Бахметские болота

 В рассказе "На лесохозяйственном факультете" я рассказывал о том, как мы с Виктором Утюпиным весной 1965 года на производственную практику выбрали местом практики Щелконоговское лесничество в Тугулымском районе.
Основная цель, почему мы туда решили поехать, была информация из "Уральского рабочего", что там находится Бахметское болото, на котором есть так называемые Аврамиевы острова, где раньше в своих скитах жили старообрядцы и где еще якобы находят старинные богослужебные книги.
Мы считали, что сходить на эти острова, да еще бы найти там старинные книги было бы настоящим приключением в духе нашего любимого писателя Джека Лондона.
Конечно, нас, комсомольцев,  религиозная сторона этого не интересовала, да и о церковном расколе мы мало что знали, так как эта тема в те времена не очень-то обсуждалась, хотя происхождением мы были из старообрядцев: бывший Буткинский, Талицкий, Тугулымский районы, да и вся прилегающая округа издавна были строобрядческими местами.
В районе нашего места практики были станции Бахметская, Юшала, Тугулым, Кармак, села  Фоминское,  Ертарское, Заводоуспенское, деревни Гурина, Щелконогова, Гилева, озеро Гурино. Если кто-то интересуется старообрядчеством, то в книгах и статьях на эту тему эти места постоянно упоминаются.
В рассказе "На лесохозяйственном факультете"  говорил, как после столкновения с местной молодежью в Фоминой мы лесами шли через Гурину к себе на место практики. По дороге в бору - беломшаннике набрели на старообрядческий хутор: дом из деревьев в несколько охватов, дворовые постройки и все обнесено заплотом из плах толщиной в половину ствола. Рядом ручей с небольшой плотиной, за которой в пруду плавали гуси. Местные ребята, с которыми мы ходили на танцы в Фомину - сущие разбойники, предложили свернуть голову одному гусю, чтобы поесть, так как после всех похождений мы проголодались.
Едва их отговорил, так как в этих местах быстрее нам свернут головы...
Тогда на Аврамиевом острове мы так и не были, поскольку не нашли проводника, а одним идти очень опасно: топи непролазные.
Но тема эта меня постоянно интересовала. И вот недавно наткнулся на очень интересную работу "Книги старого Урала" (Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 1989 г. - 244 с, илл.), где много информации почерпнул об этих местах.
В книге авторов Р.И. Пихоя, А.Т. Шашкова, Н.А. Мудровой, Н.П. Парфентьева, В.И. Байдина, Л.А. Дашкевич, Е.П. Пироговой, А.Г. Мосина об этом говорится так:
"Не случайно современники называли 17 век "бунташным": две крестьянские войны, целый ряд городских и крестьянских восстаний, стрелецкие мятежи, раскол русской церкви вместило в себя это беспокойное столетие.
Волны классовой борьбы захлестывали и окраины Русского государства, в том числе районы Урала. Причем известное своеобразие антифеодальным выступлениям здесь придавало участие в них ссыльных, беглых, раскольников старообрядцев". И весьма грозным оружием в этой борьбе становились книги"
". . . Эти несколько километров по тонкому лесному болоту` в тучах комаров, казались нам бесконечными. Куда идти, знал лишь наш проводник, старый лесник и охотник Иван Иванович Молоткуров, каким-то чудом находивший потемневшие от времени зарубки на деревьях. Но вот наконец-то под ногами твердая почва. Мы на Аврамиевом острове.
Осматриваемся. Вот заросшая яма с остатками сгнивших бревен. Вот обвалившийся высохший колодец. В толстых стволах сосен вырублены ниши - сюда ставили иконы. Два продолговатых бугорка - очевидно, могилы, но крестов давно нет.
Когда - то стояли здесь лесные избушки - кельи. Были они и на соседнем острове - Пустынном. В глухих непроходимых лесах и болотах Урала и Сибири таких тайных старообрядческих убежищ существовало прежде немало.
В подобные скиты и «пустыни» уходили от «антихристовой» власти церкви и феодального государства беглые крестьяне, солдаты, мастеровые.
