Демон Лермонтова - пролог к глобальному сексуально

«ДЕМОН» ЛЕРМОНТОВА  - ПРОЛОГ К  ГЛОБАЛЬНОМУ СЕКСУАЛЬНОМУ КОЛЛЕКТИВИЗМУ

               



Некоторые факты истории создания и использования  нового эффективного оружия в глобальном мире (контроль и управление человеческим сознанием через сексуальное возбуждение на любом расстоянии от объекта с помощью биоэлектронных средств и гипноза).




                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ






1


Уверена, ни один историк или литературовед за все 180 лет со времени создания поэмы Михаила Юрьевича Лермонтова «Демон» не задумывался об истинном ее значении для человечества. А уж рядовой читатель и подавно! Но что мог ему сказать об этом значении простой и, как правило, малообразованный школьный учитель? Да ровным счетом – ничего кроме каких-то сентенций о любви и о религии.  При этом дальше изучения за партой знакомство с поэмой по жизни не шло. Чем старше становились и становятся школьники, тем дальше и дальше они уходят от лермонтовского «Демона», пока он вовсе не растворяется где-то за горизонтом памяти. Остается лишь слабое и смутное ощущение, что этот зловещий герой поэта нравится нам больше, чем злосчастный жених Тамары.
Но  именно с этого ощущения и надо начинать понимать поэму – с ощущения того, что демон  возбуждает, а  почивший в бозе жених Тамары – нет. И нас  абсолютно не пугают перспективы  отправиться за этим демоном в преисподнюю на вечные муки, где жарят и терзают грешников самыми ужасными способами…
А между тем, мы уже согрешили, прочитав текст без истинного понимания того, что вложил в него Михаил Юрьевич, и невольно поддавшись влиянию сатаны как бы по наущению поэта. Именно за это и осуждали Романовы,  а император Николай Первый особенно, Лермонтова. 
            Вот хорошо известный факт. В июне 1840 года Николай, возвращаясь на корабле из поездки в Европу, писал жене, в том числе, и по поводу романа Лермонтова, который взялся читать по ее просьбе: «…я дочитал до конца „Героя“ и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер. …в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора. Характер капитана набросан удачно. Приступая к повести, я надеялся и радовался тому, что он-то и будет героем наших дней, потому что в этом разряде людей встречаются куда более настоящие, чем те, которых так неразборчиво награждают этим эпитетом. Несомненно, Кавказский корпус насчитывает их немало, но редко кто умеет их разглядеть. Однако капитан появляется в этом сочинении как надежда, так и неосуществившаяся, и господин Лермонтов не сумел последовать за этим благородным и таким простым характером; он заменяет его презренными, очень мало интересными лицами, которые, чем наводить скуку, лучше бы сделали, если бы так и оставались в неизвестности – чтобы не вызывать отвращения».
Насколько лживы и лицемерны эти высказывания императора, могли понять на тот момент лишь  несколько человек в России – самых приближенных к трону людей, знавших об истинных планах Николая Первого в то время. Да еще кто-то в правительстве Англии, кто участвовал в реализации этих планов. Жена царя, конечно, была посвящена в них, но зачем тогда Николай писал ей всю эту галиматью?  Для истории, конечно, ибо письма и дневники  императоров всегда становились достоянием истории и политики, формируя в сознании потомков на века «правильный» образ правителя.
Если знать  об этих планах, то можно понять, насколько сильно пропитан текст письма страхом государя перед поэтом, который каким-то образом сумел разгадать истинные намерения  семьи Романовых: сформировать общественное мнение большого света в начале сороковых годов 19 века таким образом, чтобы увести его очень далеко от действительности и чтобы дворяне как можно дольше не догадывались о том, чем занимается царь и что в России уже происходит нечто такое, что  скоро поломает судьбу очень многих аристократов, выбросив их на обочину жизни.

2


Вслед за Николаем Павловичем  Лермонтова критиковала и его сестра, Мария Павловна: «В сочинении Лермонтова не находишь ничего, кроме стремления и потребности вести трудную игру за властвование, одерживая победу посредством своего рода душевного индифферентизма, который делает невозможной какую-либо привязанность, а в области чувства часто приводит к вероломству. Это - заимствование, сделанное у Мефистофеля Гете, но с тою большой разницей, что в "Фаусте" диавол вводится в игру лишь затем, чтобы помочь самому Фаусту пройти различные фазы своих желаний, и остается второстепенным персонажем, несмотря на отведенную ему большую роль. Лермонтовский же герой, напротив, является главным действующим лицом, и, поскольку средства, употребляемые им, являются его собственными и от него же и исходят, их нельзя одобрить".
             Брат царя  Михаил Павлович, читая "Демона", выразил общее отношение членов царствующей фамилии к личности и творчеству поэта: "Был у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит, нечистой силы прибыло. Только я никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли духа зла, или же дух зла - Лермонтова".
Мнение царской семьи о творчестве Лермонтова  разделял и Александр Христофорович Бенкендорф, шеф  тайной полиции. Есть сходство царского письма с давним отзывом цензуры III Отделения о "Маскараде", где драма молодого писателя сравнивалась с французскими "романами ужасов". В 1835 году цензор Ольдекоп писал: "Желать, чтобы у нас были введены чудовищные драмы, от которых отказались уже и в самом Париже, - это более чем ужасно, этому нет названья". Если по содержанию этот инспирированный Бенкендорфом отзыв напоминает более позднее письмо Николая о "Герое нашего времени", то по стилю он родствен собственноручной записке Бенкендорфа к царю о стихах Лермонтова на смерть Пушкина: "Вступление к этому сочинению дерзко, а конец - бесстыдное вольнодумство, более чем преступное".
             Когда известие о гибели Лермонтова пришло 2 августа 1841 года в Петербург, обнаружилась вся сила ненависти к поэту не только Николая, но и всего двора. Узнав об участии своего сына в пятигорской дуэли, князь И. В. Васильчиков сказал 5 августа М. А. Корфу: "Не буду, конечно, скрывать, что я опечален происшествием, но наиболее тем, что сын мой мог состоять в тесной связи с таким человеком, каков был Лермонтов, sans foi ni loi"  (без стыда и совести (фр.) – Т.Щ.).
         В тот же день императрица писала С. А. Бобринской: "Вздох о Лермонтове, об его разбитой лире, которая обещала русской литературе стать ее выдающейся звездой».


3


А теперь все это – и произведения  Михаила Юрьевича Лермонтова «Демон», «Маскарад», «Герой нашего времени», и оценку их царской семьей Романовых – необходимо расшифровать. Ибо и в самих произведениях, и в каждом высказывании представителей  императорской фамилии скрыт тот таинственный шифр, который, если его правильно расшифровать, поможет нам получить  совершенно иные оценки творчества поэта, а самое главное – увидеть, каким было начало пути к  мировому демократическому сообществу,  на чем оно стояло, это самое начало и, главное, чем оно поддерживается сегодня.
Но резонно задать вопрос: неужели тут есть связь между 1841-м и 2019-м годами? Да, между ними имеется прямая связь, и на нее-то указал нам Лермонтов, а также и  пришедшие вслед за ним другие классики русской литературы.
Начнем по порядку.
Прежде всего, зададим себе вопрос: а сам царь, желавший видеть героем своего времени добропорядочного служаку, исповедующего традиционные моральные ценности, штабс-капитана Максим Максимыча, жил по его принципам, хотел ли и мог идти за ним, ведя по этому же пути русское общество? В том и заключалось лицемерие Николая, что, призывая Лермонтова писать об этих традиционных ценностях, сам он и думал, и жил, как герои поэта – демон, Арбенин, Печорин, «презренного и невероятного характера, какие  встречаются в иностранных романах».
Но столь жесткая оценка творчества Лермонтова со стороны императора и была вызвана тем, что примерными людьми, подобными Максим Максимычу, государь хотел бы заслониться от пристального взгляда того, кто разгадал и его характер, и, возможно, его политику. Но, вполне возможно, и не разгадал даже, а был кем-то проинформирован? Теми, кто стоял близко к императорской семье и был родственником Лермонтову? Например, его двоюродный дядя Алексей Григорьевич Столыпин, которого императрица Александра Федоровна женила на распутнице Маше Трубецкой и на чьей свадьбе присутствовал поэт в качестве почетного гостя…
Случилось роковое совпадение – и «Демон», и «Маскарад», и «Герой нашего времени» были созданы   как раз в то время, когда  Николаю приходилось лгать русскому обществу в самом широком его смысле – от аристократов до крепостных крестьян, тщательно скрывать свои истинные намерения в управлении огромным государством. В этих намерениях  было главное противоречие – встав на путь радикальных прогрессивных перемен в русском обществе, в которых оно давно нуждалось, дабы не быть отброшенным на обочину истории, Николай Первый прибегнул к поистине революционным методам, к которым само русское общество никогда бы не отнеслось с радостью. Потому что оно не поняло бы его и едва ли единогласно приняло намеченную им программу, в которой главная роль отводилась тем, кто уже два века был в тени и на дальних задворках, осужден, проклят и даже распят.
Это была пятая российская колонна – старообрядцы, изгои России на протяжении двух веков – с шестидесятых годов 17 столетия, когда предок Николая Павловича на троне,  Алексей Михайлович Романов,  искусным  политическим приемом разделил русскую православную церковь и русское общество на два непримиримых лагеря, которые существую и поныне!
А в средине века девятнадцатого эти злейшие враги русского престола и самих Романовых по воле Николая Первого выходили из своих «резерваций», получали в руки огромные деньги, европейские машины и власть над большой частью населения страны. И в тот момент, когда государь должен был вести напряженную и тайную работу по осуществлению своей колоссальной программы перестройки экономики страны, ее финансов, социального устройства, да еще используя внутреннюю оппозицию и средства Европы, вступив в тайный сговор с Англией, на политическую авансцену выходит  никому не известный молодой человек и пытается разоблачить эти замыслы царя!
Надо сказать, что Лермонтов в силу своего огромного таланта сумел увидеть и показать те приемы, как сейчас говорят – политтехнологи - с помощью которых власть взялась за переделку русского общества. И в этом деле ей понадобился не Максим Максимыч, а именно Печорин! Холодный, неприступный, циничный, расчетливый, далекий от любви, но готовый использовать все ее обаяние для достижения  любых своих целей. То есть, сам дьявол в прекрасном человеческом обличье. А добрым и порядочным Максим Максимычем император хотел бы всего лишь морочить подольше головы своим подданным, которые и не догадывались, какие тучи уже собрались над их головами.



4

 Также, как при Иване Грозном введенная им опричнина «открыла» русскому боярству путь в никуда, то есть, к исчезновению, и возвышению дворянства, при царе Алексее Михайловиче – Тишайшем – искусственно созданная им оппозиция в виде Раскола, спустя двести лет, призвана была Николаем Первым проложить путь  в никуда теперь уже дворянству и усилить купечество, вышедшее исключительно из Раскола.  Работу выполняли подручные – Малюта Скуратов у Ивана Грозного, Никон у Алексея Михайловича, а у Николая Первого им стал…  восемнадцатилетний  немецкий мальчик Людвиг Кноп из вольного города Бремена, входившего в  1837 году в Германский Союз вместе с Австрийской империей, Пруссией, Саксонией, Баварией, Ганновером, Вюртембергом, Франкфуртом, Гамбургом и Любеком.
Невероятное и таинственное возвышение столь юного создания, почти ребенка, над миром – эта загадка не разгадана никем до сих пор. Он приехал в Россию в восемнадцатилетнем возрасте в 1839 году, но не из Германии, а из Англии, где после окончания коммерческого училища обучался хлопковому делу на фабрике текстильной компании «Де Джерси» в Манчестере, основанной его земляком Джоханом Фридрихом и специализировавшейся на экспорте английской пряжи в Россию. В Москву никому не известный юноша прибыл в качестве коммивояжера  «Де Джерси». На самом деле, в качестве резидента английской королевы Виктории по тайному ее сговору с русским императором Николаем Первым. Людвиг Кноп и Виктория были почти ровесниками, она – лишь на два года старше. На престол взошла в июне 1937 года, а в сентябре того же года Николай вдруг решил провести большую инспекционную поездку по югу России. И одним из важных маршрутов стал Крым, где он посетил своего наместника Михаила Семеновича Воронцова. И «под ногами» у них, заметим, уже не «путался» поэт Пушкин, который за девять месяцев до инспекции был убит французом Дантесом. Царя сопровождал друг и наставник Пушкина – Василий Жуковский.
Пушкина не было, но на слуху у всех оставалась его знаменитая эпиграмма на Воронцова:

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

       Сколько бы ни было заслуг у Новороссийского губернатора, а затем у кавказского наместника Николая Первого, эта ужасная «характеристика» на сына известного дипломата Семена Воронцова и внука главного масона России Романа Воронцова абсолютно точно отражает суть его личности. Чтобы было понятнее, о чем идет речь в эпиграмме, нужно ее расшифровать. Чем, я думаю, еще никто из историков пока не занимался. Интересно, что каждое определение личности Михаила Воронцова Пушкиным очень подходило для целей императора, задумавшего «тихую» революцию в России против дворян и собственной династии еще в первой половине 19 века.
       Тесная связь Воронцова с Англией, где он родился и вырос, чьим духом был пропитан насквозь (полу-милорд), и где постоянно проживал его отец – дипломат. Может быть, именно эта глубокая связь с Лондоном от рождения и привлекла в имение Воронцова, Массандру, Николая для секретных переговоров о европейских кредитах и поставках хлопка и  машин для оборудования предприятий текстильной промышленности, которую собирался  создать в России император?
За «полу-милордом» сразу же идет «полу-купец». Воронцов был  материально заинтересован в операциях Одесского порта. И это было на руку Николаю, который делал ставку в сотрудничестве с Англией по  началу технической революции в своей стране именно на черноморские порты.
       И вот тут надо особенно внимательно взглянуть на историю этих портов и на людей, связанных с ними. Здесь открываются совершенно потрясающие подробности.
       Но вначале необходимо посмотреть, кем и как формировались характеры Семена Воронцова и его сына Михаила, и какое значение их политическая деятельность имела для  будущего России. Увы, при их жизни она не имела никакого значения. Но читать проекты их предка Романа Илларионовича Воронцова (отца фаворитки императора  Петра Третьего  - мужа Екатерины Второй) доставляет истинное удовольствие, потому что они – как прекрасная мечта о новом, более совершенном, государстве Россия, которым бы оно могло стать еще в 18 веке. Эти проекты повествуют о прекрасных моментах истории, которые переживала Россия...

5
      


       В 1760 году (при императрице Елизавете –Т.Щ.) Роман Воронцов - член Уложенной комиссии, в которой, как и в Комиссии о правах дворянства в качестве председетеля, уже при Екатерине Второй в 1763 году, выступал сторонником законодательного оформления сословных прав дворянства, в том числе права исключительного владения крепостными. Для нас это неприятная формулировка, однако, надо понимать – для чего Роман Воронцов ратовал за нее? Он отстаивал программу дворянской монополии на землю и владение крестьянами ради развития дворянского предпринимательства. В своем имении Опалах Костромской губернии сам Воронцов  строит полотняную фабрику и обучает крестьян для работы на ней. На своем примере он пытался показать, что предпринимательская деятельность нисколько не умаляет дворянское достоинство.
     25 декабря 1761 года Елизавета Петровна умерла, и уже 20 февраля 1762 года был опубликован манифест Императора Петра III “О вольности дворянской”, который и был полностью включен в проект III главы Уложения. Кроме освобождения от дворянской службы в новом Уложении был большой раздел об экономических правах и преимуществах дворян: устанавливалось право дворян на владение землей, право торговать продуктами сельского хозяйства, устройство заводов, объявлялась монополия дворян на заведение винокуренных заводов, гарантировался свободный выезд за границу для получения образования. Большое внимание уделяла эта программа правам купечества, поднимая их в экономическом и социальном плане.
              Увы, эта программа, разработанная Комиссией под руководством Воронцова, не получила поддержку в Сенате. Но ее автор не отказался от борьбы за нее. Определённые Сенатом сроки для проведения выборов и явки депутатов для обсуждения нового Уложения, были явно недостаточны, и все же выборы состоялись. Понятно, что особую активность проявили депутаты от купечества. В архиве Воронцовых сохранились две записки: в одной содержался подробный разбор и критика главы Уложения о “купеческом праве”, вторая записка была направлена против слишком широких дворянских привилегий и требовала уравнения в некоторых вопросах прав купечества и дворянства.
          Обсуждение нового законодательства проходило в первое полугодие 1762 года. В постановлении Комиссии от 18 июня отмечено отсутствие многих депутатов от дворянства – видимо, как протест против программы Воронцова. Через 10 дней, 28 июня, произошел дворцовый переворот в пользу Екатерины Алексеевны. А уже 25 июля последовал указ о переводе Комиссии в Москву по случаю коронации Императрицы. Указом 13 января 1763 года под предлогом, что “Уложение еще к совершенству не приведено”, депутаты были распущены. Да, Екатерина не была практически готова к подобным демократическим преобразованиям. Но теоретически она поддержала создателя продвинутой социально-экономической программы – разрешила в 1765 году создать Вольное экономическое общество, одним из  учредителей которого (под присмотром графа Орлова, фаворита Екатерины и ее сподвижника) стал Роман Воронцов.
        В «Трудах Вольного экономического общества» Р. Воронцов публиковал статьи, в которых предлагал держать в сёлах специальные запасы хлеба для избежания голода в неурожайные годы, создать крестьянский суд «из лучших людей», а господ призывал «обходиться с ласкою» с крестьянами. А на практике еще надеялся на принятие своей программы.
         Манифест о созыве новых депутатов, представляющих все сословия, кроме крепостных крестьян и духовенства, был издан в декабре 1766 года. Выборы проходили по всей России в течение первого полугодия 1767 года. Было избрано 572 депутата: от дворян - 165, от городов - 208, от правительственных учреждений - 28, 42 - от однодворцев, 45 - от казаков, 29 - от государственных крестьян, 54 - от нерусских народов Сибири, Севера и Поволжья.
         Последний факт хотелось бы отметить особенно. Со времени правления Анны Иоанновны прошло всего лишь 25 лет – совсем немного, учитывая, как медленно двигалась телега истории в те времена. И вот уже дети тех инородцев, которых силой, палками,  согнали на петербургскую  срамную, извращенческую «ледяную свадьбу» шутов императрицы - несчастного, «опущенного», князя Голицына и шутихи-калмычки Бужениновой – заседают хоть и во временном, но «парламенте», решая государственные дела, а не подглядывая за первой брачной ночью замерзающих на морозе шутов в Ледяном дворце  по приказанию коронованной  курляндской самодуры – совершенно дикой, безумной извращенки…
         При выборах депутаты снабжались письменными наказами своих избирателей. Роман Илларионович был представителем Шлиссельбургского дворянства, а также поверенным для выбора головы и депутата г. Москвы. Его подпись стоит в числе первых под текстом наказа московского дворянства своему депутату П. И.Панину. В нем говорится о пользе “совершенного согласования мудрости, естественной справедливости, и глубокого познания моральных и физических свойств жителей земли”. Московское дворянство просило разрешить свободу циркуляции дворянских имений, “чтобы дворянству позволено было продавать продукты, заводить и содержать фабрики и мануфактуры, предпринимать всякие промыслы...”.
          Английский дипломат писал в августе 1767 года: “Русские не говорят и не думают ни о чем другом, как о собрании депутатов, и заключают, что теперь они составляют мудрейшую, счастливейшую и могущественнейшую нацию во всей вселенной”.
         На съезде Р.И. Воронцов был избран в Комиссию для разбора депутатских наказов. В октябре он обращается к сыну с просьбой “потрудиться о переводе сочинения Монтескиева о Законе или Разуме законов”. Великому французскому писателю-энциклопедисту Монтескье принадлежит заслуга глубокой разработки вопросов права, в его трудах отразились все черты эпохи Просвещения. Сама Екатерина Вторая считала его сочинения “О духе законов” “молитвенником монархов со здравым смыслом”. Руководствуясь идеями Монтескье, Екатерина и решила собрать выборных представителей разных сословий, которые бы выработали законы, удовлетворяющие интересам всего народа, а не только дворян
          Екатерина пишет “Наказ” - своеобразное руководство для депутатов. “Наказ” был издан тиражом 600 экземпляров, и каждый депутат должен был с ним ознакомиться. Главная статья “Наказа” и сейчас звучит современно: “Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам”. Работа съезда депутатов закончилась в декабре 1768 года. Они не имели политического опыта, погрязли в мелочных дискуссиях, часто повторяли друг друга, много времени тратили впустую. Начавшаяся война с Турцией отвлекала многих депутатов-дворян от работы по Уложению. 18 декабря им был объявлен указ о прекращении заседаний. Но звание депутата сохранялось за членами комиссии пожизненно, в указе говорилось, что Комиссия распускается на время, но она была расформирована навсегда.
          И нет ничего удивительного в том, что секретные переговоры с европейцами по созданию и техническому вооружению новых промышленных предприятий в России Николай Первый решил вести рядом с фигурой Михаила Воронцова, хранителя жизненно нужных теперь императору идей, последователя своего деда. Приехав в Крым, он убедился, что его наместник очень успешно ведет здесь хозяйственную и предпринимательскую деятельность, приумножая благоденствие Крыма. А Николаю было очень важно показать приглашенным в экспедицию европейцам российский прогрессивный опыт хозяйствования, чтобы вызвать их доверие.


6


      «Полу-мудрец, полу-невежда»  - эта характеристика Пушкина на внука Романа Воронцова, Михаила Семеновича, как раз отражает то состояние русского дворянина, который обучен по наследству и много знает о прогрессивном построении общества, но на практике показывает себя таким невеждой, что в определенной ситуации может оказаться и подлецом. Но как это случилось с тем, кто так успешно занимался бизнесом?
       Вот тут самое время перейти к черноморским портам, над которыми в 1830 году разразилась чума. Михаил Воронцов, которому царь поручил контроль за карантинными мерами в Севастополе, Одессе, Николаеве, в портах и на флоте, прославился в это время особой жестокостью к населению этих городов.
В 1829 году русские войска, возвращаясь с войны против турок, принесли из-за Дуная чуму. Она поразила юг России. Были брошены большие казенные средства на борьбу с нею, и это был лакомый кусок для чиновников-казнокрадов. В Севастополе чумы не было, но чтобы заполучить бюджетные деньги, местные городские начальники и военные руководители на флоте объявили, что и в Севастополе чума! И город попал в число карантинов. Его оцепили войсками. Выезд из него  запретили, но только для простых людей, рабочих и матросов, их жен и детей. А вот господа дворяне свободно проникали через кордоны туда и обратно, как будто они не могли разносить смертоносные микроорганизмы.
                Несуществующая эпидемия пролилась золотым дождем на местное начальство. Свой интерес преследовали и медики: они постоянно рапортовали в Петербург о распространении эпидемии, выбивая тем самым все новые и новые средства из бюджета.
               Хорошо было всем – кроме простых русских севастопольцев. Они-то оказались словно в концлагере. Положение усугублялось тем, что семьи матросов военного флота не могли жить только на жалованье отцов. Женам и детям рядового состава приходилось летом работать на хуторах, окружающих город. Но карантин отрезал их от этого источника заработка.
Люди стали  бедствовать,  голодать. А в городе, тем временем, заработал настоящий лагерь смерти. Подозреваемых в том, что они заболели чумой, отправляли в карантин внутри карантина в холодный и сырой барак на Павловский мысок подчас целыми семьями. Хотя чума – болезнь скоротечная, людей умудрялись держать там месяцами.
            Несчастные умирали. А поздней осенью 1829 года медики придумали «профилактическое» средство против чумы: морские купания. Стали загонять обитателей Корабельной и Артиллерийской слобод толпами в холодные воды моря. Естественно, люди стали массово заболевать простудой и воспалением легких,  их же – с подозрением на чуму – принялись отправлять в барак на Павловском мыске. Смертность возросла невероятно!
            Теперь в Петербург летели депеши: болезнь свирепствует, дайте еще денег! Число начальников, заинтересованных в такой «чуме» и изоляции города, постоянно росло. Офицеры, командовавшие отрядами оцепления, получали хорошие суточные. Наживались даже  работники специальных команд, которые должны были собирать тела умерших от чумы, сжигая и трупы, и имущество погибших. Они же увозили больных (или якобы больных) в лагерь смерти на Павловском мыске. Под шумок просто грабили имущество несчастных, потом его втихую продавая. Ходили слухи, будто они даже сами распространяют чуму, чтобы возможностей поживиться было больше. Прославился и карантинный чиновник Степанов. Он стоял во главе мафии, которая не выдавала жителям матросских слобод сена для лошадей. Когда скотина тощала, Степанов и его подельники скупали лошадей за бесценок – для последующей перепродажи.
Образовалась целая медицинская мафия: Ланг, Шрамков, Верболозов. Почуяв власть, они стали отправлять в смертные бараки тех, кто им не угодил. В народе говорили, что медики тоже распространяют болезнь  в своекорыстных интересах.
Положение населения стало катастрофическим. Централизованные поставки плохого провианта привели и к дефициту еды в городе и к массовым желудочно-кишечным заболеваниям. Всех маявшихся желудком и поносом тотчас же забирали в карантины - как подозрительных, якобы больных чумой. Людей собирали в пещеры Инкермана, на старые суда, в неприспособленные здания. Многие погибали там от бесчеловечного обращения и дурных условий. Одновременно в городе процветала спекуляция  продуктами, на чем наживались чиновники и перекупщики. Оставшись без средств к существованию, семьи рядовых моряков голодали.
Осенью 1829 года правительство направило в Севастополь комиссию флигель-адъютанта Римского-Корсакова. На месте к руководству комиссией присоединился контр-адмирал Фаддей Беллинсгаузен, один из открывателей Антарктиды. Комиссия работала до ноября 1829 г. Римский-Корсаков написал в отчете, что «по Севастопольскому порту допущены весьма важные злоупотребления», что «приказы Главного командира насчет приема провианта и провизии вовсе не исполняются». Главком Черноморского флота, вице-адмирал А.С. Грейг, не принял в данном случае надлежащих мер"". Но вскоре из Петербурга пришел приказ  - прекратить всякие расследования деятельности черноморских интендантов. Видимо, местные воры в чинах покрывались высоким начальством из самого Питера. Скорее всего, они тоже принимали участие в освоении бюджетных средств на «карманной чуме».
С 10 марта 1830 года в Севастополе было введено так называемое всеобщее оцепление. Никто из жителей не имел права выходить из домов. Город превратился в сплошную тюрьму. Из-за недоедания и голода стали развиваться болезни. Такой каторжный режим продолжался восемьдесят дней. В то же время чиновники и офицеры, имея пропускные знаки, беспрепятственно ходили друг к другу в гости, устраивали вечеринки и балы. Продолжались занятия во всех учреждениях, работы на кораблях, в адмиралтействе и во флотских экипажах.


          7

Но севастопольцы в июне 1830 года, не вытерпев, восстали. Началось все с того, что медик Верболозов попробовал отправить на Павловский мысок жену и дочку матроса с Артиллерийской слободки. (Потом оказалось, что они были больны обычным для тех времен рожистым воспалением, которое быстро прошло). Матрос не захотел отправлять родных на верную смерть – и открыл огонь из ружья по прибывшим забрать его родных. Когда патроны у моряка иссякли, его по приказу генерал-губернатора Севастополя Николая Столыпина (дядя М.Ю. Лермонтова по матери –Т.Щ.) расстреляли без суда и следствия у ворот собственного дома. Вот тогда народ и поднялся.
Были убиты Столыпин, «карантинщик» Степанов. Хотели убить и Верболозова – да тот сбежал, переодевшись в мундир своего солдата-денщика. Коменданта города, генерал-лейтенанта Турчанинова, повстанцы пощадили – только взяли с него расписку о том, что чумы в Севастополе нет и не было. Такую же расписку взяли и с протопопа Софрония. Восстание пробовали подавить, бросив на город пять батальонов сил оцепления во главе с полковником Воробьевым. Но солдаты отказались стрелять в восставших и присоединились к ним, выдав полковника Воробьева на расправу.
Однако вскоре выступление все же подавили. Семерых вожаков бунта расстреляли, 1600 душ разогнали по каторгам и арестантским ротам, многих забили до смерти шпицрутенами. Имущество всех этих несчастных конфисковали. Турчанинова разжаловали в солдаты. Несколько тысяч матросов с семьями выселили из Севастополя, отняв у них детей: 5 тысяч ребятишек направили в батальоны кантонистов. Их родителей услали в Херсон, Керчь. А большую часть – в Архангельск своим ходом через всю страну, без теплой одежды. Имущество этих людей также конфисковали.
Вот только тех, кто наживался на карантине, не тронули. В том числе, и в Петербурге. Просто не выявили тех, кто в столице «крышевал» это чудовищное воровство и издевательство над севастопольцами под предлогом «борьбы с чумой».  Хотя для выяснения обстоятельств дела власти назначили следственную комиссию. Она выявила грубый произвол и беззаконие со стороны чиновников "комиссии по погашению чумы". Комиссия объясняла причины восстания притеснениями со стороны властей. Но в результате таких выводов возник конфликт между новороссийским и бессарабским генерал-губернатором Воронцовым и адмиралом, командующим Черноморским флотом с 1816 года, Грейгом. Комиссию обвинили в превышении полномочий и распустили, протоколы ее аннулировали, а некоторые члены комиссии даже подверглись преследованиям.
Вторая комиссия во главе с графом А. П. Толстым просуществовала недолго. По той причине, что Толстой отказался участвовать в расследовании из-за фальсификации его результатов. Но все-таки эта комиссии успела установить, что из 70 тысяч рублей, отпущенных для оказания помощи нуждавшимся, город получил лишь 23 тысячи. Однако протоколы ее, как и предыдущих, тоже исчезли.
Затем следствие было сосредоточено в руках близкого к Воронцову чиновника. Причины недовольства жителей выяснять не стали, а просто судили арестованных как мятежников.



  8


          Но казнокрады ошиблись, думая, что их мафиозная структура на Черноморском флоте продолжит свое безнаказанное воровство государственных денег. Царь в 1833 году прислал в Николаев новых ревизоров. Начальником штаба Черноморского флота был назначен прибывший контр-адмирал Михаил Лазарев, первооткрыватель Антарктиды в 1819 году. Который заменил руководящего подготовкой черноморской эскадры для Босфорской экспедиции самого Грейга. Лазарев выяснил и доложил императору, что Грейг саботирует приказ царя о подготовке эскадры. Поэтому и проведение   Босфорской экспедиции было поручено Лазареву.
А пока он с эскадрой вышел в море, на суше проверкой тыловых контор и складов в черноморских портах занялся  другой человек – герой русско-турецкой войны 1828-1829 годов, флигель-адъютант Николая Первого, исключительно преданный ему человек, Александр Казарский. В 1831-1832 годах он по поручению царя провел расследования в Нижегородской, Симбирской и Саратовской губерниях, выведя на чистую воду высокопоставленных воров. Казарский стал неким царским опричником, мечом против воровства государственного аппарата. Довольный службой бесстрашного моряка, царь бросил его на ревизию Черноморского флота.
Было это весной 1833 года.
                Тридцатишестилетний флигель-адъютант и капитан первого ранга рьяно взялся за дело. Он проводит проверку интендантских структур и складов в черноморских портах. Начинает с Одессы – и вскрывает там факты невероятных по размаху хищений. Далее его путь лежит в Николаев. Но тут он и обрывается.
             Казарский, выявив какие-то особые факты грабежа Черноморского флота, а также людей, причастных к ним, не смог сообщить о результатах своей проверки  не то что императору, а и своим близким знакомым, на которых надеялся, что в случае его гибели они  сообщат царю о них. Его отравили совершенно зверским образом, подсыпав огромную дозу мышьяка в чашку с кофе.
            Умирая страшной, мучительной смертью, Казарский кричал врачу, что отравлен и просил спасти его. Но врач не  предпринял всех необходимых мер, а причиной смерти указал воспаление легких.
Когда почерневшее и страшно распухшее тело покойного клали в гроб,  с головы у него отвалились волосы и упали на подушку,  отвалились ноги…

9

Не потому ли Александр Петрович Толстой не стал основательно разбираться с черноморской мафией в 1830 году, и, выявив хищение 40 тысяч казенных денег, убыл в Петербург, что понимал – начни копать глубоко – и не сносить головы!
Но только ли мести воров боялся Толстой?
Один из богатейших людей Николаева, купец первой гильдии Василий Коренев написал письмо на имя императора, где говорил о том, что Казарского  отравили. И вот что написал царь: «Николаевского 1-й гильдии купца Василия Коренева за упомянутый выше неуместный донос опубликовать от Сената, с строгим подтверждением удерживаться впредь от подобных действий». Это было исполнено указом сената от 22 марта 1834 года.
Однако Николай Первый все-таки поручил шефу жандармов, Александру Христофоровичу Бенкендорфу, провести расследование по факту смерти Казарского. 8 октября 1833 года Бенкендорф передал императору записку, где значилось следующее: «Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тыс. рублей, которая при смерти разграблена при большом участии николаевского полицмейстера Автомонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных.
Автомонов был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у нее главной приятельницей была некая Роза Ивановна, состоявшая в коротких отношениях с женой одного аптекаря. Казарский после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда и обратился к штаб-лекарю Петрушевскому, который объяснил, что Казарский беспрестанно плевал и оттого образовались на полу черные пятна, которые три раза были смываемы, но остались черными…»
Поверх этой постыдной докладной - подделке Бенкендорфа - император наложил размашистую резолюцию: «Меншикову. Поручаю вам лично, но возлагаю на вашу совесть открыть лично истину по прибытии в Николаев. Слишком ужасно. Николай».
               Последовала эксгумация тела,  внутренние органы несчастного Казарского комиссия увезла в Петербург. Но на том дело и кончилось.
Для царя было главным другое – удалить адмирала Грейга от Черноморского флота, но так, чтобы не поднимать вокруг этой отставки  большого шума. И так было сделано – путем  хитроумных должностных манипуляций с Лазаревым, который, вернувшись из Босфорской экспедиции занял  место Грейга, которого вместе с семьей отозвали в Петербург, где Николай Первый назначил его членом Государственного совета.


                10

              Но за что был отравлен в Николаеве Карл Даль, который не был ревизором, а, напротив, дружил в Грейгом, вместе с ним увлекаясь астрономией? Существует версия, что причиной расправы послужила эпиграмма на Грейга и его любовницу, впоследствии ставшею женой адмирала. И не просто женой…
             Считалось, что эпиграмму написал Владимир Даль, брат Карла. За это он был отдан разгневанным адмиралом под суд, год просидел  под следствием в тюрьме. Но близкие друзья Далей, в том числе, и Пушкин, знали или подозревали, что сочинителями были другие люди. Карл и Казарский. Владимира Даля (будущего автора знаменитого словаря русского языка -Т.Щ.) разжаловали в матросы, и он уехал в Петербург. А Карла отравили в Николаеве в 1828 году. Может быть, это была месть Грейга его брату, которого он затем преследовал всю жизнь, являясь уже  членом Государственного совета.
             А причиной такой ярости скрывалась в его жене, Юлии Михайловне Сталинской. Она родилась в семье еврея-трактирщика. В молодости служила в трактире отца. Вышла замуж за офицера польских войск капитана Кульчинского. Вскоре развелась и в 1820 приехала в  Николаев с поставками корабельного леса.
               Выйдя замуж за Грейга, сначала была его гражданской женой, в 1827-м тайно с ним обвенчалась. Официально признана женой А.С. Грейга только в 1873 году при открытии памятника адмиралу в Николаеве.
Но «звание» любовницы вовсе не помешало ей стать во главе мафии на Черноморском флоте. Хотя официально  важные торговые и финансовые посты тут занимали другие люди. Но  главным был родственник Сталинской – Рафалович, который  прибыл сюда вскоре после того, как Юлия Михайловна сошлась с Грейгом. Во главе мафии стояли также некто Серебряный и "хлебные короли" российского юга - купцы Гилькович и Гальперсон. Их поддерживала коррумпированная флотская верхушка во главе с любимцем Грейга контр-адмиралом Н.Д. Критским и рядом других офицеров, занимавших большей частью береговые тыловые должности.
              На всём протяжении их совместной службы на Черноморском флоте Критский оставался главным фаворитом Грейга и наиболее близким ему человеком. Критский  непосредственно осуществлял все контакты с еврейским и греческим купечеством и руководил всеми махинациями. В 1834 году, после ревизии Казарского и Лазарева, был уволен от службы и фактически спасён от ареста Грейгом, который лично вывез его в своей карете из Николаева, уезжая в Петербург. Дальнейшая судьба Критского в точности неизвестна. Есть сведения, что он вскоре срочно выехал во избежание ареста за границу, куда были к этому времени переведены все его немалые счета.
Но пока до разоблачений и угрозы ареста ещё далеко. Мафия была в полной силе. Бороться же было за что!
           Дело в том, что командующий Черноморским флотом в то время одновременно являлся и Главным командиром черноморских портов. Главный командир черноморских портов сосредоточивал в своих руках огромнейшую власть. Ему подчинялись все порты (в том числе, и торговые) Чёрного моря, со всеми своими службами: портовым хозяйством, причалами, складами, таможней, карантином, торговыми судами и так далее. К тому же, в руках Грейга был сосредоточен и местный банковский капитал. Учитывая, что именно через порты Чёрного моря шёл в то время основной внешнеторговый грузооборот почти всей внешней российской торговли, и прежде всего, её главной составляющей - пшеницы, трудно даже представить, какие деньги крутились вокруг всего этого и какие капиталы наживались теми, кто имел хоть какое-то отношение к этой бездонной черноморской кормушке.
            В это время черноморская торговля и черноморские порты процветали, и развивалась инфраструктура вокруг них, так необходимая для работы бизнеса и которой  до того в России не было. В портах появились открытые евреями банкирские дома и торгово-посреднические конторы: Бродского, Когана, Рабиновича и Гартенштейна, Рафаловича, Эфрусси.
        Гофмаклером одесской биржи состоял Симон Бернштейн. Симон Гурович представлял здесь Лондонскую и Ливерпульскую страховые компании, а братья Перельман были известными "комиссионерами по хлебной торговле"… Торговый дом Рафаловича к началу 30-х годов уже поддерживал самые тесные отношения с домом Ротшильдов. Предприимчивый судостроитель и "хлебный король" основал ещё и банк европейского уровня - "Рафалович и К°".
        Любопытно, что именно в это время в Одессе начали свою активную деятельность два предпринимателя - некто Гельфанд и Бронштейн. Оба нажили немалые капиталы на спекуляциях с хлебом. Это были дедушки небезызвестных революционеров-интернационалистов Израиля Гельфанда (Александра Парвуса) и Лейбы Бронштейна (Льва Троцкого), принёсших впоследствии немало горя народам России. Аналогия здесь напрашивается сама. Если дедушки входили в состав черноморской мафии (пусть не на первых ролях) и, как могли, грабили Россию, то их внуки сделали всё возможное для уничтожения этой самой России. И не слушайте тех «историков», которые уверяют, что в революции 1905 и 1917 годов шли  нищеброды с высокими  политическими убеждениями. В них в первых рядах на всех парусах  плыли подготовленные  целыми семейными династиями больших предпринимателей люди, каковыми и были  Троцкий, Парвус и многие-многие другие. Включая, конечно, и «разбуженных» Николаем Первым раскольников типа Горького-Пешкова, до сих пор нам по-настоящему неизвестного.


