Старое шоссе

                Рассказ

Проскочив без пробок от Ленинградского до Ярославского шоссе, я повернула в область.
Как жаль, что Сэм не смог поехать со мной к Томке на десятилетие её бракосочетания.
Устал он. А в последнюю неделю ходил сам не свой. Работает без выходных. Я сама уговорила его слетать на недельку отдохнуть. Здоровье любимого человека и отца моей дочери мне было важнее. С подружкой моей ещё успеет познакомиться. Вот ведь как получается, с Сэмом мы 15 лет вместе живём, а никак всё не складывается. То одно, то другое.
Да и я—то у Томки на даче сто лет не была. Она говорит, понастроила там такого!
Я притормозила у обочины и достала из бардачка карту.
— Мам,  мы заблудились? — испуганно спросила моя дочь Вика.
— Нет, деточка, просто мама давно по этой дороге не ездила.
Вика вытащила из сумки—холодильника очередное эскимо.
— Тебе не поплохеет? – ехидно спросила я дочку.
— Не—а, мне от него ЛУЧШЕЕТ…
— Балерины от мороженого толстеют!
Эскимо полетело в придорожные кусты. А я опять уткнулась в карту.
Неужели, всё—таки, заблудились? Это совсем некстати, ведь на заднем сиденье моей машины стояла огромная коробка с тортом, сделанным на заказ. Кондитер попался молодой и, как теперь говорят, креативный. Он изобразил мне из крема и безе нечто такое, что можно было сказать только: «Ах!» А солнце, стоящее в зените, шпарило, что есть сил. Жгучие лучи падали прямо на чудесный торт.
Конец мая, а такое впечатление, что я на экскурсионном автобусе подъехала к Пирамиде Хеопса. +60;С. (Мы были в Египте в прошлом году вместе с Сэмом и Викусей).
Да ещё огромный букет роз нежно сиреневого цвета. Пришлось закрыть окна и люк на крыше и включить на полную катушку кондиционер, чтобы не лишиться всей этой красоты.
Даже неудобно говорить, сколько я за всё это заплатила. Нет, не потому что я ограничена в средствах, просто другим людям просто может показаться, что я бешусь с жиру. А чего бы мне и не беситься, если я – владелица фирмы, занимающейся ландшафтным дизайном участков наших, ну, мягко скажем, состоятельных людей. А это — бассейны, альпийские горки, журчащие водопады, заросли камыша вокруг японских прудиков с золотыми рыбками, изящные мостики и уютные беседки. И даже сады камней.
Я, как раз наоборот, горжусь, что в своё время вместо того, чтобы ныть и стонать от гайдаровских шоковых реформ, я, уговорив предков, продала нашу старую дачу да ползающий майским жуком «Москвич—407». И на эти деньги (тогда — мне хватило!) съездила в Лондон и выучилась на ландшафтного дизайнера, зря, что ли заканчивала МАРХИ. (Для тех, кто не в теме,  перевожу – Московский архитектурный институт).
Мама поплакала неделю, жалея грядки и кусты крыжовника да любимое картофельное поле. Но теперь она живёт в загородном коттедже под Звенигородом, плавает по утрам в собственном бассейне и ест молодую картошечку круглый год, а папа, выживший после тяжелейшего инфаркта, проводит целые дни в зимнем саду, наслаждаясь пением своих канареек и амадин. Я обеспечила старость своим родителям.
Мне не стыдно говорить об этом, потому что на всё это заработала я.
Сама. Своими руками и головой.
Я не добывала нефть и не гнала её за бугор, я не таскала из Турции баулы с дешёвым шмотьём и не стояла на рынке с китайским ширпотребом: «ВСЁ ПО 10 РУБЛЕЙ!» Я не играла с Мавроди и Властелиной.
Я училась и работала. Темой моей выпускной дипломной работы в Лондоне были «Сады Версаля».
И кто это придумал, что деньги плохо пахнут? Не знаете?
А я знаю, это придумали лентяи, чтобы оправдать своё безделье.
Мои заработанные деньги пахнут Climat de Lancоme. Если кто не понял, пусть возьмёт словарь. Рarle vous Franсaes? Do you understand me?
А ещё – они пахнут молодой картошечкой с укропом в тарелке моей мамочки и вареньем из крыжовника.
Ну, да ладно, это всё лирика.

Я ехала на дачу к подруге на десятилетие её свадьбы.
