Рассказы о войне ветерана 130

                ПАМЯТИ ПОГИБШИХ ЗА СТАЛИНГРАД

         Повесть.
      Автор Константин Симонов.

Продолжение 18 повести
Продолжение 17 http://www.proza.ru/2019/07/18/360

                XIII

 «Он проснулся не от шума, а от пристального взгляда. Перед ним стояла Аня. Она смотрела на него своими большими спокойными глазами. Он поднялся и молча сел, тоже глядя на неё.
– Как хорошо, что вы проснулись. Мне уже скоро уходить. – Она протянула Сабурову руку. – Здравствуйте.
– Садитесь, – предложил Сабуров, подвигаясь на койке.
Аня села.
– Вижу, вы совсем поправились.
– Да, совсем, – подтвердила Аня. – Я ведь была легко ранена. Только много крови потеряла. Вы знаете, – быстро добавила она, не дав ему ничего сказать, – я встретила маму. Мы теперь с ней вместе.
– Вместе?

 – Ну, не совсем вместе. Она там же в деревне, в избе живёт, где наш медсанбат стоит; я там ночую с нею вместе. То есть не ночую, а по утрам сплю, когда возвращаюсь с переправы.
– Вы уже давно опять ездите сюда?
– К вам первый раз, а вообще четвёртый день. Я маме про вас рассказывала.
– Что?
– Всё, что знаю.
– А что же вы знаете про меня?
– Очень много.
– Ну а всё-таки?
– Много, много, почти всё.
– Всё?

 – Я даже знаю, сколько вам лет. Вы тогда говорили правду. Мне ваш ординарец сказал.
– А что он вам ещё обо мне сказал?
– Что вас сегодня чуть не убили.
– Еще?
– Еще? Больше ничего. Мне некогда было спрашивать. Мы раненых сейчас сносили в одно место. У вас много раненых.
– Да, много, – помрачнев, вздохнул Сабуров. – Значит, некогда было. А если было бы время, ещё бы спрашивали?
– Да.
– Тогда спрашивайте у меня самого. – Он посмотрел на часы. – Проснулся раньше времени.
– Это я вас разбудила. Я на вас так долго смотрела, что вы проснулись. Нарочно. Я хотела, чтобы вы проснулись.
– Я очень рад вас видеть.
– Я тоже, – сказала Аня и посмотрела ему в глаза.

 Он понял, что тот неожиданный поцелуй ночью, когда она лежала на носилках, ею не забыт, и вообще ничего не забыто, и что всё то немногое, что было между ними, на самом деле очень важно. Он почувствовал это сейчас, когда взглянул на неё.
– Я тут хорошо если два часа в сутки спал, – сказал он. – Даже почти не вспоминал о вас, так тут всё у нас было…
– Я знаю… – сказала Аня. – У нас в медсанбате несколько раз были ваши бойцы. Я у них спрашивала, как у вас тут.

 Аня теребила пальцами краешек гимнастёрки. Сабуров понял, что это не от смущения, а от того, что она хотела сказать что-то важное и подбирала слова.
– Ну? – выжидающе спросил он.
Она молчала.
– Ну что? – повторил он.
– А я много думала о вас, очень много, – сказала она с обычной, отличавшей ее серьезной прямотой.
– И что надумали?
– Ничего я не надумала. Просто думала!

 Она вопросительно посмотрела на него, и он почувствовал – она ждёт, чтобы он сказал что-то хорошее, умное и успокоительное: что всё будет хорошо, что они оба будут живы и ещё что-нибудь такое же, взрослое, от чего она почувствовала бы себя под его защитой. Но ему ничего не хотелось говорить, ему просто хотелось обнять её. Он положил руку ей на плечо, как тогда на пароходе, чуть придвинул её к себе и сказал:
– Я так и думал, что вы приедете.
И за этими словами она почувствовала, что он тоже хорошо помнит тот поцелуй на носилках и что именно поэтому говорит: «Я так и думал».
– Вы знаете, – заговорила она, – наверное, у всех так бывает в жизни, как у меня сейчас. Приходит день, и чего-то в этот день очень ждёшь. Вот сегодня я с утра весь день ждала, что увижу вас, и ничего кругом не замечала. Днём очень стреляли, а я почти не замечала. Буду вот так ездить к вам и сама не замечу, как храброй стану.
– Вы и так храбрая.
– Нет, так не храбрая, а вот сегодня храбрая.

