Часть 3, глава 10

               
                В себя влюблённая пантера,
                И ты – не боле, чем химера.
                Взгляд богини, повадки зверя...
                ...Что тут находка, а что – потеря?


Очередной Мир – после мёрзлой Гидры - ослепил и обжёг Дина. Он ничего не слышал о нём прежде.
 
Он увидел перед собой выжженную, охристую равнину с редкими бочажками, окаймлёнными «оградкой» из пёстрых камней и с удивительно чистой, сверкающей водой – видимо, рукотворными. Бочажки окружали кочки свежей, зелёной травы и по два-три деревца с плоскими, тарелкообразными кронами. Такие же в точности деревца уходили там и сям вдаль, к горизонту, теряясь в дымке, - возможно, что и там под ними находились нежно-голубые лужицы воды, отражающие безоблачное небо. Земля под его ногами была твёрдая, спёкшаяся до состояния камня, горячая. На ней не оставалось следов. Иногда с тяжёлым гудом проносились большие зелёные жуки с замысловатыми рогами и фосфорическим брюшком.

Дин усмехнулся: сначала он чуть не закоченел в предыдущем Мире, слава Богам Иномирья и Левик, что удалось проскочить по нему без задержки, хотя сил он отнял немало; а теперь вполне можно поджариться. Оставалось непонятным, как тут могут существовать эта вода, эта трава и эти деревья. Впрочем, это не более невероятно, чем цветущие деревья на снегу. В Мирах возможно всякое.

Рядом с одним из миниатюрных озерков возвышался странный тотем: женщина-изваяние из того же пёстрого камня жёлто-буроватого и красноватого оттенков, что и «оградка» - словно изваяние было покрыто пятнистой тигриной шкурой, и в головном уборе, напоминающем встопорщившийся терновый венец. В правой руке изваянная держала объёмный жезл, врастающий в землю.

Когда Дин подошёл ближе, он обнаружил, что камень, вдобавок, ещё и испещрён тончайшей резьбой. От статуи исходила мощная энергетическая волна, она омыла Дина, и его усталость начала медленно отступать. Забавно, однако, какие оригинальные формы принимают в Мирах накопители, их талисманы и обереги, хранящие Силу. Что ж, пока никто не видит, можно украсть капельку – этой любезной дамы не убудет.

Поодаль от изваяния, в огромном валуне возле воды, было вырублено нечто вроде сиденья. Отлично! Можно напиться воды и с комфортом отдохнуть, прежде чем он отправится искать дальше то неопределяемое, что манило и толкало его всё дальше и дальше. 

Дин подошёл к одному бочажку и наклонился над ним. В него глянуло безумное, бледное, усталое, осунувшееся лицо с поперечными морщинками на лбу и всклокоченными чёрными волосами, но ясным и трезвым взглядом.
Он встал на колени и попробовал воду – хороша! Действительно, хороша! Он наблюдал, как быстро успокаивается рябь, раздробившая его отражение на тысячи блистающих осколков. И в тот момент, когда последняя рябинка исчезла с его лица, рядом, слева от него, отразилось другое лицо. Лицо чёрнокожей женщины. Похожее на лицо изваянной иномирянки. Одновременно с этим справа возник мощный, низкий рык какого-то животного. Дин скосил глаза вправо. «Итак, я окружён, шевелиться рискованно», - усмехнулся он. – «Слева – местная красавица, справа – местный монстр. Правда, симпатичный. Придётся зависнуть на время».

И впрямь, животное оказалось удивительно красивым: это был огромный тигр с лоснящейся шкурой, довольно свирепого вида. Он уселся рядом, почти бок о бок, точно вымуштрованная собака, дыша в лицо жаром и настороженной готовностью. Дин снова скосил глаза влево и стал изучать женщину. Она была ни молода, ни стара. Гладкая коричневая кожа, рельефные, довольно изящные губы, широковатый нос, блестящие белки внимательных глаз. На голове – тюрбан, сплетённый из разноцветных верёвочных косичек. Насколько Дин мог понять, аборигенка незнакомого Мира была нага – по крайней мере, в своей верхней части.

Дин выжидал, когда незнакомка соизволит пошевелиться. Она отодвинулась от каменной оградки, сделала знак тонкой, изящной рукой – тигр мгновенно вскочил и бесшумными скачками унёсся прочь. Пошёл за подмогой? Но ведь Дин совсем не опасен!

Вот женщина положила руку ему на плечо и улыбнулась, и он расслабился: её улыбка была безмятежной и доброжелательной.

- Кто ты? – спросила аборигенка мягко, но повелительно. Её голос оказался низким, бархатным, чистым.

