Как истинный ариец Шломо предупредил Сталина

(Или о глупости арийской теории).

Работник консульства  СССР в Вене ,в один из последних дней февраля сорок первого года ,с недоверием слушал сидящего перед ним человека,высокого роста ,широкоплечего ,арийской внешности,который предъявил немецкие документы на имя Тимофея Марко удостоверяющие его чисто арийское происхождение. Странно было то, что этот человек заявил, что  он член коммунистической партии да еще и  еврей, попавший в плен в сентябрьских боях 1939 года в Польше и чудом уцелевший.

Человек уверял дипломата, что ему доподлинно известно что Гитлер принял решение напасть на СССР в ближайшее время и ,что в лагерях польских военнопленных,  идет набор украинцев в национальные воинские формирования, которые примут участие в нападении на СССР.

Консул молча слушал и записывал его слова. На еврея этот человек был совсем не похож и передaвая услышанное шифровкой в Москву консул был уверен,что это очередная дезинформация.

Так думал не только консул в Вене, Информация о готовящемся нападении Германии поступала в Москву из множества источников: от шпионской сети НКВД и Главного разведывательного управления наркомата обороны (ГРУ), по линии наркомата иностранных дел, из коминтерновских источников, от пограничной службы. Недостатка в предупреждениях не было. Только по подсчетам, произведенным американским исследователем Бартоном Уэйл, советское правительство получило 84 предупреждения о готовящемся нападении. Эти предупреждения не укладывались в сталинскую оценку ситуации и поэтому либо ставились под сомнение, либо вовсе отбрасывались. Руководители разведывательных ведомств , прекрасно зная, что Сталин полагает, что информация о военных приготовлениях против СССР подбрасывается английской разведкой, чтобы посеять подозрительность в отношениях между СССР и Германией, делали заключения из информации, соответствующие образу мыслей Сталина. 

Сталин с особым подозрением относился ко всем сообщениям, которые исходили из английских или американских источников, видя в них лишь подтверждение его анализа политики "невмешательства": западные державы хотят втянуть Советский Союз и Германию в войну между собой, а сами погреть руки. Версия, распространяемая гитлеровцами о провокационном характере слухов и сообщений о готовящемся нападении на СССР, как раз и отвечала его собственным суждениям. Но оказывается, что в начале апреля слухи о предстоящей германо-советской войне распространяли главным образом немецкие граждане. Об этом сообщает, в частности, в своем донесении германскому МИДу его представитель при верховном командовании сухопутных сил (ОКХ) 3 апреля 1941 г.: "ОКХ получил сообщения, согласно которым среди немецких граждан, проживающих в России, путешественники, следующие из Германии, распространяют слухи, что германо-советское столкновение неизбежно. Говорят также, что иностранные дипломаты в Москве также встревожены этими слухами". ОКХ просило в связи с этим министерство иностранных дел, чтобы немцам, направляющимся через территорию СССР, было дано строгое указание не только не распространять подобные слухи, но и опровергать их.

В мае месяце слухи о приближающейся войне не только не ослабли, но и продолжали усиливаться. Лондонская "Таймс", например, в номере от 1 мая сообщала, что во многих европейских столицах немецкие офицеры и пропагандисты во всеуслышание заявляли, что немецкая армия накануне нападения на Советский Союз. Литовские эмигранты поощрялись Берлином. Украинские националисты так же значительно расширили свою деятельность.
 
Так кем же был этот человек ,который рискуя жизнью, пришел в Консульство СССР в Вене и один из первых предупредил о готовящемся нападении на СССР. Настоящее имя этого человека Соломон (Шломо) Штраус и он родился 12 ноября 1912 года в местечке Варяж (Львовская область) (тогда Польша). Он был старшим из семи детей Лейба Штрауса и Шейндл Маркус Штраус. Как большинство еврейских детей он закончил еврейскую религиозную школу,увлекался театром и посещал — театральную студию режиссера Иона Зингера, где он играл казаков и украинских парубков-красавцев. Шломо выучился на портного и умудрился  в силу своих убеждений вступить  в Польскую коммунистическую партию.

