнего утра спасают меня! Незаметно для себя я втягивалась в работу и уже с удовольствием читала местный технический перевод с немецкого языка. Мысли мои в работе. Все нормально.
Спасибо великому актеру Аркадию Райкину, благодаря его выступлению у фирмы есть зал, Греческий зал в столовой. Чем зал примечателен? Любая очередь быстро и незаметно рассасывалась — это как чудо. Не надо думать о еде, 60 копеек в кассу и за всех все обдумал местный шеф-повар. Мне оставалось взять обед и сесть за прекрасный стол, достойный украсить любое кафе, а стулья здесь стояли такие тяжелые и добротные, что я согласна иметь подобные у себя дома.
А публика? О, что здесь за публика! Это самые здоровые люди с предприятий. Это самые нетерпеливые люди. Это те, которым все надо быстро и сейчас. Какие здесь красивые мужчины и независимые женщины! Сколько здесь знакомых и совсем незнакомых людей! А глаза? Они так и светятся, они так и ищут объект для внимания! А вот и тот, из-за которого этот греческий зал кажется лучшим рестораном в мире! Свет очей, в котором мир преломляется.
Я не вижу окружающих людей, они мне совсем не мешают. У меня обед! И не беда, что на подносе разлиты щи, а тефтели под интересным соусом! Все мелочи! Сияющие глаза окупят все. А если нет глаз, которые мне сияют? Надо искать. Вон их сколько, ждущих и вопрошающих! И обед станет чудом!
Именно в залах общепита происходили свиданья в обед. Я ушла уже из двух фирм, люди из которых обедали в этом огромном помещении, в котором было много раздач. Несколько плит-печей варили разную пищу для разных столовых. Мужчины остались в прежних фирмах, но здесь их можно было увидеть при необходимости.
Владимир Высоцкий выступал пару лет назад в двух километрах от этой столовой. Я на концерты Высоцкого не ходила. Он приезжал выступать со своими концертами, и был рядом с длинным-длинным зданием. Кто не поленился — его слышали живого. Николай Григорьевич Малкин его слушал лично.
На фирме дисциплина была железная, работы много, дорога от КБ до цехов на заводе была неблизкой. Я некоторое время сидела во втором ряду кульманов, потом пересела в первый ряд у окна. Но и здесь не обошлось без общественных работ. Часть конструкторского отделения как-то отправили с места работы на колхозные грядки для прополки свеклы. В добрые старые времена на колхозные грядки вывозили проветриться и поработать людей любых организаций и рангов.
Через некоторое время я почувствовала свободу от общения с людьми. Из окон фирмы хорошо просматривалось знаменитое шоссе, но однажды это счастье закончилось. В фирме появился новый директор, он купил вычислительные машины, тогда они были огромными, и выселил конструкторский отдел из длинного-длинного здания. В наших комнатах поставили вычислительные машины, которые требовали хорошего помещения и ухода, но они быстро морально состарились.
Но конструкторы к этому времени были выселены в здание на задворках, к которому приходилось ходить по грязной дороге. В качестве компенсации за неудобства директор в окна конструкторов поставил кондиционер, дующий прямолинейно кому-нибудь в ухо и по этой причине являющийся страшным раздражителем общества.
Теперь, чтобы пойти в цех или столовую, надо было одеваться и идти по плохой дороге, все это мало радовало и отвлекало от работы.
Начальник КБ заставил поставить столы так, что люди смотрели друг на друга, и только повернувшись к кульману, получали уединение в коллективе.
Марфа Митрофановна, женщина мудрая, в своих руках держала распространение на работе туристических поездок. Она заметила внимание Щепкина к Катерине, и от ее взгляда не укрылись их разговоры. Женщина решила, что надо закрепить их служебные отношения, дабы ее любимый Николай Григорьевич не увлекся еще и Катериной. Марфа Митрофановна предложила Катерине и Щепкину две путевки в Древний город. Они согласились...
На желто-оранжевую листву падали липкие лохмотья снега. Люди вышли из остановившегося экскурсионного автобуса, ехавшего по федеральной трассе. Они смотрели на осеннюю погоду, природу и друг на друга. Природа напоминала Подмосковье в чистом виде.
Рядом со мной, одетой в красную куртку, на которой висели хвосты длинного темно-синего шарфа, быстро оказался высокий мужчина в темно-синей куртке — Щепкин. Я посмотрела Щепкину в глаза и перевела взгляд на носки своих блестящих черных сапог.
Молодой человек что-то говорил, как будто сыпал мокрый снег на душу молодой женщины, которая вырвалась из домашней повседневности, и тут же оказалась в плену чужих желаний. Наше поверхностное знакомство ни к чему не обязывало. Вкусы и привязанности у нас практически совпадали, наша взаимная симпатия замечалась окружающими. Три дня нам предстояло провести вместе. В длинном автобусе со шторами на окнах мы сидели рядом. Звучала песня: "Папа, подари мне куклу..." Как из простой симпатии рождается любовь? Оказывается, нужна экскурсия в новые места среди незнакомых людей. На экскурсию едут отдыхать, развеяться и узнать о стране и о себе.
Остановка автобуса на Валдае оказалась сугубо исторической. Вот где берет начало Древняя Русь! Именно здесь у меня возникло огромное и странное ощущение истории! Низкие каменные здания вызывали бурю неподдельных эмоций.
Воздух исторического прошлого пропитывал приезжих и сжимал нас в дружеских объятиях. Монастыри и церкви покоряли своей естественностью вместе с окружающей средой. Озеро поразило своей прозрачной гладью и большими гальками. Я чувствовала, что нахожусь не в Подмосковье, пронизанном современностью, передо мной простирался Его Величество Валдай!
Мощь исторического прошлого вызывала восхищение. Старинный маленький музей мог продемонстрировать предметы старины и утвари. Темной отличительной особенностью музея и его гордостью неизменно считались и считаются валдайские колокольчики. В ресторане, расположенном в каменном доме, на стол подали маленькие, но вкусные котлеты.
Маленькие колокольчики можно было видеть и в музее, и в продаже. Они звонко звонили, и все звонче становились голоса при разговоре, появилась теплота в общении, вместе с теплыми котлетами. Следующая остановка у озера, большого и чистого.
На катере всю экскурсионную группу переправили в монастырь. Идем вдвоем в толпе, и это приятно, нам рассказывают историю этих мест, а мы рядом, и эта история становится волшебной. Хорошо! Небо ясное. Снег подтаивает на жухлой траве вокруг стены монастыря.
Мы все спокойнее чувствовали себя рядом друг с другом. Просто рядом. Следующая остановка оказалась медовой. Народ ринулся на рынок вблизи Древнего Новгорода, куда не дошли в свое время люди хана. В руках у многих пассажиров автобуса оказался мед в сотах. Я впервые видела медовое чудо. Я сходила одна на рынок и купила шикарный мед.
Разговор за разговором и автобус подвез людей к месту ночевки. Гостиница находилась рядом со стенами монастыря. Я и Щепкин пошли гулять по берегу озера, окантованного белыми стенами монастыря. Проваливаясь в холодном песке, все ближе прикасался темно-синий шарф к темно-синей куртке.
Руки встретились. Губы встретились. Глаза — оттаяли. Щепкин по природе своей осторожный мужчина, лишнего себе в отношении меня он не мог себе позволить. Я именно с этого момента стала писать стихи. А у Андрея Щепкина через девять месяцев родилась дочь, но не от меня. Ночь прошла в разных комнатах. Весь следующий день был заполнен экскурсиями. Совершенно верно, что Валдай посетили до Великого Новгорода! Новгород — само историческое совершенство!
Памятник Тысячелетию Россия завораживает и отпускает на просмотр исторических достопримечательностей города и его окрестностей. Соборы, церкви, колокола не давят своей значимостью, а возвышают туристов. Кованые ворота, церковная утварь не порабощают, а вдохновляют на новые свершения. Раскопки городища, берестяные грамоты приближают к книгам по истории, словно становишься их соавтором, а не учеником жизни. Впечатления от встречи с Древней Русью на фоне желтой листвы — самые положительные!
Домой я и Щепкин вернулись в меру влюбленные, с ощущением поцелуя на губах. Щепкин все свои чувства высказывал необыкновенно красиво, он писал стихи на листочках, вслух много не скажешь, кругом стояли другие кульманы и сидели конструктора.