- Заблудившийся путник, - ответил Дин честно, и его перестывшая на морозе глотка выдала звуки сиплые и хлюпающие.

- У тебя сильная простуда, - сказала женщина. – Тебе нужно подлечиться. Идём со мною. Вставай.

Дин встал, обернулся – и обомлел: женщина оказалась не одна, за ней настороженным строем стояло не менее пяти тигров – таких же огромных и свирепых, как и первый. Они скалились и подрагивали буграми мышц.

- Не бойся, - женщина снова улыбнулась. – Это моё войско, они подчиняются мне. Ты вторгся в мои владения, я не могу отпустить тебя без присмотра. Идём же.
 
Она сама взяла его за руку и повела по тропинке, выложенной камнями. Время от времени тропку пересекали цепочки каких-то мелких пыльных следов-ямок. Сзади Дина шествовал почётный полосатый «эскорт». Тропинка петляла между деревьями и бочажками, возле некоторых, более обширных, тоже стояли, точно вырастая из-под земли, пёстрые женские изваяния с жезлами в руках.

Женщина шла чуть впереди и время от времени оглядывалась. Её маленькая, но крепкая, точёная грудь, подобная двум опрокинутым чашам, устремлялась тогда острыми сосками прямо ему в грудь. Тонкая и гибкая талия и пупок оставалась открытыми, на округлых, подвижных бёдрах и ягодицах покачивалась в такт уверенным шагам короткая юбочка, сплетённая из таких же пёстрых косичек, что и тюрбан: влево-вправо, раз-два, влево-вправо, раз-два….

- Как тебя зовут? – снова разрушил ритмичное молчание Дин. – И где я?

- Ты в Мире жаркого солнца Гондари. А моё имя - Улияли.

- Дивное имя. Звучит, как музыкальный аккорд.

- А как твоё имя?

- Дин.

- Тоже красиво. Два аккорда – уже музыка.

Местность стала едва заметно меняться. Тропинка пошла немного вверх. Деревья взбирались параллельным курсом. Вдруг Дин услышал энергичную и бодрую музыку, удивительно не вписывающуюся в окружающий «дикарский» пейзаж. Музыка звучала достаточно современно, ритмично, «по-городскому» - такое вполне можно было бы услышать от мульти-музыканта Джонатана Ди, не забывшего своей стилистики и привычек.

- Что это за мелодия? – спросил Дин. – Откуда?

- Увидишь.

Тропа пошла резко вверх, затем так же резко оборвалась. Они стояли на крутом берегу плоского озера, уходящего далеко вдаль и точно так же обложенного низким каменным бортиком. Ярко-голубая вода, стаи важных, молчаливых аистов и фламинго, причудливо изогнутые деревья в несколько рядов, усеянные гнёздами и мелкими птахами с ярким оперением. Некоторые, более пышные, деревья вздымались прямо из воды. По правому берегу, в отдалении, паслась стайка маленьких голубоватых антилоп.

Почти у самой воды стояла хижина. Длинная и высокая двухэтажная хижина с круговой верандой и множеством дверей и окон – танцевальная музыка доносилась как раз оттуда. Плоская крыша увенчивалась мощными солнечными батареями. По левую сторону от хижины, по берегу, простирался огромный сад, которому не виделось ни конца, ни края.

Хижина как хижина, сколько таких Дин навидался в некоторых жарких Мирах – экзотический уют и зелёный покой, бамбуковые ротонды и беседки, воздушные плетёные циновки и гобелены, сквозные навесы и веранды с гирляндами колокольцев, амулетами, клетками с экзотическими или певчими птицами, либо изделиями местных умельцев, лёгкое дерево и невесомая ткань, резной камень и перламутр, пряные и солёные запахи…

Неожиданности ждали его внутри.

Они спустились по вырубленным ступеням. Женщина ввела его через ближайшую дверь, и Дин оказался в обширной и прохладной зале с широкой, затейливой винтовой лестницей, ведущей на второй этаж. Зала была комфортабельна, словно городская квартира в одном из ухоженных Миров. Прекрасная, удобная мебель, пол, застланный коврами, заполненные книжные полки, светильники… Синтезатор и не менее десятка электромузыкальных инструментов различных Миров были аккуратно расставлены на полукруглом возвышении, напоминающем небольшую сцену. Музыка доносилась из вполне современного музыкального центра. Но даже не это было удивительно.