Так уж получилось, что на бракосочетании моей Томки я не присутствовала. Причина была серьёзная, с обширным инфарктом в больницу попал мой отец, слегла на нервной почве мама. И, несмотря на нанятых сиделок, мой маршрут передвижения по городу сократился до минимума.  Офис, больница, дом. Ту, свою первую подержанную Шкоду я заездила до дыр, гоняя по трём сторонам этого треугольника, в котором я была, словно волк, огороженный красными флажками.
Я была очень расстроена, потому что была выбрана свидетельницей и хотела участвовать в ловле букета невесты.
А ещё потому, что хотела наконец—то официально представить подругам Сэма, мужа, пусть и гражданского, отца моей очаровательной дочки. Сэма, моего партнёра по бизнесу, заботливого друга и….ААААААААААААбалденного любовника. К тому времени мы с Сэмом уже прожили в гражданском и очень счастливом браке почти 15 лет. Наша дочь перешла в 6—ой класс балетного училища при Большом театре.
А мне, конечно тоже, хотелось белого платья, фаты, лимузина и целой кучи подружек невесты. Но всё  что—то мешало осуществиться моей мечте. Иногда я даже думала, что мечта и бывает именно такой сладкой в силу её недостижимости.
Синяя птица, одним словом.
У меня не было причин не доверять Сэму, но очень хотелось хотя бы разочек куснуть от собственного свадебного торта! Всего один разочек. (Ух, и куснула бы я!)

Томкин муж, с которым она хотела меня познакомить, крутой бизнесмен, запретил ей работать. Рожай, воспитывай, ублажай мужа. И приноси в зубах тапочки. Собаки у них дома не было, муж страдал аллергией на собачью шерсть. И эта обязанность была всецело переложена на Томку.
Фирма у Томкиного мужа был тоже строительная, только строила их фирма коттеджи нашим нуворишам всё больше за кордоном. Так что дома бывал редко.
— Чего ты бесишься, — твердила Томка, — другому мужику хоть весь паспорт заштемпелюй, всё равно сбежит. А твой Сэм всегда под боком. Не то, что мой муженёк. Хорошо, если неделю в месяц дома.
Ну, да ладно.
Но я даже не видела свадебных фото, потому что, по словам Томки, это были не фото, а вселенский срам. Она показалось себе толстой и грубо накрашенной, а жених на всех фото вышел косой, хотя выпил только бокал шампанского. А Томка почему—то оставила девичью фамилию. Сказала, что оставит фамилию мужа для детей.
Она порвала все фото, а плёнку с фильмом сожгла на даче в печке. Дурёха!
После свадьбы мне никак не удавалось увидеть Томкиного избранника. То у него командировка, то ездил хоронить бабушку, то ушёл с детьми в поход. Просто какой—то засекреченный агент 007.
Ну, сегодня, я, наконец—то, его увижу.
Я вышла из машины и огляделась. Нет ошибиться я не могла. Я хорошо помнила этот отрезок шоссе. Были на то причины.

Тогда, давно, махнув рукой проезжающей «копейке», я познакомилась со своей первой и, как выяснилось, единственной любовью. С Сэмом.
Забыв все строгие наказы мамы, я подсела в машину к незнакомцу.
Вот—вот должна была начаться гроза, и мне очень не хотелось одной дрожать под зонтиком у обочины, в надежде, что опаздывающий уже на час местный автобус всё же появится.
И я стала голосовать.
Старое подмосковное шоссе уходило в горку, догоняя грозу. Иногда слышалось ворчание грома, и несколько отставших от тучи капель стекали по лобовому стеклу.
Но неожиданно гроза развернулась, и на нас обрушился такой ливень, что пришлось съехать на обочину и остановиться. Лобовое стекло заливало так, что ничего не было видно. У меня было впечатление, что мы просто долго не виделись, соскучились и, наконец—то, встретились. Мне и, как позже выяснилось, ему тоже, казалось, что мы знакомы всю жизнь. Это было похоже на помешательство. Мы тут же обменялись адресами и телефонами, чтобы не потеряться опять.
Дождь лил стеной. А мы… Мы – целовались. Почему? Да просто мы вдруг сразу поняли, что мы и есть те самые половинки, которые по жизни редко встречаются. Но лично нам – повезло!
Что можно ещё делать, когда тебе 25? Мы наслаждались друг другом.
Может, это  было в другой жизни? Или приснилось?
Потом, когда гроза ушла, я опустила стекло. Ах, какая свежесть! Крики каких—то птиц. Природа за окном автомобиля завораживала своей свежестью после ушедшей грозы. А крики лесных птиц показались какими—то странными… Африканскими тропическими, тем более что после грозы было душно.