                11


      Но нельзя быть богаче короля. Некоторых людей это может привести к государственной измене. Когда воры накапливают капиталы, которые власть уже не может контролировать, эта безденежная власть падает и заменяется другой.
        Николай Первый не посмел тронуть Грейга (хотя его потрясла смерть Казарского) и его возлюбленную трактирщицу, разорившую Черноморский флот, потому что она уже успела войти с награбленными капиталами в международные финансовые структуры, от которых зависело кредитование России.
           Похищенные российские  средства попадали в зарубежные банки, а оттуда поступали обратно в виде кредитов под проценты и давали  новые и новые средства зарубежным банкам. Все это видел и понимал русский царь, но ловко отлаженные  международные финансовые связи через бюджетные средства, украденные на Черноморском флоте, он уже нарушить не мог. Страна, отягощенная бесконечными войнами и готовящаяся к технической революции, не могла жить без иностранных кредитов.
            Император попытался исправить положение, отстранив Грейга, а затем проведя денежную реформу министра финансов Канкрина. Хотя Грейг подсуетился и тут, будучи уже в Петербурге, он  предложил собственный проект  реформы денежной системы России. Конечно, в интересах тех, кто был «державой в державе», как написал Пушкин на своем рисунке с топором рядом с головами Карла Даля и Александра  Казарского. Но притязания бывшего адмирала были отвергнуты.
           А в 1837 году Николай Первый на предварительно «зачищенной» им  (частично, конечно) от коррупции территории, и принесший ради этого огромные человеческие жертвы, уже не просто изучал положение дел на юге России, в том числе, и развитие здесь банковского бизнеса, международных коммерческих и финансовых связей. Он решил вступить в тайный сговор с Западом. Ради этого, видимо, и были приглашены в эту инспекционную поездку такие лица, как: австрийский посол в России Фикельмон, эрцгерцог Иоанн, сын императора Священной Римской империи (будущего Германского союза) Леопольда Второго, брат президента Германского союза Фердинанда Второго, австрийский фельдмаршал и русский генерал-фельдмаршал, принц Лихтенштейна, успешного карликового государства,  изобилующего уже в те времена  оффшорными банками.
         Как вы думаете, много ли среди  подобных гостей русского императора, собравшего их здесь ради тайного сговора, что близко к понятию государственной измены, были похожи на добряка и литературного любимца Николая Первого – лермонтовского персонажа романа «Герой нашего времени» - Максим Максимыча?  Нет, конечно, все они были из разряда печориных. Но, в принципе, понятно, почему Николай Первй так ненавидел и  этого литературного героя, и его создателя – поэта Михаила Лермонтова. Наверное, ему хотелось бы иметь дело с добропорядочными  патриотами максим максимычами, а не с  хладнокровными акулами международного финансового бизнеса, циничными и готовыми  на любое черное дело ради прибылей. И то, что Лермонтов разоблачил в своем романе  новую общественную политику Николая Первого, его нужду  в печориных, причем, во множестве именно таких «героев», которых вскоре приведет к государственной кормушке Кноп из рядов русского Раскола и которые взрастят в своих фабричных школах новых людей, новые обычаи, новую идеологию, новую религию – атеизм.
          Что же касается главного, о чем через посредников, вполне возможно, договорился со своими будущими зарубежными партнерами – юной английской королевой и президентом Германского союза, подготовившими таинственного Кнопа для секретной миссии в России, - так это «инструмент», с помощью которого должен был начаться технический прогресс в России. И инструментом этим должен был стать Раскол, внутренняя российская оппозиция, на главное участие которой в технической революции рассчитывали в Европе. Раскол был убийцей Романовых, но Николай Первый пошел на этот шаг… за деньги и английские  ткацкие станки. Вот и вся прелюдия Великой Октябрьской революции.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

         12

Что еще могло разозлить Николая – так это то, что все эти ужасные, на его взгляд, сочинения Лермонтова, вышли из-под пера молодого русского гения как раз в тот момент, когда в Россию приехал  ее настоящий «герой» и герой всего 19 века, а также и 20-го, и 21-го веков…  Это было совсем юное создание, почти мальчик – восемнадцатилетний немец, воспитанный в английском Манчестере, Людвиг Кноп. Маленький, невзрачный, непонятного происхождения, но, по сути, всемогущий великан из  какой-то таинственной волшебной страны. Истинный король нового русского общества  - промышленников и предпринимателей, пришедших, благодаря ему, на смену аристократам, дворянам, помещикам. В его маленькие, почти детские ручки Николай Первый отдал финансы, экономику, политику, собственно, судьбу всей России.
Но Кноп не был добрым волшебником. Он совершил промышленный переворот в России, при безграничной поддержке царя пользуясь всеми недозволенными аморальными приемами, какими до сих пор пользуется деловой мир олигархии. Достаточно сказать, что ни один – ни один! – человек в стране в те годы     не мог вести самостоятельно свой бизнес без одобрения  Кнопа. Если находились легковерные желающие испытать судьбу, они жестоко расплачивались за свою недальновидность, быстро теряя все!
Только зная истинное положение дел на тот момент в стране, можно правильно оценить высказывания царской семьи,  спецслужб и  приближенных к трону аристократов о творчестве Лермонтова.  Не поэт примерил на себя костюм дьявола, как говорили брат и сестра Николая Павловича, не он был без совести, как утверждал князь Васильчиков, а скрытой «дьяволиадой» в мировом масштабе занимался сам русский император, дурача всех вокруг.
Лермонтов не выдумал своего ужасного героя Печорина, таких, как он, «выковывал» сам Николай, используя свое новое близкое окружение, которое было ужасным по определению еще в седьмом колене. И главной отличительной чертой этого нового человека, героя нового времени машин, было полное отсутствие способности любить и сочувствовать ближнему своему. Двор Николая Павловича способствовал специальному «образованию» таких героев, основная задача которого была – научить человека не любить.
Школа, где обучают равнодушию и цинизму в отношении к ближнему, имела и сейчас имеет специальную и весьма непростую программу. Умение обольщать, соблазнять и развращать дает возможность контроля над человеком, безграничной власти над ним. Вступить на стезю технической революции,  чтобы идти в ногу с передовой Англией, России было возможно (впрочем, как и любой другой стране), только потеряв чувство  прирожденной стыдливости и массу национальных предрассудков. Старообрядцы теряли их по пути к миллионам Кнопа из своих затерянных в лесах деревень, а вот аристократы и поэты еще какое-то время сопротивлялись с пистолетами и саблями в руках друг против друга на роковых исторических дуэлях.
Но царский двор придумал средство усмирения – удовольствие, и в Петербурге закрутился маскарадный вихрь. Опробовать новшество должны были царский двор и  высшее общество. Собственно, нового тут ничего не было – требовалось лишь надеть маску и под ней, будучи не узнаными, делать все, что делали и раньше: развратничать, обижать, оскорблять, клеветать, обирать, даже убивать, но так, чтобы найти «героя» было невозможно. Если присмотреться внимательнее – то ведь какая-то прямо ненаказуемая уголовщина в чистом виде… Именно это и показал Лермонтов в «Маскараде» и в «Герое нашего времени». Об этом писал в своих дневниках А.С. Пушкин.
Но сначала нужно заглянуть в покои императрицы Александры Федоровны, супруги Николая Первого, урожденной принцессы Фридерики Луизы Шарлотты Вильгельмины Прусской, сестры прусских королей Фридриха Вильгельма Четвертого и Вильгельма Первого. И сделать это – в 1832 году.
           Одна из  исторических версий – чисто женский интерес Александры Федоровны к популярному  автору восхитительных стихов Лермонтову в то время, когда она переживала особый период в своей жизни. Именно с 1832 года семейное счастье омрачало её расстроенное здоровье (она выносила восьмерых детей) и невозможность приспособиться к климату Петербурга. Из-за частых болезней она была вынуждена уезжать лечиться на европейские курорты. Душевную боль приносили ей мимолётные увлечения мужа, особенно его связь с Варварой Нелидовой, возникшая после того, как врачи уверили государыню в опасности новой беременности для её жизни и посоветовали прекратить половые отношения с мужем.
             Странно, что при такой необходимости полного сексуального воздержания собственный круг друзей-мужчин Александры Фёдоровны в 1830-е годы составляли молодые кавалергарды Скарятин, Куракин, Дантес, Бетанкур, первый красавец Петербурга (дядя Лермонтова и его ближайший друг) Столыпин Монго и Александр Трубецкой, которого в письмах к подруге Софи Бобринской императрица ласково называла «Бархат».
    Разве не было для нее опасности реального искушения завести любовную интригу с этими красавцами, которая еще больше навредила бы ее женскому  здоровью? А ведь поговаривали, и не без оснований, что у императрицы к тому же чахотка. Кроме того, у нее были припадки эпилепсии.  Якобы тяжелую нервную болезнь она приобрела во время восстания декабристов, когда испугалась, что бунтовщики убьют ее детей. Но так ли это?
             Не минуло нервное расстройство по этой причине и самого императора – после декабрьских событий 1825 года его характер кардинально поменялся, стал злым, мстительным и раздражительным.

13



           И однако современники отмечали, что Александра Фёдоровна умела владеть собой, скрывать под маской безоблачного счастья обиды и слёзы, старалась казаться здоровой и весёлой, когда её мучила лихорадка. Маркиз де Кюстин в 1839 году писал, что императрица не только танцевала все полонезы на свежем воздухе с открытой головой и обнажённой шеей, но и «будет танцевать до тех пор, пока у неё не станет сил держаться на ногах». При этом он не преминул отметить, что в свои сорок лет государыня выглядит гораздо старше своего возраста.
            Именно тогда, в 1830-е годы, в моду вошли публичные маскарады. Здесь высшие сословия могли чувствовать себя более вольготно и затевать любовные интриги. Николаю I пришлось смириться с необходимостью воздерживаться от близости с супругой, но на маскарадах же царь начал заводить одну любовницу за другой. Супруге он об этом не рассказывал, однако, сам  тщательно следил за верностью Александры Федоровны, даже лично принялся утверждать список тех, кто будет танцевать с императрицей на официальных мероприятиях. Чаще раза в год одна и та же фамилия в этом перечне не повторялась. То есть, это и есть причина полового воздержания супруги императора в кругу бравых красавцев-офицеров, за поведением которых приглядывал сам Николай?
             В это время отмечено «платоническое»  увлечение императрицей князем Александром Трубецким, а императора –  «бедной родственницей Романовых» Варварой Нелидовой (из рода Отрепьевых). Но  и  с любовной связью императора было не все просто – просачивалась информация, что император не вступает со своими избранницами в реальную половую связь, подменяя ее «суррогатом», что и их приводило к нервным срывам, к эпилептическим припадкам. «Поддельные» отношения с молодыми людьми  усиливали   нервное расстройство и самой императрицы, толкали на всевозможные «экзотические» поступки.
           Маскарады давали возможность Александре Федоровне по-настоящему расслабиться -  вести себя как женщине непристойного поведения, когда она позволяла себе приставать к понравившимся ей мужчинам  под маской на лице. Подобные низкие нравы царили теперь во всем высшем свете Петербургского общества, но даже тем, кто не хотел бы участвовать в этих аморальных маскарадах, приходилось также надевать маски и танцевать на  скверных балах – так велел царь.
           Именно об этом  пишет в своем дневнике А.С. Пушкин в 1834 году, в частности, о роковом событии, с которого началось разрушение его семьи: «1 января. Третьего дня  я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau …» И далее: « Всё это кончилось тем, что жена моя выкинула. Вот до чего доплясались». Тут же: «Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодою своей женою. Он ревнив до безумия. Дело доходило не раз до драки и даже до ножа. Он прогнал всех своих людей, не доверяя никому. Третьего дня она решилась броситься к ногам государыни, прося развода или чего-то подобного. Государь очень сердит. Безобразов под арестом. Он, кажется, сошел с ума».
             Но это же – сюжет драмы Лермонтова «Маскарад» о безумном картежнике и ревнивце Арбенине, которую он написал в 1835 году. И в этом образе можно узнать и самого императора, по-сумасшедшему ревновавшего императрицу на маскарадах. (Позднее оскандалившийся «маскарадный» Безобразов был сослан на Кавказ, а его жена – в Москву, так были погублены совсем молодые люди, супруги, не перенесшие «приказных» удовольствий императора, которым они должны были служить «верой и правдой» –Т.Щ.) Эта пьеса, запрещенная цензурой, сколько бы поэт ее не переделывал,  в полном виде так и  не увидела света до 1864 года. И у биографов поэта сложилось мнение, что именно она вызвала недовольство  венценосной семьи, еще до стихотворения «На смерть поэта».
          Отметим:  тогда же в своем дневнике Пушкин записывает: «Царь дал мне взаймы 20 000 на напечатание «Пугачева». Спасибо». И тут же отмечает: «Государыня спросила у меня, куда ездил я летом. Узнав, что в Оренбург, осведомилась о Перовском с большим добродушием».
            Одна короткая запись, но как много она значит и для Пушкина, и для Лермонтова!  В ней присутствует фамилия генерала В.А. Перовского. Именно о нем  пишет в своих дневниках уже после гибели Александра Сергеевича, в феврале 1839 года, императрица Александра Федоровна.
        В это время она заинтересовалась автором "Смерти поэта". В начале января 1839 года В. А. Соллогуб писал В. Ф. Одоевскому: "Императрица просила стихи Лермонтова, которые Вы взяли у меня, чтобы списать, и которые, что более соответствует моему, чем Вашему обычаю, Вы мне не вернули". Не отсюда ли начинается задание Соллогубу написать пасквиль на Лермонтова «Большой свет», который летом того же года ему закажет дочь Александры Федоровны – Мария Николаевна?
               Его имя упоминается императрицей в эти же январские дни, но в другой связи. "На днях я была на маскированном балу у Энгельгардта (именно эти балы и  подвергал обструкции в своих стихах Лермонтов –Т.Щ.), - пишет она сыну - наследнику 12 января 1839 года. - Я очень веселилась, интригуя Головина, молодого Салагуба, Апони и т. д. и т. д. Было переполнено и в самом деле очень весело".
              Эта же маскарадная ночь описана в дневнике подробнее: "9 января... к Сесиль (Фредерике), там нашли Вишнякову, Труб(ецкую), Катр(ин). После приятного ужина в четырехместной карете в маскарад. Как интересно! Салагуб, Головин, Апони, - объяснялась с Перовским, судорога в ноге прошла..." 
Описывая уже 3 февраля свой следующий маскарадный выезд, императрица упоминает друзей поэта - А. А. Столыпина-Монго, А. П. Шувалова, А. Карамзина: "Вечером Софи Б(обринская), Перовский в кабинете. После 11-ти в карете С(офи) под маской и (в костюме) летучей мыши с Лили, Трубецкой в маскарад. Атаковала Монго и Шувалова, Карамзин, Трубецкой..."
            А 8 февраля отмечен разговор о Лермонтове с В. А. Перовским в Петергофе: "...Читала с Катр(ин) до 1/2 9. Н(икс) лихорадит. .. Перовский (нрзб.) о Демоне". Затем: "Н(икс) нездоров, я велела пригласить Арендта, вместе читали, завтракать к Шамбо, назад в ландо одни. Н(икса) мучил сплин. Мишель обедал у меня, Н(икс) нет. Вечером чтение Перовского".
           Смысл этих лаконичных заметок расшифровывается в записке императрицы к Бобринской, очевидно, написанной 10 февраля 1839 года: "Вчера я завтракала у Шамбо, сегодня мы отправились в церковь, сани играли большую роль, вечером - русская поэма Лермонтова Демон в чтении Перовского, что придавало еще большее очарование этой поэзии.- Я люблю его голос, всегда немного взволнованный и как бы запинающийся от чувства.
              Об этом у нас был разговор в вашей карете в маскарадную ночь, вы знаете".


                14

             Только  слишком экзальтированной даме придет в голову развлекаться  ночью чтением  жутковатой поэмы «Демон» рядом с самым красивым молодым человеком столицы, каким его считали, Столыпиным Монго, молодым дядей  Михаила Лермонтова и его близким другом, в карете, которая несется в шумный  маскарад великосветского свального фетишного греха холодного зимнего Петербурга. А в душе императрица увлечена автором «ужасника» 19 века, самим поэтом,  и еще млеет  от  голоса Перовского, «взволнованного и запинающегося от чувств»… То есть, императрица испытывает сильнейшее эмоциональное напряжение, которому запрещено выливаться в реальный секс с теми, кто ее возбуждает, и заканчивается это напряжение  необъяснимыми судорогами. Которые  окружающие неправильно называют эпилепсией. А это всего-навсего  эмоциональный (но, вполне возможно, даже физический) оргазм, спровоцированный самой женщиной.
            Между тем,  в фамилии этого замечательного «чтеца» и кроется великая тайна происходивших на тот момент событий вокруг Лермонтова, с которым ни императрица, ни император ни разу лично и близко не встретились, но  он поглощал подчас все их внимание. А чтецом был ни кто иной, как очень известный  и заслуженный  сорокачетырехлетний Василий Алексеевич Перовский, участник Отечественной войны 1812 года.
           У него замечательная биография. 4(16) сентября попал в Москве во французский плен, где пробыл до 1814 года. Состоял при начальнике главного штаба на Венском конгрессе 1814-1815 годов, служил в лейб-гвардейском Егерском полку (1816-1828 годы), адъютант великого князя Николая Павлович (будущего императора Николая Первого –Т.Щ.). Член  «Союза благоденствия» (1818 год), вскоре отошел от декабристов, участвовал в подавлении их выступления.
           Член Комитета о преобразованиях учебных заведений (1826 год), участник русско-турецкой войны 1828-1829 годов.
            Генерал-майор свиты Его Императорского Величества (1828 год), директор канцелярии начальника Морского и Главного морского штабов (1828-1831 годы). Исполняющий обязанности военного губернатора нескольких полицейских частей Санкт-Петербурга во время эпидемии холеры в 1831 году.
            Оренбургский военный губернатор (1833-1842 годы), генерал-адъютант (1833 год), совершил неудачный поход на Хивинское ханство в 1839-1840 годах.
            7 апреля 1857 года по болезни вышел в отставку и 8 декабря того же года скончался в Алупке, имении Воронцовых, холостым и бездетным.
             Но как же такой именитый господин оказался в феврале 1839 года всего лишь в роли чтеца поэмы «Демон»? Правда, у ног самой императрицы…
            Да, этот генерал-майор свиты Его Императорского Величества был еще и не в таких «ролях». И не случайно Пушкин упомянул его в своих дневниковых записях еще за 1834 год.
              Известно, что из этой поездки  он привез сюжет для «Ревизора» Гоголя. В августе 1833 года  прибыл в Нижний Новгород, где местный губернатор Бутурлин принял его за тайного ревизора. Принято считать, что прообразом городничего и послужил Бутурлин. Тем более, что Хлестаков в комедии Гоголя в своём путешествии повторяет часть маршрута Пушкина.
             Но все тот же вездесущий, но «непричастный»  В. Соллогуб рассказывал позже, что сюжет пьесы Н. В. Гоголя «Ревизор» был подсказан следующим эпизодом. Когда А. С. Пушкин приехал в Оренбург осенью 1833 года собирать материалы о пугачёвском восстании, то «узнал, что о нём получена графом В. А. Перовским секретная бумага, в которой последний предостерегался, чтоб был осторожен, так как история пугачёвского бунта была только предлогом, чтобы обревизовать секретно действия оренбургских чиновников». То есть, заслуженный и греющийся в лучах славы рядом с императором генерал и стал прообразом  смешного и нелепого городничего в пьесе Гоголя «Ревизор»?
              Выходит, что так оно и есть. Но смешно ли это в действительности? Если  посмотреть на события того времени, то это  не смешно, а трагично и  связано со страшной смертью замечательного человека, «настоящего ревизора», который действовал по личному заданию Николая Первого, начавшего борьбу с коррупцией, молодого и преданного России офицера Александра Ивановича Казарского.
Побывав с ревизиями в нескольких губерниях, Казарский, с которым был лично знаком Пушкин,  летом 1833 года по заданию императора отправился ревизовать Черноморский флот. Он обнаружил там преступную коррумпированность самого главнокомандующего адмирала Грейга, но  не успел довести дело до конца, потому что был отравлен крысиным ядом и умер в страшных мучениях. Уже в 1834 году в Севастополе по распоряжению нового адмирала –Лазарева - был заложен памятник герою. Восхитительный монумент по проекту художника Брюллова (говорят, что заказчиком был сам Николай Первый) был открыт в 1839 году. Когда осмеянный на весь свет оренбургский, простите,  гоголевский, «городничий» холодной зимней ночью  читал в покоях императрицы  страшную поэму Лермонтова «Демон» голосом, от которого Александра Федоровна приходила в восторг.


15


             В начале 1839 года генерала постигла большая неудача. Но прежде, чем о ней узнать подробно, зададим себе вопрос:  как мог Перовский, будучи губернатором Оренбурга, зимой 1839-го читать «Демона» в покоях императрицы в Петербурге? Может быть, это был другой Перовский? Да нет, тот самый. И был он в столице в это время с особой миссией – с подготовкой плана похода русской армии на Хиву, который он возглавил и проиграл. Вот в чем была его большая неудача.
              И все-таки, остается загадкой: как и зачем могло такое произойти, что после легкомысленного чтения «Демона» всего через месяц генерал Перовский уже осуществлял военный поход на Хиву, имеющий огромное стратегическое международное значение? Или… эти чтения и поездки в маскарады были ни чем иным, как разведкой, которую осуществляла  Александра Федоровна, прихватив в помощники многоопытного Перовского? И все эти развлечения в карете в присутствии молодых офицеров были просто спектаклем, собственным «маскарадом» Ее Императорского Величества, под которым она скрывала желание узнать настроение петербургских аристократов в преддверии новой войны на Востоке, а, главное, выведать у великосветских болтушек, известно ли кому-то о тайных планах императора, который в это время уже ожидал в столице необычного гостя из Англии – маленького, никому не известного человечка немецкого происхождения – почти карлика и почти ребенка… Человечка, который должен был перевернуть всю жизнь в России!
Или императрица с помощью генерала Перовского не просто знакомилась с необычным текстом «Демона», но и глубоко изучала его? Можно предположить, что делала она это не из простого любопытства любительницы  изысканной литературы, а с какой-то практической целью. Скорее всего, лермонтовский «Демон» играл и для нее, и для двора, и для всего российского общества совершенно особую роль. Иначе  императрица нашла бы чтецов попроще и менее затратных, чем генерал и Омский губернатор Перовский.
Но тут еще надо учитывать, что высокопоставленные военные и чиновники, а также разведчики выполняли и выполняют особые поручения для государей во всем мире. К примеру, директор Особенной канцелярии Министерства полиции, опытнейший  разведчик Я.И. Де Санглен, внушавший ужас окружающим, как говорили осведомленные люди, разыскивал и поставлял ко двору  для Александра Первого самых красивых девушек. То есть, выполнял и такое государственное спецзадание.
Так чем же привлек пристальное внимание русского двора в начале сороковых годов  девятнадцатого века лермонтовский «Демон»? У поэмы есть своя глубокая тайна, которая не разгадана до сих пор. А между тем можно сказать, на ней – на этой тайне - и сегодня держится одна из важных технологий контроля за обществом, один из эффективных приемов его усмирения и нейтрализации. Михаил Лермонтов сумел каким-то образом  отгадать ее (или от кого-то узнать) и возвысил в своей поэме до невиданных художественных высот, стараясь таким образом привлечь внимание русского общества к  поистине сверхъестественной проблеме - к убийственной «сверхъестественной» любви.
Что же это за  необыкновенная любовь такая, которая безжалостно убивает? Давайте обратимся к самой поэме и к ее героям. Интересно, что с первых  строк Демон предстает не сверхъестественным, запредельным злодеем, а вызывающим сочувствие, всеми покинутым и отвергнутым, необыкновенным красавцем:


Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил,
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья,
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы!

            Но, как все искусные реальные  мужчины-соблазнители, Демон красочными словами автора  жалуется нам на свою судьбу и сразу становится интересным и желанным образом. Заметим – в жизни происходит все именно так: хочешь соблазнить женщину, вызови в ней сочувствие. А Лермонтов с первых же строк поэмы внедряет в сознание читателей это сочувствие, и масса людей попадает под обаяние зла. Это плохо? Да. Но так происходит в реальной жизни, и Лермонтов показывает нам реальность. Которая есть не что иное, как начало гибельного пути к смерти:

Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.

         Даже великолепный художественный прием, которым поэт рисует нам равнодушие Демона, его истинную сущность и главную опасность для мира, нас не отталкивает, а лишь завораживает еще больше:

И дик и чуден был вокруг
Весь божий мир; но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего…

   Однако тут же появляется предупреждение:
 
Но, кроме зависти холодной,
Природы блеск не возбудил
В груди изгнанника бесплодной
Ни новых чувств, ни новых сил;
И все, что пред собой он видел,
Он презирал иль ненавидел.

                Вот, наконец-то, выясняется страшная истина об уже полюбившемся «герое» - даже неожиданно вспыхнувшая в Демоне страсть к прекрасной девушке не смогла вернуть ему чувства, которые поддерживают, окрыляют и спасают человека – истинную любовь. И он по-прежнему способен лишь губить и тащить за собою в ад.



16



Но как же пошла на это красавица Тамара? Почему дала себя соблазнить и погубить неизвестному и непонятному ей существу? Только ли за его красивые обольстительные слова? Да нет же, дело здесь куда сложнее. Вот что пишет об этом автор:

Клянусь полночною звездой,
Лучом заката и востока,
Властитель Персии златой
И ни единый царь земной
Не целовал такого ока;
Гарема брызжущий фонтан
Ни разу жаркою порою
Своей жемчужною росою
Не омывал подобный стан!
Еще ничья рука земная,
По милому челу блуждая,
Таких волос не расплела;
С тех пор как мир лишился рая,
Клянусь, красавица такая
Под солнцем юга не цвела.

Все было бы красиво в будущем, если бы не одно важное обстоятельство:

В последний раз она плясала.
Увы! заутра ожидала
Ее, наследницу Гудала,
Свободы резвую дитя,
Судьба печальная рабыни,
Отчизна, чуждая поныне,
И незнакомая семья.
И часто тайное сомненье
Темнило светлые черты;
И были все ее движенья
Так стройны, полны выраженья,
Так полны милой простоты,
Что если б Демон, пролетая,
В то время на нее взглянул,
То, прежних братии вспоминая,
Он отвернулся б — и вздохнул...

И Демон увидел это сомнение невесты. А, собственно, какая женщина хотела бы стать рабыней? Даже у влюбленного мужа!  Здесь для прекрасной Тамары заканчивались свобода и счастье девичества, и это делало ее печальной, а соблазнителю  открывало дверь к душе красавицы:

И Демон видел... На мгновенье
Неизъяснимое волненье
В себе почувствовал он вдруг,
Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук —
И вновь постигнул он святыню
Любви, добра и красоты!
И долго сладостной картиной
Он любовался — и мечты
О прежнем счастье цепью длинной,
Как будто за звездой звезда,
Пред ним катилися тогда.
Прикованный незримой силой,
Он с новой грустью стал знаком;
В нем чувство вдруг заговорило
Родным когда-то языком.
То был ли признак возрожденья?
Он слов коварных искушенья
Найти в уме своем не мог...
Забыть? — забвенья не дал бог:
Да он и не взял бы забвенья!..

        И Тамара, и Демон в какое-то мгновенье нашли друг друга, открыв для себя заветные дали свободной любви. Очень важно понять, что тут не только Демон выступает злой силой, но и Тамара, можно сказать, заманила его, обнажив свои истинные желания. Ну и конечно, Демон тут же начал их выполнять, перво-наперво убив жениха и предотвратив свадьбу, на которую тот  спешил.
Здесь самое время привести пословицу: «Бойтесь своих желаний!» Они сгубили ни в чем неповинного юношу, спешившего заключить честный брак с чистой девушкой. Не подозревавшего о том, что красавица уже сговорилась с  самим дьяволом:

Измучив доброго коня,
На брачный пир к закату дня
Спешил жених нетерпеливый…
И вот часовня на дороге...
Тут с давних лет почиет в боге
Какой-то князь, теперь святой,
Убитый мстительной рукой.
С тех пор на праздник иль на битву,
Куда бы путник ни спешил,
Всегда усердную молитву
Он у часовни приносил;
И та молитва сберегала
От мусульманского кинжала.
Но презрел удалой жених
Обычай прадедов своих.
Его коварною мечтою
Лукавый Демон возмущал:
Он в мыслях, под ночною тьмою,
Уста невесты целовал.
Вдруг впереди мелькнули двое,
И больше — выстрел! — что такое?..
Привстав на звонких  стременах,
Надвинув на брови папах,
Отважный князь не молвил слова;
В руке сверкнул турецкий ствол,
Нагайка щелк — и, как орел,
Он кинулся... и выстрел снова!
И дикий крик и стон глухой
Промчались в глубине долины —
Недолго продолжался бой:
Бежали робкие грузины!..

Затихло все; теснясь толпой,
На трупы всадников порой
Верблюды с ужасом глядели;
И глухо в тишине степной
Их колокольчики звенели.
Разграблен пышный караван;
И над телами христиан
Чертит круги ночная птица!


17


В любовном треугольнике обязательно побеждает дьявол, который, обычно, и строит эту пресловутую фигуру. Но посмотрите, что интересно: в случае с Тамарой и ее женихом Демон, чтобы погубить жениха,  использует то же чувство, которое обуревает его самого и девушку – страсть. Ведь и жених поддался греховному искушению, которое гонит его навстречу гибели. Но источник-то смертельной страсти – невинная красавица Тамара! Так что кто больше тут Демон – сам нечистый или она – судите сами. Но, взявшись играть с мужчинами, она все-таки ощущает, что силы неравны, что она будет вынуждена уступить, отступить, и пытается, как это говорится, «выбыть из игры». Тем более, когда жениха ей конь приносит мертвым… Но и собственная слабость, и сверхъестественная сила Демона побеждают ее. Даже в монастыре, в святом месте, Тамара не может спрятаться от собственной страсти, теперь уже без перерыва подогреваемой кем-то неведомым ей. Она медленно и мучительно умирает. Отчего – вот вопрос.


На беззаботную семью
Как гром слетела божья кара!
Упала на постель свою,
Рыдает бедная Тамара;
Слеза катится за слезой,
Грудь высоко и трудно дышит;
И вот она как будто слышит
Волшебный голос над собой:
«Не плачь, дитя! не плачь напрасно!
Твоя слеза на труп безгласный
Живой росой не упадет:
Она лишь взор туманит ясный,
Ланиты девственные жжет!
Он далеко, он не узнает,
Не оценит тоски твоей;
Небесный свет теперь ласкает
Бесплотный взор его очей;
Он слышит райские напевы...
Что жизни мелочные сны,
И стон и слезы бедной девы
Для гостя райской стороны?
Нет, жребий смертного творенья,
Поверь мне, ангел мой земной,
Не стоит одного мгновенья
Твоей печали дорогой!
     На воздушном океане,
     Без руля и без ветрил,
     Тихо плавают в тумане
     Хоры стройные светил;
     Средь полей необозримых
     В небе ходят без следа
     Облаков неуловимых
     Волокнистые стада.
     Час разлуки, час свиданья —
     Им ни радость, ни печаль;
     Им в грядущем нет желанья
     И прошедшего не жаль.
     В день томительный несчастья
     Ты об них лишь вспомяни;
     Будь к земному без участья
     И беспечна, как они!

          Это было сладостное дьявольское искушение, в переводе на обычный язык – убеждение крайнего эгоиста бросить все, забыть обо всем и отдаться бескрайней любовной страсти. А потом – приговор:


     Лишь только ночь своим покровом
     Верхи Кавказа осенит,
     Лишь только мир, волшебным словом
     Завороженный, замолчит;
     Лишь только ветер над скалою
     Увядшей шевельнет травою,
     И птичка, спрятанная в ней,
     Порхнет во мраке веселей;
     И под лозою виноградной,
     Росу небес глотая жадно,
     Цветок распустится ночной;
     Лишь только месяц золотой
     Из-за горы тихонько встанет
     И на тебя украдкой взглянет, —
     К тебе я стану прилетать;
     Гостить я буду до денницы
     И на шелковые ресницы
     Сны золотые навевать...»

 Слова умолкли в отдаленье,
 Вослед за звуком умер звук.
Она, вскочив, глядит вокруг...
Невыразимое смятенье
В ее груди; печаль, испуг,
Восторга пыл — ничто в сравненье.
Все чувства в ней кипели вдруг;
Душа рвала свои оковы,
Огонь по жилам пробегал,
И этот голос чудно-новый,
Ей мнилось, все еще звучал.
И перед утром сон желанный
Глаза усталые смежил;
Но мысль ее он возмутил
Мечтой пророческой и странной.
Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
К ее склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
Так грустно на нее смотрел,
Как будто он об ней жалел.
То не был ангел-небожитель,
Ее божественный хранитель:
Венец из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик — о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, — ни мрак, ни свет!..




