По краю ландышей

 Так получилось, что я окончила технический вуз, и теперь я не спала. Меня всегда звали скромно Катерина Тобольская. Ой, что делается! Он опять изменился, мой мужской идеал! Это гибкий молодой человек, рост тот, что надо. Но в изгибах его тела есть необыкновенная мужская привлекательность. Господи, как он хорош на фото! Он пишет статьи о звездном небе. Вот он кто! Он знает о звездах все и сидит в тереме на трех дубах! Пусть он будет моим очередным увлечением.
   А меня теперь интересует земля и ее стоимость, я точно знаю, что мне надо. Мне нужна взлетная полоса для космических летающих объектов, желательно в лесной зоне, чтобы не все видели.
   Вокруг меня идет нормальная жизнь: люди пьют, едят, язвят, кто, как и сколько может. Мужчины женятся и живут долго с женщинами, которые свою внешность после свадьбы не ставят на первый план. У них хорошо дома, а морщины на лице появляются, словно извилины мыслей, как бы к своему мужу других женщин не подпустить.
   Что касается меня, то отец ограждал меня от чужих парней, говоря, что я молодых людей меняю чаще, чем они — перчатки. В школе мне язвили девчонки, оберегая своих суженых, ими ряженых. Да, не могла я быть рабой молодых людей! Меня всегда волновали другие проблемы, например, межзвездные полеты. Вот, пришла мысль, как сделать летающий космический объект, не покрытый множеством керамических плиток, отлетающих с корабля при столкновении с клювом птицы, еще на земле.
   Что надо для этого сделать?
   Космический корабль надо покрыть керамикой, как конфеты глазурью, естественно, сохраняя температурный режим. Цельнотянутые космические корабли, слегка похожие на самолеты, будут взлетать с моей взлетной полосы. А вы что думали, что я тупая? Нет, я себе на уме. В уме я пишу, что мне нужно ступу, автомобиль, яхту, вертолет, самолет и космолет. Совсем немного, если разобраться.
   Куда я буду летать на космолете?
   Молодых людей искать иноземного производства. Я прекрасно понимала, что в Солнечной системе все молодые люди живут на Земле и не со всеми я еще лично знакома, земные ресурсы еще не все выработаны.
   Вот жизнь! И летать незачем на другие планеты. Все на Земле есть! Мысль пришла: нужен кусочек солнца для обогрева дачи у личного космодрома, потому что электричество в районы, удаленные от столицы, подается с перебоями. Гелий, водород есть на Земле, надо сделать из них прообраз солнца, а протуберанцы сами получатся.
   Вот, еще мысль.
   Мне нужен бассейн с дождевой водой. С этой целью я сделаю огромную воронку, в нее будут стекать струи дождя, а воронка будет служить крышей дачи. Так и определилась форма моего дома. Еще воронку можно выложить зеркалами и получать дополнительную энергию для обогрева дома. Да, у меня и так все само делается. А если бы у меня был молодой человек, когда бы я все придумывала?
Известные люди проходят через некоторые круги ада при жизни. Грустно, но люди не бегут сдавать деньги за то, что их бесплатно развлекли. Напротив, есть те, которые пытаются унизить того, кто их развлекал.
Вода с потолка — это обычная месть. Выяснять, кому принадлежат кожаные штаны, мне не хотелось.

   Пушистые облака оцепенели от собственного скопления, а оцепенев, стали мрачными и серыми. Под облаками появились солнечные участки земли, а рядом с ними — покрытые мраком тучи. С одной стороны здания в офис через окно заглядывало солнце. В окне, расположенном с другой стороны здания, надвигались дождевые тучи. Внезапно сильный прямой дождь обрушился на здание, закрыв его пеленой дождя. И совсем неожиданно из вентиляционного отверстия полилась вода. Люди вскакивали с мест, облитые грязными струями воды.
   Вода текла по окнам и по компьютерам. Глеб выключил тумблеры, отключив подачу тока. Он первым выскочил за дверь и побежал на технический этаж, успев заметить, что некто убегает в противоположную сторону. Действительно, надо было сильно постараться, чтобы совместить дождь за окном с потоком воды внутри здания. Некто направил воду из водопровода по шлангу в русло для потока воздуха. И на нем были кожаные штаны — это все, что успел заметить Глеб. Он завернул кран с водой, убрал в сторону шланг. Люди медленно приводили офис в порядок.
   А перед глазами Глеба маячили кожаные штаны вредителя, если не сказать больше. Сидя за еще влажным столом, он пришел к выводу, что затопили его рабочее место не случайно. Вчера он написал рассказ, в котором использовалась вода, сегодня эту воду пролили ему на голову. Весь этот год писание в Сети под своим именем не оправдывалось и причиняло ему постоянный вред.
   Мало того, его новая личная подружка Катерина постоянно доставала его, прямо и косвенно. Ей казалось, что он пишет о ней. От этого его положение только ухудшилось и исключало всякую любовь. Мало того, его постоянно разыгрывали в Сети. Глеб пришел к выводу, что известность должна быть неизвестной. Он посмотрел в Сети на траурную рамку с лицом знаменитого актера, и ему показалось, что тот только теперь вздохнул спокойно.
  Испытания космолета из-за потопа на фирме разработчиков были отложены на пару дней. Новый вид транспорта предназначался для виртуального планирования между планетой Земля и планетой Фар, которую обнаружили не в обсерватории и не на звездном небосклоне, учитывая, что звездам и в небе жить тяжело. Планета Фар находилась в Сфере. Если есть актеры, которых все видят, то есть и авторы, которых не знают.
   Планета Фар и была в роли неизвестного объекта, а на звездном небе вместо нее находилась планета Земля. Десант землян зря времени не тратил. Он работал в новых для себя условиях и привыкал к новым мирам, открывающимся с Луны. Планету Фар обнаружили при перенастройке большого телескопа, она была видна не перед телескопом, а как бы отражалась на экране.
   Звездочет, обнаруживший на экране следы планеты, был удивлен без всякой меры. Он смотрел в телескоп и не видел новой планеты, но она появлялась на проекционном экране. Он много раз проверил экран, но дефектов на нем не было. Тогда он сместил телескоп, ситуация повторилась на новом месте. Он протер все линзы — эффект тот же. Звездочет решил поверить и проверить новую планету, названную им планетой Фар. По аналогии, свет фар от автомобиля отражался от окон в одном доме и передавался в другой дом. Звездочет Фен вызвал с Земли друга Глеба.
   Глеб прилетел на космолете. Он привез с собой виртуальный телескоп, способный увеличивать отраженную картинку. На экране компьютера стал прорисовываться новый объект. Глеб от напряжения тянул сок через соломинку и смотрел на компьютерное чудо. Перед ним на экране виднелась планета, покрытая облаками, ему показалась, что он видит Землю собственной персоной. Глеб и звездочет вдвоем смотрели на экран, но знакомых земных континентов не обнаружили. Несомненно, перед ними была чудесная, неизвестная планета с атмосферой, пригодной для жизни землян.
   Виртуальный космолет был готов к полету. Глеб решил на прощание поговорить с Катериной по межзвездной связи. Но она говорила чужим голосом, словно с посторонним человеком. Несомненно, ее вывели из реальной жизни или забрали часть памяти.
   Грусть навалилась на молодого межзвездного космонавта, сжала его тисками и тут же отпустила. Не время было поддаваться чувствам. Надо сказать, что никто из жителей Земли не захотел его сопровождать на виртуальную планету. Глеб отличался от обывателей мужественным характером, острым умом, хорошей памятью, физической подготовкой.
   Виртуальный космолет состоял из одного отсека для космонавта. Приборы были спрятаны в его оболочку и имели выход на экран компьютера. Двигатель и вся система энергетического снабжения занимали остальное место. Весь космолет был похож на виртуальный комплекс с постоянно изменяющейся формой.
   Глеб не знал главного: его самого в полет не отправили. Перед полетом он попал в виртуальную лабораторию, где из него сделали комара. Его поместили в виртуальный космолет. Его мозг оставался в рабочем состоянии, а его самого практически не было. Он с ужасом смотрел на нечто вместо себя. Он напоминал комара, но в человеческих параметрах. Его нельзя было назвать худым, это сильно сказано. Он состоял из прутиков рук и ног и туловища в четыре прутика толщиной. Прыгуны в высоту мирового уровня вполне могли бы его заменить.
   Его голова была плоской. Этой головой он и понял, почему никто из жителей Земли не последовал его примеру. Такое состояние Глеба не требовало особой энергии для содержания. Красавец по земным меркам, превращенный в виртуальную модель, летел к планете Фар. Траектория полета виртуальному космолету была задана. Глеб следил за работой приборов только на экране компьютера, сидя в кресле толщиной в изогнутую ножку стула. Небольшой паз в гнутой конструкции и был его местом.
   Глеб придумал себе новое имя — Комар Фар — и улыбнулся. Под таким именем Катерина его в сети Интернет не найдет. Он посмотрел на себя и понял, что межзвездные космонавты его не узнают, теперь его можно принять за кабель питания в космолете с разъемом вместо головы. Он посмотрел на свои ладони. Они напоминали провода, выходящие из кабеля руки.
   Зрелище не для всех, хотя всем все равно, кто спрятан в кабеле. На ногах он обнаружил пять более длинных проводов, выходящих их кабелей ног. Он загрустил, но ненадолго. На экране появилась планета Фар и стала быстро приближаться. Космолет стал совершать хаотичные движения безопасности, дабы его случайно не подстрелили добрые жители планеты Фар.
   Космолет приземлился в расщелине гор. Жители планеты Фар не встречали Глеба. Он вылез через один из многочисленных люков. В этот момент он понял положительные стороны нового облика. К тому же его голова могла менять свою форму.
   «Жизнь прекрасна», — подумал Комар Фар и посмотрел на пейзаж новой для него планеты Фар. Острые пики скал окружали космолет со всех сторон. На небе безобидно плыли облака. Глеб помнил, чему его обучили перед полетом. Его научили пользоваться новым тщедушным телом. От жары, холода и дождя его защищала термическая оболочка из прочного материала.
   Он посмотрел на проводки пальцев рук и ног, стирать их об скалы не хотелось. Комар Фар достал из космолета нечто, напоминающее воздушный шарик. Он накачал шар легким газом, обвился вокруг веревки и полетел в новый мир. Глеб зацепился за вершину скалы. Завязал нитку шарика за выступ в скале. Он посмотрел вокруг себя и увидел все те же скалы.
   Пейзаж его не обрадовал. Комар Фар посмотрел на космолет, прочно сидевший между скал. Радость существования на новой планете не имела под собой почвы. Он сел в паз камня, который вместе с космонавтом стал плавно опускаться внутрь скалы. Страха в разъеме вместо головы не было. Глеб ощутил легкий толчок. Его кабина остановилась в приятном помещении. На всех стенах висели панно с острыми выступами скал. В центре зала сидел шланг, из которого торчали провода. Вероятно, он был местным жителем.
  Глеб подошел к шлангу. Шланг поднялся из-за стола. Он протянул пучок проводов в знак приветствия. Глеб подумал, что перед полетом он видел шланг, из которого лилась вода на его компьютер. Теперь перед ним был шланг с проводами того же диаметра. Точнее, это был натуральный кабель. Кабель заговорил, при этом его голова раздулась, как голова кобры. Значит, те, кто послал Глеба на планету Фар, знали, как выглядят местные жители!
   А Комар Фар думал, что он первый житель Земли, ступивший на планету Фар. Он приятно удивился, что кабель умел улыбаться. На планете Фар, по мнению Глеба, не было особей разного пола. Ему все шланги с головами кобр казались на одно лицо. Собственное тело боли и удовольствий ему не доставляло. Шланги, двигающиеся по городу, не раздражали, но и не привлекали.
   Дома, стоящие с двух сторон центральных улиц, были с многочисленными цилиндрическими башенками. Шланги вели нормальный образ жизни. Они работали, учились. В личную жизнь местного населения Глеба не пускали. И он невольно стал тосковать о своем теле, о подруге Катерине и о личной жизни до потопа в офисе.
   Эх, эти кожаные штаны! Если бы они не затопили его офис, может, не шагал бы он в образе шланга среди местных шлангов! Найти кожаные штаны! Но как их найти, если Глеб находится на планете, удаленной от Земли на два космических перехода?
   Архив фильмов в местной фильмотеке оказался достаточно велик, это позволило ему в свободное от работы время смотреть фильмы. Прямой связи с Землей на планете не было, приходилось звонить через Луну. Но Катерина все еще не узнавала Глеба. Однако она могла найти кожаные штаны!
   В голове Глеба стали мелькать мысли о самом себе. В результате головоломок он пришел к выводу: он не он. Он на планете Фар влачил существование примитивного робота в образе комара из шлангов. У него появилась надежда, что он может вернуться в свой ненаглядный образ жизни. Надежда на жизнь в условиях кризиса его порадовала бы больше, чем благополучная жизнь в образе кабеля с электрическим питанием. Глеб работал на планете Фар вместе с остальными шлангами. Внешне никто друг от друга не отличался. Поэтому он внимания не привлекал.
   И тут у него мелькнула мысль: местные шланги — это командированные с Земли. Но почему не могли сюда послать обычных людей? И сам себе ответил: люди хотят кушать, а шлангам достаточно электричества, которое можно добыть на любой планете из чего угодно.
   Дожил Глеб до того, что сам с собой разговаривал. Знал бы — не полетел, но кто бы считался с его мнением. А что если кожаные штаны — обычный шланг, но толстый! А толстым на фирме был Фома. Этот самоучка мог устроить потоп, только так! Глеб помнил бусы на Катерине, она их ремонтировала у Фомы и могла наговорить ему лишнего. Вот Фома и облил его водой из-за примитивной ревности!
   К Комару Фару подошли два шланга и пригласили на местную вечеринку. Мероприятие проходило в сказочном замке, напоминающем большой орган. Вероятно, шланги любили орган за большое число звучащих труб. Их внешние формы совпадали. Глеб насладился органной музыкой в полной мере и удивился огромной аудитории, набитой слушателями. Он уже месяц жил на планете Фар, но до сих пор не смог обнаружить различие между шлангами. Либо все кабели были кабелями.
   Глеб медленно привыкал к новой жизни. Он чувствовал себя лучше после органной музыки. Шланги занимались переработкой редкой руды, требующей огромных энергетических затрат, полученное вещество отправляли на планету Земля. Одни облака напоминали ему о Земле. Растительность на планете была скорее искусственной, чем растущей из почвы. Облака плавали вокруг планеты, но не проливались дождем.
   А если бы пролились, все шланги бы искрили от короткого замыкания. Чем дышал Глеб? А кто сказал, что у него были легкие? Шланги питались там, где работали. Для них существовали зарядные устройства. Сантехника им была и вовсе ни к чему. Жизнь среди шлангов была слишком монотонной.
   Комар Фар так заскучал по Катерине, что готов был улететь на Землю транспортным космолетом. Он сжал в кулак проводки пальцев, в его голове пронеслась картина посадки на планету Фар. Он вспомнил забытый виртуальный космолет, застрявший между скал. Теперь он прекрасно знал, как попасть к лифту, расположенному в скале.
   Оставалось получить разрешение на прогулку в скалах.
   Глеб решил пригласить двух шлангов, которые однажды позвали его на вечеринку. Втроем они уговорили дежурного подъемника выпустить их на прогулку среди скал.
   Три шланга вскоре оказались на вершине скалы, с которой прекрасно был виден космолет. Учитывая легкость космолета, три кабеля после хорошей подзарядки вытащили космолет на небольшую площадку. После удачной вылазки они вернулись в город для новой зарядки. Их внутренние аккумуляторы, расположенные в области головы, были заполнены до предела.
   В результате шланги почувствовали небольшое головокружение от избытка электрической энергии. Эту энергию они отнесли космолету. Через несколько ходок виртуальный космолет был готов к полету. Но они просчитались. Дежурный подъемника оказался более сообразительным и первым зашел в космолет. Три шланга обхватили свои пустые головы.
   Дежурный проверил космолет и разрешил лететь трем шлангам на планету Земля. В кабине Глеб обнаружил емкости с секретным веществом. Оказывается, их решили использовать в мирных целях перевозчиков, не давая возможности обрадоваться побегу.
   На планете Земля все три шланга вошли в виртуальную лабораторию, из которой вышли три нормальных молодых человека из плоти и крови. Глеб поразился тому, что все они были одного возраста и получили бумагу о том, что прошли альтернативную службу в армии.
   Руководитель фирмы, Андрей Георгиевич Щепкин, искренне обрадовался возвращению Глеба. Как оказалось, он уже служил шлангом на планете Фар, куда дважды никого не посылали. Глеб вернулся домой и сразу пришел в офис. Его взгляд искал глаза Катерины, но ее не было на месте...
   Я в это время шла через мост, увлекаемая толпой к очередному зрелищу. Внезапно я почувствовала взгляд такой силы, что обернулась, продолжая идти в потоке людей. Это был он! Любимый Глеб! Я попыталась сделать шаг вправо, но почувствовала, что любое движение, кроме движения вперед, — невозможно! Еще раз повернуть голову назад я не могла, надо было смотреть под ноги и идти вместе с толпой. Я его теряла. Я теряла его терпкий взгляд огромный карих глаз. Я теряла его волшебную фигуру с такой мускулатурой, что дух захватывало при одном взгляде на него.
   Господи, как он хорош!
   Когда мне довелось повернуть голову назад, его я не увидела. Да и как я могла его увидеть, если его нет. Или он есть? Зрелище во дворце было отменным и величественным, но мимолетный взгляд Глеба был намного сильнее целого полка великолепных артистов. Я после концерта вышла опустошенной, а в голове тикала мысль о Глебе. Я медленно шла по довольно пустым улицам.

