Сара

Работа риэлтора может забросить вас куда угодно: в трущобы, в Гималаи или в бизнес-центр крупного города. Иными словами, вы можете оказаться у чёрта на куличиках или же просто перейти дорогу и пытаться продать дом, в котором ранее жил ваш сосед. Работа, так сказать, непредсказуемая, но дико интересная. Меня часто забрасывало в самые отдаленные от дома места и я был только рад таким небольшим путешествиям по делам.
Вот так и получилось, что одной холодной осенью моя риэлторская контора отправила меня на небольшой скалистый островок Салисем в Тихом океане неподалеку от берегов США. Может быть, хоть вы слышали об этом островке что-нибудь, потому что лично я тогда впервые узнал, что такой остров вообще существует на свете. Я ведь уже говорил, что работа риэлтора дико интересная? Ты всегда узнаешь что-нибудь новое и бываешь там, где до тебя, возможно, побывало человек пятьсот, не больше.
По прибытию на Салисем я узнал, что мой клиент задерживается и прибудет на остров лишь вечером. Он извинился, сказал, что постарается добраться как можно быстрее и предложил пока что прогуляться по острову или же подождать в единственном отеле:
— Это замечательный островок, вы там точно не заскучаете, - сказал клиент и бросил трубку. Что же, отлично. Мне было не привыкать. Я стоял на берегу и, наблюдая за плеском волн и слушая вопли чаек, я вдруг почувствовал себя Робинзоном, которого забросило на необитаемый (в моем случае, правда, обитаемый) остров не обстоятельства, а не пунктуальные клиенты риэлторской конторы.
Погода была тогда штормовая и море не спокойно. Остров был мне не особо интересен, но я всё равно решил ещё немного прогуляться. Остановив одну из машин, я спросил у водителя, который оказался местным, куда бы он посоветовал мне сходить как приезжему.
— Смотреть у нас не на что, - пожав плечами ответил он, приняв меня, видимо, за глупого туриста, - Но вы можете сходить к маяку. Правда, он закрыт, но оттуда открывается чудесный вид на море.
Немного подумав, я спросил, не мог бы он отвезти меня туда, пообещав заплатить за это пять долларов.
— Денег я с вас не возьму, - нахмурившись ответил он, - но отвезти просто так готов туда. Добираться обратно вам, к сожалению, придется самостоятельно, уж извините.
Я согласился, сел в машину и мы поехали.
Маяк находился на противоположном конце острова и путь туда занимал пятнадцать минут. Во время поездки я не очень много разговаривал с водителем, да и он сам, видимо, не был особо расположен к беседам. Я лишь спросил его из вежливости о том, как долго он живет на острове.
— Я родился на Салисеме, - ответил он, - Живу здесь уже тридцать шесть лет и уезжать не хочу. Привязался, видимо, к острову то. Я не могу жить без моря. Знаете, иногда я люблю выйти рано утром из дома, сходить к пристаням, понаблюдать за волнами... Это очень успокаивает, между прочим
Он также поинтересовался у меня, какими судьбами меня занесло на Салисем.
— Ведь, честно говоря, этот остров является дырой, - сказал он, - Люди стараются отсюда уехать, а вы вот наоборот зачем-то прибыли.
Я рассказал о том, что являюсь риэлтором и сюда прибыл по работе, но он лишь рассмеялся.
— Риэлторы здесь никому не нужны, здесь вообще никто никому не нужен.
В машине было тепло и играло радио. На протяжении всего пути "The Ways" пели мою любимую песню:

Детка верни меня к жизни.
Я хочу вернуть всё назад.
Каждое слово было уничтожено.
И надежды на спасение нет.

