Легенда о Егере. Глава 5-я

- 17./03/2019.               
                Мирослав  Авсень.
                Легенда  о  Егере.
                (роман)
                Глава 5-я.


               Х                Х                Х



Вера Афанасьевна Трепакова  медленно пришла в себя, и открыв глаза увидела густую тьму. «Что за дьявольщина, я вообще где нахожусь-то? Боже… что за запах?». Мадам Трепакова, а в просторечии среди воровских людей Верка-Лежанка, потянула носом воздух. Фу, сырость, гниль, затхлость какая-то как в погребе, и лучика света никакого нет ни откуда. Мало того, она физически ощутила что лежит на куче чего-то гнилого, сырого и катающегося. Верка цапнула рукой что-то круглое, сморщенное, мягкое, шершавое и с ростами, точнее с ботвой. «Картошка!» поняла она. «Значит я где-то в погребе, но где и как я сюда попала-то?». Голова немного кружилась, перед носом всё ещё витал удаляющийся запах аптеки, Верка-Лежанка напрягла мозг, и стала вспоминать.  Так, днём она помчалась в магазин этого старого жулика Ройзмана «Моды и шляпы»,  там огрузилась товаром, и с трудом вынесла это из магазина. А дальше, что было дальше? Извозчик-подлюка сбежал, уморился видите ли ждать, мужлан, плебей, холоп, ско… Стоп! Недалеко стояла пролётка с другим извозчиком, пролётка как пролётка, неприметная… Господи, да они все на один фасон, как же она туда села, и зачем? А-а… голос!  Приятный мужской голос…Сзади прозвучал, она оглянулась, и… Полицейский! Молодой, красивый полицейский офицер, лицо… Какое же у него было лицо? Из под козырька фуражки сияющая, добрая улыбка, зубы… Что зубы? Хорошие, белые… Белые! Белые перчатки на руках!  Как же она не обратила внимания-то, а?  У кого в городе из полиции, белые перчатки есть? В смысле кто их на службу-то надевает? Да никто… В перчатках на балы да на смотрины разные ездят. Лицо… ну какое же у него было лицо?  Почему она не может вспомнить?  Вот, он заговорил приветливо и подошёл, да… Лучезарный весь такой, симпатичный довольно… Уймись ты дура! «Симпатичный!». Улыбнулся, обволок улыбкой, ты и потекла как воск на свече, лепите мол меня как хотите… Лицо… глаза… безусое абсолютно, породистое, дворянское… да!  И… ну лучистое и яркое хоть ты тресни! Ну и взор, и ясный лик сами в душу катятся,  а вот как в точности выглядит, нет, не вспомнить ей! Такое ощущение, что кто-то картинки быстро показывает и убирает как в театре теней, или в каком-нибудь притоне с курильней в восточном вкусе…Нет, глухо как в пустом сейфе! Образ есть, а облика нету!  Вежливый, извозчика позвал, да… Помог всё добро погрузить, руку подал, усадил, а потом и сам рядом зачем-то сел.. Зачем? Да, он же у извозчика спросил по  дороге ли трактир будет, не завтракал он вроде… Так, а вот рожу извозчика так даже приблизительно не запомнила. Беспородная рожа-то, с бородой, сотни таких… Так, поехали, она адрес назвала… Стоп, а какой адрес-то?  Княжеская №18, дура!  Совсем что ли?  Побежали резво, да, но вот свернули не туда, по какой-то улочке или закоулку поехали…Она чуть удивилась, куда мол едем? А-а-а… точно! И полицейский тот ясноликий, не полицейский вовсе, да!  Он переодетый!.. Потом как назвал её «Вера Афанасьевна» она «чтокнула» и сразу что-то в лицо ударило… Нет, не ударило, а прижалось, и всё… дальше забытьё, запах аптеки и головокружение, и страх неизвестности… Так, ну теперь всё ясно, её похитили! Усыпили какой-то дрянью в смоченном платке (вот зачем у фальшивого легаша, белые перчатки-то на руках!) и привезли неизвестно куда… Но кто и зачем?
Верка повернулась на бок, и сразу же утонула локтем в куче гнилья, вымазала пальцы, громко заругалась и зарыдала сыпя проклятия на жизнь, на судьбу и на неизвестных людей.
- Сволочи – всхлипнула она вытирая руки о себя (дивное французское платье, всё равно теперь безнадёжно испорчено!) затем поправила растрепавшиеся волосы, а о том чтобы поискать в этом чудовищном кошмаре шляпку, не могло быть и речи! Глаза уже довольно хорошо привыкли к темноте, и Вера Афанасьевна обмерла! Она ясно увидела вокруг себя несколько пар ясных, колючих огоньков, шорохи когтистых лапок и характерный грубоватый писк. Крысы…
- У-у-а-а-а-й – застучав зубами и заледенев до  кончиков волос, с подвыванием выдала арестантка, поджав под себя ноги, и молитвенно сложив руки у подбородка. Волосы  зашевелились у неё на голове. Вера Афанасьевна хоть и слыла преступницей средней руки, хоть и спала по мимо Асмодея со многими именитыми мужами города, хоть и промышляла воровством да подменой настоящих драгоценностей на фальшивые, опоив при этом очередного растяпу-любовника, хоть и обладала достаточным характером  чтобы при случае пустить в дело яд или нож, но крыс, пауков и лягушек, как и большинство женщин, она панически боялась, и холодела от страха каждый раз, когда лицезрела этих тварей.
- Ма-ма-а! – завопила она что было сил – Отворите-е-е!  Эй, вы там! Выпустите-е-е! Я умираю-у-у-у!! – хныкая добавила обер-любовница,  и глотая слёзы принялась кидаться в крыс гнилой картошкой, от чего перемазалась ещё сильнее, а гнусные серые твари, казалось ехидно хихикая, отбегали  чуть в сторонку, продолжая таращиться оттуда своими глазками, как бы говоря «Кидайся-кидайся, а мы всегда тут!»
- По-мо-ги-те-е-е!!  Лю-у-у-у-д-и-и-и!!! – во всю мочь завопила Вера Афанасьевна, отбрыкиваясь как ей казалось от наседающих крыс. Вверху что-то тяжело загремело, страдалица напряглась и прислушалась. Легонько скрипнула крышка, образовался над головой проём откуда плеснул хоть и тускловатый, но всё же свет фонарей, и грубый мужской голос, деловито осведомился.
- Эй, ты там живая?  Мадам!
Тоненько ойкая, Верка-Лежанка быстро, на четвереньках подползла к люку, и задрав голову глянула, размахнув слипшиеся и грязные патлы. Там, над ней, с фонарями в руках она увидела трёх по-простому одетых мужчин без лиц, сапоги, штаны, полукафтаны и всё.
- Как вы себя чувствуете,  мадам? – уже явно издевательски , справился тот же голос. Такое фамильярное обращение, на миг отрезвило и разозлило узницу. Вспыхнув, она встала на ноги, подбоченилась, и махнув головой, грозно выдала.
- Хамы! Сволочи! Подлюки!
- Вы нам тоже нравитесь, Вера свет-Афанасьевна! – ответил другой голос, который она тот час же узнала, полицейский, фальшивый полицейский! А-а-а…
- Ну а что – деловито добавил вдруг второй, в котором истязуемая жертва, заподозрила кучера – ежели этакую оказию помыть да причесать, то она ещё вполне куда-нибудь может пойти!
- Твари! Крысы! Волки-и!! – чуть не плача от обиды, возопила Верка-Лежанка, в ужасе представляя теперь себе КАК теперь она выглядит в глазах этих невоспитанных, грубых, но всё же мужчин!
- У, сколько темперамента! – восхитился лжеполицейский, и вдруг быстро переменил тему – Разговаривать будем, Вера Афанасьевна?
- О чём? – грубо буркнула дама, и тут же предложила – Ежели вы выкуп хотите, то извольте, я согласна написать…
- Нет мадам, выкуп за вас мы требовать не станем, не та вы персона чтобы за вас, кто-либо солидные деньги отвалил! ( дама страшно оскорбилась внутренне!) Мы, ежели вы согласны, побеседуем с вами о вашем основном любовнике, об Асмодее!
Веру Афанасьевну передёрнуло. Ей одновременно сделалось и больно и страшно и тоскливо. Больно от того что она так несправедливо попала в ситуацию, страшно от того что речь зашла о НЁМ, кого не без оснований боялись все, и тоскливо по причине что выхода у неё похоже и нету… Боже! Ну как же циничен и несправедлив мир!
- Да вы хоть знаете на кого вы хвосты-то поднимаете, а? – машинально скривилась она, обдавая всех уничижительным взглядом – Вы хоть отдаёте себе отчёт о ком вы сейчас заговорили со мной?! Да он вас на куски порежет и свиньям те куски скормит! Да он вас на строганину пустит! Он из вас…
- Так – перебивая её, донёсся глас лжеполицейского – Вера Афанасьевна  начала грубить, следовательно говорить она не желает, ну и ладно. Теперь на дворе уже вечер, скоро ночь, а утро вечера как говориться мудренее. А посему, посиди-ка ты дорогуша тут до утра, приди в себя, а завтра ежели ума прибавиться, продолжим! – и не дожидаясь пока узница чего-то скажет, резко захлопнул крышку. На пару секунд Вера Афанасьевна окаменела. Мысль о том что она проведёт жуткую ночь в погребе с крысами, показалась ей настолько жуткой, что она прямо-таки завопила задрав голову.
- Не-е-е-т!!  Я согласна-а-а!  Поговори-и-и-ть…
Крышка снова откинулась, что-то тяжело загремело, и лениво балансируя, внутрь спустилась не симпатичная, грубо сколоченная лестница.
- Прошу на вылазку, мадам! – донеслось сверху, и узница торопливо но не ловко, глотая слёзы и подвывая, стала вылезать. Выкарабкавшись на верх, Вера Афанасьевна  машинально зажмурилась от света двух лам в руках у мужчин, лица которых были завязаны до глаз. «Ну всё, сейчас изнасилуют!» догадалась узница, но оглядев себя,  свой вид, и вдохнувши идущий от самой себя запах, Лежанка уже не так была в этом убеждена.
- Кто вы? Что вам нужно? – поправляя растрёпанные волосы, спросила она, пытаясь сохранить хладнокровие, но вышло не ахти.
- Не важно кто мы, важно кто ты!  - ответил тот, с голосом лжеполицейского, и осветив дальний угол сарая, где они собственно говоря и находились, указал ей на столик и деревянные лавки- Проходи туда и садись, беседовать будем!
Придерживая платье, Вера Афанасьевна осторожно ступая босыми ногами (туфельки остались там) добралась до указанного места, и  тяжело села на лавку. Голова кружилась, сердце тревожно ныло, в животе образовался какой-то тугой мяч.  Мужчины тоже сели, один за стол, где по мимо лампы лежали писчие принадлежности и бумага, а двое на лавку, напротив узницы.
- Итак мадам Трепакова, жить хочешь? – задал вопрос сидевший за столом, которого она уже про себя окрестила «следователем».
- Х-хочу – выдавила она из себя, начав мелко дрожать как от озноба.
- Ответишь честно на все вопросы, останешься жива, соврёшь хотя бы в одном, повешу! – спокойным голосом предупредил «следователь».
- Я… я скажу что знаю… но, вы кто, н-не полиция, нет? – опять спросила Вера Афанасьевна, обхватив себя за плечи.
- Нет, мы не из полиции, но отношение к правосудию имеем – негромко заметил сидящий за столом, после чего взял перо, макнул его в чернильницу, и записав что-то, спросил.
- Как давно ты хороводишься с Асмодеем?
- Л.. лет пять – опустив глаза, устало ответила Вера Афанасьевна, поняв что кричать и возмущаться просто глупо, это и впрямь не полицейские и даже не жандармы, а значит лучше не шутить и судьбы не испытывать.
- Где это произошло и при каких обстоятельствах?
- На балу у губернатора, под Новый год, он пригласил меня танцевать, ну с этого и завертелось…
- Ты уже тогда воровала и вела распутный образ жизни?
- Ну как вам сказать…
- Словами!
- Я была к этому близка! – уклончиво ответила похищенная.
- Понятно, тянуло на разбойничью романтику?
- Вроде того – вздохнув ответила Вера Афанасьевна, потеряв от чего-то, вдруг всякую волю к сопротивлению.
- Опустим вашу с ним одиссею, и перейдём к настоящему – предложил «следователь» - Ты знала кто скрывается под личиной ювелира Чирикина?
- Разумеется, Асмодей всегда когда идёт на дело, ну которое требует времени, он всегда перевоплощается, он мастер на это…
- И адрес знала?
- Знала…
- И Гокке знала?
- И она… да эта крокодилица меня прямо ненавидит, то ли ревнует, то ли просто по природе своей. Давно бы меня прикончила  уж верно, да Асмодея боится, он не простит…
- Хм, никак любит тебя?
- Просто я его очень устраиваю,  и в своём кругу, он решает кого устранять, и своевольства не прощает, были уже случаи, и Гокке это знает…
- Кто ещё знал про адрес?
- Я никому не говорила, мне жизнь дороже..
- Молчать значит умеешь?
- В таких случаях-да!
- Похвально, так Вера, ну а теперь давай как на духу, где теперь Асмодей живёт?
- Можете мне не верить, но я пока не знаю, я у него ещё не была – с расстановкой начала было дама, но «следователь» не повышая голоса, прервал её.
- Ты права любезная мессалина, мы тебе не верим, а посему вынуждены применить меры познания истины,  давай ребята розги!
Ахнув от ужаса и возмущения, молодая уголовница начала бурно протестовать и клятвенно заверять собрание что она не в курсе дела  где новое логово её любовника, прошло так мало времени, её не успели пригласить, верьте ей, люди! Но люди Верке-Лежанке не поверили, растянули на лавке и высекли, не изуверски конечно, но чувствительно, при этом орала Вера так, словно её калёным железом охаживали. Отвесив сколько полагалось, экзекуцию  свернули, глотающая слёзы стыда и боли дама заправляла свои  одежды, а «следователь» вернувшись на место, снова начал беседу.
- Повторяю вопрос шалава,  где твой упырь прячется, ну?
- Ну… ну… ну не знаю-у… чем уже… клясться! – крестясь дрожащей рукой, с подвыванием клялась мадам Трепакова, глядя на сидевшего за столом, большущими глазами – Не… не… знаю-у…
- Не хотелось бы подвергать тебя азиятской пытке, вспомнишь Вера, как твою проматерь звали! – хмуро посулил «следователь»
- Что? – тоненько пискнула Вера, и закатив глаза сползла по стенке.
- Сан Саныч, глянь чё там с ней? – попросил «следователь» и один из помощников встал с лавки и подойдя склонился над недвижимым телом.
- Живая, но обморок натуральный! – отрывисто доложил Сан Саныч.
- Ну оживляй тело-то!
Сан Саныч отвесил телу пару оплеух, и оно со стоном очнулось, потирая горевшие огнём щёки.
- Значит говоришь что не знаешь где новая квартира Асмодея? – повторил Уличев прежний вопрос.
- Ну правда не знаю-у… ну что же вы делаете…  - глотая новые слёзы, стучала зубами Вера, с трудом осознавая, в какое серьёзное положение она попала!
- Да как тебе верить-то? Нету Вера, тебе веры! Может ты так боишься Асмодея, что готова вытерпеть всё: раскалённые иглы  под ногти, прижигание подошв углями, литьё кипящего масла на живот, ломание пальцев – начал перечислять «следователь», но арестантка от нарисовавшихся перспектив познания всего списка изысканных «удовольствий», нервозно хохотнула, и опять упала без чувств.
- Ох ты господи, беда с этими бабами! – Сан Саныч налил из бутылки вина в глиняную кружку, и растормошив тело, галантно предложил ему.
- На, хлебни!
Стуча зубами и проливая немного, Вера вытянула кружку крепкого вина как воду, и через пару минут почувствовала облегчение.
- Ещё? – сердечно предложил Уличев, дама кивнула, и Сан Саныч подал ей вторую, опорожнив которую, Вера Афанасьевна расслабилась совершенно.
- Так радость моя, кто из уважаемых людей города, якшается с Асмодеем, ну, давай вспоминай! – попросил Уличев. Вера вызывающе посмотрела на него, и ответила.
- Я всего лишь сплю с ними, и очищаю карманы дураков, компрометирую сынков и папочек, а кто дела с Асмодеем имеет, я не знаю… я не веду дела… Меня в сие не посвящают… Моё дело давать кому надо, и… когда надо….
- Под кого он тебя тут подкладывал?
- Тут? Это где? – уставив пьяный взор, спросила Вера.
- Это в городе и уезде, ну?
- Под предводителя, у него связи… э-э-э… под почтмейстера, нужную почту подсматривать, всё пока… Ну под помещиков и их сынков, чтобы в «Циферблат» их завлечь играть да обобрать… во, а пока всё, у других свои тут, любовницы есть!..
- Значит судья, прокурор и голова не вошли пока в реестрик-то? – насмешливо спросил поручик.
- Господа! – обвила всех удивлённым взором  пьяная дама – Ну мне же не разорваться, ну я же женщина а не крольчиха там… Я что могу делаю, вот…
Мужчины невольно улыбнулись, но хохотать не стали, вместо этого Уличев встал, пошарил чего-то  в углу, и вытащил большой узел чисто выстиранного,  почти нового, крестьянского женского платья.
- Переодевайся  в это полностью, и снимай с себя все украшения, живо!
Вера хотела было возразить, но оглядев своё когда-то приличное платье, махнула рукой.
- А, ладно,  оденусь и в холопское, оно хотя бы чистое… Ой… а мне при вас что ли переодеваться, вас не смутит вид голой женщины на людях? – поинтересовалась Вера Афанасьевна, освобождая себя от колец, перстней, серёжек да кулона на  золотой цепочке.
- Видели мы и голых женщин на людях, и людей на голых женщинах, не смутит! – последовал ответ.
Госпожа Трепакова бормоча «Сначала выпороли как холопку, теперь тряпки холопские надевай… Ой как всё горит-то сзади… Ни стыда, ни совести… Так с  женщиной благородной обращаться, мужланы»…
Через пять минут перед егерями уже стояла молодая, интересная  крестьянка с породистым лицом, перебиравшая в руках платок, повязывать их как деревенские девушки, Вера Афанасьевна не умела.  Но оказалось что испытания на этом не закончились.
- Теперь мы тебя пострижом дорогуша! – сообщил Уличев, и встав с места шагнул к даме. Та вопросительно глянула, но увидав приближавшегося к себе Сан Саныча пощёлкивающего здоровенными портняжными ножницами,  умоляюще залепетала.
- Нет… нет… ну не надо… я же умру… я же не…
- Не дёргайтесь сударыня, и всё будет в лучшем виде! – поклялся «парикмахер», безжалостно приступая к делу, пока жертву держали две пары крепких рук. Надобно сказать что цирюльник, из Сан Саныча  был примерно такой же, как выпекатель пышек, теоретически предмет видел, а вот в деле…
В общем когда ойкающей и рыдающей даме сказали что всё, она в прямом смысле схватилась за голову, и  вместо пышной копны дивных, мягких и густых волос, ощутила под пальцами местами попадающиеся пучки коротеньких кисточек, или помазков для бритья.
- Дайте… зеркало… - побледнев от ужаса, едва вымолвила Вера Афанасьевна, мысленно прощаясь с белым светом.
- Нет сударыня, зеркало мы вам не дадим, не будем так сказать усугублять! – философски заметил Неждан, а Сан Саныч подскочил уже с третьей кружкой, которую дама тут же и опрокинула себе в зев.
- Убийцы… господа, вы убийцы… вы палачи-и… вы звери, господа-а… - лепетала уже в дым пьяная дама, когда Уличев повязывал ей на дико остриженную голову, цветной платок.
- Ну ты Сан  Саныч конечно надругался как мог, над беззащитной жертвой-то!  - хмыкнул Уличев,  затягивая узел под подбородком, и усаживая «жертву» на лавку.
- А я сразу вам сказал что я не месью какой-нибудь с гребёнкой и ножничками. К тому же там куда мы её отправим, ей и последнюю растительность соскоблят.
- Это ты прав, ну что – осматривая пьяно бормочущую чего-то даму, сказал Неждан – пьяна в зюзю, платки уже не нужны?
- Бережёного бог бережёт! – тихо заметил Сан Саныч, и завязал Верке-Лежанке глаза плотной, чёрной тканью. Осаживая ей руки тянущиеся снять платок с глаз, егеря вывели  пленницу из сарая на сумеречный уже двор, где затолкав в стоявшую наготове бричку, , повезли клюющую носом и бормочущую «Снимите пелену с глаз, господа»… женщину, в стоявшее на окраине города, заведение для умалишённых, где и поместили в заранее снятый для неё одноместный номер, под именем дворовой девки Параски Сидоровой, помешавшейся на почве пьянства, и вообразившей себя столбовой дворянкой. За обговорённую накануне и уже вручённую хорошую сумму, с  начальника заведения было взято обязательство никуда больную не выпускать до особого распоряжения, и сообщать лично полицмейстеру, если кто будет справляться о поступлении молодых пациенток. На сём егеря раскланялись, и тут же укатили обратно на  Судейскую, им уже пора было ужинать, и обсудить дальнейшие планы действий.