   Попасть в новую сказку оказалось чрезвычайно просто. Господин Кризис махнул своей лохматой лапой, и от его взмаха финансы фирмы Андрея Георгиевича  Щепкина улетели в трубу неизвестности. Огромный прозрачный дом стал полупустым. Труженикам фирмы стало нечем платить за офисы. Абсурд, но люди стали тесниться в маленьких помещениях, набиваясь в них до предельной тесноты. А где тесно, там и раздору место. И господин Кризис мог процветать без ущерба для своего роста.
   В старой сказке людьми в царстве—государстве правил один царь—государь. Он мог быть лысым или лохматым, но он был один. Все в царстве принадлежало ему! В ситуации с большим пустым зданием он бы просто всех равномерно расселил и создал для тружеников условия для работы. А во времена царствования господина Кризиса страна округов представляла одеяло, созданное из огромного количества лоскутов.
   Каждый лоскуток округа принадлежал некоему хозяину, который пытался получить финансы из тех людей, которые жили на его лоскутке земли или здания. И все это — страшная ерунда, но господин Кризис от нее расцветал пышным цветом. Поэтому офис, в котором последнее время я работала, был небольшим.
   Я рванула зеленые бусы на шее. Одно звено разорвалось. Мои глаза перестали казаться зелеными и стали цвета стали. Я пошла в мастерскую Фомы. Он хороший мужик, он отец Андрея Георгиевича, но свою мастерскую превратил в склад, по краям которой стояли сейфы. Среди сейфов возвышались металлорежущие станки, покрытые металлической стружкой. Помещение было насквозь пропитано табачным дымом. Я зашла в мастерскую местного монстра, и попыталась сказать слова приветствия, но закашлялась от странной атмосферы.
   Фома улыбнулся и открыл дверь, чтобы позаимствовать из коридора поток свежего воздуха для дамы. Я попросила Фому починить порванные бусы, в которых бусинки соединялись металлическими пружинками. Дабы развеселить меня, Фома стал рассказывать об изумруде, из которого он для своей любимой сделал брошь. Изумруд Фома нашел в хламе, который ему постоянно приносили.
   Я натянула воротник тонкого свитера на лицо, пытаясь не дышать воздухом, от которого возникал кашель.
   Люди, чтобы не выбрасывать старую аппаратуру, несли ее в мастерскую. Фома был рад всему: и старым приборам, и моторам. Находки он прятал в сейфы, следуя поговорке «Подальше положишь, поближе возьмешь». Он был крупным созданием с роскошным животом, но при такой расплывчатой внешности обладал изобретательским умом и золотыми руками.
   Он мог работать на токарном, фрезерном и сверлильном станках. Он был отличный слесарь—сборщик с чашкой чая на чертеже, который он недолюбливал. Чертеж пытался руководить Фомой, а это ему очень не нравилось. Я знала его такую особенность, поэтому любое руководство Фомой сводила к дружественной беседе. Но такой табакерки у него никогда не было.
   Оказалось, что в угоду господину Кризису закрыли курительные комнаты, а от сигарет забыли отучить. Я получила отремонтированные бусы и пропустила в табакерку очередного носителя даров.