Здесь хранились и переписывались служебные и учительные книги, создавались полемические произведения, составлялись различные рукописные сборники и «цветники», отсюда они расходились в «мир» - в деревни, заводские поселки‚ города. Hо этот старинный раскольничий скит, затерявшийся в бескрайних Бахметских болотах, был особенно знаменит.
Здесь триста лет назад скрывался от преследований один из самых авторитетных вождей урало-сибирского старообрядчества инок Авраамий. O нем не раз говорили нам местные жители, причем чувствовалось, что в основе этих рассказов лежит какое-то местное историческое сочинение.
Об Авраамии, скрывавшемся среди топких болот от царских слуг, помнят в этих местах до сего дня, и устойчивость слышанных нами преданий убеждала что за ними скрывается знакомый многим рассказчикам написанный текст. Вскоре выяснилось, что нашим новосибирским коллегам удалось найти его, и даже не в одном списке.
Были обнаружены также некоторые документальные источники. Постепенно биография Авраамия перестала быть для нас загадкой. Удалось кое-что узнать и о принадлежавших ему книгах.
Уже в 50-х годах 17 века до Урала и Сибири стали доходить слухи о том, что патриарх Никон "переменил веру". И один из первых, кто привез эту необычную весть, был неукротимый юрьевецкий протопоп Аввакум Петров, сосланный сначала в Тобольск, а оттуда переведенный в далекую Даурию.
Вслед зa ним в 1660 году через уральские города провезли в Енисейск казанского чернеца Иосифа Истомина, так же отказавшегося принять церковную реформу. А в 1661 году в Тобольске появилось еще два «страдальца за веру» - романово-борисоглебский поп Лазарь и бывший патриарший подьяк Федор Трофимов.
Сведения о «новой вере» приходили на Урал вместе с царскими указами о сыске беглых, о росте «государевой десятинной пашни», которую должны были обрабатывать крестьяне, о запрещении уходить на необжитые земли. «Новая вера», таким образом, переплелась и слилась с очередным этапом наступления феодального государства на права крестьян.
Среди жителей Верхотурья, Тюмени, Тобольска началось брожение . . . В 1665 году с открытым осуждением никоновской реформы выступил поп тюменской Знаменской церкви Доментиан, которого вместе с Лазарем и Федором Трофимовым вскоре в оковах отправили из Сибири в Пустозерск, куда позже был сослан и протопоп Аввакум.
В эти смутные времена молодой тобольский сын боярский Алексей Венгерских решил укрыться от мирской суеты за монастырскими стенами. Около 1658 года он надевает монашескую рясу в далеком Кондинском Троицком монастыре и становится иноком Авраамием.
"Постригал ево черной поп Василий . . . И в том . . монастыре жил он десять лет".
Покинул обитель Авраамий не по своей воле. Вступив "в спор о вере", он вызвал неудовольствие властей и был сослан в Туруханск "на покаяние". Оттуда ему удалось "по отпуску" вернуться на Конду.
"А ис Кондинского монастыря вышед, жил он по разным местам . . ." В странствия инок отправился вместе со "строителем" (монастырским экономом), отцом Иоанном, в простонародии звавшимся Иванищем.
Именно в это время в Сибири вновь объявился бывший тюменский поп Доментиан, сумевший каким-то образом скрыться из пустозерского заключения.
Иванище, живший тогда вместе с Авраамием на Кондинской заимке (так местные жители называли Кондинскую Троицкую пустынь, основанную в 1662 году и расположенную на Исети в 98 верстах к юго-западу от Ялуторовска), постриг Доментиана в монахи под именем Даниила.
Вскоре Даниил-Доментиан, построивший на речке Березовке свою собственную пустынь, стал проповедовать среди местных крестьян идею массового самосожжения. Необходимость этого страшного акта он обосновывал наступлением «последних времен».
Им был выдвинут также крайне радикальный по тем временам призыв не молиться за царя. В пустынь между тем из ближайших городов, сел и деревень сходились толпы людей.
Светские и духовные власти предпринимали меры, чтобы не допустить caмосожжения, но увещевания собравшихся в пустыни успеха не принесли. Тогда же по слободам и селам активизировала свою деятельность местная администрация, старавшаяся прекратить уход жителей к Даниилу. Усердствовал в этом отношении приказчик Мехонской слободы Гаврила Буткеев, в результате чего доведенные его преследованиями до отчаяния мехонские крестьяне заперлись с семьями в одном из дворов и грозились, если их не оставят в покое, устроить ‚,гарь".