                Х                Х                Х

Барон, Евгений Николаевич фон Штирих, сидел у себя в кабинете в домашних брюках да сорочке с поднятым воротником, и ничего не делал.  Вернее вечером он поработал часа два с деловыми бумагами, но затем запал иссяк, а ломать себя через колено, Штирих  не любил, не зачем было. Теперь он сидел в глубоком кресле полу боком ко входу, и просто по военному, как не раз уже было на службе, тянул вино прямо из бутылки. Нет, он разумеется мог бы взять пузатый бокал тремя пальцами, да подобно англичанину или немцу, смаковать его. Но барону от чего-то расхотелось быть сейчас только аристократом, нет, ему захотелось хоть не на долго  вернуться в буйные годы опасной, но чертовски приятной полковой молодости.  Бивуаки, костры, вино, разгульные женщины или провинциальные дурочки, атаки, отходы, рейды, проводы товарищей в последний путь… Штирих вспоминал всё. Однако невольно, пополам с прошлым, закралось в голову и настоящее.  Уже двое суток по городу только и разговоров что про цепь ночных налётов с убийствами. Барон конечно удивился размаху преступников, но удивился он ещё больше, когда узнал что Эмилия Гокке оказалась в числе пострадавших, и едва не погибла. Он пребывал в недоумении. Он мог ожидать любого выпада со стороны Эмилии Андреевны, но то что она сама  попала под удар, стало для него полнейшей неожиданностью. Нет, он разумеется не помчался к ней с визитом как иные, сорвавшись всем гуртом с места, ринулись на перегонки выражать ей соболезнования и сочувствия. Да, ограбление с убийством  слуг, и ему хорошо знакомо, и здесь, он пожалуй может её понять, и слегка посочувствовать. Хотя большая часть его эго, шептала ему на ушко что Эмилия получила по заслугам, и посеяв ветер, пожала бурю…
- Пожалуй наша красавица в чём-то провинилась, и таким образом ей вынесли предупреждение, или даже наказали – рассуждал вслух барон, отхлёбывая из горлышка – Но вот в чём она провинилась, это вопрос!
Барон за эти два дня, видел госпожу Гокке всего раз, вчера вечером, в доме прокурора Мукомолова, Андрея Парфёныча, высокого и худощавого мужчины 44-х лет, про которого говорили что он либерал в душе, вороват, но не нагл. Сам вечер устроила его супруга, красивая, любвеобильная женщина, бывшая шестью  годами младше мужа, и очень любившая быть в центре жизни.  Естественно все говорили о несчастном городском голове и о его здоровье ( он слёг с нервным приступом после ограбления) дальнейшей его карьере, и возможности занимать далее свой пост. По окончании стенаний о господине городском голове, всё внимание перешло на появившуюся Эмилию Гокке, одетую хотя и в дорогое, но не лезущее в глаза платье с вырезом на груди, и чёрной розеткой слева.
- Это траур по моим несчастным слугам, Анисиму и Агафье,  это всё так ужасно! – трагически вздыхала она, когда дамы и господа, буквально облепляли её, и умоляли пересказать как было дело?
- А разве господа из полиции уже не просветили вас? – искренне удивилась дама, резво обмахиваясь дорогим веером. Ей тут же пояснили что ни от полицмейстера, ни от господина Садко, невозможно и слова добиться, талдычат одно «Ведётся следствие» и всё, грубияны!... Эмилия Андреевна сжалилась над страждущими, и поведала им ту же историю, что уже слышали от неё полицейские.
- Это ужасно! Я бы верно сразу умерла от ужаса ежели бы ко мне, среди ночи, вломилась целая шайка убийц! – испуганно ахнула жена почтмейстера, Аделаида Кирилловна.  Тут же, розовым мотыльком порхал и дежурный воздыхатель пострадавшей, вихрастый страдалец за греков, Аполлон Ефимыч, от которого Гокке, отмахнулась как от назойливой мухи.
- Какого чёрта вы вечно лезете мне под ноги? – тихо рыкнула она затрепетавшему ухажёру   - Исчезните уж в какой-нибудь дымоход, вы мне осточертели!
Несчастный Аполлон Ефимыч  был тут же оттиснут в строну толпой, кто-то больно наступил ему каблуком армейского сапога на палец, и он вскоре потерялся в купе со своими страданиями, а Эмилия продолжила  смакования подробностей, о пережитом. Не обошли вниманием разумеется и пропавшего пропадом ювелира, особенно живописуя слухи о кровавом погроме у него дома, и об исчезновении тел. Все в итоге сошлись во мнении что ювелир был связан с преступниками, и от него просто избавились, предварительно ограбив. Но вот куда подевались тела его и слуг, вот это уже совершенно никто не брался ни как объяснить!
Штирих на вечере тоже присутствовал, но не лез в общей каше к Гокке, а мирно стоял в стороне с парой здешних отставников, да обменивался впечатлениями о произошедшем. Эмилия Андреевна сразу же нашла барона глазами, как вошла в залу, слегка кивнула головой, получила ответную любезность, и как уже говорилось выше, утонула в розовых цветах сочувствий и соболезнований.
Чуть позже, когда страсти немного улеглись, Эмилия хотела было подплыть к барону за новой порцией  состраданий, но в зале появился закадычный приятель барона, отставной уланский поручик и заядлый охотник, Евграф Иванович Огаркин, черноусый удалец, в синем охотничьем кафтане.
- Ба, Штирих! И ты на этом  празднике соплей и сочувствий? Пошли лучше вон сообразим хороший банчик, так, чисто для развлечения, рубли по три, а?
- А твоя правда Огаркин, пошли брат, метнём картишки! – расцвёл улыбкой барон, и приятели дружески беседуя, пошли туда, где уже собрались за столом господа-игроки. Гокке проводила обоих уничтожающим взглядом, и развернувшись словно ста пушечный королевский фрегат, подалось обратно, в ряды гудящих  сочувствием  соратников.
Из того вечера, Штириху хорошо запомнился один  небольшой диалог, в котором Гокке спросили, как она теперь, после таких страшных убытков, сможет содержать и поддерживать сиротский дом?  На это попечительница ответила что ни единой копейкой она сирот не оставит, экономить на детях постыдное дело, и на Дом призрения средства есть, хотя пояс самой и придётся затянуть потуже.
- Главное что я сама жива осталась! – тихо вздохнула меценатка, поправляя чёрную розетку на своём платье. И вот теперь, сидя в кресле, Штирих  пытался сопоставить всё что он знает про Эмилию Андреевну, с тем, что произошло с ней двое суток назад.  Однако, ничего толкового не сопоставлялось. Выходило только одно, госпожа Гокке как это часто бывает в таких случаях,  пала жертвой того, чем она сама по сути и являлась, уголовно наказуемым деянием. Но вот чем она могла провиниться, Штирих так и не смог понять как ни старался, а старался он крепко!
- Господин барон! – донёсся из-за двери голос одного из домашних слуг – К вам можно?
- А что случилось? – повернув голову к двери, устало спросил Штирих.
- К вам просится на приём одна дама!
- Так поздно? – удивился Штирих, и даже подался чуть вперёд.
- Я тоже ей заметил что  уже поздно, но она чуть ли не на коленях умоляет её к вам пропустить. Говорит что у неё важное дело, вопрос жизни и смерти! – пояснила дверь.
- Даже так?  - барон встал, и поставив бутыль на столик, спросил – А кто она такая?
- Это госпожа Гокке, Эмилия Андреевна, ну та, что намедни ограбили! – ответил голос.
- Гокке?  Ну проси, пусть войдёт! – бросил барон, торопливо беря с другого стула чёрный сюртук, и облачаясь в него – Интересно, чего это привело нашу сказительницу, в мои пенаты так поздно? – рассуждая сам с собой, заходил на пятачке комнаты барон. За дверью послышались шаги, мягкий голос слуги указал «Прошу сюда сударыня», барон быстро развернулся всем корпусом к двери, она щёлкнув язычком замка плавно отворилась, и в кабинет буквально вплыла  Эмилия Гокке, в дивном зелёном  платье, и ярко-бурой накидке с меховой опушкой.  Женщина сняла с головы капюшон, и предстала перед хозяином кабинета во всём великолепии статной фигуры, дорогих украшений, отменной причёске, царственной осанки, и немигающим блеском затмевающих вас глаз… Перед ним действительно стояла редкая красавица!
- Я внимательно вас слушаю, Эмилия Андреевна! – твёрдым, но уже с заметной, небольшой сыпучестью голосом, проговорил барон, не отводя взора.
- Я пришла просить защиты, и предложить вам союз! –  дрогнув губами  но не опуская глаз, чуть с прохладцей, произнесла Эмилия Андреевна.
- Вы?! Просить у меня защиты и предложить союз?  - искренне удивился  барон, оглядывая визитёршу снизу вверх, та заметив это, негромко сказала.
- Вы я вижу изумлены барон?  Я понимаю, и на вашем месте тоже удивилась бы такому повороту!
Штирих даже отступил пару шагов назад, как бы соображая что всё это означает, но быстро придя в себя,  он галантно указал женщине на стул возле столика с вином.
- Прошу вас,  присаживайтесь!
- Благодарю! – гостья плавно, по кошачьи опустилась на стул.
- Выкладывайте сударыня что у  вас – скрестив руки на груди, сказал Штирих.
- Волею судьбы, я попала в страшную ситуацию, и теперь не знаю как из неё выйти – дрожащим голосом начала дама, растерянно поглядев на барона – мало того,  моя жизнь теперь в опасности, и поразмыслив, я решила обратиться за помощью к вам, хотя это может показаться странным…
- Да мало сказать «странным»!  Я изумлён сударыня – заметил барон – вы, с вашим влиянием, с вашими связями в столице, вашим богатством и возможностями, обратились за помощью ко мне, и мне же предложили союз?
- Я… я всё вам сейчас объясню Евгений – тем же тихим голосом пояснила Эмилия – я расскажу вам всё… Как вы думаете, кто и почему напал на мой дом, той ужасной ночью?
- Ну этот вопрос, любезная Эмилия Андреевна, вы обязаны адресовать прежде всего себе – чуть устало, но с философским подтекстом ответил барон, и добавил – Со всем тем что я о вас знаю, вернее о вашей второй, тёмной жизни, чего-то подобного в итоге, вам и следовало бы ожидать…
- Да – опустив взор и тут же подняв его снова, согласилась поздняя гостья – вы абсолютно правы. Вы всё знаете про мою жизнь, про мои грехи, я всё почти знаю о вас, потому и пришла сюда инкогнито и так поздно…
- Заметьте Эмилия Андреевна, я не задал вам глупого вопроса «Почему вы не обратились в полицию?» - пошевелив плечами, пояснил барон – ибо ответ на него я знаю и сам, вы влипли в историю, где полиция вам уже ничем  не поможет, а даже напротив, не так ли? – Штирих чуть подался вперёд, пристально глядя на Гокке. Та машинально поправила причёску у виска, и ответила.
- Да, и в этом вы абсолютно правы… Тот, кого я опасаюсь, нашей уездной полиции не боится, да и вообще никакой…
- Ну, госпожа Гокке,  и чем же вы так прогневили Асмодея? – напрямик спросил барон. Эмилия слабо улыбнулась, и поглядев на бутыль вина, спросила.
- Вы позволите?
- Да, конечно, но оно крепкое, мужское! – предупредил Штирих.
- Ничего, я один бокальчик, промочить горло! – пояснила Эмилия, и налив себе, ответила – Да, вот представьте себе барон, прогневала… Видите, я не делаю вид что не знаю кто это?
- Ну это было бы уже детство с вашей стороны сударыня! – расцепив руки ответил барон.
- Вы очевидно уже подозреваете, кто стоит за этими чудовищными ограблениями? -  отпив вина, задала вопрос гостья.
- У меня только одна кандидатура на примете, это ваш дружок, Асмодей – тихо и спокойно ответил барон, и налил вина себе.
- А почему именно эти дома были ограблены, вы не пытались понять? – как бы давая некую подсказку, тонко намекнула Эмилия Андреевна.
- Потому что они богатые люди сударыня, не полезет же  Асмодей, в дом столяра или коробейника? – недоверчиво глядя на даму, ответил барон.
- Хорошо, я поставлю вопрос иначе – изменив загадочный тон на более твёрдый, сказала Эмилия Андреевна – Кто и как вы думаете, навёл грабителей на эти дома?
Штирих пару минут помолчал, а затем не очень уверенно проговорил.
- В обществе что-то болтали про того ювелира что исчез при весьма таинственных и трагических обстоятельствах. Как бишь его там? Чирикин… да. Он что, тоже из ваших?
Лицо Гокке приняло несколько торжествующий оттенок, она тихо, едва слышно засмеялась, победно стрельнула глазами, и положив руки на подлокотник стула,  устало ответила.
- Эх барон… Фаддей Чирикин и Асмодей, это одно и тоже лицо, как же вы все этого не поняли до сих пор?
- Вот оно что? – посмурнев и нахмурясь пробормотал барон, и допив вино, поставил пустой бокал на столик – Браво господа, браво, мы снова все одурачены, немыслимо… Сидеть с ним рядом, говорить, общаться и ничего даже не почувствовать,  не заподозрить? – спросил сам себя барон.
- Ну, это только в плохих французских романах, благородный герой непостижимым образом чувствует врага, а в жизни Асмодей может перевоплощаться так, что даже знавшие его люди, порой не распознают оного в гриме!  Это его конёк…
- Так, а разгром в его доме, кровь и прочее? – так же не весело спросил Штирих, не отводя взора от Эмилии.
- Спектакль для полиции, они кстати разве не поделились с вами этим? – на вскидку ответив, переспросила Гокке.
- Нет, да они и не обязаны передо мной отчитываться – хмуро заметил Штирих, перебирая что-то в своих мыслях.
- Так вот Евгений, я подхожу к главной мысли моего визита к вам, к причине, почему я теперь опасаюсь за свою жизнь…
- Хм, ну и почему же? – скептически спросил Штирих.
- Домов, должно было быть восемь барон, но восьмым был намечен не дом Гокке, а ваш, дом Штириха…
- Неужели? – с ехидцей съязвил барон и пояснил – Сударыня, у меня тут в доме, вместе с обычной прислугой, включая садовника и дворника,  ещё полно охраны, и со мной, тут проживает 19 человек! Пупок у вашего Асмодея не развязался бы нападать, а? Плюс натасканные сторожевые псы!
- Да барон,  и я так же говорила Асмодею, что нападать на ваш дом, это самоубийство! Но он упёрся, он уговаривал меня соблазнить вас, усыпить бдительность, войти в доверие, стать своей в доме, и в нужный момент либо усыпить вас всех тут, либо отравить, и как говориться, ночью открыть ворота Трои ахейцам! – покаянно объяснила Эмилия.
- Самонадеянная авантюра с его стороны. Вон, в купеческом доме и то всё сорвалось, двоих мерзавцев уложили! И с чего он полагает, что вы в силах стать Троянским конём, или вернее уж Троянской  кобылой? – сам от себя не ожидая, ввернул вдруг Штирих и смутился.
- Я – чуть поперхнувшись от неприятного сравнения кашлянула Гокке – говорила ему тоже самое, и потом, я наотрез отказалась травить 20-ть человек, и всех собак!  Во-первых, это просто чудовищно, а во-вторых, невыполнимо физически, и действительно отдаёт пошлым разбойничьим романчиком… Он не верил, стал подозревать и обвинять меня в том что я замыслила его продать и выйти из игры, и вообще что я сдалась и ничего не желаю делать!  Все мои доводы разбились о его упрямство и голый цинизм…
- То есть вы хотите сказать, что он, послав людей в ваш дом,  дал вам понять что вы наказаны,  что вы в его власти, и никуда не денетесь? – переспросил барон.
- Да, это его мне не двусмысленное предупреждение, дальше будет действо, последнее, для меня… - упавшим голосом пояснила Эмилия, и глаза её блеснули влагой,  но слёз пока не было.
- Так, ну мне теперь многое ясно,  - задумчиво проговорил барон,  и поглядев на даму, поинтересовался – Скажите сударыня, а когда вы на пару с этим монстром совершали преступления, вы не думали о воздаянии вам, или просто о том, что может получиться так, как получилось?  Не приходило в голову что этот человек может однажды заставить вас сделать нечто, чего вы не сможете сделать, нет?
- Честно отвечу вам барон,  что я не думала об этом – упавшим голосом сказала Эмилия Андреевна, виновато глядя на Штириха – всё это, вы верно не знаете, весьма сильно затягивает. Ты чувствуешь себя сильной, осознаёшь собственное могущество, и весь мир кажется тебе подчинённым… Я, думала что вступая в его тайное общество обретаю не только влияние и богатство, но и возможность повелевать людьми и решать их  судьбу.  Однако, оказалось что Асмодей, никому не позволяет действовать самостоятельно, все акции люди обязаны согласовывать с ним, иначе смерть...
- Н-да, строго я погляжу у вас там с дисциплиной-то, по чище чем в армии! – съязвил опять барон.
- Да Евгений, я бы тоже иронизировала на вашем месте, вы правы – горестно согласилась красавица, отпив ещё вина – я ничуть не обижаюсь, ибо обижаться мне стоит только на саму себя… Дорого мне очевидно обойдётся моя глупость, весьма дорого!..
- Осознали, или театр трагедии разыгрываете?
- Как вам будет угодно считать барон, я рассказала вам всё! – шевельнув бровями закончила Эмилия Андрееевна, и словно ожидая чего-то, поглядела на Штириха.  Тот с минуту сидел молча, затем недоверчиво вопросил.
- И что же сударыня вы можете предложить мне?
- Но вы берётесь спасти мою жизнь?  - дрогнувшим от надежды голосом, спросила Гокке, отставив бокал, и не отрывая взора от лица хозяина кабинета.
- И каким образом вы полагаете я должен это делать?  - спокойно переспросил Штирих, изучающе глядя на Эмилию. «А она и впрямь прекрасна… Не будь она преступницей, уж я бы верно не удержался, и тот час сграбастал бы такую… Но стоп Евгений, стоп приятель, ты и так дел своей щепетильностью наворотил!» пронеслось в голове у барона за какие-то секунды.
- Ну, вы с вашим  влиянием,  с вашими связями, с вашими людьми – неуверенно начала перечислять гостья, на что Штирих тут же возразил.
- А вы Эмилия Андрееевна с  вашим папенькой-генералом, с вашими связями в столице, с вашим влиянием на сановников, неужели всё это, не сможет вас защитить?
- В столице, да – согласно кивнула Гокке – там бы ему за меня могли голову оторвать, и то не гарантированно, ну а уж здесь – она махнула рукой – Да и не выпустит он меня в Петербург отсюда,  вообще дальше губернии… У него повсюду свои люди, и думать в такой ситуации что я умнее всех, это сказаться провинциальной простушкой, начитавшейся пошлых романов. А я слава богу, трезвая во всех смыслах женщина!
- И что же вы трезвая женщина, всё же можете мне предложить?  Вы знаете слабые места Асмодея?  У вас имеются компрометирующие его бумаги? Ну про то чтобы вы открыто дали против него показания, я даже и не заикнусь, это было бы наивно с моей стороны…
- Вы правы, пойти на это, так проще мне выпить яду,  хотя бы мучиться не буду! – подтвердила Эмилия, и тут же дополнила что ни бумаг, и чего-либо подобного в её распоряжении не имеется, потому как Асмодей очень грамотно ведёт свою переписку, и понять её не проще чем выучить китайскую грамоту.
- Тогда какой же смысл мне, брать вас в союзницы? – чуть разочарованно спросил барон и добавил – Спасти вас только по тому что вы женщина? Сомнительная честь сударыня, особливо после того, что я о вас узнал… Вы, не жертва злодея Эмилия,  вы сама частица зла, попавшая в переделку из-за собственной гордыни и амбиций!  Так какой мне в вас прок?
- Не спешите барон отмахиваться, я смогу вам помочь уничтожить этого человека – вкрадчивым голосом заметила дама – Вы ведь желаете его прикончить, не так ли?
- Допустим…
- Вот – Эмилия подняла в верх пальчик – а я смогу помочь вам заманить его в засаду, в ловушку, где вы без труда сможете разделаться с ним, он будет безоружен в прямом смысле этого слова! – поклялась Гокке.
- Я не убиваю безоружных, сударыня, даже негодяев, ибо я в отличии от них, человек чести! – заметил барон. Эмилия Андреевна поглядела на него боком, и удивлённо осведомилась..
- Простите Евгений, но… что же вы тогда хотите? Как собираетесь разделаться с ним?
- У нас будет честный поединок! – последовал ответ.
- Поединок? У вас? Угу! – Эмилия невольно усмехнулась – Если мне не изменяет память барон, у вас уже намечался с ним один э-э… поединок  (барон недовольно засопел)  дюжина на дюжину, да?  Грандиозное сражение, закончившееся анекдотцем, до сих пор поди в Прибалтике вашей, байки ходят про «Битву Штириха»… Не обижайтесь только барон, я не издеваюсь, а говорю что вас ждёт, с вашим благородством!
- Да! – сухо кивнул барон – Этому негодяю удалось выставить меня дураком, признаю очевидное, куда денешься?  Но – он поднял палец – если вы сможете устроить так, что я захвачу его врасплох, и он будет вынужден драться, то мы договоримся!
- Интересно барон, а каким образом я это сделаю? – озадаченно поинтересовалась Эмилия Андреевна, непонимающе поглядывая на собеседника – Я ему не любовница можете мне поверить, и в безлюдное  либо тайное место его не заманю. Нового адреса я пока не знаю, и судя по тому, что он не торопиться мне его сообщать, видится мы будем на нейтральной территории, и предупредить вас о месте встречи я не смогу. Да за мной наверняка приедет курьер, и отвезёт прямо на место… Как, я, вам, его представлю?
- Сударыня, вы зачем сюда пришли?  Вы ж сами намекали мне что можете помочь его уничтожить, а теперь делаете невинный вид?  Что за игру вы затеяли, Эмилия?  - уже суровее спросил барон, и Гокке почувствовав что может перехитрить саму-себя, поспешила объясниться.
- Нет, барон, вы не совсем правильно меня поняли. Я, лично, не смогу ни устроить вам встречу, на которой кстати, вас просто пристрелят из-за дерева (!) ни заманить его как пылкого сатира своим телом. Но, ключик к нему, я вам дам, а уж там вы сами! Нет, я разумеется по возможности вас подстрахую, но вся основная работа за вами!
- Ну, и что за ключик?
- Нет, прежде дайте слово что возьмёте меня под защиту! – умоляюще попросила Эмилия.
- Слово чести госпожа Гокке,  что если вы, поможете мне уничтожить Асмодея, я сделаю всё чтобы защитить вас от него! Но, если вы соизволите вляпаться ещё в какое-нибудь уголовное дерьмо, то на сём,  мои милости и закончатся!
- Благодарю вас Евгений – хлопая ресницами с которых уже скатывались крупные слёзы, дрожащим голосом зашептала она – Я, я вдруг поняла что просто никакая я не могущественная, а обычная, запутавшаяся, слабая женщина,  осознавшая в какой чудовищный капкан попала из-за  собственной глупости!..
- Теперь поздно рыдать сударыня, вы пожинаете плоды потуг ваших – скупо заметил барон – и лишь только искреннее и всестороннее раскаяние, может спасти вашу душу, а искреннее желание порвать с прошлым, спасти вашу жизнь!
- Да! Да! – с тихим но горячем желанием в голосе повторила женщина, прижимая руки к груди – Я очень раскаиваюсь, очень… Смерть Евгений, так близко заглянула мне двое суток назад  в лицо, что я более не хочу игр в тайные общества,  и мистерии с идеями…  Вы мне сейчас только помогите,  а уж там я и на пушечный выстрел не подойду ко всей этой страсти!
- Извольте, но какого рода услуг вы от меня ждёте?  Взять ваш дом под охрану?  Дать своих людей вам под видом новых слуг? – предложил барон.
- У-у! – отрицательно промычала в бокал дама, жадно отпивая вино – Нет, это лишнее, воровать там больше нечего, да и свои бездельники теперь начеку. Нет барон, Асмодей не станет осаждать мои пенаты, да и я ему покуда нужна, и буду делать вид что покорена и сломлена… Нет, просто вы в нужный момент, поможете мне незаметно исчезнуть, или нейтрализуете людей Асмодея, коли таковые станут меня преследовать.  Надеюсь это, не замарает вашей чести?
- Нет Эмилия Андреевна, это не замарает, считайте что мы договорились – кивнул барон, и тут же спросил – Ну, и что за ключик-то к Асмодею, вы  вознамерились мне предложить?
- Любовница! – прикрыв глаза и слегка уже захмелев, прошептала Эмилия.
- Чья?
- Ну не моя же? Асмодея конечно… Вот та особа, вот она-то много его тайн знает, как это говорят, ночная кукушка перекукует?  - тонко намекнула Эмилия Андреевна,  и отставила пустой бокал уже окончательно.
- Выкладывайте, что за любовница?
-  Вера Афанасьевна  Трепакова, двадцати одного года, разгульная и вульгарная особа! – и далее, в продолжении получаса, Эмилия посвящала барона во все низости и гнусности Верки-Лежанки.
- Богатая биография! – слегка удивился барон, и с сомнением в голосе переспросил – И что, эта куртизанка в самом деле что-то знает про Асмодея?
- Ну барон, ну разумеется! – кивнула Эмилия, и бывальщецки  добавила – Каждая постоянная любовница, очень много знает о своём любовнике. А уж эта Трепакова, и фамилия кстати вульгарная,  эта особа, она же и с другими дворянами тут спала, вовлекая их в сети… Ну вы меня понимаете?
- Гадость какая! – скривился Штирих.
- Вот и я говорю что она редкая гадость эта Верка, но красивая, надо отдать ей должное,  у Асмодея вкус есть!
- А  от чего же вы тогда не в его любовницах? – снова слегка допустив бестактность спросил барон ( крепкое вино всё же вещь коварная!)
- Я, это я! – чётко ответила Гокке,  а барон извинившись, поинтересовался как ему действовать с это Верой Афанасьевной?
- Обыкновенно барон,  она часто бывает в обществе, но терпят её из-за знакомств, да она и не наглеет особо, ну место-то своё  знает… Вы, как мужчина видный, солидный и богатый,  сразу же ей понравитесь, сделаете её своей любовницей, скрутите ей голову, в смысле вскружите я хотела сказать… Влюбите в себя, и тогда, шаг за шагом, она вас к Асмодею-то и приведёт! Да барон, подобраться к этому ворону,  можно только таким, безнравственным путём, можно даже сказать через постель… Вы,  сможете так?
- Придётся смочь, Эмилия Андреевна, выбора у меня нет! – вздохнул барон, и вопросительно поглядел на гостью.
- Я, могу надеется что вы не оставите меня одну? – умоляюще прошептала Гокке, вставая со стула.
- Эмилия Андреевна, я дважды своих слов не даю, и коли сказал что приложу все усилия чтобы защитить вашу жизнь от него, то я это сделаю,  не сомневайтесь! – кивнул барон.
- Благодарю вас Евгений,  клянусь что вы никогда не пожалеете о своём решении спасти меня! – чувственно прошептала Эмилия, и уже почти подалась вперёд, но тут барон как бы невзначай отступил на шаг повернувшись к дверям с вежливым выдохом «Я вас провожу!» и мадам Гокке едва не потеряла равновесия, но Штирих сего « не заметил». Проводив гостью до выхода, он чуть поцеловал у неё перстень на руке, и пожелав спокойных снов, вернулся в дом. Там, он строго-настрого, под угрозой наказания предупредил слуг о том, чтобы те молчали о сегодняшнем позднем визите дамы, и когда те поклялись молчать, вернулся в свой кабинет. Там он снова погрузился в раздумье, что это было только что, искренний порыв мадам, или её очередная дьявольская игра?
Наследующий день, едва  только он взялся за силу, Глеба Сергеевича Садко, вызвали срочной просьбой «За ради Христа выехать на убийство, хоть и не его часть, но уж больно дело эдакое!»
- Ах ты ж господи-то, что там у вас где ещё?  Свет что ли клином сошёлся на Садко? – недовольно заметил пристав, выходя из своей части в сопровождении рассыльного полицейского.
- Так как же без вас-то?  Ить там не поножовщина пьяная, а целое умышленное  смертоубийство с разгромом! – простовато пояснил хлопающий глазами  рассыльный, пока пристав искал взором свободного кучера.
- Ишь ты, убийство с разгромом? Это что ж такое братец? Кого там где разгромили-то?
- Так я не сказал рази? – удивился рассыльный.
- Нет, рази не сказал!
- Так ростовщика с его горничной ночей, того,  убили-с, во,  и дом внутри весь разгромили-с!..
- Стоп, какого ещё ростовщика? – напрягся Садко, почувствовав знакомую тревогу.
- Дак этого, Клёцкера!
- Глицкера Соломон Яклича? – ахнул Садко.
- Точно так-с!  - кивнул рассыльный – Девку его горничную в саду перед домом нашли, в палисаднике, заколотую. Ну видать на шум ночью вышла и всё, а хозяина уже в доме, в той половине где контора была прибили. Связанный, с кляпом во рту, избитый и разгром везде, и печка ещё тёплая, преступник ваше благородие, начисто все бумаги пожог, закладные, расписки, векселя, всё спалил! И даже книгу куда посетителей заносят, и ту  начисто спалил изверг!
- А ценности?  Ограбление было? – быстро спросил Садко.
- Не могу знать, тама околоточный Белкин с городовыми орудуют, то есть работают,  они-с и скажут, а пока за вами послали, говорят вам будет интересно!
- Подава-а-а-й!! – гаркнул во всю мочь Садко, увидав наконец выруливающего из-за угла лихача, и кивнув подчинённому, ринулся экипажу навстречу.
На Дощатой №91 где жили убиенные, уже толпилось до полутора десятка зевак, робко подходили новые, но дворник и пара полицейских, никого в палисадник не пускали, а внутри, околоточный надзиратель Белкин Николай, молодцеватый малый с аккуратными усами и круглым подбородком, с помощником записывали чего-то в чёрную папку, тут же крутилось и двое понятых, соседи убитых.  Увидав  Садко, Белкин сразу вытянулся, козырнул, но пристав козырнув в ответ, лишь коротко бросил.
- Показывай!
- Вот, извольте пройти за клумбу, там девка его лежит, три удара ножом, два сзади в спину, и один спереди в живот, видать в темноте наугад били!- пояснял околоточный, пока пристав шагал меж кустов.  У самого края палисадника, наискосок от угла дома, лежала раскинувши руки служанка ростовщика в сбитом на бок платке, с раскрытыми глазами, и засохшей кровью на уголке рта. Садко чуть прошёл дальше, и приметил за подстриженным кустом сирени примятую траву, и следы каблука от сапог.
- Вот тут убийца и сидел,  служанка видать шум какой-то услыхала, и выперлась дура поглазеть кто мол тут есть?  Прошла, он затаился, а потом одним захватом за шею сзади и всё, два удара в спину, и один для верности в живот, трепыхалась наверно, баба на вид здоровая…
- Ага, она у него это, бойкая по словам соседей была, крепкая, и мужиков не боялась! – деловито подсказал Белкин.
- Амазонка твою мать, дура! – выругался Садко, и спросил было ли у убитой, с собой какое-либо оружие?  Околоточный тут же подал ему здоровенную, кованную кочергу.
- Вот-с, извольте взглянуть, у завалинки в траве нашли, она, баба-то его,  завсегда даже с ней посетителей пускала, были случаи когда дебоширов гоняла, и один раз от воров отбилась, во!