Именно в тот момент мне стало как-то тоскливо, поэтому остаток пути мы проехали молча.
Машина заехала на отвесное плато и остановилась в нескольких футах от самого маяка, который серым монолитом возвышался над морем и, казалось, над всем островом.
Я вышел из машины, поблагодарил своего водителя и тот уехал обратно, пожелав мне хорошего дня. Застегнувшись, чтобы хоть как-то защититься от сильного морского ветра, я пошел в сторону маяка.
Лишь подойдя поближе, я заметил, что рядом с маяком, прислонившись спиной к его стене, сидит человек. Не знаю как так я не заметил его заранее. Возможно потому, что человек был буквально завёрнут во всё серое из-за чего сливался с маяком и становился как бы единым целым с ним.
Это оказался старик с очень широкими плечами, густой белой бородой и такими же волосами, которые он правда умудрился спрятать под шапочкой. Подходя к нему, я принял его за смотрителя маяка и посчитал, что он и вовсе дремлет, пока он сам резко не обратился ко мне, будто читая мои мысли:
— Маяк не работает, сэр.
Голос у него был опытного человека, громкий, но чрезвычайно спокойный. На секунду мне даже захотелось, чтобы именно его голос читал мне сказки в детстве. Настолько вот его голос успокаивал меня.
— Значит, попасть внутрь я не смогу? - спросил его я.
— К сожалению, нет, - ответил он, - Сожалею.
И по его голосу я сразу понял, что он действительно сожалеет, а не говорит так лишь бы казаться вежливым.
— Не расстраивайтесь, сэр, - сказал он, аккуратно вставая на ноги, - Вы не смогли попасть на маяк, но вместо этого я могу дать вам нечто куда более важное.
— Например?
— Например, я могу рассказать вам что-нибудь. Поверьте, за столько лет я узнал очень многое и иногда желаю лишь одного - чтобы рядом оказался внимательный слушатель, которому я мог бы рассказать что-нибудь в минуты тоски или радости. Неважно кто будет этим слушателем. Важно лишь, чтобы он действительно слушал и всё понимал. А вы, как я вижу, именно такой слушатель и умеете ценить чужие слова. Я прав?
Я слегка смутился от его похвалы и ответил, что, возможно, он прав насчёт меня.
— Вы смотритель маяка? - почему-то решил я неожиданно спросить его.
Старик усмехнулся.
— Не с тех вопросов вы начинаете, но это лишь подтверждает ваше скрытое любопытство, - сказал он.
— Любопытство не порок, оно наоборот поощряется.
— Именно, - кивнул он и протянул мне на удивление загорелую руку, - Меня зовут Дэниэль Самот и в некотором роде я действительно являюсь смотрителем маяка.
Я пожал ему руку, удивившись его силе, и представился.
— Почему же маяк не работает? - спросил я, - Разве он не должен работать круглые сутки?
— Не знаю, - пожал он плечами.
— Но ведь вы смотритель.
— В некотором роде, - повторил он и посмотрел на маяк так, будто тот подслушивал, - Нас с ним многое связывает.
Самот задумался на секунду.
— Воспоминания - такие жестокие вещи, - произнёс он, - Иногда они налетают на тебя подобно урагану и долго не отпускают, заставляя снова и снова прокручивать у себя в голове какие-нибудь эпизоды из жизни. Грустные эти эпизоды или весёлые - неважно. Воспоминания беспощадно захватывают тебя, затягивают во временную воронку и ты крутишься в них как белка в колесе, стараясь не потерять контроль над собой и не застрять мысленно в прошлом.
Он поморгал, будто сгоняя сонливость с лица и возвращаясь ко мне на землю.
— Извиняюсь, сэр, - сказал он, - Иногда я в силу возраста задумываюсь и могу начать говорить о странных вещах.
— Ничего страшного, - успокоил его я, - Вас очень интересно слушать.
Самот криво улыбнулся.
— Давно ли вы на Салисеме? - спросил он меня.
Я рассказал ему то, что уже рассказывал своему водителю. Самот понимающе кивнул.
— Я здесь родился, - сказал он, - Много раз пытался уехать, но остров не отпускал меня. Здесь со мной произошло слишком многое, чтобы просто так взять, забыть всё и уплыть далеко за море.
Я вновь спросил его по какой причине всё-таки не работает маяк.
— Я же сказал, что не знаю точно. Аварийное состояние. Это, вроде как, официальное заявление, но вообще... вообще он закрыт просто так.
— Но должна ведь быть настоящая причина!
Самот тяжело вздохнул и, повернувшись ко мне спиной, устремил свой взгляд на горизонт.
— Вы любите истории? - вдруг спросил он меня.
— Смотря какие.
— Ну, думаю, вы понимаете, что Салисем не самое подходящее место, где все рассказывают друг другу веселые истории. Здесь больше в ходу истории с печальными окончаниями Этот остров, к сожалению способствует, лишь грусти, тоске. Он вгоняет в уныние своими темными скалами. Но даже здесь, в Богом забытом месте, возможны любовь и счастье.
Мы стояли теперь с ним рядом друг с другом и оба смотрели куда-то вдаль, наблюдая за плеском темно-зеленых волн. Не знаю почему, но стоя там, на отвесной скале, рядом с незнакомым человеком, я вдруг почувствовал себя свободным. Во мне появилось странное желание превратиться в птицу и, оторвавшись от земли, улететь куда-нибудь за облака.
— Я думаю, - решился я высказать предположение, - что вы очень хотите поделиться со мной чем-то. Возможно даже чем-то глубоко личным или очень важным для вас. Прав ли я?
— Наверное, правы, - ответил Самот, - Возможно, мне действительно нужно высказаться, поделиться, как вы сказали.
Он усмехнулся.
— Разве это не крайняя форма старческого сумасшествия, а? - обратился он скорее к волнам чем ко мне, - Я готов рассказывать самые сокровенные тайны первому встречному незнакомцу, надеясь лишь, что мне станет хоть немного легче.
Я промолчал.
— Тяжело, знаете, - продолжал он, - держать в себе что-то на протяжении многих лет. Мысли способны буквально прожигать тебя насквозь, они тянут тебя на дно, подобно якорю цепляются за тебя и не позволяют двигаться дальше.
— Неужели беседа с человеком вроде меня способна правда помочь вам?
— Но ведь вы слушаете меня и понимаете, а я уже говорил, что для меня это самое главное.
— И о чём или о ком ваша история?
Старик помолчал, будто вспоминая что-то.
— Это печальная история про юношу и девушку, - сказал он наконец, - Юношу звали Томасом Уайтом, а девушку Сарой Айдер. Вы спросите меня, откуда я узнал подробности их истории. Дело в том, что Томас был моим очень близким другом и именно он всё рассказал мне. Тогда он умолял меня никому и ничего не рассказывать, но теперь, спустя так много лет, мне просто нужно рассказать об этом, нельзя иначе. Такие истории просто рвутся наружу и сдерживать их значит делать хуже самому себе.
Самот говорил спокойно, но голос у него был печальный. Не нужно было быть гением, чтобы понять насколько ему тяжело вспоминать и рассказывать мне это. Я лишь в свою очередь старался не мешать ему и внимательно слушать.
— Тогда всё было по-другому, да и все мы были намного моложе, - продолжал Самот, неотрывно глядя на море, - Томас и Сара были коренными жителями Салисема, а познакомились впервые у этого самого маяка. Именно тогда и начался долгий, полный как душевных терзаний, так и счастливых минут, путь моего друга, который окончился где-то в глубине этого моря, не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний.