Когда Германия напала на Польшу он был мобилизован в 19-й пехотный батальон в Львове,который был направлен на защиту Варшавы. Он был тяжело ранен в районе Полоцка в сентябре тридцать девятого года и прямо с поля боя доставлен в госпиталь, где после захвата немцами стал военнопленным, а затем  после выздоровления был переведен в лагерь.

Уже давно среди военнопленных были выловлены все евреи: кто объявился сам по приказу выйти из строя, кого выдала внешность, кого — оставшиеся документы, кого — соседи по бараку, кого — баня. Однажды, чтобы не идти в баню со всеми, Соломон Штраус имитировал случайное падение с трехметровой высоты.Чудом он тогда не покалечился, но ведь и все его теперешнее существование было сплошным и зыбким чудом.

Опасаясь, что как еврей и коммунист он будет изоблачен и уничтожен, Шломо  уничтожил все свои документы и всем говорил, что он украинец из Львова Тимофей Марко.

Как же он был теперь благодарен режиссеру Ионе Зингеру, который неукоснительно требовал знания всех обрядов и ритуалов, чтобы никакая неточность жестов не испортила роли. Как-то получилось, что о поголовном уничтожении евреев он еще не знал (точнее — слышал краем уха, но разум отказывался верить), а об отношении к коммунистам — уже знал. Именно это заставило его придумать себе новое имя, вспомнить все казацкие и украинские песни, что когда-то пел со сцены, и, конечно, — отпустить висячие усы и закурить классический чубук.

К концу 1940 года в лагерь для польских военнопленных Stalag VIII B в Ламсдорфе (Lambinowice) были собраны украинцы из других лагерей Третьего рейха.. Были здесь даже те, что когда-то эмигрировали в разные европейские страны,  и  сражались в армиях этих стран и попали в плен.

Руководство украинских националистов  рассчитывали  организовать обучение основной ударной силы оуновцев под руководством немецких инструкторов на территории Генерал-губернаторства, а при нападении Германии на СССР использовать их в «борьбе с большевизмом» в качестве союзной вермахту украинской армии. С этой целью в Кракове было создано и вело активную работу украинско-германское военное бюро под руководством полковника Романа Сушко.
25 февраля 1941 года руководитель абвера адмирал Канарис дал санкцию на формирование так называемых Дружин украинских националистов (ДУН), состоявших из групп «Север» (командир Роман Шухевич) и «Юг» (командир Рихард Ярый), которые в документах абвера именовались «Специальное подразделение „Нахтигаль“» (нем. «Nachtigal» ; «Соловей») и «Организация Роланд» (нем. «Roland») и входили в состав полка «Бранденбург-800»], подчинявшегося руководителю Отдела II абвера (Абвер-II, «диверсии и психологическая война»)
Заместитель руководителя Отдела II подполковник Э. Штольце в своих показаниях, которые были включены Нюрнбергским трибуналом в эпизод «Агрессия против СССР», заявил, что он лично отдавал указания Мельнику и Бандере «организовать сразу же после нападения Германии на Советский Союз провокационные выступления на Украине с целью подрыва ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение в происходящем якобы разложении советского тыла».
 
Что происходило в дальнейшем Соломон  рассказал в кругу своей семьи  в  квартире  в Тель-Авиве, известному поэту и писателю ,автору знаменитых «Гариков»  Игорю Губерману.

Осенью сорокового года в лагерь для польских военнопленных в Ламсдорфе приехала высокая комиссия. Всего тут собралось около шестидесяти тысяч украинцев. Обращались с пленными настолько прилично, что давно уже поползли смутные слухи: скоро отпустят жить на завоеванных территориях, ибо немцы планируют восстановить независимую Украину. Соблазненные этим слухом, к украинцам стали примыкать польские пленные. Чтоб их найти, изобличить и отделить, прибыла из Берлина эта комиссия Центрального украинского комитета, озабоченного национальной чистотой будущей самостийной Украины.

В лагере непрестанно ходил еще один слух — быть может, именно он привлекал молодых поляков сильнее, чем улучшенное содержание украинцев. Поговаривали о неких специальных поселениях — «рассенлагерях», затеянных для физического укрепления арийской расы. Якобы уже отбирались красивые юные немки, преимущественно высокие блондинки с голубыми глазами, а также норвежки, датчанки и голландки таких же отменных статей. А мужчин для производства безупречно качественных детей решили выбрать и среди украинских пленных.