- Да, оружие серьёзное, но не в этот раз – задумчиво заметил Глеб Сергеич – в дом пошли!
- Извольте!
В конторе ростовщика действительно был разгром. Опрокинутая местами мебель, откинутая на стену крышка сундука из которого оказалось выпотрошено всё, и вещи и предметы,  лежали грудой. Прочее барахло произвольно валялось что где. Рабочий стол, шкафчики, бюро, везде рылись и всё стояло пустым, ни единого листочка бумаги, в конторе не сохранилось. А в тёплой печке, теплилась горка серого пепла.
- Тут он всё видать и спалил, на свежих углях,  хозяин печь-то под вечер протопил, видать ужин готовил, а может просто мёрз по стариковски, н-да-а-а…
Садко встал и подошёл к трупу несчастного Соломона Яковлевича, лежавшего со связанными назад руками и кляпом во рту. Одет убитый был в тёплую рубаху, жилет, домашние брюки, и шерстяные вязанные чулки.
- Не спал значит ты Клёцкер, ждал кого, или засиделся просто? – вслух принялся рассуждать Садко,  садясь подле трупа – Ну, первым ударом в переносицу тебя ошеломили,  далее связали, рот заткнули, и стали пытать, вон на пальцах порезы, и так везде насверлили… С пристрастием пытали-то, но не умеючи, значит не воровские люди, а кто-то из горожан…
- Да, Глеб Сергеич, ценностей на полках не взято совсем, а ведь одних серебряных подсвечников с бирками штук 20-ть, и другое-прочее цело! – пояснил околоточный.
- Кстати о бирках Белкин, придётся тебе братец, теперь этим делом вплотную заниматься, да. Узнаешь кто-чего закладывал, клиенты небось сами теперь ринуться за своими закладами-то, вот ты не спехом, с расстановкой, предмет за предметом, все вещи по описанию хозяев и вернёшь. У них небось бумажки-то свои с номерами тоже целы, так что не кривись Николай, доля наша такая, не домой же мне эти подсвечники волочь?  Их брат вернуть хозяевам надо…
- Слушаюсь…
- Да, а про хозяйку ты мне ничего не сказал, где она? – спросил Садко.
- А с ней что-то вроде удара приключилось, её ещё раньше в больницу увезли! – пояснил Белкин. Садко с минуту подумал, и приказал всем полицейским и дворнику, учинить самый строжайший обыск,  искать деньги, ценности, подозрительные предметы, а так же деловые бумаги, коли таковые имеются.  Сотрудники  тут же принялись шарить по всему дому, двору и саду.
Садко на подсознании почувствовал что обыск нужен, и он даст свой результат. Тот обыск что они повторно устроили утром в усадьбе сгинувшего в неизвестность ювелира, не дал ничего, и Глеб Сергеич не знал вообще что и думать:  ну кому нужно уносить трупы хозяев?  Или если их не убили, то следы должны тянуться по всему саду, но они обрывались за порогом,  да и не уйдёшь далеко с такими ранами, кровищи в доме как из поросёнка было… Поразмыслив немного, Садко также включился в обыск. Спустя два часа, грянуло! Городовой полезши в погреб, среди горшков и бочонков с соленьями, стал простукивать каменные стены, и стукнувши по одной, почувствовал пустоту. Быстро вытащив несколько просто лежавших с прилипшим раствором кирпичей, он двумя руками извлёк деревянный, покрашенный в красное ящик с небольшим замочком. Весил ящик порядка пуда. Когда подняли, и в присутствии понятых своротили замок,  достали что-то тяжёлое, упакованное в плотную обёрточную бумагу, скреплённую с пол дюжиной  сургучных печатей. Садко взглянул, печати показались очень знакомыми. Буква «А» в центре  лаврового венка, а под ней под буквой, череп без костей. Так, именно такой сургуч скреплял мешок с фальшивыми деньгами, что они с сотрудниками, намедни  перехватили!
- Распаковывайте аккуратно, печатей не повредите, это улики ребята! – строго предупредил Садко.
- Знамо дело Глеб Сергеевич! – кивнули полицейские, и осторожно,  ножами разрезали упаковку, а сургучи отделив и завернув в платок, отдали приставу.  Взорам служителей закона предстал симпатичный, восьмиугольный ларчик из железа с заклёпками, и запертый на внутренний замок. Колдовать над замочком не было ни смысла ни времени, а посему ларец аккуратно вскрыли поддев крышку лезвием топора, хотя и провозились с этим минут двадцать. Открыли и ахнули! Камни всех цветов и оттенков, золотые украшения,  мама дорогая, разбойничий клад да и только!
- Держу пари ребята, что камушки и золото, может быть из ограбленных домов две ночи назад взято! – загадочно предположил Садко, и захлопнув крышку, приказал быстро везти его в Управу к полицмейстеру, сверить камни и украшения с описью похищенного…
Полицмейстер мало сказать что удивился, когда Садко приволок в Управу ларец с сокровищами, да приложил к ним улики-сургучовые печати,  что одна в одну совпали с той, что крепилась на мешке с фальшивыми деньгами. Поглядев на них через лупу, Вадим Григорич подытожил.
- Асмодей, его работа…
Далее потянулась занудная но необходимая процедура сличения драгоценностей из ларца, с теми что были в описях из ограбленных  домов.  Часа через два, было уже две новости, хорошая, и любопытная. Хорошая состояла в том, что в ларце, оказалось ровно половина тех драгоценностей, что похитили намедни грабители. Любопытная же была в том, что ни одного камешка, ни перстенёчка либо брошечки, не было из собственного дома госпожи Гокке!
- Вот Глеб Сергеевич вам и доказательства! – устало откинулся на спинку резного кресла полицмейстер, откладывая в сторону лупу, в потускневшей, медной оправе – Хоть малым числом, хоть частью одной, но бриллианты всех владельцев кроме этой дамы, здесь присутствуют! Хоть вот жемчуженка, но есть от каждого, а почему гоккенских ни кулончика, ни звёнышка от цепочки нет?
- Потому Вадим Григорич, что вы пожалуй правы, никакого ограбления этой меценатки не было, а был кровавый водевиль…
- Она людоедка – спокойным голосом, словно речь шла о разновидности платьев в магазине, произнёс полковник -  она нанимает молодую, красивую женщину, у которой малолетний ребёнок на руках, он кстати теперь в её же Доме призрения, кушает бедолага пряники, от убийцы своей матери… Так вот, она спокойно нанимает её на убой, она общается с ней, говорит, справляется о малыше, и при всём этом, уже готовит её на смерть… Вот так поставь себя на место простого человека что отдал красавицу-жену на службу в казалось бы приличный дом,  а потом, после такого удара, на свет божий глядеть не захочешь!
- Да, вы правы Вадим Григорич, с точки зрения простого человека,  всё это непереносимо – согласился Садко – но ведь это только мы с вами знаем, точнее догадываемся о роли Гокке в преступлениях, для суда наших догадок увы не достаточно!
- Ну, Глеб Сергеич,  курочка по зёрнышку, и сыта бывает! – заметил полицмейстер, а далее отдал приказ направить к пострадавшим рассыльных, с известием что часть их добра  найдена, и ожидает их в Управе. Уже через час, робко попросились первые посетители.  Ну а далее, с соблюдением всех необходимых процедур, при присутствии нужных чиновников и оформлении  бумаг, все части сокровищ чуть ли не торжественно были возвращены их владельцам, и даже выделена охрана чтобы довести новообретённые ценности до домов своих. Надо ли говорить что уже к вечеру репутация полиции города Ратиславля, стремительно пошла в верх, и уже нигде пока не слышны были замечания о медлительности, неумении, и поголовном взяточничестве. Разве что где-то в кулуарах заметили пару раз в пол голоса «Ведь могут же когда захотят!» да и всё.
Вырос за этот день и авторитет частного пристава Садко, да так,  что многие молодые женщины и даже юные девушки, уже не стесняясь стали завидовать счастливой невесте, Катерине Терентьевне Журавлёвой, которой настолько повезло с мужчиной.
- Ведь есть же женское счастье душечки,  есть же, но не во все дома оно заглядывает!  - вздыхали с того часа городские красавицы,  обсуждая это меж себя на приёмах да вечерах, желая по возможности первыми затянуть в свой круг счастливицу Журавлёву, когда она там появлялась. Однако судьбе было угодно очень скоро внести ряд поправок, в эти романтические картины.
В тот же самый день, но чуть раньше в районе обеда, на мало приметной улице Садовой, в средних размерах двух этажном наполовину деревянном доме под номером 17-ть, стоявшем на каменном фундаменте, и имевшим все надворные постройки и хороший сад, на втором его этаже в комнате с камином, шло бурное совещание. Буквально недавно въехавший сюда скромный владелец книжной лавки Платонов, Михаил Семёнович, средних лет, статный и крепкий господин с чисто выбритым, мощным лицом с небольшими бакенбардами чёрного цвета, и такими же, коротко стриженными с проседью волосами, стоял у окна облачённый во всё серое, кроме белоснежной сорочки с поднятым воротником, и со сцепленными на груди руками, молча слушал сбивчивый, попеременный рассказ двух человек: Эмилии Андреевны Гокке в ярко-красном платье с глубоким декольте, и чёрной с белой опушкой накидке, да нашего старого знакомого Креста, ближнего подручного того, кто и стоял теперь боком у окна, наблюдая за улицей и слушая доклад. 
- Да говорю же тебе Асмодей, сдали нас! Сдали! Бечь надо! Садко сука легавая, всю кубышку у Клёцкера нашёл, Асмодей, решай чё-нить! – восклицал Крест, панически потрясая руками.
- Ты ори по громче Крест, а то вон городовой на перекрёстке скучает стоит, может услышит твои вопли да прибежит, а? – с холодной иронией заметил книгочей, кивая на окно.
- Извиняюсь, в запале я… Платон Михалыч – торопливо начал было Крест, приглаживая свои вихры.
- Михаил Семёныч – так же спокойно поправил хозяин, и подручный сухо сплюнув поправил себя.
- Михаил Семёныч, ну делать чегой-то надо ж, а? ты глянь же, второй раз этот паскуда Садко, наше добро перехватил!
- А при чём здесь Садко? – задумчиво глядя на собеседников, переспросил вдруг Платонов, и сцепив руки за спиной, сделал несколько шагов от окна – Он пёс легавый, это его служба,  и не его заслуга, да! С бумажками, провал вышел из-за Фрола,  а вы? Вы агента легавого нашли? Не-е-е-т… И не найдёте, а знаешь почему, Крест?
- А я-то при чём? Я ж всё  время при тебе!
- А при том, что пили там все как скоты кроме курьеров,  в ночь когда Хрустов деньги передавал. Пили, и ни хера толком не уверены кто, куда, и зачем выходил из кабака,  и главное насколько долго он выходил… Перетыкались все как сучки на случке, перегавкались, да на той заднице и сели… Ну с бумажками ладно, Фрол обгадился ему и подтираться, а вот история с Клёцкером,  это уже иное дело, тут кажись совсем  всё плохо господа …
Платонов-Асмодей не шутил.  Ещё вчера с вечера, когда он уже стал тут полновластным жильцом, то послал Креста за Верой Афанасьевной, чтобы ночку провести. Но Крест вернулся один, и доложил что на квартире, дверей ему никто не открыл, свет в окнах не горел, а дворник сообщил что «Мамзеля как с утра умчалась куды-то, так до сих пор и нету!»
- Опять куда-то провалилась, шалава! – сплюнул книгочей – Придушил бы тварину, да красива стерва,  жалко!
Пришлось ему довольствоваться тем, что тащить в опочивальню свою безотказную горничную Нюрку, что по мимо приятной внешности, ещё и за собой основательно следила, и даже пользовалась дешёвыми духами, и не дорогим пахучим мылом, Асмодей весьма строго следил за гигиеной подчинённых. Умотав Нюрку до изнеможения, книгочей и сам уснул  в полном удовлетворении жизнью,  уже утром, когда Нюрка кое-как поднявшись сварганила с помощью Креста завтрак и кофе ( Крест всегда в таких случаях помогал горничной, входя в её трудное положение) подавала всё это хозяину,  он снова почувствовал тревогу.  Закусив, Платонов поглядел на подручного, подумал и приказал.
- Лети-ка в город Крест, да понюхай там воздуха по кабакам, что-то мне на душе херово с утра… Лети спешно!
- Ага, я мигом! – Крест цапнул шапку,  и быстро убежал. И вот теперь, когда Платонов Михаил Семёнович находился наверху в комнате с камином, Крест, и ворвавшаяся прямо за ним как ураган Эмилия,  в два гласа сообщили ему об убийстве Клёцкера, об уничтожении убийцами всех бумаг, и главное, о перехвате «этой сволочью Садко»  половины добычи с домов.  Асмодей встал из-за стола за коим что-то  читал, медленно  вышел из-за него, сложил руки за спиной, и чуть ссутулившись прошёл с пол дюжины шагов, а затем поглядев на визитёров,  негромко но холодно спросил.
- Что-что?
Крест и Эмилия, волнуясь повторили свои безрадостные новости.
- Это провал господа – чуть сжав зубы, проговорил Асмодей, повернувшись к сообщникам боком – это второй провал за неделю… Нам крепко надо всё это обсудить…
В начале беседы, Асмодей пристально глянув на Гокке, спросил с осторожностью ли она приехала?
- Да, я сменила плащ и экипаж! – кивнула дама.  Дело в том, что у тайного общества, по городу было разбросано несколько законспирированных  ямских станций, на один-два экипажа каждая.   Нужный человек,  въезжал в ворота некоего дома на своём экипаже, и приказав кучеру ждать, уходил в дом. Там он проходил на улицу, в сад, либо смежный двор другим ходом, садился в ожидавший  экипаж с крытым верхом, и катил куда ему было надо.  Так делалось в тех случаях, когда Асмодей менял дом, и первое время, чтобы никто случайно не узнал куда человек ездил, а уже потом,  с течением  времени, всё становилось проще: ездили в дом теперь известного в этой части города человека, и никаких подозрений ни у кого это не вызывало.  Вот и Эмилия Андреевна в этот раз сделала так же, правда накинув себе на плечи на станции, неприметный чёрный плащ, оставленный ей в передней.
- А платье могла бы и менее яркое на себя напялить! – сухо бросил Асмодей, отходя к окну.
- Прости, я не подумала,  но красное мне так идёт! – нелепо созналась дама, но книгочей ничего ей на это не сказал. И вот теперь, выслушав панические предложения Креста,  Асмодей напряжённо думал. Убийство Клёцкера и гибель его документации, это удар почище перехваченных бумажек, этого-то добра ещё можно нарисовать, а вот порядка полусотни векселей нужных людей, коих он почти держал за горло,  теперь вылетели в трубу вместях с дымом, и эти люди навсегда соскочили с такого крючка!  А камни? А золото? Н-да-а…
- Мы отправили ему золото с курьерами, более чем за сутки до убийства, золото в полиции, а ценные вещи не взяты, если ты Крест, всё правильно понял – вслух начал рассуждать Асмодей, повернувшись к собеседникам.
- За что купил, за то и продаю,  подсвечники серебряные, там ложки-вилки такие же, всё на месте, бумаги только в печи пожгли, да пытали Клёцкера сильно, так люди говорят! – пояснил Крест.
- Да-да, наш Клёцкер бойцом не был, и коли искали бы наше золото, он бы его сразу и выложил! – коротко махнул рукой Платонов, и медленно заходил по комнате – А это значит голуби мои, что убийца не из наших, и вообще не из воровских людей, а из горожан. Мещанин, либо дворянин на грани полного разорения и краха, прибёг к Соломон Якличу, и пал в ноги, помилосердствуйте мол, жена-дети, маменька помешанная, папенька под себя ходит, а тот его в шею! Девка его с кочергой проводила. Молодец тот сопли вытер, да и ушёл, а денька через два-три, сразу эдакое не делается, рожу и запомнить могли, нанёс ночной визит в пенаты ростовщичества окаянного,  да обоих наших кровососов, и порешил зверским способом, а Соломона-то ещё и пытке подверг… Вот! – Асмодей дойдя до стены, повернул обратно – Убийца господа из благородных, ибо не очистил клети у покойного, а пожог всю его кабалу бумажную, чем и себя и сотню других людишек, от долгов избавил, вот! Видел я как-то одного гневного повесу, что от Клёцкера в ярости убегал из дому, но ни черта его не запомнил…
Асмодей снова отошёл к окну, и замер скрестив руки на груди.
- Садко, это всё из-за него, это он гадюка нам всё портит, его надо убить, слышишь Асмодей,  непременно!  Дай мне его, я его уничтожу,  я его убью, его не должно быть! – пылая от ярости и исходя пятнами от потерянного богатства, чуть не задыхаясь стала молить госпожа Гокке, но хозяин, до того говоривший жёстко но тихо, вдруг вперив в Эмилию свой взгляд, довольно внушительно рявкнул.
- Мо-о-лча-а-а-ть!!  Мо-о-лча-а-а-ть!!  - а затем отделившись от окна пошёл вперёд, и уже тише продолжил – Я, тут решаю кого убивать, я, слышишь ты, Екатерина Медичи?
- Прости, я вспылила,  ну я на нервах вся! Ну столько бриллиантов с золотом пропали!  Недели и месяцы подготовки-и! – зарыдала Гокке, утирая слёзы платком, извлечённым ей из сумочки.
- Садко мы воздадим должное после,  а ныне, он сам того не ведая, может нам помочь!- совсем уже тихо, сказал вдруг Платонов, прямо глядя на обоих собеседников.
- Это как же? – удивился Крест, почёсывая затылок.
- А так,  он может найти убийцу Клёцкера, и мы убьём двух зайцев, во-первых самого преступника,  демонстративно и жестоко, чтобы все поняли от чьей руки и за что он погиб!  И во-вторых, мы  лишний раз убедимся что хотя бы в этом случае, никто из нашего общества не виновен напрямую!
- Ну если так то ладно, пусть роет,  но я всё равно его ненавижу, и когда-нибудь, расквитаюсь за всё! – прошипела Гокке, на что Платонов уже криво усмехнувшись, заметил ей.
- Я, Эмилия, уже говорил тебе что ты должна сделать,  чтобы избавиться от ненависти к мужчинам, нет, не последовала моему совету?
- Попрошу без твоих пошлостей,  при твоём холопе! -  оскорбившись, вспыхнула мадам.
- Кстати о холопе, Крест – Асмодей повернул к нему голову – найди мне сегодня Верку,  ума не приложу куда делась шалава?
- Найду! – уверил  его Крест, но остался стоять на месте. А главарь снова обратился к Эмилии.
- У барона была?
- Да, собиралась тебе рассказать, но тут это всё свалилось, и я забыла – чуть с обидой, но торопливо ответила Гокке.
- Как прошло?
- Ну как прошло? – устало продолжила Эмилия – В объятия он меня нее заключил, в постель не поволок. Но кажется поверив моим соплям и россказням, поклялся спасать от тебя!
- Вот дурак-то! – хмыкнул Асмодей, и добавил что с Белугиным такой финт не прошёл бы. Затем опять спросил даму.
- На Верку его направила?
-Разумеется, хотя Михаил Семёныч – голос дамы стал твёрже – Я бы не сказала что он такой уж дурачок, ваши прибалтийские гастроли его многому научили, и мне поверил с большой я бы сказала натяжкой… Так что господин хороший, одна ошибка, и он всё поймёт!
- Верке главное этого барона в койку затянуть, а уж там она из него сплетёт, брабантские кружева ! – проговорил Асмодей, и глянув на Креста,  велел ему немедленно бежать в город, и сыскать там Верку «Куда делась шалава?  Пора её на диету сажать, а то избаловалась от денег!». Когда подручный ушёл, Асмодей предложил присесть, и когда оба сели,  спросил.
- Ты уверена что в нужный момент сможешь охмурить барона?
- Да, если всё пойдёт по нашему плану, до зимы я стану его любовницей, главное не упустить момент для броска!
- Ну тут тебе лучше знать когда к мужчине в постель сигать, главное не проглядеть момента когда в нём наметиться трещина! – поднял вверх палец Асмодей.
- Мне кажется что мы чего-то  упускаем, или не замечаем – пробормотала Эмилия, тревожно глядя на шефа, а тот согласно кивнул.
- Возможно, ведь в нашем деле, опасном деле Эмилия, может быть всякое!  Никакая победа либо поражение, никаким Нострадамусом определённо не предсказана!   И маленький камушек, попавший в механизм большой машины, может поломать его на годы и десятилетия, если не на века! – Асмодей откинулся на спинку кресла, и положил руки на подлокотники – Так что наша победа, как и наше конечное поражение, не предрешена. Чего бы там не решали в высоких кабинетах великие магистры да гроссмейстеры различных орденов, и нашего в том числе, многое моя дорогая зависит от бойцов на поле боя, и полковых офицеров…
- Это ты в переносном смысле сказал?
- Во всех! Всё не смотря на идеи, решается в конечном итоге на поле боя, ну или почти всё. Вот например. В самом конце, или вернее на исходе 1812 года, когда тут у нас, Наполеон благополучно занял оставленную для него Москву, на Кавказе если ты помнишь,  шла война  с Персией…
- Помню, и что с того?
- А вот то, персиянам открыто помогали советниками, деньгами и оружием как враги царя французы, так и его  «союзники» англичане, но уже позже, где-то к 1809 году, когда выгнали парижан вон.  Так вот, к 1812 году, наместником и командующим на Кавказ, был назначен престарелый генерал Ртищев, человек абсолютно не подходящий для восточной войны, да и вряд ли для войны вообще. Он всё хотел уладить с персами полюбовно, переговорами, да радушием. В общем он там так накомандовал, что шах с огромными силами, собрался для наступления, и готовился совершенно уничтожить жалкую горсть русских войск перед ним.  Богомолец Ртищев ( он целые дни случалось проводил в молитвах) совершенно пал духом, и пришёл ему из высоких кабинетов приказ, смысл которого прост и ясен:  не лезь старик и не дёргайся. Ртищев вызвал к себе генерала Котляревского, располагавшего к тому времени силами, едва превышающими две тысячи штыков…
- А тех сколько было? – задумчиво спросила Гокке.
- Данные самые различные, но где-то порядка от 20-ти, до 30-ти тысяч было войск у  Аббас-мирзы! – горделиво пояснил Асмодей.
- Ужас – пролепетала дама, неопределённо стрельнув глазами.
- И вот Ртищев, приказал Котляревскому отступить, мол Москву сдали, дела худы, и самое главное Эмилия, внимание! – рассказчик поднял палец – Придётся дескать и Грузию всю обратно Аббасу отдавать…  То есть там, в больших кабинетах под коврами и паркетами, уже казалось решили судьбу войны:  похерить девять лет нечеловеческих усилий русских солдат, сбросить в сортир все победы,  наплевать на все смерти и потери, и отдать персам обратно и Грузию, и Армению, и Дагестан. Ну глупо было б думать, что персы, с их извечной жаждой грабежа, остановятся!  А там и османы вновь вгрызлись бы в русский юг, и всё, Россия схлопнулась уже б тогда, как карточный домик, и мы с тобой, вернее я, тогда  тебя ещё не знавший, жил бы себе и правил какой-нибудь русской страной, скроенной из трёх-четырёх губерний. Наполеон опять нажал бы на западе, и на месте ещё вчера казалось процветающей России, образовались бы десятки,  кипящих в огне междоусобиц княжеств, республик, ханств и королевств, кому что понравилось! Вот  всё это Эмилия, уже было решено и начертано нами уже там,  в высоких кабинетах! – книгочей показал пальцем в потолок – И передано далее через старика Ртищева, который правда ничего не знал, и ни во что посвящён не был. И он отдал такой приказ Эмилия,  он приказал Котляревскому отступить… Но – Асмодей разочарованно поднял брови -  генерал Котляревский со своим отрядом, нарушает приказ, переходит Аракс, и совершает немыслимое:  в двух всего сражениях,  совершенно уничтожает армию шаха,  сам принц еле уносит ноги едва ли с полусотней людей, и всё… Уже в пятый или в шестой раз, Грузия оказывается непостижимым образом спасена от страшного нашествия. А затем, когда Наполеон уже разбит и изгнан из России но ещё не побеждён окончательно и может представлять угрозу, Котляревский берёт штурмом неприступную для нормальных людей Ленкорань, с огромным гарнизоном, и совершенно фанатичным и поголовно вооружённым населением, Персия с громом и треском проигрывает войну, и заключает  к сожалению, Гюлистанский мир.  И ведь всё, всё Эмилия было решено в умных английских, французских, австрийских, и прочих головах!  Банкиры выделили астрономические суммы на всю затею, но  маленький камушек по имени генерал Котляревский, попал в сложный механизм, и вся логически выстроенная конфигурация,  загремела с громом и треском в тартарары!  Ни в Лондоне, ни в Париже, ни тем более в Вене с Берлином, нигде подчёркиваю, никому в их умные головы не пришла мысль, что нижестоящий офицер, может нарушить приказ вышестоящего, и тем по сути повернуть ход всей мировой истории! Вот Эмилия что может сделать, один не учтённый на весах камушек! – с сожалением в голосе заключил  рассказчик.
- И каков вывод изо всей этой истории с камушком? – непринуждённо спросила дама.
- Глядеть внимательно под ноги, и стараться убирать все камушки с дороги! – пояснил главарь, и тут же как-то скептически переспросил её, а хочет ли она по прежнему быть фрейлиной императрицы?
- Разумеется, это моя цель! – оживилась Эмилия.
- А если подумать? – чуть улыбнулся домовладелец.
- Перестань говорить загадками, у меня плохое настроение сегодня! – обидчиво попросила Гокке.
- Ну изволь, изволь Эмилия! – поднял ладони Асмодей – Для переворота, или для революции, называй это как хочешь, уже всё подготавливается, идут деньги, вербуются люди, ну ты  знаешь ( дама молча кивнула) И когда монархия будет свергнута а правящая династия  истреблена вся целиком,  то какая к бесу и где, может потом быть тебе фрейлина, у кого? Императрицы уже не будет Эмилия, и править бал, там станут иные дамы…
С минуту, Гокке молча хлопала глазами, а затем ошалело поглядев на Асмодея пролепетала.
- А… что там будет, в Петербурге?
- А будет там Эмилия, на тех землях республика Ингрия, чухонцев шведам обратно с эстами отдадим, литовцев ляхам, ну и так далее. На Кавказе своя петрушка, Грузия с Арменией отложатся, и тут же будут проглочены опять персами с турками, моментально… А в Ингрии той, боюсь Эмилия что место тебе и не найдётся!
- Так, а где же оно мне найдётся по твоему, здесь, в этой глуши? – состроив мину переспросила Гокке, на что Платонов-Асмодей спокойно парировал.
- Это пока глушь, да и то относительная. Город большой, торговый, богатый, дороги на все стороны света, купцы аж из Бухары порой бывают, из Казани, из Нижнего, из Москвы… А теперь представь Эмилия – Асмодей сделал сосредоточенное лицо – когда там в столицах завариться вся эта вакханалия, и уже революционные  вожди начнут рвать друг-другу глотки за власть,  ну как это уже было в той же Франции, то мы, тут, на территории четырёх или пяти губерний, больше нам не нужно, создаём своё собственное государство, и превращаемся в полноправных хозяев.
Руководящие силы уже есть, нужные люди давно сидят по губерниям в нужных кабинетах, и в нужное время – он довольно улыбнулся – они переменят флаги и прочие регалии, выбросят из окон старые портреты, и повесят новые. Вооружённые силы и жандармерию мы создадим быстро. А на первое время хватит и наших с тобой мечтателей с идеями, эти уничтожат любого кто просто будет не согласен, не то что против! Часть теперешней полиции мы тоже сохраним, как и некоторые гарнизоны, устранив лишь наиболее опасных или ненадёжных офицеров, и немного ослабив дисциплину, без этого мы власть не возьмём…
- То есть ты хочешь тут, в центре, создать свою республику? – уже менее скептически уточнила Эмилия, глядя ему в глаза.
- Именно!  Связей в Европе у меня полно, как всё схлынет, пойдёт торговля, наладим промышленность и заживём себе по-королевски, а?
Эмилия слегка вспотела, и стала обмахиваться веером, мысли разом полезли из головы, как муравьи из растревоженного муравейника.
- Погоди-погоди – она выпрямила спину, и не отводя взора переспросила – ты сказал «мы создадим»  «мы заживём». Кто это «мы»? Ты и кто ещё?
- Ну я и ты Эмилия, не Верка же! – сознался вдруг Асмодей, глядя на неё как-то изучающе. «Проверяет, или взаправду решился на эдакое»? лихорадочно пронеслось в голове у Гокке, но в слух, она сказала следующее.
- Ты… ты в качестве кого меня хочешь взять в это предприятие?
- В качестве своей соправительницы! – последовал ответ. Всего ожидала Эмилия, и в качестве жены, и в качестве королевы, и в качестве царицы,  и первой госпожи, председательши правительства,  но мало понятная должность соправительницы, её смутила.
- Я не поняла что это за чин такой, «соправительница»?  Поясни пожалуйста, будь добр! – попросила Эмилия, в глубине души всё же надеясь услышать от него слово «жена».
- Я, первый председатель республиканского правительства, или диктатор, как кому угодно – стал разъяснять Асмодей – А ты Эмилия, сопредседатель правительства, или моя правая рука. Ты умна и красива, с тобой не стыдно появиться в обществе, и всё прочее. Ты будешь отвечать скажем за жизнь двора, и всего что с этим будет связано: моды, наряды, фасоны, и прочие вещи, то бишь то, в чём тебе  нет равных дорогая.  Так же ты будешь принимать иностранных гостей, и особенно их жён, тут ты тоже будешь на своём месте. Да никакая дура-фрейлина и одной трети твоих полномочий иметь не будет!  За границу будешь ездить, там представлять всё  тоже самое. Ну а я возьму что останется, силовые, политические и финансовые ведомства.  Ну, и как вам Эмилия Андреевна такое предложение? Да, чуть не забыл,  личная жизнь у каждого будет своя, тем более что институты семьи и брака как  веры и религии, будут нами уничтожены постепенно, сразу-то не получиться, возни много, ну так как, подумаешь с недельку?
- Таких предложений мне ещё никто не делал! – честно созналась Эмилия, и как-то даже  слегка повеселев, сказала – Меня сватали в жёны, в любовницы, в содержанки, но в сопредседатели правительства, это со мной впервые, это надо хорошенько обдумать! Власть над миллионами она того, заманчива… Но одно Асмодей,  скажу тебе сейчас: предложение мне льстит,  я довольна, мне было приятно узнать что ты так высоко меня оценил, спасибо!
- Ну насколько ты себя показала Эмилия, настолько я тебя и оцениваю, не выше и не ниже, я, деловой человек! – чётко и по существу ответил Асмодей.
Настроение у мадам Гокке даже не поднялось  а заиграло,  ей и в самом деле польстило такое внимание. Что там те слащавые позывы замуж? Фи! Банальщина и мишура для девочек. Тут, ей предложили власть, и так просто не отмахнуться ни согласиться нельзя, надо подумать! Взвесив в голове все перспективы дела, Эмилия обещала неделю подумать, и на сём они с Асмодеем и расстались…