***

Нельзя сказать, что Томасу в пятнадцать лет жилось на Салисеме хорошо. Мечта уехать отсюда посещала его также часто, как и всех остальных жителей острова, но в отличие от других он был реалистом и умел оценивать свои силы, себя самого и шансы на успех, стараясь не летать в облаках. Он знал точно, что он способен сделать, а что - нет. Среди жителей острова и вовсе широко распространилась ироничная поговорка: кто на Салисеме родился, тот здесь и умрет. К сожалению, Томас как никто другой осознавал, насколько эта поговорка правдиво отражает судьбы жителей Салисема. С островом нужно было подружиться, иначе он погубит тебя.
Отец Томаса ушёл из семьи ещё до рождения сына. Причины этого поступка Томас не знал, да и знать не хотел. Всё, что с ним происходило, он старался принимать как волю судьбы. Не то чтобы он умел смириться с чем угодно, нет. Принять, осознать и обдумать некоторые вещи он тоже был просто не способен в силу возраста.
Жизнь с матерью не давала Томасу полной свободы, но и не загоняла его в железные рамки постоянных правил и наказов. Он никогда не страдал от одиночества, но и не чувствовал себя всегда окруженным близкими друзьями. Возможно, Томаса можно было назвать странным из-за привычки сидеть по вечерам на пристани допоздна и наблюдать за игрой волн, но тогда к его странной натуре обязательно следовало добавить и романтичность
Мать Томаса поощряла образование, но совсем была не способна понять самообразование. Поэтому ночное чтение книг с фонариком, из-за которого Томас  в последствии погубил свое зрение, она никак не одобряла. Однако из-за упрямства строить перед Томасом стены было просто бесполезно. То, что он хотел, он делал, даже не думая о последствиях. Во многом здесь, конечно, отразилась его эмоциональная натура, по вине которой он мог легко потерять над собой контроль и действовать думая вовсе не головой. Возможно, именно это и подвело его в будущем.

***

— А что насчет Сары? - спросил я Самота.
Он замялся.
— Лучше всего вам о ней рассказал бы сам Томас, - произнес он, - Я же могу поделиться с вами личным мнение об этой девушке, но оно может испортить ваше собственное. Вы сами всё поймёте в процессе рассказа.
Я понимающе кивнул.
— Вы сказали, что Сара и Томас познакомились у этого маяка, - сказал я, - Как же это произошло?
— Случайно, - ответил Самот, - Это была роковая для Томаса случайность и начало его счастья.

***

В те годы маяк был излюбленным местом всех жителей Салисема. Они приходили туда, забирались на самый верх и рассматривали море с высоты более ста футов. Свидание на маяке было, пожалуй, самым популярным среди молодёжи, которые забирались на маяк вечером. Томас тоже был в числе тех, кто любил смотреть на захватывающий дух закат и прибывать немного наедине с самими собой. В один из таких вечеров, забравшись на верх по узкой винтовой лестнице, он с удивлением и повстречал Сару.
Она стояла на самом верху, держась руками за перегородку, и наслаждалась закатом. Лучи заходящего солнца освещали ее прекрасное лицо и придавали её длинным волосам золотистый оттенок.
Её красота и грация поразили Томаса настолько, что он потерял дар речи и даже подумал от страха и переполняющих его эмоций спрыгнуть вниз как можно скорее. Увидев её, он буквально сошел с ума, опьянел и не знал, что же делать. Ему хотелось убежать с воплем как можно дальше, но в тоже время велико было желание заговорить с ней, узнать с этой ли она планеты или же спустилась с небес.
Томас молча подошел поближе и, встав рядом, притворился что тоже любуется закатом, хотя на самом деле он еле сдерживался и никак не мог привести свои мысли в порядок, чувствуя как обливается потом.
Видимо, Сара заметила его странное поведение и, искоса посмотрев на него, направилась к лестнице с твердым намерением спуститься обратно вниз. От осознания того, что он её упускает, Томас запаниковал ещё больше, но с места сдвинуться никак не мог. Ему почему-то казалось, что стоит ему лишь попробовать заговорить с ней, как его тут же ударит молния.
Томасу она казалась слишком красивой и недоступной. Будто бы он лишь низшее существо по сравнению с ней. Со временем он не изменит своего мнения, продолжив ставить её выше себя. От сюда породнился и страх вместе с нерешительностью. Обычно общительный и весёлый парень в ее присутствии превращался в жалкого муравьишку.
Сара тем временем прошла уже половину лестницы и вместо того, чтобы остаться наверху и мучиться от страха, Томас переборол себя и помчался за ней даже не касаясь ногами ступенек.