«Парко», как говорила моя бабуля.
Лёгкий ветерок уходящей грозы играл листьями придорожных кустов, выворачивая их листья наизнанку, которая была серебристо серой и «плюшевой» от бесчисленного количества ворсинок. Плюшевой, словно тот мой медведь, замусоленный временем и моей любовью, которого я кладу вечером к себе в постель.
Мой попутчик включил радиоприёмник, и оттуда полилась песня, запомнившаяся мне на всю жизнь. Она стала «нашей песней», словно позывные у разведчиков.
«За неизбежным летом, осень приходит следом…
Рядом со счастьем ходит беда…»
Это была песня из мюзикла «31 июня». И тогда мне показалось, что я попала в волшебный лес. Что вот—вот, сейчас появится паж, ведущий коня, на котором сидит принцесса.
А я—то и есть та самая принцесса, которую перевёл Великий Мерлин по Звёздному мосту в настоящее, чтобы я встретила своего Сэма.
Мой попутчик подвёз меня точно к даче подруги. Он назвал своё имя, но для меня он так и остался на всю жизнь Сэмом. Даже в самый первый раз я записала в своей книжке – Сэм. Встреченный мною в тот дождливый день красавчик был похож как две капли воды на актёра Николая Ерёменко, сыгравшего  художника Сэма в мюзикле «31 июня».
И это был только пролог…

Я не ошиблась. Свернула с шоссе именно там, где надо. А уже на дачной просеке был столбик с указателями улиц и номеров домов. И почему мне никогда не нравилась «охота на лис» или «ходьба по азимуту»? Эх, не спортсменка я.
Как жаль, что Сэм улетел. Но ему надо отдохнуть, потому что через неделю у него сдача объекта заказчику. Там всегда у них запарка. Геодезия, кадастровый план, подключение к газовой магистрали, электросети, водопровод, водоотвод. А потом, после того, как они его сдадут, начнётся моя работа. Наши фирмы – партнёры. Самое главное для меня — убедить заказчика, что и где будет расти, а где—то, хоть золотом поливай, будет лысое место. Для этого в штате своей фирмы, я держу психолога. Потому что иногда, после разговора с заказчиком, моим сотрудникам требуется его помощь.
Сэм несколько раз предлагал мне образовать строительный холдинг, да и Томка меня всё уговаривала, но всё руки не доходили. Ведь пришлось бы объединять наши капиталы. А они у меня немалые. Это деньги, которые я заработала сама, и которые были основой моей фирмы. Но это тема для отдельного рассказа. Деньги, однако. Ах, эта самоирония. Она спасала меня. И не раз.
Дай Бог нам всем здоровья!

 Я подрулила к дачным воротам подруги и поняла, что с адресом я не ошиблась, интуиция меня не подвела. Ворота были увиты цветами, украшены Амурчиками, сердечками и гирляндами шаров. Меня радушно встретил распорядитель праздника, а, проще сказать, тамада.
Мою машину отогнали на специальную стоянку, розы поставили в хрустальную вазу, а торт – запихнули поскорее в холодильник.
А вот и Томка, вся такая воздушно—зефирная в платье цвета крем—брюле. Мне кажется, я недавно видела это платье. Но где? А, наверное, в каталоге Quelle, из которого мы с ней выписываем себе одежду. Томка ни за что не наденет платье, если у кого—нибудь есть ещё такое же.
Подбежали её дети—погодки, Саша и Шура. Саше, старшему – 10, а сестре – 9. Чудные дети! Я познакомила их с Викой, и уже втроём они умчались куда—то.
— Мой ненаглядный муженёк опаздывает, стоит в пробке на  Ярославке, гуляй пока, отдыхай, развлекайся!
— Не волнуйся, скучать я не умею.
Томка махнула рукой, и мальчик—официант принёс мне на серебряном подносе фужер искрящегося шампанского. И стоял, склонив залитую лаком для волос, свою красивую голову, в готовности исполнить любое моё желание.
Я не заставила себя долго ждать. Мне просто захотелось танцевать!
Мальчик—официант, гордо подняв свою голову, сказал громко: «Музыка!» И тут он раскинул передо мной веером маскарадные маски.
 «— О, маскЕрад! О, маскЕрад!» —  как гов;ривал Лермонтов.
У меня разбежались глаза. Я выбрала очаровательную маску, сиреневую с перламутром  и с такой же вуалеткой с мушками на щеках и такого же цвета веер. Это всё удивительно подходило к лилово—жемчужному платью, обтягивающему мою стройную не по возрасту фигуру. Это платье неделю назад Сэм привёз мне и Вены.