                Х              Х                Х



Ближе к вечеру, в дом на Судейскую, в гости к егерям, вновь пожаловал их командир в неизменном маскараде.
- Есть разговор бойцы! – коротко сообщил он, стоя внизу, прежде чем все собрались идти на верх, в комнату отдыха.
- А у меня есть предложение, вернее идея – сообщил Уличев,  и по лицам остальных полицмейстер понял что они тут это уже обсуждали.
- Отлично, всё заодно и обговорим! – Вадим Григорич указал рукой на лестницу, и вся команда гурьбой стала подниматься. Свечи в комнате для отдыха уже горели, все расселись на привычные места, а Белугин подойдя к шахматному столику и бормоча «Фигуры-то уж могли бы загодя расставить» стал готовить чёрную и белую армии к бою. Закончив построение, он пошёл белой пешкой, и начал разговор.
- Про убийство ростовщика и найденное у него золото из ограбленных домов вы уже в курсе?  Ну и отлично, значит повторятся не стану, у меня другое – полицмейстер переставил фигуру, и чуть подумав продолжил – Глицкера со служанкой убили не воры и не люди Асмодея, ибо покойный являлся хранителем сокровищ тайного общества, это удар и по самому Асмодею. К тому же как я уже упоминал, покойный скупал векселя дворян, но ни один к оплате не предъявил ни разу. Подозреваю что сии бумаги как кандалы сковывали владельцев, а ключик был у Асмодея, н-да… ( Белугин вывел на поле коня и слона) Неизвестный убийца действовал по наитию, и оказался в крайнем положении, иначе  не пошёл бы на такое рисковое дело. Наши люди к сожалению, дежурили лишь до полуночи, посетителей записывали, да и не хватает сотрудников как всегда на это, н-да… Судьба мать её, кто ж знал-то?  Убийцу мы скорее всего не найдём, должников у покойного набралось много,  и всех не проверишь, ног не хватит! Думаю сам Асмодей теперь в купе с мадам, ломают свои головы, кто ж это их Клёцкера-то порешил?
- Они небось злы теперь на полицию, не выкинут ли чего? – спросил Зорких.
- Вряд ли, но не исключаю – ответил полковник, «съедая» ладью конём – мы нынче днём мадам Гокке в городе до одного дома вели, а там она несколько часов провела, а затем домой рванула. Проверка показала что там что-то вроде каретного сарая, скупают негодные экипажи на запасные части, мастырят новые и продают по сходной цене небогатым людям. Есть там и жилые квартиры, но в которой она  была, установить не удалось. Барон Штирих приватно сообщил, что вчера в ночь, у него была с визитом наша попечительница…
- Ишь ты как, любят меценатки сладкую жизнь –то видать! – хмыкнул Сан Саныч, но Белугин сделав ход слоном, отрицательно помотал головой.
- Нет Сан Саныч,  ничего кувыркательного не было, Эмилия Андреевна заходила сугубо по делу! – и полицмейстер вкратце посвятил однополчан в подробности вояжа, сделав язвительный акцент на запланированный, но теперь уже пропавший в тумане дома для помешанных, план с участием Верки-Лежанки в деле «спасения Эмилии, и погубления Асмодея».
- И что, он ей поверил? – тихо спросил Уличев.
- Скорее да чем нет, во всяком случае он убеждён что ограбление  Гокке, это её наказание за какую-то провинность перед  Асмодеем! – вздохнул полицмейстер, и передвинув ладью продолжил – Я разумеется предупредил его о своих подозрениях, но он мне не поверил, я мол краски сгущаю, и Эмилия хоть и тварь, но не сумасшедшая чтобы на такое пойти. Короче говоря, он намерен с помощью Эмилии выйти на след Асмодея, вынудить того драться в поединке, и прикончить!  - усмехнувшись развёл руками полковник.
- Великосветский дурак этот ваш барон! – устало выдохнул Неждан, скрестив руки на груди.
- Он крайний идеалист, и ничего с этим поделать нельзя! – поправил товарища Белугин, и тут же услышал от него.
- Вадим Григорич, тут такое дело, мы посоветовались, и хотим предложить вам  одну идею,  а именно нынче в ночь или чуть по раньше, выкрасть Эмилию Гокке, привезти сюда, и допросить уже основательно, со всем пылом дознания что нам война с вами в наследство оставила!
- Хм, допросить, вытащить, а потом? – чуть замерев с ферзём в руке,  спросил полицмейстер.
- А потом устранить и зарыть в безвестной яме, вполне могу  это сделать! – ответил Уличев.
- Пойми меня правильно Неждан – поставив фигуру, с расстановкой стал отвечать ему Белугин – не из жалости к этой твари, жалости к подобным ей оборотням быть не может, а из интересов дела, я вынужден отклонить твоё предложение, точнее ваше, хотя оно и заманчивое!
- Отчего же нет?  - спокойно переспросил Неждан.
- Асмодея, исчезновение Гоккке насторожит настолько, что он в такой ил на дно заляжет, что мы год его искать будем, и нет гарантии что отыщем!
- Вадим Григорич, да думали мы и над этим! Я вам ручаюсь что она через час уже выложит нам где логово  этого упыря, а в следующие два часа мы уже будем там, и кончим всё дело в 15-ть минут! – встав с места, заверил Уличев полковника.
- Допустим Неждан вы её взяли, привезли сюда, она всё выложила, ба-бах, прощальный привет и две лопаты – согласно кивнул полковник  «съедая» пешку другой пешкой – Вы летите туда, а там только прислуга, а самого Асмодея нету, не вернулся ещё, ходит где-то по неотложным делам,  вот вам и провал. Даже если вы без шума там всех положите, он может через два дня только прийти, или вообще по уезду где колесить будет, мало ли?
- Да, риск есть, но он оправдан! – возразил Неждан.
- Не в этой ситуации поручик, не в этой! – поправил его командир, и отошёл от шахмат – Если бы речь шла только об устранении Асмодея, твой план я бы принял с радостью старый товарищ, но убить этого упыря это даже не пол дела, это осьмушка! Бумаги, архив его шайки господа-офицеры, списки-расписки обличённых  властью негодяев и дураков, что подвизались приносить ему домашние туфли по утрам, вот что мы должны захватить прежде всего!  Ведь я не единожды говорил вам об этом… И потом, а если захват Гокке не пройдёт без шумно? Ну мало ли? Не одна будет,  визгануть успеет,  свидетели объявятся,  патруль из-за угла вынырнет, офицер припозднившийся от дамы или к даме скачет верхом,  да кто угодно! Их-то трогать мы не можем, это не вражий тыл, не разведка с диверсией…
- Да это понятно, но если всё же с душой, разработать план,  последить за ней дней пять, а уж потом и того, а? – подал голос штабс-капитан Кубанин.
- Последить? – усмехнулся Белугин – Да следят  за ней уже, но пока без проку. А план вообще хороший, мне нравиться, и мы пожалуй оставим его для подходящего случая, когда на след их картотеки нападём, ещё у кого что есть?
- У меня всё Вадим Григорич, и знаете, пожалуй вы  действительно правы, риск есть,  и он не настолько оправдан, просто видимо я рассуждал как солдат обычной войны, по привычке! – проговорил Уличев разведя руками.
- Это ничего друзья мои, хоть вы иногда и торопите события, но движетесь в верном направлении! – щёлкнул пальцами Белугин.
Где-то примерно чуть ранее того, часов в пять вечера, Глеб Сергеевич Садко, сидел на квартире своей невесты Катерины Журавлёвой, и наслаждался ароматным чаем с душистым земляничным вареньем, сваренным кстати самой хозяйкой. Едва в Управе закончилась канитель с возвращением части сокровищ истинным  владельцам, Садко отпросился у шефа «отлучиться по делу», и на всех парусах помчался  домой к своей любимой Катеньке, Катюше, или просто Кате… По дороге он купил Мишутке стреляющую пульками  пушку в симпатичной коробочке,  а едва появившись в дверях, он тут же был встречен радостным мальчишеским криком. «Дядя Садко пришёл!» и шустрый мальчуган в простых домашних штанишках и синей рубашонке, азартно бросился навстречу вошедшему. Пристав сразу же вручил мальчугану подарок.
- Уго! Пушка?!  Всамделишная? – ахнул Мишутка разглядывая коробочку.
- Так точно, с пульками и стреляет! – деловито подтвердил полицейский глядя на ребёнка сверху вниз – Ну Мишутка, ты доволен?
- Спрашиваете! Ещё бы! У меня ж теперь целая батарея, и солдатиков много! – восхищённо ахнул мальчишка.
- Ну, артиллеристы мы иль нет? – деловито осведомился майор в отставке.
- Артиллеристы! – радостно кивнул ребёнок, торопливо распаковывая коробочку. Катерина Терентьевна, облачённая в дивное, снежного цвета с отливом инея  платье, с чуть оголёнными плечами, наблюдала с замиранием сердца прижав руки к груди, за этой милой картиной, где двое её самых дорогих мужчин, в очередной раз успокоили её метущееся материнское сердце. Они подружились, это было ясно уже окончательно. Ещё только когда Катерина Терентьевна  пригласила Глеба Сергеевича первый раз к себе домой дабы познакомить его с сынишкой, она страшно переживала и волновалась: понравиться ли её Глебушка, её Мишутке? Молодая женщина боялась нередкого в таких случаях детского отторжения, ибо она уже не могла себе представить жизни без своего частного пристава, любя его безумно. Однако опасения госпожи Журавлёвой оказались напрасны. Бывалый вояка, майор артиллерии в отставке, пришёл знакомиться с сыном своей как он надеялся будущей жены, при всём блеске парадного мундира с восемью боевыми наградами, и при шпаге. Ордена и шпага сразили Мишутку сразу, а уж череда боевых историй про войну с турками, так и вовсе накрыли мальчугана с головой, и переживавшая хозяйка с облегчением выдохнула «Слава богу, кажись сдружились, всё-таки что ни говори, а мальчишке в семье, отец нужен!».
Затем, Катерина Терентьевна уже по неписанной традиции, взяла и устроила этакий званный вечер, куда взяла с горяча и пригласила человек семь своих подруг, чтобы представить им на негласную оценку, своего будущего мужа. Садко и  здесь не сплоховал, явившись на торжество опять-таки во всём блеске офицера русской артиллерии. Его регалии, стать, манеры и шпага, произвели на подружек Катерины Терентьевны такое  сильное впечатление, что под конец вечера хозяйка дома спохватившись, свернула смотрины, сославшись на внезапную мигрень. Причина сего манёвра оказалось типичной. Госпожа Журавлёва, во время уловила в глазах подружек хищный блеск, и жадные позывы томно покусываемых губ, да призывные помахивания веером. Катерина Терентьевна как женщина опытная, все эти дамские штучки знала, а посему выпроводив осыпающих её комплиментами подружек вон,  больше  таких смотрин не устраивала, а слегка смущённому офицеру, сделала тонкое замечание, что он, мог бы и по меньше любезничать с дамами.
- Любовь моя, Катенька, я буду любезен только с тобой, а прочих твоих товарок, я буду отныне посылать к чёрту! – отшутился Садко,  на том всё затухло. И вот теперь, в данный момент, видя как эти двое, сынишка и Глеб приветливо общаются, хозяйка дома находилась от счастья на седьмом небе.
- Ну, Мишутка, что сказать-то надо? – лукаво напомнила мама.
- Ой, спасибо большое, дядя Садко! – громко сказал мальчуган, а мама поцеловав его в щёку, тихо намекнула
- Ну, ты пойдёшь к себе?..
На это, Мишутка окинув деловым взором взрослых,  снисходительно изрёк.
- Пойду, ладно уж, целуйтесь!
Катерина Терентьевна вспыхнула как маков цвет.
- Мишутка! Да как.. да ты… да чего говоришь-то?.. Да, вот иди к себе… быстро! – стараясь казаться строгой но страшно смущаясь, указала она рукой с вытянутым пальчиком, а сынишка так же деловито проследовал в свою комнату, бросив на ходу «Тоже мне, секрет!» Едва он ушёл и закрыл за собой дверь, Садко не теряя времени на политесы, сграбастав невесту в объятия, жадно и смачно её поцеловал. А теперь за чаем, они сидели и строили планы на жизнь и вечер.
- Катюш, по моему пора твоего Мишутку,  основательно с моей племяшкой познакомить,  а то они шапочно пару раз виделись, а этого ж не достаточно. Я Сонечке уже обещал что у неё теперь будет старший брат,  так что она загорелась интересом – высказал Садко свои предложения.
- У-у-м, любимый, да я же только за! – улыбнулась Катерина Терентьевна, отпив чаю – Но пока они дети это ладно, а через десять лет они станут парнем и девушкой , и у них может проснуться взаимный интерес!
-Ну Катя, к тому времени они уже будут знать что они не брат и сестра, и даже не дальние родственники! – успокоил невесту пристав, и ложечкой намазал себе на булку толстый слой варенья – Оно такое же сладкое как ты любимая! – довольно жмурясь заметил Садко, запивая лакомство ароматным  чаем.
- Ой Глебушка, я от твоих комплиментов, ну прямо таю каждый раз!
Они поболтали ещё с полчаса, а затем пожелав друг-другу чтобы скорее пришёл сентябрь, время их свадьбы, на сегодня, не на долго, до темноты как думал Садко, расстались. Но рок, уже вносил неумолимые перемены в жизнь частного пристава, Глеба Сергеевича…
От Журавлёвых он зашёл в Управу, узнал что полицмейстер в отлучке и ничего пока не случилось, направился в свою часть, чтобы там справится не нужно ли чего, и коли не нужно, то по раньше уйти домой. И точно, в части всё было в порядке, а пара мелких жалоб могла и обождать. Садко торопился домой не зря. Едва он переступил порог прихожей, на него прямо налетела вся зарёванная горничная.
- Глеб Сергеи-и-ч, беда-а-а у на-а-а-с!..
- Что?! – сразу застыл Садко, не успевши снять двуугольной своей шляпы.
- Сонечка пропала-а-а!..
- Как пропала?! Говори толком дура и не вой! – чётко приказал пристав, ибо раскисать он не привык, да и нельзя этого теперь было. Оказалось, что Соня не пришла к означенному времени с улицы, где как обычно играла с другими детьми, и она, горничная, пошла за ней, ну мало ли, дети же!  Но на улице девочек уже не было, а гоняли мячик мальчишки, которые и поведали что ещё часа в три или четыре, когда девчонки забавлялись скакалками, из подъехавшей пролётки вышла шикарно одетая барышня с корзинкой, и стала угощать их всех сладостями, пряниками да конфетами. А Соне, отчего-то предложила покататься на лошадке, и девочка сразу согласилась, остальные тоже просились, но их не взяли. И вот Соня с барышней сели в экипаж, и уехали, вот.
- Не виновата я, Глеб Сергеич, не казните меня! – глотая слёзы попросила прислуга, на что Садко сердито отмахнулся.
- Да кто тя винит то в чём, дура? Ещё чего было-нет? – быстро переспросил он.
- Ой! – схватившись за щёки вскрикнула горничная – Было барин, было письмо, с полчаса назад  малец один приволок  белый конверт с написанием Г.С. Садко, вон, я на ваш столик положила в гостиную, и не распечатала потому как боюся!
Пристав широким шагом прошёл в гостиную, цапнул со стола тонкий конверт, и быстро распечатав,  прочитал написанное крупным и корявым почерком.
                «Садко.
Твоя дивчонка твоя плимяница у нас.  Коли хош ие жывой и здаровой видить отдавай падла наши деньги! 140 тыщь што ты  схватил у Хрустова. Знаим што они в гарнизони под стражай.  Делай чиво  хошь да деньги нам через два дня то бишь посля завтрева на Татарском выгони за городом у горелого дуба как тёмно будет привози на брички. Будь один. А боишся ежели возьми двух но не больше людей а то дивчонку заколем и тебе пришлём. Всё ждём через два дня как стемнеет.»
Сердце застучало как механический молот на заводе, Глеб Сергевич лихорадочно соображал. Денег уже тех в городе нет,  ещё вчера, рано по утру их отправили в губернию под усиленным конвоем в сопровождении особого чиновника, и теперь хоть тресни, денег нет физически.  Тогда что делать? Катя, она же ждёт сегодня вечером, ей надо непременно написать. Он тут же метнулся в свою спальню, одновременно бывшую и рабочим кабинетом, полетел к столу, и карандашом торопливо написал. «Катя! У меня беда, пропала Соня, я иду на поиски, нынче меня не жди. Как всё образуется, приду и расскажу. Всё, целую тебя крепко, твой Глеб!». Быстро сложил, написал адрес, и опрометью выскочил на улицу. Пробежал где-то с квартал, и увидав городового, быстро позвал его к себе.
- Вот, спешно снеси теперь же по этому адресу, а за труды вот тебе!- Садко сунул городовому серебряный двугривенный, и тот мигом полетел до дома Журавлёвых, а пристав поймав извозчика помчался в Управу, надеясь застать там полицмейстера. Однако Белугина там ещё не было, и дежурный заметил что теперь уже вряд ли будет.
- Тогда домой к нему! – и уже буквально побежал, даже не стараясь ловить извозчиков, мысли частного пристава теперь кружились в голове подобно смерчу. Что-то надо было предпринять, и немедленно, прямо сейчас, теперь же, сию минуту! Когда его впустили в дом Белугиных, то встревоженная загнанным видом гостя, Анна Леонтьевна объявила Глебу Сергеевичу что её мужа пока дома нет, но коли угодно, он может его обождать в гостиной.
- Да Анна Леонтьевна, вы правы, я обожду пожалуй!  Простите,  куда можно пройти? – быстро спросил пристав снимая шляпу.
- Вон туда, пройдёмте со мной – удивлённо проговорила хозяйка, глядя на взвинченного  чем-то сослуживца своего мужа – да что стряслось-то, Глеб Сергеевич? – не выдержала наконец Анна Леонтьевна, когда они вошли в просторную гостиную.
- Соню, мою племянницу, похитили нынче. И требуют через два дня вернуть 140 тысяч что мы изъяли у преступников. Если не верну, её убьют! – тихо, глядя женщине прямо в лицо,  рассказал полицейский. Та глубоко вздохнув схватилась за сердце, и быстр сев на стул, ошарашенно уставилась на визитёра.
- Боже… что же это делается-то опять  у нас в городе… Кошмар-то какой! – побледнев, испуганно пролепетала Белугина, не зная что дальше предпринять.  Оттаяв минут через пять, она попросила прислугу принести ей успокоительных капель, а Глебу Сергеичу…
- Благодарю вас любезная Анна Леонтьевна,  но мне ничего не нужно, я в себе! – коротко заметил полицейский, сидя за столом напротив хозяйки.
- Ой… а я с войны так не переживала… я выпью! – прошептала Анна Леонтьевна.
- Вы были на войне? – машинально спросил пристав.
- Я нет слава богу,  мы поженились  с Вадимом на Кавказе, когда там война эта жуткая с персом шла, и Лидочка наша там родилась – пояснила полицмейстерша – и мальчишки! – добавила она.
- Угу! – кивнул Садко, и более пока ничего не спрашивал.  Полицмейстер появился уже в сумерках, но к удивлению гостя не с парадного входа, а откуда-то изнутри дома.  Уловив сконфуженный взгляд жены и вопросительный подчинённого, Белугин  одетый уже в домашний халат, коротко дал пояснения.
- Я прошёл чёрным ходом через сад, я часто это делаю, и просто уже успел переодеться. У вас что-то случилось, Глеб Сергеевич? – спросил он подойдя ближе.
- Случилось – поднявшись с места, глухо ответил пристав – Соню мою,  похители…
- Когда? – на глазах помрачнел полковник.
- Вечером, некая барышня угостила детей  сладостями, а потом уговорила мою Соню покататься на лошадке. А где-то уже позднее, принесли письмо, вот, его горничная приняла пока меня не было! – Садко быстро достал письмо и передал Белугину. Вадим Григорич его внимательно прочитал, и вернув, задумчиво произнёс.
- Денег  никто нам из губернии уже не вернёт, но мы что-нибудь обязательно придумаем, не паникуй Глеб Сергеич, девочку мы обязательно выручим, обязательно!..
- Я не паникую, но мне очень тревожно за Соню, она маленькая, шесть годков всего, испугаться может, да и Фрол этот  со своими поганцами на всё способны, на всё… -  устало и как бы размышляя, ответил Садко.
- Прошу в кабинет! – полицмейстер указал рукой, а разволновавшейся супруге объяснив что им с коллегой теперь надо поработать, поцеловал её, и быстро удалился с ним в свою резиденцию. В кабинете горел канделябр, что невольно удивило пристава, у которого промелькнуло ощущение что хозяин дома, только недавно покинул сей кабинет, и теперь возвращается в него, но тогда, Садко не заострил на этом своё внимание.
- Прошу к столу! – Белугин жестом указал на заваленное бумагами своё рабочее место, а затем подойдя к книжному шкафу, извлёк оттуда небольшой атлас, и развернув его на нужной странице, ткнул пальцем.
- Вот, извольте видеть, Татарский выгон, место за городом размером три на две версты, абсолютно ровное как стол, с редкими чахлыми деревцами.  И лишь в одном месте этот выгон, имеет небольшие ямы,  там когда-то брали глину для кирпичей, вот тут, и там же торчит горелый дуб, его молния сожгла.  Тут преступники и назначили встречу, умно, незаметно не подойти, всё просматривается.
- А высокая трава? – с надеждой спросил  Садко, глянув на шефа.
- Там скотина уже всё сожрала, козы да коровы пасутся, да и воры обязательно всё осмотрят, не зря тут и встречу назначили, знать припёрло у них крепко коли на такое решились!
- И какой выход?
- Думать и соображать Глеб Сергеич, время слава богу у нас есть, два дня это много. Главное сейчас сохранять хладнокровие, выход мы найдём, я вас уверяю!
- Облавы по городу конечно ничего не  дадут – мрачно заключил Садко глядя на карту – ну а если потрясти агентуру, может и укажет кто где Соню-то держат?
- Всенепременно Глеб Сергеич, только вы сейчас, можете всё испортить, уж не взыщите! – развёл руками Белугин – Вы вот что,  бегите теперь домой, а лучше к Катерине Терентьевне, вам надо сейчас с кем-то побыть и не оставаться одному…
- Что я там  стану делать, утешения слушать? – чуть вспылили пристав, но тут же взял себя в руки – Простите Вадим Григорич, но я просто не смогу сидеть сложа руки!
- Но вы же не можете прямо так вот, в мундире бегать по адресам своих агентов, и отдавать им распоряжения?  Вас сразу срисуют мой друг, вы так и людей погубите, и Соню не вернёте, это я вам как опытный в этих делах человек говорю!
- Да, вы правы, я сбегаю домой переодеться – начал было Садко, но Белугин невольно оборвал его советом.
- Глеб Сергеич, вы вот что сделайте, вы так и быть переоденьтесь чтобы вас из далека не узнали хотя бы, но навестите теперь только двух своих, наиболее проверенных людей, потому как прочие, могут оказаться двойными агентами, и завести вас в западню, понятно?
- Вы пожалуй правы – согласился следователь – так и сделаю, горячки пороть не нужно.  С вашего разрешения! – Садко встал и надев шляпу, шагнул к выходу. Полицмейстер проводил его, и на пороге предупредив ещё раз чтобы тот не горячился, отпустил с миром. Затем он быстро вернулся в кабинет,  где ему предстояло холодно всё обдумать, и написать своим егерям письмо.
Часа через полтора, когда в доме на Судейской уже собирались ужинать, у входной двери повелительно зазвенел колокольчик. Один, два, три раза…
- Гм, кто б это мог быть?  Курьер от Григорича?  - спросил в слух Уличев. Сан Саныч с Пал Палычем молча пошли открывать, а через три минуты, удивлённо гудя вошли в столовую в сопровождении командира.
- Ужин?  Это кстати, я ещё не ел толком – бросил он, проходя за стол.
- Что стряслось раз вы вернулись, Вадим Григорич? – тревожно спросил  Кубанин.
- Поганое дело Мишка, у Садко племяшку, Сонечку его похитили, и требуют за её жизнь те 140 фальшивых тысяч, что он намедни прихватил у Хрустова. Деньги эти уже в губернии, да и не дал бы их никто, чинуши наши за них уже награды друг-другу готовят, но дело тут даже не в деньгах, а в том, что ничего подобного раньше не было. Крали богатеньких для выкупа, да. Но власть руками не трогали, а тут значит тронуть посмели!
- А меня это не удивляет – высказал мнение Уличев – Асмодей он  же не просто уголовный,  он политический преступник, а сия публика ни краёв ни граней не признаёт! Достаточно революционную Францию вспомнить, а наши аристократы во всём с парижан пример берут, да ещё и гордятся их умением кровь лить!
- Садко по агентуре своей теперь пойдёт, я ему посоветовал пару самых проверенных пристегнуть  к делу, он понял и думаю меня послушает! -  сказал полицмейстер, принимая тарелку с едой – Благодарю!
- А когда и где назначена встреча? – спросил Пал Палыч, пластуя запечённого сома.
- После завтра на Татарском выгоне у сгоревшего дуба, как стемнеет! – задумчиво ответил шеф, вяло копаясь в еде.
- Место конечно открытое, и подступов не имеет? -  переспросил поручик Зорких.
- Разумеется Стёпа, Фрол не дурак,  да и дозоры наверняка на этом выгоне заранее будут конные, из дали всех увидят, не подберёшься! – ответил полковник.
- Погоди Григорич – задумчиво сказал Неждан – коли встреча в темноте, то с вечера в одной версте залечь, а стемнеет, мы махом до того дуба беглым шагом добежим, нет?
- Нет Неждан, - горько вздохнул полицмейстер – степь там голая, скотина всю траву сожрала, и вас увидать могут, они же наверняка стеречься будут. Девонька маленькая, шесть годков всего на кону, риска быть не должно!
- Надо завтра обследовать это место – начал было Куценко, но полицмейстер его оборвал.
- Нет Данила, нельзя нам никому показываться, провалим дело, да и знаю я там всё. Овражек небольшой там глину брали, и дуб сгоревший, всё, лягушатник там бывает в хорошую воду… Тут иной выход нужен, не обычный.
- А своя семья у этого Фрола есть? – спросил вдруг Уличев, поглядев на командира. Тот словно вспомнив что-то,  отложил приборы, и тихо ответил.
- Есть, ты знаешь, есть…
-- А живут где? – опять спросил Уличев.
- Не здесь, не в городе. Верстах в  20-ти к югу отсюда, у Кобыльского есть большой хутор. Там проживают его баба и дочка лет восьми.  Ребёнок правда папаши почти не знает, видит не чаще раза в месяц. Жена, если это можно так назвать, привечает мужа не чаще,  но по слухам не шибко тоскует,  на хуторе весело, по мимо её с дочкой, там две работницы и четверо работников, здоровых и сильных мужиков.
- Из уголовных?
- Нет, обычные, мы проверяли. Служат правда давно, оплатой довольны, так что думаю при случае чужака колом погладить-то смогут! – закончил рассказ Белугин.   
- Значит обычные мужики, преданные хозяину – задумчиво пробормотал Неждан, а затем чуть постучав кончиками пальцев по столу, продолжил – ну вот вам и выход господа, просто до неприличия.
- Погоди, ты хочешь предложить – осторожно начал полковник, но Уличев его прервал.
- Именно господин полковник! Наносим визит на хутор, вяжем там всех мирно без кровопролития раз они просто работники, забираем Фролову девчонку, едем на встречу и производим обмен, всё!
- Гм, и ты думаешь сработает?
- Уверен, не захочет же этот кабатчик, перед своими холуями, ссыкуном и мелкой тварью предстать?  Уважение зарабатывается годами, а теряется за две минуты! Так что ему придётся поменять ребёнка на ребёнка, я уж его подстегну…
- И как?
- Увидишь…
- Ох не нравятся вот мне ещё с войны эти ваши фокусы ребята,  но делать похоже нечего, работаем по хутору! – хлопнул ладонью по столу Белугин.
- Кто и когда выезжает? – спросил Уличев.
- Завтра в ночь на пролётке Сан Саныч с Пал Палычем, а верхами ты Неждан, ну и ещё пожалуй Стёпа Зоркий, остальные тут, со мной в резерве. Место встречи на карте я вам укажу не ошибётесь, Фролов хутор там такой один, рядом парочка паршивых деревенек и всё. А завтра днём ребята, мы с вами ещё разок всё взвесим, обсудим, и вперёд! Да, мешок с резаной газетой возьмите, а для достоверности, пять червонцев сверху бросим и всё. Покажете им из мешка, вот мол денежки-бумажки ваши, ну дальше Неждан и твой ход, и твой ответ поручик если что, гляди брат, не подведи! – предупредил полицмейстер.
- Не подведу! – уверил его поручик.