   Андрей Георгиевич Щепкин при появлении меня в офисе скосил глаза на зеленые бусы и продолжил работать. Почему он был такой молчаливый? Он был многолик по своей сущности. Главное, он знал свою работу и не особо донимал нравоучениями.
   А я раскрыла тайну местного кризиса. Кризис сотворил сам себя, ему надоело подчиняться людям. Тогда он пошел на хитрость и объявил себя господином Кризисом, с которым все должны были считаться. То есть Кризис провернул экономическую операцию на государственном уровне и перевернул финансовую пирамиду с ног на голову.
   В результате деньги из всех карманов дождем ссыпались на землю и провалились в подземелье неизвестности. Да, быстрее найдешь следы Кризиса, чем следы Глеба. Последний раз я его видела во время потопа. Я почувствовала, что с потопом в его офисе перестарались. Его хотели попугать, но он после потопа в офисе исчез совсем. Я пыталась о нем спрашивать у сотрудников, но они упорно молчали.
   Никто не давал сведений о местонахождении Глеба. Я терялась в догадках и так задумалась на рабочем месте, что на автомате съела пирожное, которое мне протянул мужчина в кожаных штанах. Вскоре я почувствовала дикую резь в желудке. Я с содроганием думала, зачем съела пирожное, ведь почувствовала странный привкус при первом прикосновении к нему губами.
   Пока я боролась за свою жизнь без боли, из головы выветрился человек по имени Глеб. Я стала флегматичной девушкой с медленными движениями, словно находилась под воздействием другой гравитации.
       Я пришла домой с замерзшими ногами. Вечером резко похолодало. Мои ноги в шортах обиделись на отсутствие брюк. Еще машину забыла взять, ушла гулять, вот и нагулялась. Я потерла ноги и включила обогреватель, работающий от солнечных батарей и ветряных мельниц.
   Я подумала, что редкие кадры быстро оказываются порядком устаревшими. Да и Глеб меня давно не волновал. Я о нем забыла, но не из-за собственной жестокости. К тому же, я думала о том, что при съемках фильма в истребителе окно не открывалось, значит, опять вентилятор либо кондиционер будут изображать ветерок, а близкие люди будут находиться далеко от летчика.
   Потом в моей голове пронеслась мысль, что актеры работают на износ по двум причинам: отсутствию свежих потоков воздуха на сцене и в целом в театре, присутствию любых родственников и особенно близких людей в зрительном зале, что отрицательно сказывается на выступлении актера и его нервном состоянии.
   «Эти две причины верны и для прочих профессий», — подумала я, глотая кусочки кекса без изюма. А еще я мучилась от ревности и от злости, но недолго. Мой любимый Глеб опять сверлил меня глазами, стоя с незнакомкой, забыв про очередную Надю. То ли он сильно умный и поэтому издалека смотрит на меня, чтобы виднее было. На самом деле все это чушь, он мне близкий человечек. Он рассказал мне о своем полете, о том, что он был шлангом.
И зачем так далеко летать, чтобы быть шлангом? Я тут недавно видела человека, которого болезнь превратила в шланг. Ему удалили желудок, и вставили трубку вместо пищевода и желудка. Он похудел, и стал состоять из шлангов. Ему очень плохо. Значит, и Глебу на планете Фар было не весело.
   Кусочки кекса исчезали, настроение мое повышалось. Воздух дул из вентилятора и создавал нормальные климатические условия. А если бы не было вентилятора, как бы я нажимала на клавиатуру десятью пальцами, если бы пришлось махать опахалом? «Вот то-то и оно», — сказал последний кусочек кекса и исчез за забором белых зубов.
   Я прекрасно понимала, что стакан апельсинового сока полезнее мягкого и податливого кекса, но от сока можно язву желудка нажить, а от кекса нельзя, он безобидный, ласковый и творожный.
 
   Во сне Николай Григорьевич продолжал летать. Он испытывал блаженство от парения в воздухе. Вероятно, в прошлой жизни он был птицей. В настоящей жизни он был изобретателем. Мысли о технических новинках, которые можно создать на фирме, не давали ему покоя. Вот и теперь он думал о том, как сделать умную собаку, которую можно послать на Луну. Нужная собачка Кросс была у его сотрудницы Катерины, но уж очень она была непосредственная, и трудно было представить собаку разведчицей в катакомбах планеты.
   Андрей Георгиевич Щепкин, начальник КБ, правая рука или голова генерального конструктора Николая Григорьевича Малкина, предложил использовать для Кросса сыворотку мозга, которую он использовали для биологических роботов. Николай Григорьевич больше доверял электронике. Он подумал, что чип памяти — это то, что надо. В чип можно зашить нужную программу, содержащую необходимые знания для собаки. Хуже другое: у собаки не было в голове платы для установки чипа. Либо чип должен быть радиоуправляемой моделью. Теплее.

   Портал известности и портал забвения дружили семьями. Ко мне они никого отношения не имели, я была неизвестной. Почему? Простой девушке забвение не грозило, поскольку известности не было никакой. Я смотрела на экран компьютера и искоса смотрела на небо за окном.
   Перистые облака затейливой формы тонким слоем отделяли землю от космических глубин. Вскоре глаза невольно посмотрели в сторону входной двери, при этом вся она даже не шелохнулась. В дверь вошел высокий, импозантный Щепкин. Последнее время он зачастил в мой офис. Это был мужчина, овеянный легендами, которые сочиняли люди, возводя его в ранг известности местного масштаба.
   В следующий приход импозантного мужчины взгляд мой оттаял. Я подумала, что Щепкин — это то, что надо. Офис гудел и стонал от голоса Щепкина. Он разделывал в пух и прах нерадивых работников. В конце месяца он орал на всех и вся, и особенно на очередную жертву, показывая свое подобострастие в подборе кадров.
   Страшный человек по сути своей, а внешне вполне симпатичный. Мне он довольно долго нравился, пока я косвенно не попала под его выхлопные газы слов. Ужас в полной мере пришлось испытать мне, не отходя от рабочего места.
   В очередные жертвы разборки можно было попасть за небольшое опоздание на работу или за пропуск части рабочего дня по причине вполне пристойной, например, если вам надо было сдать примитивный анализ. Вопли Щепкина — это ерунда, но постоянно портящая нервную систему, после чего хотелось просто пройтись среди летящей листвы, которая шуршала, но не ругалась праведными словами.
   Вот в чем был ужас ругани: все слова по отдельности были правильными, но в целом — это был гимн несправедливости. Через некоторое время все люди на фирме успокаивались. За окном ветер гнал дымчатые облака, между которыми проглядывало солнце и освещало золотистое оперение деревьев.
   Щепкин Андрей Георгиевич молчал, пока не зазвонил телефон.
   Пусть говорит, это его хлеб, но какой—то невкусный. Тоска сжимала меня со всех сторон от слов Щепкина, я не выдержала и вышла из офиса. «Работа не волк, в золотистый лес не убежит, а Щепкин раньше был волком», — подумала я и поднялась на этаж выше. Но, посмотрев на его занятость, я решительно пошла в свой офис, понимая, что все мои метания между этажами — сплошная глупость.
   Я села на свое место, но спокойствие не приходило, тогда я открыла Сеть и прочитала последнюю новость, в которой говорилось, что кондор унес с крыши человека. Щепкина я знала как соседа по лестничной клетке и по ледовому дворцу, где я иногда каталась на коньках. Так вот почему было неспокойно на душе! Он был постоянным моим поклонником. Его я видела в хоккейной коробке, на работе, но этажом выше. Если бы я не смотрела хоккей, то и не знала бы Щепкина в качестве хоккеиста.

Жизнь обычная. А необычная?
Лето было отменное – теплое и солнечное до середины сентября. Осень пришла исподволь золотистой каймой на деревьях. Вкрадчиво и красиво появились островки красной листвы на кленах. Медленно закружились в воздухе листья березы. Приятно и пока опрятно было на улице.
   Прочитав книгу о счастье на три раза, Надя благополучно не запомнила из нее ни единой строчки. Вероятно, поэтому невозможно удержать в руке птицу счастья. Хотя она вообще не привыкла держать в руках нечто живое из числа птиц и животных. Во времена писем, до благословенной всемирной паутины, были распространены письма счастья, авторы которых требовали переписать письмо большое число раз, потому что невозможно понять, что такое счастье с первого раза.
   Луна Луной, а в земной жизни все остается так, как и было. Просто люди растут и старятся, изменяются взаимоотношения людей. Супруги Надя и Глеб вышли в сад, в котором росли клены. Они сели на скамейку—качалку. Она нажала на пульт управления. На стене дома медленно раздвинулись створки, показался плоский экран огромного телевизора. Супруги взирали на экран, смотря научно—познавательную программу.
   — Мне показалось, что лунные гномы и чудики из недр старых гор от одного производителя. Те и другие с огромными глазами, но маленькие, — проговорила жена, качаясь на скамейке, над которой со всех сторон нависали ветви старого клена.
   — Что это дает? — спросил равнодушно муж, лениво рассматривая листья дерева.
   — Ничего или очень много. Ведь говорят, что на Земле жили великаны. Если были великаны, значит, были и их противоположности — маленькие создания, — быстро ответила она.
   — Когда мог быть расцвет маленьких инопланетян земного происхождения? — насмешливо спросил муж, с опаской поглядывая на голубей, сидящих на ветках дерева.
   — Глеб, ты знаешь о планете Фаэтон? Была такая планета в Солнечной системе, именно на ней процветала жизнь...
   — Я смотрел передачу о планетах, пришельцах и космическом ребенке.
   — У меня возникла мысль просто гениальная, и я решила ее проверить. В поисковике я внимательно посмотрела на планеты, на их состав. И мысль сформировалась окончательно, я теперь точно знаю, откуда прилетали пришельцы на Землю.
   — И это не секрет.
    —Пришельцы на Землю могли прилететь только с Фаэтона, который позже распался на пояс астероидов. Но и это не все. Жизнь точно была на Фаэтоне, что было до Фаэтона, я и подумать боюсь. Солнечной системе много лет. Этого людям не понять, но на Фаэтоне жизнь была, а когда условия планеты для человека стали плохие, жизнь переместилась на Марс. Когда Марс стал замерзать для цивилизации, люди стали перебираться на Землю, ее осчастливили своим присутствием, а Марс стал безжизненной пустыней.
   — И теперь внимание, куда люди переберутся с Земли через пару миллионов лет?! — спросил муж.
   —Только на Венеру. Сейчас это молодая планета, которая расположена ближе к Солнцу. Солнце просуществует еще много лет, естественно, оно будет остывать, и поэтому Венера станет Землей для землян, но все это произойдет значительно позже существования меня самой.
   На этой великой мысли она села за компьютер.
   — А Луна? Почему лунные гномы обнаружены на Луне?
   — Луну слепили из астероидов Фаэтона, естественно, генная материя сменила местонахождение.
   — А кто слепил Луну? — спросил насмешливо муж.
   — А ее создали великаны, некогда построившие пирамиды. Она была нужна как спутник, как пристань для космических кораблей при перелете с Марса на Землю, — незамедлительно ответила жена Надя.
   Супруги помолчали от глобальности собственных мыслей. Надя захотела сфотографировать голубей, сидящих на ветках над их головами. Голуби мгновенно взлетели, словно почувствовали опасность.
   Первой заговорила она:
   — Человеческая оболочка не всегда говорит о том, что под ней скрывается добропорядочный землянин. Люди похожи и не похожи друг на друга.
   —  Откуда это? — спросил муж.
   — Умные люди, если им помогают, двигают историю вперед.
   — А если среди людей завелись не люди?
   — Тогда происходит уничтожение достигнутых успехов.
   — А чудики, похожие на лунных гномов, где жили?
   — Вот они и жили внутри древних гор для собственного самосохранения. Земля пронизана во всех направления искусственными подземными ходами, непонятно, как люди по ним перемещались, если у них не было фонариков.
   — А теперь мысль: если у человека главный друг среди зверей — это кошка, то не могли ли люди в некоторую эпоху своего развития обладать зрением кошек? — спросил Щепкин, поднимаясь со скамейки.
   — Человек до сих пор роет землю, хотя бы для метро. Метро — это движение. Значит, по древним переходам люди ездили от одного континента на другой.
   — На чем? — спросил Глеб.
   — На печках, тепло и удобно, — лихо ответила Надя.
   Надя постоянна в непостоянстве своих привязанностей: то ей нравится неординарный Глеб, то загадочный Щепкин, она прекрасно знала, что Катерине тоже нравятся: то Щепкин, то шеф Малкин.

