Сайт одноклассники

Перед обедом в среду в отдел ворвалась секретарша главного редактора, — Пташкина! – она сделала ВОТ такие глаза, — на ковёр, к главному! Быстро!
Я, стараясь проглотить ненавистный комок в горле, вошла в кабинет к главреду.
— Добрый день.
Не дождавшись ответа, опять обнаружила в горле ненавистный комок.
— Ну, Пташкина, всё порхаем? Макет журнала уже готов. Вам осталось 10 дней испытательного срока. Либо вы остаётесь в редакции, либо…Короче, где рассказ? – сердито спросил главный редактор.
Рассказа не было, не было даже темы для рассказа. Я чувствовала себя школьницей на ковре в кабинете директора школы, во всяком случае, точно также чертила  мыском своих туфель узоры на ковре, на котором стоял редакторский стол. Узор состоял из цветов, кружочков и квадратиков, и пару раз я покачнулась, потеряв равновесие. Эти английские туфли на высоченных шпильках  я купила с первой получки. Да, платили здесь хорошо, даже без учёта гонорара.
— Вы меня слушаете? — спросил главный редактор, в голосе которого появились грозные нотки, —  думаете, если вы племянница, — он показал пальцем в потолок, — то на вас не распространяются общие для всех условия при приёме работу – три месяца испытательного срока? Или вы забыли, куда вы пришли работать? Мы же один из самых популярных глянцевых журналов. Его читают даже там, — и он опять показал пальцем в потолок, — Вы гордиться должны, что попали на работу в нашу редакцию. День всех влюблённых на носу, я уже обложку утвердил. Тираж уже верстают, через неделю он пойдёт в печать. 
Я посмотрела на главреда. Дня влюблённых на его носу не было. 
— Через три дня либо у меня рассказ на столе, либо, — и он посмотрел на меня колючими глазами поверх сидящих на кончике его носа очков в дорогой оправе.
— Уже почти всё готово, — соврала я и даже не покраснела. 
— А сейчас вы свободны, да хорошенько подумайте о нашем разговоре, иначе вам и там не помогут, — и он третий раз ткнул пальцем в потолок.
Выходя из кабинета, я тайком взглянула на то место на потолке, куда указывал палец редактора. Мне показалось, что там должна была остаться дырка. Странно, потолок был цел. И, вообще, не понимаю, как этот дядечка из тридевятого царства времён царя Гороха оказался на должности главного редактора глянцевого женского журнала.
На  обед мы пошли вместе с Сашкой Жарковым. Сашка Жарков – самое гламурное существо в нашей редакции. У мужчин это называется метросексуал. Годков ему – тридцать два. Он живёт на Тишинке. В сталинке, доставшейся ему от бабушки. Выглядит всегда на миллион $. У него всё в порядке – лицо, причёска, сияющие ботинки, костюм с рубахой, золотые запонки, заколка для галстука и автомобиль. А пахнет от него! Словно сидишь на берегу океана. За всё это его не раз причисляли к лицам нетрадиционной ориентации, и он ходил, по его словам, чистить кому—то физиономию. Главбух зовёт его пижоном или стилягой.
Сашка заведует в нашем журнале отделом косметики и SPA. И, по—моему, он неравнодушен ко мне. Или я опять себе что—то навыдумывала. Порхаю…Птаха я.
Напротив нашей редакции, что на Патриарших прудах, чудная кондитерская во французском стиле. Мы заказали кофе глясе, а я, не удержавшись, добавила ещё и три эклера.
— Мадмуазель, стресс заедаешь? — сказал мне Сашка, — хочу заметить, что очень скоро вот это всё качество, — он кивнул на эклеры, — незаметно перерастёт в количество, — он затянул потуже брючный ремень, намекая на мою, пока ещё осиную, талию, перехваченную золотистым плетёным ремешком.
— Смейся, паяц, — пропела я, — но темы у меня нет. Хоть иди копаться на городскую свалку.
— А что, пикантно. Правда, с душком. Твои сапоги этого не переживут, — усмехнулся Сашка, — слушай, напиши про сайт «Одноклассники», приври маленько, юморком разбавь и закончи встречей на Воробьёвых горах в День влюблённых. Дарю идею. Мне—то что, в этот раз у меня  SANS SOUCIS.
— Насмешил, — ехидно сказала я, — сейчас только ленивый не пишет об этих «Одноклассниках».  Я покривила душой, потому что сама частенько зависала на этом сайте. Мы расплатились и вышли на пахнущую весной улицу.