                Х                Х                Х


Утром следующего дня, владельцу книжной лавки по улице Садовой №17 Платонову Михалу Семёновичу, опять же  во время завтрака, его доверенный человек Крест, явившийся только что, хотя отправили его за Верой Афанасьевной Трепаковой вчера в обедах, на одном дыхании сообщил помрачневшему хозяину.
- Нету Верки нигде, ни дома, ни у подруг, и вообще она не появлялась. Я уж и к Ройзману в магазин ходил, он сказал что около полудня, позавчера, она огрузилась коробками с бабьим тряпьём, и вышла, всё, более он её не видел. Сходил на квартиру, её служанка меня в лицо знает, я комнаты осмотрел, всё барахло на месте и цацки в шкатулке целы, я их кстати не тронул, там и лежат. Потом по городу высунув язык бегал, и ноль полный Асмодей, как в воду канула Верка наша, в смысле ваша, ну твоя!..
- А ночью ты где был? – глухо спросил Асмодей, продолжая уплетать с тарелки, а стоявшая рядом Нюрка заботливо подавала ( этой ночью она снова удостоилась чести посетить господскую спальню)
- Так где, по трактирам, по притонам ходил, спрашивал может там про неё кто чего знает? Нет, ни звука никто, как и не было её! К Пенелопе даже в б...дёжник ходил, и там про Веру ничего не ведают.  А вот другая новость есть, особенная!
- Н-ну?
- Фрол у Садко, его племяшку скрал, так, сопля лет шести,  и требует за неё наши фальшивые бумажки, все 140 тыщ. И вот говорят что легаш бегает по городу, да вроде деньги на выкуп собирает, да брешут поди, про собирает-то! – деловито заключил Крест, почёсывая затылок.
- Н-да? Фрол девчонку украл и требует с Садко деньги? – задумчиво переспросил Асмодей, и продолжив есть заметил – Кто знает, может чего путное из этого и выйдет. Опередил нас Фрол, я чем-то таким хотел Садко к нам привязать, но знать не судьба… ладно, пусть Фрол трудиться, там поглядим… А Верки значит нету нигде?
- Ни-где! – мотнул головой Крест.
- Это плохо, это очень плохо! – перестав жевать и вытерев рот салфеткой, проговорил Асмодей – Мало того что эта шалава провалилась неизвестно куда, так завязанный на ней план по Штириху, летит теперь в сортир, как кошелёк из спущенных портков, и горько до слёз и уж не достать ни как… Ты сам-то что-нибудь думал по этому поводу, Крест?
- Думал, конечно думал! Уехать она не могла, хоть и дура, но не до такой же степени?  Да и барахло всё цело…. У любовника какого если только?  Ну не двое же суток без перерыва, да и у кого? Все её покрыватели, э-э… покровители в наличии, и при жёнах. Ну одно только и остаётся, что Веру эту, тоже какие каторжане, ради выкупа и схитили, больше всё! Разве только черти в омут где затянули!
- За выкуп?  Каторжане?  - скептически скривился Асмодей, и поднялся из-за стола – Ты что хочешь сказать,  что кто-то из воровских людишек, с меня, за Верку выкуп требует?!  Ты часом не одурел ли, а, Крест?
- Да не с тебя, Асмодей, а может с какого из её любовников богатых, её тут ведь кто только не петрушил, мало ли?
- Ладно, ждём ещё сутки, и коли эта Верка не объявиться, собираем собрание и будем крепко думать что это может быть. С начало исчез Шнырский, теперь Верка, про него кстати ничего не слышно?
- Так это, говорят что Шнырского, как без вести пропавшего в розыск объявили. Его родители скандалом грозили как бы, подайте де им сюда любимого сыночка, и к полицмейстеру хотели  прорваться с прошением, он их не принял, ну такое вот говорят…
- Угу, а человек наш в полиции что говорит?
- Так я не был у него, а записки от него в тайнике нету, значит и вестей пока нету.
- Ты Крест отдохни теперь, а после обеда человечка того потревожь, пусть он узнает что там легаши  Фролу в ответ придумали, не могут же они просто так, 140 тысяч выложить? Что-то наверняка да затеяли!
- Лады, навещу его в обед, он как раз там в одном заведении трескает постоянно, за так, а хозяин ещё и рад что легаш энтот у него харчуется, тихо мол! – ухмыльнулся Крест.
- Вот и ты присядь за столик, да поговори, место там тихое говоришь? – переспросил Асмодей.
- Да, за рынком прямо, где дровяные склады, трактирчик средний стоит, не то что наш был, но кормят сносно, и шантрапы там нету, городовые потому как обедать туды  ходют,  во!
- Давай Крест отдыхай, а в обед гони в тот трактир, и прямо от меня ему прикажи узнать, что Белугин и Садко, по Фролу замыслили?  А что бы легавому лучше думалось, дашь ему вот это! – Асмодей извлёк из бумажника купюру в 25 рулей, и протянул помощнику.
- Ишь ты, целый «угол» ему за раз?  - присвистнул Крест, пряча деньги.
- Это агенту Крест, не спутай! – нехорошо улыбнулся книгочей. На что Крест ничуть не смутившись ответил.
- Да помню, не присвою, не думай,  что мне, жить надоело?
- Ну иди тогда отдыхай! – уже самым обычным голосом сказал Платонов, и помощник вышел.
- Чай-то пить будешь, Михал Семёныч? – лукаво улыбнувшись спросила Нюрка, подходя ближе.
- Буду, наливай! – хмыкнув ответил хозяин, смачно хлопнув горничную по пышному заду.
За эту ночь, Садко Глеб Сергеич, спал всего два часа, да и то урывками. Он не впал в панику и суетливость, нет. Годы войны и испытаний закалили  артиллериста, но тревога за ребёнка, за дочку покойного брата, всё же жгла его изнутри, как компресс из чёрной редьки, горит, а снять нельзя. Пристав одевшись в обычный костюм и цилиндр, да взяв трость, отправился в ночь к двум своим личным, тайным агентам, коих не без труда, но отыскал, дав им непременное задание найти следы Фрола и Сони, хоть какие-нибудь. Те пообещали узнать всё что смогут, были отпущены приставом ровно на сутки. Затем уже на заре, пошёл пешком домой. Уличных бродяг он не боялся, скорее наоборот, он боялся сейчас себя, как бы в случае чего, не наделать чего не того…
Впрочем дошёл он тихо,  обойдя гулящую пьяную бабу, вздумавшую было приставать с объятиями «Пошла вон!» и более никого близко не встретил кроме пары патрулей, военного и полицейского.  Машинально хотел было завернуть к Журавлёвым, но подумав визит свой отменил, вероятно рассудив что Катя его, спит теперь самым сладким сном, и вваливаться к ней с таким настроением нельзя, да и просто не за чем, разволнуется, расстроиться, она вон какая чувствительная во всех смыслах!  Садко добрался домой, открыл дверь своим ключом, и тихо, стараясь не разбудить горничную (воя тут с оханьем ещё не доставало!)  пришёл в свою комнату прошёл к себе, снял верхнюю одежду и цилиндр, и взяв бутыль вина сел за стол.  Ему вдруг настолько стало жаль этих двух дорогих ему людей, что пристав вылив в себя пол бутылки, завалился спать не раздеваясь. Спал плохо, урывками и полудрёмой, снилась всякая чушь, в голову вообще лез какой-то мусор,  а на сердце как показалось стал образовываться незаживающий рубец, и уже в угасающем сознании сна, ему привиделись танцующие на каком-то балу его Соня, и его Катя, любимая…
Утром, легко позавтракав но от души попивши крепкого чаю, под всхлипы убитой тоской горничной,  которой Садко сделал внушение дабы не ходила с траурным видом, ибо и без её всхлипов тут тошно, на что женщина извинившись заметила, что она пол ночи не спала, всё о Сонечке думала и богу молилась чтоб её выручил, а злодеев «молоньёй пожёг бы иродов!»
- Не хнычь, спасут нашу Сонечку – тихо пообещал пристав надевая шляпу. Сегодня он, хотя и стояла тёплая погода, накинул  летний плащ,  из далека напоминавший шинель ( полицейские вообще часто так одевались) вышел на улицу и поймав извозчика, поехал в Управу к полицмейстеру.  Вадим Григорич был на месте но ничего определённого не сказал, а лишь туманно намекнул.
- Не тужи Глеб Сергеич, я уже дал необходимые распоряжения,  думаю что  вашу племянницу, удастся  освободить, особенным способом! 
- Нельзя ли узнать каким? – попытался было спросить пристав, но полицмейстер ответил уклончиво.
- Пока нельзя, всё только разворачивается Глеб Сергеевич, вы не волнуйтесь, ступайте к себе в часть и спокойно работайте, я буду держать вас в курсе, обещаю!
- Благодарю вас! – Садко щёлкнул каблуками и вышел. На улице, он с удивлением увидел на лавочке у подъезда свою Катерину Терентьевну,  в тёмно-синем платье с такой же накидкой,  в шляпке с цветами и сумочкой  с женскими сокровищами внутри.
- Катя,  а ты чего здесь? – выдохнул он, шагнув к лавочке.
- Глебушка! – всхлипнув вскочила женщина и заспешила навстречу – Я только утром от соседок про Сонечку узнала,  да как же это, господи?  - Журавлёва не стесняясь бросилась ему на шею,  полицейский ласково обнял её за плечи, и прижал к себе.
- Ну-ну, Катюш,  не надо, не плачь,  её найдут и освободят, Белугин положительно уверил меня в этом!  - прошептал он ей на ушко. Женщина отстранилась, и глядя ему в лицо заплаканными глазами,  проговорила.
- Я получила вчера твою записку, и сразу почувствовала неладное,  но к тебе не поехала, рассудив что ты верно не дома, и будешь не скоро…
- Да родная, я поздно освободился вчера, и провёл дома полу бессонную ночь, но ты вот зря сюда пришла, я бы в обедах вас с Мишуткой навестил и всё рассказал.
- Не могла я Глеб дома просто так, сидеть сиднем, мне что-то делать нужно было, и тебя вот увидеть! – умоляюще прошептала женщина, и снова положила голову ему на плечо. Он ещё крепче обнял её и сказал.
- Родная ты моя, Катенька… жизнь моя… хорошая… спасибо что ты у меня есть,  что я могу рассчитывать на твою доброту, любовь и тепло!.. давай провожу тебя теперь домой, а то право дел по службе невпроворот!
- Угу! – шмыгнув носом согласилась она, вытерла платочком слёзы, взяла жениха под руку, и не спеша пошла с ним по тропинке ведущей через аллею  в парк, а оттуда домой.
В три часа по полудни, на городской квартире Фрола Кобыльского, шло что-то вроде военного совета,  на котором присутствовали сам Фрол, Шайтан-бек со Шкипером, и любовница Фрола она же горничная, Танюха, бойкая и шустрая девка, что весьма убедительно изобразила барышню со сладостями сутки назад. Похищенная Соня сидела в дальней комнате с окнами во двор, сбежать она не могла, так как двойные рамы не открывались.  Танюха ночевала эту ночь с Соней, старалась её успокоить, водила в туалет, и всячески уверяла что это такая игра, и что она скоро будет дома. А пока, члены шайки сидя за столом и обедая, заодно обсуждали свои невесёлые дела.
- Фрол – как-то невзначай начал Шкипер – а ежели у Садко не получится ни чё с деньгами, тогда ты чего делать будешь?
- Тады он соплячки своей не увидит! – мрачно буркнул Фрол, наливая себе водки из графина.  Все на несколько секунд замерли, а потом Танюха дрожащим голосом предостерегла.
- Ты не удумай чего Фрол, ей шесть годочков всего,  она дитё совсем, ты ирод что ли?
- Цыть! – грохнул кулаком по столу Фрол – Ты ишшо пасть мне будешь тута разевать, возгря? Сиди вона, копайси в грибах!
- Это, Фрол…  кхм… а кто ж тогда девчонку-то, ну того, решать будет? – напрямую спросил Шкипер, и все почему-то посмотрели на Шайтан-бека.  Тот перестал есть, положил вилку,  утёр рот полотенцем,  и сверкнув зрачками,  отрицательно поскрежетал.
- Не-а, даже не думайте!.. Что, если я бухарец, то уже любого зарезать могу? Э, я Шайтан-бек, а не шакал-бек,  слышали?  Последний шакал только детей режет,  я в шакалах сроду не ходил, и теперь не побегу… Дитё резать… Садко либо бабу его, давай, это зарежу, а ребёнка не-е-е-т…
Затем плеснув себе водки в рюмашку, выпил.
- А я тем более не смогу! – короче ещё отказался Шкипер.
- Ишь вы какие добряки сидите тут! – криво присвистнул Фрол – А что меня за эти 140 тысяч Асмодей на кол взденет, вам плевать, да?
В последующий час споров и ора, было принято решение что если завтра пристав денег не предоставит, держать ребёнка у себя пока он денег не соберёт, ведь у них есть ещё  10 дней, а уже там будет видно что с девчонкой делать?
А тем временем, Крест уже встретившись со своим осведомителем из полиции, и отдав ему заветный «угол» (25 рублей) с чётким приказом узнать что именно его начальство затевает супротив Фрола в связи с похищением Сони. Полицейский поклялся что сделает всё что сможет. На обратном пути, Крест решил зайти в один кабак, а точнее притон, где ошивались как обычные преступники, так и люди  с Фролова кабака.  Место считалось тихим, полиция заглядывала сюда редко, да и откупался хозяин щедро. Креста, как и всех ему подобных тут знали, а потому  никто его не окликнул подозрительным басом, и он спокойно себе  юркнул внутрь. В кабаке  оказалось жутко накурено, витал  удушливый смрад винных и пивных паров, гремела пустая посуда,  бухали сдвигаемые табуреты и лавки, тренькала балалайка, гоготали пьяные мужские глотки, и распутно повизгивали женские. Однако пол загажен не был, сам хозяин Михей Бурый, гонял половых со швабрами и вениками чтоб убирали.
- Здорово Михей, наши тута есть? – тихо бросил Крест, с прищуром вглядываясь  в накуренный туман, скупо освещённого свечами заведения.
- Здорово Крест, тута все наши! – ухмыльнулся Михей, но поняв что дело спешное, мотнул бородой – Вон там в углу, с пол часа назад, вроде рожи Серого с Буравчиком мелькали!
- Лады! – Крест оттолкнулся от стойки, и нырнул в омут пьянки и дурных песенок.  В углу у стены, он точно увидел давних знакомцев, Серого, вихрастого малого в серой же шапке, таком же полукафтане, правда хорошем, багровых выгоревших портах, и кожаных сапогах неопределённого цвета. Вместе с ним был Буравчик, потомок ссыльных поляков со времён восстания Костюшко, одетого во всё тёмное, за исключением красной рубахи с поясом. Они сидели в компании хмельных, растрёпанных, да порядком уже затисканных  симпатичных девок, но увидав Креста, на секунду сделали стойки.
- Потолковать надыть, с пол часика! – сказал Крест.  Серый с Буравчиком быстро стряхнули с себя девок, и те нехотя удалились, а Крест присев рядом сказал.
- Дело браты есть серьёзное, поганое и опасное! 
В эти 20 минут, гуляки из бывшего Фролового кабака, услышали следующее. Фрол, украл у Садко племянницу, это они у же в курсе ( оба согласно кивнули) и теперь ожидает когда пристав, возместит им их потерянные 140 тысяч. Но, в полиции наверняка чего-то по Фролу замышляют, не станут же они просто так, 140 фальшивых бумажек отдавать! Свой человеку в полиции, «один шустрый квартальный», нынче в обед в кабаке за рынком где дровяные склады, получил от Креста задачу выведать что именно готовят Белугин и Садко. Квартальный дорогой оказался, «угол» ему отслюнявить пришлось, но он того стоит, ушлый, всегда там обедает, и при чём даром! А они, Серый и Буравчик, могут завтра Фролу понадобиться на обмене, но об этом молчок! ( оба согласно кивнули) Так что ныне особливо не напиваться , чтобы завтра руки не тряслись если что. Буравчик задумчиво сказал что это дело нужное, деньги вернуть нужно, но где им Фрола найти, его городского логова они не знают. Крест чуть подумал, и переспросил, где они завтра  сами могут быть, скажем с шести вечера и до заката?
- Давай тут будем! – пожал плечами Серый.
- Лады, сюда мы  за вами и заскачем, ладно, бывайте и не хлебайте!  - Крест вылез из-за стола, и быстро скрылся в табачной дымке, а Серый торжествующе махнул рукой, и удалённые было девки, радостно вспорхнули обратно на колени к своим ласкателям.
А Крест меж тем домчался на извозчике до тайного убежища Фрола,  и застал там самый закат дебатов по судьбе фальшивых ассигнаций и похищенного ребёнка. Узнав о втором ходе в случае провала первого, Крест его весьма похвалил, и вообще заметил что девчонка им может очень пригодится, на неё Садко держать можно, так чтобы убивать её и не думали.( Танюха посветлела, Фрол посмурнел, прочие остались равнодушны) Выпив вина, Крест сказал что завтра на обмен, он поедет с остальными, кроме Танюхи, она остаётся на хозяйстве, да ещё Серго с Буравчиком с собой прихватить надо будет, они с вечера до заката их в Михеевом кабаке ждать будут. Фрол, Шайтан-бек и Шкипер с девчонкой на пролётке, а он, и те двое, верхами на лошадях, так спокойнее будет.
- Это чего, Асмодей велел мне помочь? – мрачно вопросил Фрол, недоверчиво глядя на гостя, тот  кивнул.
- Угу, надо ж казну-то выручать, хоть и липовая, но наша!  А уж после провала с Клёцкером, денег вообще мало братцы! Кстати о полиции – вспомнил Крест, и в подробностях поведал товарищам о своей встрече с осведомителем в кабаке где дровяные склады, и о том, какое поручение за 25 рублей, дал ему Асмодей. В конце Крест добавил что если завтра к сумеркам тот квартальный ничего не разузнает, придётся им на месте тогда в шесть глаз по сторонам глядеть, мало ли чего?
Фрол почесал подбородок, и молча кивнул, согласен! Крест поняв что больше тут ему сидеть нечего, встал, нахлобучил шапку, и распрощался до завтра.
- Всё, ждём завтра и не пьём много! – сурово приказал Фрол, никто не ему не возразил.
Поздно вечером, полицмейстер получил небольшое письмо переданное через дежурного каким-то уличным мальцом. Белугин распечатал хитро сложенный листок, и прочитал следующее. « Нынче в обедах, в кабаке за рынком где дровяные склады, некий квартальный надзиратель (всегда там обедает)  имел тайную встречу с доверенным человеком Асмодея, по кличке Крест он же Хрест. Оный Крест, передал квартальному приказ Асмодея, разузнать что Вы и Садко, намерены предпринять по Фролу в связи с похищением девочки Сони. Предателю вручили за труды «угол» (25 рублей)  он обещал всё разузнать.»  =Ёрш=
- Ай да Ёрш, ай да молодец!  - покачал головой Белугин, и позвав дежурного, приказал тому то час же, найти Садко. Дежурный козырнул и умчался. А Вадим Гргорич задумался. Так, ну наконец-то, два года почитай не могли иуду сыскать, а теперь вот он, есть сука!  Вычислить кто из квартальных там жрал в обед и всегда жрёт, это дело четверти часа: придёт Садко, велеть ему взять двух унтеров и переодевшись в гражданское, сцапать того кабатчика и где-то в укромном и безлюдном месте, потолковав с ним вежливо, выяснить кто из квартальных у него в обед там харчевался и вообще пасётся?  Брать кабатчика лучше  из дома, тёпленьким, чтоб без свидетелей. Когда появился запыхавшийся пристав, полковник всё в подробностях ему изложил, и  приказал как это говориться, выступать немедленно, намекнув при этом что процесс спасения Сони, уже начался.
- Большего пока добавить не могу Глеб Сергеич.
- И на том спасибо, Вадим Григорич! – кивнул Садко и спешно удалился. Белугин принялся собираться домой, и глянув на часы подумал про себя что его егеря уже верно на пути к Фролову хутору, дело завертелось!   
Пролётка коей правил Пал Палыч, а Сан Саныч деловито развалясь сидел сзади, рысью бежала по большой дороге в южном направлении, а позади, верхами покачивались в сёдлах Уличев и Зорких. У всех с собой имелось оружие, ножи, пистолеты и ногайки за голенищем. Уличев по мимо холодного оружия, взял ещё с собой свой дежурный трёх ствольный пистолет тульской работы, и один персидский, трофейный, привезённый им с войны десять лет назад. Ехали сверяясь с картой, и часа через полтора, повстречали группу крестьян идущих откуда-то с косами, у которых и поинтересовались вежливо, далеко ли тут до  хутора Фрола Кобыльского?  Оказалось что близко. Мужики очень охотно растолковали господам что вот прямо по дороге, а там взять по тропинке левее и через две версты, будет им Фролов хутор. Поблагодарив крестьян, егеря двинулись дальше. Вскоре послышался дежурный собачий лай, запахло сеном и домом, послышалось мычание коров, словом приехали. Оставив экипаж с лошадьми в лесочке, егеря неслышно подкрались к хутору и разглядели его с пригорка, лёжа в высокой и мокрой от росы траве. Хутор богатый. Большой дом с высокой крышей и подклетью, амбары, баня, сараи, катухи, коровник, птичник, сенник, и так стога стоят, да, не голодают  тут люди,  сразу видно.
- Ждём как светать начнёт, часа в четыре хуторяне уже проснуться, а пока готовьтесь ребята, маскируемся! -  тихо приказал Неждан, бывши по уговору, в этой экспедиции старшим. Егеря отползли, нарвали по охапке высокой травы, и достали из карманов по клубку ниток с иголками…
В пятом часу утра, из дома позёвывая вышли четверо дюжих работников в рубахах и шапках,  да разделившись, пошли давать сено, одни быкам, другие лошадям, в разные стороны подворья. Рассказывая чего-то друг другу,  пара что шла к лошадям, завернула прежде к здоровенному сеннику, сооружению с двускатной крышей на 12-ти столбах, высотой в полтора этажа. Едва работники подошли к сеннику чтобы начать выдёргивать сено с уже початого боку, как вдруг из под ног и сзади, разом поднялись две большие кочки с высокими но чуть склонившимися стеблями травы, к немому  ужасу работников оказавшихся по видимому лешими.  Но разобраться в ситуации мужики не успели, два коротких удара слились в один, и работники пали без сознания.  Мигом их шапки были сорваны с голов,  и в качестве кляпов заправлены им в пасти, а тела оттащены за сенник и крепко связаны.
Со стороны бычьих хором хутора,  донёсся лишь только одинокий,  испуганно-протяжный басовитый стон «Ой маманя-а!» и всё стихло. Из дому, с деревянным ведром в руке, резво вышла молодая, высокая статная работница в платке повязанном узлом назад, и плавно покачивая бёдрами, направилась к коровнику, где её уже ждали подопечные, мычанием показывая  что уже пора.
- Иду мои хорошие, иду! – приятным голосом ответила им женщина,  и на  секунду остановилась прислушиваясь к тревожному собачьему лаю  - И чего  разбрехались?   Должно опять хорь в курятник лез, подлюка!
Работница подошла к уже приоткрытой двери, и немного этому удивилась.
- Закрывала же на ночь-то? – и приоткрыв шире, вошла, но не успела она сделать и трёх шагов,  как одна страшная мужская рука из-за стены, быстро зажала ей рот,  а другая как обруч обхватив сбоку, резко рванула на себя. Не успев испугаться и лишь сдавленно вскрикнув,  женщина быстро обмякла в могучих объятиях и лишившись чувств, исчезла из прохода где-то в углу, откуда следом донеслась небольшая возня. Через пару минут из коровника тенью выскользнул некто утыканный травой, походивший на нечистую силу, и бормочущий «Ничего милая, полежишь с пол часика с кляпом в устах,  ничего»…
Другая женщина следом вышла с плетёным лукошком для яиц. И пошла к курятнику. Едва она чуть пригнувшись туда вошла, как из-за угла быстро выросла до размеров человека другая «кочка» утыканная травой, и на двух ногах проворно зикнула следом  в курятник, откуда донёсся сдавленный вскрик, грохот чего-то тяжёлого, и тупой стук. Затем опять возня, куриное возмущение, а выскочившее из курятника нечто, с кусками верёвки в руках, пропало за углом.  Хозяйка дома, породистая, хорошо одетая женщина уже повязав платок, собирала в горнице на стол. 
- Ну вы где там кто есть-то? – недовольным голосом позвала она, расставляя посуду – Эй! Лушка! Наташка! И эти четыре идола провалились…  Небось опять зажимаются где у сараев… Ах вы! – хозяйка мгновенно подхватилась, и решительно  пошла из горницы. Однако в сенях, едва она переступила порог,    из-за двери вынырнул человек в траве и листьях, шапкой резко зажал хозяйке рот, и обхватив её другой рукой,   быстро повалил обмершую от страха женщину на пол, и через пол минуты всё затихло. Хозяйка лежала в глубоком обмороке с кляпом во рту, и надёжно связанная. А второй «злодей» видом напоминавший лешего или чёрт его знает что, уже спешно выносил на руках сопящую во сне девчонку завёрнутую в одеяло, а под мышкой похититель сжимал ворох платья и башмачки. Всё, налёт на Фролов хутор завершился успешно. Едва выскочив за пределы хозяйства, егеря быстро оборвали с себя всю маскировку, и теперь спешили к пролётке и лошадям. Вёрст через десять, от тряски девочка проснулась, увидела чужих, но испугаться не успела, так как один из двух дяденек сидевших в пролётке (Уличев  перебрался к Сан Санычу) быстро угостил её здоровенным медовым пряником, и пока ребёнок удивлённо озирался вокруг,сказал что её маманя, отпустила её на сутки в город, поиграть в разбойников, и она, как звать-то? Ксюша, и она, Ксюша, никого и ничего не должна бояться, а это вот всё что с ней,  это похищение как в сказке, Иван-царевич похищал Елену Прекрасную! Образ Елены Прекрасной Ксюше польстил, правда она заметила что царевны «не ходют в ночных рубахах и одеялах». Это тут же было исправлено, лошадка остановилась, девочка обрядилась да обулась, и оглядев себя сказала что в разбойники играть и так сойдёт, и они поехали. Медовый пряник   оказался настолько вкусным, что слопав его, Ксюша засомневалась  что попала к разбойникам, они де злые и с ножиками, жадные-кровожадные, и её должны пугать, как девиц в сказках!
- Ну мы же не всамделишные разбойники! Мы понарошку, и завтра ты вернёшься на хутор к маме! –пояснил Уличев, впервые начавши осознавать трудности «невсамделишной» разбойной жизни. На это девочка заметила что ладно мол, но тогда хоть страшные сказки про разбойников будут?  Оказалось что этого добра будет сколько угодно, но чуть позже, ближе к ночи, а пока юной царевне лучше поспать, ибо ещё очень рано. Ксюша  привалилась к Неждану, Сан Саныч укрыл её одеялом, и через пять минут девочка  снова крепко спала, и проснулась уже в светлице терема, небольшой комнаты уставленной    вазами, горшками с цветами,  статуэтками, картинами (егеря сволокли сюда всё мало-мальски красивое за неимением игрушек) Похищенной царевне терем понравился, и обитатели тоже.  Разбойники оказались правда совсем не страшными,  играли с ней в шахматы, в «жмурки», даже хотели было в карты, но какой-то их старый дяденька, быстро всё пресёк, сказав что «ребёнка ко всякой дряни приучать нечего, раз ничего хорошего на ум более не приходит!»
Разбойники то уходили то приходили, играли в прятки, но страшных историй не рассказывали, и лишь суровое требование Ксюши дало результат. После сытного обеда, где она ела за одним столом со всеми, когда ей надо было немножко поспать, дяденька что утаскивал её и угощал пряником, целый час рассказывал страшные небылицы про пещеры с сокровищами и разбойников. В общем день до самого вечера, у егерей выдался весёлым, и лишь однажды девочка загрустила, когда Уличев спросил её об отце. Она нахмурилась и сказала что он плохой, и мамку обижает, она часто плачет через него, говорит что он идол и турок чёртов, совсем её не любит и не уважает. А под конец, Ксюшам добавила что она  и сама-то отца толком в лицо не знает, порой раз в месяц заглянет, а то и в два, и ей только конфеты какие-то привозит,  но совсем с ней не играет. «Ну его, он плохой, лучше б на вовсе пропал, а мамка бы себе хорошего мужа нашла!»
Наконец подкрался вечер. Все собрались одетые в полукафтаны да картузы, так, то ли приказные, то ли купчики, и не поймёшь сразу. Белугин давал последние наставления уже стоя во дворе, когда Ксюша с повязкой на глазах (игра уже началась!) сидела в пролётке под присмотром Сан Сныча.
- Так Уличев, за операцию отвечаешь ты, я уже упредил ныне Садко, что может Соню его освободим. Статься там может всякое, но – полицмейстер сделал резкий упор – ни одна из девочек не должна пострадать!..
- Не пострадают Григорич, я уверен в успехе, и абсолютно спокоен! – искренне заверил его Неждан – вы главное здесь чего не упустите. Ну, присядем на дорожку! – все сели, и через минуту встали – По коням ребята!
До Татарского выгона доехали когда солнце уже клонилось к закату. Ксюша, с лица которой уже сняли повязку, теперь с любопытством оглядывала всё  вокруг. Сидевший рядом Уличев стал говорить.
- Ксюша, ты девочка умная, а потому запомни: всё что тут скоро произойдёт, это игра, и что бы ты не увидела у меня в руках, это игра, это понарошку. Ну вот мы тут будем играть в разбойников, и поменяем тебя как их царевну, на нашу, а ты, нынче же будешь дома с мамой, лады?
- Лады… а ты что, уедешь навсегда, да дядь?  И  мы больше не будем играть? – с грустинкой в голосе спросила Ксюша, на что Уличев ответил что возможно он и приедет к ней, но чуть позже…
- Ну ладно – чуть загрустив вздохнула Ксюша, и стала ждать. В пролётке находились Уличев  и Сан Саныч, а за кучера был Пал Палыч, другие верхом на лошадях держались на почтительном расстоянии, со штуцерами в руках  обеспечивая им фланги и тыл. Пару-тройку конных приметили и с той стороны, покружившись они исчезли, но через четверть часа в дали показалась точка,  превратившаяся вскоре в бричку, и при ней трое всадников.
- Ну Ксюша, помни что я говорил, не дури и не бойся, это всё понарошку, стой у меня за спиной, и выйдешь как позову! – заговорщицки предупредил Уличев, и девочка прошептав «Как интересно!» согласно закивала головой. Неждан и она вылезли, прошли чуть вперёд и стали, девочка юркнула за спину егеря, и затаилась, Сан Спеныч с мешком у ног, стал слева. Из подкатившей брички вылезли Фрол, Крест, Серый вытащил девочку, и подвёл к Кобыльскому,  который грубо взял её за ворот, ( по заплаканному личику Сони было видно что она боится) Шайтан-бек сидел за кучера. Шкипер и Буравчик на лошадях, топтались много позади.
- Садко где? – грубо спросил Фрол, сразу узревший заветный мешок, у ног мрачного человека, держащего руку на поясе.
- Почивают они, не велели беспокоить! – коротко ответил Уличев, глядя на трясущуюся Соню. «Да малышка, с тобой там похоже в прятки не играли!»
- Чего? – недовольно протянул Фрол, и опять спросил – Где он есть? И кто ты?
- Я за него с тобой поговорю Фрол, и не щурься, не признаешь! – холодно ответил егерь.
- Мне один хер, ты-он, деньги мои где? – злобно рыкнул Фрол и добавил – Сдрейфил похоже Садко, и наймита за место себя прислал, да?
- Отпускай Соню, и получишь свой мешок, и ещё кое-чего! – загадочно предложил Уличев, на что Фрол от чего-то рассвирепел.
- Давай мешок сказал, а то вот что будет! – он шевельнул свободной рукой, и в ладонь ему из рукава упал широкий, сверкающий нож, который но приставил к горлу ребёнка А? ( Соня часто заморгала, роняя с ресниц слёзы)
- Ты так хочешь Фрол?  - Уличев повернулся, сказал «Выходи», и перед изумлёнными взорами Фрола и компании предстала Ксюша, с любопытным и озадаченным лицом. В ту же секунду егерь завёл руку куда-то за спину, и в его ладони сверкнул хитрый, двусторонний выкидной охотничий нож, «Это всё игра» шепнул он Ксюше, и тут же сам приставил лезвие к её шее, но девочка осталась абсолютно спокойной, ей только теперь по настоящему стало интересно играть в разбойников!
Глаза у Фрола полезли из орбит, и он им не поверил.
- Это… как тут?! – промычал он, таращась то на дочь, то на незнакомца.
- Ты так хочешь играть Фрол? Давай поиграем!  - холодно проговорил Неждан, не отводя ни глаз, ни руки с ножом. Фрол побледнел, покрылся потом, и его люди тоже начали волноваться, Уличев узнал одного, паренёк с семечками у трактира, ну всё понятно, чутьё не обмануло…
- Вы… ты что… на хуторе был? – сглотнув ком спросил Фрол, уже не зная чего ждать. Впервые в жизни, старый, годами проверенный разбойничий способ, изменил ему. Не он, а уже его взяли на испуг, по средствам родного и близкого человека, его дочери, уже не он диктует условия, а похоже  сейчас, станут диктовать ему…
- Там все живы Фрол, связаны только… Соню отпусти, и я отпущу твою – прежним голосом предложил егерь, но Кобыльскому мучительно не хотелось сдаваться и он уцепился за последний шанс.
- Ты, легавый… ты не сможешь ить, её ножичком-то…
- Я не из полиции Фрол, и я смогу, поверь – сверля его ледяными глазами, произнёс Уличев, и добавил – Если сможешь ты… Давай так Фрол, ты, отпускаешь нашу,  и когда она дойдёт до половины, то я, слово офицера, отпущу твою, а потом когда обе сядут в пролётки и ничего не будут видеть, мы, уже с тобой, поиграем в ножички. Ты говорят мастак с ножиком баловать, вот и проверим, боец ты, или шушунчик камерный, ну?
- Отпускай первый! – рыкнул Фрол, но Уличев отрицательно помотал головой.
- Нет Фрол, ты лягва гнусная, и тебе я не поверю, а вот моё слово офицера при свидетелях, железное! – отрезал егерь.
- Ладно твоё благородие, поймал ты меня за слабое место,  лады, поверю тебе барин, но гляди, пощады не будет! – Фрол убрал нож от горлышка Сони, и подтолкнул её – Беги уже!
- Соня, иди к нам, мы к дяде Глебу поедем! – позвал быстро Уличев, и девочка словно козлёнок ринулась вперёд, и следом Неждан убрав нож от Ксюши, подтолкнул её – Ну всё, беги, дальше мы сами!
Ксюша на одном дыхании перебежала границу, оценивающе глянула на отца, и быстро пошла к пролётке в сопровождении Серого. Пал Палыч встретил Соню, вытер её слёзы, усадил в пролётку, и развернул её, то же проделал и Шайтан-бек, а прочие затаили дыхание в ожидании боя.
- Ну барин, молись коли веруешь, я тебя сейчас шинковать буду как свёклу для борща! – угрожающе рычал Фрол, действительно ловко поигрывая ножом, подступая к Неждану.  Уличев  сразу определил что перед ним опытный противник привыкший орудовать ножом, но, всего лишь уголовный, не ходивший годами в рукопашные один на пять-шесть, не постигший того великого и страшного учения, что звалось егерской боевой наукой.
Фрол как кот бросился на врага с рычанием, в прыжке обманным движением в долю секунды перекинув свой нож из одной руки в другую, махнул им ловко как привык, но полоснул лишь пустоту: его противник подобно вспышке мелькнул крутанувшись где-то с боку, и замер с ножом в правой руке. Кобыльский сплюнув хотел ринуться во второе нападение, но поединщик вдруг убрав нож, тихо произнёс.
- Ты убитый Фрол, всё!..
Фрол открыл рот, глотнул воздуха, но споткнувшись обо что-то, рухнул как подрубленный столб. Он был мёртв, из пробитой печени растекалось по животу красное пятно.  Уличев подобрал нож врага, сунул себе в сапог, а потом поглядев на окаменевшего от зрелища Креста, громко, дабы слышали все, предупредил.
- Передай Асмодею, я приду за ним!..
Затем егерь пошёл к экипажу, а Сан Саныч подождав пока товарищ дойдёт, не тронув мешка тоже вернулся к пролётке. Уже смеркалось. Сообщники Кобыльского погрузили его труп на лошадь, и разделились, Шкипер повёз тело ближе к городу, а другие осмотрев мешок с пятью лишь червонцами, погрузили его в пролётку, и посовещавшись, поехали на Фролов хутор отвезти от греха Ксюшу, на чём особенно настаивали Шайтан-бек и Серый, а Крест, поражённый гибелью Фрола, не возражал.