   Кстати, о собаках: у меня появился пес Кросс, который покрыл своей желтой жидкостью мою подушку. Этот кобель цвета бежевой норки — домашнее животное. Он, конечно, посещал свой туалет, но иногда он выпрыскивал свое содержимое именно на подушки, расположенные в вертикальном положении. Его любовь к подушкам границ не имела.
   Я под наволочку положила непромокаемую ткань и теперь только меняла наволочки. Еще его тянуло к белым стенкам холодильников, и около их подножья то и дело появлялись желтые лужицы. О том, что он сделал, он возвещал громким лаем. Увидев меня, он уходил. Такая она — проза жизни.
   Все к одному, и Глеб ко мне не приходил. Он нашел себе друга с вертолетом и пользовался чужим транспортным средством для перемещения по городу. Хозяин вертолета — Фома, а Глеб — крепкий человек, и они вдвоем летали над городом и окрестностями, не пользуясь костюмами летающих леших.
   Я к ним в вертолет не садилась. Таким образом, вертолеты разъединяли людей по классам машин или, точнее, по их цене.
   Так, что—то во всем этом квартете — неправильно. Я чувствовала, что меня обошли на повороте вертолеты друзей, а меня отбросили в кювет, как малоимущую. Итак, я выползла из кювета по грязному дерну наверх, где меня не ждал вертолет с летчиком. Почему я оказалась в кювете нищеты? Я?! Так получилось, что я неудачно вложила деньги в фантастический материал для космических кораблей, в котором трудно было разобраться.

Дома меня ждала очередная неожиданность: белые шторы на окнах и тюль при дуновении ветра из окна издавали запах Кросса. Нет, сам по себе Кросс не пах, но его желтое творение на белых шторах — это нечто пахучее. Пришлось купить шторы до подоконников. После всех дел я поехала на розыгрыш товаров, где выиграла ведро корма для собаки и четыре шоколадки для себя. Кросс ведро корма за год съест, только так, если его на Луну не отправят. Он маленький, громко лающий кобель. Больше всего он любил лежать в ногах, и если я ложилась, то Кросс непременно оказывался в районе икр ног с внешней стороны.

     Любовное межсезонье — это жалкое состояние накопления потребительской энергии. Ситуации еще та: и лень, и некого любить, но лень в данном случае важнее любви, так не всегда бывает, но частенько. Великолепный облик Глеба я вновь замечаю рядом, я вижу его немое внимание, но мне еще не верится, еще не хочется тревожить ленивое, вальяжное состояние любовной невесомости.
   Это еще не кошмар, не наваждение, это еще нечто неосознанное. Он рядом. Он все ближе. Он касается пальцев. Он смотрит на меня. Он идет рядом со мной. Я его не замечаю, а лишь слегка отмечаю, что Глеб неравнодушен ко мне.
   И тут я вижу внимание второго мужчины к своей особе, он выполняет все мои сказанные слова в его адрес, он помнит мои советы! Он не отгоняет меня! Андрей Георгиевич с радостью находится в моей ауре. Господи! Вот застоялась кобылка в стойле своего интереса!
   А это кто? Неужели еще и третий мужчина, а точнее разработчик Борис, засветился на моем горизонте? Это уже никуда не годится!
   Что это мужчин прорвало с их интересами в мой адрес? Неужели почуяли нетронутую особу? Похоже, очень похоже.
   Вот жизнь! Я уже не знаю, в какую сторону направить свои стопы. Думай — не думай, а три потенциальных мужчины — это ничто по сравнению с одним любимым. Замужем я почти не была, с Глебом мы только шутили, а Надя утверждала, что они муж и жена. Возможно, так оно и есть. У Андрея Георгиевича тоже есть жена. А Борис – вообще темная лошадка.

   Я открыла литературную страницу, посмотрела конкурс. Все как обычно, я месяц наблюдала за активом крупного конкурса, естественно, с конкурса сняли произведение, которое единственное отвечало всем требованиям конкурса. День не оказался лучшим для меня во всех отношениях.
   Но отрицательный результат — тоже результат. «Глобальность Сети так возросла за последнее время, что охватила огромные просторы. А это значит, что очень легко стать добычей сетевых коршунов», — думала я, просматривая свои страницы и убирая себя с прямых показов.
   Есть такая примета: если утром не спится, значит, на ваших страницах пасется Восток. Если вам плохо вечером — активизировался Запад. Безопасность бывает не всегда прямой, в век всемирной информации она может быть и косвенной, поэтому лучше иметь второе дно существования, необходимое для того, чтобы свои не узнали.
   Щепкин исчез из поля доступа, его не могли найти. Связь была потеряна полностью. И вдруг, закрывая одну свою страницу, я натолкнулась на читателя, очень похожего на Щепкина. То есть он вышел в прямой эфир Сети, но в качестве читателя, который исподволь разыгрывал меня. А я от этого не спала. Вот и весь фокус общения. Я чувствовала Щепкина через океан Всемирной паутины!

    У меня вообще вышел весть запас прочности. На операции я попала в ситуацию, при которой некоторое время летела внутри розоватой трубы. Свет и скорость возрастали. Труба имела достаточно равномерный диаметр. Полет сопровождался свистящими звуками.
   Розоватый свет сменился на два белых пятна и человеческие голоса. Сквозь тяжелое состояние веки приподнялись, и я увидела, что горят на стене две лампы. Соседки по палате обсуждают мое состояние и пытаются со мной говорить. Сама я лежала на постели, но вскоре вновь заснула.
   Я читала, что рай находится в созвездии Сириус. Судя по всему, на Сириусе—1 рая нет. Вероятно, рай бы мог быть на Сириусе—2. Но планета маленькая, на ней на каждого умершего землянина не найти райский сад и ангелов в достаточном количестве. Или Сириус—2 собрала души умерших землян, и потому ее плотность необыкновенно велика? А может, за Сириусом—1 и Сириусом—2 спряталась Сириус—3, и на ней уместился земной рай? В принципе, рай с Земли в телескоп найти трудно, вероятно, так же трудно, как обнаружить Сириус—3 за ярким сиянием Сириуса—1?
   Значит, моя душа некоторое время летела к Сириусу—3 по дороге, указанной розоватым светом Сириуса—1?! То есть если есть черные дыры, то могут быть и розоватые дыры для души человека? И сквозь эту розоватую трубу душа человека летит в рай Сириуса—3?
   Если Сириус—1 дает света и тепла больше, чем Солнце, то на Сириусе—3 всегда тепло, значит, там находится райский сад с яблоками?
   Я проснулась, посмотрев на снег за окном, поняла, что все еще нахожусь на Земле. Позвонила Щепкину. Спустя годы сотрудничества мы лучше понимали друг друга. Ему я рассказала про идею нахождения земного рая. Другой бы покрутил у виска, а Щепкин занялся осуществлением новой идеи.
   Люди стремятся в рай на Земле, а это всего лишь узкая полоска суши на побережье моря. Море изо всех своих сил поедает узкую полоску суши у подножья гор.
   По этой полоске земли когда—то проложили железную дорогу. От железной дороги до моря по наклонной плоскости всего один вагон. Люди привозят гравий и засыпают его тоннами, чтобы уберечь дорогу от моря, но им в голову не приходит добавить смолы в гравий.
   Море любит смолу. Волны бы ласкали ровную поверхность смолы, и может быть, из нее сделали бы янтарь. В другом месте побережья розоватая глина восьмиметровой толщиной накрыла на пляже отдыхающих, а могли бы из нее сделать глиняные горшки. Не боги горшки обжигали, а люди. И люди иногда сдвигают массы земли с места, или это Божье дело?
   С каждым часом облака за окном Катерины темнели и все больше сплачивались над землей, уменьшая потоки солнечного света. Прохладная погода продолжалась даже в райских местах на побережье моря, и что уж тут говорить о погоде в Клюквенном крае?
   У Щепкина, Андрея Георгиевича, из головы не выходила умная мысль: снабдить космический корабль солнечными батареями. Для ее осуществления необходимо изменить контур космического объекта, батареи должны быть установлены на обшивке корабля, они должны быть стационарными.
   Солнечные батареи — это не крылья бабочки, это встроенные плоскости, и они изготовлены из материала пропускающего свет.
Если лететь на Сириус—3, то солнечные батареи это то, что надо. Глеб занялся разработкой космического полета на Сириус—3. Он решил, что рай надо исследовать при жизни.
   Церковные сферы общества решено было не тревожить, но социальные сферы Большой страны поддержали мысль о полете.
   Астрономы не обещали легкого полета, они только предполагали наличие абсурдной планеты Сириус—3. Если есть звезда Сириус—1, то должна быть и планета Сириус—3. Кому—то светит Сириус—1? Так пусть освещает Сириус—3.
   Траекторию полета можно было спланировать весьма отвлеченно, известен путь до созвездия Сириус, а потом надо облететь созвездие со стороны Сириуса—2, чтобы не потерять ориентир. Есть предположение, что, облетев этот звездный объект, можно будет увидеть Сириус—3 обетованный, или иначе рай земной.
   Для запуска космического корабля с солнечными батареями вместо топлива была создана отдельная космическая площадка. Для взлета с Земли было решено использовать обычное топливо. Первая ступень должна будет после выхода на космическую орбиту покинуть корабль. Дальше корабль будет лететь на солнечных батареях.
   Команду для полета подбирали из числа одержимых подобными идеями и целью нахождения предполагаемого рая Земли. Они же был спонсорами программы.
   Космический корабль, выполненный внутри с комфортом, был готов за короткое время. Питание для членов экипажа использовали космическое, плюс добавили возможность приготовления обычных продуктов раз в неделю из замороженных полуфабрикатов.
   Телеэкран был установлен в комнате отдыха с прикрученными креслами и диванами для создания земной иллюзии существования. В комнате разгрузки можно было крутить и вертеть тренажеры, при этом смотреть на экран с земными новостями.