                18

Тот, кто ее убивал, кто поставил своей целью убить красавицу, чтобы утащить за собой в преисподнюю и сделать «царицей ночи», не казался ей ужасным духом ада, а  был похож на вечер ясный. С одной стороны – что-то приятное и даже восхитительное в хорошую погоду, с другой – ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет, то есть, бесплодное, неуловимое, что нельзя обнять, к чему невозможно прижаться, кому не суждено взглянуть в глаза…  Да и нельзя!
      Ну что там долго ходить вокруг и около – это и был тот самый бесконтактный секс, который мучил и убивал нашу красавицу, тот самый «ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет». Безрукий  и незримый искуситель-убийца. И это и есть главная идея поэмы Лермонтова «Демон» и главная идея  царских балов-маскарадов в Эрмитаже в Петербурге, «красной» гостиной с «бумажными фаворитами» - молодыми красавцами-офицерами (по утвержденному списку Николая Первого) императрицы Александры Федоровны.
И она, и ее супруг в то время занимались именно бесконтактным сексом, вовлекая в него приближенных. А занятие-то оказалось очень опасным – припадки, вызываемые неудовлетворенным половым возбуждением, били ведь не только  царственную чету, но и тех, кто выполнял эту их прихоть. Аристократы сходили с ума (как Безобразов, о котором рассказал в своем дневнике Пушкин), теряли себя во времени и пространстве. Они становились безвольными и рассеянными и ни в каких тайных обществах уже не могли участвовать и сопротивляться императору тем более. Они находились под постоянным давлением своих порочных страстей и царской четы, которая контролировала их  теперь посредством наслаждений и удовольствий, получаемых от придворных маскарадов. Наслаждений и удовольствий, которые доставлялись под масками неизвестно кем и никого ни к чему не обязывали.
      Вот что подметил Лермонтов, вот о чем он  написал и вот что взбесило  «рассекреченную» царскую  семью до такой степени, что она приговорила поэта к смерти. Это и понятно – ведь, разоблачая новую  стратегию Романовых в деле контроля за обществом, Лермонтов мог поставить под удар  и тайную государственную программу государя по «техническому вооружению», как сейчас бы сказали, России.
               Именно со времен «Демона», «Маскарада» и «Героя нашего времени»  началось внедрение бесконтактного секса в русском обществе как эффективного орудия контроля за ним и орудия его подавления. После Лермонтова  о проблеме стали говорить другие видные русские писатели. Да, собственно, все классики русской литературы обращались к ней постоянно, создавая свои  шедевры. Александр Блок вообще повторил поэму Михаила Юрьевича в своем произведении «Демон», где очень точно описал, что происходит с людьми  при использовании подобных сексуальных технологий:


Иди, иди за мной — покорной
И верною моей рабой.
Я на сверкнувший гребень горный
Взлечу уверенно с тобой.
Я пронесу тебя над бездной,
Ее бездонностью дразня.
Твой будет ужас бесполезный —
Лишь вдохновеньем для меня.
Я от дождя эфирной пыли
И от круженья охраню
Всей силой мышц и сенью крылий
И, вознося, не уроню.
И на горах, в сверканьи белом,
На незапятнанном лугу,
Божественно-прекрасным телом
Тебя я странно обожгу.
Ты знаешь ли, какая малость
Та человеческая ложь,
Та грустная земная жалость,
Что дикой страстью ты зовешь?
Когда же вечер станет тише,
И, околдованная мной,
Ты полететь захочешь выше
Пустыней неба огневой, —
Да, я возьму тебя с собою
И вознесу тебя туда,
Где кажется земля звездою,
Землею кажется звезда.
И, онемев от удивленья,
Ты узришь новые миры —
Невероятные виденья,
Создания моей игры…
Дрожа от страха и бессилья,
Тогда шепнешь ты: отпусти…
И, распустив тихонько крылья,
Я улыбнусь тебе: лети.
И под божественной улыбкой,
Уничтожаясь на лету,
Ты полетишь, как камень зыбкий,
В сияющую пустоту…

      А Михаил Юрьевич, не скрывая своего отвращения к тому, что постигло русское высшее общество с подачи самой императорской четы, писал в стихотворении «1 января»:

Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски,

Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки, -
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки…


Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник не'званную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..






  19


То, что сегодня  в невероятном объеме предлагает нам Сеть интернета в виде порнографических  видеоклипов, это не просто запретное и  для развлечения. Это сильнейшее психотропное оружие подавления человеческой воли, направления человеческого сознания в пустоту, «наполненную» звездной пылью наслаждения. Сохранить себя, свое «я» в нетронутом виде в этой пустоте редко кому удается. И ты полетишь туда «блоковским» камнем, если только какой-нибудь уж очень добросердечный ангел не подхватит тебя на лету и не спасет…
Бесконтактный секс – по порнофильмам или по фотографиям - превращает любого «испытателя» в пустоголовую бездушную куклу, в некое орудие Демона для  бесплодных удовольствий, но готовую  повиноваться за их бесконечное продолжение!
Видимо, так и формируются всевозможные секты, протестные движения. Обращаясь к 19 веку, заметим, что Александр Первый потерпел неудачу в экономических и социальных преобразованиях,  может быть, и потому что не имел такого оружия или не хотел его использовать из моральных и религиозных соображений и не сформировал такую бездуховную и циничную протестную пятую колонну из числа аристократов, которая бы подчинялась только ему, хотя это и было бы большой государственной тайной. Разлюбив жену, он занимался «натуральной» любовью с  большим числом женщин, даже завел «вторую» семью. Как и его супруга, императрица Елизавета Алексеевна, которая также занималась натуральной любовью с  молодым офицером Охотниковым и даже рожала ему детей. Но «вживую» царь был уязвим и сделал уязвимой всю семью Романовых. В конце концов, грянул декабрьский бунт неподвластной ему дворянской оппозиции, что едва не привело к падению династии.
Его младший брат Николай, взошедший вслед за ним на престол, не только уничтожил цвет этой оппозиции, частично перевешав лидеров, частично сгноив ее на каторге в Сибири, но и в силу чисто бытовой причины – болезни жены – создал новую пятую колонну, которая повела Россию не только к технической, но и к социальной революции 1917 года.
         Вы скажете – ерунда? Но тогда сравните  дворцовые маскарады Николая Первого с  аристократами в одинаковых белых масках (обязательном атрибуте) и его жены, под такой же маской пристающей к десяткам мужчин и затем падающей в эпилептическом припадке  сексуального возбуждения, и современные порнофильмы на садо-мазохистские темы, где «герои» в масках учат вас, как получать удовольствие, не зная, кто его «автор». В чем разница?
         А теперь о еще более серьезном. Современные политики и историки ищут доказательства участия Романовых в событиях, которые привели к  Октябрьской революции 1917 года. Есть много фактов дворцовых усобиц, заговоров, противоречий в венценосном семействе. Но чтобы понять, что именно Романовы открыли двери  революции в России, приведшей к падению  великой империи, нужно отступить именно в 1839 год, в то время, когда никто бы и подумать не мог ( и сегодня не может) о революционных наклонностях в настроении Николая Павловича.
          Но после провала планов Александра Первого политического и экономического реформирования страны  с участием дворян, его брату, принявшему правление, пришлось эти планы сильно корректировать. Внимательно наблюдая за бурным развитием Англии, Николай Первый все больше  испытывал желание сблизиться именно с этой страной. Фразу, сказанную Лениным после  казни его брата (фатальное совпадение), «Мы пойдем другим путем», по справедливости нужно бы отдать Николаю Павловичу. Он продолжил дело своего брата, но так, что даже его приближенные поначалу ничего не заметили! Это была потрясающая «подпольная» работа!
               В чем же она заключалась? В сговоре с иностранными государствами – с вольным городом Бремен Германского союза и Англией. В конце тридцатых годов 19 века Россию еще можно было называть «жандармом Европы», поскольку она пока что  контролировала новые территориальные образования там после победы над Наполеоном. А именно на Венском конгрессе был создан Германский союз вместо распущенной в 1806 году Священной Римской империи. В него входили Австрия, королевства Пруссия, Бавария, Саксония, Ганновер, Вюртемберг и четыре города-республики – Франкфурт, Гамбург, Бремен и Любек.
           Теперь, как говорится, «следите за руками»: ненавидя французскую революцию 1830 года, нового, «буржуазного», короля Франции  Луи Филиппа, из-за которого либеральное  революционное движение перекинулось и в Германию,  Николай Первый в 1839 году принимает в России эмиссара из Манчестера,  родившегося и получившего образование и воспитание именно в свободном, конституционном городе Бремене, одним из первых в Германии освободившем крестьян от крепостной зависимости – Людвига Кнопа.
           Тот, кто узнал бы о двойных стандартах в мышлении русского императора-реакционера, беспощадно подавившего бунт декабристов в 1825 году, и о его тайном сговоре с Англией и конституционным Бременом в 1839 году, мог бы назвать его государственным изменником. И, возможно, был бы прав…
          То, что сделал Николай Первый, было гораздо рискованнее и революционнее, чем  планировал его брат, император Александр Первый. Практически одновременно с Англией он начал в России промышленную революцию, которая затем совершила в короткое время  настоящий переворот в российском обществе, породив  новый класс влиятельной и богатой буржуазии – купечества и промышленников. Веками русские цари не могли справиться со своими антагонистами – боярами и дворянами-аристократами, сколько бы они не меняли их местами, не гнобили и не «переделывали», отрезая бороды и одевая в европейское платье, пытаясь приблизить их к прогрессу. Николай Павлович решил эту проблему быстро и радикально.

                20


            Для подобных преобразований нужна особая идеология. Часть ее – литературные произведения  талантливых авторов, направленные на проведение  определенной политики власти в жизнь общества. Вот, видимо, почему так старательно изучала царская семья  в 1839-м, а затем в 1840-м годах творчество поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Даже его ужасное  стихотворение «Смерть поэта», можно сказать, было им на руку, поскольку привлекло к молодому писателю  внимание российского общества. И царь уже был готов приблизить к себе поэта для своих практических целей, но вдруг обнаружил в опубликованном романе … себя самого и в образе холодного и бессердечного убийцы Печорина, и в образе противного, самонадеянного и глупого Грушницкого, да еще эта княжна с английским именем Мери! Если его покойный  брат император Александр Первый в образе Александра  Чацкого в пьесе Грибоедова «Горе от ума»  «пришелся ко двору» Николая Первого, то «герой» Лермонтова, вырвавшийся на волю без высочайшего разрешения,  вызвал гнев царя.
Напомним: в 1840 году Николай писал жене: «Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора.
Характер капитана (Максим Максимыча –Т.Щ.) набросан удачно. Приступая к повести, я надеялся и радовался тому, что он-то и будет героем наших дней, потому что в этом разряде людей встречаются куда более настоящие, чем те, которых так неразборчиво награждают этим эпитетом. Несомненно, кавказский корпус насчитывает их немало, но редко кто умеет их разглядеть. Однако капитан появляется в этом сочинении как надежда, так и не осуществившаяся, и господин Лермонтов не сумел последовать за этим благородным и таким простым характером; он заменяет его презренными, очень мало интересными лицами, которые, чем наводить скуку, лучше бы сделали, если бы так и оставались в неизвестности — чтобы не вызывать отвращения». И, намекая на  отправку поэта на Кавказ, завершает: «Счастливый путь, г. Лермонтов, пусть он, если это возможно, прочистит себе голову в среде, где сумеет завершить характер своего капитана, если вообще он способен его постичь и обрисовать».
            Незадолго до смерти, возможно, понимая это настроение императора, Лермонтов написал  замечательное, хотя и очень грустное, предисловие ко второму изданию «Героя…», пытаясь разъяснить читателю свою авторскую позицию: «… Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар. Наша публика похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался бы уверен, что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы. Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов. Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых... Старая и жалкая шутка! Но, видно, Русь так уж сотворена, что все в ней обновляется, кроме подобных нелепостей. Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности! Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..  Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает, и к его и вашему несчастью, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж бог знает!»


                21



          Хочется повторить вот это высказывание Михаила Юрьевича:  «…Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар». Кто, кроме царя, понял тогда, о каком орудии говорит поэт? Остром и почти невидимым и тем не менее – смертельном. Под одеждою лести оно наносит неотразимый и верный удар. Это происходит тогда…

Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки…

В своем стихотворении «1января» поэт объясняет, кто танцует на царских маскарадах, кто и куда пытается завлечь его – это люди, потерявшие душу в погоне за неуемной губительной страстью, отказавшиеся от естественной любви не только к человеку, такому, какой он есть, а не к неизвестной маске-фетишу, но и к самой природе и ее законам.
Но поэт не хочет этого и

Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки…

О гибельности блеска и суеты сказал затем Федор Достоевский в романе «Идиот», но его практически никто не понял, более того, его неправильно поняли и вот уже сто пятьдесят лет «исповедуют» свою же  ошибку, утверждая, что красота спасет мир! В романе 18-летний юноша Ипполит Терентьев,  ссылаясь на переданные Николаем Иволгиным слова князя Мышкина и иронизируя над последним: «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет «красота»? Господа, — закричал он громко всем, князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пересказал... Вы ревностный христианин? Коля говорит, что вы сами себя называете христианином.
Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему».
            Речь идет о любви князя Мышкина к  красавице, развращенной с детства богачом-педофилом  нимфетке и куртизанке Настасье Филипповне. В свое время, приняв  предложение извращенца-дьявола,  эта девушка сама стала представительницей темного мира, принося людям лишь адские муки, безжалостно соблазняя их и повергая в греховность, толкая к преступлениям.
          И ужасный Печорин Лермонтова, и преступная Настасья Филипповна – это, собственно, уже и не люди, а порождение самого дьявола, его слуги. Но одновременно они и жертвы – насилия, сексуального соблазнения, с ранних лет попавшие в руки  каких-то извращенцев, таких же служителей сатаны.
          И как же нам относиться к Николаю Первому и его супруге, когда из произведений Лермонтова и дневников Пушкина мы видим, что подобное «воспитание» именно они начали внедрять в русское общество на пресловутых великосветских маскарадах да еще в «приказном», так сказать, порядке? И ужасная история с  Пушкиным и его женой, которым Николай не позволил покинуть Петербург и эти развратные балы, ради которых даже «одарил» поэта чином камер-юнкера, приведшая Александра Сергеевича к гибели, - яркое тому подтверждение. Приказав поэту продолжать жить в столице и привозить  жену на балы, где ее открыто домогался искушенный извращенец, «усыновленный» таким же развратником, и сумел  посеять вокруг нее грязные толки, император и подписал Пушкину смертный приговор. И просто задайте себе вопрос: а если бы на этих балах царила более пристойная атмосфера, сумел бы добиться своего рокового «успеха» Дантес?
А его «ухаживания за Натальей Гончаровой-Пушкиной, между прочим, совсем не были обычными – они сопровождались  сильнейшим гипнозом. О чем можно судить по дневникам той же Софи Карамзиной. Окружающие замечали, что как только Натали оказывалась на балу вдали от  мужа и попадала в поле зрения Дантеса, она теряла себя – краснела, тяжело дышала и словно не понимала, что происходит с нею и что происходит вокруг. А теперь вспомним, что Дантес входил в круг офицеров, приближенных к императрице Александре Федоровне. В ее «красной гостиной» под контролем Александра Христофоровича Бенкендорфа с подачи императора, по всей видимости, и разрабатывалась стратегия воздействия на  определенных лиц, стратегия подавления их воли, контроля над ними. В ход шло, скорее всего, сильнейшее психотропное оружие того времени – масонский гипноз, который был  широко распространен еще с незапамятных времен во всевозможных тайных орденах сатанистами всех сортов.
          Можно себе представить, как мучился Пушкин, искушенный в масонских делах, видя издевательство над своей женой извращенца-француза и ее страдания, которые  могли кончиться однажды вообще прилюдным позором -  публичным оргазмом ни в чем неповинной жертвы. Это сатанисты умели и умеют делать на расстоянии. Вот от чего хотел бежать поэт в российскую глушь вместе с семьей и вот чего царь ему не позволил, желая наблюдать и дальше за публичными страданиями знаменитой семейной пары. Это было настоящее истязание, сравнимое с садизмом. И мог это делать только сумасшедший извращенец, каким и предстает здесь перед нами Николай, изводивший своих фавориток бесконтактным сексом и доводивший их до эпилептических припадков. И об этом  знал Пушкин, но бороться и победить это хотя бы в отношении своей жены не мог.
             Вот в чем кроется секрет политики, которая использует половые извращения как эффективное оружие против общества, которое в определенный момент нуждается в сильном давлении, в укрощении  в интересах правителей: извращены, как правило, лишенные стыда и совести, готовые на любой безнравственный поступок, легко проникают к людям неиспорченным, неискушенным, не подозревающим даже о той грязи, которой испачканы души сексуальных грешников. Они – искусные соблазнители, обманщики и могут заманить любого неискушенного человека в пучину  неведомых наслаждений и порока, отвернуть от Бога  и погубить, сделав рабом сатаны.



                22

В своем роковом письме к барону Геккерену Пушкин  разоблачает приемы мерзких соблазнителей, срывая маски  с «приличных» лиц достопочтенных господ, представителей двух правящих дворов – России и Европы. И то, что было тайным и «за семью печатями», становится явным  в своем безобразии:
        «Барон!
        Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения; я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.
          Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.
        Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать ходу этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этимпроискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
        Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга.
Александр Пушкин.
26 января 1837.»

            И это – объявление войны не только Геккерену, но и всем «маскам» царского двора. Что, конечно, до крайности возмутило императора, «разрабатывавшего» на конкретных людях  свою стратегию усмирения общества, которому предстояло в самое ближайшее время войти в иное русло жизни «железного века».
И тут на пути встает поэт Пушкин, лицо, милостиво приближенное к императору, им облагодетельствованное и подписавшее с ним (хотя и негласный) договор о непротивлении воле царя  еще в 1826 году. Теперь договор прилюдно разорван, объявлена война, и… что остается императору? Ему остается  признать уничтожение поэтом их договора и тоже не соблюдать его условия. А одно из них, как мы помним, было обещание Николая Первого быть личным цензором Пушкина, что означало гарантированную  царскую защиту поэту от любых напастей. Теперь защита снята, ее нет, и смертельная дуэль может беспрепятственно состояться. Понятно, что  внимательно следивший за Пушкиным Бенкендорф вдруг отвлекся в решающий момент и «не понял», куда нужно посылать своих агентов для предотвращения убийства. Да он и не должен был теперь это понимать.
Но не все так просто в решении Николая, который больше не хочет терпеть сопротивление Пушкина его воле, его тайной политике, строящейся именно в эти годы на экономическом и финансовом сговоре с Англией ради развития текстильной промышленности в России. Как не хочет он и разоблачений Лермонтовым своих «маскарадных» приемов в управлении обществом.
         Пушкин и Лермонтов взялись осуждать и разоблачать царя, однако, сами использовали в своих произведениях сильнейшие художественные образы, ставшие для читателей настоящим «опиумом», одурманивающим сознание. К тому времени, когда император объявил им негласную личную войну,  поэты уже успели заворожить русский народ, искусно «переманив» на свою сторону. Вообще даже непонятно, как в 1826 году Николай Первый рискнул оставить Пушкина на свободе и  в живых, тогда как его спецслужбы при расследовании дела о декабристах нашли почти у каждого лидера стихи Александра Сергеевича, и следствие вынуждено было признать его своего рода «идейным вдохновителем» восстания 1825 года. Разве Пушкин в этом случае не был «демоном», управляющим сознанием большого количества людей?
           Да, Пушкин был опасен для правящего режима Романовых, и в первую очередь потому, что использовал в своих произведениях такие  искусные художественные приемы, перед воздействием которых никто не мог устоять – ни аристократ, ни крепостной крестьянин.
Но тем убедительнее была победа императора над поэтом, что он сумел найти и использовать против него еще более эффективное средство – сильнейший гипноз сексуального возбуждения  его жены. Из «красной гостиной» самой императрицы, лично «отработавшей» секретное «оружие» на придворных маскарадах, был брошен на это «спецзадание» обращенный бес французского происхождения Дантес. И он его блестяще выполнил.


23


Через пять лет после смерти Пушкина в такой же опасности оказался его покровитель и друг, поэт и царедворец Василий Жуковский. В 1841 году, в возрасте 58 лет, в Германии он женился на дочери придворного художника, двадцатилетней немке и красавице Елизавете Рейтерн. После венчания  не стал возвращаться в Россию, а прекрасно обустроил жизнь своей семьи в Европе. Он сделал то, о чем  только мог мечтать Пушкин перед своей гибелью.
        Чета Жуковских поселилась в окрестностях Дюссельдорфа в двухэтажном особняке с видом на парк. Василий Андреевич так описывал его: «С севера окружает мой дом маленький сад (150 шагов в окружности); за садом мой собственный огород, снабжающий обильно, мой стол картофелем, салатом, горохом и подобною роскошью; за огородом поле, на горизонте которого городское кладбище, мимо этого кладбища идет большая дорога. На восток от моего дома продолжение парка… Положение дома моего весьма уединенное. Он вне всякого городского шума… Я убрал этот домишко так удобно, что не могу желать себе приятнейшего жилища: в нём есть картинная галерея, есть музеум скульптуры и даже портик, под которым можно, не выходя из дома, обедать на воздухе. В саду есть пространная беседка… Я должен прибавить, что самая большая горница моего дома принадлежит не мне, а моему тестю Рейтерну. В ней он учредил свой atelier, где теперь работает весьма прилежно».
Но это семейное благоденствие Жуковского в Европе не устраивало Романовых, которые не замедлили потребовать возвращения  бывшего воспитателя наследника престола, великого князя Александра Николаевича, вместе с его очаровательной  молодой супругой.  Но старый царедворец был слишком опытным, чтобы рискнуть отдать свою возлюбленную жену на поругание  царскому двору, который бы тут же  принялся терзать и растлять ее, вне всякого сомнения. Жуковский был опытнее и мудрее Пушкина –  не постеснялся объявить свою жену тяжело больной после выкидыша, а затем и вовсе – безумной. Он переезжал с ней с места на место, терпел большие неудобства, но в Россию так и не вернулся. Жена родила ему двоих детей, а он с усердием занимался любимым делом – переводил «Илиаду» и «Одиссею» Гомера. В середине сороковых к ним присоединился Николай Гоголь, который также  имел большие проблемы со здоровьем в это время (или так объявлял о себе по наущению Жуковского –Т.Щ.), находясь в депрессии. Слухи о нездоровье Гоголя дошли до России, где начинающая еще только звезда русской литературы, возомнивший себя соперником гения (как и граф Соллогуб  на заказанной Романовыми пародии  на Лермонтова «Большой свет», так и Достоевский на заказной пародии «Село Степанчиково и его обитатели» на  знаковую книгу Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями»  - «Т.Щ.), молодой Федор Достоевский  даже объявил о его кончине…
На самом деле, закрывшись в Европе, Жуковский и Гоголь занимались изнурительной работой по созданию произведений, которые в идейном смысле противостояли тому, что внедрял в сознание русского общества Николай Первый. Переведенными «Илиадой» и «Одиссеей» Жуковский собирался вновь проводить в отечественной литературе идеи романтизма в противовес прагматизму и демонизму свободной любви. А Гоголь стремился внушить русскому обществу необходимость  высшей духовности и верности православию, любви к Богу и преданности его дому - русской православной церкви.
Остается только догадываться, почему Романовы старались изо всех сил помешать Жуковскому, а книга Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», вышедшая в свет в начале 1847 года, была беспощадно раскритикована в России, сам же писатель подвергнут обструкции даже  со стороны своих близких друзей. За что? За критику европейского прогресса и излишнюю религиозность. А второй том «Мертвых душ» вообще не увидел света, потому что Гоголь вздумал  влезть в дела старообрядцев (теперь – главных ставленников императора в задуманном им продвижении технического прогресса), которых заподозрил в излишней финансовой, предпринимательской и политической активности, которые могли бы угрожать государству.
И все это – и романтизм, и возвышение церкви, и кивки в сторону обновляющегося и укрепляющегося  старообрядчества – стали устаревшими темами для  императорской семьи, которая решила не отставать ни на шаг от Европы в деле развития промышленности, бизнеса, финансов, которые должны были сформировать новое, более прогрессивное, русское общество на основе «пятой колонны» старообрядцев.
Нужно ли ругать  Николая Первого за «отступничество» в церковной идеологии и политике  дома Романовых, которые они исповедовали с середины семнадцатого века? Казалось бы, напротив, его нужно только одобрить, поскольку он это сделал бескровным методом ради  прогресса,  восхождения русского общества на  более высокую ступень развития и очередного сближения с Европой. Но, увы, история показала, что все гениальные русские поэты были правы, пытаясь доказать, что новая идеология разрушения любви несла в себе опасность для общества, грозя ему великими катаклизмами, вырождением нации и потерей государства.

24

Повторюсь – все-таки и великие русские поэты, как и другие стихотворцы всех времен и народов, использовали высокохудожественные приемы «приворота», завораживая читателя и приводя его под свой контроль. Можно отметить явление одержимости их творчеством и ими самими и со стороны общества, и со стороны отдельных любителей литературы, и со стороны некоторых членов семьи Романовых.
Об одержимости Пушкиным  русским обществом и говорить не приходится  - он при жизни  воздвиг себе «памятник нерукотворный». Также был любим и обожаем Гоголь. А вот к Лермонтову страсть, похоже, испытывала сама Александра Федоровна. Жена Николая Первого, увлекшись  «Демоном» и стихотворением «Молитва», писала, что не понимает таинственное, происходящее между нею и поэтом, но чувствует какую-то связующую их нить. Вот текст стихотворения «Молитва»:


В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко...


Александра Федоровна уверяла свою семью, ненавидевшую Лермонтова и обвинявшую его в демонизме, что это стихотворение снимает с него все подобные  обвинения. Ее, скорее всего, привлекал в этом тексте призыв к чистоте отношений, к истинной любви и, главное, надежда на возможность вернуться к божественным истокам в человеческих отношениях, которые на царских маскарадах и в их с мужем спальнях были заменены на суррогат безликого разврата. Когда никого не любишь, никого не знаешь, но получаешь безграничное  физическое удовольствие под маской и от маски. И организм, как бы ориентируясь на это ничто и нечто (помните, как в Демоне о нем – «ни день, ни ночь»), начинает сублимировать чувства, вызывая дрожь в теле и экстаз, похожий на эпилептический припадок, от  искусственных возбудителей.
Отсюда можно сделать вывод: если императрица шла с этим текстом за поэтом, то она была в душе против маскарадной припадочной любви и хотела вернуть чистоту любовных отношений с мужем. Но в доме Романовых этому противилась сама природа – болезнь Александры Федоровны. От всего этого кошмара, который свалился на нее, можно было найти спасение лишь в одном месте – в монастыре. Может быть, идея спастись, как Тамара Лермонтова, и привлекала императрицу, да кто бы ей позволил это сделать, когда в России ее муж затевал такие невообразимые дела? И она должна была разделить выполнение этой исторической задачи.
            Дочь поэта Ф.И.Тютчева Анна Федоровна, с 1853 года фрейлина цесаревны Марии Александровны, внучки Николая Первого, в своих воспоминаниях писала об императрице Александре Федоровне: «Император Николай I питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него эта была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки».
                А следил за связанными «крыльями» императрицы А.Х. Бенкендорф, шеф жандармов и главный начальник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (служба госбезопасности). Вместе с ним этой работой занимался Алексей Федорович Орлов, внебрачный сын Федора Орлова, одного из братьев, помогавших Екатерине Второй взойти на престол. По ее указу все «воспитанники» Федора получили дворянство и права на наследство отца. Алексей Федорович сделал блестящую карьеру при дворе, в 1844 году сменил на посту Бенкендорфа.
                Интересно, что о спасении от искушения дьяволом разврата в монастыре писали и до Лермонтова. Перед тем, как освоить «безопасный» «бесконтактный» секс, высшие общества развитых стран задолго до этого  пали в физическом и духовном разврате. Этот процесс падения описал в своем романе в письмах «Опасные связи» французский генерал Шодерло де Лакло. Роман увидел свет в 1782 году – за полвека до гибели Лермонтова на дуэли. Сегодня литературоведы расценивают его как одно из лучших произведений 18 века. Современники говорили то же самое.
Его называют сатирическом романом о нравах французской аристократии.  Не буду  повторять  сюжет, он хорошо известен по поставленным по нему фильмам, но напомню: пострадавшая от  большой искренней любви к  развратному виконту де Вальмону добропорядочная богобоязненная президентша де Турвель скрывается в монастыре, но не в силах победить саму себя, умирает в глубоком раскаянии от случившегося.
Конечно, де Турвель напоминает нам Тамару  Лермонтова, но все-таки она испытывала чувства к реальному злодею, из плоти и крови. Который лишь играл роль  дьявола. А Тамара была истощена до смерти физическим наслаждением, которое получала, сама не зная, от кого. Ей лишь мерещился какой-то необыкновенный красавец, и она слышала его тихий обольстительный голос. И только это вводило ее в любовный экстаз и лишало сил, истощив до конца, до смерти в монастыре, где она спряталась в поисках спасения от необыкновенного наваждения.
О подобном писал и А.С. Пушкин в «Евгении Онегине»:

Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим
Средь обольстительных сетей.
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хваленых дедовских времян:
Ловласов обветшала слава
Со славой красных каблуков
И величавых париков.

           Вспомним теперь Наталью Николаевну Гончарову-Пушкину. Устав от навязчивых ухаживаний Дантеса и поняв, что  не может с ними справиться, она проявляет решительность и, не посоветовавшись с мужем, идет на свидание со своим мучителем, чтобы пробудить в нем сочувствие и убедить отстать от нее. За этот поступок принято исторически осуждать ее. Но, на мой взгляд, в нем есть и смысл, и смелость, но нет полного понимания происходящего. Дантес использовал свои гипнотические сатанистские чары в отношении Натали по заданию тех, кто их в это время «обкатывал» на великосветских балах как стратегическое оружие усмирения общества. Ведь он был тогда приближенным императрицы Александры Федоровны и завсегдатаем в ее «красной гостиной». А там царили безжалостные аморальные нравы. Вот что доказывает: Дантес не любил Наталью Николаевну, он вообще никого не любил, потому что был обучен в школе нелюбви  одним из «лучших» педагогов Европы – самим искушенным содомитом Геккереном. И кто был заказчик этого истязания «бесконтактной любовью»  Натальи Николаевны и ее мужа, тоже легко догадаться, исходя из приведенных обстоятельств, - свои шпаги в этом поединке за спиной несчастной женщины скрестили Пушкин, Дантес и сам император – главный кукловод и постановщик смертельных «маскарадных» опытов.
          Вы скажете – как мог император «скрестить шпагу» с  каким-то незначительным Дантесом? Но давайте вспомним, что Николай и Дантес поддерживали связь после смерти Пушкина до самой кончины  самого императора. То есть, этот тип был всегда нужен Николаю куда больше, чем гениальный поэт Пушкин.


25



Но вернемся к отношениям императора с Лермонтовым. Еще раз спросим, зачем Николаю был нужен такой литературный герой, как Максим Максимыч из Кавказского корпуса? Затем, чтобы российское общество  того времени  убедилось в необходимости людей, которые сражаются за интересы страны на восточных рубежах. А там с 1813 года  шла непрекращающаяся схватка за торговые пути для азиатского хлопка в Россию. Она имеет политическое название «Большая игра», жертвами которой, собственно, и стали четыре гения России: Грибоедов, Пушкин, Лермонтов и Гоголь. Да и Достоевскому от нее досталось едва не до смерти.
             Большая игра  (другое русское название — Война теней) — геополитическое соперничество между Британской и Российской  империями за господство в Южной и Центральной Азии в XIX — начале XX века. Выражение the Great (Grand) Game впервые использовал офицер на службе Ост-Индской компании Артур Конолли на полях копии письма, отправленного британским политическим представителем в Кабуле губернатору Бомбея в 1840 году. В широкий оборот термин был введён Редьярдом Киплингом в романе «Ким»  в 1901 году.
            Интересно, что убежденный масон и друг английского короля Георга Пятого  писатель Киплинг в этом романе создал образ мальчика-сироты, воспитанного в Индии и ставшего с детских лет шпионом. Как этот образ напоминает нам другой – юноши, почти ребенка, прибывшего в Петербург из Англии  с великой международной  миссией, о которой не знал никто, кроме императора Николая Первого, задумавшего  выиграть в этой «Войне теней». Кстати говоря,  знаменитого на весь мир Киплинга, в отличие от русских гениев,  английский король  не убил, он до конца жизни был его другом, и Киплинг прожил очень долго и счастливо, в самом ее конце публично воспев свое любимое масонство в стихах «Материнская ложа».
Не странно ли, что готовил и осуществлял Хивинский поход в 1839 году генерал В.А. Перовский, который незадолго до этого читал поэму «Демон» императрице своим необыкновенным, по ее определению, голосом. Ничего странного в этом нет, если учесть, что как раз в покоях императрицы готовилась и обкатывалась новая – «маскарадная» - стратегия контроля за обществом. Подготовленные к ней морально разложившиеся в быту аристократы и дворяне, вступали теперь (или скатывались, точнее  выразиться) на новую ступень морального разложения, которым являлся  «секс под масками» при отсутствии любви к конкретному человеку, когда вместо нее присутствует только желание бесконечного анонимного удовольствия, доводящего до безумия и делающего даже интеллектуальных и высокообразованных людей  слабыми и неспособными к активной  гражданской деятельности. Ну и еще шантаж, конечно – ведь это анонимно получающие удовольствие не знали «партнеров»  в маскарадах, а спецслужбы-то все обо всех там знали, наблюдали и фиксировали. В любой момент эти свидетельства могли быть использованы для огласки и падения карьеры каждой из белых одинаковых «масок».  Вот такие люди уже не могли вмешиваться в новую политику Николая Павловича по внедрению в Россию технического прогресса при его тайном сговоре с Европой. Эту революцию он осуществлял лично сам!
                Одной из причин Хивинского похода, который подготовил сразу после чтения поэмы «Демон» в покоях государыни Александры Федоровны, осуществил  и проиграл в 1839 году В.А. Перовский, и стала Большая игра — российско-британское противостояние в Средней Азии и на Ближнем Востоке. Основными задачами похода, определёнными на заседании особого комитета Азиатского департамента в марте 1839-го, было прекращение набегов хивинцев на подвластные Российской империи территории, освобождение российских пленных в Хивинском ханстве, обеспечение безопасной торговли и транзитов грузов и исследование Аральского моря. Предположительно одной из целей было смещение тогдашнего хивинского хана Алла Кули-хана и возведение на престол человека, более лояльного к Российской империи.
              По мнению некоторых исследователей, поход мог быть подготовкой к более масштабным военным действиям и последующим завоеванием Россией узбекских территорий.
                Как писал И. Виткевич, адъютант Перовского, направленный им с разведывательной миссией в Среднюю Азию: "Ныне власть и влияние нашего управления простирается почти не далее пограничной черты Урала и не внушает ни кайсакам, ни областям Средней Азии особенного уважения". «С нашего каравана взято хивинцами с одних бухарцев на 340 бухарских червонцев, или на 5440 рублей. С татар наших берут, как известно, вдвое противу  азиятцев… У татар наших развязывают тюки, бьют людей и собирают с неслыханными притеснениями и злоупотреблениями; из развязанных тюков хватают и тащат товары во все стороны…». «Если посмотришь своими глазами на эти самоуправства, о коих у нас едва ли кто имеет понятие, то нисколько нельзя удивляться застою нашей азиатской торговли.» «Хивинцы ездят по Сырдарье, до самого Ак-Мечета Ташкентского, где отделяется Куван от Сыра, и грабят беспощадно  чумекейцев наших, которые зимуют здесь и прикочевывают на лето к Оренбургской линии между Орска и Верхнеуральска.» «Ныне же насилие это вошло в употребление, и наши так называемые подданные (киргиз-кайсаки), будучи с нашей стороны освобождены от всякой подати и в то же время подвергаясь, по беззащитности своей, всем произвольным притеснениям и поборам хивинцев, поневоле повинуются им более чем нам и считают себя более или менее подведомственными хивинскому хану».
                Россия хотела в этом районе получить новый стратегически важный торговый путь: в регионе Хивинского ханства было большое количество хлопка, который на рынке стоил дорого. Хлопок было долго и небезопасно везти через казахские степи, поэтому более быстрым и безопасным путём могла бы стать Аму-Дарья (если бы она впадала, как думали в то время, в Каспийское море).
           Для Российской империи поход оказался безуспешным. Войска вернулись в Оренбург, потеряв в походе 1054 человека, преимущественно из-за холода и болезней. Из вернувшихся 604 человека были положены в госпиталь в связи с заболеванием цингой, многие из них не выжили. 600 русских пленных, отставших от отряда, а также взятых хивинцами в плен на пограничных постах ещё до начала похода, вернулись в Россию в октябре 1840 года. Одновременно с возвращением пленных, хан Хивы издал приказ, в котором его подданным запрещалось брать в плен русских или даже покупать их у других степных народов]. Очевидно, что несмотря на неудачный исход похода Перовского, Кули-хан не хотел дальнейшего обострения отношений с Россией.


                26


              Проблемы с эффективными поставками импортного хлопка в Россию без всякой войны решил агент английской королевы Виктории немец Людвиг Кноп, работавший в России. Всего за десять лет ему удалось стать крупнейшим поставщиком хлопка из Америки, Египта, Индии и Туркестана, где у него были собственные плантации. В связи с бурным развитием хлопчатобумажной промышленности ввоз хлопка в Россию (в целях его переработки) вырос с 1,62 тыс. т. в 1819 г. до 48 тыс.т. в 1859 г., то есть почти в 30 раз, причем особенно быстро хлопчатобумажное производство росло в 1840-е годы. Таких темпов, как за 40-е годы, с учетверением за одно лишь десятилетие, не знала даже Англия в свои лучшие годы промышленного переворота XVIII века.
              История развития производства хлопка в России, начатая Кнопом, продлилась до времен СССР. Рост цен на американский хлопок и трудности с его доставкой в конце ХIХ заставили власти России приступить к его выращиванию в Туркестанском крае. Было решено превратить Туркестан в хлопковую базу Российской империи.
             Но Средняя Азия не могла удовлетворить все потребности российской промышленности, поскольку Хива и Бухара еще не были полностью поглощены Российской империей. Эти ханства, хотя входили в состав России, но имели практически неограниченную власть во внутренних делах. Россия по-прежнему была вынуждена закупать хлопок в США. Извне его ввозилось около 60 процентов. В связи с чем в 1910 году встал вопрос о превращении Бухарского и Хивинского ханства в полные колонии России.
          Вступление Российской империи в Первую мировую войну отложило присоединение Бухарского эмирата и Хивинского ханства к России. Тем самым до революции Туркестанский край не смог обеспечить хлопковую независимость российского государства. Только с 1930-х годов, после победы над «басмачами» (то есть окончательного присоединения Средней Азии), Россия в лице СССР обрела полную хлопковую независимость. Но об этой войне  в школах и в отечественных кинофильмах говорилось без упоминания истории развития текстильной промышленности в России и СССР, начиная с неизвестного проекта Николая Первого, пошедшего на  тайные  экономические и политические договоренности с Англией во имя технического прогресса страны.
                С 1938 года  на территории Узбекистана начались грандиозные народные стройки каналов для полива хлопковых плантаций, в которых участвовало и сельское население и горожане. Методом народных строек были сооружены Большой Ферганский, Северный Ферганский и Южный Ферганский каналы, Южный и Северный Ташкентские каналы, Зеравшанский канал, Каракумский канал, Катта-Курганское водохранилище и многие другие. Построены и реконструированы осушительные каналы, улучшено мелиоративное состояние заболоченных земель. В результате в советское время дренажные работы получили большой размах. Благодаря широкой сети каналов, построенных в годы советской власти, засушливые и пустынные земли Узбекистана превратились в аграрные земли. Появились новые крупные районы хлопководства.
              В итоге Узбекистан превратился в «хлопковую державу», стал мощной хлопковой базой СССР.
              И, как ни удивительно, не фантастично даже, всего этого – в немалой степени - Россия достигла, в том числе, «благодаря» потери  «невинности» ее высшего общества в царствование Николая Первого, который с помощью «особого стратегического оружия» - простите,  разврата – бескровно осуществил переворот в промышленности, в экономике и в финансах страны  при участии английского агента Людвига Кнопа и  «пятой колонны» старообрядцев.