***

— И он догнал её? - вновь спросил я остановив рассказчика.
— К сожалению, да, - со вздохом ответил Самот, - Ещё как догнал и даже смог заговорить.
— Вы помните такие мелкие подробности. Неужели Томас рассказал вам всё это?
— Что? - не понял сначала Самот, - Ах да, да. Рассказал. Он рассказал мне всё, но сделал он это когда уже было поздно и помочь ему я ничем не мог. Я бы хотел вернуть время назад и...
Самот помолчал. Видимо, он вспомнил что-то особенное.
— Так что же будет дальше? - спросил я, выведи тем самым старика из задумчивости.
— А дальше бедняга Томми помешался на ней, - грустно ответил Самот.

***

Томас был по-настоящему счастлив знакомству с Сарой. Она заменила ему абсолютно все. Он думал только о ней и, как оказалось, буквально жил ей. Настолько сильной привязанности парня к девушке никогда не была на всём Салисеме уж точно. Они были неразлучны и Томас наслаждался каждой секундой, которую он проводил вместе с ней. Никогда он не был и не будет счастлив так, как он был счастлив с ней. Сара изменила его полностью, но сама этого не понимала. Томас был у неё на поводке, а она и не догадывалась, просто не знала чем заслужила такую искреннюю привязанность. Томас нравился ей, но не настолько чтобы свести с ума. И пока легкие Томаса наполнялись водой лишь при одной мысли о ней, то сама Сара ничего такого не испытывала по отношению к нему и уж точно не догадывалась как много она значит для него.
Томас буквально раскрыл перед ней свою душу. Постоянно его терзали мысли о Саре, он просто не мог перестать о ней думать. Он всячески старался показать свою привязанность, но всё было бесполезно. Для Сары он не был пустым местом, она уважала его, всегда была добра и рада ему. Общество Томаса не тяготило её, ведь он не был надоедливым фанатиком. Она любила проводить с ним время, ценила за многие качества. В минуты печали она утешала его,  а Томас обязательно отвечал ей тем же. Сара изменила Томаса до неузнаваемости, придала ему сил и уверенности в себе. Пусть свои заслуги она и не осознавала, но их осознавал Томас. Сара была для него идеальной, лучшим человеком на всём Салисеме уж точно. Без неё он чувствовал себя плохо, одиночество превращалась в клетку, внутри которого он подвергался пытке. Он мечтал услышать голос Сары, увидеть ее прелестные голубые глаза. Сара, Сара и никто кроме Сары не волновал его. Он чувствовал, что она делает ему одолжение, находясь рядом, поэтому всегда старался отплатить с полна. И кроме обычной заботой здесь было нечто большее.

***

— Он ведь любил ее, да? - спросил я Самота.
— Это была не просто искренняя любовь, - ответил он, - Это была сказочная любовь, такую редко встретишь. Все люди мечтают, чтобы их любили именно так пылко, чтобы любящий человек буквально сходил по ним с ума и терзал себя сомнениями. Чтобы сердце у того билось сильно и тем самым не давало покою. Чтобы он не мог спокойно жить из-за чувства любви.
— Томас любил Сару настолько, что был готов умереть ради неё?
— Хуже. Он продал за неё свое сердце.
Я усмехнулся. Самот как-то странно посмотрел на меня.
— Вы не верите? - спросил он меня.
— Верю. Честно, верю.
— Нет, не верите! - отрезал Самот, - Любовь моего друга была подлинной, самой настоящей, лишенной какой-нибудь пошлости! О такой любви мечтают, такая любовь мешает дышать, о такой любви поют песни и пишут стихи. Я считаю, что любовь Томаса к Саре - это апофеоз любви, более сильных чувств я не видел. А это были именно те чувства, которые заставили Томаса продать свое сердце ради неё. Отдать себя целиком ради одной лишь девушки. Девушки, которая не понимала этого и, как выяснилось, не умела ценить.

***

Сара и Томас проводили вместе огромное количество времени после знакомства. Бывало, что по вечерам Томас в тайне выбирался из дома через окно, чтобы мать не узнала, и тут же мчался к Саре. В один из таких вечеров они сидели вместе на пристани и о чем-то весело болтали. Вдруг на небе сверкнула звезда, а затем полетела вниз. Вместе они загадали желания и Томас пожелал быть с Сарой вечно. Он не просто желал этого, он клялся сам себе в том, что любыми способами будет рядом с ней до самой смерти.
Возможно, история их любви была бы по-настоящему счастливой, если бы Сара осознала силу любви Томаса, если бы она поняла, насколько же она дорога ему. Ради нее Томас был готов на всё, даже если это шло в разрез с его личными интересами. Он пытался всячески показать свою любовь, но она постоянно оставалось незамеченной. С каким воодушевлением он покупал для неё букеты самых свежих цветов и какое удовольствие было для него наблюдать за тем, как при виде этих цветов у Сары на лице появлялась широкая улыбка. Ее счастье всегда было делом рук Томаса, а значит было и его счастьем тоже. Он был готов носить ее на руках, если б только она позволила. Сара как никто другой давала Томасу сил, благодаря ей он чувствовал себя непобедимым, а всякая печаль уходила прочь.
Но Сара не видела всего этого. Она радовалась заботе Томаса, но не чувствовала какую-либо благодарность. Не воспринимала как должное, но и не считала себя недостойной. Она принимала всё, что отдавал ей Томас, а отдавал он себя целиком. Сара была подобна наркотику, его личному наркотику. Этот наркотик, даровавший столько счастья, вскоре причинил столько боли, что добрая душа Томаса просто не выдержала.