В Германии действительно существовала  программа «Lebensborn» («источник жизни»), которой руководил лично Генрих Гиммлер. Основной задачей этой программы была подготовка расово чистых матерей, а также рождение и воспитание здоровых детей — будущую гордость арийской нации.
Требования к родителям обновленной расы были выставлены жесткие: безупречное здоровье, отсутствие судимостей и чистота крови. Женщины, отобранные для участи в программе улучшения генофонда, помещались в приюты — «гиммлеровские фабрики детей», где в комфортных условиях рожали и воспитывали детей. Если у рожденных детей волосы были недостаточно светлыми, их облучали ультрафиолетом до получения нужного оттенка.

Вскоре нацистские идеологи решили не ограничиваться матерями из Германии и обратили свои взоры на норвежек: белокурые и голубоглазые скандинавки как нельзя лучше подходили для «производства» чистокровных арийцев. Существуют сведения, что на роль «арийских матерей» подбирались и славянские женщины.
За весь период существования программы «Lebensborn» в Германии на свет появилось около 8 тысяч детей, в Норвегии еще больше — порядка 12 тысяч. 

У дверей барака, где заседала комиссия, в толпе царило нервное возбуждение. Нескрываемо волновался даже писарь, занимавшийся учетом пленных, огромного роста смуглый красавец с висячими по-казацки усами, уважаемый всеми за силу и добродушие Тимофей Марко. Он не выпускал изо рта трубку с длинным чубуком и не принимал участия в общем воспаленном разговоре. А на шутки, обращенные лично к нему (насчет улучшения арийской породы), только улыбался и молчал.
Тимофей Марко вошел в комнату и выбросил руку вперед, приветствуя сидевших за столом.
— Слава Украине! — громко сказал он.
— Слава вождю, — последовал ответ. Тимофей Марко приблизился к столу.
— Перекрестись, — последовал первый приказ.
На этой символике проваливалось много поляков, забывавших от волнения, что по православному обряду осенять себя крестом следует от правого плеча к левому, а по католическому ритуалу — наоборот.

Далее Тимофей Марко отвечал на многочисленные вопросы о православных праздниках и святых, не побоялся сознаться, что в церковь ходил редко и то лишь для того, чтобы заигрывать с девушками, и что молился, когда мать драла его за уши. Но в этой груди, сказал Марко, и простодушно ударил себя в грудь, бьется чистое украинское сердце, и за независимую Украину он хоть сейчас готов прыгнуть в огонь.

Председатель комиссии встал и, выйдя из-за стола, пожал Тимофею Марко руку.
— Если бы ты знал, сынок, — растроганно сказал председатель, — как нашей земле сейчас нужны такие дети.

Лагерные слухи оказались реальностью. В ведомстве Гиммлера действительно был разработан план, по которому высоких и безупречно здоровых славянских мужчин следовало придирчиво отобрать, признать арийцами и с их помощью улучшить породу немецких сверхчеловеков. Первые опыты и первый отбор было решено проделать с украинскими националистами, собранными в лагере Ламсдорф.
«Украинским пленным начали выдавать сладкий кофе, мармелад и маргарин к хлебу, кусочек сала к обеденному гороховому супу. Приступили к обмену изношенных мундиров. За короткий срок украинский лагерь уподобился скорее какой-то опереточной армии, чем лагерю польских военнопленных. На нас надели французские береты и плащи, чешские мундиры, английские брюки, можно было даже увидеть мундиры пожарных из какой-то оккупированной страны».

Однажды утром все были выгнаны на плац, выстроены в одну шеренгу (процедура длилась несколько часов, каждый барак строился отдельно), и группа офицеров СС принялась медленно ходить вдоль шеренги.
— Выйди ты, — время от времени говорил один из офицеров, и вышедшего из строя немедленно отводили в сторону. Явно выбирались высокие широкоплечие здоровяки, уже пронесся по рядам пугливый слух, что это отбирают пленных для работы в шахтах. Все нервничали и напряженно молчали.
О, вот где настоящий казак, — один из офицеров указал на Тимофея Марко. Остальные согласились, и Тимофею Марко приказали выйти из строя. Всего из почти шестидесяти тысяч украинцев было отобрано к вечеру шестьсот человек. Их отвели в барак, где стояли скамейки и столы, а в уборных были отдельные кабинки, что поразило пленных более всего. Утром их накормили так отменно, что даже ярые оптимисты заподозрили неладное в своей дальнейшей судьбе.
А пару дней спустя в одной из комнат их барака обосновалась комиссия, состоявшая из эсэсовцев и нескольких врачей в белых халатах и с медицинскими инструментами — нечто вроде комиссии по приему в армию, как немедленно согласились пленные.