Я особо не светилась перед экипажем корабля, о моем существовании знали единицы. В качестве главного конструктора люди представляли мужчину—конструктора приятной наружности с внешностью трудно запоминающейся из-за отсутствия особых примет — Глеба.
   Он официально возглавлял поиски земного рая в созвездии Сириус. С ним при необходимости разговаривали члены экипажа. На трудные вопросы ответы они получали с некоторой задержкой, необходимой для общения менеджера и главного конструктора. А может, были иные причины.
   Полет выполнял две задачи: первая — использование при полете солнечных батарей, вторая — поиск неизвестной планеты Сириус—3. Обе задачи весьма проблематичны, по этой причине полет сильно не рекламировали. Для любопытных существовал простой ответ: полет за пределы Солнечной системы.
   В состав экипажа вошли три человека. Женщина по имени Надя. Два мужчины. Инженер—исследователь Борис. И командир корабля Глеб. Экипаж, проверенный на совместимость в реальных условиях. Важно было подобрать людей, которые могут долго находиться в одном помещении и не мешать друг другу.
   Надя отвечала за питание команды, была внештатной медсестрой, выращивала зелень. Командир корабля — виртуоз, он разбирался во всех системах корабля, как говорят с закрытыми глазами.
   Борис отвечал за все виды ремонта. Он мог при необходимости привести в рабочее состояние все приборы на борту корабля. Он был штурманом корабля.
   Запуск корабля прошел нормально. Средства массовой информации молчали, так как все прошло благополучно. Вовремя отошли ступени с топливом. Корабль вышел в открытый космос, радиосигналы стали слабее.
   Пока корабль летел по Солнечной системе, команда постоянно отправляла сообщения на командный пункт. Пройдя Солнечную систему, космический корабль попал в черную дыру, главное было удержаться в русле черной дыры и держать корабль по ее курсу.
   Космический корабль вынырнул в созвездии Сириус. Сириус—2 светила ярко и радостно приветствовала космический корабль с Земли.
Солнечные батареи собирали в себя энергию Сириуса—2, так как они сильно поиздержались в черной дыре.
   Растительность на корабле резко выросла. Экипаж с удовольствием ел свежую зелень. Командир корабля искал Сириус—3. Малая сверхтяжелая звезда была обнаружена через сутки после появления в созвездии Сириус. Корабль облетел малую звезду и к своей неуемной радости обнаружил планету Сириус—3, которая слегка светилась.
   Облака нежно окутывали планету полупрозрачной оболочкой. Притяжение Сириуса—3 было соизмеримо с притяжением на Земле. Корабль радостно взревел моторами. Из него с двух сторон вышли два крыла, и, как обычный самолет, межзвездный корабль приземлился на Сириусе—3.
   Корабль встал на твердом поле. Экипаж с любопытством смотрел в окно. Со всех сторон поле окружали сады с яркой зеленой зеленью. Виднелись легкие тени маленьких людей в светлых туниках. Они слегка парили в воздухе, как эльфы. Но ни один эльф головы не повернул в сторону прилетевшего корабля. Экипаж забеспокоился, но ненадолго. Они решили, что души людей не могут видеть живых людей, что есть некое магнитное поле, окружающее корабль и делающее его невидимым.
   Приборы показывали наличие воздуха и температуру 27 градусов. Можно было выходить без скафандров, но командир предположил, что могут быть в воздухе опасные газы и лучше всем, кто будет выходить, надеть легкие скафандры. Земной ландшафт убаюкивал взгляды. Слышно было пенье птиц, но и они не обращали внимания на людей.
   Глеб понял, почему здесь земной рай — из-за черной дыры, которая связывает Солнечную систему с созвездием Сириус и делает путь наиболее коротким. Внешнее благополучие планеты Сириус—3 вполне пригодно для земного рая.
   Самое интересное, что Глебу не хотелось выходить из космического корабля. Солнечные батареи себя оправдали полностью, они вновь были заряжены. Андрей Георгиевич предложил команде вернуться на Землю.
   Задание они выполнили: рай нашли, солнечные батареи себя оправдали. Команда с командиром согласилась и отбыла к планете Земля. За благое дело их всевышние власти не наказали, и они благополучно вернулись на Землю.
   Щепкин был рад возвращению космического корабля с его вариантом исполнения солнечных батарей. А я, выдумщица этого полета, выздоровела. У меня была странная мысль, что космическая черная дыра имеет отношение к черному шару жизни. Но мою жизнь в руку не возьмешь. Я пришла к выводу, что мои умершие родители находятся на Сириусе—3. А мои чертежи, которые я чертила на кульмане, это мои картины. Кто пишет картины маслом, а я чертила чертежи — грифелем из графита, тогда компьютеров не было...

   Облако цвета мокрого асфальта нежно прислонилось к белому облаку. Сочетание удивительно. Совсем рядом плыли серые облака и задумчиво смотрели на черно—белую пару. Сквозь серые облака местами проявилась голубоватая безоблачность неба, а сквозь черно—белое сплетение облаков неба не было видно.
   Вот так и судьбы переплетаются немилосердно. Длительное время я работала под руководством весьма умного человека, который мог надеть на себя любую маску при общении. Он мог быть обаятельным, если она была сильно нужна в работе. Он мог быть равнодушным, если в его мыслях были иные хлопоты. Он мог быть непробиваемым. Если он хотел уволить человека.
   Дошла до меня черная очередь полного отчуждения. Шеф не дал мне выйти на работу, но с лихвой пользовался моей документацией, которую я скинула ему в компьютер. И это было большой ошибкой. Щепкин не дал мне забрать свои вещи из стола. Я не отдала ключи от комнаты и ушла под его высокомерным взглядом. Я пыталась ему звонить, но без толку.
   И вот когда мне было плохо, родной мне человечек сказала, что мне плохо от того, что обо мне говорят плохо. Я замолчала от неожиданности и грязи, в коей я не могла пошевелиться. Итак, я оказалась  без работы. Без уважения.
   Страшное слово «предательство» с трудом можно заменить слово «лицемерие». Я всегда считала себя белым облаком. Но нет, люди сочли, что я слишком белая и замазали меня дегтем перед родным человечком.
   Вот есть же люди, которые способны уничтожить вас через близких вам людей! При этом эти самые близкие люди по непонятным причинам забывают все хорошее, что вы для них сделали, и помнят только плохое, чем вас очернили!
   От такой вопиющей несправедливости я сильно расстроилась, но ненадолго. Чего горевать? Если люди захотели поверить в плохое, значит, им это выгодно. Когда им будет выгодна другая ситуация, они ее создадут.

   Город сбрасывал с себя старые дома и облицовывал те, что еще могли радовать глаз горожан. Старые пятиэтажные дома зияли пустыми окнами и исчезали с лица земли один за другим. Солнце включило обогревательную систему и плодотворно топило снега в своих лучах.
   Весна гуляла по обновленным кварталам и задерживалась на возвышенных местах. Дети бегали по сырым детским площадкам, боясь скатываться с горок в свежие лужи. В лесу дороги превратились в снежно—водяное месиво. Там, где не было асфальта, свежая грязь манила в свои топи, которые обходили с достоинством бродячие собаки.
   Еще неделя — и, сырость тающего снега исчезнет на год. А пока снега вбирали в себя солнечную энергию и исчезали от избытка чувств.
   Внезапно Щепкин остановил медленную карусель экрана. Его привлекло женское лицо. Да это Катерина! За окном шел снег, а Катерина шла по мраморным плитам фойе гостиницы в босоножках. Все люди были одеты с ног до головы и медленно раздевались. А она шла в ярких плетеных босоножках, и ее ноги светились в чулках у всех на виду.
   Щепкин заметил ее. Он не мог ее не заметить, хоть и был признанным любимцем женщин. Но она женщин вокруг себя не видела! Это они ее видели! Они видели ее превращение из серого существа в хилое подобие страуса. Будущего у них быть не могло, но любовь вполне могла получиться.
   Зачем ей он был нужен?!
   Снег за окном осыпал ели, а женщины меня осыпали насмешками. Они язвили. Они намекали. Они издевались надо мной. А я была вновь влюблена в страуса Щепкина. А он? Мне иногда казалось, что он путал меня с другими женщинами и страшно удивлялся, когда перед ним появлялась именно я — Катерина. Он пятился назад. А может, Щепкин был рак, а не страус?
   А мне хоть бы что!
   Я покупала сапоги на высоком каблуке, чтобы нравиться ему на улице. Я приобретала новые пальто, чтобы появляться перед ним неожиданно. Я постоянно укладывала волосы, и они излучали сияние. Я меняла платья, но не могла сменить или изменить свою жизнь, которая давно размеренно шла рядом с другим человеком, скорпионом по гороскопу и по своей сущности. Страус и скорпион были немного похожи прическами и цветом глаз.

   Щепкин смотрел на Катерину с одной мыслью: чтобы она заговорила первой, он стеснялся сам себя. Он боялся неадекватной женской реакции, боялся быть назойливым. Он думал, что есть люди, получающие любовь любым способом, а ему нужна была именно эта женщина, меняющая ежедневно внешний облик и одежду. Он был страус по своей сути, ей оставалось оседлать его, поскольку она его тяжесть вряд ли бы выдержала.

   Любовь между нами вновь вспыхнула под Новый год после застольного мероприятия. Боже, сколько людей родилось по этой причине! А мы обошлись без детей, но большими проявлениями чувств. Чувства легко появляются после игристых напитков, да и все люди перед Новым годом необыкновенно красивые, и чувства у них приподнятые. И всеобщее ликование добавляет свою каплю чувственности.
   Я в Щепкина вновь влюбилась, когда за окнами шел снег. Щепкин был до безумия красивый. Мы поднимались с ним по мраморной лестнице. Его черные брюки из дорогого материала мелькали передо мной, и я не отставала от его длинных ног. Он был самый настоящий страус! Его огромные черные глаза казались бездонными. Я в них тонула от внутреннего напряжения чувств. Любого его взгляда в мою сторону было достаточно для того, чтобы я его безумно любила в ближайшую неделю, но мысленно.
   Так, наверное, любят кумиров из среды певцов и артистов. Но он был реальностью! Я его видела и ощущала его флюиды каждой клеточкой своего организма. Мне очень хотелось нацепить на себя нечто блестящее, например, новые часы надеть на руку поверх черного свитера. Или я надевала красивые босоножки на длинном и тонком каблуке!
   Солнце. Сегодня в его лучах я оттаивала от зимних холодов. В голове промелькнул эпизод последней любви. И я подумала, что прощальный аккорд Андрей Щепкин сыграл правильно. Теперь он сидит дома и на работу не выходит. А все почему? Да потому, что у него солнце появляется дома после обеда, окна у него выходят на южную сторону. Пусть лежит под домашним деревом неизвестной породы, а я буду работать, правда, после того, как мозги от любви освобожу.
   Мозги нужны в работе, так вот эти любовные переживания надо уметь сбрасывать, чтобы они не мешали работе. Переживания сбрасывают следующими способами: сигаретами, вином, пивом, едой, таблетками, прогулками.
   Я сбрасывала переживания умозаключениями на бумаге, важно, чтобы их никто из знакомых не видел, а весь мир их вполне мог бы читать. Я весь мир любила платонически и никого не любила физически. Вот в чем великая разница между всем человечеством и моим единственным мужчиной, но его пока у меня нет.
   Да и я из-за него не тем делом занята, а ведь уже пора, пора работать. Я опустила экран с текстом и приступила к выполнению служебных обязанностей.
   И вдруг до меня дошло, что Андрей Георгиевич Щепкин сидит на работе у компьютера и читает мои произведения во Всемирной паутине.
   Я допустила одну оплошность: сменив имя, оставила картинку, которую он закачал из недр паутины. Он нашел мою прозу, он просто не мог понять все мои выдумки, он все написанное принимал на свой счет. А это неправильно, он ведь не сберкасса, чтобы счет открывать. Вот она где зарыта, собака непонимания!