***

— Но что же случилось? - не выдержал я.
— Появился третий, - коротко ответил Самот.
— Неужели любовный треугольник? - удивился я. История казалась мне настолько переполненной счастьем, что я просто не мог поверить в такой поворот событий. Этого просто не могло быть.
— Если это любовный треугольник, то он точно был не завершён, ведь, если вы еще не поняли, Сара не любила Томаса и не чувствовала его любовь. Она лишь вбила себе в голову мысль, что любит его, заставила саму себя поверить на некоторое время в собственную иллюзорную любовь. Она вбила эту шуточную любовь себе в голову, но точно не в сердце.
— И кто же был этим третьим?
Самот помолчал, глядя на горизонт.
— Фрэнк Хорроу, еще один уроженец Салисема и давний знакомый Сары.
Повисла тишина, которую затем вновь прервал Самот:
— В те мрачные дни поведение моего друга резко изменилось, - задумчиво сказал Самот, - Он стал каким-то злым, неспокойным. Раньше он мог часами сидеть на одном месте и спокойно наблюдать, скажем, за волнами, но после появления Фрэнка изменился в худшую сторон, обозлившись на весь мир и на себя самого. Однажды мы с ним встретились, но вместо привычного доброго приветствия он зарычал на меня и поспешил уйти. Честно скажу, меня это поразило и даже напугало. Но тогда я ещё ничего не знал о сердечных делах Томаса. И поверьте, что узнав всё, оказался сражён наповал.

***

Томас заметил Сару в обществе Фрэнка ещё давно, но старался не придавать этому особого значения. Иными словами, Томас старался игнорировать факт того, что Сара стала часто весело проводят время вместе с другим человеком. Несколько раз он даже видел их держащимися за руки, но убеждал себя в том, что бояться нечего. Томас просто не мог допустить мысль, будто Сара могла полюбить кого-то кроме него ведь, он один делал для неё столько, в то время как Фрэнка все знали как типичного самовлюбленного лентяя, неспособного на любовь. А если и способного, то его любовь не шла ни в какое сравнение с любовью Томаса к Саре.
Фрэнк смотрел на Сару иным взглядом. В нём не было той нежности и искренности, которыми буквально светились глаза Томаса. Фрэнк смотрел на Сару таким взглядом, каким мясник обычно смотрит на хорошую свежую баранью вырезку. Не чувствовалось в Фрэнке та любовь, которая цвела внутри Томаса. От того-то и становилось Томасу еще хуже. Неужели Сара не видит этого? Неужели не понимает кто любит её по-настоящему, а кто - лишь жалкий сласчавый притворщик?
Но несмотря на всё, Саре нравился Фрэнк и Томасу в один день просто пришлось принять эту страшную истину. Ему вдруг стало плохо, в голове крутился лишь один вопрос: почему? Незнание ответа лишь усиливало боль. Там, где было ранее сердце, зияла дыра.
Целую неделю Томас провел дома не смея выходить наружу. Вернулся прежний страх и погрузил его в печаль. Лежа на кровати, он постоянно обдумывал всё, искал момент, в который он совершил ошибку и всё потерял. Да, он винил во всём лишь себя, но не знал точно за что он так жесток сам к себе.
И лишь до последнего в нём жила надежда на то, что это лишь страшный сон. Что Фрэнк - это лишь временный друг и не более. Что Сара обязательно вспомнит вновь о нём, о Томасе и он сможет окружить её своей заботой и любовью снова, забыв свои глупые обиды. Ведь он пытался делать, казалось, всё, пытался быть простым, но и максимально хорошим одновременно. Как долго он был ответственным за ее настроение? Как долго терпел мелкие неудобства ради того, чтобы ей жилось хорошо?
Окончательно добил его личный разговор с Фрэнком, который заявился к нему одним пасмурным днём под предлогом "поболтать".
— Томми, - начал Фрэнк вальяжно усаживаясь за стол, - Я пришёл поговорить с тобой с глазу на глаз о Саре. Думаю, ты и сам успел это понять правда?
Томас промолчал. Он стоял у окна и выглядывал на улицу. Слова Фрэнка его мало волновали, но имя Сары... имя Сары заставило Томаса вздрогнуть.
— Извини, что приходится говорить тебе это, - продолжал Фрэнк, - но по-моему, ты занимался ерундой. Вся эта забота, романтика... ну ты понимаешь. Это удел слабых и нерешительных личностей, Томми. То, что хочешь получить, нужно уметь быстро брать, а иначе это заберёт некто более сильный. А ведь Саре нужен именно такой..  сильный мужчина.
У Томаса возникло жгучее желание подбежать к Фрэнку и, схватив за волосы, ударить несколько раз головой об стол. Уже долгое время его распирало невыносимая ревность, а теперь прибавилась и злоба.
Но следующие слова Франка вновь опустошили его.
— Сара не любит тебя, Томми. Это она сама мне сказала. Я вообще удивлён как ты не заметил этого сразу. Ты потратил так много времени на пустые надежды и слова. Что ты имеешь теперь, а, Томми? Ради чего столько бесполезных и нелепых трудов? Ты сам себя хоть можешь ответить?
Томас пребывал в прострации. Голова у него кружилась. Фрэнка он больше вообще не воспринимал.
— Забудь о ней, Томми, вот мой тебе совет. Забудь вообще всё и отдохни. Сара, как она сама мне сказала, не подходит тебе. Отступи и успокойся, так будет лучше для всех
С этими словами он встал из-за стола и направился к выходу. Прежде чем выйти он успел добавить:
— Саре о нашей "беседе" лучше не знать, Томми, пойми правильно.
После чего он вышел на улицу, оставив Томаса одного в плохо освещенной комнате.