                *            *              *              *

…Когда унтер-офицер Уличев Неждан Вадимыч, за проявленное геройство и взятие вражеского знамени, получил медаль, чин прапорщика, а с ним и дворянство, он одновременно оробел, удивился и озадачился. Удивился тому что в такой каше его не забыли и отметили офицерским чином, оробел теперь уж «их благородие» от того как всё это будет выглядеть в глазах товарищей, и как он и когда, по неписаной традиции должен обмывать своё офицерство и дворянство, он, вчерашний солдат и бывший крепостной? А озадачился прапорщик Уличев опять же прикидками да сомнениями насчёт того, как примут его те офицеры, которые как он думал все из дворян, и не побрезгуют ли принять в свой круг? А то сунешься вот так в калашный ряд-то, а там… так стоял и размышлял теперь дворянин Уличев, прислонившись к столбу возле столовой, где не за долго до того попил чаю, ( благо время было не обеденное и он находился там один) Прапорщик стоял теперь в новеньком офицерском мундире и при шпаге. А вот с этим оружием, ему ещё предстоит повозится. Рубиться и резаться  на тесаках да саблях он умел, а вот «благородным» оружием, владел как бы это выразится, не вполне.
- Ну, ваше благородие, вы думаете милостивый государь, боевых товарищей угощать вином и хорошей закуской, чтобы обмылись ваше звание и чин, а? – внезапно донеслось сзади, и вздрогнув, отлип от столба и обернулся. Ну конечно, неизменный ротный, штабс-капитан Белугин, настроение приподнятое, глаза озорные, добрый знак.
- Так это, господин штабс-капитан, я вот тут думаю стою, как мне теперь, это вот всё… - неуверенно пожал плечами Уличев.
- Робеешь прапорщик? – тихо спросил Белугин.
- Да вроде того, в замешательстве я некотором – сознался Неждан, но ротный дружески хлопнул его по плечу.
- Пустое Уличев, ты опасаешься как тебя господа-дворяне что ли примут?
- Ну… да! – окончательно признался прапорщик, глядя командиру в глаза. Но тот улыбнувшись ещё шире, вздохнул глубоко, и сказал.
- Брось брат, и не думай про то! Во-первых, чванливых князей с графскими сынками тут нету, ну или скажем так они тут не задерживаются,  так что с этой стороны будь покоен!  Во-вторых, в Кавказском корпусе если и не одна треть, то уж четверть офицеров не только из нижних чинов, не из дворян даже, и ничего, не схарчили с кашей никого. Да далеко ходить-то не надо, Степаныч вон наш, Котляревский, он ить сын бедного сельского священника, не дворянин вовсе, а ты погляди, генералы за честь почитают с ним знаться! И таких тут не мало. Ну и в третьих друг мой, дворянство таким образом полученное, так по мне оно по дороже природного-то будет, так вот!
Неждан заметно повеселел, и штабс-капитан заметив это сказал, а вернее спросил.
- Ну, убедил я тебя, не робеешь больше?
- Да нет как будто, но удивление и необычность в душе остались! – ответил Уличев.
- Ну это брат понятно! – всплеснул руками Белугин – Не каждый день в дворяне-то производят, ну так я опять интересуюсь, попойка-то наша, дворянская когда будет, ваше благородие?
- А когда надо? - тихо спросило благородие.
- Да сегодня вообще-то, я уж и товарищей из роты да батальону упредил кто свободный, они ждут-с! – с шутливо-серьёзным выражением лица, пояснил Белугин, и тут же спросил есть ли у нового дворянина деньги?
- Есть, господин штабс-капитан! – искренне кивнул Уличев и не соврал. Хотя у него уже давно кончились и те серебряные монеты что дала ему в дорогу его ласковая ханум ещё в Елизаветополе,  и даже те деньги что он выручил за трофейного коня взятого им в бою близ Аскарани, а оставались в заначке лишь два золотых, врученных всё той же щедрой ханум. Вот на один золотой, новоиспечённый дворянин и рассчитывал, о чём тут же сообщил ожидавшему ответа начальству. Белугин сказал что конечно этого хватит, но в случае чего господа офицеры скинутся в шапку, и вообще уже пора идти, все ждут.
- Только уж вы меня того, Вадим Григорич, поддержите огнём если что! – попросил на всякий случай  прапорщик, когда они уже пошли.
- Всенепременно ваше благородие,  всенепременно! – хлопнув того по плечу, пообещал штабс-капитан. Весёлость ротного командира объяснялась тем, что к нему, с неделю назад как снег на голову, обозом с пополнением и провиантом, приехала из Тифлиса молодая жена с дочкой, что одновременно обрадовало и ошарашило штабс-капитана. Молодая супруга, чуть не с колёс объявила мужу что соскучилась так, что и свет белый не мил ей стал. Муж испытывал к любимой жене такие же пылкие чувства.
Ну а теперь, прапорщика Уличева ждала дружеская попойка с полковыми офицерами, где среди девяти присутствующих, близкими друзьями были сам ротный, и поручик Мишка Кубанин. На двух бричках, накупив всякой выпивки и снеди, гуляки покатили недалеко за город, и до заката закипел там лихой офицерский загул. Во время такового празднества, один капитан, из столбовых дворян родом(!) посоветовал прапорщику Уличеву в случае какой паскудной коллизии, посылать всех «чистокровных-белокостных», на три весёлых буквы, и сразу! Ибо дескать если солдат Кавказского корпуса получает дворянство от государя, то он втрое больший дворянин по духу, нежели какой напыщенный фазан из столичных шаркунов. Уличев знал говорившего, капитан Кабардинцев, 27-ми летний боевой офицер, происходивший из очень знатного, но не очень богатого рода, и выше происхождения, ценивший в людях решимость и храбрость.
- Я слышал о тебе Уличев – хмельным голосом сказал капитан – что разведчик ты хороший, что воин храбрый, как коня взял и джигитовал на нём, в деле за которое сам Котляревский тебе «георгия» присвоил, всё знаю, а потому, вот тебе Неждан моя рука!
С той попойки за городом, у прапорщика Уличева появился в полку новый друг.
А война меж тем, набирала обороты. Несмотря на ряд громких русских побед, пламя её  в Закавказье не затухало, а напротив, раздувалось, причём во многом искусственно. Врагов России французов, из Персии вытеснили англичане, прогнав наполеоновскую миссию генерала Гардана, хотевшего отсюда, проложить своему императору путь в Индию. Англичане так же продолжили поддерживать персов и турок в войне с Россией. Шаху, лондонские благодетели обещали флот на Каспии, Дагестан, Грузию с Арменией, и даже часть Индии! В текущем, 1810 году, англичане прислали персам 20 тысяч ружей, несколько пушек, сукно для мундиров, и несколько сотен своих офицеров, обучать регулярную армию-сарбазов. По мимо этого, были присланы опытные артиллеристы и инженеры для починки старых, и возведения новых укреплений.
Британские агенты везде и всюду разжигали смуты и мятежи, в частности поддерживали тлеющие угли восстания в Имеретии, откуда генералу Тормасову удалось захватить изменившего присяге царя Соломона 2-го. Британцы всячески поощряли возмущения горцев, а так же помогали всеми силами беглому царевичу Александру. Турция отправляла в Тегеран посольства с богатыми дарами, распространяя по Дагестану и другим землям, фирманы против русских.
Одновременно с этим, переписка Персии о желании мира с Россией не прекращалась. Персы просили разрешения у наместника отправить послов в Петербург, а сами тянули время, отклоняя генерала Тормасова от намечавшегося так своевременно, похода на Ахалцых,  что как крепость, была очень важна для спокойствия Грузии со стороны лезгин, кои в числе 5000 нанявшись к Ахалцыхскому паше, грабили Горную Осетию,  Имеретию, и саму Персию, ведущую через это место, дела с кабардинцами и чеченцами, которых подбивал на восстания, прибывший из Ахалцыха, беглый царевич Александр.
А тут, на многоцветной шахматной доске, появился как-то невзначай новый, небольшой но заметный игрок. Трапезундский  сераскир-паша, разбитый князем Орбелиани при Поти, боясь вернутся в Трапезунд, обратился к Ахалцыхскому пашалыку, своему наследственному владению, потерянному девять лет назад, от Селим-паши.  Между двумя пашами разразилась война, которой русские не смогли воспользоваться, ибо Тормасов введённый персами в заблуждение их обещаниями мира, бездействовал. После череды велеречивых свойственных востоку переписок, стороны съехались для переговоров в Карабах, в крепость Аскарань. Тормасов прибыл туда 19-го апреля, а 20-го, пожаловал хитрый и опытный дипломат Каймакан Мурза Безрюк. Переговоры эти  персы тянули аж 18 дней, готовясь всё это время при помощи англичан к продолжению войны. В начале, вся эта дипломатия казалась даже полезна России, не смотря на то,  что персы оспаривали Талышкое ханство, бывшее под покровительством русского царя. Но потом, Безрюк получивший английские указания, резко сменил тон, и потребовал уступки Талышкого ханства, изменение в статусе Главнокомандующего, вознаграждение от Ширванского хана за отбитые у персов стада, обещание не трогать Ахалцыхский и Карский пашалыки, и отдать два Карабахскких округа прилегающих к Араксуу, Мигри и Гюкел.
Эти требования как невыполнимые и завышенные, были отклонены русскими, и переговорщики разъехались, а вскоре стало известно о заключении между Персией и Турцией, антирусского договора. Наступало опять тяжёлое время, когда немирные горцы совершали набеги собираясь в полчища, и стало очевидно что боевые действия разгорятся с новой силой. Генерал Тормасов разделил свои войска на три отряда. Первый, под началом генерал-лейтенанта барона Розена из 6-ти эскадронов драгун, 8-ми батальонов пехоты и грузинской конницы при 10-ти орудиях, сосредотачивался при Саганлуге. Вторрой, под командованием прославленного генерала Портнягина с  двумя эскадронами драгун,  четырьмя батальонами пехоты, двух казачьих полков,  и «татарской» милицией, охранял две провинции, Бамбакскую и Шурагельскую.  Третьей, предводительствовал генерал-майор Небольсин, с Троицкими мушкетёрами, и 17-м егерским полком, находясь с ними в Карабахе. Из этой третьей части, две роты стояли в Пуше, две на Тертере,  а полковнику Котляревскому с его батальоном, было предложено идти на Мигри, где персы уже успели хорошо укрепиться. Небольсину для усиления был передан из резерва 16-й донской полк Попова, а от ханов Ширванского, Шекинского и Карабахского, Тормасов потребовал их конницы, которой предписывалось частью идти к Небольсину, а частью нападать на неприятельские земли, и охранять свои. Эта самая милиция, была хороша в авангардных боях, фуражировке и чапаулах  (ночных налётов)
Котляревский как всегда в таких случаях, тщательно и деятельно готовился к походу. Подолгу сидел в своей палатке с бумагами и картами, много писал, дополнял, черкал, сверял с картами, и всё время думал. Донимать полковника всяким вздором, в это время было строжайше запрещено, дозволялось принимать лишь курьеров с пакетами, а всякие просьбы, прошения и гениальные идеи, подлежали рассмотрению ротных командиров. Штабс-капитан Белугин придя с совещания у полковника, собрал свою роту, вернее тех бойцов что не были заняты на учениях или в карауле, и сообщил им следующие сведения. 
- В общем диспозиция аристократы такая, нашему батальону, велено занять Мигри да Гюней, делая в тех местах поиски и не давая неприятелю укрепится на этой стороне Аракса. В награду, нам с вами за наши былые геройства, высокое начальство снизошло до невиданных милостей, разрешив Котляревскому свободу действий и передвижений, во как, цените!
- Слава богу! А то задёргали нашего брата «нельзяками» да «воздержаками»! – заметил на это прапорщик Уличев, стоя среди своих приятелей.
- Это точно, предписаниями у нас любят бойцов нагружать! – вторил ему поручик Кубанин.
- Эх вы, сапожники-аристократы! – улыбнулся Белугин – неужели ж вы думали что наш полковник, в нужное время, ради солдат, да начальственной запрещалки не нарушит?  Да воюй мы строго по регламенту да предписаниям, тута уже давно бы наш лучший друг Аббаска хозяйничал, курей разводил! Так что готовьтесь ребятки воевать не как предписано, а как умеем, то бишь ладно и до дна!
Неждан за это время, за несколько недель усиленных много часовых упражнений, вполне освоил своё новое оружие-шпагу, что уже хорошо его слушалась, и держалась в руке как влитая. Однако привычное оружие тесак на боку и нож в сапоге, Уличев тоже не бросал, хоть и не совсем по уставу, но как объяснил одному чиновнику штабс-капитан Белугин «Особым решением, егерям-разведчикам дозволяется». А посему, новоиспечённый  дворянин, не боялся теперь в рукопашной драке, остаться с обломком шпаги в руке.  Уладил Уличев всё и насчёт ружья.  В походе, он попросил у Белугина разрешение пользоваться своим привычным ружьём с трёхгранным штыком, что уже с 1808 года, сменил во многом плоский,  хотя некоторые продолжали ходить со старыми штыками. Ротный не возражал, ибо сам порой бегал в атаки с ружьём наперевес ( как и все офицеры почти) Солдат Лягушкин, что уже совсем поправился после обморожения в Карабахских горах, теперь как тень всюду следовал за прапорщиком, став при нём чем-то вроде адъютанта или денщика.
- А что братцы – говорил он солдатам в часы досуга – ведь Неждан Вадимыч он спас меня, когда я обморозился  совсем, да! И голову и руки кусками шали обмотал, и носилки вон на пару с Батрачкиным нёс…
- Было дело – кивнул  седоусый «старик» - волокли мы сего героя с Вадимычем, да!
Уличев по началу стеснялся и даже намекал Лягушкину что ничего этого не надо, но потом махнул рукой, пусть его будет, всё равно кто-то же должен всякие поручения выполнять?  Так и пошло… Батальон в составе пяти рот общей численность порядка 500 штыков, готовился во всю. По мимо егерей и артиллеристов с пушками, Котляревскому должны были быть предоставлены 250  конных карабахцев, но лукавый Мехти-Кули-Хан, прислал всего 40 человек.  Это посчитали издевательством.
- Да чего энтот хан думает о себе, а? – гневно рассуждал Уличев, сидя с офицерами в столовой – Он за кого нас почитает вообще? Даже меньше одной пятой прислал от предписанного!
- Потакаем мы господа много этим ханам, все их подлости списываем, ну или почти все, вот они и наглеют псы! – мрачно заметил капитан Кабардинцев, а затем угрожающе добавил – Ну подожди дай срок, за всё с полна рассчитаемся!
Да, все оказались недовольны, но делать было нечего, приходилось довольствоваться тем, что есть. Вскоре Тормасову стало известно что персы, под водительством шаха  Магомед-Али-Мирзы, идут к Карабаху. В следствии этого Небольсин двинул свои силы к Тертеру,  а Котляревский пошёл на Мигри. Командующий же, вернувшись в Грузию узнал что имеретинский царь Соломон-2й, бежал из Тифлиса переодевшись слугой и обманув стражу. Мятежный правитель нашёл себе пристанище в Ахалцыхской крепости, у Перифа-паши, и затухший было бунт, снова стал разгораться, цена бездумного и бесконечного мягкосердечия, оказалась слишком высокой. Четыре персидских отряда, собранных за то время как русские так не обдуманно ( уже в который раз!!) купившись на посулы о мире, вели переговоры, перешли одновременно в наступление. Пир-Кули-Хан перешёл Аракс по Худоперинскому мосту, у Аскаранской  крепости появился второй отряд, Керим-хан со своим войском прибыл в Цицианы, а его высочество наследный  принц Аббас-мирза с братом Мамед-Али-Ханом и 10-тью  тысячами войск, двигался от Нахичевани.  Когда эти сведения дошли до генерала Тормасова, тот очень сильно испугался за судьбу отряда Котляревского, который теперь снова один на один, окажется  с несметными полчищами врагов. Полагая что может быть ещё не поздно, он  отправил  14 июня к Котляревскому курьера с приказом оставить всё, и срочно возвращаться от Мигри обратно, пока не стало совсем поздно. Курьер спешно ускакал, а в штабе зародилась тягостная атмосфера, никто старался не говорить о том вслух, но отряд полковника Котляревского, многие  уже считали героически погибшим…
Однако ни сам Пётр Степанович, ни его храбрецы-егеря, вовсе не собирались погибать ни геройски, ни антигеройски, да и никак вообще. Его отряд из 500 егерей и 40 карабахских всадников, шёл прямиком к своей цели. Постоянно сверяясь с картой, полковник шёл как это говорится, ощупкой. По карте  было видно что к Мигри, ведут две дороги, одна огибала горы вниз по Араксу, другая вниз по течению реки Мигри.
- Персы наверняка укрепили все подступы по дорогам батареями, либо ещё как-то, необходима самая точная разведка на обе дороги!  - решил Котляревский. Долго раздумывать кого послать не пришлось.  В первую команду вошли прапорщик Уличев, унтера Сан Саныч да Пал Палыч,  и ефрейтор Стёпа Зорких. Запросившегося было с ними солдата Лягушкина, Уличев не взял.
- Извини брат, в другой раз, дело сугубо серьёзное, не взыщи!
Во вторую команду вошли сам Белугин (упросил полковника)  Чеканов, Куценко и поручик Кубанин. В первой партии начальником назначили Неждана, а во второй не мудрствуя лукаво, им стал  штабс-капитан. Разведчикам выделили по два штуцера на команду, офицеры оставили свои шпаги, дождались сумерек, и коротко простившись с товарищами, повели каждый свою команду, Уличев вниз по Араксу, Белугин вниз по Мигри.
Двигаться  прямо по дороге, Уличев конечно не стал, а повёл людей параллельно, стараясь не отклонятся в сторону. Первым  уже по привычке шёл сам Неждан, чуть сзади Сан Саныч с Пал Палычем, а замыкал шествие Зорких Стёпа со штуцером. Такое же оружие было и у Неждана. Когда появились звёзды, идти стало легче, ориентируясь по ним, Уличев уже не боялся сбиться. Для более удобной маскировки, егеря утыкали себя ветками с листьями, и походили теперь на лесных духов. Глаза уже давно привыкли к темноте, и егеря легко  перескакивали с камня на камень, плавно словно рыси. При движении на амуниции ничего не звенело, ибо всё лишнее, в том числе и ранцы, в этот раз было оставлено. Из пищевых запасов при себе имелись только фляжка с водой да сухари. Гранаты чтоб не гремели в подсумках, обернули заранее тряпочками, а прочее снаряжение, посторонних звуков не издавало. То шагом,  то крадучись, то перебежками, передвигались наши разведчики, среди громады Кавказских гор. В одном месте, Уличев загодя услышал некий шум, и знаком приказал всем исчезнуть. Егеря моментально слились с природой. Старик с подростком гнали домой подгулявшую корову, браня её на чём свет стоит. Подождав после них с четверть часа, Уличев продолжил движение. Скоро, пришлось помолившись богу, лезть чуть не по отвесным камням на утёс, за которым должна была быть тропа. Первым, обмотавшись верёвкой, перекрестившись да поплевав на руки, полез Сан Саныч, попросив зачем-то в случае чего мол, не оставить его любовь, что проживает в городе.
- Лезь давай, не переживай, не оставим,  я на ней женюся! – свистящим шёпотом поклялся Уличев, а прочие ехидно захихикали. Егоров лез осторожно, нащупывая руками и ногами удобные уступы, и периодически замирая, прислушивался.  Всё было тихо. Это место, со стороны заботливо укрывали кроны высоких деревьев, так что появления неожиданных свидетелей, разведчики не боялись, да к тому же, Стёпа со штуцером на изготовку стерёг тыл, притаившись за валуном. Сверху сыпануло пару горстей мелких камушков, упала ветка с листочком, затем какое-то время было тихо, но Уличев не подгонял события, уже зная по опыту, что в таких случаях, торопить кого-то нельзя.  Наконец верёвку сверху призывно подёргали, Сан Саныч закрепил её.
- Пал Палыч, давай ты, а я следом! – шепнул Неждан, подталкивая товарища к подъёму, а сам оставшись наблюдать. Егерю Гайдукову уже много легче карабкалось на верх. «Хорошо что Лягушкина не взял, либо не залез бы, либо размозжилси б тут на хер!»  облегчённо подумал Неждан, наблюдая за Пал Палычем. Спустя минут пять, верёвка вновь призывно запрыгала.
- Зоркий, приготовься, лезу! – негромко позвал Неждан, берясь за верёвку. Стёпа отделился от своего поста, и подойдя, опять стал лицом в ту сторону, откуда кто-то мог бы появится. Уличев перекрестился и тоже полез. Ему не жгло ни ладоней, ни пальцев.  Ну во-первых за годы войны они превратились в сплошную мозоль,  а во-вторых, держался он очень цепко, можно даже сказать железно.  Перехватываясь руками и помогая себе ногами, прапорщик очень скоро долез до верха, а уже там две пары ловких рук втянули его. Неждан подёргал верёвку, и огляделся, да, вон тропка через небольшой подъём, так, и созвездия на месте, значит не отклонились.  Четверть часа, и ветвистая голова Стёпы Зоркого показалась снизу, затем он втянулся на верх уже целиком, и вот теперь вся команда была в сборе. Похрустели сухарями, попили воды и двинулись дальше.
На свою дорогу ведущую в Мигри, они вышли уже через час, и держась в тени деревьев и камней, чтоб не попасть под лунный свет, егеря крадучись пошли дальше. Через некоторое время начались заросли, и разведчики пошли через них. Наконец, их взорам предстала мрачная и величественная картина: превосходно укреплённая засеками и батареями дорога, на подступах к крепости. Сама крепость возвышалась на двух высоченных кряжах отвесных скал,  с устроенными ещё и на них батареями.  Башни и семь батарей насчитали егеря!
Да, нечего было и думать идти в 500 штыков в лоб на такие укрепления, да ещё и двух тысячный гарнизон, о численности которого уже знали в штабе от местных армян. А где-то вон там, на другой дороге, Белугин со своими лазиют,  соединиться может пойти? Стоп!  Отставить!  Мало ли чего? Поднимется хай, так хоть кто-то дойдёт. Разведав всё и вся, егеря подлунными тенями заскользили обратно.
Тем же маршрутом, разведчики возвращались теперь обратно.  Хотя небо и заволокло немного тучами, но Неждан запомнил дорогу и по другим предметам, а потому заблудиться не боялся. Когда что-то чувствовал,  делал жест рукой, и егеря буквально растворялись в воздухе, пребывая в таком положении какое-то время. Впрочем на обратном пути, кроме пары лисиц,  они уже никого не встретили, и к пробуждающейся заре, уже вернулись обратно, пропустив вперёд себя команду Белугина где-то на полчаса. Донесения обоих команд совпадали, атаковать крепость с единственно доступного направления, дороги, не представляется возможным. А по мимо крепости Мигри, у подножия двух кряжей, лежало ещё и селение с таким названием.
- Значит в лоб не взять – рассуждал Котляревский склонясь над картой, и внимательно её изучая. Вскоре, решение было найдено.  В лагере оставляются пушки, что были предварительно разобраны и замаскированы вместе с боеприпасами, а сам отряд с обозом вьючных лошадей, идёт в обход, наискось Карабахских хребтов, через горные тропы, многие из которых, даже местными жителями считались не проходимыми, а потому персами никак не охранялись. Эти сведения русская разведка добыла ещё раньше, а теперь они  пригодились. И 12 июня, в час дня, начался очередной, не имеющий примеров переход  русского отряда полковника Котляревского, через горы Карабаха! Шли уже не таясь, да и не было тут теперь кого боятся. С собой егеря несли складные лестницы и оружие, лошадей вели в поводу, а 40 союзных всадников ехали пока в сёдлах.