Под задорную музыку пары с удовольствием пустились вальсировать. Я тоже не осталась без кавалера. Мне только очень жаль было, что Сэма нет рядом.
Натанцевавшись, я решила побродить по дорожкам Томкиного сада, иногда удивляясь схожести посадок и беседок. Побродила по  японскому садику. Мелькнула мысль, что Сэм  всё искал какого—то японца для одного из заказчиков. Мелькнула и ушла. Так чудесно было в Томкином саду. И я пошла дальше по извилистой дорожке.
О—ля—ля! И качели—то у нас одинаковые, даже рисунок на чехлах один и тот же. И лягушка каменная, такая же, как моя, в камышах у пруда. Сэм подарил её мне на именины лет пять назад.
Да, теперь в любом специальном магазине можно купить всё, что угодно. Чего ж удивляться схожести скамеек, качелей и мостиков. Я бродила по дорожкам и думала, что вот и у нас с Сэмом тоже скоро юбилей. 15 лет вместе. Ну, если вычесть его командировки, мои интимные моменты, то получается, то получается… ОГО—ГО сколько получается! Четыре  тысячи незабываемых ночей вместе.
Надо же так случиться, чтоб с первого знакомства и сразу на всю жизнь! Господи! Какая я счастливая! А наша дочь, Вика, полная копия отца, и такая же нежная лизунья. И как они с отцом любят друг друга. Все подружки губы от зависти искусали.
Мой Сэм, половинка моя!
Ох, и пир мы закатим! Завтра же начнём составлять список. А, может быть совместить? Ведь у моих предков золотая свадьба. А я у них одна—единственная. Гостей назовём! И ребят—одноклассников, которые в школе ансамбль организовали. Пусть тряхнут стариной! 
Видно я так погрузилась в свои предпраздничные раздумья, что не сразу заметила, как шумно стало на площадке у дома, как гости стали стекаться по дорожкам к широким ступеням веранды, приспособленной под сцену. Оказалось, что «жених» уже прибыл, и его увели переодеваться согласно сценарию. Подбежала Вика и потянула меня к сцене, устроенной на веранде.
Перед сценой на лужайке  игра была в разгаре. «Бояре» сватали невесту, а купцы старались не продешевить. А Томка сидела на «троне в короне» со щеками, намазанными свёклой, и привязанной к затылку искусственной косой с огромным бантом. К тому моменту, как «торги» закончились и «бояре» должны были представить богатыря, я оказалась в первом ряду зрителей, крепко держа за руку дочь. Даже маску маскарадную забыла снять. Только веер положила в сумочку.
Самодельная ситцевая кулиса упала. И нашему с Викой взору предстал…
Сэм, мой муж. Папуля, которого обожала наша общая дочь Вика. По паспорту — Сельковцев Александр Михайлович.
Сэм, на плечах которого сидели Саша и Шура.
У меня закружилась голова, и подкосились ноги. Вика вцепилась в меня, как когтистая кошка. Я собралась изо всех сил и удержалась на ногах, даже стала аплодировать вместе со всеми.
— А как  Саша и Шура любят папочку? — воскликнул тамада.
Дети обняли с двух сторон Сэма. Сэма. Моего Сэма. Только моего. Нашего. Викиного. В этот момент по периметру площадки возле дома ударили фонтаны бенгальских огней.
И тут раздался истошный вопль Викуси: «ПАПУЛЯ!»
Сэм опустил на землю Сашу и Шуру. Оттолкнув меня, дочь бросилась на веранду и вцепилась намертво детям в волосы.
У меня потемнело в глазах и меня вырвало, хотя желудок был пуст. Я очнулась сидящей в шезлонге, какая—то женщина совала мне под нос ватку с нашатырём. Вику уже оттащили от отца, и она рыдала у меня на груди.
Присев и обняв дочь, я вдруг вспомнила, где я видела платье, в котором была Томка. Ну, конечно! На заднем сиденье машины Сэма стоял перламутровый пакет, на котором красовалась дама в таком платье. Он сказал мне тогда, что этот пакет забыл в машине один из его клиентов, и надо будет позвонить ему, что платье не потерялось.
Я выбралась из толпы и бросилась искать свою машину. Но это был какой—то замкнутый круг. Вдруг передо мной, словно из—под земли вырос мальчик—официант, принесший мне на подносе   шампанское.
— Пойдёмте, — сказал он.