— Ты в редакцию? – спросил Сашка.
— Не—а, — я показала ему высоту шпильки своих красных лаковых сапог, — пойду, темку на свалке поищу.
— Из тебя выйдет хороший журналист, — Сашка погладил меня по голове, как ребёнка.
— С чего ты взял?
— С чувством юмора у тебя всё в порядке, — и он поцеловал меня в нос, уже успевший нахватать первых конопушек.

Под утро мне приснился сладкий сон: и рассказ я написала, и гонорар хороший.
Так ведь нет! Что—то стало противно звенеть! Я не могла понять телефон это или будильник, не хотела выползать из окутывавшего меня уютного сна. Если бы мама была дома, она—то уж давно спихнула бы меня с кровати. Вот не понимаю, откуда у неё эти замашки, ведь военных у нас в родне нет. Но мамулёк влетает в мою спальню и гаркает голосом фельдфебеля, который накануне изрядно принял на грудь: «Ро—та—а! Подъём!»
Я села на кровати и взяла звонящий мобильник.
— Алё…
— Пташкина, дрыхнешь?! – это была моя школьная подруга Лёлька, — уж одиннадцать часов.
— А что?
— Что, что… Петька твой Звонарёв на сайте объявился.
— Какой Петька?
— Эх, — коротка девичья память. Любовь твоя школьная до поросячьего визга. Ноутбук свой врубай! Сама всё увидишь, — Лёлька бросила трубку.
Я включила Мурочку. Это я ноутбук так зову. Мамулёк не разрешает никакой живности в доме иметь, приходится выкручиваться.
Быстро найдя Петьку, я написала ему коротко: «Это я, твоя Птаха» и добавила номер мобильника. И пошла в душ.
Знаю ведь, что я — жертва рекламы. Но, как только в нашем журнале Сашка Жарков рекламирует новый гель, я бегу его покупать. Этот, новый, пах нежно—нежно арбузом, напоминая мне лето. Завернувшись в махровую простыню и плеснув себе на донышко стакана мартини с апельсиновым соком, я уселась перед зеркалом с феном. Я укладывала волосы и прикидывала, позвонит ли мне Звонарь, если вообще позвонит. И если да, то когда?
Мобильник зазвонил так неожиданно, что я выронила фен из рук.
— Да, я слушаю!
— Пташечка моя, — это был Петька, — сколько ж мы не виделись. Ласточка моя! Ты сегодня занята?
Такого я, признаться, не ожидала.
— В принципе, у меня сегодня день свободный, только статью или рассказ дописать надо.
— Так ты у нас писатель?
— Нет, я журналистка в глянцевом женском журнале.
— Ну, ты – важная птица. А ты знаешь, откуда я сейчас звоню? Ну, догадайся!
Я не стала изобретать велосипед и сказала наугад: «Из Марбельи или Вашингтона, угадала?»
— Не—а, гораздо ближе! Из тёплого клозета на своей даче! Здорово, да?
Я чуть телефон не уронила.
— Представляешь, тёплый клозет на пленэре.
— Не представляю.
— Вот я тебя сегодня и приглашаю посмотреть. Жену с сыном отправил в Сочи, в санаторий, свободен, как ты, моя Птаха. А ты свободна?
— Как вольный ветер, где встретимся? – рассказ сам шёл мне в руки.

Когда я вышла из метро, первое, что я увидела, был Звонарь. Петька сиял и растекался в улыбке по капоту своего авто
— Вот, позавчера только новую тачку взял. Рено.  Последней комплектации, — он ласково погладил машину по крыше. А шевролюшка моя своё уже отбегала.
— Это тебе! – Петька протянул мне букет, лежавший на капоте его машины. И поцеловал меня в щёчку, как второклассник.
 — Едем? —  он открыл передо мной дверь.
— От винта, — бодро сказала я. И мы тронулись.
Наблюдая за пейзажем, я поняла, что мы выехали на Калужское шоссе.
— Только не гони, пожалуйста, — попросила я его, посмотрев на спидометр.
— А ты – модница, как и была. Гдей—то валенки такие отхватила, расписные.
— Это от известного дизайнера зимней обуви.
— Да хоть как назови, я б своей извилине тоже купил.
— Кому?
— Это я жене прозвище такое дал. Есть у неё извилина в голове, да и то одна, — он загоготал.
Я хмыкнула, подумав, не слишком ли я храбро рванула в это путешествие. Петька притормозил и свернул в дачный посёлок. А я с ужасом прочитала цифры на столбике   187 км. Хочу домой!