В комнату входили по одному. Держали коротко, не более минуты. Вышедшие рассказали, что им заглядывали в рот, измеряли головы, осматривали руки, плечи и ступни, испытывали крепость зубов, смотрели уши. Как лошадям на ярмарке, злобно сказал кто-то. Чего хотят?

День был холодный, многие сходили за одеялами, чтоб не окоченеть в очереди, но дрожали все равно — уже от волнения. Тимофей Марко, когда пришла его очередь, на своем слабом немецком извинился за свою дрожь от холода.
— Да, да, — согласился врач, подходя к нему ближе и тут же залезая пальцами ему в рот. — О, какой здоровяк! — восхитился он, показывая коллеге десны и безупречно крепкие ровные зубы. Коллега восхитился тоже и с дружелюбным одобрением потрепал Тимофея Марко по могучему крутому плечу.

А ближе к ночи выяснилось, что судьба шестисот отобранных действительно решалась этой комиссией: их признали полноценными арийцами с правом жениться на немецких женщинах и обзаводиться детьми. Чем больше, тем похвальней. Они были отобраны, как племенные кони или быки. Соответственно это означало свободу и совершенно иную новую жизнь.

Выйдя из комнаты, где заседала комиссия, Тимофей Марко, не разговаривая ни с кем, быстро ушел в глубь барака. Там он заперся в уборной, руки еще дрожали, разрезал бритвой незаметную тонкую нитку, больно впившуюся ему в кожицу члена. Ведь на восьмой день своего рождения юный Саломон Штраус, был обрезан, как и полагается в приличных еврейских семьях.
Перед самой комиссией, минут всего за десять (но сейчас уже невыносимо было больно), он в этой же кабинке натянул кожу на головку члена и, сжав зубы, натуго захлестнул ее ниткой.

А комиссия в Ламсдорфе была, похоже, последним из смертельных испытаний. Теперь он числился не только полноценным арийцем, но и улучшателем породы сверхлюдей — Соломон Штраус вскоре взялся с немалым усердием. Дальнейшая жизнь новоиспеченных арийцев была продумана пунктуально и педантично: прежде всего им предстояло обрести какую-нибудь рабочую профессию, чтобы достойно и усердно трудиться на благо рейха.

Итак, Тимофей Марко прилежно и успешно обучаясь ремеслу токаря, избирается старостой общей группы украинцев и белорусов, тоже ставших арийцами, даже порою забывает о своем еврейском происхождении. Но счастлив он не оттого, что спасся, и не от успеха у немецких девушек, а оттого (сейчас это смешно и странно), что находит среди немцев тайных единомышленников-коммунистов.

В один из последних дней февраля сорок первого года в их школу приехал человек для вербовки добровольцев в тайно формируемую украинскую армию.
— Ибо, — доверительно сообщил он старосте украинцев Тимофею Марко, — через несколько месяцев Германия нападет на Советский Союз, план молниеносной кампании уже разработан. И мы, украинцы, — сказал он Тимофею Марко, — мы должны пойти с Адольфом Гитлером против москалей и жидов. Я говорю вам это строго по секрету, ибо вижу тебя  насквозь и доверяю, как самому себе.
Как мы уже знаем, через несколько дней Тимофей передал эту информацию советским дипломатам в Вене.