Я на память стихи о любви не знала и отвечала своими стихотворными строчками, которые на удивление быстро появлялись в моей голове в ответ на послания Щепкина. Стихотворная переписка не мешала работать, зато в голове не скапливались ненужные для работы мысли, а сразу реализованные, занимали минуты, а длительные часы были оставлены кульману.
В КБ, где работали Щепкин и я, разрабатывали оборудование для получения твердого материала. Чертежи были достаточно большие и сложные. Марфа Митрофановна постоянно наблюдала за парой влюбленных и тихо радовалась, что не она на месте меня.
Я с Марфой Митрофановной однажды поругалась, и в качестве женской ревности Марфа Митрофановна бросила проклятье:
— Чтоб ты, Катерина, влюбилась!
С этого момента все в моей жизни покрылось новыми чувствами.
Безоблачная голубизна небес пела о первом дне календарной весны, такая погода в этот день была однажды в выходной день. Я надела свои лыжные ботинки, еще выданные тренером во времена юности, взяла в руки лыжи тех же времен, палочки были новые, и отправилась на лыжах за железную дорогу, на горках кататься. Морозный снег, ослепленный солнцем, остался в душе, лучом лыжной прогулки.
Идти сквозь заснеженный лес до горок было не просто приятно, я испытывала истинное наслаждение от вида самой окружающей зимней атмосферы. Лыжи катили нормально, по дороге встречались лыжники всех возрастов. Чем дальше от жилых массивов, тем больше поваленных деревьев, но медведи по ним не бегают, на сваленных деревьях лежит слой снега всей зимы.
Горки. Скатилась с них пару раз и достаточно, пора домой, в лесу автобусы не ходят, надо найти силы дойти домой на лыжах. Вот и весь спорт спустя годы после спортивной лыжни юности. Великий социализм вместе с лыжами уходил в далекое прошлое.
Почему Великий? Фирмы были большие, люди работали, столовые работали, больничные работали. После обвала социализма, наступил реализм частных фирм. Больничные листы еще существуют, но если ты их возьмешь пару раз, то тебя элементарно уволят по любой маленькой причине, выращенной до размеров слона.
В частных фирмах не любят больничные листы, не любят больных, не любят пропуски в работе. Пропуски в работе неизбежны, человек живет в борьбе с болезнями. А если ты заболел, хоть на один день, то уменьшенная зарплата и наказания, неизбежны. Так и работаю я. Для расчета пенсии выбраны годы, когда фирмы сваливались с катушек из-за постоянных финансовых обвалов страны. Я работала, но где искать те фирмы, которые перестали существовать не по моей вине? Так, что жизнь прекрасна и удивительна, как солнечный день в первый день календарной весны.
Деревянный стол был покрыт зеленым сукном, за столом сидел мужчина средних лет в темно-синем костюме и иногда смотрел на конструкторов, сидящих перед ним. Это был начальник КБ, член КП. Его сила управления основывалась на двадцати рублях в квартал, которые на общем собрании торжественно отдавали лучшему ударнику коммунистического труда.
Были еще способы оплаты, но они исходили от главного инженера НИИ, и заключались в создании бригад для особо важных работ с оплатой в два оклада. Но такие бригады создавались по особо важным заданиям, например при создании орбитальной станции, необходимой для накопления топлива, при полетах в космос.
Люди работали по шесть дней в неделю. Работа была напряженная и ответственная. Те, кто был в бригаде, придумали развлечение: собирали больше денег на дни рождения и дарили друг другу хрусталь. Флюиды взаимной влюбленности не обошли Марфу Митрофановну стороной.
Осенью все выходили собирать картошку с грядок на колхозном поле. И политика начальника КБ резко менялась, он забывал про работу, в голове у него вертелась одна мысль, которая в разных вариантах, выражала один смысл: Марфа, будь моей женщиной. Разговоры были все настойчивее, его опека окружала ее со всех сторон. Вода камень точит.
Однажды летом, когда у начальника КБ, то есть у Николая Григорьевича, не было дома домашних, а его машина стояла у дома, в квартире Марфы Митрофановны раздался звонок:
— Марфа, приезжай, ко мне! — И он сообщил ей свой адрес.
Домашние дела у нее отошли в сторону. При входе в его квартиру ее поразило антикварное зеркало, все остальное в квартире было просто, чисто и без излишеств. Ах, ах, ах... Люди оказывается не только роботы-конструкторы, иногда человеческие чувства появляются и в них.
О чем думала она, когда сюда ехала? Неизвестно.
Работала она вместе с начальником КБ, и мыслей о посторонних отношениях в голове не держала. А тут он как-то быстро превратился из зрелого человека в безрассудного молодого человека. Плохо менять партнеров, и женщина уже обжигалась на этом, но как бабочка прилетела в новую историю.
Одним словом, любовь произошла быстро, здорово, необыкновенно. В сексуальной жизни всегда есть место подвигу и ротозейству. От скоротечности неожиданной любви Марфа Митрофановна легла и не могла двинуться минут десять.
Женщина осталась одна, без мужчин. Расплата была самой дорогой: женщина попала в интересное положение по полной программе с первого захода, с мужем у нее были свои средства защиты, а здесь она о любви и не думала. Нервное состояние в таких случаях самое ужасное. Надо было избавиться от этого. Организм, молодой и крепкий, ничего не хотел отдавать, идти к врачам смысла не имело.
Все было понятно, Марфа Митрофановна молчала и никому ничего не говорила. Пила траву за травой, таблетки за таблетками и сорвала беременность. Состояние было ужасное, температура высокая. Вызвала врача. Врач, молодой мужчина, осмотрел ее и назвал заболевание — ангина. Несколько дней отлеживалась дома. Вышла на работу и опять молчит.
Прошло больше года, и КБ опять послали собирать картошку.
Начальник КБ собирал картофель рядом с Марфой Митрофановной. Слово за слово и она рассказала ему окончание летней, любовной истории. Он притих, стал болеть, ходить в рабочее время по врачам, деревянный стол с зеленым сукном, стал пустовать.
Однажды от напряжения внутреннего и большого объема работы у нее свело левую часть тела. Она сидела и оттирала правой рукой левую часть тела. Выпила нитроглицерин, немного пришла в себя.
Муж Марфы Митрофановны всего этого не знал, но не понятно, почему явно показывал свое враждебное отношение к начальнику КБ. Ножку он ему подставил, что ли, но начальник КБ долго хромал по этой земле. Несколько раз Марфа Митрофановна встречалась с Николаем Григорьевичем. Интересно, что в душе у нее к нему не было ни любви, ни ненависти. Так, краеугольный камень судьбы.
По двери кто-то бил кулаком и ногами, шум стоял отчаянный.
Двое — Марфа Митрофановна и Николай Григорьевич — лежали в уютной постели, и выходить на стук в дверь им явно не хотелось. Кто-то бил в дверь минут десять и ушел. Окна в квартире так расположены, что в окно не видно, кто вышел из подъезда. Женщина встала и пошла на кухню, на глаза попался складной нож приличных размеров на стиральной машине-автомате.
Жизнь для Марфы Митрофановны принимала интересный оборот, вполне возможно, что по двери бил ее законный муж. Она как-то исподволь, но чаще и чаще стала уходить из дома и не куда-то, а в эту квартиру давно знакомого человека. Здесь не было особой радости, но дома с мужем ей было намного хуже.
На Марфу Митрофановну деньги свалились. Она стройная, худенькая женщина от природы, слегка возвышалась над остальными женщинами необыкновенно красивой обувью на каблуках, на ее плечах всегда красовался красивый мех в виде очередной шубки. Своей роскошной одеждой она брала верх за свой рост. Марфа Митрофановна к ацтекам отношения не имела, она разведенная, но не брошенная жена бывшего мужа. Люди так разводятся, чтобы быть богаче на одну квартиру. У них есть общий сын (его имя древнее, как сама земля), который часто сопровождал свою маму, одетую в очередную новую шубку из редкого и дорогого меха, до очередной подружки.
Так вот, чтобы из сына вырос хороший охранник своей мамы и себя самого, его с первого класса возили на модную борьбу и года через четыре-пять у него был пояс весьма почетного цвета. Жить в ожидании новой квартиры крутым людям неимоверно скучно, и, прибедняясь, но не во всем, семья построила себе особнячок из трех этажей.
