Отзыв на роман И. С. Тургенева Дым

Отзыв на роман И.С. Тургенева «Дым»
Олежка, сынок, здравствуй! Хочу с тобой поделиться впечатлениями от романа И.С. Тургенева «Дым». Делиться впечатлениями от романов (рассказов, повестей) Тургенева — это всё равно, что делиться радостью. Хотя произведения Тургенева, конечно, не про радость. Какая в России или от России может быть радость? Но всё же светлая, обнадёживающая радость по прочтении текстов Ивана Сергеевича, вне зависимости от того, о чем эти тексты, всегда есть. Радость от приобщения к чистой литературе, чистому, некоммерческому искусству, радость от общения с гением. Русским гением, заметь!

Тургенева, как и всю нашу русскую и советскую литературу, открыл для меня Дмитрий Быков. Это случилось не так уж давно, в апреле с. г. Так что мои сегодняшние заметки — это чуть ли не первый сознательный отзыв на прочитанную книгу. Да и отзыв ли? Букет из впечатлений, размышлений и переживаний, потому что, как пишется отзыв я попросту не знаю.
В тоже время быть «незнайкой», скажу тебе, не так уж и плохо — у меня есть ничем не ограниченное право перенимать способ изложения мыслей из учебников для юристов, театральных программок и проч., в общем, действовать по своему усмотрению. Ну что, приступим?
Место действия романа. Курорт Баден-Баден в Германии, Россия.
Время действия. Лето1862 г., затем 1865 г.
Субъекты (действующие лица). «Степные» дворяне, аристократы в лице великосветских генералов, графинь и проч., разночинцы.

О предмете. Скажу сразу — Тургенев никогда не пишет о скучном, заурядном, надоевшем. Он выбирает для своих романов события яркие, «выпуклые», ни дать, ни взять – «экстремумы функций». Даже его по большей части спокойные и благодушные «Записки охотника» не исключение из вышеназванного правила — быть русским крестьянином, это уже само по себе значит находиться в крайнем, «остром», граничащем со смертью состоянии.

Роман Тургенева «Дым» об «острых» чувствах: о яркой, страстной, но при этом нехорошей, некрасивой, злой любви. О любви «донорско-вампирской». (Оказывается, бывает и такая!) Это когда один влюблённый готов полностью разрушить другого влюблённого, чтобы за его счёт восстановить себя, свою утраченную гармонию жизни.

О методе: а) И.С. Тургенев пишет бойко, легко и мощно, — за ним не угонится никакое кино. Читатель читает не роман, не сценарий, а именно фильм. Я называю Тургенева журналистом №1 в России — так «рьяно» и правдоподобно действуют его персонажи. Не удивительно, что падение героя в любовную бездну происходит вместе с читателем.

Не опасно ли? В случае с Тургеневым нет. (Об этом я скажу позже). А пока повторю примерные слова Дм. Быкова из лекции о поэтах Серебряного века: «Я знакомлю вас со злом в литературе, чтобы его было как можно меньше в вашей реальной жизни». Следовательно, «заочные страдания» нужны как прививка от возможных взаправдашних болезней.

б) К чтению «Дыма» я приступила вскоре после книги Й. Пирса  «Перст указующий». Помню, как мне было тревожно и даже неловко браться за соотчича. «Ну, разве русский может сказать что-то такое, от чего бы «мороз прошёл по коже», или чтобы «пробрало до костей» (как от Й. Пирса).

Оказывается, да, может! При этом, Пирс и «соотчич» не пересекаются, действуют в разных «системах координат». У Тургенева нет и следа той основательности, «надёжности», какая, на мой взгляд, присуща английской прозе. Тургенев будто вальсирует, кружит в воздухе — так легка и динамична его словесная ткань, в то время как writer мерно ступает, марширует по земле.

в) Кому не известно выражение «тургеневская девушка», но почему до сих пор никто не говорит «тургеневский юмор»?! Благодаря своей «журналистской закваске» Тургенев пишет смешно и беспощадно, беспощадно и смешно. Но и презирает, и смеётся он изящно, мимоходом. Просто «плюнул» и пошёл дальше. Но плюёт он во всех, даже в цвет общества. (И как он только не боялся «неблагоприятных последствий от своих неосторожных действий» ?!)

Его юмор уничижителен, но не чрезмерен, не гипертрофирован, как у Гоголя, не ядовит, как у Чехова или Щедрина. Юмор внутренне здорового человека. Сынок, если тебе захочется посмеяться, открой его книгу в том месте, где он описывает генералов или либералов-заговорщиков, а дальше — смеяться, хохотать и т.д. по возрастающей само уже получится.