***

— Что было потом? - спросил я у Самота, который на долго погрузился в себя.
— Потом Томас пришел ко мне и всё рассказал, - ответил он, - Я помню тот вечер очень хорошо. Томас промок под дождем и выглядел просто ужасно. Лишь увидев его я сразу понял, что с моим другом случилось нечто из ряда вон. Никогда я не видел его таким измотанным, доведенных до самого краю. Разговор с Фрэнком выбил табуретку у него из-под ног и он не выдержал. Томас говори быстро, путаясь в собственных мыслях и захлебываясь чувствами, а голос у него был как у человека, который готовится прыгнуть в бездну. Глаза были мокрые. Поразительно как он вообще нашел в себе тогда силы рассказать всё. К сожалению, ему это не помогло. Я слушал внимательно, но лишь поражался. Я молчал и не знал как помочь ему. Слова здесь не помогут и даже время вряд ли смогло бы заживить такие раны. История Томаса впечатлила меня. Больше всего запомнилось то, как он всё это рассказывал... Вам нужно было находиться там тогда, иначе вы просто не поймете. Слушать человека, лишенного сердца и, следовательно, любых чувств, - тяжкое испытание. Вам, наверное, кажется, что мне легко всё это пересказывать, но это не так. Я воспринимаю история Томаса очень близко к сердцу, будто бы тоже самое произошло и со мной.
Самот помолчал, вглядываясь в горизонт.
— Эх, - вздохнул он, - к старости зрение стало совершенно ужасное. Ничего не вижу.
— Как вы думаете, - спросил я его, - Томас злился на Сару?
Самот помотал головой.
— Вновь вы задаёте неправильный вопрос, - сказал он, - Правильно было бы спросить кто виноват в этой истории. Как вот по вашему?
— Безусловно всему виной Сара, - ответил я так, будто это было очевидно, - Её холодность и равнодушие просто повергло вашего бедного друга в шок. Она даже не замечала его старания! Неужели можно так легко отвергать искреннюю любовь человека, да еще и не зная о ней? Променять человека, который заботился о тебе и был готов на всё, на какого-то... пижона. Разве это не доказывает её вину?
— А по-моему, - сказал Самот, - виноват сам Томас.
— Но почему? В чём вы обвиняете несчастного влюбленного, чью любовь не восприняли всерьез?
— Томас позволил себе влюбиться не в ту девушку. Потеряв голову, ослеплённый красотой, он ринулся туда, где делать ему было нечего. Он отдал себя целиком, но стоило ли это того? Думал ли он об этом? Нет, не думал. И нет ничего глупее, чем требовать от другого человека ответной любви. Это не только глупо, но и неправильно. Сердцу ведь не прикажешь. Томас же, делая столько ради Сары, надеялся рано или поздно получить в ответ тоже самое, а такой мысли допускать было нельзя.
— Значит, - уточнил я, - Вы осуждаете безрассудство своего друга?
— Я не могу так просто осуждать поступки, как вы сказали, несчастного влюбленного. Томас думал не головой, а сердцем, которое он потом продал ради Сары. Осуждать сердечные дела я не в праве, поймите меня. Я лишь... Я лишь продолжаю распутывать эту историю вместе с вами.
— Понимаю, - кивнул я, - Но что же было дальше? Что стало с вашим другом и его возлюбленной?
— Томас пропал, - со вздохом ответил Самот.
— Как пропал? - удивился я.
— Без вести. Рассказав мне всё, он выбежал под дождь и больше никто и никогда его не видел. Не знаю, что с ним случилось, но, видимо, случилось худшее.
— Вы думаете...
Самот быстро кивнул.
— Томаса больше нет, - сказал он, - Человека с по-настоящему добрым и любящим сердцем забрала Сара, а всё остальное, возможно, поглотило море. Всё, что о нём осталось, это воспоминания, и те причиняют сильную боль.
— Но что же мать Томаса? - спросил я, - Как восприняла пропажу сына она?
— Смирилась, - со вздохом ответил Самот, - Томас был всем, что у неё было и после его исчезновения невероятная пустота заполнила всю её душу. Поразительно как она долго справлялась с чувством утраты, как долго жила с осознанием того, что единственный сын пропал без вести, не оставив после себя совсем ничего. Но в конце концов.... в конце концов...
Самот замолчал, но по его голоса я и так всё понял, поэтому решил не мучить старика далее такими трагическими подробностями.