- Да ребята, похоже что прогулочка будет весёлой! – вслух  заметил Уличев, идя в строю со своими, и поправляя ремень портупеи.
- Точно говорит прапорщик, наше умение лазить там где черти не рискуют, очень скоро всем нам потребуется! – весело сказал поручик Кубанин, шагая с ним рядом. Тут же проворно топал верный оруженосец Лягушкин, а за ним и все остальные «сапожных дел мастера». Закончились неровные, ухабистые но всё же дороги, и начались горы, куда как говорят в сказках, ворон костей не занашивал. С начала, отряд стал спускаться в ущелье. Все всадники, и русские офицеры и карабахцы спешились, и очень осторожно, поддерживая животных чтоб не испугались, не шарахнулись, не поехали на мелком щебне вниз, не заупрямились, шли всё ниже и ниже. Егеря всяк как мог, помогали вьючным лошадям: придерживали груз на спинах, поглаживали по мордам, а иногда наоборот, хлестали если животные упрямились. Только тут, Уличев и все другие,  поняли как дальновидно поступил полковник, не взяв орудия, ибо скоро пошли местности  где даже в разобранном виде, пушки представляли бы для отряда непосильную ношу!  Спустившись в ущелье и пройдя его очень осторожно, стали теперь подниматься на утёсы над пропастью. Лошадей, буквально по одной, молясь Христу, Магомету и всем кому только можно, в час что называется по чайной ложке,  затягивали на верх одних,  и подталкивали снизу других по таким неимоверно страшным  нехоженым тропам, что после не верилось самим, что они тут вообще смогли пройти, да ещё и с лошадьми. Но всё преодолел, всё прошёл русский солдат и 40 верных союзников, карабахских всадников.  Последние, чтобы не сказаться трусами или малодушными, стоически переносили все трудности страшного перехода, напрягая до предела свои жилы,  и показали себя достойными всяческого уважения воинами.
Пока так трудно и долго тянули в верх лошадей, другие егеря, чтобы не терять времени, карабкались на утёсы в иных, отвесных и полу отвесных местах  с помощью  складных лестниц, затягиваемых на верёвках. Егеря увязывались ими сами, и помогали влезать товарищам. Вот кто-то установив лестницу чуть ли не вертикально, бросал вскарабкавшемуся по уступам чуть выше товарищу моток верёвки «Держи там крепче!» тот подавал моток выше, и так трое-четверо бойцов, внатяг держали лестницу, а по ней, лезли  бойцы снизу, затем лестницу тянули выше, и всё повторялось. Едва взяли эти отвесные громады, как уже подошёл вечер, а с ним и ночь, вынудившая бойцов устроить ночлег прямо на вершине, под тенью скал и деревьев. Скупые, бездымные костреки немного согрели людей, вскипятили воду, сварили кулеша и угощали всех.  Карабахцы по началу кучкавались отдельно,  но потом, потянув с русскими одну тяжкую лямку, уже общались более тесно, угощая друг друга, своими нехитрыми припасами. Каким-то чудом Всевышнего не иначе, удалось затянуть сюда лошадей, которые нуждались в отдыхе.  Неждан сидя со своими, и уже готовясь ко сну, сказал им.
- Сёдни затягивали сюды коней с божьим чудом, а на завтра ребята, готовьтесь этаким же чудом, их спускать, весело будет очень, доложу я вам!
Прапорщик не ошибся. Спуск начавшийся утром, затянулся из-за чрезвычайных трудностей и осторожности, до ночи,  с тем же адовым напряжением сил и нервов, да воли к победе. И была вторая ночь, и был другой день, и новый шайтанов подъём, карабканье с матюгами на нескольких языках, причём офицерский мат, ничем не отличался от солдатского. И Котляревский, и все другие его старшие офицеры, взяв в руки верёвки, тянули, натягивали и подавали, орали-матерились всяко грязно и не хорошо, но ни лестниц ни верёвок не бросали, трудились до девяти потов все. Рядовые, видя что господа офицеры так же рискуют на адских кругах как и они сами, уже ни чего не страшась, творили чудеса: прошли там, где пройти было нельзя физически, от слова совсем!
- А ить мы с вами братцы, пошти как Суворов в Альпах, только что масштаб у нас поменьше будет, а? – снявши белую фуражку, и вытирая налитое горючим, солёным потом лицо,  весело выдохнул Неждан, стоя со своими бойцами,  когда самый опасный путь, уже оказался позади.
- Так точно господин прапорщик, похоже! – делово кивнул Сан Саныч. Наконец, на третьи сутки похода, в ночь на 15 июня, весь отряд спустился вниз, к селению Гярову, что лежало в  пяти верстах от Мигри. В этом селении, Котляревский решил оставить обоз под охраной союзников, и отдохнув, идти на Мигри. На прощание, русские офицеры сказали карабахцам.
- Молодцы! Жаль что у вашего хана, нашлось для нас всего сорок таких храбрецов!
Затем отряд выслав впереди себя дозор из разведчиков, тихо двинулся вперёд. Неждан со всей командой «сапожников», прошли довольно большое расстояние, и никем не замеченные, подошли к селению Мигри и укреплённым высотам с тыла. Так, ага… с тылу понятно укреплено хуже, и караулов у беспечных персов нету нормальных, не ждут они и в страшных снах атаки с этого направления, это ясно, а что если?..
- Так ребятки, Сан Саныч и Пал Палыч со мной, остальные тут! – шёпотом приказал прапорщик. Зорких , Куценко и Чеканов, согласно закивали. Уличев решил пробраться в само селение, и осмотреться там.  Через никуда негодное персидское охранение, егеря прошли без особых усилий, не пришлось никого ни колоть ни резать, дозорные мирно почивали вместо несения службы, и лишь где-то в стороне, слышались отдельные оклики бдительных часовых. Егеря неслышно скользили меж домов, осматривались. Брехали собаки, блестели  отдельные огоньки, селение спало. С фронта, оно оказалось укреплено очень основательно, с тыла укрепление тоже имелись, но гораздо менее внушительные. Однако передовые высоты даже отсюда выглядят очень серьёзно, если ещё учесть численность гарнизона что там сидит. Так же незаметно, разведка вернулась в расположение. Прикинув себе всё это, Котляревский отдал следующие распоряжения: отряд делиться на три части, и атакует соответственно с трёх сторон. По левому хребту, должен был пойти майор Дьячков  со 150-ю егерями, по правому хребту с таким же количеством бойцов, куда вошла и рота Белугина, собрался идти сам полковник, прочие наступают по центру, то есть внизу.
И снова начались подъёмы в гору, карабканье на  скалы, хребты и уступы,  хотя это уже было много легче чем намедни, продираться шайтан знает где, и шайтан знает как?
- Не гудеть никому, тихо всем! – шепнул Уличев, когда бойцы цепочками поднимались на хребты. Подъём закончился уже когда рассвело, и Котляревский приказал ждать вечера.
- Атакуем ровно в пять часов, одновременно! – решил он, и его приказ тут же был доведён до сведения двух других отрядов. Залёгшие среди камней в зарослях, егеря негромко переговаривались.
- А чего с ходу не ударить, чего ждём?  Аббаска уже небось знает что мы тут под Мигри стоим, и наверняка помощь своим пришлёт! – сказал  солдат Лягушкин.
- А ты брат Федя разве не устал от этих походов-переходов да подъёмов, а? – кусая по привычке травинку,спросил Уличев.
- Да есть немного, ваше благородие – сознался Лягушкин лёжа на локте рядом – да боязно что обнаружат нас тут, ну мало ли?
- А ты не боись Лягушкин, полковник наш знает что делает! – отрывисто заметил Сан Саныч, кидая себе в пасть крупный изюм.
- Это точно – поддержал товарища Лёшка Чеканов, поправляя свой кивер. Поглядев на Егорова, Неждан задумчиво бросил.
- Зря ты Сан Саныч изюму столько жрёшь, пить после захочешь дюже сильно!
- Знаю, но хочу вот просто и всё, а воды и у меня много, и вокруг вон есть,  слава богу не в окружении! – коротко отмахнулся разведчик.
Время до вечера тянулось долго. Кто-то спал положив руки под голову, кто-то просто глядел в небо, думая о чём-то своём. Один из офицеров достав из подсумка книжицу, развернув стал читать. Чуть в стороне, трое егерей дулись в карты на свои медяки, другие курили, третьи чего-то писали карандашами на измятых, посеревших от долгой носки во внутренних карманах, листах.  Уличев просто ждал, а затем также  как многие уснул, времени на сон выпало хоть заспись. Проснулся он от того, что кто-то толкнул его в плечо.  Лягушкин, лицо серьёзное, озабоченное.
- Пора Неждан Вадимыч, пятый час уже, в пять атака!
- Угу! – мотнул головой прапорщик и подобрав дремавшее рядом ружьё взвёл  курок, всё, к атаке он готов, а шпага пусть повисит пока, и до неё дело дойдёт. По сигналу, русские цепи блеснув штыками поднялись из укрытий, и быстро пошли вперёд. Персы, беспечно дремавшие на передовых высотах, не поверили своим глазам. Словно из самой земли, из камней и травы выросли русские шеренги, и теперь идут на них. На высотах поднялась несусветная паника.
- За мной р-ребята-а!  В штыки, ур-р-р-а-а-а!!! – прокричал Котляревский махнув шпагой, и его егеря грянувши дружно такой же клич, разом ударили на персов. Все высоты заняли с ходу, неприятель с них просто разбежался, не оказав даже  видимости сопротивления. Взяв эти высоты, русские остановились на них на дистанции полутора ружейного выстрела, и дальше не пошли, Котляревский приказал ждать темноты. А паника в стане персов меж тем продолжала нарастать.  Узнав что в их тылу появился сам Котляревский с войсками, прошедший сюда непостижимым образом, многие пришли в уныние, страх и трепет одновременно, удержать позиции, надеялись теперь далеко не все.  Егеря принялись демонстративно укрепляться в виду неприятеля, а те пришли в ещё большее замешательство, и уже совсем перестали понимать чего им ждать от русских. Когда сумерки сгустились, Котляревский собрав офицеров приказал.
- Роте Белугина со мной спуститься вниз и присоединиться к центральному отряду. Оставшейся полусотне под командованием поручика Роговцева, податься вперёд для развлечения неприятеля, и производить фальшивую тревогу  правого крыла персов. Майор Дьячков будет штурмовать со своей стороны находящиеся там пять батарей как только услышит сигнал атаки селения, всё, медлить нельзя, по показаниям пленных, персы уже идут сюда на выручку со стороны Аракса и Нахичевани. С богом ребята!  От этого приступа всё решиться!
- Лезем братцы опять вниз, ночка мать её, будет у нас не скучной! – подбодрил своих Белугин.  Снова закрепляли верёвки, спускали лестницы, осторожно спускались сами,  стараясь ничем не греметь и не курить. Чуть не уронил сам себя солдат Лягушкин, неловко оступившись, но которого в последний момент успел придержать рукой прапорщик Уличев.
- Гляди блять куды ногу-то ставишь, Голиаф твою маманю! – грозно цыкнул на него Неждан.
- Барыш с накладом! – буркнул деловито, спускавшийся рядом  Сан Саныч.  Виновато сопя, солдат Лягушкин возражать не решался. Внизу, егерей уже ждали их товарищи из среднего отряда, свой этот план, полковник заранее согласовал с офицерами батальона. Наконец спустились все, и отряд начал движение.
Уличев и другие, ведомые Белугиным, шли молча, с ружьями на перевес, всё время поглядывая на верх, когда же там поручик Роговцев со своими, начнёт «развлечение неприятеля»?  Шли долго, но вот наконец  на верху бахнуло, бухнуло, стрельнуло, зашумело-загромыхало многоголосое «Ура!»  и развлечение началось. Персы видя и слыша что их позиции атакованы лишь на одном фланге, затаились, и готовились отбиваться с правого крыла, справедливо полагая что русские, прорвав своим правым крылом их левое,  ударят затем в обход и тыл.  Пока наверху ребята дурачились изображая грозное наступление, Котляревский   велел лишь двигаться вперёд, и ждать его приказа.  Егеря шли, шли, и шли, и казалось что времени протекло довольно много, но в реалии протекло менее часа  после начала развлекательной компании для персов на верху, как по рядам, словно дуновение ветра прошёл приказ полковника.
- В атаку, на Мигри!
Взводы быстро построились в шеренги, и молча пошли вперёд, как было приказано.  Персы заметили русских стрелков когда те уже подходили к окраинам селения. Началась перестрелка, и офицеры блеснув холодным оружием,  повели своих бойцов на штурм. На этот раз, рядом с Котляревским бежали в атаку прапорщик Уличев с друзьями, дабы прикрывать командира от всяких случайностей. Персов бывших в первой линии  на позициях, постреляли-покололи сразу, Уличев даже уже не заметил как свалил штыком двоих не истратив заряда, и побежал дальше. Частью каменные а частью глинобитные дома Мигри, оказались ожидаемо приготовлены к обороне, с устроенными в окнах бойницами, да и во круг домов из камней,  корзин с землёй и брёвен, персы устроили множество стоящих укреплений. Однако  русский удар в центре оказался таким стремительным, что многие солдаты шаха, просто бежали прочь. Уже бухали разрывы ручных гранат и сверкнули сполохи первых пожаров,  как и на левом фланге началось тоже: Дьячков со своими пошёл на батареи.
Бросившись к одному каменному дому, возле которого за невысокой каменной оградой засели персы в своих высоких шапках,  Уличев едва не погиб, пуля прямо обожгла как плетью левый висок. Прапорщик вскинув ружьё выстрелом уложил одного, а затем в два прыжка достигнув ограды, схватился вместе с прочими егерями, в рукопашную. Уличев сразу отбил в сторону  саблю тучного юз-баши (сотника) и коротким ударом заколов его прямо в сердце, уже вскочил на ограду, егеря запрыгивали следом, персы пятясь отступали, и слабо отстреливались. По их лицам было видно что они в полной растерянности, и ищут возможности сбежать.
- В дом! К окнам ребята! За мной! – прыгая вниз, гаркнул прапорщик. Всюду среди стрельбы, мужских криков и звона клинков, стоял панический женский визг, перепуганные жительницы прижимая к себе детей,  метались меж сражения,  стараясь как-то вырваться.
- Пропускаем баб через себя! – гаркнули не сговариваясь, разом Белугин и Уличев, но егеря и без того старались не попасть в них, хотя некоторые местные жители, всё же погибали от неизвестно чьих пуль в этом бешенном ночном бою… Из бойниц обложенного дома продолжали яростно отстреливаться и бросать гранаты, от взрыва одной из которых, был убит бегущий рядом с Уличевым егерь, а с прапорщика, осколок сбил лишь фуражку.
- Гранатами давай! – гаркнул он вбегая на порог к двери. Пока одни стрелки лупили с колена по окнам, другие подобравшись по стеночке, разом бросили в амбразуры две гранаты. Внутри бабахнуло, повалил дым из окон, донеслись крики и хрипы боли, грохот падения, а в это время Неждан уже вышибив ногой дверь, влетал в дом, а за ним лез Сан Саныч и другие. Едва заскочив в полутёмное помещение, прапорщик бросился в другую комнату где что-то горело, и тут на него из-за обвалившегося очага,  выскочил перс с окровавленным лицом и саблей в руке. Он ударил сверху, егерь подставив ружьё парировал саблю, затем прикладом двинул противника в лицо слева, и когда тот тяжело взвыв рухнул навзничь на битые кирпичи,  сразу же доколол его штыком.
- Всё осмотреть! – рывком приказал Неждан, глядя на пять вражьих трупов на полу. Сан Саныч нырнул куда-то в комнату, а Неждан найдя кусок то ли ножки от кресла, то ли ещё чего, намотал на него тряпья и зажёг от уже  других горящих тряпок, возле развороченного взрывами окна. Стало светлее. Внезапно из той комнаты куда нырнул Егоров, донёсся пронзительный вскрик юной девушки, и рассерженный глас  разведчика. «Иди ты, не трону, дура!» и через минуту Сан Саныч представил прапорщику девчонку  лет 14-ти, в довольно фривольном наряде, и Неждан поняв что это либо наложница, либо жена из гарема какого-нибудь вельможи.  Так и вышло.  Трясущаяся от страха при виде показавшихся ей огромными русских воинов, с играющими огнями смерти штыками, девчонка поведала что с недавних пор, она была  наложницей у юз-баши что жил в этом доме.
 - А, понятно, этот тот хряк которого я у ограды заколол – кивнул Уличев, и добавил – вдова ты милая теперь, или как там у вас, всё, помер твой господин. Так, чтоб не сидеть тут с мертвяками, давай с нами, держись вон его! – прапорщик указал девушке на солидно стоявшего Сан Саныча ( та уже отойдя от испуга, согласно кивнула) Всё, давай на выход, там бой ещё не кончился!
Все быстро вышли из дома, а девчонка сразу как приросла к разведчику Егорову. Пока шли короткими перебежками, она деловито успела спросить у Сан Саныча.
- А что, ты теперь мой господин, да?
- Да боже упаси! – отрывисто бросил егерь,  стараясь чтобы милое создание не выскочило вперёд ненароком – Делать мне милая нечего, как только вот господином твоим быть, ага, счас!  Мне своей госпожи хватает, всю кровь попила… Держись вот рядом и никуда от меня пока всё не кончится!
Девушка неопределённо шмыгнула носом, но идти за егерем продолжала. Бой за Мигри ещё кипел. Селение оказалось не маленьким, и в этой суматохе, очистить его быстро, не представлялось возможным, хотя противник и отступал в панике, почти не оказывая более сопротивления. Возле пятого или шестого дома, Неждан едва увернувшись от падающей сверху горящей балки, наскочил на вырвавшуюся откуда-то молодую женщину с малым ребёнком на руках. Селянка была страшно напугана, волосы растрёпаны, платок на плечах, и рот открыт в немом крике. Увидав внезапно выросшего перед ней русского озарённого пламенем, забрызганного кровью, без шапки и с диким, страшным и закопчённым лицом, женщина побелела как мел, вся затряслась силясь что-то сказать.  Уличев поставил ружьё к ноге, и женщина увидев что он убрал от неё штык  чуть оттаяла, но дрожать и трястись продолжала.
-- Туда иди! Там тихо уже!  - хрипло бросил он ей на местном наречии, указывая рукой в занятую  егерями часть села – Не стои тут дура, убьют!  - и женщина наконец что-то сообразив, прижав дитё теснее, стрелой сорвалась с места. Тем временем поручик Дьячков со своими егерями, стремительным натиском  взял уже одну за другой, три батареи из пяти! Персидские артиллеристы ошеломлённые атакой, по большей части просто бежали,  сопротивлялись не многие, да те из солдат, кто полагался на свою численность. Но всё было тщетно. Против молниеносного штыкового удара, персы ожидаемо не устояли, и побежали бросая всё и вся. Котляревский пробившись к орудиям через селение, повёл своих егерей на штурм двух остававшихся на этом участке батарей.
- Давай Уличев!  Давай прапорщик, чуток осталось, Мигр-р-и  н-наша, Ур-р-ра-а!! – ревел Белугин врываясь со шпагой на батарею, прапорщик с ружьём на перевес уже заскакивал следом, а там и друге как буря налетали на вражьи пушки. Уличев спрыгнувши вниз, успел длинным ударом приколоть лишь одного канонира у ствола и всё было кончено, обе батареи были взяты, а к утру и всё селение Мигри, оказалось в русских руках.  Заняв эти пункты и левый кряж, Котляревский оставил на них небольшие отряды на всякий случай, а весь остальной батальон повёл в атаку на правый хребет, на ещё не занятые башни.
- Девка где? -  быстро спросил Уличев у бегущего рядом Сан Саныча.
- Возле колодца одного оставил, пускай там сидит, наши не тронут, я им сказал! – отрывисто ответил Сан Саныч.
- Ладно, бог с ней, вперёд ребята, ур-р-р-а-а!! – закричал Уличев переходя с лёгкого на стремительный бег. Одним броском, ведомые своим храбрым полковником, влетели егеря на правый кряж, и по лестницам, с кошачьим проворством забрались на башни. Сидевший там в полу паническом настроении гарнизон, сделал лишь  пару слабых залпов, а уж рукопашного боя и совсем не выдержал.  Неждан с ходу, уже даже не глядя, заколол тремя приёмами троих противников, и на этом бой для него закончился,  смятые и разбитые вдрызг персы, бежали побросав всё что при них было. Добив остатки тех кто ещё сопротивлялся на этой батарее и в башнях,  русские остановились только перед самой большой и недоступной батареей, носившей название  Сабет.
Стали смотреть что с ней делать?  Сабет стояла на самой середине кряжа,  на утёсе из дикого камня в пять саженей высотой (10 с половиной метров)  а  в ней гарнизон в 200 человек с известным Абу-Фет-ханом.
- Штурмовать тщетно, к утёсу этому даже лестниц не приставить! – оглядев весь грандиозный природный ансамбль, заметил прапорщик Уличев  своим приятелям,  что задрав головы таращились теперь на батарею.
- Да брат, ты верно подметил, залезть на этакую страсть не выйдет, как ни старайся! – согласился штабс-капитан Белугин, внимательно разглядывающий  Сабет. Котляревский лично осмотрел неприступную батарею, и нашёл очень простой выход. Раз бороться теперь надо не с людьми а с природой, то и решать задачу надлежит по природному…
- Окружить Сабет со всех сторон, и отвести от персов воду, пусть на своей теперь шкуре попробуют то, что испытали мы четыре года назад на Аскеране с Корягиным, царствие ему небесное! – хмуро приказал полковник. Пришлось Уличеву со всей командой брать в руки кирки да лопаты что в персидском лагере взяли, да под руководством опытных офицеров, гидро работами заниматься. Хоть и тяжело пришлось, но и Неждан, и все те кто пережил Корягинскитй поход, работали с душой.
- Посидите-ка без воды любезные, как мы без неё сидели, а то и вылазку как мы за ней сделайте,  коли духа на это хватит! – крикнул прапорщик в сторону осаждённой батареи, с которой со страхом и тоской взирали на эти работы персы, не в силах ничем им помешать, и отчётливо представляя что их теперь ожидает. Очень скоро, вода ушла…
- Теперь подождём! – говорили русские у костров, покуривая трубки. Персы продержались на Сабете ровно сутки, а затем на глазах егерей, наступила драматическая развязка. Не выдержав, очень многие персы чтобы не сдаваться в плен, прыгали вниз с утёсов и разбивались насмерть, а прочие побросав всё, ушли с батареи. Из-за своей малочисленности, русские во время боя не брали пленных, а сейчас не препятствовали уходящим, нужды в том не было. Всё, весь комплекс укреплений неприступного Мигри с его замками и башнями, оказался в руках русских егерей, с ничтожным для них уроном в 36 человек, причём сам Котляревский был ранен в руку. Потери врага шли на сотни, их уже перестали особо считать после третьей. Избавившись от трупов, русские приступили к починке укреплений. Когда реку вернули в её нормальное русло, полковник приказал прикрыть её двумя сильными батареями, и теперь уже никто не смог бы отвести воду безнаказанно. Едва всё это устроили, прискакал курьер от командующего, с приказом отставить поход на Мигри, и немедля возвращаться обратно, в виду огромных сил неприятеля, идущих сюда с Аскарани и Нахичевани.
- Опоздал ты братец! – буднично сказал смущённому  курьеру  Котляревский – Послание вона, вчера писано, 14-го, а Мири-то мы сёдни, 15-го  уже взяли, да. Успокой там командующего, и всем скажи что мы тут, и никуда уже не уйдём. Впрочем ты пока отдохни, а я сам командующему отпишу как было!
Всё это, старшие офицеры рассказали бойцам чуть погодя, чем весьма их развеселили.
- Ишь ты, переживает  начальство-то за нас, вон, аж курьера прислал, знать ценит! – улыбнулся сидя на камне у общего костра, поручик Кубанин.