Он закончил обучение  и был послан в город Винер-Нойштадт, где на авиационных заводах работали несколько тысяч пленных и перемещенных украинцев, белорусов, русских и поляков. Спустя год ариец Тимофей Марко был уже освобожденным от работы официальным опекуном всех этих рабочих разных национальностей (а были еще сербы, хорваты и другие). Он так и назывался — опекун, такая была должность по защите интересов этих свезенных сюда рабов, он мог просить и жаловаться от их имени. Сперва он был выдвинут на эту должность по желанию украинцев, а после потянулись остальные: у Тимофея Марко была репутация человека безупречно отзывчивого и неукротимого заступника. Немецкая администрация не возражала: Тимофей Марко знал несколько языков (немецким, в частности, уже владел свободно), был умен, энергичен, сообразителен, внушал доверие и оправдывал его. Теперь у Тимофея Марко было свое бюро, секретарша и помощники, право ездить по всем странам Третьего рейха (включая саму Германию) и постоянный пропуск во все лагеря, откуда привозили рабочих. Однажды Тимофей Марко лично давал пояснения маршалу Герингу, когда тот приехал осматривать подопечное ему производство, и стоял, отвечая на вопросы, в густой толпе .

Тимофей Марко, видный и уважаемый работник авиазаводов в городе Винер-Нойштадте, взял однажды недельный отпуск и уехал в город Львов по каким-то личным делам. Поздний вечер следующего дня застал его в далеком пригороде Львова, где находилось еврейское гетто. Он разыскал адрес своей семьи, и смертельная опасность разоблачения не остановила его. В гетто были его братья и сестры, еще живы были мать с отцом, в их убогом полуразвалившемся домишке было холодно, темно, и густо клубился страх. Он помог им с едой, оставил все, что было у него с собой, и клятвенно пообещал скоро приехать снова.

Через месяц с небольшим он уже опять был во Львове. В портфеле у него лежало множество подлинных и поддельных документов. У него было разрешение на выезд всей семьи, он собирался их устроить где-нибудь неподалеку от себя и спрятать с помощью друзей, в которых был уверен.

Уже во Львове на вокзале он узнал, что гетто более не существует. В ресторане за соседним столом, неторопливо потягивая пиво, разговаривали местные полицейские: кто из евреев как себя вел во время расстрела, что делали с молодыми еврейками, пытавшимися убежать или спрятаться, как еще три дня шевелилась земля над оврагом, куда падали убитые. Произносились знакомые имена, угадывались знакомые люди.

Ночью Тимофей Марко жег уже ненужные документы и разрешения. Ему очень хотелось заплакать, ему казалось, что тогда спадет с души невыносимая тупая тяжесть. Заплакать не удавалось.
О подробностях того дня и ночи Соломон Штраус никому не рассказывал.

В свое бюро Тимофей Марко вернулся через несколько дней — такой же спокойный, улыбчивый, доброжелательный и быстрый в решениях. Под его опекой состояли несколько тысяч рабочих, сутки его были заняты до отказа, а ему еще многое приходилось делать тайно.

Авторитетный даже среди гестаповцев, ежедневно появляющийся в сотне мест чиновник Тимофей Марко мог себе позволить однажды вечером заснуть от непомерной усталости прямо на стуле в одном из служебных кабинетов и оттого остаться на ночь в здании дирекции заводов. А ключ от сейфа он уже давно носил с собой, ловя удобный случай.

Спустя полгода Тимофей Марко в мае 1945 года, в ходе наступления советских войск в Австрии, передал планы подземного авиазавода в штаб командующего Вторым Украинским фронтом Родиону Малиновскому. Несмотря на это, он был арестован и обвинен в сотрудничестве с врагом. Содержался  он в одиночной камере, и ночные допросы сильно изматывали его. Немецкий сотрудник крупного масштаба, оставшийся, несомненно, в целях шпионажа, он со дня на день ждал расстрела. Следователь не верил людям, приходившим свидетельствовать, что Тимофей Марко помог им выжить, — они были донельзя скомпрометированы собственным пленом.

Благодарность Малиновского за планы авиазавода была очень щедрой арестант был переведен из тюрьмы в местный лагерь. Теперь ему предстояла Сибирь, как и всем прочим рядовым предателям, перебежчикам и пособникам фашистов.
Но появился новый следователь, и допросы продолжались. От Саломона Марко теперь допытывались, кем именно был он послан в  сорок первом году, когда явился в советское консульство, провокационно предупреждая о тайно готовящемся вторжении.