Марфа Митрофановна в мебельных магазинах покупала спальные гарнитуры в новый дом, самые дорогие и красивые, все остальное соответствовало этим гарнитурам. Но при строительстве дома они выбрали самые модные трубы для сантехники, и вот когда гарнитуры заняли свое место и включили в доме отопление, модные трубы лопнули. Вода с завидной легкостью крутилась у ножек различных спальных мест. Пришлось перекрыть отопление и менять модные трубы на обычные трубы, но проверенные временем и многочисленными домами.
Но есть и вторая сторона успеха, дома особняки стоят особняком и вдали от общественного транспорта, это заставляет женщин, обеспеченных мужчин садиться за руль собственной машины. Мужчина с большой легкостью покупает своей жене машину, чтобы она от него отцепилась, хоть ненадолго. Марфа Митрофановна была вынуждена идти и учиться на права. Естественно, права она получила, но очень скоро врезалась своей новенькой машиной в автомобиль мужа, когда пыталась рядом с его машиной поставить свою машину.
Автомобили отправили в ремонт. После ремонта автомобилей, муж сам сел за руль и уехал, а Марфа Митрофановна ходила кругами вокруг машины, не решалась сесть за руль. Тогда она вызвала такси, и тем самым решила проблему перемещения в пространстве.
Муж проследил, куда жена ушла в темноте зимнего вечера. Жизнь шла обычным чередом в квартире Марфы. А в личной квартире Николая Григорьевича все было чисто, красиво и немного пустынно. Марфе немного здесь было прохладно, из-за того что он курил и открывал для проветривания окна. Не все ей в нем нравилось, но он был ее спасеньем в этот период жизни.
Марфа Митрофановна привыкла к Малкину, но их сердца были свободны от любви, и только небольшие влюбленности омрачали или согревали их души.
У них был винный роман. Он любил букет виноградных вин. Она любила его. Она покупала вино, и, заглушив свою совесть, летела к нему. Любовь зависела от качества вина, чем лучше вино, тем лучше любовь.
Зачем Малкин ей был нужен?
У Марфы Митрофановны был такой период в жизни, когда вокруг звенела пустота от неудовлетворенности жизнью. Мир был полон красок, а в ее душе жила серость его одежды. Вино убивало микробы во рту, и поцелуи становились безопасными, ангины после винных поцелуев не проявляли свою активность, а ей нужны были его поцелуи для получения состояния удовлетворенности жизнью.
Марфа любила огромное кресло, которое стояло у Николая в комнате, покрытое искусственным мехом под тигра. Кресло стояло в центе комнаты, и в нем вполне можно было сидеть и тянуть потихоньку из хрустального бокала виноградное вино. Вино играло в бокале, бокал можно было крутить в руке в лучах люстры из горного хрусталя.
Малкин не любил закрывать портьеры, на окнах висела прозрачная легкая ткань с блестками. Количество блесток к низу ткани резко возрастало, и они мирно уживались на красивом рисунке, как танцующие капли вина на дне хрустального бокала.
Он мог долго и много говорить, он ждал ее, ему нужна была ее способность слушать, поддакивать и не перебивать ход его мыслей.
Марфа Митрофановна покорно слушала и играла с бокалом вина. Он с вином не играл, он пил вино, как гурман. Он чувствовал вино в бокале и испытывал истинное наслаждение от его вкуса.
В доме у него всегда было вино.
Ее задача заключалась в том, чтобы купить вино не только из нужного сорта винограда, не только знать страну-производителя вина, но еще не полениться и прочитать, где разлито по бутылкам это вино. О, как Малкин следил за всем этим! Изучив все надписи на этикетке бутылки, он смотрел ее на просвет, он замечал даже, как приклеена этикетка и что на ней написано со стороны вина. Если что-то не так, то он начинал ворчать, и до любви дело не доходило.
У Николая Григорьевича Малкина еще была странная особенность, Марфа Митрофановна ему больше нравилась в брюках, чем в юбке. Ему нужны были ее накрашенные глаза и уложенные в прическу волосы, ему нравилось смотреть на ее ухоженное лицо и пить вино. Ему нравился вид преуспевающей женщины сквозь бокал с вином.
Ее все устраивало, она ждала финиша винной церемонии — любви. Винная идиллия нарушалась ее длительностью, она начинала от нее уставать. И появилось разнообразие в их отношениях, появился третий нужный человек. Он нашел себе друга, теперь они пили вино втроем.
Другу Малкина Марфа очень нравилась. Малкин этим обстоятельством был очень доволен. Он издевался над ними. Марфа ушла в ванную комнату, встала под душ и сама стала как бокал вина с капельками вина на стенках. Она появилась сияющая из ванной комнаты в аметистовом ожерелье.
Малкин пошел с Марфой Митрофановной в другую комнату, оставив третьего человека с бокалом виноградного вина. Ой, как ему нравилось солить третьему, чтобы тот завидовал их любви! Он любил любить при слушателях его любви, его успеха, его мужской возможности.
О! Это великое чувство - Чувство победы!
Молодые люди отметили полноценной влюбленностью свою случайную встречу. После любви Малкин исчез в снежной пелене жизни. Попытки Марфы Митрофановны вернуть Николая Григорьевича, ставшего за один день близким человеком, не увенчались успехом. Нельзя сказать, что она его раньше не знала. Они были знакомы давно. Они встречались по работе в официальной обстановке. Но знала она его плохо.
Я хорошо знала Марфу Митрофановну, эта женщина могла быть бедной и богатой одновременно. Деньги она могла делать из воздуха, неприятности черпать из отношений с мужчинами. Работала она странно, но ее никогда не увольняли.
Страшное чувство возникало тогда, когда Марфа Митрофановна испытывала страх в присутствии мужа, и такое чувство редкостью для нее не являлось. Она прятала ножи, она боялась сказать ему слово поперек, она выполняла все его прихоти, терпела его любовь. А любовь бывает приятной и садистской в исполнении одного и того же человека. На протяжении совместной жизни каскад страха и унижений менялся.
Любовь воспринималась как адское наказание, в таких случаях самое большое ее желание — прекратить садистскую любовь. И самое большое желание — остаться одной.
Марфа Митрофановна стала рассуждать, чем знаменит Бонд. Он всегда побеждал, он всегда положительный герой, совершающий отрицательные поступки. А муж — Бонд наизнанку. Он уходит от погони, он наказывает тех, кто ему мешает. Почему он попадает в переделки? У него нет терпения, и его благоразумие носит относительный характер.
Марфу Митрофановну интересовала жизнь на земле, но безопасная для женщины. Ой, ой, как трудно быть женщиной! Сказать по секрету, где хорошо? Мужчины обидятся. Хорошо после развода, как после грозы, но остается чувство потаенной обиды. И это не панацея.
Солнце светило. Золотая осень за окном. Погода плюс два градуса. В длинном здании на шестом этаже находилось конструкторское бюро. Оно занимало длинное помещение, в котором в три ряда стояли обыкновенные деревянные кульманы. Окна здания огромные, мало того, они могли открываться, чем непременно производили много врагов выяснениями: кому и куда дует ветер. В этом зале находились три лаборатории и кабинет начальника отдела.
В этот кабинет и приехал молодой и шустрый заместитель главного инженера большого завода. Звали его Николай Николаевич, рост 180, стройный, волосы тонкие, темные, голова небольшая, но умная. Он был одет в костюм и черную рубашку.
Вопрос шел о разъемах, точнее прямоугольных соединителях. Николай постоянно добывал золото для контактов, а его не давали. Я и Николай участвовали в одной разработке, разрабатывали одни изделия, третьими были инженеры с республики, где есть необычное радио юмора.
Общая работа связывала три страны, аналоги прямоугольных соединителей гуляли по свету, но изготовить свое изделие всегда не просто, даже если кто-то в какой-то стране на это потратил десятилетия.
Соединители чертили, изготавливали и испытывали три организации. И люди, сопровождающие эти процессы, ездили по свету и иногда по пути заезжали в фирму. Так получалось, что все пытались со мной заигрывать, хотя это мало кому удавалось, но Николай превзошел всех, его волновала одна мысль: почему Катерина нравится всем мужчинам? Он решил всех обойти.
Первая его просьба была простая для многих, но не для меня:
— Катерина, пойдем в ресторан "Темный лес". И мы пошли, но не в ресторан, а на прогулку в лес. За рестораном погуляли среди снежных елей, поговорили.
Следующий приезд Николая огласился звонками на весь отдел: он просил меня приехать в столицу, в великолепную гостиницу с шикарным номером, где он меня ждал, так как приехал на съезд великих людей.