   Лучи солнца пронзили серебристую занавеску и вошли в душу мою, в мое настроение, и мне жить захотелось, а из глаз засветились собственные лучи. Захотелось выйти из полутьмы невезения. Такая вселенская грусть иногда посещала мою светлую от волос голову, словно все прошло с зимой холодной.
   Это осень проходит, а зима заканчивается поражением человеческой жизни. Все зависит от того, как на жизнь посмотреть. Но лучше смотреть на жизнь с лучами солнца, ее надо пронзить светом и осветить, дабы забыть о морозных неприятностях. Первый раз, что ли, осталась я одна? Нет, конечно.
   Я еще раз посмотрела на солнце за занавеской, услышала шум приборов и вентиляторов. Голос Щепкина разговаривал с сотрудницей Надей. А мне что до этого? Да ничего.
   Меня всегда интересовала жизнь на Земле, но безопасная для женщины. Ой—ой—ой, как трудно быть женщиной! Сказать по секрету, где хорошо? Мужчины обидятся. Хорошо после развода, как после грозы, но остается чувство потаенной обиды. И это не панацея. Вот и оставалось я жить одинокой принцессой.
   В хорошую погоду я выходила гулять в обед в ближний лесопарк, по которому дорожные службы проложили дорожку из белых камешков. Летом от белых камешков обувь становилась белой, осенью грязь и листва уравнивали камни до одной высоты, чему способствовали проезжающие с бревнами машины. В лесу постоянно на одном месте жгли лишнее ветки и распиленные бревна. Зачем? Возможно, что они золу производили для таблеток. Совсем рядом находилось производство по изготовлению лекарства.
   Подберезовики после дождя с удовольствием росли рядом с пешеходной дорожкой. Они не любили расти зря, им очень хотелось почувствовать тепло человеческих рук. Я видела грибы под любым листиком, за любой корягой. Я не могла пропустить милую шапочку гриба, особенно маленького. Один гриб подарил мне пилочку для ногтей. «Интересно, как женщина в лесу могла ее уронить»? — мелькнула мысль в моей умной головке.
   Среди деревьев мелькнул мужской силуэт в светлой одежде. Он явно искал грибы в десяти метрах от дороги. Я слегка поежилась, и превратилась в ежика с колючками. Шла я одна по дорожке лесной и не думала, что в лесу еще есть люди. Я резко свернула в сторону от тропинки к кусту, обсыпанному малиной, и с удовольствием поела спелые ягоды.
   Но вдруг я почувствовала взгляд, поэтому невольно приподнялась и увидела у куста с малиной, расположенного в трех метрах от меня, мужчину на корточках, который ел малину, а на меня поглядывал с усмешкой. Я наклонилась к самой нижней ягоде, а рядом с ягодой лежал складной нож. Мне захотелось крикнуть:
   — Мужчины, кто нож потерял?
   Вместо этого я ногой толкнула нож в кусты, медленно встала, незаметно оглянулась и пошла к автомобильной трассе. Сзади послышался щелчок, скрип. Я остановилась от страха, потом сообразила, что это старые деревья скрипят от взаимного соприкосновения. Навстречу мне по дорожке шла женщина с платком на голове и с корзинкой в руке:
   — Девушка, не подскажешь, как выбраться из леса?
   — Вы не на ту дорожку вышли, надо вернуться до развилки и повернуть на другую дорогу. Лесной перекресток путает дороги.
   — Вот спасибо! Я чувствую, что машины уже рядом, а выйти из леса не могу.
   Я всей душой готова была пойти рядом с женщиной, и пошла рядом с ней. Женщина заметила:
   — Что такая грустная?
   — В подберезовике нашла пилку для ногтей, — ответила я.
   — Бабы уронили, у них ножей нет, так пилкой смотрят, червивые грибы или нет. Так все просто.
   — С грибами все просто, у меня вот приятельница Надя с отпуска не вернулась, она в лесу все дороги знает, я всегда с ней ходила и ни о чем не думала. Я думаю это ее пилка.
   — Что с ней произошло? — спросила женщина.
   — Не знаю. Я тоже отдыхала на юге, где и сейчас находится Надя, но я уехала на неделю раньше. Мы отдыхали там, где раньше рос бамбук. Бамбуковая роща, а рядом море. Теперь в городе все стало красивее, и вместо бамбука растут пальмы и кипарисы. Ой, а я вас не задерживаю, мы уже дошли до дороги?
   — Может, ваша приятельница еще вернется?
   — Сомневаюсь, на работу она не вышла. Когда она приехала к морю, то очень захотела вернуться домой. Она мне это сама говорила. Женщина она худенькая, шустрая.
   — Что с ней могло произойти?
   — Если скажу, не поверите. Вы не спешите?
   — Я могу вас выслушать, — сказала женщина.
   — Когда я приехала в бамбуковый город, на вершинах гор еще лежал снег, а море было холодное. Надя приехала через неделю, и море уже стало теплее. В горах много горнолыжных трасс. Море постоянно штормило. В городе проходил фестиваль, из-за которого неделю разгоняли облака. Солнце светило на лыжные трассы и нагревало снег. Нет, я не скажу вам свое предположение по поводу отсутствия Нади.
   — Ой, нет! — воскликнула женщина и быстро пошла к автобусной остановке.
   Я посмотрела женщине вслед и тут же услышала за спиной мужские голоса. Страх пробежал по моей спине, и я пошла к стоянке машин. Из леса вышли двое мужчин в светлых брюках и светлых рубашках. Мужчины, переговариваясь, подошли к своим машинам на стоянке.
   Мне стало стыдно, я повернула назад, чтобы найти нож в малине и отдать им, но меня отвлекли другие события. Обед заканчивался.
   Когда Надя вернулась из отпуска на свое место, то на столе увидела свою пилку для ногтей, которую она потеряла в грибочке. А нашла ее я во время прогулки в обед, в ближнем лесу. Как-то так. Фирма стояла на краю леса.
 
   Самое предсказуемое будущее, — это не непредсказуемое будущее, а почти существующее, но неосуществленное в настоящее время по причине несовершенства системы существования. Такой каламбур хорошо известен. Мне крупно повезло после очередного своего увольнения. Я попала на кафедру, при которой была научно—исследовательская часть, лаборатория, в которую был нужен конструктор моего уровня.
   Не всегда мужчины ведут себя раскованно, в учебном институте все сотрудники были таинственными и воспитанными. Выгоду я извлекала из любых хороших отношений. Например, на кафедре открывалась новая тема, первым пунктом идет анализ существующих конструкций. А где найти эти конструкции?
   Существовали книги, учебники, а авторы этих учебников ходили рядом по кафедре. Можно было еще поехать в патентную библиотеку на набережную, и я ездила в нее не один раз, там действительно могла найти аналоги конструкции, которую еще предстояло мне разработать.
   Несколько этажей с папками чертежей со всех стран мира. Несколько поездок в библиотеку по разным темам не прошли для меня даром, были найдены и аналоги, и патенты на изобретения, да и я сама имею патент на изобретение в соавторстве с членами кафедры. Но без мужчин—преподавателей все это было бы не возможно.
   Одни на добровольных началах вводили меня в курс новых наук, другие в область микросхем, третьи занимались со мной герметизацией корпусов, четвертые вкладывали мысли в вакуумные установки, с пятыми я разрабатывала координатные устройства перемещения, с шестыми работала над измерительными приборами, с седьмым студентом вела его дипломную работу.
   Жизнь в плане умственной нагрузки была очень насыщенной, и еще десять лет я была на предзащите всех дипломных проектов кафедры, т.е. знала все или очень многое, что в этой области науки вообще разрабатывалось и конструировалось в городе. Вот такая была моя жизнь.
Как-то я сидела на предзащите дипломного проекта в составе жюри, мне позвонили. Оказалось, что мою квартиру затопили по всем стенам. Этажом выше уснул военный, приехавший из действующей армии, он выпил лишку. Это он открыл воду в ванной и уснул. Вода на двадцать сантиметров покрыла всю его квартиру, потом вода по стенкам стала опускаться вниз по этажам.
   Стиральные порошки растворились в воде, и пенная вода стекала по всем стенам квартиры. Дома у меня никого не было, все работали и учились. Когда я пришла домой, то увидела водопады из люстр, струи воды по переключателям. Удивительно, что вся проводка была в воде, но все обошлось. Нашлись люди, которые позвали кого надо, и те вскрыли дверь в квартире наверху. Они увидели спящего военного, и занялись нужным делом, то есть сами стали собирать воду с пола.
Работая на кафедре, мне приходилось ездить в местные командировки на заводы. Иногда я работала сразу в двух местах: на кафедре и на заводе.
   Я пришла на большой завод. Позвонила с проходной по местному телефону, услышала красивый мужской голос, потом знакомый женский голос, меня узнали по словарям — переводчикам. Я с ними уже работала, посещая завод в местную командировку.
   Осталось оформить документы. В тот же день я вышла еще на одно место работы. Начальником отдела был необыкновенно красивый и умный мужчина, работать с ним было хорошо, но его быстро повысили и дали целый завод в подчинение, но в области.
   Попала я в женский коллектив. Комната вся в цветах, картинах и кульманах. Пять женщин. Работа более чем интересная и достаточно сложная. Женщины—конструкторы — это особый клан, они работают с мужчинами.
   Зубы у всех женщин белые и ровные, фигуры стройные, характеры — мужские. Но пять женщин в одной узкой и длинной комнате — это очень серьезно. Через четыре месяца я пересела от них в холодный зал без цветов и людей, здесь раньше было много конструкторов, но из-за холода в помещении и холода в экономике страны конструкторы исчезли, как мамонты, или разбрелись по работающим еще организациям. Все окна по периметру пропускали холодный воздух, в обед я все щели законопатила скрученными газетами. Стало теплее.
   Окна КБ выходили на север, солнце сюда не заглядывало, малахитовая ель перед глазами за окном — это мое единственное развлечение. Через пару месяцев в этом помещении появились конструкторы—мужчины, пришли сразу четыре человека, но сели от меня в отдалении на более теплом пяточке.
   Жизнь забурлила и бурлила года два, потом опять все стали уходить по другим фирмам. Все зависит от условий труда и зарплаты. Эта фирма настолько большая, что неповоротливость ее в новой экономике сказочно на людях не сказывалась.
   Станочный парк отменный, а все остальное в плане оргтехники не сразу появилось. Климат, - 14 градусов тепла на рабочем месте, отрицательно сказался на здоровье, одним словом, в больницу меня увезли прямо с работы, после больницы меня уже ждали на другой фирме.

