Радиорубка. Часть 1. Глава 4. Крыша

4.
Крыша.
На следующий день мы сотворили такое множество дел, что я сейчас даже диву даюсь. Мы пришли в рубку ранним утром, переполошив своим визитом школьную сторожиху тетю Дусю, которая сперва обозвала нас басурманами, но затем, убедившись в наших добрых намерениях, открыла двери.
Тетя Дуся – огромная бабка с еще более громадным, чем она сама, сизым носом. Она всегда носила длинные цветастые балахоны и допотопную косынку, что делало ее похожей на прачку с французских картин восемнадцатого века. Даже самые наглые хулиганы старались держаться подальше от здоровенных кулаков тети Дуси. Жила она прямо в школе, в закутке рядом с жестяным барельефом Кирова. В обязанности тети Дуси, помимо прочего, входил обход школы со старым латунным звонком – в те частые моменты, когда по району отключали электричество. Ходила она тяжело и с одышкой, но старательно обзванивала все школьные коридоры. А еще тетя Дуся мыла полы и покрикивала на резвых шестилеток. Еще в те годы я почему-то считал, что в этой огромной и всегда неприветливой бабушке живет душа нашей школы. С годами уверенность в этом только укрепилась, тем более, что после смерти тети Дуси школа стала другой. С уходом сторожихи навсегда исчез патриархальный, домашний дух прежней школы. 
После того, как директор высказал все, что думает о радиорубке и о нас, Айдоса словно подменили. Вот и на этот раз он дома не дремал, а занимался народным творчеством. Подойдя к двери радиорубки, Айдос раскрыл свою кожаную сумку и достал из нее длинную, обитую полиэтиленом картонную табличку с надписью «РАДИОУЗЕЛ». Буквы были разноцветные и неровные, тем не менее, это произведение прикладного деревенского искусства смотрелось прекрасно, особенно когда Айдос вбил табличку четырьмя гвоздями прямо в жесть входной двери.
Несмотря на высказанные мной сомнения по поводу ее дальнейшей судьбы в условиях нашей школы, табличка продержалась более года. Потом ее все же сорвали и растоптали – просто так, от нечего делать.
Айдос сказал, что для успешного производства ремонта необходимы прежде всего нормальные условия работы. То есть, во-первых, свежий воздух.
С этими словами Айдос прошел в конец радиорубки и остановился перед заколоченной дверью на крышу.
Последующие пятнадцать минут мы по очереди разгонялись и бились со всей силы плечами и ботинками об дверь. Мереке поработал добросовестно, плечи мы отбили на славу, тем не менее, дверь, наконец, стала поддаваться.
Айдос разбежался в последний раз, ткнулся в упрямую жесть и чуть не вылетел наружу. В темный коридор хлынули потоки яркого солнечного света – было утро, а дверь выходит на восточную сторону. Вместе со светом затхлый коридор наполнился свежим теплым сентябрьским ветром.
Мы вышли на крышу. Это огромное, покрытое просмоленным толем пространство – крыша школьного спортзала, которая простирается вперед и направо от двери радиорубки. Слева на расстоянии метра расположен резкий страшный обрыв – выход на внутренний двор. Здесь же начинается узкая крутая железная лестница, ведущая на землю.
Рядом с лестницей перекинута мощная доска, по которой можно попасть на другой квадрат школьной крыши, выходящий прямо на окна кабинета рисования.
А с крыши спортзала никуда, кроме радиорубки, попасть нельзя. Если свеситься с восточного края крыши, то можно лицезреть весь школьный двор: крыльцо, большой фонарь посередине, - и противоположное крыло школы, в котором находится наш класс. А с южного края крыши открывается обширная панорама: Драмтеатр и площадь с фонтанами, бойлерная, пивзавод, хлебокомбинат, наша пятиэтажка на краю площади, овощной ларек с пунктом приема стеклотары и весь массив домов вокруг театра. 
-Класс! – сказал Айдос. Он, как и большинство других наших сограждан, только в гневе мог наговорить множество слов, в том числе напомнить своему собеседнику всю его родословную по материнской линии. Восхищение же Айдос выражал односложными междометиями и восклицаниями.
Мы вытащили на крышу стулья, посидели, надышались воздухом, а Айдос тем временем выложил мне план работы на сегодня.
-Перво-наперво, - сказал Айдос, - надо слегка прибраться. Мусора везде навалено до потолка, пыли тоже хватает, но самое страшное – это вон тот закуток, где стоит кинопроектор. Если мы его сегодня вычистим, то можно считать, что жизнь прожили не зря.
Я приуныл от таких слов, потому что раз Айдос сказал, значит треснет, но сделает все запланированное именно сегодня. А работы в закутке, как я уже говорил, было очень много, и она была тяжелая и грязная.
Но Айдос меня успокоил ласковой тирадой: «Ничего, не подохнешь», - и продолжал:
-Потом, надо будет обязательно помыть полы во всей рубке. Будет трудно, но ничего, справимся.
-А где ведро возьмем? А веник?
-Есть у меня на примете одно ведро, - мечтательно сказал Айдос.
-В каком классе? – спросил я, оглядываясь.
-Не в классе, а в подвале. Рядом с подвальной решеткой кто-то сегодня ведро оставил. Хорошее такое, большое ведро. Правда, без ручки, но ничего, можно присобачить какой-нибудь провод… А веник мы в «Уюте» купим – у меня как раз есть три рубля.
Айдос с детства отличался предприимчивостью. У него всегда была «на примете» масса нужных вещей, которые можно было легко и почти без криминала приобрести, приложив только небольшое усилие. Кроме того, у него уже начиная с третьего класса в карманах водились деньги. В дальнейшем эта тенденция усилилась: в последних классах школы Айдос давал объявления в газеты о починке телевизоров и об услугах программиста на «Ай-би-эм и совместимые».
-Так, значит, план такой, - подытожил обсуждение Айдос. – Сейчас начинаем выносить мусор, а на обратном пути с помойки ты незаметно возьмешь ведро и быстро водворишь его в радиорубку. С мусором, думаю, за полтора-два часа управимся. Потом сходим в «Уют» за веником и еще надо слазить в наш гараж за водо-эмульсионкой. Потом помоем полы, и еще останется время на проверку аппаратуры…