г) Тургенев пишет весьма сжато. Его роман «Дым» примерно равен одной части из Пирса. В общем, его не трудно и не долго читать.

д) Тургенев необычайно правдив в воспроизведении действительности. Мне кажется, он ничего никогда не выдумывает, не додумывает, он пишет жизнь, такой, какая она есть, хорошей и плохой одновременно. Таким образом, автор дает читателю право самому оценивать его героев, ситуацию, эпоху в целом.

е) Думаю, я достаточно уже сказала, чтобы убедить тебя, что читать Тургенева весьма интересно. Очень интересно!
Краткое содержание.
В следствии своего исключительного реализма Тургенев труден для пересказа — он бессюжетен. Поэтому мне благоразумнее будет помолчать, ничего не пересказывать. Ведь говорить ясно, красиво, «играючись», как он — задача не из легких. Я расскажу лишь о сюжетных линиях романа.

Основная линия романа — любовная. Как ты уже догадался, это самая драматическая линия. Затем есть очень забавная линия мечтателей-преобразователей, заговорщиков-разговорщиков — русских либералов. Есть ленивая, «засыпающая», даже не линия (линия всё-таки предполагает движение, направление), а фон (поле) заносчивых, чванливых, абсолютно неинтересных русских аристократов. Есть линия «лишнего человека»; разумеется, самого умного из всех, учёного и просвещённого, но при этом замечательного человека. Не менее интригующая для русского читателя будет линия деловая или хозяйственная, а точнее, аграрная. Позволь мне ее процитировать.
«Он понимал, что имение его матери плохо и вяло управляемое его отцом, не давало и десятой доли доходов, которое могло бы давать, и что в опытных и знающих руках оно превратилось бы в золотое дно. … Он отправился заграницу учиться агрономии и технологии. Четыре года он провел в Мекленбурге, …, приобрел познания. И вот теперь, уверенный в самом себе, в своей будущности, в пользе, которую он принесет своим землям, пожалуй, всему краю, он собирается вернуться на родину….»
С учетом этой последней, «аграрной» линии в одном небольшом романе можно насчитать где-то пять драматических линий.
Объект. Что является объектом романа И.С. Тургенева «Дым» я заметила не сразу; скорее всего, я просто не думала, что можно серьёзно относиться к взятой из юридических учебников схеме и прилагать категории права к художественному произведению. Меня заставило задуматься слово «фон».
В романе его можно применить не только к пустым, ветреным аристократам, но и в некоторых других случаях. И вот что у меня получилось: объектом романа является его «фон», а фоном — принцип, основополагающее начало.

И таким началом (или одним из начал) является глупость. Причём ни какая-нибудь общечеловеческая, а русская, потому что роман «Дым» про русских. Нельзя сказать, чтобы русская глупость была какой-то особенно непроходимой, беспросветной, но всё же отдельный её пласт или слой, как налёт, дым окутывал практически всех участников романа.

В тоже время что собственно есть глупость, как она связана с внешними обстоятельствами жизни в России (экономическими, культурными, политическими и т.д.), насколько обусловлена внутренними, психическими свойствами человека, его жизненным опытом, наконец, Тургенева не интересует.

Не интересуют его ни правительственные, ни народные средства борьбы с ней, ни с какого времени эти средства ведут свой отчёт. Не волнует автора «Дыма» и как борются (боролись) с глупостью его товарищи по перу — русские писатели и поэты. Все эти вопросы он отдает на откуп любознательному читателю.

Внимание Тургенева занято другим. Он наблюдает поступки своих героев: считывает, списывает их поведение, запоминает позы, движения, слова, в общем, «скользит по поверхности». Но в результате таких, казалось бы, чисто «наружных» действий читателю становится видимым, понятным глубинное устройство как отдельного русича, так и тогдашней России в целом.

И это ещё не всё. Глупость, оказывается, действует, как болезнь. При чём она по-разному «поражает» обитателей высших сфер, обычных дворян и разночинцев. По-разному она действует на мужчин и женщин. Не знаю, как так вышло, но женской глупости в романе не в пример меньше, чем мужской.
В зависимости от «точки приложения» глупости (внутренней или внешней) и взгляда (характера) субъекта на неё различаются и способы борьбы с глупостью. Хотя не думаю, чтобы Иван Сергеевич специально задавался целью писать «рекомендации от глупости» — настолько у него всё подлинно, реально, непредсказуемо, иррационально.


