Второе дыхание

               
             Согласитесь,  зачастую  неприятности особо не ждут нас,  не спрашивают, когда им явиться. Они появляются внезапно, и, заметьте,  как - то  подленько,  в самый  неподходящий момент.  И тотчас  все  планы летят в  тартарары. Выбивают из седла.  Руки даже опускаются. О настроении и говорить не приходится.
             Никитич, не разгибаясь, в июльский жар,  собирал, словно на автопилоте, садовую землянику в свою широкую, словно совковая  лопата, ладонь. Доступа к этой ягоде  раньше он не имел. Это была вотчина его жены  Алёны Кузьминичны. Думы его сейчас были  далеки от ягоды. Вспоминались  её  наставления:
-Вот, поливать, пропалывать да усы обрезать – твоя  заботушка, а моя – собирать да  вареньем  тебя угощать…  да  гостинцы внукам посылать,  да к чаю гостям подставлять»,- приговаривала она.
-Да и кто же будет возникать?  Мне же легче, - улыбался добродушно Никитич.
             И поливал, и   пропалывал, а усы отсекал секатором. Но! Проявил на этот раз инициативу с подкормкой и обработкой ягоды перед цветением. Йодом.  Позаимствовал из инета. Ждал результата. Переживал. А вдруг что не так…
             Ясное дело, гибрид  клубники луговой и лесной,а запах!  Разве  спутаешь. И вот! Зацвела она так белёхонько, что листьев не видно было. А уж ягоды,  да как все к солнышку потянулись, глаза радовались. Уродилась  она этим летом  небывало крупнющая.         
             Дожди-грозы вовремя прошли, тепла  хватало.  Лето-летечко, вот оно, долгожданное  в зенит входит. Огород  радовал будущим урожаем. Не жизнь, а сельская идиллия. Праздничное состояние души: живи да радуйся, успевай только  вертеться, чтобы всё  вовремя успеть.      
             И поляна-гряда в саду  поманила к себе  духовитым запахом   земляники.   По ягодке её в бору собирают, от кустика до кустика шагами меряют. Не на грядке же растёт. Отыскать ещё надо.      Никитичу хоть здесь повезло – перешагивай да эмалированную большую чашку перед собой передвигай  и наполняй. 
             Кто бы мог подумать, представить даже, что  эта бытовая травма случится именно в разгар нынешнего  лета  и к тому же субботним днём? Ягода  подошла. Собирать да варить пахучее, желанное из садовой земляники, виктории,  жимолости… варенье надо. Банки готовы, сахар закуплен  и настрой есть. А там, глядишь,   и смородина  кусты уже разлохматила под тяжестью черноглазых ягод, вишня завлекает - дразнит.   Суббота!  Дымок из трубы над  банькой заиграл.  Венички свежие, берёзовые ждут.  Засучивай рукава и – приступай! Так нет же, понесло Алёну-свет Кузьминичну в огород  тяпкой помахать, сорнякам свой характер показать. И где она их заприметила только? Огород прополот на несколько раз, смотрится, как образцово показательный.
             Никитич  за голову схватился, когда  она  вползла  в  дом со стоном – стенаньем: «Поранилась я,  Ваня, да серьёзно. Ногу больную тяпкой задела. Это ж  умудриться  надо так себя изувечить».
             Благоверную Никитич быстро на кровать,  рану осмотрел.  Кровь  шла  из косого пореза. Вроде ничего страшного,  хотя синяк от удара обеспечен. Вена, жгут  варрикозный, не задета, а нога вдруг пухнуть стала  под  самой раной и на  синяк не похоже,   видно,  сосудик  перебила.
             Сразу на телефон Скорую помощь вызывать. Рану  перекисью обрабатывать и  бинтовать.  Ждать - пождать, а Скорой нет и нет.  Никитич сыну звонок, зятю, мол, кто быстрей, спасать мать  надо.  А она  уже за сердце хватается, давление падает,  кровь под кожей  заметно прибывает. Шишень с большую грушу.
             Случилось так, что и скорая помощь,  и сын,  и зять в одно время прибыли.   И уже несёт её Никитич на ручищах своих, будто пушинку. Ясное  дело, соседи всполошились. А та обхватила его шею и всё  мужу наказы  даёт, что да  как, да чтобы землянику собрал в первую очередь и до последней ягодиночки, и в мешочках заморозил. Возвернусь, за варенье примусь.
             Вроде не впервые отлучалась она, то в гости, а то и в больницу, хотя редко, но бывало. Хозяйство-то всегда на одни руки оставлять хлопотно?  Глянула, сожалеючи, на дымок из банной трубы. И укатила её Скорая помощь в станционарное отделение, да как оказалось, надолго.               
             И вот он задом в небо, головой в ягоду, что гаубица на ходулях.  Солнце печёт нещадно. Никитич  взопрел. Садовая  ведь, ясное дело, отличается от той  лесной да полевой, и уже сейчас не так  манит, не притягивают к себе. Он и по одной было кидал, и по две, едва донышко прикрывало. И левой рукой, и правой брал ягоду,  а  вот когда в ладонь, да с горкой стал набирать, тут дело веселее  пошло. Как сыпанёт, прибавка и видна. Это тебе не  виктория, величиной с куриное яйцо, и не луговая  клубника, что  по склонам косогоров, где  его пальцы, бывало, словно грабли, вычёсывали её прямо в ведро. Землянику же надо по  ягодке   бережно, осторожно.  А его пальчищами лишь молотом да кувалдой бы орудовать.  Хотя ласковее его рук, по признанию Алёны, кроме материнских, ей встречать, будучи замужем,  не доводилось.