27


В 1846 году, накануне Французской революции 1848 года, Николай Васильевич Гоголь жил в семье Василия Андреевича Жуковского в Германии. Оба они объявили о том, что больны, что жена Василия Андреевича в глубокой депрессии, так же, как и Николай Васильевич, и все нуждаются в покое и лечении. На самом деле, им обоим  было некогда отдыхать, они напряженно работали, чувствуя, что в Европе грядет революционный апокалипсис. Семейство Романовых в России напрасно беспокоилось о том, что поэты могут изменить национальным интересам своей страны, Жуковского же они к тому же  подозревали в приверженности к католичеству из-за его женитьбы на лютеранке.
А Жуковский и Гоголь, тем временем, спешили дать России такие произведения, которые бы укрепили нравственность и мораль в русском обществе, его преданность православию и Божьему дому – церкви. Из-под пера  Василия Андреевича выходили русские переводы «Илиады» и «Одиссеи», воспевающие высокую любовь, из-под пера Гоголя –  остро религиозные «Выбранные места из переписки с друзьями», призывающие к любви к Богу и пытающиеся открыть глаза людям на то, что европейский прогресс – это всего лишь «пепел, который рассыпается в руках».
 Увы, в России самые продвинутые умы не оценили  достоинств и провидения этой книги. Но кто же особенно не оценил?  Белинский, хулигански (и исторически!) растоптавший Гоголя в глазах русской общественности в своем известном письме, которое он писал, можно сказать, находясь на смертном ложе в Европе: «…нельзя перенести оскорбленного чувства истины, человеческого достоинства; нельзя умолчать, когда под покровом религии и защитою кнута проповедуют ложь и безнравственность как истину и добродетель. <…>
Вы глубоко знаете Россию только как художник, а не как мыслящий человек, роль которого Вы так неудачно приняли на себя в своей фантастической книге. И это не потому, чтоб  Вы не были мыслящим человеком, а потому, что Вы столько уже лет привыкли смотреть на Россию из Вашего прекрасного далека, а ведь известно, что ничего нет легче, как издалека видеть предметы такими, какими нам хочется их видеть… <…>
Поэтому Вы не заметили, что Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр — не человек… Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение по возможности строгого выполнения хотя тех законов, которые уже есть. <…>
И в это то время великий писатель, который своими дивно-художественными, глубоко-истинными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, давши ей возможность взглянуть на себя самое, как будто в зеркале, — является с книгою, в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьян больше денег, ругая их неумытыми рылами! И это не должно было привести меня в негодование? Да если бы Вы обнаружили покушение на мою жизнь, и тогда бы я не более возненавидел Вас за эти позорные строки… Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов — что Вы делаете? Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною…»
Удивительно, что это письмо Белинского было запрещено в России в течение двадцати лет,  впервые его опубликовал в Лондоне Герцен в своем «Колоколе», а в России за распространение текста Достоевский был приговорен к смертной казни и пошел на каторгу! Если знать подноготную политической, международной и экономической деятельности Николая Первого в эти годы, то письмо Белинского с осуждением Гоголя за проявленное национальное и высокоморальное самосознание было в русле этой политики гораздо более, чем книга Гоголя!


                28


Правым все-таки оказался Николай Васильевич, в чем мы можем убедиться теперь, двести двадцать лет спустя… Стоит только вспомнить недавнее, потрясшее весь мир, событие, когда в центре Европы да еще во время исполнения национального гимна одной из самых развитых ее стран, руководителя этой страны, пожилую даму, вдруг охватила некрасивая эпилептическая дрожь и продолжалась до завершения торжественного момента. Все сочли это случайностью, даже объяснили солнечным ударом. Однако событие повторилось в точности через несколько дней на другом торжественном мероприятии, транслировавшемся на весь мир, а потом снова… И мир замер от ужаса, понимая, что так, видимо, и начинаются войны нового прогресса – нано  войны.
Эта дама проявила удивительную,  не женскую, стойкость и не подпустила к себе врачей, справилась сама, заявив: «Как пришло, так и уйдет!» А во время приступов, как расшифровали, она шептала: «Я  справлюсь!» Это наводит на мысль – она знает, что с ней происходит, но не хочет  никому говорить. Или не может и даже боится? Но многие ли подумали, что эта дрожь так похожа на дьявольские судороги  Тамары из поэмы «Демон» Лермонтова, от которых ее жизнь не спасли даже монастырские стены? Многие ли поняли, что Демон уже  распростер свои черные крылья над миром, ибо чем отличается спутниковая связь и ее возможное воздействие на человека в любое время в любой точке планеты? Вспомним «волшебные» строки поэта, которые оказались провидческими:


Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей…

Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.

        Тут уж нужно самим догадаться, кто немыслимый  безжалостный злодей, которого мир сегодня боится – таких ныне немало. И хотя кажется невероятным, им могут быть  неизвестные, желающие  заполучить контроль и власть над людьми и имеющие для этого  необходимые средства. Так что для нано войн нет границ и препятствий.
Ну а эти строки – прямо про нашу современную Сеть:

На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил;
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада.
Час разлуки, час свиданья 
Им ни радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.

         А то, что ниже – это же просто политическое  условие:
 
В день томительный несчастья
Ты об них лишь вспомяни;
Будь к земному без участья
И беспечна, как они!"

      Отказаться невозможно, иначе:   

 "Лишь только ночь своим покровом
Верхи Кавказа осенит,
Лишь только мир, волшебным словом
Завороженный, замолчит;
Лишь только ветер над скалою
Увядшей шевельнет травою,
И птичка, спрятанная в ней,
Порхнет во мраке веселей;
И под лозою виноградной,
Росу небес глотая жадно,
Цветок распустится ночной;
Лишь только месяц золотой
Из-за горы тихонько встанет
И на тебя украдкой взглянет,-
К тебе я стану прилетать;
Гостить я буду до денницы
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать..."

        Какой же дьявол, на самом деле, прилетит сегодня ночью к непокорной «Тамаре»? Может быть, изощренный гипноз со спутника, может быть,  луч электрического поля будет сотрясать ее организм до изнеможения? Пока она не получит инсульт или инфаркт. А если «прилет» случится вот так, как это произошло с вышеуказанной вип-дамой – на глазах у всего мира? Ведь прямо так и получилось, как в поэме  Лермонтова с Тамарой:

Слова умолкли в отдаленье,
Вослед за звуком умер звук.
Она, вскочив, глядит вокруг...
Невыразимое смятенье
В ее груди; печаль, испуг,
Восторга пыл — ничто в сравненье.
Все чувства в ней кипели вдруг;
Душа рвала свои оковы,
Огонь по жилам пробегал,
И этот голос чудно-новый,
Ей мнилось, все еще звучал.
И перед утром сон желанный
Глаза усталые смежил,
Но мысль ее он возмутил
Мечтой пророческой и странной.
Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
К ее склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
Так грустно на нее смотрел,
Как будто он об ней жалел.

              Но что еще удивительнее, так это то, как сегодня читаются строки Пушкина из «Евгения Онегина» ( я  их уже приводила – Т.Щ.):

Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим
Средь обольстительных сетей!

Разве это – не о современном интернете и его  мировой Сети  сайтов разных форм сексуального обольщения - знакомств, фильмов о любви, порнофильмов и тому подобное? И разве не через интернет  практически любой умелец может проникнуть в ваш компьютер, а из Сети вести наблюдение за вами, где бы вы не находились и погубить вас в нужный ему момент, даже ни разу не встречаясь с вами, не притрагиваясь к вам? Современную  Сеть интернета иначе и не назовешь, как обольстительной!
Нам остается лишь поражаться тому, как Пушкин и Лермонтов, словно волшебники, сумели «отгадать» наше будущее и его главную угрозу – Сеть…

       
                29


Словно насмешка судьбы – вернувшись в Россию, богобоязненный аскет Гоголь попал в дом к людям, с кем рядом, по своим убеждениям, не должен бы находиться. Но он считал их своими близкими друзьями, с чистыми помыслами и религиозным поведением. Они же, тем временем, скорее всего, искусно скрывали свои порочные личности за масками благолепия и веры. Так бывает – самые умные творческие люди попадают в руки к самым отъявленным прохвостам и даже преступникам. Да и обязательные при  дворе Николая Первого маскарадные маски ко времени переезда писателя на родину  давно уже стали настоящими лицами придворных. А граф Александр Петрович Толстой, русский государственный деятель, член Государственного совета; Обер-прокурор Святейшего Правительствующего Синода (1856—1862), генерал-адъютант, и был таковым.
              После того, как в 1848 году он арендовал, а затем и выкупил дом на Никитском бульваре в Москве, Гоголь окончательно поселился у него. В распоряжении писателя были две комнаты на первом этаже. По воспоминанию поэта Николая Берга, «здесь за Гоголем ухаживали как за ребенком, предоставив ему полную свободу во всем. Он не заботился ровно ни о чем. Обед, завтрак, чай, ужин подавались там, где он прикажет. Белье его мылось и укладывалось в комоды невидимыми духами».
              Через четыре года после смерти писателя, в 1856-м, во время восшествия на престол императора Александра Второго, Толстой был назначен Обер-прокурором Святейшего Синода. И это назначение никого не удивило - более верующего человека было сложно себе представить. Говорили, что под одеждой граф тайно носил вериги.
               Под стать графу была и его супруга. Анна Георгиевна появилась на свет в Москве в 1798 году. Ее отцом был князь Георгий Грузинский, предводитель нижегородского дворянства.  Князь был прямым потомком царя Давида в 39-м колене.
            В народе славился своей любвеобильностью. Так, возле его дома в Лыскове Нижегородской губернии была установлена «счастливая корзина», куда женщины, на которых девять месяцев назад обратил свое внимание князь, могли положить новорожденное дитя. Каждому  Грузинский давал хорошее образование и не оставлял своей заботой в будущем.
          Официально, у него было двое детей - Иван и Анна. Рано овдовев, а затем и похоронив сына, князь все надежды о продолжении рода связывал с дочерью.
          Но славившаяся красотой и острым умом княжна Грузинская остановила свой выбор на местном лекаре Андрее Медведеве. Когда молодые люди пришли за благословением к князю, тот категорически заявил, что брак невозможен, так как Медведев – его внебрачный сын, которого он пару десятилетий назад обнаружил в той самой «счастливой корзине». Впрочем, у Медведева был и официальный отец – повар князя Грузинского, умерший, когда сыну было всего пять лет.
             Как бы там ни было, спорить с князем никто не посмел. И влюбленные дали друг другу слово уйти в монастырь. Андрей Медведев принял постриг и имя Антоний.
              Через несколько лет отец Антоний стал настоятелем Троице-Сергиевой Лавры и духовником святителя Филарета, митрополита Московского. О том, что отец Антоний станет настоятелем Лавры, в свое время предрек преподобный Серафим Саровский.
                Анна тоже пробовала уйти в монастырь и отправилась в Кострому. Но принять постриг не успела: за ней приехал отец и почти силой увез обратно в Лысково.
                Когда Анне Георгиевне исполнилось 35 лет, она согласилась стать женой графа Толстого. Как вспоминали их современники, этот брак был исключительно духовный и супруги жили друг с другом как брат и сестра. Тем более, что они таковыми, собственно, и являлись – четвероюродными.
            В Москве у Толстых имелась домовая церковь, где среди икон был образ Всех святых грузинской церкви. Каждый день Гоголь читал Анне Георгиевне книгу «Слова и речи преосвященного Иакова, архиепископа Нижегородского и Арзамасского». Гости их дома рассказывали, что во время чтения графиня сидела на террасе, а Гоголь расхаживал, читал вслух и давал объяснение прочитанному.
                В конце жизни графиня делилась воспоминаниями, как они постились с Гоголем. Излюбленным их блюдом в дни поста была тюря из кваса, хлеба, капусты и картошки.
                У Анны Георгиевны и Николая Васильевича сложились самые теплые и близкие отношения. Недаром сам Гоголь называл их своей последней любовью. В конце сентября 1848 год он писал графине: «Я вас полюбил искренно, полюбил как сестру, во-первых, за доброту вашу, а во-вторых, за ваше искреннее желание творить угодное Богу, Ему служить, Его любить и Ему повиноваться»...
               Толстые намного пережили своего постояльца. Граф Александр Петрович скончался в 1873 году. А Анна Георгиевна прожила 91 год и умерла в 1889 году.



                30



              Конечно, великий романтик Гоголь не мог пройти мимо этой необыкновенной пары, чья жизнь  представляла собой невероятную историю. Ради любви к Богу они отказались от супружества и многих мирских удовольствий. Ему, как писателю, глубокому исследователю живых человеческих душ, было, конечно, не только любопытно наблюдать за жизнью этих необыкновенных людей, но и самому погрузиться в их жизнь. Что он и сделал, совершив фатальную ошибку, потому что был втянут, кажется, в настоящую дьяволиаду, если учесть и другое его тесное окружение в лице четы Хомяковых.
             Эти люди были жертвами того порочного круга, в который погрузили их семьи и современное им высшее общество, в котором куда ни сделай шаг, всюду грех и тропинка в ад. Они пытались бежать, но снова оказались  на том же месте. Не выйдя замуж за сводного брата,  княжна Анна Грузинская все равно – ради своей свободы - оказалась замужем за четвероюродным братом. Что им оставалось? Обвенчанным, отказаться от супружеской жизни и молиться. Так  все выглядело на публике. Но было ли так на самом деле – вот в чем вопрос…
Муж носил  под мундиром вериги, чтобы усмирять плоть, а  его жена прильнула к гению русской литературы, так талантливо описавшему мертвые души России. Такие, какие и были у супругов Толстых. Анна Георгиевна, наверняка потерявшая отчасти свет в голове после перенесенных в молодости испытаний, находила теперь наслаждение в ритуале  поедания  постной тюри за одним столом с Гоголем. Это было их «подношение» Богу. Разве это не чистой воды язычество? Нарушать  божьи заветы, отступая от супружеских обязанностей и рождения детей, в супружестве носить усмиряющие вериги и в оправдание подносить Господу жертву в виде тюри…
А что, на самом деле, могло стоять за всем этим странным и неестественным поведением? К примеру, вериги – для усмирения плоти или для ее возбуждения необычным способом, известным сегодня, как один из приемов садо-мазохизма в сексе? Или привязанность Анны Георгиевны к Гоголю – она заключалась только в любви к его таланту, или было еще что-то, что привлекало ее?
Вспомним, как Николай Васильевич описывает в «Вие» приключения безбожника  и хулигана Хомы с безобразной старухой ведьмой у нее на постое. Введя его, незащищенного Богом, в транс, она вначале сумела подчинить себе юношу и «оседлать» его для дьявольского «полета» по небу. А потом, опомнившись, он стал зверски избивать ее, пока она у него на глазах не превратилась в прекрасную девушку. Если все это переложить на чувства, ощущения и поступки сексуального  садо-мазохиста, то получится, как в современных порно-фильмах и в фильмах-ужасниках: сначала секс со старухой или с женщиной, не подходящей на роль юной красавицы, истязание ее для получения  удовольствия, а затем убийство из чувства отвращения к ней и к самому себе. И теперь вспомним о веригах графа,  мужа княжны Грузинской. Да уж не совпадали ли их интересы и пристрастия на персоне создателя  садо-мазохистских «ужасников»  - Гоголя?
          Здесь я сделаю маленькое отступление. В своих очерках  о гомосексуалистах и педофилах я, как правило, использую материалы закрытых судебных дел над такими преступниками из моей журналистской практики. Но получилось так – наверное, рок какой-то – что я стала свидетельницей двух реальных преступлений. Одно совершила  пожилая женщина (соседка моих родственников в деревне) – серийная убийца, которая возомнила себя чистильщицей порочного общества (еще в СССР), заманивая и убивая насильников (один из них, рецидивист, насиловал собственную тещу, которая и наняла  для него убийцу) и садистов. Другое – молодой мужчина, живший с пожилой старушкой-алкоголичкой в квартире, которая находится в моем подъезде. Живя с ним, она теряла разум, чему помогало спиртное, стала слабоумной и подвергалась садистским выходкам молодого ублюдка.  Который, в конце концов, зверски убил ее, видимо, получив при  этом свое последнее удовольствие. В обоих этих делах мне пришлось выступать свидетельницей на суде. Так что «Хому» Гоголя я встретила в своей реальной жизни и могла наблюдать его, так сказать, «в процессе» и знаю не понаслышке о поведении  подобных особей.
Я невольно объединяю эти две современные истории с извращенцами и три классические художественные произведения: «Маскарад» и «Демона» Лермонтова и «Вий» Гоголя. Можно прибавить сюда еще  роман 18 века  автора Шодерло де Лакло «Опасные связи». Все их объединяет один и тот же конец – смерть. То есть,  любовные приключения везде закончились гибелью героев. Причем умирали не только терзаемые  женщины, но и их мучители-мужчины. Знаменательно, что в трех случая это произошло или в монастырях («Демон и «Опасные связи»), или в церкви («Вий»).
Как на самом деле жили супруги Толстые в «желтом» доме на Никитском бульваре, точно никто не мог бы сказать. Но я бы не стала утверждать, что между ними не было сексуальных отношений. Вполне возможно, они и были, но в какой-то особой форме, может быть, и без контакта, как и у Николая Первого и его жены с многочисленными  фаворитами. В таком случае, понятно, как возбуждал мужа и жену Толстых Гоголь – автор «Вия», столь «зажигающего» их помраченное болезненное воображение, который находился рядом и только  общение с которым могло вводить этих больных людей в экстаз. Также,  как поэма «Демон» возбуждала императрицу Александру Федоровну, пробуждая в ней особые чувства к Лермонтову на расстоянии.
Кроме того, такие супружеские отношения, как у Толстых, не могли не импонировать  императору, который с определенного времени не мог иметь сексуальные отношения со своей женой. Вполне возможно даже, что именно по этой причине Александр Петрович Толстой был им так обласкан и получил высокие должности и особое положение при дворе. Поэтому графу Толстому было выгодно подчеркивать в обществе свое «бессексуальное» супружество с княжной Грузинской. А было ли оно на самом деле таковым, кто знает?..


31


   Говорят, безумие заразно. Наверное, это правда.  Со временем из  заинтересованного профессионального наблюдателя Гоголь превратился в участника этого дикого маскарада. А уж когда сюда примкнул священник из Ржева  Матвей Константиновский, ставший духовником Гоголя, мучительный конец жизни писателя четко обозначился.
               А ведь Николай Васильевич и им увлекся неспроста: Матвей Константиновский, гонитель старообрядцев, древлеправославия, сам  настолько глубоко изучил народный язык, на котором произносил свои проповеди, что они были неподражаемы и привлекали внимание  многих известных писателей. В том числе, и драматурга Николая Островского. Который, как говорят, свою «Грозу» и Кабаниху прямо вынес из Ржева, где навещал Матвея Константиновского.
                За два года до начала работы Островского над пьесой «Гроза», в 1857 году, в Ржеве  произошли следующие события. Городской голова обманул раскольников, собрав подписи горожан о сносе их молельни для постройки на этом месте моста. А в письме, которое было отправлено императору Александру Второму, городские власти, подстрекаемые Матфеем Константиновским, указывалась иная причина – передача молельни единоверческой церкви. Обнаружив обман, староверы  приготовились защищать «моленный дом».
            Они твёрдо решили стоять до конца, невзирая на угрозы со стороны городского начальства. С иконами и молитвами, обречённо ждали  развития событий.
Тогда в пожарных бочках была привезена грязная вода, которой начали поливать строптивых ревнителей «древлего благочестия» (это была инициатива городского главы Берсенева, бывшего старовера). Однако решившие пострадать во имя Христа раскольники стояли продрогшие в ледяной одежде и не трогались с места. На следующий день против безоружных восставших был послан для устрашения гусарский полк, но и это не остановило протестующих раскольников. После этого были подтянуты ещё один гусарский и один пехотный полки, которым удалось силой вытолкать обманутых старообрядцев с территории их богослужения.
           Тертий Иванович Филиппов (еще один духовный сын Константиновского и, как должно при этом быть - противник старообрядчества), тем не менее, в письме графу А. П. Толстому писал: «Положено было морить старообрядцев голодом, не пропуская никого ни к ним, ни от них. Тем временем приехал из Твери князь Вяземский, начальник дивизионного штаба, назначенный начальником войск в Ржеве (здешний генерал Штапельберг сказался больным) и самого города, потому что город был объявлен на военном положении.  Обратились с просьбой к князю Вяземскому, чтобы он надел весь парад свой и съездил поговорить со старообрядцами. А время случилось к ярмарке, народу на той стороне было без конца. На старообрядцах не было лица, они стояли синие и бледные, на лицах было уныние самое глубокое, но более трогательны, чем ожесточённы. Они как-то заглядывали в глаза, ища сострадания. Люди сторонние не могли воздержаться от слёз… Когда князь Вяземский поехал по улицам, они пали на колени и раздирающими голосами завопили: «Батюшка, помилуй! Заступись за нас!.» — Долгополов А. А., в сб. «Ржевский край», под редакцией Н. Шульца, Б. Абрамова, Н. Вишнякова. — Ржев, 1927.
              Арестовав 260 старообрядческих протестующих, власти не теряли надежды на усмирение по своему сценарию. Протестантам была предложена «амнистия» в обмен на согласие передать спорный дом единоверцам. В противном случае их ждало наказание. Вынужденные перед угрозой насилия согласиться на это, арестованные бунтари были отпущены домой, а церковь, наконец-то, 22 марта перешла к единоверцам. Е. В. Берсенев рапортовал обер-прокурору А. П. Толстому (который получил эту должность  вскоре после кончины Гоголя, своего «постояльца» -Т.Щ.): «Ваше сиятельство, милостивейший государь Александр Петрович! По воле всеавгустейшего монарха нашего, гнездо ржевского раскола рушилось. И к общей радости всех православных жителей нашего города, ржевским раскольникам молельная большею частью принадлежащая, — нам сего 22 марта передана в епархиальную ведомость… С лишением их молельной, лишилась и крепкая связь между теми, которые поддерживали их дух противления святой церкви. Теперь убеждены, что после сего действия сделались благоприятные для присоединения в православную церковь».
               Жизнь, однако, показала, что радость представителей власти оказалась преждевременной. Очевидец И. Красницкий, побывавший во Ржеве полтора десятилетия спустя, писал: «Казалось бы, что раскольники, утратившие свою молельную и вместе с нею и влияние на толпу, производимое ложным благочестием и старинными обрядами, должны присоединиться к единоверию: но ничуть этого не бывало, они снова устроили себе молитвенный дом, в котором по-прежнему совершают богослужение по книгам раскольничных толков…».
                Старообрядцы характеризовали Константиновского как совратителя, гонителя веры и даже Антихриста и называли его другими «поносными именами». Многие из них считали за грех слушать его речи. Существует рассказ о том, как протоиерей, идя по городской площади, повстречал двоих неизвестных, пожелавших его благословения. Приготовившись благословить, он поднял руку, после чего один из встречных плюнул ему в ладонь, больно ударив по правой щеке, а второй — по левой. По словам Воропаева, отец Матфей просил городничего простить хулиганов, инсценировавших евангельскую притчу о непротивлении злу.
Это случай,  участниками которого стали два близких Гоголю человека –  его друг граф Толстой и духовный наставник священник Матвей Константиновский - показывает, что власть в те годы в России демонстрировала двойные стандарты в отношении к пятой колонне – старообрядцам, которые к тому времени имели огромное влияние на развитие России, а через пятьдесят лет стали вообще его движущей силой в лице коммунистов, троцкистов и большевиков. Догадывался ли об этом сам Гоголь, доверчиво приняв крышу над головой от изощренного в политике царедворца Толстого?


                32

             Много мистического в изложении, в том числе, близких ему людей окружает смерть  Николая Васильевича Гоголя. Но среди всевозможных предположений таинственности все-таки преобладает  одно мнение: писатель сошел с ума, перестал есть и скончался от голода, уничтожив предварительно в огне второй том «Мертвых душ».
               А вся таинственность последних дней и кончины Николая Васильевича  заключается только в личностях окружавших его людей. Начиная с Александра Петровича Толстого – настоящего ревизора, знавшего тайны коррупции на Черноморском флоте и гибели отчаянного царского ревизора  Александра Казарского, знакомого Пушкина, предрекшего его страшную смерть. И кончая казнокрадом-губернатором Смирновым, за которого из корыстных побуждений вышла замуж всеобщая  столичная любимица и умница Александра Россет, подруга  Гоголя. Общаясь с такими людьми, было отчего сойти с ума.
           Но последний «мистический» удар нанесла писателю Екатерина Языкова-Хомякова (сестра поэта). Большинство литературоведов считают, что ее неожиданная смерть потрясла Гоголя и отняла у него последние силы и лишила рассудка.
              Конечно, кончина Языковой-Хомяковой неимоверно расстроила Николая Васильевича, но существует вполне реальная версия его заболевания. Зимой 1852 года в Москве была эпидемия брюшного тифа. Екатерина Михайловна, беременная, где-то подхватила эту болезнь. Случились преждевременные роды, которые полностью обессилили больную,  поэтому организм уже не мог бороться с тяжелой инфекцией. Гоголь в это время постоянно бывал у Хомяковых и даже поссорился с врачами из-за неправильного и опасного, по его мнению, лечения каломелем. Это природное вещество, содержащее ртуть, которое заменяло в то время медикам антибиотики.
                Екатерина Михайловна умерла скоропостижно 7 февраля, а Гоголь – 4 марта. То есть, через месяц. Именно после кончины Хомяковой у него возникло предчувствие  собственной близкой смерти. На похороны он не пошел – почувствовал себя плохо. Ему бы надо было лечь в постель и начать  лечиться. Однако Гоголь десять дней после похорон ходит в храм, к Аксаковым, в дом к Хомякову. Естественно, ему становится все хуже, и через десять дней он уже не выходит из дома.
                Вот тут окружающие  начинают говорить о его депрессии, хотя, судя по  описанию врачей его состояния – это все то же инфекционное заболевание, но тянется оно дольше, чем у Хомяковой, потому что у него нет такого осложнения, которое перенесла Екатерина Михайловна.
               Тифозный статус — резкая заторможенность, нарушение сознания, бред, галлюцинации. Брюшной тиф дает осложнение в виде менингита. И именно эти два диагноза были поставлены лучшими врачами Москвы. Сначала  брюшной тиф, затем – менингит.
                Если действительно Гоголь заразился  тифом и получил такое тяжелое осложнение, то удивительно, как он продержался месяц. Тем более, что, скорее всего, у писателя  был застарелый сахарный диабет (вполне возможно, наследственный), так как он, по воспоминаниям очевидцев, всегда много пил воды. (Перед смертью, в бреду, он просил дать ему бочонок питья). Отсюда ослабленный иммунитет и подверженность инфекционным заболеваниям. Гоголь часто болел. Но не только это. Сахарный диабет влияет на деятельность головного мозга, и больных им нельзя назвать полностью психически здоровыми людьми.  Не потому ли отец писателя влюбился в младенца и женился на этой девочке, когда ей исполнилось всего четырнадцать лет? Понятно, что тут речь может идти об известном уже и в те времена своеобразном психическом отклонении. Кроме того,  больные диабетом впадают в кому. Вполне возможно, именно  такие «летаргические сны» видел Гоголь в детстве у своих родственников, может быть, и у отца. И боялся, что его могут похоронить заживо, приняв кому за смерть.


                33

И все-таки «чертовщины» было немало вокруг этого человека. Откуда же она бралась – только ли из собственной головы, из собственного воображения, или за ней стояло что-то реальное?
             Почему писатель воспринял смерть Хомяковой как предвестие своей смерти, почему он наделял эту женщину  мистическими чертами?
Здесь интересен следующий факт из жизни Екатерины Михайловны. Любовь к ней Николая Александровича Мотовилова, симбирского и арзамасского помещика, собеседника преподобного Серафима Саровского, в дальнейшем его первого биографа, попечителя Серафимо-Дивеевского монастыря.
В возрасте 22 лет Мотовилов был исцелен батюшкой Серафимом от «тяжкой ревматической болезни с расслаблением всего тела и отнятием ног», длившейся три года.
           Увлечение Екатериной Языковой у него случилось в девятнадцать лет,  когда ей было всего двенадцать. Это время было для нее особенным – она ухаживала за больной матерью, с которой вместе ограничивала себя во всем.  И вот в этом ограничении, в затворничестве (как в монастыре), загруженное непосильной работой юное создание покорило сердце взрослого юноши, который стал одержим ею и подолгу тайно наблюдал за девочкой. Эти тайные подглядывания кончились для него весьма плачевно – его парализовало…
На него напала какая-то странная болезнь, он потерял силы, ноги у него отказали. Уж не потому ли, что он изнурял себя долгими часами  порочными мечтами и желаниями, которые двенадцатилетняя очаровательная (гоголевская панночка?) ведьмочка отлично уловила и, обладая врожденным умением гипноза, очаровала его чуть ли не до смерти? Подсматривающий педофил был слишком жестоко наказан, до такой степени, что не поддавался излечению и мог оставить этот бренный мир совсем еще юным. Впрочем, что удивительного – половые извращения очень опасны, изнуряют организм и даже  несут  гибель. Вспомним,  какой тяжелой болезнью закончились «маскарадные» опыты у императрицы Александры Федоровны – эпилепсией и чахоткой.
Но преподобный Серафим вступил в борьбу с дьяволом и излечил юношу.  Мотовилов  снова встал на ноги и открылся Саровскому, что хочет жениться на Языковой. Однако Серафим даже слушать не хотел об этой девушке, предсказав ему совсем другую жену, Елену Ивановну Милюкову, племянницу монахини Марфы Дивеевской. Но Мотовилов не послушался преподобного, не отказался от дьявольского искушения и поехал свататься к  Екатерине Михайловне. Ей в ту пору было четырнадцать лет. Мотовилову отказали, сообщив, что она просватана за другого. И у несчастного влюбленного вновь открылась болезнь, о чем он сам написал так: « И когда там отказано было мне в руке Екатерины Михайловны Языковой и генерал Мандрыка в доме тетки её Прасковьи Александровны Берх сказал при мне, что она уже помолвлена, то со мною сделался удар и я лишился рук и ног, и болезнь моя прежняя обновилась в сильнейшем градусе…»
Все-таки Мотовилов выздоровел и женился на Милюковой, которой велел идти за него замуж  отец Серафим. Она подчинилась. Они жили долго, у них было много детей, и прославились супруги попечительством Серафимо-Дивеевского монастыря.
              Хомяков же повел  Языкову под венец, когда ей исполнилось девятнадцать лет.
              Что могло тут задеть религиозное сознание Гоголя? Может быть, совпадение с биографией его матери, Марии Ивановны, «обрученной» с его отцом в младенчестве и вышедшей замуж в четырнадцать лет, отчего, видимо, первые дети у нее рождались мертвыми. Это были мальчики. Выжил третий – Николай Васильевич. Его Мария Ивановна родила, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Умер и четвертый сын Иван, умерли все средние дети в младенчестве. Остались у Гоголя четыре сестры.
             Может быть, любовь его отца к  младенцу - будущей его матери  - терзала всю жизнь Гоголя, как проделки сатаны? А вмешательство Серафима Саровского в судьбу Мотовилова, которого нечистая сила также толкала  жениться на ребенке и от которого эту нечистую силу он отвадил, спас здоровье обуреваемому грехом Мотовилову и душу девочки Языковой, Гоголь считал провидением Господа, снизошедшего к грешникам молитвами отца Серафима?
            Но  Языкова-Хомякова умирает в раннем возрасте, да еще вместе с нею умирает и нерожденный младенец, а Гоголь чувствует, что с ним происходит что-то ужасное. Может, он и понимает, что заразился от своей подруги, но и это воспринимает как Божий перст за чудовищный грех отца, погубившего душу его матери и умертвивший  их детей. Он мог в эти дни, когда болезнь развивалась и ему становилось все хуже, вспомнить о страшной болезни Мотовилова от похоти к  малолетней Языковой, как Господь отнял у него руки и ноги и только молитвами  отца Серафима была снята эта ужасная порча.
               Больной Гоголь обращается к проповеднику Матвею Константиновскому. И что же он от него получает? Негативный отклик на второй том «Мертвых душ» - это ладно. Но требование отречения от Пушкина – «язычника и грешника» - просто убивает уже умирающего писателя, который, получив известие в 1837 году о гибели Пушкина, писал М.П. Погодину: «Ничего не говорю о великости этой утраты. Моя утрата всех больше. Ты скорбишь как русский, как писатель, я… я и сотой доли не могу выразить своей скорби. Моя жизнь, моё высшее наслаждение умерло с ним. Мои светлые минуты моей жизни были минуты, в которые я творил. Когда я творил, я видел перед собою только Пушкина. Ничто мне были все толки, я плевал на презренную чернь, известную под именем публики; мне дорого было его вечное и непреложное слово.
              Ничего не предпринимал, ничего не писал я без его совета. Всё, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему. И теперешний труд мой есть его создание. Он взял с меня клятву, чтобы я писал, и ни одна строка моя не писалась без того, чтобы он не являлся в то время очам моим. Я тешил себя мыслью, как будет доволен он, угадывал, что будет нравиться ему, и это было моею высшею и первою наградою. Теперь этой награды нет впереди! Что труд мой? Что теперь жизнь моя?»
             Собственно, со времени гибели поэта у Гоголя начинается творческий кризис. Хотя он продолжает работать, заканчивает первый том «Мертвых душ» и публикует его. Но далее кризис только углубляется и второй том поэмы ему  никак не дается. Вместо него он выпускает книгу «Выбранные места из переписки с друзьями», которая становится трагедией последних лет его жизни. Может быть, особая религиозность Гоголя,  неустанное обращение к Богу в это время – просьба к всевышнему вернуть ему литературный дар, вдохновение? Об этом думал писатель,  пытаясь обсуждать свои последние произведения со священниками, в том числе, с ржевским проповедником   Матвеем Константиновским, который и сам научился искусно владеть художественным словом в своих проповедях.
               

                34


Почему же отец Матвей так резко отрицательно реагирует на  второй том «Мертвых душ» и на «Выбранные места…»? Мало того, он  советует Гоголю отречься от  творчества и от Пушкина. В истории Константиновский дружно осужден за  подобное поведение, назван мракобесом. Да и в самом деле - куда завел этот яростный борец с русской национальной стариной несчастного на смертном одре? К  оправданию еще более глубокого раскола русской православной церкви и отречения от русской национальной культуры.
           Если переложить все это на день сегодняшний, то в современном виде такой «проповедник»  был бы из числа чиновников, которые в связи с событиями на Украине вздумали бы запретить въезд Гоголя в Россию. Или наоборот – из России на Украину. Если не отрекся бы от Пушкина.
            Однако я, кажется, все-таки поняла, в чем заключались эти действия Отца Матвея и почему он говорил о «горьком» лекарстве, которое в виде странных советов  давал  тяжело больному Гоголю. Может быть, он и вправду считал, что влияние Пушкина на Николая Васильевича – это колдовство всесильного ведуна. И Гоголю надо скинуть с себя это влияние, освободиться от художественной зависимости и от скорби потери учителя. Писатель должен был любым способом «развязать себе руки», освободиться от тяжелого душевного напряжения, придти в себя. Я увидела в действиях отца Матвея стремление к милосердию в отношении к страждущему Гоголю. Но желание гения  получить лекарство  от   человека, стоявшего гораздо ниже его, было лишь самообманом.
          Гоголь, отчаявшись излечиться, уже в тифозном бреду, отрекся от всего, сжег рукопись, отказал врачам и остался наедине со своим ужасом перед иным миром, где грех есть грех, величие есть величие, а двуличие и искушения на виду.
Скорее всего, Николай Васильевич был одержим Пушкиным, что вовсе и не удивительно – поэт уже тогда заворожил весь русский народ своими стихами и сказками. И это пугало Романовых. Но также  приворожила его и колдунья Языкова, может быть даже, истратив свои жизненные силы на этот  приворот. И она, и Пушкин приворожили Гоголя настолько, что он не смог жить без них, от кого зависели и его жизненные силы. Константиновский же не был волшебником Саровским  (хотя и ворожил безмерно, как сатанист, чего стоит его поедание зловонной жижи из могилы во время холерной эпидемии!), чтобы спасти писателя от гибельной зависимости.
Но вот что интересно: сам Александр Сергеевич Пушкин при жизни решил как бы оправдаться перед потомками, словно предвидя обвинения в ведовстве. И написал стихотворение «Пророк», в котором  «признавался», что  необыкновенный, сверхъестественный, дар «глаголом жечь сердца людей» дал ему все-таки шестикрылый серафим, а не сатана:


Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

         Увы, ржевского проповедника Константиновского эти стихи не убедили.