Однако его герои с глупостью борются. Борется с ней и сам автор. Более того, все эти «способы борьбы», есть ничто иное, как уже знакомые нам сюжетные линии, литературные судьбы героев. Накалу страстей в романе мог бы позавидовать сам Шекспир, не смотря на то, что драматические линии раскрываются не все сразу. Мне ничего не остается делать, как озвучить эти способы борьбы или средства от глупости.

Способы борьбы с глупостью. Главная героиня романа Ирина, находясь в аристократической среде, выбирает открытый протест против сильных мира сего. Она изобличает, ругает, «кусает», пилит сук, на котором сидит.

Выпады «лишнего человека» направлены против всех «видов» русских. Он требует просвещения (образования) в явной форме для народа в целом, в неявной — и для высокопоставленных лиц, т.к. подозревает, что последние являются «потребителями» некачественной интеллектуальной продукции, созданной самородками. Не могу удержаться, чтобы не привести слова «лишнего человека».

– Какой самородок? – спросил Литвинов.
– Да тут такой господин бегает, гениальным музыкантом себя воображает. «Я, говорит, конечно, ничего, нуль, потому что не учился, но у меня не в пример больше  мелодий и больше идей, чем у Мейербера». Во-первых, я скажу: зачем же ты не учился? А во-вторых, не то что у Мейербера, а у последнего немецкого флейтщика в двадцать раз больше идей, чем у всех наших самородков; только флейтщик хранит про себя эти идеи и не суется с ними вперед в отечестве Моцартов и Гайднов; а наш брат самородок «трень-брень» вальсик или романсик, и смотришь – уже руки в панталоны и рот презрительно скривлен: я, мол, гений.

И в живописи то же самое, и везде. Уж эти мне самородки! Да кто же не знает, что щеголяют ими только там, где нет ни настоящей, в кровь и плоть перешедшей науки, ни настоящего искусства. …

Не поощряйте, ради бога, у нас на Руси мысли, что можно чего-нибудь добиться без учения! Нет; будь ты хоть семи пядей во лбу, а учись, учись с азбуки! Не то молчи да сиди, поджавши хвост! 
 
Произведения «мощного» доморощенного гения есть не что иное, как жалкое подражание второстепенным чужестранным деятелям – именно второстепенным: этим легче подражать.  … О, убогие дурачки-варвары, для которых не существует преемственности искусства…

– Но постойте, Созонт Иванович, – воскликнул Литвинов. – Постойте! Ведь посылаем же мы что-нибудь на всемирные выставки и Европа чем-нибудь да запасается у нас.

– Да, сырьем, сырыми продуктами. И заметьте: это наше сырье большею частью только потому хорошо, что обусловлено другими прескверными обстоятельствами: Щетина наша, например, велика и жестка оттого, что свиньи плохи; кожа плотна и толста оттого, что коровы худы; сало жирно оттого, что вываривается пополам с говядиной…

С нынешнего дня обещаюсь, как только подвернется мне самородок или самоучка, – стой, скажу я ему, почтенный! А где зерносушилка? Подавай её! Да куда им! Вот поднять старый, стоптанный башмак, давным-давно свалившийся с ноги Сен-Симона или Фурие, и, почтительно возложив его на голову, носиться с ним, как со святыней, – это мы в состоянии….

– Я, сударь мой, такого мнения, – начал опять Потугин, что мы не одним только знанием, искусством, правом обязаны цивилизации, но что самое даже чувство красоты и поэзии развивается и входит в силу под влиянием той же цивилизации и что так называемое народное, наивное, бессознательное творчество есть нелепость и чепуха.

В самом Гомере уже заметны следы цивилизации утонченной и богатой; самая любовь облагораживается ею. Славянофилы охотно повесили меня за эту ересь, если б они не были такими сердобольными существами… попытайтесь прочесть простолюдину самые хлесткие, самые «народные» места из «Роя»: он подумает, что вы ему сообщаете новый заговор от лихоманки или запоя».   

«Лишний человек» едва ли не самая драматическая личность в романе, но … я, кажется, обещала не пересказывать тебе сюжет.

Не остается в стороне от борьбы и автор. Он тоже борется с глупостью, но борется особым образом — смехом. Его смех направлен на обитателей высших сфер, разночинную интеллигенцию. Но при всём этом Тургенев не судия. Да, он многое отрицает в русском человеке, отрицает его подчас пустую жизненную роль, но он не отрицает человека как такового, как носителя данной от Бога жизни. Вот почему с Тургеневым не страшно заглянуть и в бездну — он щадит, он бережёт! Как может щадить и беречь более сильный, мудрый и добрый.