Лето было за окном. Я оделась при полном параде: юбка, изящная обувь на высоком каблуке. Фигура в норме. Ехала я на автобусе по нейтральной дороге до развилки дорог: одна дорога на работу, другая дорога в гостиницу к Николаю. Рядом как из-под земли появился Щепкин, ему уже напели про звонки Николая.
Понятно, мы поехали в свою фирму, хоть и разные у нас были отделы к этому времени, но это спасло меня на этот раз. Звонки гремели по отделу из телефона в телефон, а я сидела за своим кульманом и чертила свои вечные чертежи, я работала инженером-конструктором первой категории нестандартного оборудования.
На следующий день Николай вновь был в отделе, но меня он в сторону гостиницы не сдвинул, разговоры были по работе. Общая работа потихоньку подходила к завершению. Все участники разработки прямоугольных соединителей должны были зимой встретиться в маленьком городе, где Николай Николаевич не был маленьким человеком. Для приемки изделий была создана комиссия.
Меня назначили председателем приемной комиссии по изделиям, а их было достаточно много. В маленький город съехались участники разработки соединителей. Первая задача моя была выкрутиться от председательства, бразды правления я передала второму представителю своего города.
Я обошла завод Николая Николаевича и была изумлена сочетанием автоматизированных цехов с цехами без намека на автоматизацию, труд ручной на сто процентов. Стояли столы, вокруг них сидели женщины, которые металлические контакты забрасывали в соединители вручную. Для членов комиссии сделали экскурсию в партизанские землянки. "Шумел сурово... лес".
Землянка была огромных размеров, чуть меньше конструкторского бюро, а лес здесь был в два раза больше подмосковных лесов по высоте и обхвату стволов. Естественно, соединители были одобрены и запущены в серию. А что было со мной?
Умный Николай вписал меня в две гостиницы, и когда вечером я пришла в свой номер, моих вещей там не было, он их перенес в другой номер. Ничего не подозревая, я закрыла дверь и легла спать.
Вдруг в полной зимней темноте повернулся ключ в замочной скважине, в комнату вошел Николай и сказал любимую фразу:
— Я хотел узнать, почему ты всем мужчинам нравишься.
Свет он так и не включил, но сказал:
— Если закричишь, завтра об этом все узнают, у меня здесь все люди свои.
Оказалась я на полу в своей комбинации, темно-синей, с огромными кружевами. Бои и на полу различные бывают.
Его слова:
— Катерина, какая у тебя фигура! Ясно, почему мужчины к тебе неравнодушны.
Одним словом, нарушение всех норм морали было налицо. На следующий день участники мероприятия отбыли в свои края. Насилие не сразу излечилось, долго оставалось физической и моральной травмой у меня. Разве я изменяла? Я выживала в трудных ситуациях.
Щепкин — он оставался рядом, но об этой истории не узнал, а у меня язык не поворачивался сказать, что со мной было в далеком городе. Я попала под избыток шампанского. Ресторан в маленьком городе, в зале одна компания по приемке темы.
На столе коньяк и шампанское и много всякого мяса. Компания чисто мужская, а у меня в тот момент не работал стоп-кран под названием рюмка — вечер. Мне наливали шампанское, я его пила, и бокал заполнялся под каждый новый тост. Мужчины пили коньяк и ели пять разновидностей мясных блюд.
А теперь представьте, что все они со мной захотели танцевать! Ладно бы танцевали, так стали отбирать друг у друга.
Один не выдержал и сказал:
— Ну, я теперь знаю, почему мужчины любят женщин!
И убежал из ресторана, так как я ему досталась всего на один танец. О, я впервые поняла, как женщина переходит из рук в руки согласно должности мужчин! Естественно, в танце, но все так прозрачно в середине января!
Прошел год.
— Есть серьезное задание: создать секретное оружие под названием "Астра". Прибор стреляет магнитными лучами в металлические предметы на человеке. С таким прибором легко можно обезвредить любого человека с оружием в руках, — проговорил Николай Григорьевич Малкин.
— А почему "Астра"?
— На кончике прибора находится шарик с отверстиями, из которых могут выйти лучи, то есть получается цветок типа астры или хризантемы.
— Чем отличается астра от хризантемы? — спросил насмешливо Щепкин.
— Принципиальное отличие состоит в том, что хризантема — потомок астры. Хризантема самая одомашненная культура для срезанных букетов, а астра — уличный цветок, который расцветает поздно, когда наступает осень. Общая черта — множество лепестков весьма похожей формы. Люби не люби. Так почему нельзя хризантему астрой назвать? Астра на улице цветет, хризантема в квартире в вазе стоит до трех недель. Могут друг на друга смотреть в окно, могут дать название приборам, — высказал свои суждения начальник КБ.
Николай Николаевич стоял под окнами любимой женщины с букетом белых хризантем. Я вышла из здания со Щепкиным, мы только что получили новое задание, и я прошла мимо белого букета. Николай посмотрел мне вслед и опустил букет в сугроб. Я обернулась, посмотрела на цветы в сугробе.
— Николай, ты почему стоишь у проходной? Здесь тьма людей проходит, меня многие знают.
— Катерина, я люблю тебя! Влюбился я, понимаешь? Хожу за тобой, а ты мимо меня с разными мужиками проходишь.
— Я иду с работы! На работе я в основном работаю с мужчинами, поскольку работа носит технический характер. С ними иногда выхожу из здания.
— Почему мимо меня прошла?
— Мы разговаривали, надо было фразу закончить. Бери букет из сугроба. Идем со мной. У меня есть полчаса времени.
— В ресторан пойдем на часок?
— Николай, я в рестораны не хожу, — раздраженно проговорила я.
— Хорошо, просто пройдем по улице.
Снег поблескивал в вечерних лучах уличных фонарей. Николай пытался взять меня за руку или под руку, но я выдергивала свою руку из его плена.
— Здесь люди, неудобно идти за руку.
— Ты хоть цветы возьми, — проговорил Николай недовольным голосом.
Я взяла букет цветов из рук Николая и понесла их цветами вниз. Я знала все тропки и дорожки, ведущие в сторону моего дома. Мне ничего не оставалось, как часть дороги пройти по людному кварталу. Вместе со спутником я свернула в сторону лесопарка.
Николай остановился, пройдя десять метров среди сосен и елей.
— Катерина, постой немного! — взмолился он.
Я остановилась по велению мужчины. Он схватил мою руку, потом обнял. Из моих рук хризантемы плавно опустились в очередной сугроб, вслед за букетом в сугроб опустилась и женская сумочка. Николай поцеловал мои губы, если бы они были из металла, то он бы к ним примерз, но теплые губы после краткого и неожиданного поцелуя дернулись и отвернулись.
— Ой, Николай! Не надо! Ты хотел поговорить, так говори!
— А что с тобой разговаривать! Ты все молчишь и на все предложения говоришь "нет"!
— Пройдем немного по дорожке, — сказала я, доставая цветы и сумку из сугроба.
Николай шел рядом со мной, но недолго. Он остановился и вновь попытался приблизиться ко мне, но я отгородилась от него букетом и сумкой.
— Катерина, ты как собака, но не на сене, а на снегу. Нас здесь никто не видит!
После его слов в конце лесной аллеи показались парень с девушкой. Девушка бросила сумку в сугроб, и они обнялись.
— Посмотри, ты говоришь, что нас никто не видит, да нас уже копируют! На месте моей сумки в сугробе лежит сумка девушки, и они целуются!
— Пойдем, Катерина, в ресторан!
— Не пойду, ты чего от меня хотел?
— Дай свой домашний телефон и адрес.
— Николай, хватит тебе и моего рабочего телефона.
— Катерина, тогда ты ко мне приезжай в командировку. Мы тему закрываем, изделие в серию пойдет.
Действительно, в то время алюминиевые профили были новинкой, достойной внимания руководства фирмы. Группа конструкторов разрабатывала алюминиевые профили, используя большой опыт мудрых стран.
Что интересно, в одной восточной стране делали такой прочный алюминий, что его инструменты перепилить не могли, а химики при всем своем оплаченном желании не могли полностью понять химический состав алюминиевого сплава.
Малкин сидел на своем рабочем месте, у него была изумительная окладистая борода, и он любил повторять, как его встретили в городе Горном, где запускали в серию алюминиевые профили:
— Катерина, приехал я в город, а навстречу мне идет мужик и говорит: "Ой, Карла Маркса идет!"