                35


Изучая эти факты из жизни наших литературных гениев, невольно приходишь к мыслим о том, какую роль в их судьбе сыграли их собственные любовные и сексуальные пристрастия. Взять, к примеру, Василия Андреевича Жуковского. Конечно, он был подвержен слабости к маленьким девочкам и инцесту. Ибо всю свою жизнь посвятил любви к собственной  племяннице, влюбившись в нее, когда она была еще ребенком. И даже  хотел жениться на ней, да вот сестра его, мать этой племянницы, Марии Протасовой, ему  не позволила. А еще более свои пороки раскрыл, когда она умерла – отвергая закономерность жизни на земле, ее могилу он называл раем, а это уже настоящий сатанизм.
Можно себе представить, с каким хладнокровием Жуковский, обуреваемый собственными глубокопорочными страстями, наблюдал за  моральным разложением двора Николая Первого. «Маскарадные» слабости императора и его супруги не могли расстроить его психику, как это случилось с другими придворными. Как ни рассуждай, а, видимо, порочность самого Жуковского помогла ему выжить при дворе и благополучно вынести свое возвышение при должности воспитателя наследника.
Но вот что интересно: именно с этого воспитанника Жуковского – будущего императора Александра Второго –  в семье Романовых началась череда опасных попыток отказов наследников от престола ради одержимости любовью. Великий князь Александр Николаевич поставил условие жениться по любви, вспыхнувшей в нем к  четырнадцатилетней урождённой принцессе Максимилиане Вильгельмине Августе Софии Мария Гессенскаой и Прирейнской, которая, вероятнее всего, была рождена ее матерью от любовника. И он заполучил-таки чахоточную  Марию Александровну в жены. Что стоило семье потери от скоротечной чахотки старшего наследника русского престола, прекрасного принца Николая в юном возрасте.
Вслед за отцом от престола стал отказываться второй в очереди наследования трона великий князь Александр Александрович – будущий император Александр Третий – требуя права жениться на княжне Мещерской, отказываясь от брака с бывшей невестой покойного брата, принцессой датской Дагмар. Но ему все-таки пришлось вступить в ненавистный брак с датчанкой.
И, наконец, всем нам известна последняя эпопея с одержимостью  будущего императора Николая Второго, сына Александра Третьего, его будущей супругой, Алекса;ндрой Фёдоровной, урождённой  принцессой Викто;рией Али;сой Еле;ной Луи;зой Беатри;сой Ге;ссен-Дармшта;дтской, внучкой английской королевы Виктории. Которая была против этого брака, желая выдать Аликс за своего внука и ее двоюродного брата  Альберта Виктора, герцога Кларенса и Эвондейла, старшего сына будущего короля Англии Эдуарда Седьмого. И отец, и сын были отпетыми развратниками. До такой степени, что Виктория считала Эдуарда виновным в безвременной кончине своего любимого мужа Альберта и после нее не желала видеть отпрыска. А Альберт Виктор вообще был сумасшедший и, предположительно, именно он и «потрошил» несчастных проституток в Лондоне в 1888 году.
Однако все при дворе королевы Виктории, включая его кузину, предназначенную ему в жены, любили Альберта и, думается, Аликс не была бы против стать его женой. Но он скоропостижно скончался, а она, проплакав пять часов, поехала в Россию, принуждаемая к браку неукротимым в своей любовной одержимости Ники.
Впоследствии она страдала истериками, у нее отказывали ноги, и кончилось это все рождением больного наследника и гибелью империи.
Кто знает, каков был воспитательный вклад поэта Жуковского в характеры этих русских принцев…
Вернемся к нашим поэтам. Если Василий Андреевич, вероятно, страдал педофилией, то  Пушкин, как мне кажется, имел склонность увлекаться  зрелыми и высокопоставленными дамами – его музой, как известно, была сама императрица Елизавета, жена Александра Первого, старше него на двадцать лет. Затем – Елизавета Воронцова – старше на семь лет, и наконец, Елизавета Хитрово – старше на 16 лет.
Известно, что с мужьями своих первых двух муз Александр Сергеевич расправился безжалостно, оставив их своими эпиграммами  в русской истории ужасными личностями. Поскольку Элиза Хитрово была вдовой, то ее мужья «не пострадали» от пера поэта-ревнивца. Да в отношении нее Пушкин тщательно скрывал какие-либо чувства, нещадно высмеивая перед друзьями  горячую поклонницу. Что не мешало ей любить его преданно и жарко.
Я же хочу обратить внимание на подходы обоих поэтов к своей жизни, к судьбе. Мудрый Жуковский не стал противиться пристрастиям и, выдержав многолетнюю паузу после смерти возлюбленной племянницы, женился в 58 лет в Германии, подальше от  русского двора, на двадцатилетней дочери придворного художника, но почти сразу же объявил ее сумасшедшей и не вернулся в Россию, спас таким образом свою юную красавицу жену и семью  от посягательств каких-нибудь дантесов.
Пушкин же пошел против натуры, возможно, скрывая  свои настоящие пристрастия (это я лишь предполагаю), и тоже, причем, как кажется, демонстративно, женился на юной красавице (вот теперь вопрос – а не его ли собственная это легенда о его невообразимой любви к Натали?), вывел ее в большой свет для всеобщей зависти и соблазна и погубил и ее, и себя, и всю свою семью. А если представить, что он женился бы на Элизе Хитрово – разве состоялась бы  его смертельная дуэль с  жалким Дантесом? Да случись любовные поползновения  француза в отношении этой высокородной аристократки, которой покровительствовали все европейские королевские дворы, думается, Элиза сама бы пристрелила  этого выскочку, защищая безумно любимого Пушкина.
Вот он какой, перст судьбы! Хочешь ее исправить, а попадаешь в смертельную ловушку.

36

Хочется спросить: как же, будучи замужем за Хомяковым, Языкова не погубила и его? Погубила… Хотя он и был колдун, гомеопат, имевший дело с ядами, после смерти горячо любимой жены все же подвинулся рассудком и по ночам  выл в тоске, как собака. Как  вспоминали его современники, бывавшие  в доме у богатейшего человека Москвы, который даже видел себя царем, исходя из своего высокого происхождения и состоятельности.
В русской истории есть еще удивительные примеры необычного супружества. К ним я хочу обратиться перед тем, как перейду к последней,  самой «фантастической» части этого очерка – нашему времени.
Как ни странно, чем дальше от современности и ближе к древности, тем больше совпадений той, уже запредельной, жизни  с самыми передовыми явлениями нашего прогресса, в том числе, и в личной жизни людей.
Приведу только два очень известных факта. Первый – это брачный союз князя Игоря, сына и наследника Рюрика, с княгиней Ольгой. Он длился много лет и был бездетным. Но в 53 года Ольга родила-таки мальчика – князя Святослава Игоревича.
Для нашего времени такие роды вполне возможны, но лишь с применением  особых медицинских и технических  приемов. Это – пересадка чужой яйцеклетки, суррогатное материнство. При последнем даже трансвеститы могут обрести статус матери. Или отца – как им больше понравится.
Что же было с княгиней Ольгой? Легенда, описывающая ее встречу с князем Игорем в летописях, говорит, что он, будучи взрослым мужчиной, встретил привлекательного мальчика-лодочника и влюбился. Лодочник оказался переодетой дочерью князя. Или – все-таки – сыном? Которого затем переодели в девушку и замужнюю женщину…
В любом случае князь Святослав Игоревич – плод суррогатной матери, а не пятидесятитрехлетней княгини-бабушки. Ну а если  брак князя Игоря носил однополый характер, то и в этом нет ничего странного – править такой огромной страной, удерживать ее в одних руках которой и тогда уже была  Древняя Русь, сподручнее наследнику Рюрика было с мужчиной, чем со слабой женщиной, которой после его кончины мог понукать каждый, кто захотел бы. А Ольга после убийства супруга проявила исключительные мужество и невероятную жестокость в покорении взбунтовавшихся древлян. Она так беспощадно их уничтожала, особенно тогда, когда  древляне засылали к ней сватов – это почти в 60-то лет! То есть, и тем, кто сватался к ней в это время, было все равно, сколько ей лет и способна ли она родить наследника. Легко понять, что если бы новый брак великой княгини и наследницы древнерусского престола состоялся, то  она, возможно, снова «произвела бы на свет» ребенка…
 А умирая,  приказала своему монаху-душеприказчику самому похоронить ее и проследить, чтобы никто не притронулся к ее телу. И это еще раз заставляет задуматься: кто же такая (или такой?) была  наша национальная героиня,  княгиня Ольга?
Второй интересный факт «оригинального» - двадцатилетнего - супружества в нашей истории – женитьба князя Владимира, внука княгини Ольги и сына Святослава, на византийской царевне Анне. Их брак был договорный, Анна так и не согласилась разделить супружеское ложе с властителем язычников из дикой страны росов Владимиром, которого не любила, и родить ему высокородных наследников, внуков византийского императора. Такой чести Владимир так и не удостоился. Зато Анна успешно выполнила политическую миссию по крещению росов в православие. А Древней Руси пришлось  тогда довольствоваться наследниками Владимира от  его первой жены – язычницы Рогнеды. Среди которых, как известно, был Ярослав Мудрый.
В этой истории удивительно то, что изощренный и безжалостный насильник и убийца Владимир, обладатель гарема из 800 наложниц, принял условие брачного союза  византийской царевны Анны и не посягнул на ее тело, вытерпев  свое мужское унижение, принеся свое мужское достоинство в жертву крещения Древней Руси. Тогда как, завоевав древлян, он изнасиловал Рогнеду на глазах ее родных, которых тут же и убил. И в момент этого ужасного прилюдного насилия между князем и пленницей возникло вдруг страстное чувство. Может ли быть такое? А если было, то разве не признак это того, что Владимир и Рогнеда были садо-мазохистами и это насилие было для них желанным актом? Ну, то есть, два безумца нашли друг друга. А  жертвами их извращенной страсти стали родные Рогнеды.
Интересно, что когда Рогнеда  совершила покушение на убийство Владимира из ревности к его  многочисленным любовным похождениям ( а этого красавца безумно любили тысячи женщин, которые  приходили на его проповеди о христианстве), то он  лишь выслал ее, но не казнил. Значит, любил и ее, и то, что их близко связывало – особые сексуальные пристрастия. Но собирался жениться на «постной» византийке  Анне. Или… их тоже что-то связывало? Если не супружеское ложе, то что?  Можно догадаться, если вспомнить, что Анна была дочерью трактирной проститутки, которая стала византийской императрицей, благодаря своему крепкому здоровью и, видимо, красоте. А значит, она могла знать особые приемы в сексуальной жизни, которые не требовали обыкновенного совокупления, но приносили не меньше удовольствия… Что же это могло быть?


37

     В наше время многие  «особенные» приемы в сексуальных развлечениях стали широко доступны, благодаря кинематографу, а  затем  Сети. В 1986 году на экраны вышел ставший культовым художественный фильм в жанре эротической мелодрамы американского режиссера  Эдриана Лайна «Девять  ;  недель» с Ким Бейсингер и Микки Рурком в главных ролях. При этом о книге, по которой поставлен такой знаменитый в России фильм, многие до сих пор не имеют понятия. Хотя она стоит того, чтобы ее помнили, гораздо больше, чем фильм. Однако все литературные критики сходятся на одном: читать  роман слишком тяжело.
               Написала её под псевдонимом Элизабет МакНилл американка австрийского происхождения Ингеборга Дэй. Под псевдонимом — потому что не хотела травмировать свою дочь рассказом о том, в какие странные и тяжелые отношения привела её судьба. А мысли, что роман — просто плод эротической фантазии, возникнуть у читателя не может. Там нет никакой романтики, никакого героя с карими глазами и сногсшибательным, хотя и липковатым, обаянием. Есть только скупое, строгое и поэтому действующее оглушающе описание тяжелой сексуальной и психологической зависимости, в которую попала женщина,  хотевшая любви.
                Выходя с работы, героиня романа Элизабет переставала быть женщиной, человеческим существом, а становилась просто любимой вещью своего любовника-садиста, домашним животным. В буквальном смысле — 90% времени вне работы она проводила в наручниках, её кормили и поили. Это доставляло ей массу чисто физического удовольствия и полностью сломало её психику.
              Книжная Элизабет прошла тот путь, на первых шагах которого остановилась Элизабет в фильме. Она полностью потеряла свое человеческое достоинство и растворилась в чужих фантазиях.
             Из послесловия к книге дочери автора: «В 1975 году мне было двенадцать, и моя мама пережила роман, который она описывает в «Девяти с половиной неделях». Я и не подозревала, что с ней происходит. У нас дома все было, как обычно: она втайне вела двойную жизнь.
             Тем летом я уехала на каникулы к бабушке. Когда я вернулась в Нью-Йорк, мама, казалось, была в полном порядке. Она каждый день ходила на работу, в выходные встречалась с друзьями; ничего необычного. Примерно полторы недели спустя она внезапно начала плакать, и рыдания продолжались весь следующий день. Я позвонила двум ее подругам с работы, и они приехали к нам. Вместе мы отвезли ее в больницу. Нам сказали, что у нее серьезный нервный срыв и ей требуется помощь специалистов. Двумя годами раньше она перенесла тяжелую депрессию после случившихся друг за другом гибели сына, матери и отца. Друзья и родные решили, что неожиданный нервный срыв опять как-то связан с трагедиями, произошедшими в семье. Мама никому не открыла настоящей причины…
              …Только когда я начала писать это послесловие, меня вдруг осенило: каких, должно быть, усилий стоило держать это в секрете. Моя мама пошла на все, чтобы уберечь мое детство и юность от неприятных вопросов одноклассников, учителей и соседей. Оглядываясь назад, я чувствую нежность и признательность, я восхищена мужеством, которое потребовалось, чтобы пройти весь этот путь в одиночку. Я горжусь тем, что она нашла в себе силы отказаться от своего любовника и оскорбительной зависимости, на которую обрек ее этот роман. Я благодарна за ее решение: пусть она страдала, но ее дочь страдать не должна. Меня утешает и вдохновляет наследство, которое она мне оставила: доказательство того, что даже в самые тяжелые времена мы направляем свою судьбу, мы сами делаем выбор.
Урсула Дэй»
              Ингеборга родилась в городе Граце, Австрия, в ноябре 1940 года. Ее отец, Эрнест Зайлер, был нацистом СС. Последние два года войны она провела на ферме своей бабушки. В 1957 году, будучи студенткой средней школы,  участвовала в программе по обмену студентов AFS - в течении одного года жила в американской семье и посещала иствудскую среднюю школу в Сиракузах, штата Нью-Йорк, США. Так она познакомилась и вскоре вышла замуж за молодого священника, Денниса Дэя, и они переехали в Индиану, где Ингеборга получила степень бакалавра в изучении немецкого и  затем несколько лет преподавала в Кеноше, штат Висконсин. В 1963 году у них родилась дочь Урсула, и сын Марк, который умер в возрасти 7-ми лет. Ингеборга ушла от мужа и уехала в Манхэттен вместе с художником Томом Шэнноном, и стала редактором Ms magazine. Именно этот момент жизни Ингеборги был отображен в ее автобиографическом романе "Девять с половиной недель". В 1978 году Ингеборга Дэй опубликовала свою книгу под псевдонимом Элизабет Макнейл. А в 1980 году  опубликовала также свои мемуары под названием "Ghost Waltz".
                В 1991 году она выходит замуж за Дональда Свита, который был на 14 лет старше ее. Вскоре после свадьбы супруги переезжают в Эшленд, штат Орегон. 18 мая 2011 года, в возрасте 70-ти лет, Ингеборга Дэй покончила жизнь самоубийством. Ее муж умер спустя 4 дня.
                Вот такая трагическая история любви скрывается за популярным эротическим фильмом.





                38

Одна из главных примет странных и губительных отношений Ингеборги Дэй и ее любовника - безумного садиста, художника – это полная зависимость от него. Ингеборга стала его настоящей пленницей, хотя он и не лишал окончательно ее свободы, как это обычно делают маньяки. Но играл с ней в свои сумасшедшие, одурманивающие игры, втаскивая в  безумный темный мир, как в подвал. При этом, разумеется, с наслаждением наблюдал, как она теряет человеческий облик и постепенно  гибнет у него на глазах.  И ведь в этих страшных обстоятельствах ей удавалось скрывать все, что с ней происходит. То есть, она вела себя, как  настоящая безумная, которым  ловко удается скрывать свое сумасшествие и искусно притворяться нормальными людьми.
          Почему она пошла за ним, выполняя все его прихоти? А ведь это были уже не только сексуальные предпочтения, но и социальные – отказ от личной жизни, от родных, от семьи, вообще от общества и нормального существования в нем. К сожалению,  замужество (супруг – священник), скорее всего, не принесло  этой женщине нужного ей удовлетворения, а стало  сильным раздражителем, от которого  было необходимо сбежать. Да еще семейные трагедии –  смерти самых близких. На такой волне  люди часто бывают сбиты с толку и ищут спасение там, где его нет.
             Если, отталкиваясь от  этой ситуации двадцатого века, вернуться в век девятнадцатый,  к отношениям Николая Первого и его жены, то с удивлением обнаруживаешь  странную похожесть происходящего здесь и там. Вспомним еще раз, что писала  дочь поэта Ф.И.Тютчева Анна Федоровна, с 1853 года фрейлина цесаревны Марии Александровны, внучки Николая Первого, в своих воспоминаниях писала об императрице Александре Федоровне: «Император Николай I питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него эта была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки».
               Ну точь  в точь обстоятельства, в которых оказалась во второй половине двадцатого века Ингеборга Дэй, попавшая в руки безумного художника-садиста. И последствия были практически теми же – глубокая депрессия.
                Можно понять, что особые сексуальные отношения в России, как и в других странах, начиная с середины 19 века,  строились  в рамках «привитого» желания удовольствий в такой  степени, когда человек, в погоне за ними, теряет  чувство реальности и даже разум. И тогда уже любовь в общепринятом романтическом и библейском понятии устраняется со сцены и заменяется сексуальным партнерством – нелюбовью и   стопроцентным эгоизмом.
Этот процесс неуклонно «развивался» и «совершенствовался» одновременно с развитием и совершенствованием технического и научного прогресса.  Он тут был просто необходим! Углубление в познание особенностей и возможностей человеческого тела, человеческого организма,  человеческой нервной системы, фотография, затем кино и, конечно, эротическая литература – искусительница,- все это способствовало главному: созданию для человеческих пороков такой маски, которая могла бы надежно скрыть любой стыд и любое преступление.
          Процесс, заметим, очень важный, ведь извращения  убивают стыд и отвращение не только в сексе, но и в культурном, политическом, экономическом управлении странами. Революции и дефолты, даже развал государства, обнищание народа, массовая гибель людей, – все это  не тревожит совесть и позволяет выдержать власти любые испытания…
          Что касается царского семейства Романовых, то раннее сексуальное воспитание наследников ради ранних выгодных династических браков и продолжения рода и без того сводило их детей с ума. Вспомним, как пьянством и развратом был погублен четырнадцатилетний внук Петра Первого император Петр Алексеевич. Обвенчанные в  пятнадцать лет подростками  будущая Екатерина Великая и ее муж Петр Третий страдали от принудительной ранней половой жизни сексуальными расстройствами и в результате десять лет не могли произвести на свет наследника, испытывая отвращение друг к другу. А уж когда Николай Первый начал практиковать с собственной женой и своими приближенными  «особые» сексуальные отношения (казалось, совсем невинные, без прикосновений к партнеру), то их потомки стали проявлять откровенное безумие в любовных проявлениях.  И среди них – одержимость предметом сексуального обожания, а она тянет за собой невероятное упрямство в достижении  цели и, значит, в какой-то  степени и садизм.
Не сумевший добиться желанного брака с княжной Мещерской и обвенчанный с нелюбимой датской принцессой Дагмар,  будущий император Александр Третий  заработал  тяжелую депрессию, с которой не сумел справиться до конца жизни. Его сын, будущий император Николай Второй, смог убедить родителей в своей женитьбе на немецкой принцессе, внучке английской королевы Виктории, Аликс, которой был одержим пять лет, оставаясь вдали от предмета своего обожания и вожделения. Он получил то, что хотел и был  счастлив, но его жена впала в депрессию, у нее даже  временами отнимались ноги, и она не вышла из нервного состояния до конца жизни.
             Питая нежные чувства к кузену, английскому принцу Альберту, сыну своей родной тетки, Аликс не смущалась тем, что у него не все было в порядке с психикой и что его даже подозревали в серийном убийстве лондонских проституток. В королевской семье  красивого длинноногого Альберта обожали, и королеву Викторию, назначившую Альберта первым наследником престола после  его отца Эдуарда Седьмого, также, похоже, ничуть не смущало его безумие.
Интересно, что и в наше время большая европейская королевская семья стоит на тех же позициях. Вспомним два свежих случая, удививших мир, но полностью вписавшихся в  древние нравы правящих дворов: свадьбу  английского принца на  модели-метиске и приход к власти в крупной стране  молодого красавца, женатого на старушке. Но и что? Поудивлялся мир, на том и успокоился. А сильные его взяли то, что хотели, от чего вменяемый мир  непременно отказался бы – из брезгливости хотя бы…


  39

    Русский поэт восемнадцатого века, современник Михаила Ломоносова, Василий Тредиаковский, будучи на обучении в Германии, «со скуки», как он сам говорил, перевел книгу П. Тальмана «Езда в  остров Любви». Что его поразило в этом тексте, так это то, что на этот волшебный остров для получения  наслаждений прибывали люди любого возраста и брали то, что хотели:

Все хотящiя съ желанiемъ полнымъ
насладиться здесь въ животе радости,
Приставайте къ намъ съ сердцемъ вселюбовнымъ:
безъ ЛЮБВИ нету никакои сладости.

             Когда он привез перевод в Россию и опубликовал его, то церковники были возмущены таким «подарком» православным. Но сам Тредиаковский сумел  обратить на себя внимание императрицы Анны Иоанновны, которая приблизила его ко двору. Однако поэт даже и предположить не мог, чем кончится для него все это через несколько лет, и что на самом деле, скрывала Анна Иоанновна в своей любви к такой поэзии.
           А скрывала она свое безумие, свою извращенную  натуру, которая требовала не красоты, нежности и возвышенности от партнера, а безобразия, уродства, жестокости и даже садизма. Ее двор известен был шутами-карликами, которые сопровождали  ее жизнь и правление. На этом фоне мало верится, что она любила своего фаворита, красавца Бирона как женщина. Скорее всего, он был лишь многолетним прикрытием для ее странностей, этакой ширмой, за которой она совершала постыдные действия. Но в истории  любовником и злодеем остался именно Бирон – прием правления  известный. Очень яркий из более поздних, в 19 веке, - наместник Александра Первого Аракчеев, которого подобрала Екатерина Вторая еще для  Павла, чтобы все уродство его поведения пало на Алексея Андреевича. И так оно и случилось – и при Павле, и затем при Александре. Ну а при Николае Первом все пало на злодея Бенкендорфа, мучителя поэтов.
             Так что же случилось с несчастным Тредиаковским? Но сначала необходимо поближе «познакомиться» с родителями странной  Анны Ионовны – царем Иваном Пятым и его женой Прасковьей Салтыковой, от которых она унаследовала свои странности.
    Иван Алексеевич Романов (Милославский) – Пятый – соправитель Петра Первого, сын  царя Алексея Михайловича Тишайшего, который создал в России пятую колонну старообрядцев, расколов русскую православную церковь. И это имело, с одной стороны, ужасные последствия, вплоть до потери страной государственности и исчезновения самой империи, а с другой  - рождение на ее обломках нового государства  невиданного социального и технического прогресса – СССР.
   Ивана женили насильно на Прасковье Федоровне Салтыковой, красавице, которая также не жаждала оказаться в постели с больным царем. Чем болел Иван Пятый? Очевидцы говорят, что цингой, ревматизмом и эпилепсией. Тем не менее, они поженились, и у них родились пять дочерей. Судя по его прижизненным и посмертным портретам, он был красавец восточной внешности. Не удивительно – в его роду был татарин Багрим.
Статной красавицей, как уверяют историки, была и Прасковья Федоровна Салтыкова. Удивительно, почему уродливой родилась будущая императрица Анна Иоанновна? Может быть, на ее внешности (как и на душевных качествах, на нравственности)  отразились все изъяны  натур ее родителей – эпилептика отца и сексуально неудовлетворенной садистки матери, которые, к тому же, ненавидели друг друга?
         Интересно, что царица происходила из семьи изменников: её прямой предок боярин Михаил Глебович «Кривой», принимая видное участие в смутах, служил Лжедмитрию I и Лжедмитрию II, а в 1612 году выехал с сыновьями в Польшу в составе русского посольства, да там и остался, щедро одаренный королём Сигизмундом III. Там и вырос его внук Александр Петрович, который при царе Алексее Михайловиче (с возвращением Смоленска) принял русское подданство. На основании некоторых известий, он был в Енисейске комендантом, откуда вызван царевной Софьей. Тем не менее, род Салтыковых был весьма знатен, поставил немало бояр, и по крови и свойству Прасковья была связана с Трубецкими, Прозоровскими, Стрешневыми, Куракиными, Долгорукими и другими, что оказало большое влияние на её дальнейшее положение.
         Придуманный царевной Софьей, сестрой Ивана Пятого и Петра Первого, и ее любовником  Василием Голицыным брак был  предназначен поставить преграду   правлению роду Нарышкиных. Но надежды эти рухнули, когда Иван и Прасковья не родили ни одного наследника. И все-таки Милославские сели на русский престол – в лице Анны Иоанновны, а затем годовалого младенца Ивана Шестого Антоновича.

40

     После смерти мужа Прасковья Салтыкова  проявила себя  изощренным дипломатом, подчиняясь во всем взявшему власть Петру Первому, а также большой любительницей театра. Но еще более она обнаружила себя невиданной злодейкой и садистской, что  повергло в изумление даже Петра, который и сам был искушен в пыточных делах «зело».
             О зверском характере Прасковьи   мы узнаем из дела подьячего Василия Деревнина в октябре 1722 года: он служил у царицы, похитил её зашифрованное письмо к её фавориту и управляющему Василию Алексеевичу Юшкову, и был долго преследуем ею и её слугами посредством московской полиции и много пытан, чтобы добиться его возвращения. Была арестована и избита вся его семья, а сам он был обвинен в растрате. Затем дело забрала Тайная канцелярия, наконец, арестовавшая Деревнина. Обезножевшая к тому времени царица была принесена к нему в камеру по собственному приказу и избила его палкой в ярости. Она хотела забрать его к себе, но сотрудники Канцелярии не отдавали арестованного, тогда она приказала жечь его лицо огнём свечи, опять его бить. Наконец, голову его облили водкой и подожгли. В итоге прибывший Ягужинский едва успел застать Деревнина живым и увезти его в свой дом.
              Спустя несколько месяцев Петр разобрал это дело: прислужники царицы, добровольные палачи, были нещадно биты батогами, Юшков был сослан в Нижний Новгород, однако, разбор дела тянулся очень медленно, потому что «высший суд» тайной канцелярии состоял из свойственников и друзей царицы. Спустя два года после этого несчастья и год после смерти царицы дело было закрыто и положено в архив, но что случилось с Деревниным — неизвестно: он был либо отпущен, либо отправлен в Сибирь на «государеву службу».
            Перед смертью Прасковья написала письмо с прощением к своей дочери Анне, которую перед этим за её поступки практически прокляла. Отходила она несколько дней.  (13) 24 октября 1723 года после сильнейшего наводнения, Прасковья Федоровна умерла в день празднования Иверской иконы Божией Матери, на следующий же день после своего 60-летия, пережив на 27 лет супруга.
         И вот, проклятая одной злодейкой, другая, ее собственная дочь, становится  русской императрицей. И доказывает, что она – истинная дочь своей матери - садистки. Потомки ее подданных сегодня не помнят заслуг Анны Иоанновны в возрождении отечественного флота, в их памяти о ней – лишь неимоверно черное дело – строительство Ледяного дома и свадьба в нем царских шутов  князя Голицына и  калмычки Бужениновой.
Князь Голицын вызвал  ненормальную ненависть в Анне Иоанновне тем, что посмел  в Европе, влюбившись, жениться на католичке, приняв ее веру. И как только он с супругой вернулся в Москву,  возмездие императрицы настигло его.  Жену сослали, а он был зачислен в штат придворных шутов и стал носить фамилию Квасник и должен был наравне со всеми другими  шутами высиживать куриные  яйца в лукошках. Таковы были фантазии у этой безумной коронованной твари, которую терзали ее сексуальные причуды, требуя выхода наружу в любом виде. Вот она и давала им выход… И называла эти извращения наказанием за предательство православной веры!
Этот праздник венчания придворных шутов в ледяном дворце в столице  Анна Иоанновна без преувеличения собиралась сделать национальным. А получился он зловещим актом национального унижения России и ее подданных, вышедшего далеко за границы страны и оставшегося в ее истории позором отечества.
           Для грандиозного маскарада, который должен был сопровождать этот праздник, понадобились стихи, и министр Волынский, готовивший маскарад, послал за Тредиаковским. Посланный кадет объявил Тредиаковскому, что везет его в "Кабинет ее императорского величества". Уже одно это приглашение привело Тредиаковского "в великий страх" и "в великое трепетание" - что неудивительно, так как он решил, что его везут, говоря современным языком, в политическую полицию, где почти наверняка будут пытать.

             "Узнав по дороге, что его везут не в Кабинет, а только к министру, Тредиаковский рискнул выразить кадету свое неудовольствие, сказав, что тот худо с ним поступил, объявив, что везет его в Кабинет, "для того что он таким объявлением может человека вскоре жизни лишить или, по крайней мере, в беспамятствие привести". ("Москвитянин", 1845, No 2, отдел "Материалы", стр. 44 – Т.Щ,)
Кадет по приезде пожаловался Волынскому, который "сейчас же начал, - пишет Тредиаковский в своем "Рапорте" Академии 10 февраля 1740 года, - меня бить пред всеми толь немилостиво... что правое мое ухо оглушил, а левый глаз подбил, что он изволил чинить в три или четыре приема", а потом "повелел и оному кадету бить меня по обеим же щекам публично". После этого избиения Тредиаковскому дали "на письме самую краткую материю, с которой должно было ему "сочинить приличные стихи", и отпустили".
 
41


         Реакция Волынского была ужасной. Возможно, кадет-доносчик расписал случившееся самыми черными красками, и министр решил всем показать, кто в доме хозяин, либо же Волынский был просто не в духе и сорвал дурное настроение на поэте, который не вовремя подвернулся ему под руку.
Василий Тредиаковский все-таки написал нецензурное приветствие для молодых на свадьбе и сам, правда, в маске, прочитал его в присутствие госте и императрицы:

Здравствуйте женившись дурак и дура,
еще и бл...очка, то-та и фигура.
Теперь-то прямое время вам повеселится,
теперь-то всячески поезжанам должно бесится,
Кваснин дурак и Буженинова бл...ка
сошлись любовно, но любовь их гадка.
Ну мордва, ну чуваша, ну самоеды,
Начните веселые молоды деды.
Балалайки, гудки, рожки и волынки,
сберите и вы бурлацки рынки,
плешницы, волочайки и скверные бл...и,
ах вижу как вы теперь ради,
гремите, гудите, брянчите, скачите,
шалите, кричите, пляшите,
Свищи весна, свищи красна.
не можно вам иметь лучшее время,
спрягся ханской сын, взял хамское племя.
Ханской сын Кваснин, Буженинова хамка,
Кому того не видно кажет их осанка!
О, пара! О, нестара!
Не жить они станут, но зоблют сахар,
А как он устанет, то другой будет пахарь.
Ей и двоих иметь диковинки нету,
Знает она и десять для привету.
Так надлежит новобрачным приветствовать ныне,
дабы они во все свое время жили в благостыне.
Спалось бы им, да вралось, пилось бы, да елось.
Здравствуйте женившись дурак и дурка,
и еще бл...очка то-та и фигурка.

Судя по тексту «приветствия», которое и желала услышать Анна Иоанновна от придворного и уже прославленного поэта, воспевавшего возвышенную любовь,  русская императрица была по натуре своей социопатка и идиотка. И все ее «ледяное» представление с настоящим, заметим, венчанием, был хулиганский акт унижения всей русской нации. И он имел далеко идущие последствия -  Милославские больше никогда не правили в России и стали ее заклятыми врагами, которых преследовали и убивали без жалости.
Но тема Ледяного дома очень важна для понимания еще одного важного момента – навязывания романовыми обществу сексуальных извращений, пусть в виде игры – но какой? – всенародной!  Рассмотрим, как это происходило во время «ледяного маскарада», задолго, до  эрмитажных маскарадов Николая Первого.
Место для дома выбрали на Неве между Адмиралтейством и Зимним дворцом, примерно на месте современного Дворцового моста.Лёд разрезали на большие плиты, укладывали их одну на другую и поливали водой, которая тотчас же замерзала, накрепко спаивая отдельные блоки. Фасад дома имел длину около 16 метров, ширину 5 метров и высоту около 6 метров. Вокруг всей крыши тянулась галерея, украшенная статуями. Крыльцо с резным фронтоном разделяло здание на две половины. В каждой было по две комнаты: одна — гостиная и буфет, другая — туалет и спальня. Перед домом были выставлены шесть ледяных пушек и две мортиры, которые могли производить самые настоящие выстрелы. У ворот установили двух ледяных дельфинов, выбрасывавших из челюстей горящую нефть. На воротах стояли горшки с ледяными ветками и листьями. На ветках сидели ледяные птицы. По обеим сторонам дома возвышались ледяные пирамиды, внутри которых висели большие восьмиугольные фонари.
             По правую сторону дома стоял в натуральную величину ледяной слон с ледяным персиянином наверху. Около слона стояли две ледяные персиянки. По воспоминаниям очевидцев, днём слон пускал четырёхметровые струи воды, а по ночам — аналогичные струи горящей нефти. Некоторые утверждали, что слон иногда «выдавал» и спиртное.
              В самом Ледяном доме в одной из комнат стояли два ледяных зеркала, туалетный стол, несколько подсвечников, большая двуспальная кровать, табурет и камин с ледяными дровами. Во второй комнате были ледяной стол, два дивана, два кресла и резной буфет с посудой. В углах этой комнаты красовались две статуи, изображавшие купидонов, а на столе стояли большие часы и лежали карты. Все эти вещи были сделаны изо льда и выкрашены красками. Ледяные дрова и свечи намазывались нефтью и горели. Кроме того, при Ледяном доме была даже ледяная баня, которая тоже функционировала.
Проектированием и строительством Ледяного дома непосредственно руководили архитектор Пётр Михайлович Еропкин, создатель первого генерального плана Петербурга, и академик Георг Вольфганг Крафт, физик и математик, обеспечивавший всю научную часть проекта.
Как выяснилось, этот грандиозный проект ледяного дворца и самого праздника понадобился сумасшедшей Анне Иоанновне для особой причины, о которой никто и догадаться не мог! Она хотела, чтобы народ публично занимался тем, чем она занималась постоянно, но тайком, скрываясь от  посторонних глаз – подглядыванием, за что, видимо (среди других прегрешений), и прокляла ее мать, царевна Прасковья Салтыкова. И не просто толпа, жаждавшая развлечений, а толпа, так сказать, по национальному признаку: к торжеству было приказано привести по два представителя всех племён и народов, проживавших в России, в национальных одеждах и с национальными инструментами. Таких к началу февраля 1740 года в Петербурге собралось 300 человек. И все они также должны были «смотреть» на жениха и невесту на ледяном свадебном ложе через  прозрачные ледяные стены дворца! Это уже выходило за все рамки нравственности!
        Сами торжества состоялись в феврале 1740 года. Во главе «свадебного поезда» ехали молодожёны, размещённые в железной клетке, поставленной на слона. Вслед за ними - представители малых и больших народностей России, кто на верблюдах, кто на оленях, кто на волах, а кто-то и на собаках… После венчания в церкви состоялось пиршество и танцы. Анна Иоанновна пребывала в отличном расположении духа, довольная реализацией собственной задумки. После бала Квасника и Буженинову отвезли в Ледяной дом и после церемоний уложили на ледяную постель, приставив караул, дабы новобрачные до утра не вздумали сбежать со своего роскошного ложа. Утром полуживых шутов, наконец, выпустили из дома, который вполне мог стать для них склепом.
             На Руси испокон веков любили гулять с размахом, не считая средств, чем частенько удивляли иностранцев. Однако «свадьба в Ледяном доме» на сей раз поразила не только иностранцев, но и самих россиян. Затрата столь громадных средств и усилий на столь ничтожную цель возмутила многих. Затею Анны Иоанновны называли «позорищем», а издевательство над Квасником и Бужениновой сочли унизительным даже по меркам того далеко не нежного времени.
          Наверное, это глухое роптание мало волновало безумную, бесстыжую и неумную  Анну Иоанновну, которая дурацкими причудами по-дурацки загубила жизнь ни в чем не виноватых людей -  семью своей племянницы, Анны Леопольдовны, матери наследника русского престола,  младенца Ивана Шестого Антоновича. На их долю, видимо, за грехи этой сумасшедшей, выпали поистине нечеловеческие страдания, кончившиеся двадцатилетним заточением  некоронованного  императора в Шлиссельбургской крепости, что не прибавило чести России, и затем его коварным убийством при Екатерине Второй.
            Ледяной дом, благодаря морозам, простоял до конца марта 1740 года, а затем начал постепенно таять и исчез естественным путём в апреле.
            Михаилу Алексеевичу Голицыну вернули часть ранее изъятого имущества и позволили удалиться в принадлежащее ему московское имение — вместе с законной супругой Авдотьей Ивановной, брак с которой никто не отменял.
            Авдотья Буженинова умерла два года спустя, родив мужу двоих сыновей — Алексеяи Андрея, которые носили законный титул князей Голицыных. Если Алексей остался холостым, то Андрей Михайлович Голицын, на военной службе, как и отец, дослужившийся до чина майора, женился на Анне Фёдоровне Хитровои произвёл на свет многочисленное потомство.
              Но самое поразительное, что и сам Михаил Алексеевич Голицын после смерти жены-шутихи женился в четвёртый раз, и в этом браке у него родились ещё три дочери. Умер бывший Квасник в возрасте 87 лет, более чем за три десятилетия жизни после окончания своего шутовства совершенно оправившись от пережитого и пребывая, по уверениям современников, в трезвом уме и здравой памяти… Вполне возможно, что спасла этого человека его нормальная сексуальная ориентация и верность  высоким человеческим чувствам, а, может, и господнее благословение снизошло на него, ведь человек пострадала за истинную любовь!