***

Томас ворвался домой и, убедившись, что матери нет дома, сел за стол прямо в мокрой одежде. Голова у него гудела, он сам не понимал, что делает.
Взяв лист бумаги он стал искать ручку, но никак не мог найти. Это вызвало в нём дичайшую панику.
Томас задержал безумный взгляд на своей руке, после чего поднес её ко рту и прокусил кожу зубами. Пошла кровь.
Схватив огрызок карандаша, он обмакнул его заостренный конец в собственную кровь и принялся быстро писать:

Не думай, что я забыл о тебе. Такие вещи не забываются так просто. Я лишь ждал нужного момента и вот теперь, кажется, я готов разобраться в этой ситуации и сказать самому себе то, что должен был сказать тебе.
Первые несколько недель после всего я провёл в ужасном состоянии, я просто был разбит, мысли о самоубийстве, затмевавшиеся отчаянием и осознанием того, что после всего я проиграл, не оставляли меня. Моё "когда-нибудь" вмиг  превратилось в "никогда". Никому не желаю почувствовать дрожь земли в момент, когда ваш мир рушится.
Сказать, что мне было плохо - ничего не сказать. Вряд ли я когда-нибудь признаюсь кому-то, но здесь я могу спокойно сказать: я не сдержал слезы и вместе с ними из меня вылилось немного боли. Прелесть беседы с самим собой в том, что ты можешь рассказать что угодно, не боясь болтливых языков.
Я потерял многое, уничтожил себя и теперь только могу смотреть назад и стараться понять, что же я сделал не так, где оступился.
Знаешь, это был долгий путь. Не помню как он начинался, но закончился ужасно. Я до сих пор не знаю, почему я решил делать это для тебя. Я не тешил себя надеждами на протяжении всего пути, так почему же мне так плохо?
Ты была самой первой, кого я полюбил искренне. Ты мой идеал, я везде буду искать тебя. Вспоминаю ночи, когда мы вместе с тобой общались о всякой ерунде. Ты научила меня любить, я так ценю тебя за то, что ты осчастливила меня. Между жизнью и смертью живу я теперь, потеряв смысл после того как ты ушла навсегда. Я кричал всей душой, что люблю, а мир лишь разорвал меня на части. Вместо слов  я могу сейчас лишь рычать, все мои эмоции канули в Лету. И чувствую эту горечь у себя на языке. Встречай монстра, в которого я превратился! Ох как же мне теперь сложно жить с этим, постепенно погибая от собственной дуальности.
Я влюбился в твоё прекрасное имя, но давай держать это в тайне. Ощущение безответной любви убивает меня и, кажется, я смогу спастись от него в морских волнах. Я так молод и похоже, что мне суждено умереть молодым. Каждое твое слово, которое я вспоминаю, пронзает мое уставшее сердце насквозь. Я не знаю почему мне так плохо, зачем я продолжаю страдать, но знай, что как бы я не старался я не могу загубить те тёплые чувства внутри себя. Могу лишь избавить тебя от своего присутствия. Разве я должен молить тебя прийти ко мне и отдать свое сердце тому, кто тебя по-настоящему любит? Нет, я просто отойду в сторону видя, что вся моя забота была бесполезна. Хочу лишь не остаться пустым местом для тебя.
Никто никогда так и не даст мне ответ на вопрос: почему ты отвергла меня? Неужели тебе не знакомо простое слово "спасибо"? Как ты можешь быть такой бессердечной? Не знаю, возможно, за моей спиной ты только и делаешь, что смеешься надо мной. Ты всегда была в моих глазах идеальной. Так почему же ты, ангел во плоти, вдруг оказалась такой жестокой по отношению ко мне? Да, я наивный дурак, думаю лишь сердцем. Я не сравнюсь с твоим смазливым бойфрендом, но я ведь не чужой тебе, я не сделал ничего плохого для тебя и люблю тебя так сильно просто за то, что ты существуешь!
Ты говоришь, что мы не похожи, что мы не подходим друг другу. Но откуда ты знаешь? Почему ты так уверена в этом? Ты не дала мне шанса, не сделала ни единого шага в мою сторону. Я так долго долбил стену между нами, обливаясь потом с утра и до поздней ночи, а когда я пробил брешь, то ты лишь заделала её, сведя все мои старания на нет. И теперь ты делаешь вид, будто ничего не было. Я столкнулся с невероятным безразличием и равнодушием. Почему я не замечал этого ранее? Все мои силы просто ушли в пустоту и тебя это вовсе не волнует. Но почему? Я мог ждать такой реакции от кого угодно, но только не от тебя. Я думал, что готов к худшему, но я сильно ошибся. А может быть, всё это одна большая ошибка? Моя личная ошибка.
Я уже достаточно сказал, но всё никак не могу заткнуться и зашить старые раны. Мне говорят успокоиться, но я не могу. Как тут можно успокоиться? В ответ на тысячи теплых слов ты получил... ничего. Мне будто нравится упиваться своей болью, постоянно трогать шрамы и жалеть себя, жалеть как никто.
Я не в порядке, всё не хорошо! Не проси меня успокоиться, ведь это ещё не всё!
Извлек ли я урок? Ещё как. Изменился ли я? Конечно да, но не в лучшую сторону. Ты могла спасти меня, ты была смыслом моего жалкого существования. Ты могла стать моим лекарством, а стала ядом, который я сам вколол себе в вену. Мне больно слышать твой прекрасный голос, я не могу смотреть на тебя, поскольку боюсь окаменеть. Я не хочу находиться с тобой рядом, ведь это настоящая пытка. После всего ты продолжаешь мучить меня, буквально выжигает мне остатки сердца, которое я отдал тебе. Боже, какой же я идиот! Неудивительно, что теперь я никогда не смогу заговорить с тобой. Я верил в тебя как в божество и просто не мог остановиться. Мне хотелось сделать для тебя что-то хорошее... я полный идиот. Я заслуживаю эту боль.
Хочу вернуть каждое слово, хочу вернуть всё назад. Я не должен был начинать это, но я не выдержал. Как только впервые увидел тебя... Эх, я никогда уже не буду прежним.
Виню ли я тебя? Ни в коем случае, я виню только себя! Я это начал против твоей воли и глупо требовать что-то взамен. Ты ничего мне не должна как и я тебе. Добро делается под влиянием нахлынувших чувств и оно всегда бескорыстно. Но пустота от твоей холодной всё-равно съедает меня. Я и не злюсь на тебя, я больше печалюсь. Печалюсь, что в результате мои сердце и душа пусты, а сквозь пальцы утекает вода.
Фрэнк сказал, что я был неправ и потратил время на ерунду. Как он смеет судить то, что я сделал? Вместо какой-либо поддержки я бьюсь лицом об ту самую стену. Я лишь слышу миллионы упрёков и советы о том, что я должен был делать так-то и так-то, а не вот так. Он смеет давать тупые советы, направлять меня куда-то когда я уже всё потерял! Ты шёл не туда, говорит он мне, лучше б спросил совета у кого-нибудь. Вы осуждаете мои действия и восхищаетесь моей тупостью. Да что вы знаете об этом, животные? Ни черта вы не знаете и никогда не поймете, почему же мне хочется умереть. Продолжайте блистать знаниями, когда уже поздно. Раздавайте советы о любви направо и налево. Требуйте и дальше от меня спокойной улыбки. Что ж, я могу сказать вам, что чувствую себя отлично. Но ведь правда в том, что я всё потерял и не слышу ваши слова.
Да, я одинок, но я нашёл свой путь... И возвращаюсь в самое начало.

