Люся, сестра моя милосердная

Из цикла «Мои подруги»
Посвящается Ермаковой Людмиле.

По окончании школы уезжая из Тулуна, я думала, что расстаюсь с ним навсегда. Брат мой Евгений поступил  в Иркутске в Горный институт, мама и тетушка Нина  двинулась за ним. Дом, любимые наши животные были распроданы, а я оставлена  на три года для окончания школы с тетушкой Аней.
Жили мы в съемной комнате неплохо, однако перед самыми выпускными экзаменами наша хозяйка умерла и дом был продан.
Но тетушка моя недаром была бухгалтером ОРСа-НОД-Н. Над маленьким магазинчиком ОРСа был чердак, важно именуемый мансардой, из него вынесли хлам, вымыли, поставили два топчана и стол. На этом чердаке мы и жили.
Все неудобства скрашивались наличием электричества и при свете тусклой лампочки я запоем читала, нисколько не волнуясь о предстоящих экзаменах. И со временем мое чуткое к слову ухо даже реагировать перестало на изощренную ненормативную лексику, которой в сумерках под нашим окном вели беседы на различные темы сторож магазина и его приятели.

Все эти обстоятельства печаль разлуки погасили и я радостно ринулась в новую жизнь, которая не замедлила появиться в виде любимого мужа Николая, дочки Олечки, интересной работы следователем прокуратуры и новой квартиры на набережной Ангары в Иркутске.
Друзья, работа и, главное, снова вместе наши «сестры Федоровны» - Анна, Нина и Евгения, наша дружная семья.

И, как гром среди ясного неба, Колю направили работать в Тулун начальником милиции. Мое нежелание уезжать трудно передать печатными словами, но зачем-то существующее слово «надо» возобладало.
Нас не оставила тетушка Анна, которая с рождением внучки получила от нее повышение и стала именоваться «бабой Аней». Моя любящая и верная, моя любимая тетушка.

Начало новой жизни было очень трудным, но постепенно находились интересы и плюсы, расцветившие нашу жизнь. Главное, находились друзья и дружба сохранилась на долгие годы.
Совсем неожиданно в моей жизни появилась Люсенька. Я вызвала дочке врача и на «Скорой» приехала молодая симпатичная женщина. Осмотрела ребенка бережно и ласково, успокоила меня, дала  советы и, уходя, добавила: «Я здесь, в первом подъезде живу и на первом этаже. Если что – заходите. Всегда рада помочь».
На меня смотрели добрые карие глаза и мне стало как-то спокойно и радостно, словно появилась надежная защита.

Так началась наша дружба. Вскоре выяснилось, что наши мужья знакомы по службе, что все мы страстные любители походов по тайге за дарами леса, любим рыбалку, уху  и песни ночью у костра, что никто из нас не признает охоту.

Все свободное время мы проводили в тайге, она была нашим санаторием, театром, где после трудов и событий мы отдыхали, набирались сил, развлекались, наблюдая чудную и чудесную жизнь природы. Она помогала нам не выгореть, сохранить веру в людей и в добро.
У мужа Люси, Анатолия был мотоцикл «Урал» с коляской. На нем мы поначалу путешествовали, потом на нашем маленьком «Запорожце», который ласково называли Птичкой.   

Подруга моя, Людмила Степановна, Люсенька, работая на «Скорой помощи», имела фельдшерское образование, но лечила людей умело и знал ее весь город, знал и любил.
От нее веяло добротой и желанием помочь, она хорошо знала цену жизни, страдания и помощи.

Непростой была Люсенькина жизнь с самого детства. Она и не знает, как с матерью-фельдшером оказалась в бурятском улусе. Мать работала в медпункте, там же они и жили за занавеской из простыни.
Однажды весной, возвращаясь от больного, мама Люси впотьмах не сумела перейти реку по уже рыхлому льду. Торопилась бедняга к дочке, хотела сократить путь и утонула.
Всю ночь в холодном медпункте заходился в плаче голодный ребенок. 

Утром плач услышала соседка-бурятка, забрала, успокоила кроху.
Так и стала Люсенька жить в бурятской семье.  Вскоре поняла бурятская Люсина мама, что забывает девочка свой родной русский язык, поехала в город и привезла еще одну русскую сиротку, в послевоенное время много их было.
Так двоих русских девочек воспитала и выучила бурятская женщина.
Люся выросла красивой, крупной, а мама ей едва до плеча была.
Очень Люся любила мать и заботилась о ней.