Между тем на речку Березовку был послан большой военный отряд. Узнав о его приближении, Даниил и собравшиеся с ним в ночь на 6 января 1679 года решились на последний отчаянный шаг "...Запылали лесные кельи-избушки, облитые смолой и заранее обложенные берестой и соломой". Во время этой "гари" погибли сотни людей.
После страшной трагедии начался правительственный розыск. Уже через месяц властям стало известно, что некий гулящий человек Васька, ,‚утеклец» из Данииловой пустыни, вместе с пашенными крестьянами Исетского острога Ивашкой Бархатовым и Ивашкой Казанцем, "переходя во многие места, провославных християн от истины прелщают K церквам божьим приходить не велят". 14 марта того же года Ивашка Бархатов и Васька были в деревне Мостовка арестованы и отправлены с охраной в Тобольск.
Однако по дороге в Тобольск крестьянам удалось отбить арестованных, после чего участники этой акции заперлись с семьями в Мостовке.
Власти скоро поняли, что появилась угроза нового самосожжения. Начались переговоры с мостовскими крестьянами, в результате чего в последних числах марта сидящие "в осаде" написали на имя царя Федора Алексеевича один из самых ярких памятников антифеодального протеста зауральских крестьян-старообрядцев 17 века свою "сказку". В ней излагались причины того, почему люди готовы «во огни гореть, яко же и у Даниила священноинока», причем четко выраженные социальные мотивировки тесно переплетались здесь с грамотно построенной, основанной на свидетельствах из старопечатных и рукописных книг системой доказательств в защиту "старой веры", которую крестьяне связывали со старыми, казавшимися лучшими порядками.
Идеализация прошлого, впрочем, была обычным явлением для крестьянского сознания эпохи феодализма. Необычным здесь стало яростное неприятие новых порядков, подкрепленное убедительными (для своего времени, конечно) аргументами.
Судя по всему, самосожжения в Мостовке не произошло: власти вынуждены были дать крестьянам необходимые гарантии их безопасности, а те в свою очередь с присущим им здравым смыслом уже подумывали о весенней пахоте.
А через три года в связи с Московским церковным собором 1681 года после которого начались новые преследования старообрядцев, в Зауралье стала назревать новая вспышка массового протеста.
В Утяцкую слободу, к слободчику Федору Иноземцсву, стали стекаться из разных мест крестьяне, драгуны, гулящие люди и беломестные казаки.
Власти, узнавшие об этом только лишь весной 1682 года, сразу же сообразили, что создается "пустынь, такая же, что и преж сего збирывалась вверх Тоболу реке на Березовке речке на прелесть православным христианам".
Активную роль в этом "зборище" играли старцы Авраамий и его друг Иванище Кондинский, которые решительно выступали против возможного самосожжения. Мнения разделились. Видимо, тогда Авраамий предложил собравшимся обратиться за советом к высшему авторитету в расколе - протопопу Аввакуму.
В далекий Пустозерск отправился посланец. После двухнедельного раздумья протопоп "благословил - да сгорят".
После новой поездки в Пустозерск стало известно о гибели Аввакума и трех его соузников: Лазаря. инока Епифания и дьякона Федора - 14 апреля 1682 года их сожгли в срубе "за великие на царский дом хулы".
Посланец, очевидно, привез также вести о стрелецком восстании в Москве. После этого события в Утяцкой слободе приняли форму открытого протеста против "антихристовой" царской власти. Именно тогда Авраамий вместе с Федором Иноземцевым написал ‚,сказку» о том, почему собравшиеся отказываются целовать крест (то есть приносить присягу) новым царям Ивану и Петру.
В декабре 1682 года в Утяцкую слободу были посланы войска, что привело часть собравшихся к самосожжению. По некоторым сведениям, сгорело тогда 400 человек.
Старцы Авраамий, Иоанн Кондинский и те, кто выступал против добровольного самоубийства "во имя веры", сумели скрыться. На их розыск были посланы из Тюмени и Тобольска военные отряды.