Голова шла кругом, все было непонятно и зловеще. Арестант шестым каким-то чувством, обострившимся за эти годы чутьем опасности ощущал, что на сей раз попался и обречен. А вот за что — никак не мог понять. Он так и оставался чистым и наивным коммунистом.

Чутье ему не изменило. Хорошо известно, что Сталин никогда не признавал собственных ошибок. Все кто  напоминал ему  о его неверии в многочисленные предупреждения о планах Гитлера напасть на СССР,  которое так  дорого обошлось нашей стране, по возможности уничтожались. 

Даже  Рихард  Зорге, который не только точно сообщил  дату начала Войны ,но  и после  сделал великое дело, передав точную, проверенную информацию о том, что Япония не нападет на Советский Союз. Это было чрезвычайно важно Сталину и стране в сентябре— октябре 41-го года. и  Советский Союз смог  снять до 30%, а потом и 50% дивизий, которые были размещены, на Дальнем Востоке  и перебросить их на Запад . И хорошо подготовленные, вооруженные дивизии вступили в бой под Москвой. Без сомнения, в ноябре 41-го года это помогло переломить ход войны. И в этом главный подвиг Зорге. Однако вскоре после этого японцы вычислили его и арестовали.

Сталин даже не попытался спасти разведчика. Три  года Зорге сидел в японской тюрьме. За это время Япония несколько раз доводила до сведения Москвы предложения обменять его на некоторых японских разведчиков, сидевших в советских тюрьмах. Однако всякий раз из СССР приходил один и тот же ответ: человек по имени Зорге нам неизвестен. Последняя попытка была предпринята японцами 5 ноября 1944 года, когда был отдан приказ привести смертный приговор Зорге в исполнение. Но Москва опять промолчала. Спустя 2 дня Рихарда Зорге повесили.

Живой Рихард Зорге был бы постоянным напоминанием Сталину о его самой крупной политической ошибке за всю историю его руководства Советским Союзом. Да, Сталин не терпел тех, кто был или мог быть ему живым укором. Таких свидетелей Сталин в ходе всей своей жизни убирал.
 
Саломон решил немедленно бежать. Что и сделал в одну из ночей после допроса. А потеряться в тысячных толпах, кочевавших в это время по Европе, не составляло никакого труда.

Его никто не искал. Он еще успел вступить в польскую армию. Он закончил юридический факультет университета в Лодзи. Он работал много лет юрисконсультом в Министерстве внутренних дел в Варшаве. Он собрал огромный архив документов о евреях-партизанах. Он написал одиннадцать книг.

После войны Саломон Штраус написал книгу «Польские евреи в лесах». — Я потому и взялся за эту тему после войны, — говорил  Саломон Штраус, — за историю польских евреев-партизан, что весь мир знал, как мы не безропотно погибали, а как мы воевали и как выстаивали — а этого не знал никто.

Книгу эту запретила цензура, а верстка ее была конфискована.

В 1957 году, во время своей поездки в Львов, он познакомился с молодой скрипачкой Евой, дочерью Аркадия Шнейдермана, которая стала его женой и переехала в Польшу. Вскоре после переезда, Ева была принята в Варшавский филармонический оркестр. В конце 1958 года у них родился сын Генрик-Цви.

Глаза у него открылись — сразу и навсегда — в тот день, когда Гомулка в 1971 году,после студенческих волнений в Польше обвинил во всей происходящей смуте евреев и назвал их пятой колонной. Тогда Соломон Штраус, уважаемый и известный к тому времени писатель и общественный деятель, пришел в свой комитет и молча положил на стол партийный билет. Без объяснений, без надрыва и ажиотажа. Коммунистом он к тому времени был уже сорок два года.

А потом уехал в Израиль. С деловитой и спокойной хваткой опытного нелегала переправив туда весь архив о партизанах-евреях.И до самого ухода на пенсию (было уже два инсульта) он работал в Тель-Авивском университете.

Только через много лет  в Польше вышла книга  Соломона Штрауса о его жизни.

Соломон Штраус выстоял — один на один с могучей системой сыска,преследования и уничтожения именно таких, как он.

Соломон Штраус-Марко умер 12 апреля 1992 года в Тель-Авиве. Весь архив и личные документы его жена передала в Мемориальный музей Холокоста в США.