Мы остановились у третьего дома от шоссе. Достаточно большой участок, сосны. Сарай. Баня. И тёплый клозет. Петька подвёл меня к нему и предложил опробовать.
— Потом, — сказала я, — пока погуляю, воздух хороший.
— А в Марбелье этой я был. У меня здесь лучше!
За всем за этим я не заметила, что из окон дома за мной внимательно наблюдает пожилая женщина. Как только Петька приблизился ко мне и протянул руку к моей щеке, с воем и визгом из дверей дома выскочила вышеописанная дама с тефлоновой сковородкой в руке.
— Мама! А вы откуда взялись?
— Откуда? Тебя, шельмеца, караулить приехала, — и она с чувством огрела Петьку сковородкой по тому месту, на котором сидят в тёплых клозетах. Метросексуалами здесь не пахло.
А я  развернулась и бросилась вон с участка, не желая получить сковородкой по голове.
ТЕФАЛЬ! ТЫ  ВСЕГДА ДУМАЕШЬ О НАС!
Выскочив на шоссе, я стала голосовать. На моё счастье шёл междугородний автобус «Калуга — Москва». Шофер попался добрый, притормозил и подобрал меня. Уже сев и заплатив кондуктору, я обернулась и увидела, что Петька пустился за Икарусом вдогонку. Шоссе было достаточно свободно. И что тут началось! Формула 1 отдыхает.
Он пытался перегородить автобусу дорогу, чтобы изъять меня и вернуть.
Женщины и дети в автобусе завизжали.
— Мужики! — закричал шофёр, — я остановлюсь, тока выйдем все сразу, шоб этого водилу охолонуть маленько.
Икарус остановился, мужчины, сидящие в автобусе, надели шапки и вышли вслед за шофёром. Петька был похож на молоденького петушка с бройлерной фабрики. О чём они там говорили, нам не было слышно, но только петушок сник, и гребень его съехал на бок.
Мужики обступили Рено, подхватили его на руки и аккуратно спустили в глубокий кювет. Достать его оттуда можно было только краном. «Это я, твоя Птаха». Какой ужас! Мужчины сели в автобус, похохатывая и переговариваясь. А небо становилось всё темнее и темнее. В Москву мы въехали, когда совсем уже стемнело.
Два дня я сидела дома, приходя в себя и работая над рассказом. Так и сделала, как Жарков сказал – приврала слегка, юморком разбавила и Воробьёвыми горами на день влюблённых всё закончила. Петька больше не звонил.
Рассказ у меня приняли с первого захода. И он пошёл в набор. А сегодня, как обычно, вернули диск и распечатку с подписью главреда. И почувствовала себя какой—то опустошённой. У меня всегда так, как статью или рассказ сдам.
После работы я стояла, перевесившись через парапет на набережной около здания бывшего СЭВа. Крутила в руках файл, в котором был CD и распечатка рассказа с подписью главреда «в печать». Молоденький ГАИшник посматривал на меня с опаской, уж не утопиться ли я решила. Я показала ему язык. Он покраснел и отвернулся.
В это время зазвонил телефон. Это был Сашка Жарков.
— Лапусь, ты где?
— Напротив МЭРии на набережной, строю ГАИшнику глазки.
— Паспорт у тебя с собой?
— С собой, а зачем он тебе?
— Стой, где стоишь, через пять минут я подъеду, я совсем рядом.
И я увидела, как с Нового Арбата спускается к мосту Сашкин Ситроен, цвета клюквы с металликом. Сашка подъехал, вылез из машины, вытащил огромный букет роз. Их было двадцать семь. По числу моих лет.
— Знаешь, – сказал он, — Пташкина — это несерьёзная фамилия для журналиста. Будешь Жарковой.
— Это что? – спросила я с ощущением, словно проглотила эскимо целиком.
— Это предложение руки и сердца, — Сашка вытащил из кармана бархатную коробочку с колечком. Я громко икнула, даже ГАИшник обернулся.
— Тогда подожди минутку, пожалуйста, — голос мой дрожал.
Я повернулась к набережной, опять облокотилась о парапет и потихоньку отпустила файл с диском и распечаткой. Он быстро съехал в воду, моментально наполнился водой и пошёл на дно. Этого рассказа мне не было жаль.
Горят ли рукописи, не знаю. Ни разу их не сжигала. Зато они отлично тонут!
                2008 (С)