В командировку в город Горный я поехала летом, скорее не приехала, а залетела с восточным ветром на самолете в столицу Медных гор, а потом на автобусе доехала до города Горного. Ночь в чужом городе. В час ночи я оказалась в гостинице при вокзале города, куда взяли меня по командировочному удостоверению. Николай о моем приезде в город не знал.
Утром я с технической документацией поехала на завод. Город полукругом был окружен крупными заводами. В один из них надо было попасть мне. Я села в автобусе близко к кабине шофера.
Мой профиль отражался в темном стекле кабины. Автобус столкнулся с машиной, которая резко затормозила перед автобусом. Вмятина в автобусе была с той стороны, где я сидела. Шофер только успел открыть дверь, как я выбежала из автобуса одной из первых. Потом я пошла на ближайшую остановку и опять села в автобус.
В задачу мою входила встреча с главным инженером завода. Заводоуправление размещалось в старом двухэтажном здании. На втором этаже находился кабинет директора и главного инженера. Директор был на месте, и из его кабинета иногда доносились слова, если кто-нибудь дверь открывал.
Судя по всему, темной задачей директора на тот момент было... разведение свиней для заводской столовой. Главный инженер, красивый высокий пожилой мужчина, спокойно встретил меня, мы подписали нужные бумаги. Завод брал на себя выпуск алюминиевых профилей, но далеко не всех. Остальные заказы позже поместили на других заводах. Я вышла из заводоуправления.
С букетом астр меня встретил Николай Николаевич. Он тоже был в командировке.
— С приездом, Катерина!
Я взяла астры, я любила эти поздние цветы лета, но не знала, как мне отреагировать на внимание Николая.
— Привет! Я сегодня же уезжаю.
— Хорошо, что мне сообщили о твоем приезде, а то бы совсем не увидел.
— У нас есть время на прогулку.
— Ресторан не предлагаю, я на работе. Пройдем по территории завода.
Николай, заместитель главного инженера, на чужой территории вел себя весьма официально. Я достаточно быстро оказалась одна и поехала в гостиницу, чтобы взять свои вещи, потом села на электричку, которая доставила меня в столицу Медных гор. В городе Горном меня поразили люди, они в основном были невысокого роста, и только когда стали подъезжать к столице гор, в электричку стали заходить высокие парни.
О положительных результатах командировки я доложила заместителю главного инженера фирмы, который руководил работами по разработке, изготовлению и внедрению алюминиевых профилей. На доске почета завода висел мой профиль — всю конструкторскую группу сняли — за последние достижения в разработке и использовании алюминиевых профилей, изготовленных в Медных горах.
Глеб иногда приходил в КБ, вставал рядом с кульманом и смотрел на меня. Он был веткой сирени на асфальте. Напряженная моя работа всегда сопровождалась влюбленными мужскими глазами.
Из алюминиевых профилей в течение одного месяца сделали сто шкафов для контрольно-измерительной аппаратуры. Сборочный участок работал необыкновенно быстро. Шкафы не сваривали, как это было со стальными шкафами, их просто свинчивали.
Мне предстояло за месяц разработать несущие конструкции семи блоков для одного из этих ста шкафов. Семь блоков за месяц — это много. Подобные задачи получили еще двое мужчин-конструкторов. Когда на сборочном участке собирали три шкафа с контрольно-измерительной аппаратурой, народу набежало необыкновенно много. Кто-то сказал, что при сборке моего шкафа были допущены ошибки, на что рабочие сборщики ответили, что у меня было меньше ошибок, чем у мужчин конструкторов.
Глеб всегда появлялся бесшумно, и еще он умел ждать. Если Николай был командировочным человеком, то Глеб был свой, с того же отделения НИИ, где работала Катерина. Его можно сравнить с веткой сирени.
Рядом со мной, слева от меня, сидела Арина, молодая женщина с волнистыми волосами, которая сменила несколько фирм и вновь вернулась в КБ. Арина приходила утром на работу, садилась за стол, снимала кольца, смазывала руки кремом, надевала кольца и поворачивалась к кульману, словно исчезала из поля зрения. Она была явно неравнодушна к Щепкину.
И я иногда не могла понять, на кого он больше смотрит: на меня или на Арину. Арина была изящней, она ходила стремительно на высоких каблуках, пользовалась хорошими духами. Арина показала в магазине духи мне, которыми она пользуется. Я купила эти духи.
И Щепкин потерял ориентацию окончательно между нами. Вероятно, с этого момента он стал смотреть на меня, или он приходил вдыхать знакомый аромат? Весна влетала в окна, а на кульман мой кто-то положил ветку сирени. Я увидела уходящий силуэт Глеба.
Щепкин предложил мне разработать каталог алюминиевых профилей, но сказал, чтобы эту работу выполнила я сама. Он был вхож к руководству фирмы. Сам он часто ко мне не подходил, но дополнительно оплачиваемая работа ко мне поступала не без его участия.
Молнии не дремлют и над зонтиками. Женщина шла мимо здания фирмы под зонтом. Молния ударила в зонт. Женщина погибла. Николай Николаевич и Андрей Щепкин разговаривали о грозовых трагедиях, когда мимо проходила я.
Николай, как всегда, приехал в командировку, но на этот раз к Щепкину, у них была общая работа, но пропустить меня мимо себя они не могли. Николай менял города, где жил и работал, но не менял место своей постоянной командировки. На нем была черная рубашка, на Щепкине рубашка была ярких осенних цветов в полоску. Я удивленно посмотрела на рубашки, и я слышала их тему разговора, но прошла мимо них без лишних слов. Одно к одному.
Ко мне подошла Арина и стала рассказывать, что ее кузину убило молнией через розетку, но это произошло в другой стране. Я удивленно посмотрела на Арину, что это все сегодня о молниях говорят? А что могла добавить в эту тему я? Что один мой родственник был убит шаровой молнией, которая влетела в открытое окно.
Николай подошел ко мне, его интересовал каталог свинчиваемых каркасов. Каталог был уже почти готов. Техника по изготовлению каталогов была на таком уровне: пишущая машинка, клей, калька и тушь. Я писала текст, делала чертежи, копировщицы копировали чертежи, машинистки набирали текст, корректор — руководила работами.
Каталог был выпущен в количестве 500 штук и разошелся по фирмам. Через некоторое время выпустили еще столько же каталогов, которые взял с собой Николай в один из своих визитов. Черная рубашка Николая стояла перед моими глазами, но говорили мы только о работе.
Удивительное было время: постоянно менялось руководство страны или города, каждому руководителю от фирмы полагался подарок в виде очередной технической новинки. Несущую конструкцию любого подарка выполняло КБ. Работа считалась почетной, за нее немножко доплачивали. Может, поэтому так быстро менялось в те годы руководство страны, чтобы мне перепал лишний червонец?
Самым большим развлечением для сотрудников фирмы был сбор картофеля или сахарной свеклы. Все отделение выезжало на поле. Погода бывает доброй. Если работать в здании, то дождь не помеха, если собирать картофель под проливным дождем, надев на голову мешки для сбора картошки, то это уже развлечение не для слабых здоровьем людей.
Мешки намокают быстро, куртки от дождя длительное время не спасают, зонт не раскроешь. Но осень на осень не приходится, и бывает осень ослепительно золотой и теплой. Бабье лето.
Щепкин после того, как собрали картофель со своих грядок, подошел ко мне, и мы ушли с поля через зелено-золотой лес. Листва слабо шуршала под ногами, трава еще зеленела, мы шли по проселочной дороге и разговаривали. Щепкин говорил и говорил. Я слушала его необыкновенно красивый тембр голоса.
До чего он был красив! Огромные, просто огромные глаза! Тонкий нос. Крупные губы. Чистый лоб. Форма лица у него такая, что нет такого актера, который мог бы его сыграть, ну разве что один американский актер, который играл с Мадонной. Или сам Бонд, мистер Бонд. У них еще была любовь у перевернутого дивана.
У нас не было совместного дивана, даже перевернутого. Был лес в первой стадии осени. Волшебный лес. Мы вышли на маленькую поляну. Он сбросил с себя плащ-палатку, которую брал на случай дождя, но день был безоблачный и теплый.
И почему Щепкин любил меня? Но он меня любил в безумном порыве наслаждения. Любовь на природе у нас вообще хорошо получалась. Казалось бы, мы устали от сбора картофеля с колхозных грядок, но усталости не было. Была радость обладания друг другом среди первозданного леса.
