По первому снегу

 1917 год… В местечко К - ф, недалеко от Вены, привезли русских пленных. Всех вывели на плац и построили. Молодой полный австриец что-то быстро говорил по-немецки офицеру, тот одобрительно кивал головой. Александр ничего не понимал, только думал, как там, в России, его Аленушка будет жить с сыновьями, коли убьют их сейчас. Вдруг австриец тростью указал на него, на сибиряка Николая, на Алексея из Костромы… Так дюжина самых крепких и молодых мужиков поступила в распоряжение зажиточного австрийца.
Русских привезли в усадьбу Людвига (так звали австрийца), истопили баню, отпарили-отмыли после траншейно-кровавых боёв, выдали новую одежду. Прямо на улице накрыли большой стол. Людвиг приказал налить всем шнапса и на ломаном русском сказал:
— Я выкупить вас у официрров, чтобы вы работать у меня, строить дом…А я вас кормить и защитить от война.
До весны 1918 года Александр Громов жил и трудился у Людвига в усадьбе. Австриец был доволен работой русских, а старшим поставил как раз Александра, ведь ему уже за тридцать, а остальные, кроме Николая, так — молодняк неженатый. Вечерами русские собирались в доме для проживания работников и под огненный треск каминных дров пели народные песни. Людвиг любил слушать их, удивляясь мощи голосов бородатых молодцев. Поражался он и тому, что русские, вопреки их австрийским представлениям, трудолюбивы и мало пьют.
Однажды Людвиг сказал, что поможет каждому обосноваться на его родине, тем более трое уже нашли себе невест – скромных деревенских девушек — и уже начали говорить по-немецки. Людвиг стал рассказывать, что из России приходят тревожные сообщения, что там «красный террор» и им лучше не возвращаться….Но двое — Александр и Николай — стали договариваться, чтобы их отпустили домой, к их семьям!
— Это безумие! Wahnsinn! Wahnsinn!- твердил Людвиг.- Там вас убивать, вы не добраться до дома.
Отпусти, Людвиг! – вскричали Николай и Александр…
—
Уже четыре года Алена Громова читает молитвы Богородице о возвращении мужа. Ни слуху ни духу! Но сердце верит: он жив, он вернется! Вот и Евдокия нагадала дорожку ему… по первому снегу! Не выдержала – сходила к гадалке! Грех? Да разве это грех! Батюшку расстреляли — вот грех! Их село то у красных, то у белых… Что творится на свете! Как растить Серёжу и Андрюшу без отца. Всё добро разграбили, всё село в страхе держат, и нет защиты!
Вот уж осень заморосила дождями, ночи степные темные, ветра оренбургские холодные… Не спит ночами Алёна. Вот уж всю степь запорошило – первый снег. Сжимается сердце у Алены….Где её Александрушка, на каких семи ветрах стынет, в каких землях пропадает. Затеплила свечку, зачитала молитву… Вдруг раздался стук в окно — тихий, робкий, осторожный. «Александр! Александр!» Отворила дверь: глаза родные….Не помнила Алена, как чувств лишилась! Очнувшись, запричитала: «Слава Богу! Слава Богу! Ты вернулся!» «Батя! Батя!» — шептали ребята, сдерживая крик радости. Александр сказал старшому, чтоб обулся – оделся и вышел затоптать дорожку его следов по первому снегу. Неспокойно вокруг. Дотемна в овраге отсиживался в семи верстах от села, чтоб потом незаметно домой вернуться.
Долгую ночь рассказывал Александр своей Аленушке историю своего спасения и его семимесячного странствия от земель австрийских до родных степей оренбургских. Отпустил его Людвиг, помог границу пересечь, дал провизии и одежды. Шёл ночами, а днем прятался. Не раз был на волоске от смерти: то от волчьей стаи спасался, то от людей лихих, что ещё страшнее показалось ему, то от красных, то от белых…
— Как заговоренный, Алёнушка, везде живой остался!- выдохнул он.
— Это молитва моя берегла тебя!- утверждала Алена.
— А помнишь свадьбу нашу на Покров, по первому снегу!
— И сейчас ты вернулся по первому снегу! Всё помню… Хочу, чтоб и внуки-правнуки наши знали и помнили это и пуще всего ценили любовь, семью и Бога …