42




           Но вернемся к поэту Тредиаковскому.  Одним избиением дело не кончилось, потому что оскорбленный Тредиаковский решил, что так он этого не оставит. Могущественному Волынскому он был не ровня, и на дуэль его вызвать не мог, да и вообще ничего не мог сделать, кроме как пожаловаться на него человеку еще более могущественному – Бирону.
           "Тредиаковский понес жалобу Бирону, но в приемной  просителя увидел Волынский, который схватил его и отправил под караул, где, пишет Тредиаковский, "браня меня всячески, велел... бить палкою по голой спине столь жестоко и немилостиво... дано мне с семьдесят ударов...", потом "паки велел меня бросить на землю и бить еще тою же палкою, так что дано мне и тогда с тридцать разов". Утром Волынский, приказав караулу бить Тредиаковского "еще палкою десять раз, что и учинено", отпустил его "с угрозами" домой".

            Герцог Бирон все-таки узнал обо всем, что произошло и расценил это как покушение на его власть. Он нажаловался Анне и потребовал наказать Волынского. Императрица стала колебаться, и Бирону это не понравилось. Он стал давить на нее и требовать уже не просто наказания, а уничтожения Волынского. Дошло, судя по всему, даже до мелодраматического "Или он, или я", после чего Анна сдалась, тем более что и без избиения поэта на Волынского скопилось много жалоб (самой невинной из которых было казнокрадство). В конце концов, Волынского судили и отрубили ему голову.

А ведь если бы Волынский не побил поэта (которого он, судя по всему, держал за полное ничтожество, раз позволял себе так с ним обращаться), не исключено, что Бирон бы терпел министра и дальше, а так как Анна Иоанновна умерла в том же году, то сохранивший голову на плечах и влияние Волынский наверняка бы поучаствовал в борьбе за власть. Но он совершил роковую ошибку, унизив человека, который (как он наверняка считал) никогда не сможет отплатить ему той же монетой. Избитый и горящий жаждой мести Тредиаковский привел в действие такие силы, которые без особого труда стерли могущественного министра в порошок.
Но все-таки слава Тредиаковского и его заслуги перед русской историей и литературой  быстро забылись широкой публикой. Больше он так и не поднялся на ее вершину. И это было незаслуженно. 1841 году в посмертном собрании сочинений Пушкина была опубликована его статья о книге Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». В статье Пушкин говорил и о Тредиаковском: «Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел в русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков. Любовь его к Фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного. В «Тилемахиде» находится много хороших стихов и счастливых оборотов. Радищев написал о них целую статью... Вообще изучение Тредьяковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей. Сумароков и Херасков верно не стоят Тредьяковского...»
  А в 1856 году было опубликовано письмо Пушкина И. Лажечникову, где, говоря о «Ледяном доме», Пушкин замечал: «За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей».
Жить ему становилось все труднее. В многочисленных жалобах и доношениях Тредиаковского в Академию наук и даже в его литературных трудах все чаще говорится о болезнях, лишениях, о «некотором упадке в силах... по причине состаревающихся моих лет и не весьма веселящегося сердца от обыкновенных человеческих злоключений...» Характерно его обращение к Сумарокову в 1755 году, заключающее полемику с ним о сафической и горацианской строфах: «Оставьте человека, возлюбившего уединение, тишину и спокойствие своего духа. Дайте мне препровождать безмятежно остаточные мои дни в некоторую пользу общества... Сжальтесь обо мне, умилитесь надо мною, извергните из мыслей меня... Я сие самое вам пишу истинно не без плачущий горести... Оставьте меня отныне в покое».
                Но при всех этих условиях Тредиаковский с поразительной настойчивостью продолжал свою работу. Его стихотворные произведения исчисляются десятками тысяч строк, его переводы — десятками томов. Работоспособность его была поразительна. В 1747 году пожар уничтожил девять переведенных им томов «Древней истории» Ролленя. Он перевел их заново и с 1749 до 1762 года выпустил десять томов этой истории. Перевод шестнадцатитомной «Римской истории» Ролленя он напечатал за семь лет. Обе эти истории с обширными «Предуведомлениями от трудившегося в переводе» занимают около двенадцати тысяч страниц.  При этом печатал свои труды он главным образом на свой счет, испытывая, по его словам, «крайности голода и холода с женою и детьми... у меня нет ни полушки в доме, ни сухаря хлеба, ни дров полена».
              В 1759 году он был по неясным причинам уволен из Академии, но это не сказалось на его исключительном трудолюбии: в течение
60-х годов он печатает с большими трудностями (хотя и при некоторой поддержке Академии) все шестнадцать томов «Римской истории» Ролленя и «Историю о римских императорах» Кревьи, «Тилемахиду», «Опыт исторический» Бурдильона.
               В переписке по поводу издания этой книги он сообщил и последние о себе сведения: «Я, упадая еще с самого начала года сего из болезни в болезнь, как от Харибд в Сциллы, во все ж тяжкие и опасные, лишился между тем употребления ног: так что ни по хижине моей не могу пробресть без заемныя помощи, имея, однако, еще несколько действительны голову, глаза и руки».
       Письмо это было написано в апреле 1768 года. Через год с небольшим — 6 августа 1769 года — Тредиаковский скончался в Петербурге.


43

С тех пор прошло более двухсот пятидесяти лет. И мы видим, что «школа» безумной Анны Иоанновны вполне живет и процветает!  Невероятно, но это так. Разве телевизионный проект «За стеклом» вам ничего не напоминает? Можно сказать, она попробовала, а мир сегодня с упоением повторяет…
        «За стеклом» — первое российское реалити-шоу и один из самых высокорейтинговых проектов в историироссийского телевидения, выходившее на каналах ТВ-6, ТНТ и ТВС с 27 октября 2001 по 6 июля 2002 года. Нелицензионный аналог известного международного реалити-шоу «Большой брат» (Big Brother).
Запуск первого российского реалити-шоу планировался в 2001 году ещё на НТВ: интерес к созданию на канале аналога «Большого брата» проявляли как его владелец Владимир Гусинский, так и генеральный продюсер Александр Левин. Последний в одном из интервью заявил, что реалити-шоу — жанр, набирающий обороты по всему миру, — следует продвигать и на российском телевидении. Запуститься программе в эфир не позволил случившийся в апреле 2001 года захват НТВ, в ходе которого телекомпания стала собственностью холдинга «Газпром-Медиа», а часть творческого коллектива и технического персонала покинула её распоряжение, перейдя на канал ТВ-6. Там же и было принято решение начать более активные эксперименты с реалити-телевидением, а к производству была привлечена часть лиц из команды старого ТВ-6, оставшихся на этом канале после того, как почти все его бывшие ведущие (Иван Демидов, Юлия Меньшова, Александр Олейников и пр.) и многие закадровые работники прекратили с ним сотрудничать. В частности, в их числе был Иван Усачёв.
            Концепция реалити-шоу в представлении Усачёва подразумевала под собой показ молодых людей за витриной магазина, когда камера в режиме реального времени показывала бы всё то, что происходит в его стенах в данный момент, с целью его рекламы и последующего привлечения в него потенциальных покупателей. Эту же идею поддержал Александр Левин, но организаторы передачи столкнулись со сложностями: ни один из магазинов, к которым они обращались, не согласился сотрудничать с ними. Идею продюсеров одобрил только владелец гостиницы «Россия» Хусейн Джабраилов, согласившийся отдать её помещение под будущее телешоу. Через две недели в гостинице начались работы по возведению в ней подобия квартиры.
Ну мы знаем, Ледяной дом растаял, а гостиница «Россия» сгорела. И власть в эти периоды или менялась, или меняла ориентацию. Все, как видим, связано в жизни между собою -  зло и добро, порок и добродетель.


44


                Мне показался интересным анализ высказываний искушенного и в этих  вопросах человеческого бытия В.И. Ленина к отношениям между мужчиной и женщиной. А они его волновали как политика. Самое интересное, как пишут исследователи, что многие женщины испытывали к Ленину гипнотическое притяжение. А он  говорил: «Без женщин не может быть настоящего массового движения». Тем не менее, в действительности, как выясняется,  поддерживал более широкое участие женщин лишь в трудовом процессе, но никак не в сексуальной сфере, о чем свидетельствуют его заметки по поводу сексуального раскрепощения женщины: «Считаю, что это сверхизобилие сексуальных теорий, большинство из которых представляют собой гипотезы, причем зачастую гипотезы беспорядочные, проистекает от личной необходимости оправдать перед буржуазной моралью собственную ненормальную или гипертрофированную жизнь».
                Он не подпал под воздействие учения Фрейда и его последователей, на что  сам и указывал: «Сейчас наибольшее распространение получила брошюра молодого товарища из Вены о половом вопросе. Глупости! Дискуссия о гипотезах Фрейда придает ей «культурную» и даже научную видимость, хотя по сути дела это вульгарная школярская стряпня».
               Ленин обрушился на идею сексуальной свободы. По его мнению, это было ни чем иным, как буржуазной уловкой для удовлетворения низменных инстинктов. «Хотя я и не аскет, эта так называемая «новая половая жизнь» молодежи — а иногда и людей зрелого возраста — мне кажется совершенно буржуазной, неким продолжением буржуазного борделя. Вы, несомненно, знакомы с этой знаменитой теорией, согласно которой в коммунистическом обществе удовлетворить половые потребности будет столь же простым как выпить стакан воды. Наша молодежь от нее совершенно обезумела».
              Революционный вождь даже заявил, что женщины не могут стремиться к сексуальному освобождению, поскольку не обладают «глубокими и разносторонними знаниями по данному вопросу».
              А ведь серьезное это было заявление Ильича! Но пришло время, и в мире  снесли не только памятники Ленину, но и евангельско-коммунистическую идеологию сексуального воздержания, супружеской верности,  оставив нетронутым и незыблемым лишь главное демократическое завоевание – равенство полов. Однако при появлении всемогущего повелителя нашей жизни – компьютера - и это стало неважно. Человечеству, наконец - то, предложили  универсальную «маску» невидимки, под которой он оказался абсолютно свободным!
«Сеть» тут оказалась настоящей волшебницей, без преувеличения. Прошло каких-то двадцать лет с того времени, как интернет наполнился «нужным» «половым» содержанием и стал доступным и старому, и малому, но за такой короткий исторический срок она затянула в свой виртуальный мир всю нашу практическую жизнь во всех абсолютно сферах и в любовной, кажется, в первую очередь. Полностью сбылись слова Ленина: «Хотя я и не аскет, эта так называемая «новая половая жизнь» молодежи — а иногда и людей зрелого возраста — мне кажется совершенно буржуазной, неким продолжением буржуазного борделя. Вы, несомненно, знакомы с этой знаменитой теорией, согласно которой в коммунистическом обществе удовлетворить половые потребности будет столь же простым как выпить стакан воды. Наша молодежь от нее совершенно обезумела».
           Это безумие, обозначенное мировым коммунистическим вождем еще в начале 20 века, в веке двадцать первом широко шагает по планете. Знаменитая, по словам Ленина, теория, согласно которой в коммунистическом обществе удовлетворить половые проблемы будет столь же простым как выпить стакан воды, теперь принадлежит не «избранному» коммунизму, а завоеванному глобализму, то есть, всей планете. И от нее обезумела не только молодежь – теперь все – от мала до велика: и молодежь, и подростки, и дети и старички и старушки  ушли в Сеть бороться за свои сексуальные права. И ни в одной стране власть этому не противится! Напротив, сильные мира сего делают все возможное и невозможное, чтобы любая сексуальная прихоть  последнего сумасшедшего из сумасшедших воплотилась.


45


И, однако, сетевое искусство обольщения, совращения и сексуального плена все еще развивается и уже имеет свое сокровенное «подполье», в котором орудуют такие изощренные «спецы», что их действия  кажутся проделками настоящего сатаны – настолько они сверхъестественны и пока что абсолютно недоступны  широкому знанию и, тем более, пониманию.
        Представьте себе, если бы над Ингеборгой взял власть не ее ненормальный садист-художник, а кто-то  неизвестный? Извращенец еще похуже. Но которого она никогда бы не увидела и даже не ощутила бы  его прикосновений на своем теле. А результат его влияния был бы абсолютно тот же! При этом  уйти от него она не смогла бы даже и будучи в сумасшедшем доме. Для того, чтобы  такую ситуацию понять, нужно помнить, что Сеть, как  опытная «сводница», пропускает через себя наблюдение со спутников за любым человеком с сотовым телефоном или  компьютером ( а сейчас еще и с телевизором и даже, говорят специалисты,  с новой модели холодильником с встроенными веб-камерами). Еще пока что неизвестны размеры  такой слежки, но любой, у кого есть деньги и технические средства, может это осуществить в отношении нужного ему «объекта».
           И каждый из нас может оказаться под круглосуточным наблюдением влюбленного маньяка или еще кого похуже. Вы будете у него как на ладони в любом своем естестве, и ему не нужно будет упрашивать вас о встрече, чтобы дотронуться до вас, поцеловать и даже совершить с вами половой акт! Бесконтактный секс, любимое занятие психически больных людей, которым увлекались царские и королевские особы в девятнадцатом веке, нынче доступен любому проходимцу с набором  нужных технических средств и обеспечивает сексуальное насилие в неограниченном  размере и с неограниченным количеством людей, не оставляя никаких следов.
           Но наблюдение – это одна сторона насилия, другая – почти реальный секс, осуществляемый с какого угодно расстояния с помощью радиоволн, биополей и еще чего-то, что пока знает лишь узкий круг специалистов. Когда вас неожиданно начинает  трясти и корежить, словно  от лихорадки. Но эта тряска доставляет удовольствие и может довести до изнеможения, а больных людей – и до печального исхода, как грузинскую Тамару из поэмы «Демон». Таким образом, Сеть вам сегодня  предлагает  «убойную» услугу любви -  сдохнуть в конвульсиях от  сексуального удовольствия.
            Конечно, информация не доходит до широкого круга пользователей Сети, и доверчивые любопытные старушки, изнемогающие от ничегонеделания на пенсии, и похотливые девочки и мальчики вместо школьных уроков продолжают упоенно растляться у компьютеров, не подозревая, что, вполне возможно, они уже под колпаком у какого-то изощренного извращенца.
           Если бы дело было только в тайном массовом разврате населения планеты, возможность которого предоставляет сегодня Сеть каждому желающему – как пресловутый «стакан воды». Но речь идет о новых методах угнетения  людей, давления на них сексуальным искушением, подавления воли и сознания. И все это делает с ними кто-то невидимый, но дающий сладостные ощущения. Представьте, что вы сутками «в обнимку» с каким-нибудь прыщавым лишайным уродом лет семидесяти, а не с тем красавцем - киноактером, чей портрет вы держите в рамочке на столе. Хуже того, вас  современные сетевые дельцы от порнобизнеса могут, как наработанный объект, продавать и перепродавать множество раз, а вы при этом все также будете содрогаться в конвульсиях, глядя на  портрет вашего обожаемого актера или спортсмена!
         Таким образом, то, что отрабатывалось на пресловутых, гневно облеченных нашим поэтом Лермонтовым, «маскарадных» балах в  19 веке, сегодня стало главной технической и социальной политикой, да и просто политикой, мировой Сети интернета. И у нее, как говорится, нет предела совершенству. Куда нас заведет это «совершенство» поистине мирового коллективного секса, трудно сказать. Разобраться бы пока что с тем, что уже имеем. Но  едва ли кто будет скоро разбираться. Поскольку, как в 19 веке, в начале технической революции в Европе и в России, за Сетью  стоят такие деньги, которые составляют, вполне возможно, основу мирового капитала. Без создания громоздких машин, без использования тяжелого рабского труда людей.
          Кажется, наше новое прогрессивное время дало людям освобождение от всего того, что их угнетало и закабаляло их жизнь. Но это только кажется, потому что, отнимая у людей стыд, совесть и  умение любить, Сеть берет взамен тотальный контроль над ними, над их душой и телом. И в этих обстоятельствах они уже не распоряжаются своей судьбой, они снова рабы. Ну как тут не вспомнить провидческие слова Николая Гоголя о том, что европейский прогресс – это  лишь пепел в руках, прикоснешься, и он рассыпается. Стоит лишь добавить: сегодня мы «рассыпаемся», но в конвульсиях мирового сексуального удовольствия. И кто же нас отпустит?..
               


                46



    Впрочем, в начале августа текущего года в Сети появилась интересная статья прямо в разработанную мной тему. Роскачество посоветовало нам всем самим позаботиться о себе, в связи с чем оно рекомендует владельцам ноутбуков и гаджетов заклеивать камеры и микрофоны, чтобы исключить слежку. Эксперты называют это "цифровой гигиеной".
          "Эксперты предупредили, что это позволит защититься от вирусной программы-шпиона, которая может оказаться на смартфоне или компьютере. Шпионская программа способна не только копировать документы, перехватывать нажатия клавиш, читать сообщения жертвы, но и активировать микрофон или камеру на устройстве", - сообщает ura.news.
            Эксперты считают, что самый большой интерес у киберпреступников вызывает содержание разговоров своих жертв. Заклеивать камеры и микрофоны рекомендуют куском непрозрачного скотча или изоляционной ленты, а также специальными шторками, которые крепятся на камеру ноутбука. Они отмечают, что девять из десяти мобильных приложений для iOS и Android уязвимы перед хакерскими атаками - вирусы следят за набором букв на клавиатуре и снимками с мобильного устройства, незаметно копируя данные.
"Для того чтобы не стать жертвой киберпреступников, необходимо не только устанавливать антивирус и обновлять до последней версии программное обеспечение операционной системы, но и заклеивать камеры и микрофоны в моменты, когда они не нужны", - отмечает РБК.
            Впрочем, как отмечают эксперты, одной наклейкой на камеру проблему не решить. Чтобы не стать жертвой, пользователям необходимо соблюдать "цифровую гигиену", в частности - не скачивать программы из недостоверных источников или ограничивать доступ приложений к диктофону или камере. Эксперты напоминают, что и сами смартфоны собирают метаданные о своих пользователях, чтобы в дальнейшем использовать это для предоставления адресной рекламы.
Как видим, теперь вместо безумных императриц нам предлагают бороться с теми, кто их  нынче заменяет -  с собственными электронными приборами, которые, как выясняется, позволяют себе много лишнего!







                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ



47




Артемий Волынский (губернатор Астраханской губернии при Петре Первом и кабинет-министр при Анне Иоанновне), едва не забивший до смерти поэта Василия Тредиаковского при подготовке свадьбы шутов в Ледяном доме, был садист. Как и его повелители, на которых он  работал -  Петр Первый, и Анна Иоанновна. У всех у них были хорошо известные методы контроля и порабощения сознания творческих личностей – кнут и плаха. Но ровно сто лет спустя после смерти Петра в России стали известны, как я написала выше, попытки внедрить совершенно новые – гуманные – методы  контроля и управления человеческим сознанием – через сексуальное удовольствие. Основоположником экспериментов с бесконтактным сексом стал Николай Первый, продолжились же «испытания» уже в СССР. Никто не скажет вам, как действовал и действует сейчас метод внедрения в организм и в сознание человека чужеродного «тела» - того самого гомункула, который изобрел гётевский Вагнер в «Фаусте». Известны, конечно,  всевозможные чипы, какие-то инъекции, но и это оружие насилия над человеческим телом и сознанием уже устарело. Нынче существует  нечто особенное, но что конкретно – не могут сказать даже писатели-фантасты.
А, собственно, кого сейчас удивишь такими техническими (или биотехническими) новинками? Все готовы ко всему. Но вот в начале двадцатого века самые известные и талантливые поэты и писатели, подвергнутые подобному воздействию, не выдерживали и плохо кончали. О жизни и смерти Сергея Есенина, Владимира Маяковского и Михаила Булгакова говорили и до сих пор говорят много. Но истина остается тайной. Может быть, потому, что не там ее ищут?
Если, положим, читать очень страшную поэму  Есенина «Черный человек» не как исповедь  алкоголика в  белой горячке, а как рассказ человека, ощутившего на себе тяжелое, непонятное и невыносимое давление, то получится совсем иное объяснение самоубийству поэта. Давайте  почитаем отрывки из этой поэмы.


 Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.

ххх

Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
«Слушай, слушай!-
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет «она»,
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами…
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».

48

А теперь посмотрим «официальное» толкование  современных литературоведов этого произведения. Вот типичный образец: «Есенин с ужасом говорит о том, что каждую ночь страдает от посещений таинственного черного человека. Известно, что поэт неоднократно подвергался приступам белой горячки и даже проходил курс лечения. Вероятно, образ черного человека порожден этими приступами полусумасшедшего состояния. Он рассказывает Есенину по книге все обстоятельства безумной жизни «какого-то прохвоста и забулдыги». Незнакомец упоминает не только о негативном, он отмечает, что человек был «к тому ж поэт», полный «прекраснейших мыслей и планов». В книге фигурирует «женщина сорока с лишним лет», в образе которой угадывается А. Дункан.
Измученный рассказом лирический герой начинает отчаянно кричать, пытаясь прогнать черного человека и прекратить эту пытку с чтением чьей-то бесполезной жизни. Но это не помогает: незнакомец упорно сидит и не отрывает от него тяжелого взгляда.
На следующую ночь визит повторяется. Автор пытается избавиться от невыносимого видения и проклинает свою бессонницу. Есенин начинает вспоминать о своем детстве, о простом деревенском мальчике «с голубыми глазами». Дойдя в воспоминаниях до «женщины сорока с лишним лет», он с внезапным ужасом понимает, что в книге, которую читает черный человек, рассказывается о нем самом. Разъяренный поэт кидает трость прямо в «морду» незнакомца…
Приходя утром в сознание, автор видит осколки зеркала и осознает, что ночные визиты черного незнакомца – сумасшедшие разговоры с самим собой.
«Черный человек» — не просто бред страдающего от алкоголизма поэта. Есенин был гением. Настоящий талант всегда расценивается как определенный вид сумасшествия. «Черный человек» — беспощадный самоанализ автора, вызванный стремлением донести до читателя весь ужас своего душевного конфликта».
Если бы автор этих строк знал истинную подоплеку поэмы  Михаила Лермонтова «Демон» и хотя бы догадывался, отчего умерла грузинская красавица Тамара, даже спрятавшись в монастыре от влюбленного Демона, который каждую ночь домогался ее, совратил, наконец, и истощил до смерти своей любовью, под которой нужно  прямо понимать бесконтактный секс, то и понял бы, кого и что  олицетворял Черный человек  для Есенина.
Такому же истощению, видимо, подвергся и он, и не алкоголизм был виной этих видений и ощущений. Что они, на самом деле, означали, указывается в самом тексте поэмы.

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.


49

Если бы Есенин был уверен, что болезнь эта – от его пьянства, и Черный человек – результат  горячки, он не писал бы: «Сам не знаю, откуда взялась эта боль». Все дело в том, что для него она -  явление таинственное и непонятное, измучившее его и поставившее на край жизни. Почему? Скорее всего, от страха быть разоблаченным. В чем? Об этом говорится в тексте:

«Слушай, слушай!-
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет «она»,
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.

Почему Черный человек  обличает  поэта в подлости?

Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.

В чем она заключается? И почему в поэме так откровенно цинично и брезгливо говорится не только о самом себе, но и о женщинах? Есенину хочется  детской чистоты , и он, заметим, как и Михаил Лермонтов в стихотворении «Как часто пестрою толпою окружен», превозносит утерянные навсегда и безвозвратно невинность и чистоту:

Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами…
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».

50


Эти же боль и тяжелое разочарование светской жизнью звучат у Лермонтова:

Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски,
Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки, —
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки.
И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, — памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком, и кругом
Родные всё места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей;
Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,
А за прудом село дымится — и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и желтые листы
Шумят под робкими шагами.
И странная тоска теснит уж грудь мою;
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
За рощей первое сиянье.
Так царства дивного всесильный господин —
Я долгие часы просиживал один,
И память их жива поныне
Под бурей тягостных сомнений и страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
Цветет на влажной их пустыне.
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник не;званную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..

А ведь и это стихотворение, которому уже почти двести лет, и при жизни Лермонтова, и сегодня  никто  по-настоящему не понимает. Да, в нем грусть о невинном детстве, о чистоте жизни, но откуда взялась эта грусть, это сожаление о чем-то утерянном? Оттуда же, откуда и у Есенина – от знания истины «новых» человеческих взаимоотношений  в новом времени, строить которые начал еще император Николай Первый на своих безнравственных маскарадных балах, погубивших не одну супружескую пару ( в том числе, Пушкина с Гончаровой) и не одну жизнь.
        Михаил Лермонтов был осведомлен о подоплеке этих маскарадов и  странной личной жизни императорской четы. Его близкий родственник, друг и ровесник, первый красавец в Петербурге  Алексей Столыпин Монго, входил в круг молодых офицеров, приближенных к императрице Александре Федоровне, урожденной принцессе Фридерике Шарлотте Вильгельмине Прусской, супруге Николая Первого. Она была красавицей, любившей флиртовать и танцевать ночи напролет на балах. И она любила своего мужа. Однако свои супружеские отношения пара была вынуждена прекратить после рождения восьмого ребенка и болезни императрицы, которой больше нельзя было  беременеть. У императора появились многочисленные любовницы, у императрицы – фавориты, с которыми у нее не было сексуальных отношений, но было нечто особенное…
       Александра Федоровна очень интересовалась поэмой Лермонтова «Демон» и заставляла офицеров по ночам читать ее. Что же так возбуждало ее в «Демоне»? Наверное, тот самый бесконтактный секс, которым он погубил  грузинскую красавицу Тамару. Им открыто занимался  с  понравившимися ему дамами  Николай Первый, доводя их до эпилептических припадков, по рассказам Пушкина, который узнал об этом от  пострадавших дам во время свиданий с ними, на которых ему приходилось  давать им «излечение»  обычным способом…         Тяжелыми судорогами начала страдать и Александра Федоровна. Она умела владеть собой, скрывать под маской безоблачного счастья обиды и слёзы, старалась казаться здоровой и весёлой, когда её мучила лихорадка. Но  маркиз де Кюстин в 1839 году отмечал, что императрица не только танцевала все полонезы на свежем воздухе с открытой головой и обнажённой шеей, но и «будет танцевать до тех пор, пока у неё не станет сил держаться на ногах». При этом он не преминул отметить, что в свои сорок лет государыня выглядит гораздо старше своего возраста:
 
"Императрица обладает изящной фигурой и, несмотря на ее чрезмерную худобу, исполнена, как мне показалось, неописуемой грации. Она была сильно взволнована и казалась мне почти умирающей. Нервные конвульсии безобразили черты ее лица, заставляя иногда даже трясти головой. Ее глубоко впавшие голубые и кроткие глаза выдавали сильные страдания, переносимые с ангельским спокойствием. Императрица преждевременно одряхлела и, увидев ее, никто не может определить ее возраста. Она так слаба, что кажется совершенно лишенной жизненных сил. Жизнь ее гаснет с каждым днем; императрица не принадлежит больше земле…»

         
51

  Вернусь к биографии  Сергея Есенина. В поэме «Черный человек»  он не скрывает своего отвращения к танцовщице Дункан, к одной из самых привлекательных женщин в Москве, к  изящным ножкам которой могли бы положить целые состояния десятки мужчин. А Есенин, легко завладев сердцем и телом танцовщицы, глумился  и издевался над ней. Почему? Потому что, как известно,  поэт был или бисексуалом, или  полным садомитом. Но, открестившись от поэта-гомосексуалиста Клюева, своего духовного «отца и наставника» и полового партнера, он сделал себе славу дамского угодника.
К большому несчастью, к тому времени, когда Есенин покончил с собой и сразу после этого от любви к нему пострадало множество женщин. Он долго издевался над женой – красавицей и  талантливой актрисой, матерью его двоих детей, Зинаидой Райх. И эта ее несчастная судьба закончилась смертью – после страшной гибели в застенках НКВД ее второго мужа, режиссера Всеволода  Мейерхольда, Зинаиду зарезали неизвестные.
Танцовщица Дункан  погибла, случайно удавившись собственным шарфом. На  могиле поэта застрелилась работница газеты «Беднота» Галина Бениславская. Экстравагантная девушка по национальности французская грузинка с  особенной биографией. Хорошо образованная, она  четыре года проработала в Чрезвычайной комиссии, затем – три  года, до самоубийства – в газете «Беднота». Вообще с самого начала это издание  (известное как  московская газета ЦК КПСС «Сельская жизнь»)«крышевало» ЧК, НКВД,  КГБ, главные редакторы были выходцы из спецслужб. Вот в этой газете я проработала 16 лет. Запомнились строгая дисциплина, строгая отчетность в виде докладов с мест и изощренные интриги. Но  за все 16 лет я ни разу ничего не слышала тут о  Бениславской.
        Она подала дурной пример своим странным самоубийством, после нее другие девушки приходили стреляться на могилу Есенина на Ваганьковском кладбище. Но никого кроме Бениславской не похоронили рядом и власти постарались скрыть  истинное число погибших здесь женщин, чтобы избежать зловещей «эпидемии».
          Как ни печально об этом говорить, но принесенные жертвы были абсолютно напрасны. Я могу  предположить, что Сергей Еенин не любил женщин в принципе, он мог с ними дружить, как дружил с Бениславской, а она  от неразделенной любви  большую часть своей молодой жизни провела в психиатрической  больнице, но не любить!
Вообще очень странно, как все эти женщины, находясь среди  поэтов «серебряного века»,  практически поголовно гомосексуалистов, не понимали, что они  попали в совершенно чуждую для них среду и «ловить» им там  абсолютно нечего кроме обмана, глумления и издевательств. Что с лихвой получали женщины Есенина от него.
Его творческая биография, по-настоящему начавшаяся в Петербурге, страшна и уродлива, а описанный им Черный человек – это и есть он сам. Да простят меня поклонники поэта, но я назову вещи своими именами. Прежде чем Есенин нашел выход к своей славе, к большой поэзии и дошел даже до аудиенции у Аликс, жены императора Николая Второго, в Петербурге «доброжелатели» и покровители, можно сказать, «пропустили» его через гомосексуальный бордель. И не один.
Сначала, по рекомендации Блока,  он попал в руки к красавцу  бисексуалу Городецкому и жил у него. А тот уже передал его Николаю Клюеву, то есть, в руки самому дьяволу. На квартире у Клюева началась их любовная связь. Кстати, на приеме у императрицы Есенин был вместе с ним. Клюев настолько влюбился в белокурого рязанского мальчика, что даже не выпускал его из дома, а когда тот все-таки уходил, то садился на пол и выл.
          Клюев рассказывает как послушничал в монастырях на Соловках, как был «царём Давидом… белых голубей — христов», но сбежал, когда его хотели оскопить; как на Кавказе познакомился с красавцем Али, который, по словам Клюева, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев». Это скрытное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христовстве обозначается словами: обретение Адама…», затем же Али покончил с собой от безнадёжной любви к нему…
           Почему Блока не смутило несчастное существование Есенина в гомосексуальных петербургских вертепах? Видимо, потому, что он сам был увлечен и творчеством Городецкого, и творчеством и личностью Клюева особенно.
         Александр Блок неоднократно упоминает Клюева в своих стихах, записных книжках и письмах и воспринимает его как символ загадочной народной веры. В одном из писем Блок даже заявил: «Христос среди нас», и С. М. Городецкий отнёс эти слова к Николаю Клюеву.
       В своей записи 1922 года Клюев говорит:
«…для меня Христос — вечная неиссякаемая удойная сила, член, рассекающий миры во влагалище, и в нашем мире прорезавшийся залупкой — вещественным солнцем, золотым семенем непрерывно оплодотворяющий корову и бабу, пихту и пчелу, мир воздушный и преисподний — огненный.
Семя Христово — пища верных. Про это и сказано: «Приимите, ядите…» и «Кто ест плоть мою, тот не умрет…»
Богословам нашим не открылось, что под плотью Христос разумел не тело, а семя, которое и в народе зовется плотью.
Вот это и должно прорезаться в сознании человеческом, особенно в наши времена, в век потрясенного сердца, и стать новым законом нравственности…»

52

        Кстати говоря, и Клюев, и Есенин были выходцами из старообрядческих семей. Но Клюев исповедовал хлыствовство,
а в сексе это – садо-мозахизм. Даже не приходится сомневаться в том, что запертый в квартире сатаны, Есенин день за днем получал уроки жестокости, сексуального безумия и сурового однополого воспитания. Гомосексуализм Клюев возводил в божественную степень, призывая  на нем строить новую общественную мораль.
       В 1929 году  он познакомился с молодым художником Анатолием Кравченко, к которому обращены его любовные стихотворения и письма этого времени (насчитается 42 письма Клюева).  В них - воспевание мужской красоты над женской. В письме Анатолию от 23 мая 1933 года Клюев так рассуждает об их близких отношениях:
"На этой вершине человеческого чувства, подобно облакам, задевающим двуединый Арарат, небесное клубится над дольним, земным. И этот закон неизбежен. Только теперь, в крестные дни мои, он, как никогда, становится для меня ясно ощутимым. Вот почему вредно и ошибочно говорить тебе, что ты живешь во мне только как пол и что с полом уходит любовь и разрушается дружба. Неотразимым доказательством того, что ангельская сторона твоего существа всегда заслоняла пол, — являются мои стихи, — пролитые к ногам твоим. Оглянись на них — много ли там пола? Не связаны ли все чувствования этих необычайных и никогда не повторимых рун, — с тобой как с подснежником, чайкой или лучом, ставшими человеком-юношей?»
Возвращаясь к массовому поклонению женщин поэзии Есенина и самому поэту, спросим: многие ли из них остались при своем мнении и увлечении этим мужчиной, знай они о его личной жизни и о том,  кто его любил и кого  мог любить он? Думаю, многих бы рвало от отвращения!
           Воспевая «новую мораль» - поклонение фаллосу,  мужскому семени как «телу Христа» и однополым бракам – Клюев все более переходил на антисоветские позиции. Тем более, что  его  больше не печатали и он нищенствовал. Хотя, правда, имел государственное пособие и крышу над головой.
              По воспоминаниям И. М. Гронского (редактора «Известий ВЦИК» и главного редактора журнала «Новый мир»), Когда Клюев прислал в газету «любовный гимн», предметом которого являлась «не „девушка“, а „мальчик“», Гронский изложил своё возмущение в личной беседе с поэтом, но тот отказался писать «нормальные» стихи. После этого Гронский позвонил Ягоде и попросил выслать Клюева из Москвы И это распоряжение было санкционировано Сталиным. Мнение, что причиной ареста Клюева стала именно его гомосексуальность, высказывал также позднее в частных беседах М. М. Бахтин.
         Однако  2 февраля 1934 года Клюев был арестован в своей московской квартире по адресу: Гранатный переулок, дом 12, официально - по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений» (статья 58, часть 10 УК РСФСР.  5 марта после суда Особого совещания выслан в Нарымский округ, в Колпашево. Осенью того же года по ходатайству артистки Н. А. Обуховой, С. А. Клычкова и, возможно, Горького переведён в Томск (по пути в ссылку Клюев уже посещал Томск, дожидаясь в одной из местных тюрем переправки в Колпашево), где 23 марта 1936 года арестован как участник церковной контрреволюционной группировки, однако 4 июля освобождён «ввиду его болезни — паралича левой половины тела и старческого слабоумия».
            А теперь наступает самый страшный и необъяснимый для нашего времени момент.  5 июня 1937 года в Томске Клюев был снова арестован и 13 октября того же года на заседании тройки управления НКВД Новосибирской области приговорён к расстрелу по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации „Союз спасения России“». В конце октября был расстрелян. Как сказано в справке о посмертной реабилитации Клюева, он был расстрелян в Томске 23—25 октября 1937 года. Размытая дата расстрела, возможно, объясняется тем, что с 01:00 23 октября до 08:00 25 октября в Томске не было центрального электроснабжения ввиду ремонта местной ГЭС-1. В подобных случаях сотрудники НКВД, приводившие приговоры в исполнение в течение двух ночей (23 и 24 октября) с использованием фонаря «летучая мышь», могли оформить документы задним числом для всей партии только после того, как в городе появился электрический свет (25 октября). То есть, произошло мистическое событие в дни расстрела этого отчаянного безбожника – наступила темнота… Может быть,  так оно и должно было случиться?
             Еще одно мистическое совпадение: вероятно, местом расстрела и братской могилы, где упокоился поэт, стал один из пустырей в овраге (так называемом Страшном рве) между Каштачной горой, и пересыльной тюрьмой.  Ныне  же по адресу: СИЗО-1 по улице Пушкина, 48….
         Николай Клюев был реабилитирован в 1957 году сумасшедшим Никитой Хрущевым, о безумии которого сегодня представлены убедительные  медицинские  доказательства. Хрущев, конечно, не признавал  Бога, но он не признавал и гомосексуализм. Хотя, может быть, лукавил? Не случайно же мужское семя, хотя и не как «тело Христа», но именно со времени хрущевской оттепели так  широко распространено в «употреблении» при сексуальных играх и в России. Поэт Клюев был бы доволен!