Безбрежное небо просвечивало сквозь еще почти не упавшую листву. Серые глаза мои лишь иногда смотрели в бездонные карие глаза Щепкина. Мы целовались! О, как он мог целовать! Казалось, весь рот до последней клеточки участвует в этом великом наслаждении! Язык, его язык совершал чудеса в маленьком рту женщины.
Господи! Так никто не мог целовать! Два рта объединялись в сексуальном танце щек, губ, языков. Проникновение друг в друга с помощью эротического поцелуя, сильнейшее чувство! Под прикрытием поцелуя руки совершили обряд обнажения.
Еще не холодно, еще бабье лето! Мне нравилось его тело! Его приятно было коснуться, в него хотелось вцепиться, впиться всеми частями своего тела. И я извивалась в танце лежа. Мы лежали на плащ-палатке среди золотых листьев. Щепкин умел любить, и он мог любить! С ним блаженство я испытывала в полной мере, все мои внутренности стремились ему навстречу. Мы любили друг друга, каждой клеточкой своих организмов...
Щепкин за выполнение секретной работы получил столько денег, что ему хватило на новую отечественную машину. Редкость такой удачи по тем временам не комментируется.
Арина и Щепкин жили в одной кирпичной башне, но на разных этажах. У них были крошечные однокомнатные квартиры. Арина в своей квартире смотрелась естественно, она была худощавой женщиной. Я несколько раз была в квартире Арины, но к Щепкину домой я никогда не заходила, меня только волновал вопрос: как он спит в такой маленькой комнате, если его человеческая высота почти равна длине комнаты? Щепкин стал подвозить Арину до работы на своей машине.
Отношения между мной и Ариной несколько натянулись. Арина привыкла к машине Щепкина и утром специально ждала, когда он выйдет из дома, чтобы с ним поехать. Любвеобильный Щепкин не мог пропустить Арину мимо себя, если она постоянно у него под боком: или живет, или сидит в машине.
Я на рабочем месте скорчилась от сильной боли. С каждой минутой мне становилось хуже. Не принято было в то время уходить с работы во время рабочего дня, надо было подписать бумажку на выход на разных этажах огромного здания.
Боль у меня становилась нестерпимо острой. Работу покидать нельзя, но если боль за пределами человеческого терпения? Из последних сил я написала заявление, подписала его на этаже руководства и, сгибаясь в три погибели, отдала его, только после этого поехала домой. Дома боль превзошла все ожидания. Состояние жуткое — держать в своей ладони создание, которое не выжило в борьбе за производственные успехи. Ощущение страшного момента позже преследовало годами. Интересно то, что все стареет.
Фирма в последние свои годы стала снижать дисциплину, появилась возможность прийти на работу чуть раньше или позже, но и уйти с работы со сдвигом во времени. Естественно, Арина первой узнала, что у меня был выкидыш, довольно поздний по сроку беременности. Она посочувствовала в первую минуту, а во вторую спросила то, что больше всего ее интересовало:
— Катерина, а чей это был ребенок?
— Чей? Лесного лешего в плащ-палатке.
— Но плащ-палатка есть только у Щепкина. Он отец ребенка?
— Да! Арина, а у тебя тоже был выкидыш, но ты в этом не призналась. Мы сами догадались.
— Раз он отец твоего ребенка, так он отец и моего ребенка, чего тут рассказывать?
— Понятно, обе влюбились, а дети не получились. А ты не в курсе, у Щепкина вообще есть дети или одни выкидыши?
Мы помолчали и разошлись к своим кульманам. Одинаковые духи разошлись по местам работы. Работа поглотила их полностью до следующего перерыва.
Я врачам о случившемся выкидыше ни слова не сказала. Это только вездесущая Арина узнала, а если она узнала, то узнал и Щепкин. Он очень расстроился, но не из-за меня, а из-за себя, оказывается, такое происходит со всеми его женщинами: они его детей не донашивают. Вот тебе и любовь.
Несколько разработок моих попали на выставку ВДНХ, так тогда назывался лучший выставочный комплекс. На выставку я поехала с Глебом. Посмотрели мы на свои изделия и пошли смотреть, а что интересного есть в других павильонах.
Приятно с приятным человеком ходить по выставке: тут посмотришь, там поешь, здесь погуляешь, а то и проедешь на местном транспорте. Выставка такое место: все равно знакомые растворятся в общей толпе и ты там никому не нужен. Но мир тесен.
На обратной дороге проходили мы мимо павильона со своими изделиями и столкнулись со Щепкиным и Ариной. Перестрелка четырех глаз закончилась тем, что все сели в машину Щепкина и поехали домой.
Фирма в период своего расцвета была огромной. Чтобы управлять большим числом очень умных людей, работающих на вершине науки и техники, была введена суровая дисциплина. Рабочий день на всех этажах начинался одновременно в восемь часов утра. Инфаркт у проходной был нормой, а не исключением из правил. Напряженная работа, связанная с разработкой контрольной измерительной аппаратуры, необходимой для контроля изделий, даром не прошла.
Совершенно случайно я узнала, за что Щепкин получил такую большую премию. Его подразделение разработало секретное оружие: магнитный луч попадал в металлическую часть на одежде человека и пронзал его насквозь, человек погибал мгновенно на глазах стреляющих...
Я задумалась: так, значит, а то и значит, что свою первую жену Щепкин сам и убил из своего секретного оружия, ведь она погибла напротив его окон, именно там находится его подразделение! А сделал он это во время грозы. Умный мужик.
Так, а не мог ли он быть той самой молнией, которая достала сына Николая? Нет, здесь все серьезней. Мысль моя оборвалась. Страх пронзил меня насквозь: и я его любила? Любила.
На следующий день я услышала о смерти еще одного человека. Люди сказали, что у него произошел инфаркт рядом с проходной. Я поняла сразу, кто стрелял в длинный зонтик, который был у погибшего человека. Зонт он всегда носил с собой, даже если не было дождя. Окна Щепкина недалеко от проходной, просто они на два этажа выше. Я посмотрела на себя в поиске металлических частей, увидела сережки...
Но не в сережки ведь он будет стрелять? Жутко. Просто жутко стало мне. Я поднесла магнит к сережкам, но они не магнитили, и я успокоилась.
Охранники никогда не переходили проходную, в здании царили свои законы и своя охрана. Смерти у проходной были столь естественны, что родственники уголовных дел не возбуждали и расследований никто не проводил. Смерть от магнитного луча больше всего напоминала инфаркт.
Щепкин позвал меня в кафе, ему надо было сказать мне, что у него скоро будет хорошая иномарка. Я сразу подумала, что Щепкин опять что-нибудь придумал. Вся любовь во мне к нему умерла, я больше не стремилась с ним к близости, моя задача была одна: выжить, не говорить ему того, что ему неприятно: опасно! Меня вновь загрузили новой работой, целую серию блоков я разрабатывала, потом унифицировала, дел было много.
Я отошла на второй план Щепкина. Арина заметила, что Щепкин меня больше не возит на своей машине.
Как-то Щепкин ждал меня в машине с открытой дверцей. Когда я проходила мимо, он так вытянул вперед ногу, что я вполне могла споткнуться. Я села в машину как в ловушку. Ловушка-легковушка... Машина сразу тронулась с места и повезла меня на новую квартиру Щепкина. Теперь у него была двухкомнатная квартира.
В квартире сидел вечный командировочный — Николай. Я поздоровалась с ним, и мне тут же предложили приготовить ужин. Я ушла на кухню. Мужчины беседовали. За столом они открыли мне страшную тайну, о которой частично я уже знала. Мне предлагали разработать дизайн нового оружия. Практически оно работало, но внешний вид у него был неприглядный.
Николай выступал в роли поставщика металла для оружия. В качестве аналога мне дали пистолет, который мог бы лежать на моем рабочем месте, для всех это просто игрушка, но новое оружие не должно напоминать внешне пистолет.
Из нового оружия пуля не вылетала, из него выходил магнитный луч, вызывающий инфаркт человека. Луч прекращал работу сердца. Он работал как тромб. Внешних повреждений на человеке не было. Я согласилась работать над новым оружием. На этот раз мужчины меня пальцем не тронули: мой ум им был важнее моего тела.
Как-то я на работе забылась, взяла в руки пистолет и пошла к Щепкину, показать новые прорисовки. Люди давали мне дорогу. Я не сразу сообразила, что другие в пистолете видят пистолет, а не образец, которому и надо, и не надо следовать.
