Котлетки

Лизка устало хромала, стуча каблучками по новенькому асфальту.    Натерла ногу так сильно, что единственное желание было скинуть эти кандалы дома, и упасть в любимую постель. Захотелось же зачем-то в командировку одеть новые туфли.
В животе урчало. Лизка поняла, что у неё уже та стадия голода, когда есть не хочется. Просто физически ощущаешь желудок. И он не намерен, чтобы про него забыли.

"Сейчас приду, в душ, потом спать..." Ноги гудели, потому что обошла утром пол-Москвы, потом в аэропорт, там рейс задержали на полтора часа, а пассажиры уже прошли регистрацию. Так и стояли все это время, ждали, когда автобус подадут, с мечтой зайти в самолёт. Даже снимала туфли по очереди, освобождая ноги от тисков, а то и вовсе разувалась и стояла босиком.

Зайдя в подъезд, вдруг спохватилась. Соседка Степанида Зигмундовна, сейчас как услышит, что Лизка приехала, сразу заявится "покалякать". Степа, (так про себя называла старушку Лизка), жила одна, из дома боялась выходить, чтоб не подцепить инфЭкцию. Так и говорила, у неё все было с буквой Э. Где можно и нельзя, так Степанида подчеркивала свою интеллигентность. Нудная она была, жуть. Но Лизке её было жалко. Помогала старушке, чем могла. Но иногда, еле её терпела.

 Когда у Лизки приключился приступ аппендицита, то Степаниду Зигмундовну это не остановило. У неё по расписанию было "покалякать". Поэтому она, как всегда, пришла в кримпленовых зелёных брюках, которые одевала в гости уже лет сорок. В блузке в горошек, с бусиками из прозрачных стекляшек. Губы в гости Степа красила ярко морковной помадой, чёрным карандашом подводила тоненькую ниточку бровей. И душилась своими духами, от запаха которых и здоровых людей выворачивало. Завершало всю эту композицию фиолетовая прическа. Лизка вспомнила, как в тот день, подвывая от боли, обнимала подушку, ожидая, когда "накалякается" соседка. А потом, еле дождавшись освобождения, вызвала себе скорую.

 Нет, сегодня она не готова принять Степу в гости. Стараясь тихо повернуть ключ в замке, Лизка почти не дышала, когда вдруг услышала сзади:

- Лизавэтта, вы вернулись? Очень хорошо. У меня к вам дело. Вы сможете меня сейчас принять?

- Я? Я....

- Дело в том, дорогая моя, что мне просто необходимо с вами покалякать на одну очень, так сказать, интимную тЭму.

"О, боже, нет я сегодня не потяну! " промчалось в голове у Лизки.

- Степанида Зигмундовна, но уже поздно, может....

- Не перЭживайте за меня, милое дитя, я спать не хочу, вы же помните у меня бессонница! Заносите- ка свои чэмоданы, а я за вЭером и к вам. Ставьте чайник, буду угощать моим фирменным блюдом! Вашими любимыми свЭкольными котлэтками!

Ооооо, даже в состоянии дикого голода Лизке не хотелось этих котлет. Каждый раз, нахваливая их при Степе, она с трудом давила в себе рвотный рефлекс. Степанида Зигмундовна была ещё та кулинарка. Зачем-то засовывала в свекольные котлеты анис. Это была пытка похлеще, чем на допросе, где-то в отсталой стране на краю света. Лизка всегда ждала, когда же закончится аудиенция, чтобы эти бурые комочки с обязательно подгоревшей корочкой, замотать в пакет и выбросить в мусорку через три дома.

То ли магнитные бури, то ли ещё что приключилось в атмосфере, но Лизка, войдя в квартиру, быстро закрыла дверь на все замки. Сама себе удивляясь, старательно оправдывая свою смелость. "Должен же быть у человека отдых, между прочим, это закреплено в Конституции, у меня своя квартира, я, что не имею права ночью отдохнуть, а не слушать бредни это полусумасшедшей старухи? То одно, то другое, я и так ей помогаю больше, чем кто-либо. Поэтому, наверное, и родни у неё нет. Это ж атомная бомба! Как её можно терпеть! Даже моему терпению пришёл конец. "

Раздался звонок и стук в дверь. Лизка даже подскочила от неожиданности.

- Лизавэтта, детка, с вами все в порядке?

Лизке было стыдно, но назад.... Назад не позволяла гордость.

" Надо проучить Степу раз и навсегда, что бы не думала, что весь мир вокруг неё крутится".

Чтобы не слышать звонок и криков под дверью, Лизка зашла в душ, включила воду и с наслаждением стояла, расслабившись, пытаясь ни о чем не думать.