53

Я  задаю себе вопрос: чекисты расстреляли Николая Клюева как антисоветчика или как маньяка, заманивавшего и губившего  талантливых молодых людей, которых сводил с ума, не выпуская из замкнутого пространства, калечил тела и вбивал им в голову эту свою «новую» мораль поклонения фаллосу? А может быть, и того хуже  -  ночью, в кромешной темноте, на пустыре, они поставили перед палачами парализованного слабоумного старика – вампира? И у чекистов были основания так думать? Скорее всего, дело с Клюевым было особое, не зря сам Сталин распорядился вывезти его из Москвы.
      23 октября 1937 года в Страшном овраге в городе Томске  при свете масляных фонарей - факелов, поскольку нечистая сила погасила вдруг все электричество вокруг на целых три дня, свершилась средневековая инквизиторская казнь. Перед цепью  солдат с ружьями  стоял, едва держась на ногах, трясущийся старик, который по своему слабоумию едва ли понимал, куда и зачем его привели и для чего мучают. Но, возможно, все еще живая душа его восприняла происходящее как некий поэтический фарс на черной сцене, где в кромешной темноте  звучал вопрос, на который так никто и не нашел до сих пор ответа: он создал для России великого поэта или убил его?
         Наверное, и то и  другое…
Но если обратиться к роману «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова в том месте, где прокуратор Иудеи судит  непонятного ему Иешуа? Вот оно, в главе второй части первой «Понтий Пилат»:

 
« В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
 Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня?
 
"Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой".
 
На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону.
 
Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
 
- Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
 
- Да, прокуратор, - ответил секретарь.
 
- Что же он?
 
- Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, - объяснил секретарь.
 
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
 
- Приведите обвиняемого.
 
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.
 
Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
 
- Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?
 
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
 
Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:
 
- Добрый человек! Поверь мне...
 
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
 
- Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, - и так же монотонно прибавил: - Кентуриона Крысобоя ко мне.
 
Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором.
 
Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
 
Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
 
- Преступник называет меня "добрый человек". Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
 
И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним.
 
Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы.
 
Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане.
 
Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.
 
Выведя арестованного из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
 
- Римского прокуратора называть - игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
 
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
 
- Я понял тебя. Не бей меня».



                54



            Но если ассоциировать  мой текст с текстом Булгакова, то хочу заметить, по моей версии, в Страшном овраге города Томска перед расстрельной командой крысобоев стоял вовсе не замученный по распоряжению Понтия Пилата непонятный для него Иешуа (поэт Клюев), а сам Понтий Пилат. Который два года мучил  золотоголового  светлого юношу, под хлыстами  друзей-геев, садо-мазохистов, запрещая называть себя добрым человеком, воспитывая из него злобного психопата - извращенца, ненавистника женщин и самого себя.               
           «Понтия Пилата»  Клюева, мучителя Есенина, «приговорившего» его вместе со своими единомышленниками к казни над самим собой, расстреляли, закопали, но наступление пропагандируемой им «новой морали» не остановили, и сто лет она существует в России среди определенных слоев населения,  среди творческой интеллигенции, в первую очередь.
          От Николая Клюева остался забавный стишок:

Вижу за окнами прялку,
Песенку мама поёт,
С нитью весёлой вповалку
Пухлый мурлыкает кот.
Мышку-вдову за мочалку
Замуж сверчок выдаёт.

Как бы ни было смешно, но в этих забавных строках о свадьбе мочалки с мышкой мне увиделась главная «тема» того самого современного и грозного нового оружия против человечества, о котором я здесь пытаюсь рассказать.
         Кажется, наступает  конец той «новой нравственности», которую насаждали зловещий Клюев и ему подобные в начале двадцатого века и которая предполагала тесный телесный контакт для извращений и развращений человека человеком.
        На смену снова приходит господство  «ангелолюдей», смытых  когда-то  Господним всемирным потом за их тяжкие грехи, и  несущее миру необычную форму тяжкого рабства. Ее я сформулировала выше как новое опасное оружие: «Некоторые факты истории создания и использования  нового эффективного оружия в глобальном мире (контроль и управление человеческим сознанием через сексуальное возбуждение на любом расстоянии от объекта с помощью биоэлектронных средств и гипноза)». А те, «клюевские», настройки были всего лишь подготовкой к новому испытанию людей на христианскую устойчивость. И готовилось оно  задолго до Октябрьской революции и появления поэтов-модернистов в начале двадцатого века.
Перед тем, как посчитать Есенина, Маяковского и Булгакова  психически нездоровыми людьми, таковыми  в России посчитали Гоголя и Лермонтова. Михаил Юрьевич зачастую вел себя как настоящий социопат, совершая некрасивые поступки в отношении  женщин, о чем биографам даже неловко говорить в своих статьях.
         Гоголь, страдая с юности глубокими обмороками, не только боялся спать, но и считал, будто в его теле все органы смещены, а желудок и вовсе расположен «вверх дном». Маяковский, его «учительница» Лиля Брик  страдали судорогами, Михаил Булгаков  имел сильное нервное расстройство – агорафобию – «рыночный» страх, боязнь открытого пространства. Михаил Булгаков также боялся спать. Фобия появилась после того, как в юности он увлекся морфием. В те дни, когда он не мог принять дозу, его мучили особенно тяжелые кошмары, а по пробуждении он не всегда мог отличить реальность от сна. Булгаков был способен, например, убежать из дома, преследуя или спасаясь от призрачных чудовищ.
Если говорить о болезнях Лермонтова и Гоголя, то они страдали от ужасной наследственности их самые близкие родственники не были вполне вменяемыми людьми. Дед и бабка Лермонтова держали великолепный профессиональный театр и сами играли на сцене. Причем Арсеньева играла преимущественно мужские роли… Ее муж страдал припадками и покончил жизнь самоубийством от неразделенной любви к соседке-помещице. Отец Лермонтова был распутный и жестокий тип, можно сказать, он уморил свою жену, доведя ее до нервной чахотки.
Отец Гоголя был, прошу прощения,  натуральный педофил – в свою жену он влюбился, когда  ей было шесть месяцев… Их первые дети –мальчики- умерли, в живых остался только Николай Гоголь, болезненный и нервный.
          Ну а Есенин и Маяковский – здоровые физически люди, выросшие в нормальных вроде бы семьях, были покалечены и доведены до могилы в молодом возрасте теми, которых  можно было бы назвать подземными тварями, выползшими из ада.
Да, все эти гении русской поэзии были тяжело больны, когда создавали свои лучшие произведения. Но не болезни помешали им  жить и творить далее, а тот контроль и давление, которые были использованы против с них с помощью того самого  оружия, о котором я здесь упомянула выше.
Особенность этого оружия в том, что оно запускается внутрь человека и действует изнутри  по команде того, кто им управляет снаружи.  Это оружие  подчиняет  человека кому-то невидимому, заставляет его делать даже обыденные вещи в заданном темпе, в определенных местах, ограничивает круг  общения до минимума, если не совсем, а главное – подчиняя его своим же слабостям, в частности. сексуальным пристрастиям, делая его их рабом.
           Конечно, человек , поняв, что попал в какую-то ловушку, чувствуя  инородное «тело -хозяина» внутри себя, пытается сопротивляться, хочет освободиться. Бесполезно – даже никакая психиатрия не поможет. Потому что это таинственное «что-то» крепко сидит внутри и оно  сопровождает потерпевшего везде, знает о нем все и чаще всего, предвидит его действия.
         Здесь поневоле вспомнишь примеры средневековой инквизиции по изгнанию бесов из человека. Уверена – все пострадавшие хотели бы попробовать пройти этот страшный обряд, но не решились  обнародовать свою ужасную тайну, предпочитая считать себя безумцами.
         Поэтому Гоголь говорил о своих якобы смещенных внутренностях, Есенин пытался прогнать от себя Черного человека, Булгаков бегал за чудовищами, одолевавшими его, или пытался наркотическим сном усмирить их в себе, Маяковский давал себя до изнеможения стегать  плеткой садистке  Лиле Брик и корчился в непонятных судорогах.

55

Я вам скажу больше. При современных высоких технологиях это оружие, изобретенное, может быть, еще до Всемирного Потопа каким-нибудь спрятавшимся в джунглях племенем, едва ли даст покой и после смерти. Если раньше манипуляции им проводились с близкого расстояния – в квартирах графа Толстого, у которого проживал Гоголь, или в доме Хомякова и Языковой на Собачьей площадке в Москве, Городецкого, Клюева или Бриков, то  сейчас  новые технологии позволяют подвергать людей особенному воздействию даже после их смерти – в могиле! Без всякого волшебства – всего лишь с помощью известного сегодня каждому ребенку проводника – электронной почты. Представьте себе, если к какому-либо органу человека прикрепить – нет, не чип, а определенный шифр – электронный адрес, то на него будут приходить любые «письма-команды». А лучший способ покорить человека и взять его жизнь под контроль – использовать его эрогенные зоны. Сильное сексуальное возбуждение, может быть, которое человек в своей жизни никогда и не испытывал, заставит его слушаться того, кто подает команды, но кого он никогда не увидит.
         Когда же тело человека умрет, то прикрепленный шифр будет по-прежнему действовать и принимать сигналы. Представьте теперь, что с его помощью «почтальон» может рассматривать свой объект даже под землей, в гробу, а при желании, если он извращенец, что скорее всего, и продолжить свои сексуальные опыты уже с мертвецом,  наблюдая, как тот корчится в гробу под команды своего владельца.          Поневоле возникает ассоциация с дикими обычаями в некоторых российских губерниях (которые практикуются и сегодня!) это свадьбы мертвецов. Когда холостых умерших, несмотря на их возраст – хоть старика или младенца – «женили» или «выдавали замуж» в гробу, надевая на голову венок. В этих местах считается. что покойный должен придти в другой мир  со своей парой, а не одиноким. В современном мире так и получается – обладатель шифра покойного «подопечного» может продолжить свое «общение» с ним на том свете…
И тут приходит на ум не только  смешной, но провидческий, стишок  Николая Клюева, наверняка позаимствованный им у своей матери- профессиональной плакальщицы над покойниками:

       

Вижу за окнами прялку,
Песенку мама поёт,
С нитью весёлой вповалку
Пухлый мурлыкает кот.
Мышку-вдову за мочалку
Замуж сверчок выдаёт. –

Ведь все эти опыты сексуального раздражения нового оружия, создавая иллюзию чьей-то любви, и есть всего-навсего «мочалка», а не настоящий любовник или муж.
         Но как тут не вспомнить обращение Коринфянам в 15 главе Библии:

«51 Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся
52 вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся.
53 Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие.
54 Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою.
55 Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?»

«Иоанна 5 глава:
21 Ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет.
22 Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну,
23 дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его.
24 Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь.
25 Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут.
26 Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе.
27 И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий.
28 Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия;
29 и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло--в воскресение осуждения»».

        Как бы там ни было, при массовом применении нового, поистине дьявольского, изобретения против людей, вся земля зашевелится будто бы сама собою. И сегодняшняя киношная фантастика с «ходячими мертвецами» может обернуться жуткой реальностью. Только вот – зачем?
        Интересно, что через  несколько месяцев после смерти жены  Алексей Хомяков написал  вот такое странное стихотворение : «Воскресение Лазаря»:

О Царь и Бог мой! Слово силы
Во время оно Ты сказал,
И сокрушён был плен могилы,
И Лазарь ожил и восстал.

Молю, да слово силы грянет,
Да скажешь: встань! — душе моей.
И мёртвая из гроба встанет,
И выйдет в свет Твоих лучей.

И оживёт, и величавый
Её хвалы раздастся глас —
Тебе, Сиянью Отчей славы,
Тебе, умершему за нас.

Даже через много месяцев не смирившись со смертью жены, Хомяков молит Бога  поднять ее из могилы… А сегодня, используя сверхсовременные технологии, желающие продолжить общение с покойными и после их кончины, могут делать это. Однако вот в чем проблема:  они забыли спросить у мертвецов, нужно ли им это, или вечный покой дороже садистских безумных развлечений?



56

В основе нового  опаснейшего оружия против человека заложена… любовь! Но не ради деторождения, добра и мира. Не зря же существует выражение – любить до смерти! Здесь я хотела бы вернуться к Николаю Гоголю. Есть легенда, что при его перезахоронении на Новодевичьем кладбище,  не нашли голову писателя. Если действительна на нее была охота, то почему? Что хотели найти в черепе литературного гения? Если кто-то действительно похитил череп писателя с какими-то мистическими целями, то напрасно: во времена Николая Васильевича  чипов и шифров, существующих в современной электронике, не было. На него могли действовать  сильным гипнозом и какими-то ядами. Кто?  Богатейший человек в Москве Хомяков и его жена, сестра поэта Языкова. Хомяков был известен как гомеопат, а  у его супруги была своя история странных взаимоотношений с мужчинами.
       Самая известная – это любовь девятнадцатилетнего Николая Александровича Мотовилова, симбирского помещика, студента Казанского университета, к юной Екатерине Языковой, когда та еще была десятилетним ребенком (разница в возрасте – 8 лет). Его одержимостью стало подглядывание за девочкой в саду и неукротимое желание жениться на ней немедленно. Она, между тем, несмотря на свой детский возраст, сама ухаживала за тяжело больной матерью. От этого анонимного «общения» на расстоянии с красивым ребенком Мотовилов тяжело заболел. Он потерял силы до такой степени, что не мог уже вставать и  чувствовал себя парализованным.  Сам он считал, что в него вселились бесы, но сегодня можно предположить, что его болезнь была результатом  того самого опасного бесконтактного секса, о котором знали еще при дворе Николая Первого, когда страдали от него и сам император, и его жена.
Поскольку жениться на ребенке и излечиться Мотовилов не мог, а врачи не помогли, то он обратился в  Серафиму Саровскому, иеромонаху Саровского монастыря, будущему основателю и покровителю Дивеевской женской обители. Сам Серафим считал, что будучи тяжело болен в десятилетнем возрасте излечился, благодаря помощи Богоматери. С Мотовиловым  Саровский занимался три года и сумел отмолить его и поставить на ноги. Но от страсти к Екатерине Языковой он его не излечил, и в 1831 году Мотовилов все-таки  сватается к  четырнадцатилетней девочке. Получив отказ, он снова впадает в то же болезненное состояние, что и раньше. Только теперь ему совсем худо, и к Саровскому служки принесли его на руках.
        К провалившемуся сватовству  прибавились неудачи по службе. Мотовилов, готовясь жениться, не только получил образование, но и начал скупать земли, чтобы улучшить свое благосостояние.  И вот тут всплывает очень интересный факт. В 1831 году он был официально назначен распоряжением попечителя Казанского университета на должность почетного смотрителя Корсунского уездного училища. Согласно процедуре того времени он был утвержден в этом звании советом Казанского университета и училищным комитетом. Дело стало за малым: как пишет в своих «Записках» сам Мотовилов, «оставалось только Мусину-Пушкину (Михаилу Николаевичу, попечителю Казанского универитета) оправдать свой честный и благородный вызов <приказ> добросовестным исполнением своей обязанности — представить господину министру народного просвещения о надлежащем меня утверждении в сем звании по его непринужденному вызову».
Однако ж, как и обещал масон Баратаев, Мусин-Пушкин не выполнил своей обязанности.
       (Семейное дело Мусина-Пушкина  помешало счастью Мотовилова. Дело в том, что упоминаемый здесь масон Баратаев – это генерал-губернатор  Семен Михайлович Баратаев, дочь которого, Александра Семеновна, была замужем за Михаилом Николаевичем Мусиным-Пушкиным. И он, разумеется, не собирался делать карьеру не имеющему никаких масонских «чинов» «простому» русскому Мотовилову, который, к тому же, искал утешения у православной церкви. –Т.Щ.)
       О чем Мотовилов впоследствии вспоминал: «Но вот у нас как все делается в России — нам говорят и велеглаголиво проповедают печатано: учитесь, оканчивайте курсы в университетах, вам отворят двери повсюду в государственной службе — и кричат: «Дворяне русские лентяи, небрегут о службе Русской земле и Ее Самодержцам», требуют от студентов о непринадлежании ни к каким тайным обществам, а тем более к ложам масонским, а как дело дойдет до службы, то под рукою и станут предлагать вступление в ложу именно масонскую. Если же вы откажетесь, убоясь Бога, и чистой совести, и присяги, ибо я, будучи еще не действительным, а проходящим курс учения студентом, присягал на три дня в верноподданничестве Императору Константину Павловичу и потом в Бозе почившему Благочестивейшему и в душе истинному Христианину великому пред Богом и человеками Императору Николаю Павловичу, — так и скажут вам точь-в-точь как вышепомянутые бесы сказали — только иными словами скажут вам, как мне сказал бывший симбирский губернский предводитель князь Михаил Петрович Баратаев: «Ну, так я вам скажу, что силою гран-метрства Симбирской ложи масонской и силою великого мастерства Санкт-Петербургской ложи запрещу вам давать почетное смотрительство Корсунского уездного училища, потому что казанские масоны подчинены ложе Симбирской и Мусин-Пушкин не только двоюродный брат мой, но и подчиненный масон, так он должен исполнить волю мою, а в Санкт-Петербурге и подавно не посмеют противиться мне». Так вам откажут в месте почетного смотрителя, если вы не покоритесь добрым, дескать, и милостивым к вам предложениям. И вам придется, может быть, как и мне пришлось, сказать в ответ: «А я уверяю вас, что силою Господа моего Иисуса Христа, которого вы масонством вашим гоните, я за предстательством Царицы Небесной непременно получу, и именно Корсунского, а не иного какого-либо училища, место».
Действительно, Бог не выдал Мотовилова в руки врагов. Место смотрителя Корсунского училища он получил, правда, через четырнадцать лет. Пока же он остался без службы, разбитый болезнью, терзаемый бесами, которыми, на самом деле, были всего лишь более успешные и богатые люди, строившие  всевозможные козни рвушемуся наверх молодому человеку.
Разве мог он, никому не известный молодой человек, в своем служебном рвении противостоять  масонству, у которого везде были свои люди, решающие кадровые вопросы? И уж тем более, никак он не мог рассчитывать на брак с девушкой, чья семья была богата и знаменита и готовила ее в жены известному крёзу, самому богатому  и всесильному человеку в Москве – Хомякову, родственнику русских царей?
       Служебные неудачи, тайная и явная злоба влиятельного масонства сломили организм Мотовилова, и тяжкая болезнь приковала его к постели. Его физические страдания были усугублены нравственными: молодой еще человек, круглый сирота, с девочкой-сиротой, сестрой, на руках, без поддержки, без родного бескорыстного участия (одна Надежда Ивановна Саврасова, друг его матери, его не оставляла), он не знал, как жить ему дальше. В это время он пытается лечиться от своей болезни у земных врачей. Едет в Казань к своему старому знакомому и благодетелю Карлу Федоровичу Фуксу, в Казани же пытается лечиться у другого знаменитого доктора — Василия Леонтьевича Телье. Лечится и у пензенской знаменитости доктора Питерсона. Вероятно, доктора советуют ему минеральные источники, и он лечится на Сергиевских минеральных серных водах в Самарской губернии. Увы, лечение у земных докторов не поправило ему здоровья. Но именно в такие моменты и приходит к человеку Божья помощь. По мнению С. Нилуса, именно к этому времени относятся найденные им записи Мотовилова с описанием знаменательных сновидений, указавших Николаю Александровичу его новый жизненный путь, на котором он, как было сказано еще его отцу, «будет нужен Богу».
      И снова  Серафим Саровский помог встать на ноги Николаю Мотовилову, хотя и упрекнул его в непослушании. В 1840 году Николай Александрович, как и предрекал монах, женился на Елене Ивановне Милюковой племяннице преподобной Марфы Дивеевской. Её отец часто ходил к батюшке Серафиму на работу, а после смерти супруги поступил в Саровскую пустынь монахом. С 5 лет Елена жила в монастыре. Но впоследствии, по прямому послушанию отцу Серафиму, она вышла замуж за Николая Мотовилова и вместе они много помогали обители. Предвидя это, батюшка велел звать её еще с малолетства «великою госпожою».

57

         И вот в эту женщину – Екатерину Языкову-Хомякову – влюбился Николай Гоголь, вернувшись в Москву из Европы. Он умер, заразившись от нее  менингитным тифом. Но умер покорно, словно приняв в себя вместе с ее болезнью  что-то таинственное, что свело с ума и едва не лишило жизни Николая Мотовилова. Каким образом им с  Серафимом Саровским удалось изгнать из несчастного влюбленного то, что загнала в него Екатерина Языкова – нам не понять. Но потребовалось для этого несколько лет.
        Когда Екатерина умерла, унеся с собой в могилу своего нерожденного ребенка, Хомяков  никак не мог успокоиться. По ночам в доме  люди содрогались от его  тоскливого безумного собачьего воя…
         Вспомним,  что именно это происходило и с Николаем Клюевым: когда «его совенок»  Сергей Есенин уходил из квартиры,  Клюев садился на пол и выл.
Также выл и Владимир Маяковский, царапаясь в дверь кухни, где запирали его  Лиля и Осип Брики, когда хотели вдвоем заняться любовью, а поэт умолял  их впустить его к ним.
      Увы, и Владимир Маяковский, так же, как Сергей Есенин, прошел через отвратительный притон - садомазохистов Брик в Москве. Осип и его жена Лиля не щадили психику молодого поэта, используя его, как сексуальную игрушку, в удовлетворении своих нездоровых похотей. Но, в отличие от Николая Клюева, семья Лили Брик занимала и при Романовых, и в советском обществе в Москве очень и очень высокое положение, которому сопутствовали. Конечно,  большие деньги. И с помощью Бриков Маяковский стал богатым и знаменитым,
Продав этим дьяволам свою душу безоглядно.
А все началось с поэмы «Облако в штанах». Маяковский написал закончил ее к 1915 году будучи знакомым с сестрой Лилии,  Эльзой. На чтении поэмы в гостях Эльза и свела его с будущей музой и проклятьем поэта. «Облако…» не брался печать ни один издатель, Осип оплатил первый тираж полностью из своих средств. Лиля писала статьи в газеты о пропаганде творчества футуристов. Если выражаться современным языком, способствовала раскрутке.
          Даже когда Владимир ссорился с Лилей и выезжал из их общей квартиры, он продолжал тесно общаться с Осипом. Это была и настоящая дружба, и взаимовыгодное сотрудничество. Брик был умён, образован, вхож в нужные круги, состоял на службе в ЧК, безошибочно улавливал конъюнктуру рынка. Он лично расставлял запятые в произведениях, правил их, собирал материалы для поэмы «Ленин», договаривался с издателями и т.д. Именно Осип слепил Маяковскому образ революционного поэта, критики же считали его лишь «попутчиком», а не «пролетарским писателем».
         Злосчастная выставка в честь 20-летия  творчества  Маяковского состоялась с большими трудностями, никто из коллег по цеху и государственных деятелей её не посетил. Имели ли Брики право на деньги Маяковского, если фактически «пробивали» все публикации? К слову сказать, они и без поэта не бедствовали: дядя Лили возглавлял крупный банк, мать работала в крупнейшей частной фирме, осуществлявшей экспортно-импортные операции между СССР и Англией, а двоюродная сестра Наталья Константиновна воспитывала детей Сталина, родная же – Эльза – была замужем за французским писателем Луи Арагоном и жила в Париже, но в СССР занималась публикацией книг мужа и своих романов. В СССР Луи Арагон был, как известно, «свой человек»…
          Так что Маяковский попал в очень «умелые» руки и цеплялся за них до самой своей кончины. И конечно, был под полным контролем у этой «темной» парочки. Но, видимо, контроль был слишком жестким, непонятным и не давал Маяковскому спокойно распоряжаться собой, свои телом, и это сводило его с ума. Это видно из его писем Лиле: «Я чувствую себя совершенно отвратительно и физически и духовно. У меня ежедневно болит голова, у меня тик, доходило до того что я не мог чаю себе налить. Я абсолютно устал, так как для того чтоб хоть немножко отвлечься от всего этого я работал по 16 и по 20 часов в сутки буквально. Я сделал столько, сколько никогда не делал и за полгода.»
Но вот что написала о Лиле Брик Галина Катанян, эстрадная артистка, певица, журналистка.( Вместе со своим мужем Василием Абгаровичем Катаняном вошла в круг знакомых Маяковского в 1927 году. После гибели Маяковского помогала по просьбе Лили Брик разбирать и перепечатывать архив Маяковского. В 1938 году Василий Абгарович оставил жену ради Лили Брик). «Мне было двадцать три года, когда я увидела ее впервые. Ей -тридцать девять. В этот день у нее был такой тик, что она держала во рту костяную ложечку, чтобы не стучали зубы. Первое впечатление - очень эксцентрична и в то же время очень «дама», холеная, изысканная и - боже мой! -да она ведь некрасива! Слишком большая голова, сутулая спина и этот ужасный тик...»
Кроме судорог Маяковский страдал необыкновенной слезливостью – он мог часами плакать навзрыд. И тут вспоминается современная писательница Элизабет Макнейл, автор романа «Девять с половиной недель», которая, попав в руки  художника-садиста, тщательно скрывала ото всех свои аномальные любовные похождения, но когда, наконец, натура ее не выдержала  издевательств садомозахиста, она получила тяжелый нервный срыв,  плакала сутками, не переставая, родственники  отвезли ее в психиатрическую больницу. Там ей помогли.  Она прожила еще долго, вышла замуж, написала другие произведения. По ее роману поставили  известный фильм «Девять с половиной недель», но в семьдесят лет неожиданно покончила жизнь самоубийством.
То есть, спустя почти  сто лет после самоубийств Есенина и Маяковского, современная женщина, пережив извращенное сексуальное воздействие и тяжелое моральное насилие, потеряла силу воли, физическую силу и, в конце концов, несмотря на борьбу с самой собой и с «дьяволами» внутри себя, также покончила жизнь самоубийством.
          Среди приведенных мною здесь действующих лиц – Мотовилов, Гоголь, Есенин, Маяковский, Элизабет Макнейл, пострадавших или от  бесконтактного секса, или от увлечения половыми извращениями и имевших одинаковые признаки поврежденного здоровья,  только одному удалось спастись и дожить до старости, умерев  естественной смертью – это Мотовилову. И то только потому, что он попал в очень правильные руки монаха Серафима Саровского, который знал, с чем надо сражаться, в отличие от монашек монастыря, в котором угасла грузинская красавица Тамара, замученная  сластолюбивым прохвостом, лермонтовским Демоном.


58

И еще один человек, знаменитый современник  Есенина и Маяковского, у которого были явные признаки воздействия на  психическое и физическое здоровье – Михаил Булгаков – сумел изгнать из себя нечто чужеродное, что не давало ему жить и сводило с ума. Поскольку он был врач с большой практикой, в том числе, в госпитале, то решил использовать самое сильное лекарство – морфий. Напрасно иные исследователи биографии и творчества Булгакова  утверждают, что  наркотики были всего лишь юношеским увлечением писателя. Давайте вспомним, что у него  были судороги, как и у Есенина и Маяковского,  он потерял силы и прибрел  агорафобию – то есть, боялся  окружающего пространства. И он принял правильное решение – усыплять себя надолго, а вместе с собою и то, что находилось у него внутри, не давая, таким образом, управлять собой и мучить себя. Кроме того, он не увлекался сексуальными излишествами, или не позволял себе это делать,  трижды женился и прилежно жил с женами по многу лет. Последняя жена, как известно, стала его музой и героиней романа «Мастер и Маргарита». И все-таки… сам спасаясь  от нечисти в психиатрической лечебнице, мастер сделал Маргариту ведьмой, отдав ее в руки нечистой силы, а потом уже позволил играть Воланду и его приспешникам с ними, мертвыми
Уверяю вас, не всегда то, что написано в романе -  неправда и фантазия автора. Бывает, что автор пишет истинную правду, но обыватели ему не верят!
          В подтверждение своих слов приведу совсем свежий пример из современной жизни. В Москве с одной молодой журналисткой одного известного издания случилась странная вещь. Однажды утром эта милая девушка, трудолюбивая, добрая, всегда готовая всем помочь, по словам коллег, ушла из дома, оставив на столе ключи от квартиры и сотовый телефон. О, эти  сотовые телефоны – как теперь уже всем известно, это первые бессовестные шпионы, следящие за своими владельцами  через спутники! И то, что журналистка бросила свой сотовый дома, говорит о том, что за ней кто-то  следил с определенными целями, и она об этом знала и убегала от невидимого, но опасного преследователя. Девушка пропадала почти три дня. Мать и спасатели с ног сбились, разыскивая ее. И нашли! Но где? В подвале какого-то полуразваленного дома рядом с церковью, куда она ходила в последнее время. Что же она там делала? Она…спала! Мертвецким сном. И проснулась, только когда ее стали вытаскивать за ноги из тесной щели, в которую она забилась. При этом беглянка стала  активно сопротивляться, умоляя, чтобы ее оставили в покое и дали  спать, а кроме того она кричала, что все это ей кажется…
            Обратите внимание: все описанные мною здесь герои пытались устроить себе побег: Гоголь – от тех, кто  влез в него и разворочал внутренности, Есенин – от Черного человека, Мотовилов – от масонов, Булгаков – от донимавших его чудовищ, Элизабет Макнейл – от любовника - художника-садиста.
Внутрь журналистке был введен шифр, который позволял на любом расстоянии производить какому-то злодею, имеющему в своих руках  новое страшное оружие, в ее организме самые различные манипуляции. В том числе, и сексуального характера, которые выражаются в  судорогах. Да, в тех самых судорогах, которые мучили наших героев сто лет назад. Обладатель этого устройства может усиливать или уменьшать его действие. Все зависит от послушание попавшего в это  биоэлектронное рабство. Да, да, по-другому это и не назовешь. Пострадавший вскоре  начинает понимать значение подаваемых ему импульсов – лечь в постель и подчиниться насильнику,  встать во время, которое он назначит, не выходить из дома, не общаться с людьми и так далее, и так далее. Раб при этом не видит и никогда не увидит своего хозяина, зато он  наблюдает за нею круглосутчно с помощью той же спутниковой связи. А хозяев, между тем, может быть  не один и не два. Эта шайка нового вида международных террористов может передавать захваченного в ее распоряжение человека из рук в руки, создавая нечто глобального борделя. Не спешите говорить о моих бурных фантазиях – у меня есть доказательства. И они очень весомые. Просто вспомните  людей, очень известных и именитых даже, которых  принародно трясло в судорогах, и их никто не мог остановить. Подверженные же публичному нападению, от помощи, в том числе, медицинской, отказывались.
         А чем здесь поможешь? Даже побег не спасет – шифр внутри покажет, где вы. Если, конечно, вам не удастся найти защищенный от биоволн бункер или вот такую щель в заброшенном доме, которую нашла журналистка. Она догадалась, что нужно сделать, и хотя бы отоспалась, потому что новые рабовладельцы в виде наказания лишают свои жертвы сна. Стоило только взглянуть на ее глаза на фотографии – и все было понятно. Этой несчастной спать не давали очень долго. Сейчас она в психиатрической больнице,  естественно,  ей дают снотворное и она много спит, и, как говорит ее мама, даже начала уже улыбаться. Но ни мама, ни сама девушка не рассказали истинную причину такого странного побега, а придумали милую историю про сбежавших из приюта кошек.
         Кстати, о бункере. В романе «Мастер и Маргарита» Булгаков описал, как попавшие в ужасные ситуации москвичи, над которыми глумился Воланд, сами умоляли чекистов отправить их в бронированные камеры…




   59

        Читая в гостях  свою новую поэму «Облако в штанах» и тут же посвятив ее Лиле Брик, с которой только что познакомился,  мог ли предположить  Маяковский, что это его произведение,  наполненное отвращением к самому себе, к Богу, порнографией  публичного дома и грязной нецензурщиной, полной безысходностью, будут  преподавать детям в школе на протяжении ста лет, и в наше время – тоже? Хотя, вроде, при демократическом режиме поумнели литературные критики, стали разбираться, что к чему в подобных произведениях. Правда, как бы предчувствуя место своего произведения в будущем,  Маяковский написал в нем:

И новым рожденным дай обрасти
пытливой сединой волхвов,
и придут они —
и будут детей крестить
именами моих стихов.
Я, воспевающий машину и Англию,
может быть, просто,
в самом обыкновенном евангелии
тринадцатый апостол.
И когда мой голос
похабно ухает —
от часа к часу,
целые сутки,
может быть, Иисус Христос нюхает
моей души незабудки.

       Конечно, в поэме есть поистине «золотые» строки, читать которые без восторга невозможно. Но они только подчеркивают ужасный настрой отчаявшейся души поэта, приготовившегося уложить себя в сточную канаву. Это было как предчувствие предстоящей жизни с Бриками, в их садомозахистском притоне. Наверное, тогда присутствующие на этих чтениях и жаждуюзие смены Романовых у власти, поняли, как впору грядущему революционному кровопролитию этот  пока еще никому не известный поэт, ибо только зачумленный  кровавой идеей мог написать вот такие кровавые строки:

Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,
как у каждого порядочного праздника —
выше вздымайте, фонарные столбы,
окровавленные туши лабазников.

И подняли… И не только в 1917, но и в 1941, и при захвате заложников в театре Норд Оста, и в школе Беслана… В своем «Облаке»  Маяковский как бы заявил, насколько он есть и будет омерзителен во всех ракурсах – с начала и до конца своей поэтической деятельности. В конце концов, он сам поднял  свою окровавленную тушу замученного садистами «лобазника» на тот самый роковой фонарный столб… Грубо, но правда – сбылась мечта идиота.
Так о чем все-таки это «Облако в штанах», по гнойным строкам которого наши современные дети познают азы жизни? Вот как говорит об этом Маяковский:

Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!
Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся мужчины,
залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.