Арину в подробности новой работы никто не посвящал. Я вышла из конструкторского зала за водой. Вода находилась в титане, это такая нержавеющая конструкция вместо самовара.
Арина взяла пистолет со стола Катерины и прицелилась в кульман, потом повернулась и выстрелила. Грянул выстрел. Выстрелом Арина разбила чайник, который несла Катерина. Кипяток разлился.
В моих руках осталась ручка от чайника.
— Катерина, я думала это игрушка у тебя на столе лежит!
— Арина, это аналог конструкции нового прибора.
На выстрел из-за всех кульманов высунулись лица людей, посмотрели, что все живы, и уткнули носы в свою работу.
Новое оружие назвали "Астра". Зачем нужно было это название? Для того чтобы в разговорах звучало название цветка, о приборе в явном виде говорить было нельзя. Внешне прибор напоминал фотоаппарат с выдвинутым вперед объективом, необходим он был для защиты власти от демонстрантов.
В стране нарастал кризис, расстрел демонстрантов дело негуманное, но иногда необходимое. Фотоаппаратом убирали наиболее ярых поборников демократии и лозунгов. Фотоаппарат направлялся на кричащего человека или несущего неправильный лозунг, человек умирал сразу или через день, все зависело от его здоровья.
"Астра в действии", — передавали информацию друг другу люди в штатском.
Я после выполнения задания тут же была загружена другой работой. Меня не пускали на демонстрации, мне мало давали выходных. Я работала. Я никому ничего не говорила. Щепкин купил себе иномарку, которую хотел. Мне таких денег не платили, мне платили больше других, но меньше избранных. Мужчины держались от нее подальше.
Через три дня после демонстрации в конструкторский зал в гневе ворвался Щепкин и закричал так, что все конструкторы вздрогнули и на него посмотрели:
— Катерина, ты что, издеваешься?! Ты подсунула фотоаппараты вместо "Астры"!
— Успокойся, Щепкин! Я действительно отдала пару фотоаппаратов.
— А я, глупец, не проверил. Я тебе верил! Где "Астра"?
— Слушай, в этой демонстрации участвовал отец Арины. Он написал ужасный лозунг, его бы одним из первых сняли "Астрой"!
— Что ты мне про отца Арины говоришь! Мне нужна "Астра"!
— Сядь, все готово! Первый образец "Астры" сегодня можно испытать. У тебя дома мышки нет?
— Нет, только две мухи залетели в окно, а больше никого нет. Ты мне столько вариантов "Астры" показала, что я даже не представляю, как сейчас выглядит моя разработка!
— И правильно, варианты есть, но мне больше понравился вариант, выполненный в виде приборчика с антенной. На маленьком жидкокристаллическом экране видна цель. Антенна служит дулом, она полая внутри, через нее луч проходит и попадает в цель. Если сделать "Астру" в виде пистолета, то все сразу поймут, что в руках у тебя оружие, а так прибор больше похож на портативный приемник. Прибор с магнитным лучом готов.
— Нас за обман по головке не погладят!
— Победителей не судят! А мы победим! По этажам кошки бегают, возьми одну.
— Не возьму.
— Пойдем в подземелье, пока гражданская оборона отдыхает, воспользуемся стрельбищем. Надо взять с собой представителей заказчика.
Мне по ее заказу сшили летнее платье. Подол платья был выполнен волнами, обшитыми тесьмой. Стройная женщина с новым оружием в руках и в новом платье спускалась в подземелье – это была я собственной персоной.
Щепкин шел следом в сопровождении суровых мужчин в костюмах. При виде облегающего платья с уникальным подолом мужчины закрыли рты и ничего мне не сказали по поводу моего обмана с фотоаппаратами, сами виноваты. Мужчины в штатском принесли с собой клетку с мышами. На мышах торчали различные металлические предметы: ошейник, антенна, монетка.
С первого взгляда могло показаться, что луч от металлического предмета оттолкнется и вернется в того, кто стреляет, то есть луч будет являться бумерангом, но в этом был весь юмор изобретательного Щепкина.
Металлический предмет, даже если он не магнитный, притягивал странный луч, в области воздействия луча возникало странное поле, которое воздействовало на сосуды человека, и они перекрывались мгновенно. Первый выстрел сделал Щепкин, чтобы показать и доказать, что для него оружие не опасно.
Мышка бежала, хвостиком вильнула. Антенна на ней качнулась. Мышка дернулась и упала. Люди в костюмах заулыбались и встали в очередь пострелять. Мышки бежали, но все упали. Звука выстрела не было слышно, испытания проходили бесшумно.
Нас поздравили с большим успехом и сказали, чтобы даже слово "Астра" лишний раз мы не произносили. В серию изделие запустят в другом месте.
Довольно часто в шахтах всех стран происходят неприятные события, человеческие жизни из-за загазованности подземелий висят на волоске от бытия. Я приехала посмотреть шахту, на которой произошли трагические события: выход метана погубил шахтеров.
Смелая женщина не спустилась в шахту. Я с ужасом посмотрела на шахту, на черный лифт, или его еще клетью называют, на все снаряжение шахтера. Я решила, что лучше разработать прибор, удобный для каждого шахтера, и поместить его рядом с фонариком на каску, пусть он пронзительно пищит в случае обнаружения малейшей дозы метана. Важно, чтобы прибор не был дорогим, иначе его не дадут каждому шахтеру.
Разработчик для такого прибора нашелся, он стал лучшим другом моим на время разработки. Датчики обнаружения метана были разработаны, существовали разного типа пищалки.
Предстояло объединить электронику, датчик, пищалку и поместить во взрывозащищенный корпус, который бы мало весил и был на голове шахтера, то есть на его каске. Я разговорилась с симпатичным шахтером, оказалось, что ему для отдыха после шахты нужны рыбки в аквариуме. Дома он держал огромные аквариумы с разными хитростями и большое число рыбок, очень любил смотреть на водоросли.
Новый прибор, призванный защитить любителя аквариумов, назвали "Хризантема". Первый образец прибора попал на западную выставку. Прибором заказчики остались довольны, но мне предстояло подготовить серию этих приборов, чем я и занималась, успев влюбиться в разработчика "Хризантемы".
Стройный мужчина с небольшой сединой приятно действовал на впечатлительную женщину. С ним хорошо работалось, изделие получалось высшего класса! Вот в чем моя беда: я вместе с мужчинами разрабатывала изделия, и эти изделия становились моим детищем!
У разработанных приборов оставалась одна проблема, как бы удачно они ни получались, каждому шахтеру их никто не выдавал. Приборы засекретили. Слово "Хризантема" запретили. До любви с разработчиком дело не дошло. Меня срочно перевели работать в другое место.
На новом месте Катерине предложили разработать очень серьезный прибор, до меня его уже разрабатывали, но главный разработчик погиб и прибор завис. Прибор в семь раз был сложнее "Хризантемы". Задача моя: сделать то, чего другие сделать не смогли. К работе приступила группа разработчиков.
Один мужчина частенько подходил ко мне не только на работе, но и на улице. Как-то шел и улыбался, до меня ему оставалось идти метров пять, но мужчина странно завалился на моих глазах.
Я заметила быстро уходящего мужчину в костюме, который ловко сел в машину и уехал. "Астра", — подумала я и прошла мимо трупа влюбленного в меня мужчины. Я не могла остановиться рядом с ним, только мельком посмотрела на пожелтевшее лицо.
Отсутствие рядом явной соперницы вдохнуло в Арину адреналин. Работа конструктора приносила ей относительный доход, одна ее приятельница занялась помимо основной работы продажей бижутерии из стекла и камня, Арина стала с ней подрабатывать.
На новый имидж денег она наскребла. Арина и Щепкин решили ни много ни мало пойти под венец, благо церковь к ним ближе, чем загс. По телефону Арина сообщила мне, что она теперь венчанная жена Щепкина, что теперь их союз на всю оставшуюся жизнь. Я не особо поверила новости Арины.
Через пару месяцев Арина сообщила, что Щепкин от нее ушел в свою двухкомнатную квартиру, а ее с собой не взял. Оказывается, Щепкин тоже подрабатывал эти два месяца: он сдавал свою квартиру Николаю.
Я закончила секретную и срочную работу, но богаче от этого я не стала, просто дальнейшая работа была более привычной и не сопровождалась набегами проверяющих комиссий.