По всему помещению, там и сям, располагались темнокожие женщины – точно такие же, как хозяйка, не менее двух десятков. Кто-то разлёгся на огромном низком татами посреди залы, кто-то сидел на подоконнике, две пары танцевали, отбивая ритм точёными пятками, каждая мышца ходила ходуном и словно танцевала свой, отдельный танец. А кто-то накрывал низкий стол – расставлял на нём невесть откуда взявшиеся фрукты и кувшины с напитками.

Женщины не просто такие же - точные копии. Лишь с небольшими отличиями: некоторые носили похожие пёстрые юбочки, некоторые были абсолютно наги, волосы некоторых вились по плечам крупными локонами, а у некоторых – были короткие и мелко-курчавые.  В дальнем углу, на подушках, две женщины, не обращая ни на кого не малейшего внимания, самозабвенно занимались любовью.

При появлении хозяйки и гостя двадцать пар выпуклых, блестящих глаз устремились на Дина.

- Эти девушки - мои сёстры, - сказала женщина. – Двадцать меня, и ещё десять меня работают в саду. Мы живём в мире и любви.

- Это всё ты? – переспросил Дин.

- Да, это всё я.

- Как же их различать?

- Это не моя проблема, а твоя. Я различаю всех, просто чувствую, тебе это не под силу.

- Нельзя ли дать им имена?

- Зачем? Ведь ты не станешь строить всех в шеренгу или исповедовать, - резонно заметила Улияли. – Называй моё имя – и кто-нибудь обязательно отзовётся.

- У вас музыкальные инструменты. Вы даёте концерты? Тут есть кто-нибудь ещё, кроме тебя? – спросил Дин.

Женщина покачала головой и улыбнулась. Странный Мир: одна-единственная женщина и три десятка её клонов, да стаи тигров, лис, всяческих птиц…

- А теперь – садись вон туда, на татами, отдыхай, мы накормим тебя.

Три женщины подхватили его, усадили, начали стягивать одежду. Его обтёрли душистыми, влажными полотенцами, принесли поднос с едой. На фарфоровом блюде лежали аппетитные, горячие лепёшки, виноград походил на гроздь прозрачных, янтарных бусин, а в пиале исходил паром крепкий травяной напиток.

- Это лечебный чай, – сказала Улияли. – Пей – он придаёт бодрость, дарит забвение, лечит.

 «Можно почувствовать себя султаном в окружении наложниц», - подумал Дин. – «Вот только соответствует ли это действительности?»

- Почему ты думаешь, что мне необходимо забвение?

- Ты далеко забрёл, Дин. Слишком далеко.

- А как часто к вам попадают случайные путники?

- Не часто. Ты – первый за десять лет, Дин.

- И кто был моим предшественником?

- Тот, кто дал жизнь им. – Улияли обвела рукой сестёр-клонов. – Бог Всего Иномирья. Моё Желание.

- И вам не скучно в одиночестве? Вы не пытались общаться с другими Мирами?

- Что такое скучно? И зачем нам другие Миры, если мы живём там, куда стремились?

- А если пойти туда? – Дин махнул рукой за озеро. – Или – туда? – он указал назад, откуда появился, повёл вокруг себя, охватывая горизонт, дрожащий в розоватом мареве.

- То же самое, Дин. Больше ничего нет. Саванна, озёра, звери и птицы.

Дин возлежал в подушках, две Улияли по бокам обмахивали его опахалами из птичьих перьев, Улияли в головах перебирала и расчёсывала спутанные волосы, ещё две растирали благовониями его тело - нежными, сильными пальцами, привыкшими ласкать самих себя, трогали с удивлением, опаской, любопытством, забираясь в самые потаённые места.

- Расслабься, – шепнула Улияли-прародительница. – Тебе будет хорошо.

Дин поглаживал их гладкие, стройные ноги, полные груди, ласкал плечи и шею.
Напротив него три девушки танцевали удивительный танец страсти и истомы, их совершенные тела жаждали любви, сплетались в объятиях, ласкали друг друга, их бёдра ходили ходуном.

Распаленный Дин касался лобка ближайшей к нему девушки, забирался чуть глубже, и та начинала постанывать, стискивая его ладонь бёдрами, тогда томление на её лице мешалось с изумлением и страхом. Но едва Дин пытался привлечь кого-то к себе, прижать еще теснее, Улияли-хозяйка говорила краткое «нет», и тогда девушка-клон испуганно вскрикивала, вскакивала, отшатывалась.

- Почему ты им не разрешаешь заняться со мной любовью? Они готовы, – удивился Дин. – Для чего же тогда Улияли возбуждают меня? Ведь и ты хочешь меня, да?

- Не стоит им привыкать к мужчине, Дин. Пусть продолжают оставаться в неведении. Я должна была бы тебя уничтожить, но…

- Что же помешало этому?