Через несколько дней один из таких отрядов под командованием сына боярского Федора Фефилова прибыл нa Дальние Кармаки.
Здесь, в деревне Гилевой, стрельцы стали производить обыск в доме крестьянина Ивана Коробейникова, в ходе которого найдено было "в избе тринадцать книг, да в двух ящиках письма, неведомо какие".
Конфискованное имущество вместе со своим недавним владельцем, уже изрядно избитым, стали грузить на подводы. Но тут события приняли неожиданный оборот. Жители деревни, собравшись большой толпой и заявив сыну боярскому, что "мужика тебе ныне не дадим", подкрепили слова свои весьма активными действиями.
В завязавшейся схватке верх одержали крестьяне, отнявшие у стрельцов и самого Ивана Коробейникова, и его книги. Такой исход цела объяснялся тем, что крестьяне, по их словам, ‚,за книги учительные Псалтырь и Часовники, да Соборничек" печати царя Михаила Федоровича, "да за святых отец предание" готовы были на смерть. А узнав от Kopoбейникова, что стрельцы разыскивают старцев, они кричали:
"Мы де за тех людей умираем, за Авраамия и за Иванища!" Посрамленные и изрядно помятые "сыскиватели" вынуждены были ретироваться.
Между тем отряд Федора Фефилова, несомненно, напал на горячий след, ибо отбитый крестьянами Иван Коробейников был своего рода связным инока Аврамия.
Вероятно, именно он являлся тем самым посланцем, который навещал Аввакума в Пустозерске. А в 80-х годах 17 века Коробейников по поручению своего патрона ездил на Дон к видному расколоучителю, черному попу Феодосию.
Есть также основания предполагать, что у Коробейникова хранилась часть совместной библиотеки Авраамия и Иоанна, в том числе книги из Кондинской пустыни, которые они, уходя, захватили с собой.
После событий в Утяцкой слободе Авраамий и Иоанн скрываются на Ирюме, где близ деревни Ильиной ими была основана пустынь. Через четыре года‚ когда и здесь стало не очень спокойно, они перебираются на Дальние Кармаки, где на пустынных островах, затерявшихся в непроходимых Бахметских болотах, возникают их новые кельи.
Вскоре престарелый Иванище умер. Пустынь инока Авраамия тем временем росла, а имя его приобретало все более громкую славу среди урало-сибирских староверов.
Все это время Авраамий был неуловим. Но в конце 1701 года тюменским властям удалось схватить известную "раскольщицу, стрелецкую женку Ненилку Кузнецову", связанную со старцем.
 Под пыткой она дала согласие проводить "поимщиков" на острова.
В начале января 1702 года воевода Осип Тухачевский организовал для поимки "того раскольщика старца Аврамки" специальную экспедицию под руководством сына боярского Василия Некрасова и подьячего Ивана Васильева.
Налет на укрытый в болотах скит увенчался успехом: сам Авраамий, его имущество и книги были захвачены, кельи на Авраамиевом и Пустынном островах сожжены.
Правда, дело не обошлось без осложнений: когда отряд Некрасова с добычей и арестованными старцами возвращался назад, то "дорогою . . . конный казак Елеска Кокшаров со многими людьми выше описанных раскольщиков старцов отбивали и стреляли из пищалей и из луков, и отбили . . . пустынные книги".
Впрочем, вскоре "отбойщики" были арестованы, а "те пустынные двадцать две книги у них, Елески с товарищи, взяты в приказную избу".
В отношении захваченных книг воевода Тухачевский сделал следующее распоряжение: шесть из них он велел "отдать для службы в соборную церковь . . .для того, что в соборной церкви после пожарного разорения книг малое число"
Остальные шестнадцать, в их числе девять печатных, были "запечатаны под приказною избою".