Родители Арины старели на ее глазах, и она не молодела. Николай словно услышал зов ее сердца и приехал к ней домой наперекор всем и вся. Она, зная, что Щепкин, ее венчанный супруг, неравнодушен к Катерине, приняла Николая Николаевича должным образом, не оглядываясь на слова своих родителей.
Отец Арины некогда был главным разработчиком отечественных магнитофонов, и так получилось, что квартира в данный момент у них была четырехкомнатная.
Брат и сестра ее выросли, обросли семьями и уехали из квартиры. О большой квартире Арины Николай услышал от Щепкина, он бывал у нее дома. Николай решил, что такая квартира не должна пропасть, он не просто снимал квартиру у Щепкина, он опутывал сетями Арину, в которые она и попалась. Это Николай надоумил Щепкина пойти под венец с Ариной и объединить свои квартиры.
Цель была достигнута! Щепкин охладел к ней. Николай был в квартире Арины! Ее родители жили в одной комнате. Оставалось еще три комнаты! Николай искренне пел любовные рулады Арине, подкрепленные жилищными условиями. Женщина не устояла, да и что стоять — годы бегут.
Одна комната Арины была зимним садом. В центре комнаты стоял диван нараспашку, больше ничего не было, кроме светильников и многочисленных цветов, которые росли по периметру комнаты и свисали с потолка. В эту комнату и привела женщина мужчину.
Любовь среди домашнего леса — это что-то! А впрочем, ситуация напоминала любовь со Щепкиным на плащ-палатке в настоящем лесу.
Николай оценил любовные условия, вожделенные комнаты окружали его, а цена их была рядом — любовь к Арине и желательно до загса. В качестве любовника он проявил три свойства: хвастливый, суетливый, верткий. Поцелуи Николая были переспелыми, чувственность в них явно была утеряна. Арине хотелось встать и уйти от него подальше, и она ушла в ванную. Струи воды успокоили, и женщина вернулась на место.
Предложение руки и сердца последовало незамедлительно. Смешно, но Арина согласилась. Она поняла одно, что такой муж любовью ее не будет допекать, а в качестве мужа без претензий он ей подходил. Николай оказался разведенным мужчиной, все документы у него были с собой. Путь к законным отношениям был открыт. Родители не возражали.
Законная супружеская жизнь началась со слов Николая, что у него аллергия на цветущие домашние цветы. Арина любила цветы всеми фибрами своей души, и они разошлись спать по разным комнатам.
Так бы они и вымерли, но у отца наступил юбилей, все его дети и внуки съехались в квартиру Арины. Николай вынужден был вновь стать супругом: одну комнату заняли родственники брата, вторую — родственники сестры, и в результате Арина и Николай оказались вместе в комнате без домашней растительности.
На празднование юбилея пришли их друзья: Щепкин и Катерина. В доме появились журналисты, вспомнили про первые серийные отечественные фоны, отец Арины не вынес популярности, через день после юбилея его не стало. Публика еще и разъехаться не успела, и юбилей перешел в похороны, газета посмертно опубликовала о нем статью о фонах.
У матери Арины на почве таких проблем произошел срыв в головном мозге. Она осталась жива, но ее сообразительность сильно ограничилась.
Семьи брата и сестры захотели получить свой кусок наследства, но этого мать уже не понимала, зато всю ситуацию понял Николай. Он поговорил по телефону со своей очередной женой, объяснил, что происходит в семье Арины. Его жена развелась с ним формально из-за этой квартиры, а теперь кусок наследства становился таким малым, что не за что было и бороться.
У мужчины была еще и дочь, он решил вернуться в свой дом, благо прописка у Арины у него была временная, на постоянную прописку не дали свое согласие ее родители, пока были в полной памяти.
Собрал Николай свои вещи и уехал, оставив Арину среди ее родственников и наследников. Квартиру решено было разделить на четыре финансовые части, две части доставались тому, кто брал на себя уход за больной матерью. Как из-под земли в самую трудную минуту перед Ариной появился Щепкин.
— Арина, я знаю все о твоей ситуации, есть предложение: бери на себя уход за матерью.
— Она и так со мной остается.
— Объединим усилия, я знаю, что Николай сбежал от тебя, моя квартира пойдет на погашения наследства твоим родственникам, а я остаюсь в твоей квартире на правах мужа.
— А Николай?
— Разведетесь.
— А Катерина?
— Я ей не нужен.
— А я?
— Ты спрашиваешь? Да я люблю тебя!
— Ты уверен? А если ты только мечтаешь о повторении того, чего давно нет?
— А мы повторим!
Родственники разъехались. Щепкин перешел в дом Арины. У него не было аллергии на домашнюю растительность. Квартирные дела и разводы за год каким-то образом, но были решены. Щепкин жил с Ариной на круглой кровати посреди домашних цветущих цветов. Мать ее вышла из кризиса и мыслила вполне адекватно.
Арина каким-то образом взяла в свое время пистолет со стола Катерины, когда еще разрабатывали "Астру", пистолет поискали, не нашли и забыли. А Арина взяла в привычку ездить по выходным одна в лес и стрелять по нарисованным мишеням, которые она с собой привозила. В ней затаилась злоба против Катерины и Щепкина, но внешне вида она не подавала. Счастливые улыбки пары, которые она случайно заметила, оскоминой сводили ее челюсти.
На проходной большие сумки часто просматривали до дна, маленькие сумочки не проверяли. Арина стала ходить с маленькой кожаной сумкой, в сумке она носила пистолет. Щепкин носил с собой "Астру" во внутреннем кармане пиджака. Один образец под предлогом усовершенствования оставили разработчику нового оружия "магнитный луч".
Арина знала привычки Щепкина и решила пугнуть его пистолетом. Утром, когда он первым приходит на рабочие место, она не могла простить ему улыбку, адресованную Катерине. Позвонила она ему по внутреннему телефону, который точно не записывается нигде, и пошла в его служебное помещение.
Щепкин, словно что почуял по голосу Арины и достал "Астру", положив приборчик рядом с собой. Арина хоть и работала рядом со мной, но конструкцию и назначение "Астры" так и не знала. Катерина умела разговаривать с людьми, держа в секрете свою работу. Надо сказать, что она вернулась на свое рабочее место после выполнения срочного и секретного задания на другой фирме.
Арина зашла в комнату Щепкина, села против него на стул, слегка отодвинулась от стола, внимательно посмотрела на него, достала из кармана белого халата пистолет.
В это время Щепкин взял в руки "Астру".
— Арина! Спрячь пистолет или верни мне! Это я его дал Катерине! Он у нее пропал!
— Опять Катерина! Молись, я стреляю на счет три!
Щепкин, видя разъяренное лицо брошенной и любимой им женщины, не знал, что и делать! У него было время ее убить, но убивать ему не хотелось. Тут Арина еще раз подняла на него пистолет. Щепкин, не поднимая "Астру" нажал на ней кнопочку, луч вылетел на пистолет Арины.
Рука женщины лежала на курке, но нажать не успела, так с пистолетом ее рука и опустилась. Она вся обмякла и грохнулась на пол, как мешок картошки на поле при сборе урожая под дождем.
Щепкин убрал в карман "Астру". В это время в помещение подразделения зашли две его сотрудницы. Они увидели, лежащую с пистолетом в руке Арину, посмотрели на бледное лицо Щепкина.
— Андрей Георгиевич, что случилось?
— Арина хотела выстрелить в меня, подняла на меня пистолет, да, видимо, сердце не выдержало, она только что упала.
Одна из женщин подошла к Арине.
— Она мертва. Что будем делать?
— Вам виднее, мне надо подышать.
— Идите, конечно, идите, вызовем кого надо.
На следующий день в проходной появился траурный портрет Арины с надписью, что она скончалось от сердечного приступа. На столике перед портретом стояли астры в вазе.
Я поняла почти все, когда вечером Щепкин пришел ко мне, тогда я достала прибор из его кармана, пока он был в ванной, посмотрела на счетчик лучей в "Астре". Счетчик показывал, что прибором пользовались, на нем стояло время убийства Арины. Я ничего не сказала Щепкину, я вообще чаще молчала.
Щепкин заметил все и сказал:
— Знаю, ты залезла мне в карман и посмотрела на счетчик магнитных лучей, не оправдывайся, я знаю, что ты знаешь про убийство Арины.
— Дальше...
— Иди ко мне работать!
— Опять пистолет в "Астре" или "Хризантеме"?
— Умница! Надо "Астру" модифицировать. Прицел должен находиться на экране. Без тебя дело плохо идет.
Свидетельство о публикации №219071800641