- Определённо братцы, мы с вами такой номер откололи тут, что ни персы ни наши, по началу не поверят проверять станут! – делово заметил капитан Кабардинцев.
- А мне вот и самому не верится что мы через эти чёртовы горы прошли, и Мигри эту взяли почти без потерь, сижу вот тут с вами живой, и сомневаюсь, может сон это? -  улыбнувшись добавил Уличев.
- Со дня на день, их высочество наследный принц пожалуют,  Аббас-мирза со своим скопищем, то-то огорчится болезный! – улыбаясь сказал Белугин.
- Ага, опят станет со своих вояк страшные клятвы трясти, да лютыми казнями им грозить, берите мол ишаки проклятые, мою Мигри мне обратно! – дурашливо закончил последнюю фразу Сан Саныч.
- Гости у них там дорогие, с Туманного Альбиона, будут ныне при особе принца наверняка! – уже мрачнее напомнил капитан Кабардинцев, бросая ветку в костёр – Обучают Аббаскиных сарбазов, как лучше нас убивать, с-суки рыжие… Хоть бы один сэр на прицел попался, и с каким удовольствием я братцы, на курок бы тогда нажал!
Разговоры в тот час пока курьер ожидал ответа от полковника, ходили про меж бойцов пока такие. Вскоре курьер отбыл, а забегая вперёд, не грех будет сказать то, что Тормасов  в начале ушам своим не поверил, когда  курьер сообщил ему что Мигри в наших руках, а Котляревский  всем прислал большой поклон и рапорт. Прочитав донесение лихого полковника,  командующий всё же написал Небольсину чтобы тот вытребовал Котляревского из Мигри обратно, после того как тот приведёт к присяге живущие там 725 семей.
И вот 17 июня,  к Мигри  подошли персидские войска во главе с  Аббас-Мирзой. Его высочество находился в пресквернейшем настроении.  Ещё когда ему только донесли что русские идут на Мигри, он сразу поспешил сюда, терзаемый нехорошим предчувствием.  Уже на подходе к крепости, ему попались кучки растрёпанных и полу безоружных его солдат,  остатки гарнизона грозной Мигри.  Когда побледневший принц задал им естественный вопрос, беглецы попадали на колени, и не смея глядеть  в очи своему повелителю, едва не убили того страшной вестью.-
- Мигри пала, русские ударили с тыла, они появились внезапно как призраки, со всех сторон сразу!...
Аббас-Мирза пришёл в бешенство. Крепость на которую  возлагалось столько надежд, пала за несколько часов… Как тут не быть гневу и ярости?! Его высочество уже не знал, не находил больше слов  в поэтическом персидском языке, что бы клясть и проклинать своих негодных ни на что солдат. Грозить пытками и казнями? Он уже не знал больше какими, все перебрал в те разы, а теперь принц просто не знал что ему делать, вот в данный момент?
Всех войск что пришли сюда с Аракса и Нахичевани под началами Амир-хана, Ахмет-хана Беглер-Бека Тавризского и Мирзы-Асана сына Безрюка,  собралось теперь порядка 10 тысяч, включая и остатки Мигринского гарнизона. Аббас-Мирза продолжая исходить гневом, взял со всех них, уже невесть какую по счёту страшную клятву, что либо они «негодные собаки» возьмут Мигри обратно, либо полягут тут все под её утёсами. Бывшие при Аббасе английские советники  тоже имели что сказать в сложившейся ситуации, но дипломатично промолчали, язык морской нации так же изобиловал слово оборотами, не переводимыми для ушей принца. Меж тем, Аббас-Мирза глядя на Мигри в подзорную трубу, узнал на одной из батарей, уже знаменитого своими победами русского военачальника.
- Котляревский?  Да откуда?  Откуда тут взялся этот дьявол?! Как и где он прошёл?! Там нельзя пройти, там сзади непроходимые скалы и утёсы, там дорог нет! Шайтан их что ли за наши грехи сюда всех перенёс?!  Там всё непроходимое… Как?!
Ответить принцу никто не смог. Даже британцы искренне оказались озадачены таким поворотом дела. Прорыв русских к Мигри, стал и для них полной неожиданностью.  Осмотрев все запасы в крепости, русские с негодованием обнаружили что их там мало, и на долго не хватит. Повторялась ситуация 1806 года с Шах-Булахским замком.
- Да сами-то они, чего тут жрать собирались, а?  Иль манну небесную ожидали? – досадливо восклицали егеря, разглядывая невеликие запасы.
- По всему видать, им каждый день продовольствие подвозили, другого объяснения нет! – сказал своим штабс-капитан Белугин. Хорошо свой обоз в пяти верстах стоит, если что можно сразу пригнать, персы теперь ни за что не смогут пройти там, где прошли русские егеря.  И всё же перспектива «великого поста» бойцов не радовала.
- Туды иху персиянскую мамашу!  Сами-то они чего жрать думали коли б их тут большим войском самих кто обложил? Камни да колпаки свои овечьи жевать бы стали? – гневно бранились солдаты, получая свой небогатый рацион. А тут, образовался  неожиданно гость в крепости, курьер прибывший тайными тропами,  и сообщивший письмом что командование подозревая о тяжёлом положении с продовольствием, послало сюда из Шуши, майора Терешкевича с двумя ротами и обозом с продовольствием, и они скоро должны быть здесь, идут с проводниками по трудным, но проходимым дорогам в горах.
- Ты один курьером выехал? – спросил его Котляревский.
- Никак нет ваше высокоблагородие, трое или четверо было, на случай если кого прихватят, чтобы хоть кто-то дошёл. Я и то со стрельбой, но проскочил! – доложил курьер.
- Добро, оставайся с нами, назад ехать тебе смысла нет, будем ждать! – решил полковник. Очень скоро прибыл второй и последний курьер с таким же известием. Заподозрив что третьего могли перехватить персы, полковник быстро принял решение.
- Майор Дьячков, вам надлежит немедля, с командой в 160 егерей, выйти навстречу Терешкевичу, и встретить транспорт с продовольствием. Идти будете вот тут – полковник указал на карте, - это единственное место где вы не разминётесь, с богом!
- Слушаюсь!  - козырнул Дьячков и исчез. С тяжёлым сердцем провожали Неждан и другие, своих сослуживцев по полку. Крепко обнялись ребята, и попрощались.
- Ну бывай Уличев, не поминай лихом если что! – сказал при этом капитан Кабардинцев, что уходил вместе с майором.
- Возвращайся, Александр Иваныч! – тихо сказал ему прапорщик.
- А как же? Обязательно вернусь,  ужели допущу чтоб вы тут как мамзели парижские, на диете сидели? – ухмыльнулся Кабардинцев, и козырнув,  поспешил к уже строящимся для выхода бойцам. Потекли тягомотные часы ожидания.
- Только б наши нормально проскочили, а то получится как с Монтрезором в начале войны!  - опасливо заметил солдат Лягушкин, за что тут же был обруган «стариками».
- Цыть ты! Сиди не каркай тута, «Монтрезором!» Проскочут наши, и жратву привезут!  А будешь охать по бабски, вдруголядь подойду и в морду молча дам, понял?
- Понял – потух сразу Лягушкин – да не хотел я ничё такого,  просто мысли в слух…
- Вот мысли их про себя, без тебя тошно!
Уличев никак не встрял в эту склоку.  И солдат Лягушкин, и его соперник, каждый был прав по своему. Неждан сам опасался за судьбу обоза и ребят, ибо за долгие годы войны, он уже не раз слышал про гибель малых отрядов с продовольствием или фуражом, почтарей да курьеров.  Вон, наверняка персы перехватили кого-то, если не все сюда добрались, и уж наверняка меры примут, вот что тревожит, да душу мытарит. Тревоги русского гарнизона в Мигри оказались не беспочвенными.  Персы действительно перехватили одного курьера, что погиб в перестрелке, не успев уничтожить письма.
Ахмет-хан не мудрствуя лукаво, сразу взял  5000 воинов и расположился за Мигринскими садами, а 2000 солдат, послали против Терешкевича, приказав любой ценой уничтожить русский обоз, любой ценой! Однако на сей раз, персы промахнулись. Почти в последний момент, уже к вечеру, и Терешкевич, и соединившийся с ним майор Дьячков, хоть и с боем, но прорвались к крепости и вошли в неё. И  Ахмет-хан, и Аббас-мирза были вне себя от гнева. Британские сэры, сохраняли холодное достоинство. Теперь потянулись уже нудные и скучные дни осады. Всё время порываясь бросить свои силы на штурм, Аббас-мирза каждый раз благоразумно оказывался осаживаем своими лондонскими советниками.  Но что-тот делать было нужно, и принц подумав, решил применить испытанный приём.
- Отвести от них воду, уморим их жаждой в осаде!
Однако когда рабочие под охраной сарбазов  подошли к реке, с русских батарей прикрывающих к ней подступы открылся такой плотный и точный огонь, что персы потеряв тут без толку много людей, отступили.
- Окружить Мигри, и начать обстрелы и бомбардировку! – приказал принц. Вскоре, поднялась ружейно-пушечная канонада, персы не жалея пуль и ядер, жарили по крепости во весь дух. Едва это началось, полковник сразу же отдал приказ.
- На эти бесполезные выстрелы не отвечать, солдатам себя не обнаруживать, а прятаться в садах и в башнях. В полный рост днём не ходить, а кому зачем нужно-ползком, и всё!
Приказ показался егерям немного странным, но все исполняли его точь в точь, потерь от обстрела не было. Тщетно ядра и пули, лупили в неколебимый гранит.  Ночью, персы прекращали пальбу, и отходили ко сну.  Вылазок русские не делали, полковник запретил это, хотя многие горячие головы и порывались, а штабс-капитан Белугин, пояснил своим «сапожникам» так.
- Нужды в том братцы нету,  а браваду для настоящего дела поберегите! Вот попомните  моё слово, Пётр Степаныч наш чего-то затеял,  будет персиянам фейерверк!
На третий день, когда воздух вновь сотрясался от грохота ядер и визга пуль, к нему пригибаясь подошёл прапорщик Уличев.
- Господин штабс-капитан, не желаете ли настроение себе поднять? – спросил он у ротного. Тот слегка удивившись ответил.
- Да оно  у меня и так вроде не в ногах валяется, а что там у тебя?
- А поползёмте, укажу одно чудо, там ребята наши уже таращатся второй день да удивляются, а уж персов-то небось от гнева рвёт и пучит! – хмыкнув сообщил прапорщик.
- Ну поползли, право заинтриговал брат, но гляди мне, коли вздор какой  типа голой бабы на берегу, не обижайся тогда, накажу!
- Да какие бабы, там дело из разряда коли сам не видел, не поверишь! – таинственно пояснил Уличев, улыбаясь чему-то. Они поползли. Очень скоро, Белугин и впрямь едва не ошалел от увиденного.  Внутри крепости, росло огромное, многовековое дерево, возвышавшееся над кустарниками. Где-то ближе к середине или чуть ниже, кто-то устроил настил из досок, на котором установил стол и стулья, хотя и грубо сколоченные. На этом настиле, второй день подряд, в компании офицеров, забравшись туда по приставным лестницам, обедал как ни в чём не бывало, полковник Котляревский, собственной персоной. Снизу денщики подавали еду в котелках, господа офицеры раскладывали её по тарелкам, разливали вина, чокались, произносили тосты, пили, закусывали, и вели непринуждённые беседы под свист пуль. Персы разумеется так же всё это видели, ярились и палили, но всё без толку, русский полковник казалось неуязвим.  По окончании обеда все спускались вниз.  В среде суеверных персов, уже давно ходили легенды что Котляревский зачарованный,  ему помогают шайтаны,  а убить его можно только золотой пулей, предварительно подержав её в мечети.
- Ну как, Вадим Григорич? – тихо спросил Уличев.
- Да превосходно просто, прапорщик! На завтра, здесь с ними буду обедать, я не я буду! – посулился штабс-капитан.  И точно, на другой же день, прапорщик лицезрел своего ротного командира, обедающего на опасном месте с таким видом,  словно они сидели на загородном пикнике.  Вскоре, об этих чудачествах знал уже весь гарнизон. Обстрелы с течением времени стали стихать, но совсем не прекращались. Персов озадачивало то, что русские им не отвечают, и не делают вылазок.
Наконец терпение персов иссякло. Английские советники убедили их что приступом Мигри теперь не взять, ибо не смотря на  такой численный перевес, войска только напрасно погибнут под её стенами, да к тому же они уже изрядно упали духом.
- Они даже до стен и кряжей у вас не дойдут, засеки и батареи на дорогах, для них не проходимы, да ещё те батареи  что Котляревский на реке поставил. Нет господа, хоть и горько об этом говорить, но компанию вы опять проиграли, осаду необходимо снимать и уходить за Аракс, пока сюда основные силы русских не подошли! – выложили перед принцем весь печальный расклад, заморские советники. Тяжело было наследнику принимать такое решение, но когда сам Ахмет-хан доложил что взять Мигри обратно уже не возможно, Аббас-мирза,  5 июля отдал скрепя сердце приказ на отход. В тот же день, со стен Мигри, русские увидели как неприятель, тремя колоннами потянулся к Араксу.
- Уходят, братцы!  Ей-богу уходят! – удивлённо и радостно заговорили солдаты. Когда это увидел Котляревский, глаза его сразу загорелись боевым огнём.
- Вылезайте из нор ребята, ночью будет дело, проводим Аббаску по нашенски, с хренком!  - приказал полковник.
 - Всё ребята, хорош кейфовать, пора неприятеля штыком щекотать, готовьтесь аристократы! – сообщил своей роте, штабс-капитан Белугин. Но егерям и готовится особо не надо было, всё нужное всегда находилось при них,  только приказ получить. Вскоре пришло новое распоряжение, ранцы оставить тут, брать только боеприпасы.
- На дело идут только бойцы нашего батальона, да 20-ть казаков из отряда Терешкевича, прочим оставаться в Миги! – подытожил план полковник, и все привычно стали ждать.
- Как думаешь Уличев, чего нынче будет? – отрывисто и по простому, спросил Сан Саныч,  сидя на земле в окружении ближайших товарищей.
- Да думка-то тут не сложная,  думаю братцы что на переправе где-нибудь, мы персов и прихватим в интересном положении. Вот как они растянутся на два берега как кишка на колбасу, тут мы и налетим на них по всем правилам.
- Вон зачем полковник ранцы приказал оставить, чтобы налегке были, штыками значит работать  будем, ясно! – задумчиво заметил Пал Палыч.
- Ну да, и работы будет много, вон их персов-то, какая тьма против нас, употеешь колоть, и рук не достанет! – сказал Зорких.
- Так или иначе, а сию компанию нам кончать! – тяжело вздохнул «старик» Батрачкин – Так что помолитесь богу ребятушки, и заранее прощения попросите, ибо много душ вражьих нам ныне загубить придётся, много!..
В 9 часов вечера, в сумерках, Коттляревский выступил из Мигри с батальоном егерей в 460 штыков и 20-ю казаками, по следам отходившей персидской армии. Шли тихо и долго, офицеры запретили громко разговаривать и курить.
- У кого огонь в зубах увижу, в эти самые зубы и дам не говоря худого слова! -  предупредил своих Белугин, но бойцы и без того всё понимали, народ в батальоне на тот момент был уже опытный. Егеря двигались повзводно, а казаки разбившись на пары, рассыпались разъездами на флангах. Когда вдали послышался шум переправы, полковник выслал разведку во все стороны с приказом не обнаруживать себя ни при каких условиях. На сей раз в разведку пошли другие егеря, а компания «сапожников» осталась не у дел.
- Не всё же вам ребята по тылам у перса лазить, пускай и другие потрудятся, тем более что дело это не самое сложное! – философски  пояснил своим Белугин, но как оказалось его бойцы не особо и рвались в эту разведку, все готовили себя к самому решительному делу.
- Держись меня ребята, и не отрывайтесь в темноте, а то мало ли! – заботливо предупредил приятелей прапорщик. Разведка вернулась где-то через час, и вскоре стало известно следующее. Верные себе персы, не выставили не то что пикетов и дозоров впереди и вокруг себя, но даже обычных часовых нигде нет, и вообще, противник абсолютно ничего не опасается. Его конница с фальконетами уже переправилась на тот берег, а на этом остаётся порядка 6000 пехотинцев ждущих своей очереди на небольшом холме.
- Господа офицеры, доведите до бойцов следующее – в пол голоса начал полковник – нас так мало,  что ни стеречь, ни присматривать за пленными некому, а потому таковых не брать, а колоть всех, кто уйдёт, значит судьба.  Приказ суровый, но увы необходимый, война не бирюльки и не водевиль, кто решительнее, тот и победит, всё!
Русские тихо спустились на равнину окружающую персов, и плавно разделились на три отряда. Майор Дьячков пошёл справа,  майор Терешкевич обходил противника слева, сам Котляревский двинулся в центре. Уличев и остальные молча шли в первой шеренге, мысленно считая шаги и время, никто уже ничего не спрашивал, все всё понимали… Вот уж голоса персов стали слышны отчётливо, вот блеснули их штыки, сабли, шлемы и щиты, а вот и лица с моментально вылезшими от ужаса на лоб глазами, персы увидали русские  шеренги!
- Уру-сы-ы!! – дико заорал кто-то и началась беспорядочная пальба.
- У-р-р-р-а-а!!! – закричало разом пять сотен глоток, да казаки выхватив сабли издали свой боевой присвист, разом ударили на персов, и начался ад у переправы. Егерские отряды ударили по противнику с трёх сторон  одновременно, оставив сарбазам лишь один путь, в реку. Воины шаха, атакованные таким образом, гибли под штыками уже сотнями, а прочие обезумев от ужаса, дикой и нестройной массой шарахнулись в Аракс. Оставшиеся на холме сопротивлялись не долго, паника и ужас, превращает в стадо любую армию. Что же было тогда говорить, про деморализованных постоянными поражениями сарбазов шаха? Солдаты неистово крича бросались во все стороны, и всюду напарывались на штыки русских, которые в ночи, казались им неотвратимым роком судьбы, и никому из персидских командиров в этой рубке, даже не пришло в голову что русских-то перед ними-горсть!  Но тьма, неустроенность, и неумение правильно воевать, всё это предрешило исход ночного сражения на Араксе, при крепости Мигри.  Огромная масса персов ринулась в воды реки, что мгновенно сделались красными,  сарбазы давили там друг друга,  задыхались в тесноте и тонули в мутных водах Аракса. Менее трети тех толп что кидались в воду, сумели спастись каким-то чудом, добравшись до того берега. Прочие,  передавив друг друга так запрудили телами Аракс,  что он в этом месте, даже вышел из берегов…
Всё было кончено, подготовленная англичанами с таким трудом регулярная пехота шаха, оказалась полностью уничтожена, истреблена пулями да штыками егерей, саблями казаков, паникой и ужасом самих персов, и водами  старого Аракса. Ледяной страх обуял в начале сражения и тех персов, что уже находились на том берегу, и они объятые ужасом от того чему стали свидетелями, бежали в горы, все, и конные и пешие и всё  командование. А на этом берегу, за исключением 500 сарбазов  коим удалось в самом начале сражения как-то бежать  к Ордубаду, в живых не осталось ни одного персидского солдата, кто не погиб от штыков или пуль, тот утонул в жуткой давке…
Прапорщик Уличев едва пришёл в себя. Руки горели огнём, а пальцы казалось приросли к ружью, никогда ещё егерю не приходилось до того, работать штыком без перерыва совершенно. Врагов было так много, что времени на раздумье не оставалось вовсе, надо было только колоть, колоть и колоть,  иначе убили бы самого, останавливаться в такой драке уже нельзя, либо ты либо тебя. Егеря бились уже почти не слыша друг друга,  выручали только опыт да сноровка.  Один раз правда ёкнуло у Неждана сердце, когда ротный со шпагой, пропал где-то в массе персов, но нет, ничего, вынырнул растрёпанный, без фуражки, но живой. Печальное и жуткое зрелище представляло из себя затихшее поле битвы! Груды тел в повалку на берегу, и страшная запруда из них же, в реке…
- Ребята! Сан Саныч! Зоркий! Чекан! Вы живы?? – отхлебнув  из фляжки воды, громко позвал Неждан.
- Да тут мы прапорщик, живые,  тока усталые! – донёсся голос Сан Саныча. Уличев обернулся. Почти вся компашка в сборе, даже Лягушкин вон стоит, погнутый штык свой в руках вертит. Неждан шагнул к ним.
- Все жилы ноют мать их! – поморщился Чеканов, устало опершись на ружьё.
- Да Уличев, навалили мы их тел знатно, будет теперь Аббаска с папашей своим по новому рать собирать!  - сплюнув и тяжело дыша, заметил Сан Саныч. Из темноты вдруг подбежал Куценко.
- Ребята, вы тут, а там дело такое, на берегу вроде как труп Лисенко нашли, ну того, предателя с Аскарани!
- Да ладно тебе? – засомневался Уличев, да и прочие навострили уши.
- Ну похож очень, хоть и в бороде, но лицо-то его! – пояснил Данила.
- А ну пошли глянем! – Уличев шагнул первым, остальные за ним. Среди тел,на спине лежал человек в форме персидского офицера, но с русскими чертами лица.
- Ну если бороду убрать, то вроде похож! – кивнул Уличев . Кто-то посоветовал сходить за старшими офицерами, сходили. Те внимательно осмотрев тело, сказали что определённо судить трудно, но с высокой долей вероятности можно сказать что это бывший поручик, Емельян Корнилович Лисенко. На сём это дело и закрыли. Тут оказалось, что небольшое количество пленных всё же взято было, среди которых к негодованию русских, оказалось трое перебежчиков: унтер-офицер 17-го егерского полка, да лейтенант и рядовой из Саратовского мушкетёрского полка. Если персам повезло как военнопленным, то со своими изменниками разговор  оказался коротким. Полковник, глянув на них, мрачно бросил.
- А-а, бывшие русские? – а далее скорый военно-полевой суд, приговорил всех троих «За измену Вере и Отечеству» к повешению, что и было тут же приведено в исполнение. Далее, Котляревский приказал все трофеи, всё оружие и добро, утопить в реке, ибо ни тащить ни волочь это было просто некому. Не без сожаления, но и этот приказ исполнили в точности.
Гром от победы при Мигри был велик! Персы убедившись  что отнять крепость обратно у русских они не в силах, затихли, страшные тучи над Карабахом и Грузией в очередной раз оказались рассеяны. Небольсин вновь потребовал от Котляревсккого оставить Мигри, но тот отказался, заявив что второй раз,  такую твердыню малыми силами уже не возьмёшь,  а больших у русских здесь не имеется!  Весь край приходил в успокоение, и жители возвращались в свои дома. Провиант в Мигри теперь был, но требовался транспорт для раненых. Полковника наконец услышали, и командующий  теперь сам попросил Котляревского остаться в крепости, чтобы персы потом не похвалялись нигде, что русские отступили. Котляревский за эту победу получил орден Св. Георгия 4-го класса, и золотую шпагу с надписью «За храбрость» сделанную славянской вязью. Не обошли награды и наших егерей. По мимо крестов да медалей, многие получили повышение в звании. Штабс-капитан Белугин теперь стал капитаном, Куценко, Пал Палыч, Сан Саныч и Зорких, все получили прапорщиков, ведь опытных офицеров так не хватало! Даже солдат Лягушкин  стал унтер-офицером, чем очень гордился!  Уличев довольствовался медалью и устной благодарностью. Аббас-мирза отбыл к Эривани, дабы подготовить новое нападение на русских, но уже со стороны Ахалцыха, при содействии турок. Со стороны Карабаха, персы перешли к обороне. Котляревский, у которого внезапно наступило ухудшение здоровья от последствий старых ранений, временно отбыл в октябре месяце, на отдых и лечение в Главную квартиру.

                КОНЕЦ  5-й  ГЛАВЫ.          28/03/2019.
                ( ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ).








-
-
               
               

-

-
-


-