- Что-то говорит мне, что жизнь должна измениться, и ты поможешь этому.

- А ты сама? Ты не желаешь любить меня? – глаза Дина вспыхнули, излучая приказ.

- Ты искушаешь меня, - прошептала хозяйка. – Не смей! Они не должны этого знать!

- Зато ты запомнишь это на все последующие годы, - усмехнулся Дин. – Ну, иди ко мне, вспомни, наконец, что такое мужчина. Может быть, в один прекрасный миг ты захочешь его создать. Так я помогу тебе в созидании!

Улияли замедленно, словно во сне, шагнула к нему, со стоном опустилась на ложе, и Дин притянул её к себе.

- Сёстры, не смотрите! Приказываю покинуть дом!

Но девушки уже столпились вокруг, и чувства Хозяйки передавались им. Безумие охватило клонов. Стоны, слились в дивный, гармоничный хор. Раскрывались алые губы, девушки целовались, падали на ложе рядом с Дином и Улияли, менялись местами с хозяйкой, танцевали вокруг, сплетясь, любили друг друга – метались тени, лоснились тёмные тела, сверкали белые зубы – скоро Дин уже потерял прародительницу в хороводе возлюбленных, жарких, ненасытных, жадных и – покорных. Они отрывались друг от друга, пили возбуждающий напиток – и карусель снова набирала ход. Он потерял счёт времени, угар длился и длился, пока все не обессилели и не погрузились в беспамятство…

Свет померк.

Дин очнулся в маленькой, душной комнатке. Зыбкий, пахучий, чуть зеленоватый свет окружал его, и в этом колеблющемся сплетении световых струй возникали, сливались и вновь растекались в разные стороны расплывчатые пятна, похожие на фигуры. Шелестела странная музыка – не то голоса, не то просто ветер, теребящий звучащие пластины. Дин не мог шевельнуться, он проваливался в забытьё – и снова адским усилием выбирался на поверхность. Выбирался, чтобы вновь уйти на самое дно. Однажды мир перед глазами прояснился, и он увидел темнокожую женщину.

- Улияли, что со мной?

- Джеллеваннис стромиваннис, джоллия…

Наркотик. Его погрузили в забытье умышленно. Теперь он – пленник. А ведь раньше было иначе.

- Улияли, за что ты меня держишь здесь?

- Ты загипнотизировал меня, нарушил мой покой, разбил гармонию моего Мира, ты вселил безумие в сестёр, по решению большинства я должна тебя уничтожить, но я милосердна. Ты будешь плавать в забытьи, и сёстры будут приходить полюбоваться на тебя в наш маленький паноптикум. Вечный паноптикум! А пока ешь – я не желаю тебе смерти.

Улияли положила ему на губы прохладный, влажный, сладкий кусочек, и Дин проглотил. Превратиться в живую мумию? Нет, такого не случится.

- Улияли, но ведь сёстрам не обязательно знать о нашей любви. Закрой дверь, пусть никто не входит.

- Ты опять искушаешь меня?

- Нет, всего лишь воплощаю твои желания.

Улияли закрыла глаза, обнажённая грудь её порывисто вздымалась.
 
- Нет, больше моя слабость не повторится. Иначе я прикажу сёстрам растерзать тебя! – Она вскочила, сделала шаг к двери. Не выдержала, оглянулась – и тут Дин, словно нож, метнул в её сознание приказ. Импульс был ослаблен его долгими мучениями, но сумел коснуться Хозяйки жаркого Мира Гондари.

- Я изгоню тебя из нашего Мира, - сказала Улияли с горьким вздохом, словно по принуждению. – Но отсюда только один выход, и он далеко.

- Где?

- На самом дне забытья, Дин. Джоллия открывает Двери внутри тебя. Ты должен выпить смертельную дозу – и умереть. Только тогда ты выберешься отсюда.

Тера расхохоталась в глубине его сознания. Ловушка. Это Тера подстроила ему ловушку. Она хочет, чтобы Дин отсюда сразу ушёл за нею на Изнанку Иномирья, в Мир Теней…

- Что же, Дин, ты согласен на следующий шаг?

- И куда я попаду отсюда?

- Этого не знает никто.

Стоит попытаться. Возможно, ему удастся избежать перехода на Изнанку. Если в момент смерти открываются Двери, он сумеет избежать небытия. Он попробует выбраться в Замирье.

- Я согласен, Улияли. Немедленно.