Дописав, он оттолкнул огрызок в сторону. Кровь перепачкала всю руку, а несколько капель попали на бумагу.
Тяжело дыша, Томас схватил письмо, сложил его и, не обращая внимания на кровотечение, вновь выскочил на улицу.

***

История, рассказанная стариком, произвела на меня сильнейшее впечатление. Мы долго ещё стояли там у маяка и наблюдали за морскими волнами пока я всё-таки не решил попрощаться и вернуться в город. Мы пожали друг другу руки, распрощались и я не спеша пошел обратно, прокручивая в голове снова и снова историю старика. Несколько раз я оглядывался, но так и не увидел своего рассказчика.
Я вернулся лишь ближе к вечеру и тут же направился в отель. Там я снял номер и разложил вещи.
Через несколько минут после того как я узнал по телефону ,что мой клиент решил и вовсе отменить сделку, в мою комнату зашла старая хозяйка отеля.
— Вас здесь всё устраивает, сэр? - вежливо спросила она меня. Она была рада заселить меня, поскольку большинство номеров пустовало. Коренным жителем Салисема не нужно было заселяться сюда, а туристов на острове почти не бывает.
— Да, большое спасибо, - ответил я.
— Вы уже успели посмотреть наш остров?
— Угу.
И вдруг, повинуясь никому порыву, я спросил:
— А вы случайно ничего не слышали о Томасе Уайте или о Саре Айдер? Я знаю, что они раньше проживали на острове.
Хозяйка застыла в дверях и как-то странно посмотрела на меня. Казалось, мой вопрос её сильно удивил.
— Нет, сэр, - быстро ответила она, - Я ничего не знаю. До свидания.
И она захлопнула дверь моей комнаты, оставив меня наедине с собственными догадками и воспоминаниями.

***

Сара зашла в свою комнату и закрыла за собой дверь на ключ.
Откуда он знает? Откуда этот новый постоялец знает?
Взяв с крючка связку кривых ключей, она подошла к шкафчику и не без труда впервые за столь долгое время открыла замок. От туда она аккуратно достала свёрнутый лист бумаги.
Развернув и лишь взглянув на него, она не выдержала и заплакала.
В руках она держала написанное кровью письмо Томаса.