   Кто как, а я в подростковом возрасте перечитала большое количество приключенческой литературы с легким налетом человеческих симпатий. Почему—то именно нетронутая любовь оставляла в моей душе следы призрачных чувств.
   По жизни мне на роду было написано заниматься спортом либо зарядкой, поэтому я была вынуждена ходить либо в спортивную секцию, либо в тренажерный зал, или в бассейн. Еще у меня был постоянный интерес к приключениям с детективными элементами, но без убийств, чтобы все было красиво и настроение не портило.
   Сама я — обычная женщина со своей специальностью, хотя кому моя специальность интересна, пока по ней не пройдет вихрь приключений?!
   Итак, либо не так, а пошла я очередной раз в спортивный клуб, расположенный на берегу крошечного пруда. Пруд напоминал огромную воронку с водой, по краям которой росла осока. Вдали виднелись новые невысокие здания.
   Периодически я слышала, как изнемогали железнодорожные рельсы от многотонных составов. А так здесь царила тишина. В соседнем лесу птицы пели и комары кусались. А я ходила в спортивный клуб.
 Мне в отпуск предложили поехать в санаторий, принадлежащий заводу, где я в это время работала. Санаторный городок состоял из двухэтажных домиков застройки шестидесятых домов. Лечебный корпус встретил меня просторным холлом и велюровыми темными креслами. Медицинский администратор проверила санаторную карту и дала номер в лучшем корпусе. Большая комната меня вполне устраивала. Я приехали на 24 дня отдыхать и лечиться, мне надо было разогнать острые боли в спине, наследие конструкторской работы.
   Ноябрь в первых числах месяца снегом не баловал. Трава зеленела. Часть листьев еще висела на деревьях. Лечение выбрали минимальное, основное развлечение — бассейн через дорогу от корпуса обитания. День в санатории заполнен с утра до вечера, самое основное занятие — это постоянно одеваться и раздеваться, сапоги снимать и надевать.
   Завтрак — оделась и пошла в столовую. Еды много. Потом надо одеться и идти в лечебный корпус, там пару раз раздеться до последней или предпоследней степени. Потом бежать в свой корпус, взять все для бассейна и опять раздеваться и одеваться. Из бассейна отнести в свою комнату вещи, повесить сушить полотенца и купальники, переодеться — и пора на обед.
   Перед обедом минут двадцать все прохаживались перед столовой. Собаки и коты занимали места у лестницы в столовую. Обед — замечательная еда, много и сытно, но все съесть — трудно. Фрукты часто берут в руки и  выходят на свободу. В это время я брала пустые пластмассовые бутылки, наполняла их водой и поливала в огромном холле столовой цветы. Зимний сад требовал ухода, но, видимо, штатной единицы для этого не было.
   И затем личное время: спи, отдыхай. Чаще в это время я занималась стихами, работала над ними. Стихи – мое постоянное хобби. После тихого часа постепенно люди приходили в холл столовой, именно там стояли два теннисных стола, огромные шахматы и шашки. Меня притягивал теннис. Скучно не было. Вечерами можно было в красивом холле смотреть телевизор, или кино в клубе, или приезжих артистов рассматривать из прохладного зала.
   Однажды я упала на спрятанный под снежок лед. Я не просто упала, я засмотрелась на Щепкина, который приехал меня навестить. Вот человек, то увольняет, то опять просит вернуться к нему на работу.
Правую руку мою пронзила страшная боль в месте сгиба кисти и руки, там тьма мелких жилок, и связок, и косточек. К врачу я пошла не сразу, не верилось, что боль такая сильная после падения.
   Руку разминала с мазями, а потом пришла к врачу дежурному, мне наложили шину и сказали, что завтра на скорой помощи увезут в город делать снимок. Где это видано, что я поеду делать снимок? Нет, конечно, через день я сама сняла шину, размяла руку и стала играть в теннис. Партнеры — сильные. Рука заболела так, что пришлось бросить эту милую игру, которая украшалась партнерами. Я пошла в бассейн. Здесь резвились общие знакомые.
   Плавать с забинтованной рукой очень больно, но выйти из бассейна, поднимаясь по лестнице и держась за поручни, просто нереально. Но я вышла из такой ситуации. Руку вечерами и в свободное время мяла и разминала с мазями для спины вопреки всем канонам гипса, потом заматывала бинтами. Рука болела достаточно долго, но на работу после санатория я вышла.
   Повреждена была правая рука, и чертить на кульмане надо правой рукой, а линии требовали яркие и четкие, а чертежи шкафов — большие. Больно, но руку забинтовывала и чертила. Я работала инженером-конструктором на фирме.
Наступило джинсовое лето. День осветился солнечной прохладой. Нормальное лето. Ничего необычного и интересного. Я с модельной стрижкой чувствовала себя уверенной, и жизнь стала спокойней.
   Я вышла из отрицательного состояния. Сейчас я была близка к полнейшему безразличию к происходящим вокруг меня событиям. Реальность, а если в ней сейчас странная полоса, то естественно, хочется уйти в зеркало искаженной действительности. Свое отражение в зеркале меня почти устраивает. Меня не устраивало отсутствие высоких материй без новых технологий. Нужно маленькое чудо.
   Пусть квартира сама придет в божеский вид, а то пыль мешает приятному состоянию.
Но зеркало тут не поможет и надо действовать ручками или нанимать постороннего человека для домашнего труда. Проще. Погодите. Надо стереть зеленую пыль цветущих деревьев со всех поверхностей зеркала искаженной действительности...

   Щепкин родился в центре столице. Его отец работал в издательстве газеты шофером и столяром. Мальчик был не бедным, не богатым. Мама, папа, брат, сестра дали ему полноценное детство. Жили они на первом этаже многоэтажного дома, куда редко заглядывало солнце. Зимой сугробы подступали к окнам, украшенным морозными узорами. Жаловаться ему было не на что.
   Он рос худощавым, симпатичным пареньком, поэтому он пошел не в хоккей, где лица закрыты масками, а на бальные танцы. На танцах Щепкин познакомился с тоненькой девочкой маленького роста. Они хорошо смотрелись на сцене, но в жизни она смотрелась хуже. Он высокий. Она очень маленькая без каблуков. Жизнь и танцы — две большие разницы.
   Маленьким девушкам чаще, чем большим, нужна помощь мужчин. Например, чтобы шторы повесить, или принести продукты, или сдвинуть мебель с места. Танцевали они, танцевали и поженились. Через некоторое время его родители умерли. Им досталась одна комната на троих.
   Братья и сестра вели себя хорошо при живых родителях, а после их смерти квартира стала коммунальной. Щепкин не выдержал семейного разлада первым. Обладая хорошей памятью и способностями, он окончил технический институт и поехал работать в новый район столицы за квартиру. День его был занят дорогой, работой, а дома он был только вечером и ночью.
   Его миниатюрная жена сама разбиралась с его братом и сестрой, встречаясь с ними на общей кухне. Щепкин в электричке читал книги, учил стихи или английский язык. Его лицо носило интеллектуальный отпечаток прочитанной им литературы. Удивительно, но с годами он становился красивее, утонченней и, конечно, умнее.
   Стройность, но не худощавость притягивали женские взгляды. Он не пил, не курил, говорил красиво. Общение с ним для любой женщины было радостью. Тонкие черты лица, огромные глаза, легкий полет волос — волшебный мужчина.
   Первой на новой работе в него влюбилась яркая блондинка с ровно подстриженными волосами. У нее была дочка и больной муж. Это была худощавая женщина, чуть ниже Щепкина ростом. Работали они в соседних лабораториях и их встречи имели чисто рабочий характер.
   Но постепенно женщины стали поговаривать, что они встречаются и вне работы. Между ними веяло близостью. Поэтому для всех женщин отдела Щепкин перестал существовать. Если у мужчины есть жена и любовница то, что с него еще можно взять?
   Щепкин любил и ценил свою семью. Он свято отдавал жене заработную плату ведущего инженера, он ради семьи практически не был дома. Ну и что, что он встречался с еще одной женщиной? Он дома не мешал никому в это время. Итак, он уже мог изменять, превознося измену в ранг своего достоинства, или жертвы для своей семьи, чтобы не стеснять их своим присутствием. Так прошло пару лет.
   Я пришла на работу в лабораторию, где работал Щепкин, когда он еще не был начальником КБ, а был ведущим конструктором. Что тут говорить? На самом деле я его не сразу и заметила. Женщина всегда замечает того, кто занимает высшую ступеньку в коллективе. Правильно, я заметила начальника лаборатории — шефа. С ним очень легко было общаться по работе.
   Шеф был чуть выше ее, чуть полнее, смешливее и при этом весьма умным человеком в своей области. У него существовало правило: до трех часов дня никаких личных разговоров и переговоров. В три часа разрешался чай и анекдоты, и опять работа. Очень комфортная для работы обстановка.
   Для поощрения сотрудников существовала доска почета. Лицо мое стало на ней постоянно появляться. И все было хорошо до поры до времени, пока я не увлеклась Глебом в день всех влюбленных. И он исчез. Снег. Холод. Темно. А его нет нигде. Дома нет. На работе нет. Тишина.