- Ты так спешишь покинуть меня? – Улияли вздохнула. Она склонилась к Дину и прильнула к нему в жарком, долгом поцелуе. Затем оттолкнула, отошла к столику, налила в чашу воды и всыпала туда всё содержимое маленького флакона. Над чашей закурился остро пахнущий, зеленоватый дымок, который медленно рассеялся по комнате, наполняя её запахом хвои.

- Ты уверена, что здесь достаточно Джоллии, чтобы даровать настоящую смерть, а не бесконечное забытьё?

- Для тебя это одно и то же, Дин, – усмехнулась Улияли. – Но я постаралась, чтобы избавиться от тебя навечно.

Однако губы её дрогнули.

- Не переживай за меня, гостеприимная хозяйка Гондари. Лучше пожелай доброго пути и не поминай лихом! – И Дин, не колеблясь, залпом выпил горьковатое, пряное питьё.

Джоллия мгновенно оглушила и ослепила его, тело перестало существовать. В голове взорвался мрак, но Дин не утратил контроля над собою. Всё телесное временно. Оно последует вслед за разумом, если ты сумеешь сохранить его ясность.

Дин отсоединился от своего тела. Он ещё не до конца мёртв, и у него в запасе несколько минут. Время остановилось. Дин сосредоточенно, без ярости, спешки, отчаяния и страха, отключив эмоции, всматривался вглубь самого себя. Он видел бесконечный, глухой, Чёрный Тоннель, похожий на тот, в который он нырнул на Леолле. Тоннель был заполнен непрозрачными Дверями-выходами. Двери были рядом, в двух шагах, но - наглухо запертые для любого посягательства, они не поддавались даже зоркому глазу искушённого Ходока. Зато в невообразимой дали зыбко мерцало крохотное светлое пятнышко, и оно притягивало и манило, точно спасительный выход. Чей-то звонкий, издевательский смех метался по Тоннелю, отскакивал от зыбких стен, разгоняя по ним круги, разлетался на многоголосое эхо – и вновь собирался воедино.

«Не задерживайся, иди дальше, Дин», - шепнул в голове голос Теры. – «Это всего лишь полустанок, не стоящий внимания. Я дала тебе отдых. Настоящее - наша встреча – впереди. Только впереди! Я сама не знаю, где уступлю тебе, где меня настигнет страсть! Настоящая, выше любого слияния – страсть, слитая с властью! Иди вперёд, Дин, иди на свет…»

«Ты лжёшь! Твой свет – тьма для меня! Мой путь лежит к полустанку в живом Мире!»

«Разве ты не хочешь стать Королём Изнанки, Дин?» – прошелестел тот же томительный голос. – «Поспеши ко мне! Только коснись! Вперёд, не смотри по сторонам, лети вперёд!»

«Врёшь! Не достанешь! Я ещё живой!»

Дин устремился в холодный мрак Тоннеля, убегая от её голоса. Дверь! Он должен успеть добраться до нужной Двери! Иногда ледяные стенки Тоннеля сужались, грозя раздавить его, и Дин бесконечно медленно продирался сквозь липкое, тугое месиво, задыхаясь и кашляя. Иногда Тоннель, напротив, становился беспредельным, сливался с Вселенной, и Дину казалось, что он растворяется, исчезает в безмерности Пространства, теряет направление, летит с огромной скоростью, покрывая невообразимые расстояния.

 Но он продолжал упорно и неуклонно прощупывать внутренним взглядом стены. Светлое пятнышко в конце пути застыло крошечной льдинкой, готовой ринуться ему навстречу – только позови. Но Дин знал, что ему нужна только одна-единственная Дверь – та недоступная, которая скрыта от глаз.

Пристально вглядываясь, Дин то увеличивал, то замедлял скорость полёта. Вот она, Дверь, необходимая ему, спасительный выход из Тоннеля, ведущего к Небытию, и путь к возвращению в самого себя. Она вспыхнула ослепительным, сжигающим факелом. Но Дин её не боялся – она дарила тепло! Только не останавливаться! Только не замедлять полёта!

Дин пробил брешь в Пространстве, вложив в него все оставшиеся силы. Человеческие силы.

Когда он вторично терял сознание, погружаясь в пучину, из которой нет возврата, свежий ветер, хлынувший внезапно из прорыва, подхватил его, невесомого, закружил и понёс, всё быстрее и быстрее, вперёд, в спасительный Выход…

...Улияли со слезами наблюдала, как закатились глаза её гостя, как Дина бьют судороги, ручейки крови стекают из носа и ушей, как зубы прокусили губу, и из уголка рта потекла пенистая алая струйка. А потом его тело стало таять, исчезая из этого Мира, и Улияли поняла, что её пленник нашёл нужную Дверь.