Ночью снились кошмары, будто Степанида Зигмундовна лезет к ней в окно, а потом оказывается в холодильнике, в кладовке, на балконе. Куда бы Лизка ни пыталась открыть дверь, везде видела фиолетовую причёску Степы и её морковные губы медленно говорили страшным голосом: «Лизавэтта, съешь котлэтку".

Утро было пасмурным, тяжёлым, и совестливым. Лизке было так стыдно, все валилось из рук, ни о чем не могла думать. Даже кофе сбежал от неё. И такой сама себе мерзкой казалась Лизка. "Ну чего вчера меня накрыло? Какая меня муха цапнула? Старушка и так одинокая, а я... Надо было ей хоть сказать, что я спать. Вежливо. Неужели б она не поняла? Как мне теперь ей в глаза смотреть?"

Лизка попыталась заняться хозяйством, посмотреть телевизор, почитать книгу, но муки совести ей не давали спокойной жизни.

"Так. Всё. Больше не могу. Пять секунд позора и легче станет. Пойду извинюсь, повинюсь и скажу ей, что на самом деле, оказывается, ближе неё у меня никого нет." Вдруг Лизка поняла, что тоже одинока. Никто о ней давно не заботится. Кроме Степаниды. И Лизка, оказывается, привыкла к этому. На самом деле, пусть и невкусные свекольные котлетки, но кроме них... ее никто ничем не угощал. За исключением Степаниды Зигмундовны, никто Лизке так не радовался. А Лизка этого не замечала. Вдруг девушке нестерпимо захотелось обнять соседку, и пусть она пахнет как дореволюционная горжетка, роднее, оказывается, запаха нет.

Лизка бросилась в подъезд и позвонила Степе. Никто не ответил. Странно, может гулять пошла, на балкон. Лизка побежала к себе, залетела в спальню и вывалилась по пояс в окно. Нет, Степаниды Зигмундовны на балконе не было. "Странно" -, подумала Лизка.

Опять нажала кнопочку звонка и несколько мгновений не отпускала. Тишина в ответ. Сердце бешено заколотилось, ладошки вспотели. "Так. Спокойно. Что делать? Что делать? О, вспомнила, у меня ж есть ключи от её квартиры....

Открыв дверь, Лизка медленно продвигалась по коридору, заглядывая в кухню, спальню. Девушке было очень страшно. Тихо заглянув в гостиную, увидела, что фиолетовая прическа выглядывает из-за спинки кресла, негромко работал телевизор. "Наверное смотрела телек и заснула, а я тут уже и двери вскрыла».

Обойдя кресло, увидела Степу, она сидела с закрытыми глазами, как ангелочек, светленькая такая, морковные губы были немного стерты. На коленях у неё была тарелка с бурыми комочками-котлетками. На столе лежал конверт, на котором размашистым старческим почерком было написано "Лизавэтоньке".

Что-то Лизке не понравилось в этой картине, тарелка как-то накренилась, и Степа никогда не спала в это время. У неё ж бЭссонница.
Лизка медленно потянулась к старушке и, дотронувшись до неё, резко одернула руку. Рука Степы была ледяная.

.....

Лизку покинули силы. Она медленно опустилась на пол.

Уставившись на Степаниду Зигмундовну, Лиза замерла.

....

На балкон прилетела птичка и красиво запела. Занавески зашевелились, в комнату ворвался сквозняк, и фиолетовые кудри Степы слегка зашевелились.

Вдруг Лизка поняла страшное слово "никогда". Никогда теперь никто не назовёт её "Лизавэтта", не принесёт анисовых котлэток, никогда Лизка не скажет то, что, оказывается на самом деле самое главное- как дорога была ей эта бабушка.

Самое главное сказать не успела. Казалось, что все впереди, и все можно успеть... Но так только казалось.

" Я не успела...".

Так стало тяжело на душе у Лизки. И плакать хотелось, чтобы со слезами хоть выплакать камень, что засел в груди. Но слез не было.

... Сгорбившись, Лизка подошла к столу, взяла конверт со своим именем. Там было письмо и какой-то документ с синими печатями. На небольшом листке в клетку было написано:

"Лизавета, ты стала мне как родная, спасибо тебе, деточка, за твою доброту, терпение и время. Мне всегда хотелось что-то сделать для тебя, поэтому так часто готовила тебе твои любимые котлетки. Мне они страшно не нравились, но видя, как ты любишь их, старалась порадовать тебя.

Оставляю это завещание тебе. Ты, моя девочка, делилась со мной тем, что мне было нужнее всего. Твоё участие. Спасибо тебе родная…»

"Я не успела сказать ей ничего" – горько подумалось Лизке…. «А Степа.... Степа успела…»