      С этим «безукоризненно нежным» облаком в штанах» не все так просто, как мне кажется. А загадка «облака» вот в чем. Есть такой особо приближенный к Аллаху ангелов-мукаррабун – Джибриль, который отождествляется с библейским архангелом Гавриилом.
Джибриль может предстать перед посланниками Аллаха в различных образах. Иногда его описывают как существо огромного роста, чьи ноги на земле, а голова — в облаках (вот и получается облако в штанах Т.Щ.). В одном из хадисов рассказывается об облике Джибриля: «…он спускался с неба и был настолько велик, что заслонял все пространство между небом и землей». Чаще всего он являлся к пророкам и праведникам в образе мужчины. Пророку Мухаммеду Джибриль по частям приносил  текст Корана. А вообще он трактуется как дух, который повсюду сопровождал Мухаммеда, помогал ему и защищал.
Вспомним, что рассказывал о своих путешествиях Николай Клюев на собраниях московской знати, которая с любопытством внимала экзотическому  «мужичку». На Кавказе он якобы познакомился с красавцем Али, который, по словам поэта-гомосексуалиста, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев». Это скрытное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христовстве обозначается словами: обретение Адама…», затем же Али покончил с собой от безнадёжной любви к нему.
За браки изгнанных  ангелов с земными женами Бог  покарал человечество  Всемирным Потопом. Это известно. Но Гавриил преданно служил Богу и, согласно Евангелию от Луки в 6-й месяц после зачатия праведной Елисаветою святого Иоанна Предтечи Гавриил был послан Богом в Назарет к Деве Марии возвестить ей благую весть о будущем рождении по плоти от неё Иисуса Христа (Благовещение):
Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между жёнами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнёшь во чреве, и родишь Сына, и наречёшь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречётся Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца.
            Кроме того, согласно церковному преданию, архангел Гавриил передал Деве Марии весть о её кончине за несколько дней до неё.
            Получается, что через тридцать тысяч лет после Потопа, земная женщина снова совокупляется с ангелом? Правда, он трактуется как святой дух и от него рождается  Иисус, который совсем не похож на тех ангелолюдей, которые женились на земных женщинах против воли Бога. В отличие от тех, Иисус проповедует добро, он против рабства и несправедливости. В общем, несет людям совсем новую, спасительную мораль.
          И вот в начале 19 века в России появляется  рукопись антирелигиозной поэмы «Гавриилиада», которую приписывают молодому  Пушкину. Автограф поэмы с истинным авторством до нас так и не дошёл. Сохранился лишь план некоторых эпизодов, как сегодня без всяких на то оснований уверяют  борзые литературоведы, «написанный Пушкиным в Бессарабии апреля 1821 года»: «Святой дух, призвав Гавриила, описывает ему свою любовь и производит в сводники. Гавриил влюблен. Сатана и Мария».


60

       Когда Маяковский читал свою поэму «Облако в штанах» перед аудиторий, считалось, что  в ней речь идет о его любви к некоей Марии Денисовой. Но это большая ошибка, которую сегодня признают и сами биографы  поэта. Автор задумал написание поэмы еще задолго до знакомства с той самой Марией Александровной Денисовой. И первоначальное ее название было иное – «Тринадцатый апостол». Именно себя автор видит в этой роли, высокомерно считая самым красивым из сынов Богоматери.  Полностью произведение увидело свет в 1918 году, благодаря стараниям Осипа Брика, который  оплатил это издание из своих средств. Оно имело  предисловие самого Маяковского, поэт давал определение своему творению, считая его книгой, содержащей основные положения современного искусства. В поэме ярко обозначены 4 посыла автора, в которых он гонит долой любовь, искусство, существующий строй и религию:


Мария! Мария! Мария!
Пусти, Мария!
Я не могу на улицах!
Не хочешь?
Ждешь,
как щеки провалятся ямкою,
попробованный всеми,
пресный,
я приду
и беззубо прошамкаю,
что сегодня я
«удивительно честный».
Мария,
видишь —
я уже начал сутулиться.
В улицах
люди жир продырявят в четыреэтажных зобах,
высунут глазки,
потертые в сорокгодовой таске, —
перехихикиваться,
что у меня в зубах
— опять! —
черствая булка вчерашней ласки.
Дождь обрыдал тротуары,
лужами сжатый жулик,
мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп
а на седых ресницах —
да! —
на ресницах морозных сосулек
слезы из глаз —
да! —
из опущенных глаз водосточных труб.
Всех пешеходов морда дождя обсосала,
а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет:
лопались люди,
проевшись насквозь,
и сочилось сквозь трещины сало,
мутной рекой с экипажей стекала
вместе с иссосанной булкой
жевотина старых котлет.
Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
побирается песней,
поет,
голодна и звонка,
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!
    
       Так что душу дьяволу Маяковский отдал еще до того, как поселился в вертепе Бриков. Ненависть и отвращение к самому себе в «Облаке» перехлестывает через край, и у Бриков Маяковский нашел утешение в виде садистских издевательств над собой, что ему было очень и очень нужно. Но плеть Лили лишь на время  унимала душевную боль, а настоящего выздоровления так и не наступило, пока поэт сделал все-таки окончательный выбор в пользу ада,  совершив тяжкий смертный грех – самоубийство. Также, как и Есенин, и Элизабет Макнейл, которая хотя и отвоевала у сатаны себе долгую жизнь, но в конце длинного пути все-таки ринулась к вратам  преисподней, «признавшись» в своих истинных верованиях.
       Здесь надо заметить, что Маяковский выбрал себе очень «выгодную» «семью», которая была тесно связана с заграницей. Младшая сестра Лили Брик, Эльза, была замужем за известным французским писателем, лидером французских коммунистов, Луи Арагоном.
       В 1924 году вместе с Андре Бретоном и Филиппом Супо основал движение сюрреалистов ( власти СССР знали, что эта группа – гомосексуалисты и и при Хрущеве об этом говорили уже открыто). В 1927 году вступил во Французскую коммунистическую партию и начал активно заниматься журналистикой. В августе 1932 года посетил СССР в составе интернациональной бригады писателей, изучавшей новостройки социалистического Урала, в том
числе, города Магнитогорск, Челябинск и Кабаковск (ныне Серов). Свои впечатления от поездки отразил в написанном по горячим следам цикле стихов «Ура, Урал!».
        В 1929 году Арагон женился на младшей сестре Лили Брик — французской писательнице и переводчице Эльзе Триоле, которой посвящал многие свои стихи.
         Во время Второй мировой войны участвовал в движении Сопротивления.
        В 1957 году стал лауреатом Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Популяризовал во Франции советскую литературу; редактировал газету Les Lettres franaises (1953—1972), выходившую при финансовой поддержке Французской коммунистической партии. Но  в последующие годы резко выступал против авторитаризма коммунистического режима в СССР. Осуждал судебные процессы против советских писателей, в частности Процесс Синявского и Даниэля (1966). В 1968 году резко протестовал против ввода советских войск в Чехословакию. Лично обратился к Л. И. Брежневу с требованием освободить кинорежиссёра Сергея Параджанова.
         27 марта 2012 года в Париже по адресу Набережная Бурбонов, 45 (Quai de Bourbon) на острове Святого Людовика была открыта площадь имени Луи Арагона.
Давайте все-таки взглянем правде в глаза: с Эльзой Брик у Арагона был полу-брак, поскольку часто он уходил от нее к своим мальчикам. Все выступления самого Луи и его сподвижников против авторитаризма КПСС в СССР и его заступничество за  притесняемых представителей искусства в Советском Союзе – это были выступления «за своих» - геев, то бишь. И  сумевшим освободиться от «коммунистического рабства»  советским поэтам и художникам «голубого сияния» в Европе пришлось пройти через те же гомосексуальные бордели, что в свое время в молодой  Советской России Есенину и Маяковскому.


61


           Неискушенные в политике и искусстве люди удивятся: как же  так: коммунисты и гомосексуализм – это же просто невероятно! Это вероятно так же,  как и то, что и коммунизм, и социализм, и феодализм, и капитализм, и демократия с либерализмом под руку – всего лишь названия формаций, которые абсолютно все  никогда не отказывались от эксплуатации человека человеком и контроля над каждым членом общества – будь оно феодальное или коммунистическое. Иначе как понять и осмыслить хотя бы два ужасающих факта, касающиеся мирового искусства, которые произошли с разрывом в двести лет, но абсолютно ничем не отличаются? Причем, один случился в 1740 году, в царской России, где еще процветал феодализм, а другой – в 1940-м – в справедливом и прогрессивном коммунистическом СССР.
В первом случае речь идет о поэте 18 века Василии Тредиаковском.
В 1739 году Тредиаковский приехал из Белгорода в Петербург и вернулся к обычным обязанностям переводчика Академии. Из его работ того периода выделяется перевод на латинский язык речи Амвросия (Юшкевича) по случаю бракосочетания Антона Ульриха и Анны Леопольдовны. Далее в его жизни произошла трагедия, после которой он окончательно утратил свои позиции при дворе. Речь идёт о его участии против воли в шутовской свадьбе в «Ледяном доме», что началось с чрезвычайно небезобидного розыгрыша.
           В феврале 1840 года для развлечения императрицы Анны в Петербурге строился знаменитый Ледяной дом и готовился грандиозный маскарад для шутовской свадьбы - это тот самый Ледяной дом, о котором написал роман Лажечников.
         Для маскарада понадобились стихи, и министр Волынский, готовивший маскарад, послал за Тредиаковским. Посланный кадет объявил Тредиаковскому, что везет его в "Кабинет ее императорского величества". Уже одно это приглашение привело Тредиаковского "в великий страх" и "в великое трепетание" - что неудивительно, так как он решил, что его везут, говоря современным языком, в политическую полицию, где почти наверняка будут пытать.
           Узнав по дороге, что его везут не в Кабинет, а только к министру, Тредиаковский рискнул выразить кадету свое неудовольствие, сказав, что тот худо с ним поступил, объявив, что везет его в Кабинет, "для того что он таким объявлением может человека вскоре жизни лишить или, по крайней мере, в беспамятствие привести". ("Москвитянин", 1845, No 2, отдел "Материалы", стр. 44. –Т.Щ,) Кадет по приезде пожаловался Волынскому, который "сейчас же начал, - пишет Тредиаковский в своем "Рапорте" Академии 10 февраля 1740 года, - меня бить пред всеми толь немилостиво... что правое мое ухо оглушил, а левый глаз подбил, что он изволил чинить в три или четыре приема", а потом "повелел и оному кадету бить меня по обеим же щекам публично". После этого избиения Тредиаковскому дали "на письме самую краткую материю, с которой должно было ему "сочинить приличные стихи", и отпустили". Вообще-то велено было написать как раз не приличные, а матерные стихи.
            Но одним избиением дело не кончилось, потому что оскорбленный Тредиаковский решил, что так он этого не оставит. Могущественному Волынскому он был не ровня, и на дуэль его вызвать не мог, да и вообще ничего не мог сделать, кроме как пожаловаться на него человеку еще более могущественному. Таких людей в то время было, по-видимому, только двое: императрица и ее фаворит Бирон. Добиться аудиенции у Бирона было, судя по всему, проще.
             Тредиаковский понес жалобу Бирону, но в приемной  его увидел Волынский, который схватил поэта и отправил под караул, где, пишет Тредиаковский, "браня меня всячески, велел... бить палкою по голой спине столь жестоко и немилостиво... дано мне с семьдесят ударов...", потом "паки велел меня бросить на землю и бить еще тою же палкою, так что дано мне и тогда с тридцать разов". Утром Волынский, приказав караулу бить Тредиаковского "еще палкою десять раз, что и учинено", отпустил его "с угрозами" домой".
            Герцог Бирон все-таки узнал обо всем, что произошло. Вряд ли ему было дело до Тредиаковского и помятых боков бедного поэта, но то, что в его, герцога, приемной кто-то посмел схватить просителя, было уже покушением на власть самого Бирона. Он нажаловался Анне и потребовал наказать Волынского. Императрица стала колебаться, и Бирону это не понравилось. Он стал давить на нее и требовать не просто наказания, а уничтожения Волынского. Дошло, судя по всему, даже до мелодраматического "Или он, или я", после чего Анна сдалась, тем более что и без избиения поэта на Волынского скопилось много жалоб (самой невинной из которых было казнокрадство). Министра арестовали.
             Первоначально Волынский вёл себя храбро, желая показать уверенность, что всё дело окончится благополучно, но потом упал духом и повинился во взяточничестве и утайке казённых денег. После, поняв, что его участь неизбежна, активно «топил» своих судей и даже упрекнул следователя Ушакова, сказав: «Вспомни! Или забыл, как ты Остермана втихомолку со мной порицал». Да, застенки ломают и самых сильных и властных! Волынского судили и отрубили ему голову.
            А кажется, если бы Волынский не побил поэта (которого он, судя по всему, держал за полное ничтожество, раз позволял себе так с ним обращаться), не исключено, что Бирон бы терпел министра и дальше, а так как Анна Иоанновна умерла в том же году, то сохранивший голову на плечах и влияние Волынский наверняка бы поучаствовал в борьбе за власть. Но он совершил роковую ошибку, унизив человека, который (как он наверняка считал) никогда не сможет отплатить ему той же монетой. Избитый и горящий жаждой мести Тредиаковский привел в действие такие силы, которые неожиданно без особого труда стерли могущественного министра в порошок. 


62

Другая история произошла 20 июня 1939 -1940 года, по какому-то мистическому совпадению, ровно двести лет спустя после истории с поэтом Тридиаковским.
В январе 1938 года  приказом Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР был ликвидирован государственный Театр имени Вс. Мейерхольда, и знаменитый режиссер стал безработным. Самого его
 арестовали 20 июня 1939 г. в 9 часов утра в Ленинграде. В тот же день в ленинградской и московской (на Брюсовском) квартирах, на даче в Горенках и в кабинете Мастера в Оперной студии им. Станиславского были проведены обыски. На Брюсовском энкавэдэшники первым делом изъяли копии всех писем 3.Н. Райх на имя Сталина и Ежова, паспорт и партбилет Мастера.
              22 июня Мейерхольда переведут в Москву, на Лубянку. А ещё через месяц - 18 июля - по Красной площади пройдёт красочный физкультурный парад, на котором студенты института им. Лесгафта покажут задуманное Мейерхольдом, но законченное его ассистентом - бывшим актёром и танцором ГосТИМа, ставшим директором названного института - Зосимой Злобиным и мастером гимнастики А. Орловым красочное действо. Это была последняя удачная «премьера» В.Э.  Мейерхольда, признанная властью «примером правильного сочетания физкультуры и искусства». (И тут какое-то мистическое совпадение – участие знаменитого режиссера, вхожего к самому Сталину, в красочном параде, как и участие  поэта Тредиаковского в  «ледяной свадьбе» в 1740 году в правлении Анны Иоанновны и Бирона).
             Среди зрителей были Л. Берия и подписавший ордер на арест Мастера Меркулов. Менее чем через месяц - в ночь с 14 на 15 июля будет зверски убита 3.Н. Райх. Сразу после её похорон детям предложат освободить квартиру и вывезти всё имущество, включая архив, - и это при том, что следствие по делу Мейерхольда ещё только начиналось! В.Э. Мейерхольда расстреляют после суда 2 февраля 1940 года как агента немецкой, японской, латвийской и прочих разведок. Сегодня мы знаем, каким варварским пыткам подвергали В. Э. Мейерхольда в застенках НКВД, как, сменяя друг друга, палачи били больного шестидесятишестилетнего старика. 
           13 января 1940 года из камеры  он написал В. Молотову:    «Когда следователи в отношении меня, подследственного, пустили в ход физические методы (меня здесь били – больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам сверху, с большой силой… В следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные, чувствительные места ног лили крутой кипяток, я кричал и плакал от боли. Меня били по спине этой резиной, руками меня били по лицу размахами с высоты) и к ним присоединили еще так называемую «психическую атаку», то и другое вызвало во мне такой чудовищный страх, что натура моя обнажилась до самых корней своих:
Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась нежной и чувствительной, как у ребенка; глаза оказались способными (при нестерпимой для меня боли физической и боли моральной) лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать, как собака, которую плетью бьет ее хозяин... следователь все время твердил, угрожая: "Не будешь писать (то есть сочинять, значит!?) будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного искромсанного тела".
Замученного Мейерхольда расстреляли, а еще во время следствия неизвестные зверски зарезали Зинаиду Райх (бывшую жену Есенина и мать его двоих детей). Перед этим она писала письма Сталину, уверяя его, что он ничего не понимает в искусстве. Смертоносные, конечно, письма, но ведь она  в то время была тяжело психически больна (жизнь с геем и садистом Есениным, наполненная издевательствами и побоями, не прошла для нее даром).
         Но болезнь не стала оправданием для семьи Мейерхольдов. Они оба погибли.
Однако и их палач – Берия – также был расстрелян 13 лет спустя. Его постигла судьба садиста Волынского, терзавшего поэта Тредиаковского, за что А.С. Пушкин назвал его мучеником…

               



                63




         Замученного Мейерхольда расстреляли, а еще во время следствия неизвестные зарезали Зинаиду Райх (бывшую жену Есенина и мать его двоих детей). Перед этим она писала письма Сталину, уверяя его, что он ничего не понимает в искусстве, поэтому пусть спросит у Мейерхольда, который знает… Смертоносные, конечно, письма, но ведь она  в то время была тяжело психически больна (жизнь с геем и садистом Есениным, наполненная издевательствами и побоями, не прошла для нее даром).
         В наше время без всякого насилия сегодня «умельцы»,  обладающие  новым биоэлектронным и гипнотическим оружием, могут за  минуту убить любого человека, который «зашифрован». И сделать это можно на любом расстоянии, хоть за две тысячи километров. Причина смерти будет вполне распространенная – остановка сердца, оторвавшийся тромб… Такая смерть  гораздо выгоднее той, которую когда-то уготовили  Мейерхольду. Поскольку  за «зашифрованными» ведется круглосуточное наблюдение,  всегда есть возможность вовремя изъять их органы для пересадки.  Тут еще в дело вступает и коммерческий подход. И даже как-то на романтическую  сказку смахивает: поэта уже нет, а сердце его снова бьется в чьей-то груди!
В связи с этим вспоминается еще одно, казалось бы, мистическое совпадение: когда в 1826 году в Белеве Тульской губернии скончалась супруга императора Александра Первого, императрица Елизавета Алексеевна, урожденная Мария Августа Баденская, то в Петербург  было отправлено  тело усопшей без внутренностей, которые, по легенде, похоронили в том же Белеве. И сюда, тоже по легенде, заезжал Александр Сергеевич Пушкин поклониться останкам своей музы, направляясь в 1828 году на Кавказ через эти места.
Как известно, своих муз поэт искал среди немолодых женщин. Три из них имели одинаковое имя – Елизавета - и были старше Александра Сергеевича. Самая первая, которой он был «верен» всю жизнь – это императрица Елизавета Алексеевна - превосходила его годами на двадцать лет. В нее он влюбился едва ли не в 14 лет. Другая – Елизавета Воронцова  (в девичестве Браницкая, из польской шляхты, приближенной к Екатерине Второй) – на шесть лет, а третья – Элиза Хитрово (в девичестве Кутузова, дочь фельдмаршала) – на шестнадцать. Несмотря на мировую известность великой любви Пушкина и Натали Гончаровой, мы, я думаю, должны признать тот факт биографии Пушкина, что он все-таки имел склонность к геронтофилии наряду с тем, что обладал красавицей женой, на четырнадцать лет моложе себя.
            И тут тоже не обошлось без очень дурной наследственности. Родной дед Пушкина по матери – Осип Ганнибал – был ужасным человеком, отдавшим всю свою жизнь порочной страсти к другой женщине и едва не погубившим свою семью. Если бы не заступничество Екатерины Второй, то едва ли бы она и выжила, оставшись без средств к существованию. Другой дед, как гласит легенда, замучил до смерти свою беременную жену. А предок  поэта Федор Пушкин участвовал в бунте стрельцов при Петре Первом, и был назначен родным тестем  цареубийцей.
        Но тяжелый характер Пушкина не только от плохой наследственности. Еще учась в лицее, он попал под влияние самых известных и авторитетных масонов России и конечно подвергался их  колдовскому гипнозу. Возможно, частично и отсюда  его смелые и зачастую просто безрассудные эпиграммы и, как итог – шестилетняя ссылка. Тяжелый характер сына, его безбожие привели отца поэта в такой ужас и смятение, что он согласился  следить за ним и имел серьезные нервные срывы, отчего Александр Сергеевич пришел в Михайловском в полное отчаяние, заподозрив отца в том, что тот   желает  ему каторги и даже смертной казни.
Но вот что интересно: принудительное заточение Пушкина в глуши спасло его от безумия серьезного сексуального порока, который, как я полагаю, был у него. Александр Первый, можно сказать выдернул юношу из губительной гомосексуальной среды масонов. И Пушкин ( в отместку по юношескому безрассудству) откровенно демонстрировал поклонение своей музе – жене императора. Хотя… где геронтофилия, там и гомосексуализм, садомазохизм, стремление к суициду. Увы, эти сексуальные пороки всегда рядом. В поведении Пушкина так или иначе проявлялись черты жесткости и цинизма (особенно к Элизе Хитрово), а в отношении двух других муз – императрицы и Елизаветы Воронцовой – через их супругов, на которых  поэт оставил  такие злые эпиграммы, что тексты их не стерли и века и вошли в учебники и энциклопедии.
       Кто знает, может быть, это была месть Пушкина тем, кто в юности оторвал его от близких отношений с великими гомосексуалистами России, среди которых, к примеру, министр  просвещения Уваров, участник  литературного  общества «Арзамас», в которое входил под псевдонимом Старушка (!)




64


Но, в отличие от Есенина и Маяковского, Пушкин сумел справиться со своими пороками и необыкновенной женитьбой направил свою жизнь в «правильное» русло. Однако не все так просто и с этой женитьбой. Там скрываются такие  тайны, о которых  очень тяжело говорить. Первый вопрос: только ли из-за красоты юной девушки выбрал Натали в жены Александр Сергеевич и так упорно ее добивался, несмотря на почти непреодолимые препятствия? Какой она была на самом деле? Поэт Туманский, навестивший молодожёнов в Царском селе, писал: «Пушкин радовался, как ребёнок, моему приезду, оставил меня обедать у себя и чрезвычайно мило познакомил меня с своею пригожею женою. Не воображайте, однако ж, чтобы это было что-нибудь необыкновенное. Пушкина — беленькая, чистенькая девочка, с правильными чертами и лукавыми глазами, как у любой гризетки ( глаза гризетки всегда выдают  нимфеток даже в детстве –Т.Щ.) Видно, что она и неловка ещё, и неразвязна. А всё-таки московщина отражается в ней довольно заметно. Что у неё нет вкуса, это видно по безобразному её наряду. Что у неё нет ни опрятности, ни порядка, — о том свидетельствовали запачканные салфетки и скатерть и расстройство мебели и посуды».
        До шести лет Натали жила без родителей в имении Полотняные Заводы у деда, Афанасия Николаевича, в свое время богатейшего человека в России. Но весьма порочного, распутного и расточительного. В доме жила его любовница, француженка мадам Бабетт и еще целый гарем из крепостных девок. Почему родители решили оставить трехлетнего ребенка такому ужасному человеку, каким был Афанасий Николаевич – непонятно. Но сердце невольно сжимается, когда читаешь о том, что дед очень любил девочку и баловал ее, наряжая и ублажая, словно принцессу. Ведь сегодня мы знаем, когда  отцы и дедушки, подобные  Афанасию Николаевичу, называют своих дочек и внучек принцессами.
         И тогда становится понятна скверные черты характера Натали – неопрятность, беспечность и  нечувствительность. Которые не исправило ни строгое воспитание матери, в шесть лет все-таки забравшей дочку из имения деда, ни замужество. Для Пушкина, в конце концов, это  кончилось разорением и полной безысходностью. Девочки-«принцессы» отличаются такими чертами характера, потому что их красивые головки  вынуждены хранить подчас очень страшные тайны о своем детстве, которые прогоняют любые другие мысли.
        Но ни это ли и привлекло Пушкина, который хранил свои тайны, и это сблизило его с «любимицей дедушки» Натали?
         А был и еще факт, который, возможно, притягивал Пушкина к семье Гончаровых-Загряжских. Это почти "кровная близость" Натальи Ивановны, матери Натали, к  императрице Елизавете Алексеевне. Едва приступив к обязанностям фрейлины при  императрице, юная красавица тайного происхождения, но занимающая по решению Екатерины Второй высокое  положение при дворе, отбила у Елизаветы Алексеевны  ее драгоценного любовника, молодого офицера Охотникова, от которого супруга императора родила дочь Элизу ( такое  вот совпадение в именах –Т.Щ.) И Охотникова тут же зарезали, а  Наталью Ивановну  спешно выдали замуж за Николая Гончарова. Свадьба была пышной и проходила во дворце в присутствии всей царской семьи. Спрашивается, за что такие почести бастардке?
        «Вечно влюбленный» в свою музу, Елизавету Алексеевну, только что почившую в бозе, поэт рвется сблизиться с семейством, причастном к интимным делам императрицы, замешанным на крови. Кто знает, возможно, Пушкину нравилось, что Наталья Ивановна прекратила роман той, о которой он мечтал с ранней юности? И именно это сближало поэта с матерью девушки, на которой он решил жениться? Кто знает… Но все же события, предшествующие браку Пушкина и бывшие  тяжкими семейными тайнами Гончаровых и Пушкиных, сыграли, вполне возможно, свою роковую роль в судьбе Александра Сергеевича. Которую ему так и не удалось обмануть, как бы он ни старался наладить свою жизнь в отдалении от пороков и плотских искушений.

65

       Понятно, сколь силен был его гнев, когда после стольких лет борьбы с искушениями, постройки нормальной семейной жизни с любовью и уважением к женщине, с рождением прекрасных здоровых детей, вдруг на пороге его дома, широко распахнув двери, является парочка гомосексуалистов-садистов Геккеренов, готовых все это порвать на клочки! Пушкин  погиб, но не отступил от своих высоких принципов. И тем он по-человечески  велик наряду со своей великой поэзией.
Пушкин преодолел  свои пороки. Женитьбой преодолел. Работой. Целью жизни – написать  правдивую историю России и Петра Первого. И почести, воздаваемые ему в мире – заслужены им и как  почести человеку - борцу. В этом смысле его вера, в которой сомневались царь Николай Первый и родители Пушкина, куда выше веры духовного наставника Николая Гоголя, священника Матвея Константиновского, который жрал землю из холерной могилы и  называл Пушкина  колдуном, отвращая от него Гоголя. Как  и насквозь лживого Вяземского и его семьи, который  «отвращал свое лицо от Пушкина" накануне роковой дуэли, а после смерти поэта с готовностью принимал от Николая Первого должности и почести, это раздвоение личности  в конце концов свело его с ума окончательно. И Лермонтов, и Гоголь также боролись всю жизнь с собой и со своей плохой наследственностью.
      С детства я мечтала оказаться в среде великих поэтов – Пушкина, Гоголя, Лермонтова... И вот я среди них – что же я испытываю? Великую скорбь… Особенно  рядом с Есениным и Маяковским, «новыми людьми».
     Что  мы видим у Сергея Есенина? Безусловно, он ненавидел женщин и хотел видеть их постоянное унижение. И чем красивее и талантливее были его жены, тем сильнее он их растаптывал. «Я двух женщин бил Зинаиду и  Изадору ( Райх и Айседору Дункан —Т.Щ.) и не мог иначе, для меня любовь — это страшное мучение, это так мучительно. Я тогда ничего не помню…»
         Современники отмечали, что в период жизни с Есениным Зинаида выглядела «забитой, затюканной, дурно одетой и всегда либо слишком тощей, либо некрасиво располневшей».
      Устав от ссор, скандалов и избиений, Зинаида меньше чем через год семейной жизни (весной 1918 года), беременная, уехала в Орёл, где родила дочь Татьяну. Позднее Сергей и Зинаида снова сошлись, но в конце 1919 года он окончательно ушёл от семьи. Возможно, это было не самым плохим решением: не раз супруг выставлял за дверь жену с годовалой дочкой на руках, ругался, периодически бил Зинаиду. На момент разрыва Райх была беременна вторым ребёнком, впрочем,  Сергей очень сомневался в своем отцовстве, что всегда присуще подобным мужчинам, потому что, имея извращенную натуру, они не могут себе представить ни одного человека с чистой совестью и благими намерениями.
        Однако чудесные стихи таких извращенцев, словно красивые цветы, притягивают к ним самых лучших женщин. Но их участь после сожительства с моральными уродами – безумие и желание быстрее окончить свою жизнь,  избавиться от невыносимых нравственных и физических мучений, участь, которая неизбежно постигает и самих их мучителей. Которые, желая избавиться от преследующей их внутренней невыносимой боли, нередко наносят себе увечья, чтобы приглушить эту боль. Их жертвы , набравшись дурного опыта,  как правило, поступают также. Это, можно сказать  дурная  болезнь, которая, подобно гонорее, передается половым путем.

66


        Давайте внимательнее посмотрим на кончину Зинаиды Райх. Историки пишут: не может быть, чтобы в ночь гибели душераздирающие крики Райх, одной из самых знаменитых московских актрис конца тридцатых годов, никто не слышал. Стояла теплая июльская ночь, большинство окон было распахнуто... Но, выходит, никто ничего не слышал. А были ли эти "душераздирающие крики" вообще?
        Выдающийся режиссер безумно любил одаренную, но капризную жену. Мейерхольд загружал ее главными ролями в театре, стремясь, чтобы у нее ни минуты не оставалось свободного времени на всякие глупости на стороне.
       Менее месяца прошло, как в НКВД забрали Мейерхольда, и пришла та ночь 14 июля 1939 года, когда, как считается, зверски убили Райх. А самое удивительное в этой кровавой истории то, что уголовного дела об убийстве не завели. Никто не знал ничего. Москва полнилась слухами, передаваемыми зловещим шепотом: «говорят, ножом... говорят, домработницу тоже убили...». Слухи на том и обрывались.
           Прошло много времени, и лишь недавно, по отдельным крохам воспоминаний тех, кто хоть что-то мог рассказать, восстанавливаются события той ночи. Точнее - не сами события, а их версии.
       Где-то ближе к часу Райх вышла из ванной в халате и направилась в гостиную. И тут на нее обрушились двое. Один из них ударил ножом в грудь. Райх сознания не теряла и стала отчаянно звать на помощь. На ее крики выскочила домработница Лидия Анисимовна, ее ударили ножом в голову. Анисимовна тут же рухнула. Райх, продолжая кричать, доползла до стола в гостиной, истекая кровью. Убийцы исчезли, не оставив ни единой улики. Позже дворник скажет, что видел рванувшую от подъезда черную «эмку». Только подтвердить это не смог: канул с концами дворник. И Анисимовна, получившая неопасную для жизни рану, тоже.
         Как убийцы проникли в дом? Входная дверь была заперта. Зачем было Райх убивать - тоже загадка. Тогда по Москве ходили такие версии: хотели ограбить. Квартира богатая. Да только ничего не взяли. Антисемитская версия тоже просматривалась. Но тут же отпала: Райх - немка. Еще версия: НКВД убрал актрису из-за мужа - якобы она знала что-то, чего не должна была знать.
        И все это - лишь домыслы и предположения.
        Жуткая квартира пустовала недолго. В ней поселилась 18-летняя красавица Вардо Максимилишвили, как вскоре выяснилось, офицер НКВД и  личный секретарь и любовница самого Берия. Здесь же поселился и его личный шофер.
До сих пор достоверно неизвестно, как происходило убийство, сколько именно было нанесено ударов ножом (или  еще чем-то?) Кто пишет – семнадцать – кто семь. Но верить этим предположениям, конечно, не приходится. Ранения были вокруг сердца, а смертельное – в шею.
        По какому-то совпадению   в тот вечер Райх отправила обоих своих детей из квартиры. То есть, она хотела остаться одна. Зачем?
         Убийство обычно считается организованным НКВД. По словам Аркадия Ваксберга, «Берия нуждался в этом садистском фарсе», потому что актриса была необычайно популярной, независимой, откровенной и известной высказыванием: «если Сталин ничего не понимает в искусстве, пусть спросит у Мейерхольда, Мейерхольд понимает».   Но это всего лишь политические  сентенции, а тайна её смерти так и остаётся нераскрытой.
     А было ли это убийство? Или… мы имеем дело с самоубийством окончательно обезумевшей Зинаиды Райх? Вспомним, как перед самой смертью Есенин  резал себя… Эту версию не рассматривают, а напрасно. Я почти уверена, что смерть жены Есенина стоит в одном ряду со смертями его самого, Маяковского, Лили Брик. Почему нанесенные удары вокруг сердца не стали смертельными? Если их наносила она сама, то у нее, разумеется не хватило сил  пробить ножом грудную клетку. А шея – мягкое место, и перерезать себе сонную артерию куда легче. И если действительно была ранена домработница, то естественно предположить, что это ранение она получила в борьбе с Райх, когда пыталась остановить ее.


67


Убивая себя, все эти известные самоубийцы стремились освободиться от некоей несвободы, которой невыносимо тяготились. И внешней, и внутренней.
         Из их извращенных натур, покалеченных  нравственными и физическими страданиями, болью, словно жалоба миру, страшная исповедь, произрастало  прекрасное творчество. Точнее сказать, рождалось. В  муках, на которые они жаловались в своих произведениях необыкновенно красивыми словами. А вообще-то любые роды всегда безобразны…
    Возьмем историю Есенина с шарфом Айседоры Дункан.  Любимый красный шарф был ее неизменным спутником – кусок алой ткани как символ свободы, как образ сполохов огня – страсти и жажды жизни.Она верила в то, что танцевать ее научила сама богиня Терпсихора.  Ее танцевальные номера были похожи на ожившие сцены с античной вазы. В греческой тунике вместо пачки, босоногая – Айседора Дункан шокировала достопочтенную публику начала 20 века и заставляла ее преклоняться и трепетать.
     А Есенин называл ее знаменитый шарф «Дунькин платок». Зачем это? В силу своей распущенности или из ревности и зависти? С этим «платком» Айседора в Москве танцует свой знаменитый «Апаш».
        В Страну Советов она сбежала из Парижа за новой свободной жизнью – подальше от излишней, как ей тогда казалось, буржуазности искусства. Она – самая популярная женщина российской столицы 1921 года. Дункан танцует мистичный танец с шарфом, как со своим партнером. Айседора - Апаш, хулиган.  Красный шарф – красивая, страстная женщина. Гибкое тело шарфа вьется в руках, пальцы сдавливают шарфу-партнеру горло и ломают хребет. Труп призрачного партнера лежит на полу обездвиженный. Публика рукоплещет. Есенин же видит в нем себя: «Сердце сжимается. Точно это я у нее под ногами лежу. Точно это мне крышка". Этот шарф, яркий, красный, тревожащий, удавит танцовщицу, намотавшись на бампер ее машины. Как символично, не правда ли? Есенин, воображавший себя этим шарфом, словно из могилы достал жену и прикончил ее как раз в том момент, когда она спешила ехать к своему новому молодому любовнику, страстному испанцу.
        Интересно и такое совпадение, уже из жизни Маяковского. В жизни он, как пишут  его биографы, "последовательно и аккуратно обгадил всех своих благодетелей, оставшись перед смертью в полном одиночестве и достав даже после смерти: без ведома и разрешения своей любовницы, он назвал её в посмертной записке членом своей семьи и тем самым разрушил семью её. Никакого наследства эта женщина не получила, за что пострадала - непонятно".
       Лиле Брик он писал в 1923 году: « Ты сказала - чтоб я подумал и изменил свой характер. Я подумал о себе, Лилик, что б ты не говорила, а я думаю что Я что угодно с удовольствием сделаю по доброй воле, хоть руку сожгу, а по принуждению даже несение какой-нибудь покупки, самая маленькая цепочка вызывает у меня чувство тошноты, пессимизма и т.д. Что ж отсюда следует что я должен делать все что захочу? Ничего подобного. Надо только не устанавливать для меня никаких внешне заметных правил. Надо то же самое делать со мной, но без всякого ощущения с моей стороны".
       К 1930 году, времени гибели Маяковского, Булгаков удостоился, пишут его биографы, "многолетних помоев, допросов и обысков и униженно обивал пороги госучреждений в попытке получить визу для выезда в Европу". По его собственным подсчётам, за 10 лет появилось 298 ругательных рецензий и 3 благожелательных. Среди критиков были влиятельные литераторы и чиновники от литературы
(Маяковский(!), Безыменский, Авербах, Шкловский,Керженцев,
Киршон). Может быть, писателя спасло убеждение, что « Сознание своего полного, ослепительного бессилия нужно хранить про себя», о чем он писал Вересаеву. В этом убеждении – мужество и стойкость страдающего, но не идущего на поводу у своей слабости человека.  Чего не было ни у Есенина, ни у Маяковского, которые  выставляли напоказ всех себя со всеми своими ужасающими общество пороками.
           При всём том объективно его произведения пользовались не меньшей популярностью, и все прекрасно понимали, что это исключительно талантливый человек. Булгаков же дошёл до последней черты и все же решил покончить с собой. Напоследок он по инициативе возлюбленной написал письмо советскому правительству. В нем нет никаких покаяний или обещаний. Только - или отпустите или убейте. «МОЧИ НЕТ».
         17 апреля 1930 года Булгаков идет на похороны Маяковского, а  18 апреля Сталин звонит писателю и просит продолжать работу во МХАТе, гарантируя ему поддержку. Эта «поддержанная» «Воландом» работа и свела Булгакова преждевременно в могилу – он надорвался на ней. Разве Сталин, в данном случае, не продемонстрировал акт садизма, наблюдая затем в течение нескольких лет за агонией Булгакова? Но, безусловно, советский Калигула  - из породы тех человеческих особей, к которым принадлежали Есенин и Маяковский, да и, простите, мазохист Булгаков. Когда это понимаешь, то приходит и понимание природы самоубийства  жены вождя Надежды Аллилуевой. Тайна ее смерти – такая же, как и тайна смертей Зинаиды Райх, Лили Брик, Элизабет Макнейл и других жертв и участников садо-мозахистских игр «новых людей».