Сезон в аду

                "Подобно Рембо, я ненавидел город, где родился.И
                буду ненавидеть до последнего дня. Вырваться из
                дома, из города, к которому я питаю отвращение,
                из страны и общества, с которыми меня ничего не
                связывает, — вот мой первый еще детский порыв."

 В 9 классе у нас поменялась школьная учительница по литературе. После первого сочинения, уж не помню на какую тему, литераторша сказала:

- И не нужно писать в конце сочинения о значении писателя для литературы...

Я при этих словах вспыхнул и мгновенно, как каждая деталь в комнате при проблеске молнии, стали ясно видны глупость и пошлость этих строк, которые я, как и все, написал последними.

Но что для одного - пошлость, для другого может быть откровением. К примеру, то, что жизнь наша - цепь страданий, и при этом - череда скорби с неминуемым трагическим концом. Мы умрем, это лето в аду кончится в лучшем случае вечным небытием, в худшем - вечной потусторонней жизнью.

Совсем недавно вышел клип Бориса Гребенщикова на песню "Темный как ночь" с недвусмысленными аллюзиями на "Анну Каренину" Толстого. Я уверен, что создатели этого гов... э.. произведения попадут в ад, где им вечно будут показывать этот их клип. Вот кому я желаю вечной жизни после смерти.

Вчера вечером я зашел в свое любимое кафе, запустил ноутбук, но взял не кофе, по своему обыкновению, а бокал красного вина. Потом рюмку коньяку. Потом еще коньяку, а потом... уже не ясно помню, но кажется еще сто коньяку.

Мне нужно было создать настроение, я хотел вспомнить свой самый адский период. И с отвращением читая жизнь свою, я не мог выбрать. Может это было в юности, когда моя первая и, возможно, последняя любовь бросила меня и я, перерезав себе вены в отвратительно грязном подъезде не умер, а попал к еще более отвратительным людям в сумасшедшем доме. А может, сезон в аду - это были последующие три года, которые я не могу вспомнить, это были дни, неотличимые и бессмысленные.

А возможно, это был сезон, когда казалось бы все прошло, душевные раны уже лишь ноют, как давние пулевые ранения, но тут жизнь подкидывает годы болезней детей, когда от отчаяния уже обращаешься к знахарям и прочим колдунам.

А может этот ад я сейчас ношу с собой, когда стало очень ясно - все поздно, более того - все напрасно.

Моим сладким думам о том, какой я несчастный мешает то, что за соседним столом пожилая пара под руководством черноглазого и кудрявого парня изучают итальянский.

- О mama mio!

Надеваю наушники. И так как очевидно, что смыслом бытия любого человека, которое можно назвать присутствием, вдруг оказывается временность его пребывания на Земле, то я с неотвратимостью нейро-лингвистического программирования и конца света включаю:

Душа на вынос, святой нараспашку,
На полной скорости не так больно.
Уговори меня, что всё не так страшно,
Угомони меня – я не могу кричать больше.

Темный, как ночь,
Темный, как ночь,
Мы шли к тому, кто светлей всех на свете,
а он – Темный, как ночь.