   Летающие блестящие снежинки — бальзам на душу и настроение. По краю асфальта под легким снегопадом я могла идти и идти без всякой конкуренции: люди предпочитали ехать в машинах и в автобусах.
   Пусть едут. А я проходила по краю снегопада — пока я шла, аура очищалась, я возрождалась, набиралась астральных сил без всякого человеческого обмена энергиями. Сейчас модно искать крайнего в изъятии внутренней энергии, так вот, я энергию брала из космоса летающих снежинок.
   А вчера я встретила долгий и продолжительный взгляд любимых глаз Глеба. Дал ли этот взгляд дополнительную энергию? Неизвестно, но нечто человеческое — дал, остатки любви или начало новых отношений между нами. Кто бы знал, как я не хотела его любви в свое время, но потом привыкла, и он оказался снежным бальзамом моей души.
   Часть дороги весьма пустынна, хотя шоссе от моей дороги недалеко находилось. Однако в одном месте своего снежного пути мне всегда было жутко: из-за этой внутренней жути мне иногда идти не хотелось по этому пути. У дороги находился выход теплоцентрали, точнее, выход колодца больших размеров, прикрытого решеткой. Сквозь решетку дул теплый воздух, поэтому на решетке часто лежал человек в драповом пальто. Остановка автобуса от его лежанки находилось метрах в двадцати, но этот человек всегда внушал мне ужас.
   В душе леденело, когда я по кромке дороги обходила лежбище этого человека. Недалеко от этого страшного места стояла фирма, ухоженная, украшенная, но до нее еще надо было дойти...
   Струйка крови ярко выделялась на белом фоне выпавшего снега. Я  готова была пробежать бегом мимо страшного колодца, но краем глаза я увидела, что на решетке сидит не конь в драповом пальто. На решетке сидел Фома, рабочий с моей фирмы! Это был он! Я  остановилась как вкопанная, с ужасом взирая на кровь Фомы.
   — Катерина, остановись, я ранен! — сказал Фома, держа руками ногу ниже колена.
   — Фома, какими судьбами ты здесь, да еще весь в крови? Скорую помощь или такси вызвать? — спросила я, не зная, что делать в такой ситуации. — Кто тебя ранил?
   — Не поверишь, но я увидел тебя из автобуса одну среди снега, выскочил на остановке, решил подождать, сел на решетку, и в ногу мне вонзился острый предмет. Я вытащил из ноги металлическую шпильку, заточенную с двух сторон, одной стороной она была вставлена в этот колодец, а другой торчала, но сквозь снег я ее не заметил и напоролся.
   Фома показал Катерине острую шпильку в крови. По телу моему прошла дрожь. Совсем недавно я встречала такие острые черные шурупы, и эта шпилька была того же качества: острая и жесткая. Буквально два дня назад она, не думая о помощи, сама вбивала такой шуруп молотком в стену.
   Я била по шурупу с размахом, со всей силы, с ожесточением. Шурупы требовали вкручивания, но на это сил у меня не хватало. Шуруп вылетел из уголка с закрепленными на них лесками для сушки белья. Вылетел примитивный, жирный и мягкий шуруп, а вбила я вот такой острый, черный...
   Почему я испытывала ужас, но не испытывала жалости к мужчине? Мне не было его жалко, вероятно, потому, что еще живо его пренебрежительное отношение к ней. Остаточная деформация его унижений.
   Я пошла на свое рабочее место на заводе. Кто любит запахи парфюмерии, а я любила запахи механического цеха, запах станков, масла и стружки. Любила тихий гул работающих станков, любила рабочих за станками и технологов, их опекающих. Любила чертежи. Я шла мимо цехов, смотрела на станки, дышала заводскими запахами и насыщалась астральной энергией производства. Здесь производили новейшую технику. В эпицентре производства отличная аура.
   Мое рабочее место находилось дальше механического цеха, она поднималась на второй этаж, проходила длинный переход, соединяющий два здания, и оказывалась в здании, выполненном из листов неизвестно чего, но всегда холодном.
   Окна по периметру излучали холодный воздух из всех щелей. Здесь и сидели технологи и конструкторы, они — морозоустойчивые. Я не вынесла холода и в обед стала скатывать газеты в плоские трубки и втыкать их во все явные щели. Потеплело.
   Моей любимой прической стал парик, я его держала в тумбочке стола. Я приходила на работу, снимала шапку, надевала парик и работала. На работу лучше всего было приходить в пальто, в нем можно работать и даже чертить. Зато было всегда приятно от собственных ошибок или проблем на производстве. Можно было снять с себя пальто, надеть халат и идти в цех по вызову технолога. Во всех цехах значительно теплее, потому что установки и станки хорошо работают при определенной температуре.
   Шла я в белом халате по переходу, а навстречу мне шел Фома, прихрамывая. Он посмотрел на меня и прошел мимо. Он вновь работает на основном производстве, и у него свои задачи. В данный момент мы по работе не пересеклись. Я шла по вызову технолога механического цеха.
   На фрезерном станке последнего поколения обрабатывали корпус для сложного изделия, который мне был необходим в работе. Он был такой сложный и прихотливый, что фрезеровщик от гордости из себя выходил, так он был доволен поставленными допусками на чертеже. Чем меньше допуск, тем дороже изделие, что фрезеровщику выгодно.
   Фрезеровщик — элита в области оплаты, поэтому он получит в два-три раза больше меня. Но мне не обидно, мой отец был рабочим и получал всегда по верхней планке. А я конструктор, у меня оклад. Фрезеровщик мне улыбнулся, в душе он был доволен изделием и своей работой. Как он любил свой станок! Не пересказать.
   Я подозвала к себе технолога, и мы пошли на второй этаж разбираться с чертежами. Здесь стояла пара деревянных кульманов, на которых делали чертежи для доработок изделий. Технологи всегда держали себя важно и с большим достоинством, а я ничего, я с ними соглашалась с небольшими уступками в допусках, размерах или материалах изделий.
   Вскоре я спустилась с пристройки второго этажа, меня перехватил другой технолог и с великой гордостью показал новый гигантский станок, познакомил с его особенностями, чтобы я в чертежах их учитывала, чтобы станок не простаивал.

   Охрана в то время была в цене. В древнем городе, расположенном совсем недалеко, и то охрану уважали. Сейчас устали пользоваться охранной сигнализаций, охраной. А маленькие безобразники подрастают. Вчера они пришли из поселка, сорвали плоды с деревьев, искупались, где захотели, подожгли древний автомобиль. А охрана? Охрана смотрит телевизор на посту. Охранную сигнализацию совсем не используют в горной местности. В результате у домиков сломаны двери, и никуда информация об этом не поступала.
   Так и космический корабль привезли на старт и оставили до утра без присмотра. Любой маленький шалун мог сделать очень большую шалость. Мальчишки могут проникнуть во все щели Сети и во все дыры в заборах. Мальчишки — маленькая, но страшная сила, которая летом на каникулах от безделья все может выдумать, они дома могут подслушать старших и отомстить за что угодно в самой невероятной форме. Даже повлиять на запуск корабля с космодрома.
   «Нужно проверить с хвоста событий, — подумала я. — Надо посмотреть ситуацию на космодроме, расположенном в степи. Насколько мне известно, космодром находится не в заповеднике, до него многие знают дорогу, попасть в город можно на автобусе из технически умных городов, например, из одного города можно попасть в другой город на автобусе, а там до ракет рукой подать».
К ракетам и сигнализации я имею косвенное отношение.
   На столе я заметила знакомые детали, посмотрела, как их изготовили, и медленно ушла на свое место, за свой деревянный кульман. Только я села, взяла карандаш, как подошел разработчик. С ним я просмотрела еще раз устройство прибора и соответствие ему корпуса, который уже обрабатывался на фрезерном станке.
   Разработчик — красивый и умный мужчина, с любой точки зрения разработчики — просто умнейшие из умнейших людей. Я в них влюблялась с первой их умной фразы, с первого блеска глаз.
  Я любила с ними говорить о работе, и в очередной паре конструктор – разработчик рождался очередной новый прибор. Ко мне подошел Щепкин и недовольно глянул на разработчика, но руку ему пожал. Разработчик ушел. Щепкин добавил пару фраз в технические требования чертежа, сказал, что зайдет за мной в конце рабочего дня, и ушел.
   Спокойно чертить мне не дали, подошел умный заместитель главного технолога. У него появился заказ на уникальное изделие, они начали на кульмане прорисовывать габариты изделия и говорить о том, как его можно обработать и вообще сделать. Тут же подошла женщина из ОНС и сообщила об изменениях в стандартах и гостах. Святое дело, изменения надо вносить в чертежи.
   Все же наступает момент, когда я вновь чертила на кульмане очередной чертеж. Час черчу. Два черчу. Затачиваю карандаш, провожу тонкие и толстые линии. Циркуль делает в дереве дырочки. Все нормально. За окном темно, рабочий день подошел к концу. Щепкин вышел мне навстречу, но мы поехали каждый к себе. Я вышла на своей остановке автобуса, посмотрела на плакат в книжном киоске и прошла мимо. Поворот, дорога, магазин, дом.
   Звонок. Голос Щепкина:
   — Катерина, я иду к тебе...
   — Нет.
   Я бросила трубку — и правильно, не хочу я его прихода, нет. Сама, лучше все сама, хотя надоело мне быть мужчиной в доме. Я вспомнила, как много мужчин на основном производстве и как мало их в моей домашней жизни, просто ноль, обычный ноль.
   Иногда я думала о том, что зря влезла в эту мужскую профессию, но сдаваться я не собиралась. Я решила пройти путь обаятельной и привлекательной женщины на производстве, что не хуже общения с королями и шахами. Рабочие будни к любви мало располагали, но еще существовала коварная пятница, в этот день возможны всплески чудес.
   Щепкин явился ко мне в пятницу вечером. Пышный букет подсказывал о его серьезных намерениях. Мы смотрели друг на друга и не пылали любовью, что мы, друг друга не видели? И тут из—под него вывернулся коврик. Как это произошло, непонятно, но он грохнулся на пол. Пес держал конец коврика в зубах и сверкал глазами:
   «Кто пришел к моей хозяйке?!» — спрашивал его свирепый взгляд.
   Я запрещала собаке лаять на гостей, но терпеть в доме мужчину собака не смогла. Букет при падении рассыпался. Щепкин лежал в цветах. Пес выпустил конец коврика и важно ушел из прихожей в комнату. Щепкин проводил пса злым взглядом, встал, нагнулся, собрал цветы. Его взгляд любви не выражал.
Мы ходили по квартире втроем. Пес урчал на мужчину, и он не выдержал: собрался и ушел до весны. Весной высыпали зеленые листочки на деревьях, и Щепкин опять засверкал глазами в сторону меня. Но засверкал не он один — засверкало озеро, к которому вся компания пришла делать шашлыки в устройствах для шашлыка с собственными дровами из магазина.
   Шашлык! Звучит хорошо, а весной еще и обладает тревожными чувствами пробуждения. Вот и Щепкин пробудился. А соль — была. Щепкин и я смотрели вдаль на зеркальную поверхность озера и не думали в нее окунуться. Рано купаться. На полиэтиленовой скатерти появились дары магазина, на тарелках появился шашлык.
   Вино лилось из бумажных пакетов. Вытрясалась водка из бутылок. Хорошо! Правда, я ради дезинфекции выпила пару глотков вина, то же сделал и Щепкин. Мы сидели трезвые и насыщались мясом.
   О! Мясо! Мясо и вино пошло гулять по жилам, а мы пошли по краю озера в обратную сторону. Мы немного заблудились и шли долго, очень долго. Мы прошли поляну с ландышами. Ба! Они прекрасны — ландыши, конечно. Белые цветы.
   Пройти по краю поляны с ландышами! Здорово.