Но тяжелее всего в романе приходится его главному герою Григорию Михайловичу Литвинову. Чтобы избавиться от своей чудовищной любовной страсти, ему приходится избавляться от … самого себя. А это всё равно, что заживо сдирать с себя кожу! Разумеется, будет очень больно — но иначе «глупозависимость» не победить!

Строго говоря, подобная «процедура» под силу далеко не каждому человеку, в том числе и европейски образованному. Даже не знаю, что помогало Литвинову в той борьбе: чувство собственного достоинства, мужская гордость? Тургенев не набожен, его герои также не проявляют внешних религиозных чувств, не призывают Бога в помощники. (Впрочем, читателю так даже удобней). 

Есть в романе и своя Татьяна, невинная, благонравная, чем-то похожая на свою тёзку из «Евгения Онегина». Конечно, она обаятельна, конечна, она терпелива, вынослива и мудра (возможно, и религиозна). Ей не надо бороться с глупостью — у нее её нет. Сколько утешения получает читатель от «чистых» тургеневских персонажей, ведь таких, кроме как в России, во всём свете не сыщешь! Во всём грамотном, «правильном», прогрессивном свете даже не откуда взяться таким!

Эти чистые степные или лесные «родники» каким-то образом умудряются не только родится в России, но и противостоять всему социальному болоту и грязи, которые у нас никогда не переводились! (Здесь, думаю, впору говорить ещё об одном основополагающем русском и к тому же абсолютно женском принципе-фоне, противоположном глупости).

Ты, наверное, уже догадался, что роман «Дым» заканчивается хорошо. Действительно, главному герою удалось победить не только свою внутреннюю глупость, но и внешнюю, связанную с природно-экономическими условиями страны. Если бы не Тургенев, я, наверное, так бы и считала, что в России в мирное время не так уж много места для подвига. С твоего позволения привожу последнюю цитату.

Хозяйничанье в России невеселое, слишком многим известное дело. Мы не станем распространяться о том, как солоно оно показалось Литвинову. О преобразованиях и нововведениях, разумеется, не могло быть и речи; применение приобретенных за границей сведений отодвинулось на неопределенное время; нужда заставляла перебиваться со дня на день, соглашаться на всякие уступки – и вещественные, и нравственные.
Новое принималось плохо, старое всякую силу потеряло; неумелый сталкивался с недобросовестным; весь поколебленный быт ходил ходуном, и только одно великое слово «свобода» носилось как божий дух над водами .
Терпение требовалось прежде всего, и терпение не страдательное, а деятельное, настойчивое, не без сноровки, не без хитрости подчас… Но минул год, за ним минул другой, начался третий.  Великая мысль осуществлялась понемногу.
Сам Литвинов кончил тем, что отдал большую часть земли крестьянскому исполу, т.е. обратился к убогому, первобытному хозяйству, однако кой в чем успел: возобновил фабрику, завел крошечную ферму с пятью вольнонаемными работниками, – а пребывало их у него целых сорок, – расплатился с главными частными долгами… И дух в нем окреп ».
Выводы.
Чтобы не говорили о «Дыме» современники Тургенева (известно, что роман никому не понравился), и чтобы не думал о современниках сам автор, (по правде говоря, я не знаю, что хотел показать своим романом автор — я пишу не исследование, а впечатление), но после прочитанного, точнее, пережитого вместе с книгой, мне стало ясным одно — быть русским не стыдно! Никто не говорит, что быть русским почетно, нет, но быть русским, это ничуть не хуже, чем быть кем-нибудь ещё.

Если подобный вывод тебя устраивает — жди дальнейших писем. Но не скоро. Потому что Тургенев, будто настоящий учитель, заставляет «готовиться к урокам» — держать интеллектуальную форму: приструнивает, бодрит, не дает «рассыпаться».
Да, после его книг не стыдно быть русским, но чтобы читать его книги, надо быть настоящим «западником». Для этого надо, как минимум, знать, кто такие «славянофилы» во всех их разновидностях и мастях.

А если читать Тургенева по «полной программе», то к истории политических и правовых учений следует добавить ещё парочку «предметов» – отечественную историю и экономику 19 века. Иначе его тексты многое теряют. Так что, это только на первый взгляд кажется, что в России трудно изнемочь под гнетом просвещения  — читай И.С. Тургенева, уверишься в обратном!

Окт. - 26 ноября 2014 г.