По распоряжению, пришедшему из Сибирского приказа, велено было "пойманых старцев отослать к архиерею и с книгами в дом и учинить по правилам истязание как подобает, и беречь их накрепко, чтоб не ушли"
В тюремных подвалах Тобольского архиерейского дома, в кельях Знаменского монастыря узников, закованных в колодки и притянутых цепями к стене, в перерывах между пытками палачи в рясах убеждали вернуться в "ограду" официальной церкви. Отказавшиеся обратиться в православие обычно погибали довольно быстро, и следственные дела таких упрямцев заканчивались стереотипным приказанием митрополита - "загрести мертвые телеса". Такая же судьба ждала и непокорного старца Авраамия.
Но случилось иное. "Когда в неверном свете костра мы разбирали листочки и тетради внушительной связки рукописей, еще несколько часов назад пылившейся на дне старинного сундука, принадлежавшего жительнице одного из ирюмских сел, в руках у нас оказался истрепанный сборник, написанный небрежным полууставом прошлого века. Несколько листов этого сборника занимало историческое повествование, где одним из главных героев был старец Авраамий.
Именно это сочинение так называемая "Рукопись о древних отцах", написанное неизвестным автором XVIII века, и поведало нам о дальнейшей судьбе Авраамия.
Через несколько лет после своего ареста с помощью некоего человека по имени Калина он сумел бежать из тобольского Знаменского монастыря и, вернувшись на Ирюм, в свой старый скит близ деревни Ильиной, жил здесь еще некоторое время.
 Ему вновь удалось собрать библиотеку, которую он перед смертью завещал своему преемнику Тарасию.
И еще одно предсмертное желание было у старца Авраамия: тело свое он попросил перенести на Дальние Кармаки и похоронить на острове в Бахметских болотах, рядом со своим другом Иванищем. . ."
("Книги старого Урала" - стр. 95-108)
Надо полагать, что две старых могилы, обнаруженные археографической экспедицией на острове, это и есть могилы Аврамия и Иванища.
Всем, кого заинтересовала эта тема, рекомендую прочесть роман Алексея Иванова "Тобол" в двух частях: "Тобол. Много званых" и "Тобол. Мало избранных", в котором  рассказывается о петровской эпохе в истории Сибири.
Книга Алексея Иванова и Юлии Зайцевой "Дебри", которую еще называют "Евангилеем Сибири" - историческая основа романа "Тобол".
А еще рассказ о том, как со времен Ермака до времен Петра создавалась русская Сибирь. Рассказ о том, зачем Сибирь была нужна России, и какими усилиями далось покорение неведомой тайги. "Дебри" - достоверное повествование о дерзости землепроходцев и воровстве воевод, о забытых городах Мангазее и Албазине, об идолах и шаманизме, о войнах с инородцами и казачьих мятежах, о пушнине и могильном золоте, о сибирских святых и протопопе Аввакуме, о служилых людях и ссыльных бунтовщиках, о мамонтах и первых натуралистах. Сибирская история полна страстей, корысти и самоотверженности. И знать ее надо просто потому, что мы русские.
Роман и книга есть в аудиоформате в прекрасной озвучке. Планировалось, что в 2019 году будет выпущен по ним фильм, но что-то не получилось.
Есть какие-то сведения, что Алексей Иванов отказался, чтобы его имя указывали в титрах снятого  фильма. Это и понятно - русский писатель не всегда может найти общий язык с либеральными киношниками.
Обратите внимание на то как старообрядцы шли на смерть и разные лишения за старые книги и сравните с тем, как сейчас к книгам относятся.
В рассказе "На курсах офицерского состава" я писал "Особо мне жаль библиотеки. Когда узнал, что курсы ликвидируют, спросил, что стало с библиотекой, основой которой, как я писал,  стали книги 13-го Стрелкового Сибирского Полка и в  ней было множество книг дореволюционного издания. Мне ответили, что из Управления Пограничных войск поступила команда сдать все в макулатуру. Народ кое-что разобрал в свои личные библиотеки…."
Это все напоминает философскую антиутопию Рэя Брэдбери "451 по Фаренгейту", где он рисует беспросветную картину развития постиндустриального  общества.
Это мир будущего, в котором все письменные издания безжалостно уничтожаются специальным отрядом пожарных, а хранение книг преследуется по закону, интерактивное телевидение успешно служит всеобщему оболваниванию, карательная психиатрия решительно разбирается с редкими инакомыслящими, а на охоту за неисправимыми дессидентами выходит электрический пес...