Удивительная природная доброта и деликатность присуща моей Люсе. Она никогда не повысит голос, не перебьет. К ней бегут за советом, за помощью, она выслушивает всех так внимательно, доверительно, так дает высказаться, выплакаться, выкричаться, что чаще всего и совет не нужен, человек сам принимает решение.
Это потрясающее умение слушать меня восхищало и я, каюсь, частенько злоупотребляла Люсиным вниманием. Она только улыбалась, словно никто никогда и нигде ей не надоедал своими проблемами, не доставал ни работе, ни дома.
Очень нравится мне и Люсин смех – тихий, грудной, переливчатый, словно серебряные колокольчики рассыпают окрест свои звуки.

Несколько лет мы не виделись с Люсей, а мелодичный серебряный смех ее не забываю. Давно мы не виделись, да, но общаемся постоянно.
Она мой единственный постоянный соратник в любви к эпистолярному жанру.  Ну разве можно заменить настоящее, душевное письмо СМСкой со смайликом? Никогда. Так считаем мы обе и пишем друг другу большущие письма.
Конечно, и перезваниваемся в необходимых случаях, например, как сейчас, когда Люся ковыляет с загипсованной ногой. Повела первоклассника-внука в школу на праздник, поскользнулась, упала и – гипс. Но ведь очень хотелось Люсеньке моей посмотреть на праздник внука.

Трое у Люси внучат.   Как хорошо, что трое! Такие они красивые, любимые, умненькие, самые родные и дорогие.
И доченька есть. Богом данная дочь, не рожденная.
Любили детей наши друзья, с нашей дочкой часто возились, а вот своих не было, не случилось.  А тут в больнице несчастье – умерла молодая одинокая женщина и осталась круглой сиротой маленькая ее дочка.
Не раздумывая, наши друзья удочерили девочку и стала Люся мамой трехлетней дочурки, а вот теперь и бабушкой троих внуков, балует и пестует их.
Вот такая она, моя подружка Люсенька.

Дочка Люсю обожает, закончила институт, вернулась к маме в Тулун, замуж вышла, детки пошли.
Зять у Люси замечательный, не нахвалится Люся. Но не может инженер достойную работу найти, развалились предприятия в городе, решили молодые уехать. Продала Люся свою квартиру, помогла ребятам и живут они теперь все вместе, одной дружной семьей.
Довольна Люсенька, она окружена заботой и любовью, я это знаю. Да и не могло быть иначе, добро и любовь возвращаются как бумеранг. 
А мы звоним, переписываемся и вспоминаем, вспоминаем…

Вот однажды решили мы порыбачить на Кирее. Река Кирей горная, быстрая, светлая и рыба в ней чистая, вкусная, а места вокруг красоты просто необыкновенной, сказочной.
На низком берегу Кирея жили знакомые нам дед Николюк с женой и мы иногда их навещали по-дружески, привозили городские гостинцы  типа чая и сахара, рыбачили и варили тройную уху. Точнее, тройную уху по всем правилам варил дед Николюк   и только у него она получалась.
Приехали мы к вечеру, но еще засветло. Ребята наши, Коля и Толя побежали закинуть удочки, а мы с Люсей решили заглянуть в лес, посмотреть, есть где грибы, ягоды.
Бабушка Николюк нас предостерегла: «Вы, девчата, побереглись бы. Там надысь волк овечку задрал, всю тушу щенкам уволок, видать, большой выводок. Вы поосторожней».
Мы пообещали далеко от заимки не отходить.

Кто бывал в тайге, тот знает, как быстро заманивает она, завораживает, заставляет забыть время, расстояние и осторожность. Шаг за шагом продвигались мы все глубже в лес, кружили от полянки к полянке, приглядываясь к земле, надеясь обнаружить грибные места или ягодные кустарники.
Нам казалось, что бродим мы совсем рядом с подворьем Николюков, что вот только что, несколько минут назад вошли в лес и мы продолжали кружить между деревьев, когда вдруг, совсем для нас неожиданно свет стал исчезать, словно сомкнулись кроны деревьев и погасили его. Стало быстро смекаться, низовой ветер хиус понес меж стволов неприятную сырость.