 Он посмотрел на часы.
– На улице уже начинает темнеть?
– Да, – ответила она, – наверное. Я не заметила. Наверное, наверное, – встрепенулась она. – Надо уже вывозить раненых. Я пойду.
Он был рад этим её словам: «Я пойду», потому что по часам следовало уже начать готовиться к атаке, хорошо, что она уходит первой.
– В один раз не заберёте всех?
– Нет. Я ещё раза два буду сегодня. До утра бы всех успеть, и то хорошо…

 Сабуров встал и сказал:
– У нас командир полка убит сегодня. Вы знаете?
– Знаю. Рядом с вами, мне сказали. Вас оглушило сегодня?
– Немножко, уже прошло.
Он посмотрел на неё и только теперь догадался, почему она сегодня говорила громче, чем обычно.
– Тоже Петя рассказал?
– Да… Я вас ещё увижу сегодня?
– Да, да, конечно, – заторопился Сабуров. – Конечно, увидите. А как же. Только…
– Что?
Он хотел сказать, чтобы она была осторожнее, и замолчал. Как она могла быть осторожнее? Всегда один и тот же, обычный путь, по которому надо нести раненых в одно и то же время суток. Как она могла быть осторожнее? Просто глупо было бы говорить ей об этом.
– Нет, ничего, – произнёс он. – Конечно, увидимся. Непременно.

 Когда она вышла, Сабуров с минуту сидел молча. Потом встал и быстро надел шинель. Ему захотелось поскорей отбить склад не только потому, что это было нужно, но ещё и потому, что только после этого он мог увидеть Аню. Он подумал об этом и сам удивился этой мысли, похожей на мысль о любви. Однако мысль всё-таки возникла и не исчезала. Она оставалась с ним и тогда, когда он давал последние распоряжения перед атакой, и когда они пошли в эту атаку и сначала ползли среди развалин, а потом перебегали под огнём, и когда, бросив две гранаты, он ворвался с остальными в склад и там началась та неразбериха с выстрелами, криками и стонами, которая называется рукопашной.
На этот раз он взял склад обратно, имея всего одного убитого и пять раненых. И хотя у него, как у многих русских людей, было не показное, а действительное правило не думать и не говорить плохо о мёртвых, но он ещё раз с раздражением подумал о Бабченко.

 Ванин, вернувшийся днём из второй роты, участвовал в атаке вместе с ним. Хотя это было и неблагоразумно, но он настоял на этом, и Сабуров не нашёл в себе сил отказать ему. Вообще он сейчас испытывал такое душевное состояние, при котором ему трудно было отказать человеку в чём-нибудь хорошем. Они всё время были рядом и вместе вернулись в блиндаж.
– Этот склад, между прочим, был для декораций, – сказал Ванин. – Вот тот дом, что впереди, это театр строился, а при нём склад был для декораций. И двор. Там рельсы были положены, чтобы на вагонетке декорации прямо со сцены увозить. Здорово, верно?
– Верно. – Сабуров невольно улыбнулся.
– Ты что? – спросил Ванин.
– Подумал, что нет ни одного дома кругом, о котором бы ты не знал всех подробностей.
– А как же? Я же всё это строил. И не только дома, я почти всех людей тут знаю. Тут девушка-сестра была у тебя, да?
– Да, – настороженно подтвердил Сабуров, подумав, что сейчас Ванин позволит себе какую-нибудь шутку на этот счет.
– Её тоже знаю, – сказал Ванин, – увидел и вспомнил. Она на тракторном работала, в инструментальном, нормировщицей. Мы её хотели комсоргом цеха рекомендовать.

 Оказалось, это было всё, что он хотел сказать о девушке.
– Почти всех знаю, – повторил он, уже забыв о ней. – И тракторный себе представляю не таким, как он есть, а каким он был раньше. И за станками люди. Ты чего угрюмый сегодня?
– Я не угрюмый. Просто думаю.
– О чем? О Бабченко?
– И о Бабченко.
– Да, – сказал Ванин, – убили. Интересно, кого теперь назначат. Может, тебя?
– Нет, – сказал Сабуров, – наверное, Власова из первого батальона назначат. Он майор.
Зазвонил телефон.
– Вас спрашивают, – обратился связист к Сабурову.

 Сабуров подошёл. У телефона был Проценко. Сабуров обрадовался его голосу.
– Как живёшь? – спросил Проценко.
– Ничего.
– Что же хозяина своего не уберёг, а?
– Не мог, – сказал Сабуров.
– А легко отбили склад? – спросил Проценко.
– Легко, с малыми потерями.
– Вот так с самого начала и надо было – отсечь подход подкреплений и отбивать ночью. Так и на будущее себе заведи.
Это звучало упрёком. Сабуров хотел было сказать, что не он устраивал эту дневную атаку, но промолчал. Бабченко был уже мёртв, и плох он был или хорош, но тоже погиб за Сталинград».

 Продолжение повести в следующей публикации.