Я, словно овца, побрела за ним, волоча за собой Вику, которая была похожа на сдувшийся воздушный шарик. Мы подошли к машине, он протянул мне ключи. Я села за руль, но, не успев вставить ключи в замок зажигания, поняла, что мотор уже работает. Чертовщина какая—то.
Вика съежилась на заднем сиденье под моим пуловером.
Мы тронулись и потихонечку доехали до поворота из дачного посёлка на Ярославку. Трасса была пуста. Я поехала потихоньку, хотя обычно я гоняю так, что гаишники выпрыгивают из штанов, пытаясь догнать меня.
Начал накрапывать дождик. Я включила дворники и поехала ещё медленнее. Впереди, над Москвой протянулась, извиваясь, голубовато—сиреневая молния. Гром прозвучал нескоро. Гроза была далеко.
Я притормозила и оглянулась. Наплакавшись, Вика крепко спала на заднем сиденье, укрывшись моим свитером. Остановив машину и включив аварийку, я вышла из машины и села прямо на мокрый песок, прислонившись спиной к правому переднему колесу.
Уж не знаю, сколько я просидела так, но вдруг небо озарилось голубоватой вспышкой молнии. Я прищурила глаза, мне даже показалось, что я ослепла. Когда мои глаза привыкли к этому свету, я увидела, что по обочине шоссе вокруг меня ходит красивая синяя птица, гортанно воркуя и смотря на меня зорким пронзительным взглядом.
— Сейчас всё исчезнет, и ты всё забудешь, — проворковала птица, — я верну тебя назад, в тот дождливый день на шоссе, но тебе придётся снова делать выбор. И только сердце может подсказать, как тебе поступить.
— А как же моя дочь? Она тоже исчезнет? – я заплакала.
— Она вернётся к тебе. Не надо плакать. Дочь твоя будет с тобою, надо уметь ждать.
— Можно, я хотя бы ещё разочек взгляну на неё?
— А там её уже нет…
Рыдая, я рванула заднюю правую дверь машины. На заднем сиденье лежал мой скомканный пуловер. Я схватила его, но под ним никого не было. Тольку оброненная Викусей заколка со стразами розового цвета.
— Прости меня, милая моя доченька, я буду ждать тебя!
— Пора, —  проворковала Синяя птица.
Я опять села у переднего колеса машины, протянула руку к птице и погладила её. Она не улетела, а просто накрыла меня своими крыльями.

Эпилог
Стало очень темно. И вдруг всё исчезло.
А я увидела, что стою под зонтиком на автобусной остановке загородного шоссе. Мне 25 лет и я только что, вернувшись из Лондона, выбралась к Томке на дачу обмывать мой аглицкий диплом. Разрисованная, местами проржавевшая остановка на Ярославском шоссе в сторону области. Погромыхивает августовский глухой гром, да сеет мелкий дождь. Ещё неделя, — и сентябрь. Как быстро пролетело лето! Грустно.
Я стою на остановке одна. А автобуса всё нет и нет. Уже целый час. И пешком не пойдёшь — далеко.
Вдруг притормаживает сверкающая никелем новенькая копейка с предложением подвезти.
Я делают вид, что не слышу, и водитель, ударив по газам, срывается с места. Из—под колёс машины вылетает что—то яркое. Ради интереса я подхожу посмотреть. Рядом с лужей лежит карнавальная маска сиреневого цвета с такой же вуалеткой в сиреневых мушках. Где—то я видела похожую штучку. А, ещё недавно, в Лондоне мюзикл смотрела. Мушки на вуалетке главной героини мне и запомнились. И как она сюда попала?
  Я мгновенно забываю о маске с вуалеткой, потому что подходит опоздавший автобус, забирает меня, промокшую до нитки. За спиной водителя на стекле приклеен постер «Совтрансавто», на котором — очаровательная девочка лет 12-ти в балетной пачке. Её красивые волосы подхвачены заколками с розовыми стразами. Бывают же такие красивые дети!
Автобус трогается с места, а я смотрю назад. Туда, где в луже осталась лежать маскарадная маска, раздавленная Жигулями «копейкой».
Но оттого, что я всё—таки дождалась этого автобуса, не ослушалась маму, у меня по всему телу разливается такое тепло. Может быть, это и есть счастье?
Ведь не к каждому прилетаем Синяя птица.
P.S.Воскресным вечером, у своей входной двери, я полезла в сумку за ключами. Рука моя наткнулась на что—то шуршащее. До сих пор не могу понять, и откуда в моей сумочке взялся этот сиреневый бумажный веер?
  2007 (С)