             За этим занятием и застал его приятель Тёмыч. Жил он на соседней улице, так  что  сарафанное  радио второй волны до них пока с новостью не докатилось. Удивился и крупной ягоде, и беде что с хозяйкой случилась. Повертелся, поахал, посочувствовал, морковку с грядки, обтерев о свои старые джинсы, схрумкал и исчез.
             Вскоре  жена Тёмыча, Оксана нарисовалась: как-никак, подруга  Алёны,  с распросами. А  сама глаз  своих  завидущих  с ягоды не спускает. 
- Не соврал, значит,  мой  пофигист Тёмыч  про ягоду. Сорт  какой новый что ли  завели и не сказали даже?
- Сорт тот же, просто секрет кое-какой применил: подкормку, полив, опрыскивание.
– Нам – то, что не сказал? Скрытничал?
             Никитич едва разогнулся,на второе дыхание перешёл, уж третью  по счёту чашку набирает, а ведь ещё  и перебрать её  надо, промыть, по мешочкам да в холодильник. Угорел мужик.
– Да пойми ты, Оксана, к чему мне скрытничать? А вдруг облом  какой? Кого винить тогда? И вы бы пострадали.
– Правда твоя, извини, не со зла, но секретом поделись. Не жадничай.
– А то, какой разговор. Только и уговор будет. Не делись  пока с остальными.
             И на морковь внимание обратила.
-Так в зиму сеяли, вот и выросла,- пояснил Никитич.
             Оксана ушла, зато появились  внучки – Дарьюшка и Марьюшка. Старшекласницы, в седьмой и восьмой перешли. Вот с ними быстрёхонько перебрали  и прибрали ягоду. Вместе и полакомились. Хороша земляника да в холодном  молоке с  хлебушком вприкуску! И Никитич духом было воспрянул.
             А вечерком они втроем проведали своего любимого человека – бабулю и жену. Та, с перевязаной ногой, лежала под системой, и они, подсев к её кровати, наперебой рассказывали последние новости.
             Никитич по жизни слыл рационалистом, работал в меру и в охотку, зато Алёна Кузьминична до работы была жадна да к тому же ещё проявляла склонности…  перфекционистки. Прямая противоположность и Никитичу, а соседу пофигисту Тёмычу, тем более.
             И не выговоришь сразу – перфекционист. Сама словцо откопала. Запало оно ей в душу значением своим. Зато девиз:   «Отличное – враг  хорошего»! стал     пусковым крючком к действию. Чужую работу частенько ставила под сомнение.      Исправляла,  укоряла, бывало,  а Никитича  и носом тыкала. Её работа всегда отличалась эталоном со знаком качества. Таким, знаете ли, клеймом, как печать  ОТК прежних ещё времён.
             Так прошли первые сутки его временного одиночества.А на вторые земляника опять наросла. И так через день то одна ягода подойдёт, то другая: варили, только успевали пенки снимать.
             Передовая кухонно-кулинарная техника не обошла и сельчан. Мультиварка, скороварка, чайник со свистком. Кухонный комбайн, посудомоечный агрегат… прочие блендеры, мясорубки, соковыжималки. Только счётчик успевал киловатты отматывать. А они дорожают, а заработки на месте топчутся.    
             Оставалось  время хозяйке и в телевизор заглянуть. Не жизнь-малина, а Никитичу теперь,  хоть он в технике и разбирался, ещё не задумывался, что  за две недели отсутствия Алёны, придётся  заново вникать и приспосабливаться. Да и тут внучки помогли. Подсуетились. Дед только руками разводил: всё знают, всё умеют, умнички мои. 
             Донимали его не подсвинки с кабанчиком, а подрастающие  утята. Вот, поистине, недожорные, как только заприметят хозяина, такой шум, такое кряканье подымут, в котором Никитичу ясно слышится: «Корми-корми, хозяин, проголодались»! Отруби, зерно, сметали мигом. Мигом из них и выходило, но росли быстро.
             Надоумил его по этому случаю Тёмыч-пофигист: «А я своим в отруби песок подмешиваю, для  удлинения процесса переваривания. А чтобы не галдели, на глаза им не показываюсь, обхожу стороной».  Никитич принял советы к действию. И ведь точно, съедали мигом, от перегруженных такой смесью зобов, их даже покачивало, успокаивались и надолго.С курами много проще, там петух за хозяина.
             Корова, почувствовав выменем ласковые ладони Никитича, вела себя спокойно. Молоко отдавала полностью, так отвечала на его доброту к ней.
             Это Тимычу было  невтерпёж, тоже корову держал, тоже приходилось доить, когда Оксана в ночную смену в больнице дежурила. Такими матами-перематами  обкладывал, бедную коровёнку, что жалко её становилось. «За что»? - спрашивается. Терпежу Тимычу  явно не доставало, да и любви к животным тоже. Есть на селе ещё такие, единичные экземпляры.
             За две недели втянулся Никитич, второго дыхания уж и не замечал, в домашний процесс, полностью перешёл на рациональный график управления своего хозяйства. Благо  тут и отпуск подошёл. Сын со снохой да дочка с зятем заглядывали, поддерживали, а внучки-помощницы так и гостили у него с ночевьём.
             Вот только с молоком проблема была. Коровка-золотко! Утром ведро взрезь и вечером. Коту, понятное дело, даже Трезорке перепадало и телку через раз тоже. Куда его девать? Сепарировал и творожок делал. Сыворотка свиньям шла.
             Кто уж надоумил его пустить по следу изготовления сыра адыгейского, сам не помнил. Но идею стал претворять в жизнь. И ведь получилось.
             А из больницы Никитич встретил свою Алёну Кузьминичну с головкой Адыгейского сыра, едва уместившейся на подносе. Удивлять и радовать - его принципиальное кредо.