Нам казалось, что мы направлялись к заимке, шли довольно долго, но лес не редел, появились вязкие мшаники, затруднявшие шаг, их мы не встречали, когда входили в лес. Большое дерево, поваленное от середины ствола,  преградило дорогу и мы остановились, поняв, что заблудились.
Обсудив ситуацию, мы дружно решили пойти в обратную сторону. Довольно долго брели по уже темному и ставшему совсем негостеприимным лесу. К нашему удивлению внезапно вышли к тому же самому поваленному дереву.
Стало окончательно ясно, что плутать нельзя и нужно остановиться. Решили ждать, когда нас хватятся наши мужья-рыбаки и начнут искать.

Мы влезли на поваленное дерево как можно выше, уселись. Это было самое неприятное из всех ожиданий. Было сыро и холодно, а мы легко одеты, неосмотрительно не взяли с собой спички или зажигалки.
В общем, прижавшись друг к другу, мы сидели смирно, как курочки на насесте, а время тянулось так до обидного медленно, что хотелось дать ему хорошего пинка.
И, как выяснилось, позднее, мы обе помнили, что в этом месте волк задрал овцу. Помнили, но молчали, чтобы не напугать подругу.

Уже во второй половине ночи мы услышали крики, шум, увидели свет фонариков и закричали в ответ так громко и дружно, что к нам довольно быстро вышли двое  мужчин, немножко нас обругали и мы пошли за ними, радуясь спасению.
Когда мы появились у заимки, дед Николюк дважды выстрелил в воздух и вскоре появились наши Коля и Толя, а также привлеченные к розыску жители соседних дворов.
На нас дружно сердились до самого утра, которое, к счастью, не заставило себя долго ждать и явилось скоро во всей красе.
Наше с Люсей вольнодумство не раз ввергало нас в подобные и еще более серьезные злоключения, однако все нам прощалось и сходило с рук.


Ездили мы еще и к Николюкам. Дед показывал нам удивительной красоты рыбалку с острогой.
Ночь, на носу лодки горит костерок, раскидывая блики по горной водной глади Кирея, на корме с острогой неподвижно, как монумент стоит дед Николюк, осыпаемый мелкими искорками от костерка, словно явление совсем другого мира…
А потом были песни у костра, свои собственные, корявые и некузявые с таким вот припевом на украденный мотивчик:
«Ты послушай, послушай, как  поют петухи
У Кирея у реки, где живут Николюки
И рыбачат Ермаки…»
Это друзья наши – Ермаковы.

Подружка моя, верный товарищ по таежным странствиям, Люся, Люсенька. Как много хочется написать о ней, много хорошего и доброго, много смешного.
Ну как забыть случай, когда однажды ночью мы попали в грозу, какой я не видывала ни до, ни после. Молнии разрывали небо и обрушивались на землю, от грома уши закладывало, а ветер, казалось, вот-вот подхватит и унесет наш легонький «Запорожец».
На всякий случай мужчины накрыли нас с Люсей прорезиненной накидкой. В темноте мы нащупали несъеденный черствый кирпич хлеба и от страха, понемножку отщипывая, весь его съели. Не знаю, не могу объяснить, как это мы сотворили такое. Потом все долго смеялись, но это потом, а тогда нам было не до смеха.

Семь лет, семь долгих быстрых лет нашей дружбы помогли нам выжить, не огрубев, не утратив чувство жалости и сострадания в самом начале нашего профессионального становления. Безусловно, это очень помогло нам в дальнейшем.

Так случилось, что меня избрали судьей Иркутского областного суда и Колю перевели в областное управление.
Я уезжала уже с сожалением и в полной уверенности, что сибирский маленький городок Тулун, что в переводе с бурятского «Кожаный мешок из желудка коровы», балансирующий на стыке добра и зла, имеет какую-то особую и странную энергетику, влияющую на судьбу города и его обитателей.
Не могу объяснить почему, но эта совсем маленькая точка не на каждой географической карте, постоянно и все тревожнее напоминает о себе.
Мы уехали, а он остался, но постоянно требует внимания к себе, заставляя писать о нем, о его тайге, о людях, о проблемах и бедах.

Тулунские друзья разъехались по стране, но крепко держатся за руки.
Все силы свои Людмила отдала этому городу и его людям.
Спасала, лечила, выслушивала, помогала – вот оно, настоящее милосердие и Люся – сестра милосердия.
Позвоню я в Новосибирск, где в окружении своей семьи живет Людмила Степановна и услышу милый ее голос и тихий смех, похожий на перезвон серебряного колокольчика. 
Будь здорова и счастлива, сестра моя милосердная, дорогая подружка Люсенька.