Глава 23

                Мир Мёртвых, сколько существует в
                Амалирре народов, столько у этого места имён.
                Периферия, Мёркхейм, Гуллакрайн — самые
                известные из них. Души всех живых существ,
                будь то люди, орки или альвы, попадают туда
                после смерти, а потом отправляются дальше...

                Нуриман Эквилиец «Nox Arcantum Boh Libber»


    Солнце превратилось в тусклый алый фонарик, небо на Востоке почернело. Ветер с гулом метался в руинах, швырялся в лица пригоршнями песка. Дарик прикрыл ладонью глаза, пытаясь рассмотреть крепость, остатки стен, огрызки башен и исполинский бархан наползающий на главную цитадель. Через пустую арку ворот уныло брела вереница невольников. Щелчки бичей и гортанные возгласы надсмотрщиков зловещим эхом отражались от стен. Ревели верблюды. Дарик крепче стиснул дрожащими руками поводья и пристроился в хвост колонны.
      Сухой горячий воздух пустыни помог совладать с лихорадкой, терзавшей его несколько недель. Щека перестала болеть, опухоль спала, но уродливый шрам от эльдарского меча никуда исчезать не хотел. Видимо, останется как напоминание, на всю оставшуюся жизнь…
      Из тёмной ниши навстречу ему шагнула долговязая фигура в чёрном пернатом балахоне и загородила дорогу.
     — Стой,— проскрипела она.— Тебе — туда.
     Тонкий узловатый палец указал на пожирающий крепость бархан.
     Дарик безропотно развернулся, поехал в обход сыпучего склона. Примерно шагов через сто, он обнаружил прорытый в бархане и укреплённый стропилами зёв шахты. У входа верблюд заартачился. Пришлось спешиться, привязать его к опорной балке и дальше идти пешком.
     С каждым шагом он всё глубже погружался во тьму и вскоре перестал видеть дальше собственного носа. Придерживаясь левой рукой за стену, он медленно двигался по казавшемуся бесконечным тоннелю, пока шорох песка под ногами не сменился глухим стуком каблуков по камню. В тот же миг он понял, что не один.
     — Живой…— прошелестела тьма.— Тёплый…
     Шипение, довольное цоканье языком, хрипы, шаркающие шаги, шёпот.
      — Горячая кровь. Тёплое мясо. Живой. Живой…
     Сердце Дарика подскочило к горлу, собираясь спастись из обречённого тела, но он быстро сглотнул беглянку обратно.
     «Я ещё нужен Гюлиму,— успокоил он сам себя.— Зачем было меня спасать, чтобы прикончить сейчас? Меня не тронут!»
     Шире расставив ноги, он унял дрожь в коленях и громко сказал:
     — Я — Дарик Борагус! Гюлим,— он старался чтобы его голос звучал ровно и уверенно.— Желал видеть меня!
     Что-то холодное дотронулось до его руки. Злой голос резко отрывисто бросил:
     — Следуй за мной.
     Невидимый проводник повёл его дальше. Нежить была рядом всё время, щёлкала зубами, голодно поблескивала глазами, наполняла пространство неразборчивым бормотанием. Неожиданно в темноте забрезжил красный мерцающий свет. Послышались голоса. Дарик оказался в небольшом зале с колоннами, освещаемом масляными светильниками, горящими в стенных нишах, висящими на цепях в специальных держателях. Он видел чёрные нечёткие силуэты, стоявшие на фоне света. Довольно оживлённый разговор оборвался при его появлении.
     — Кто этот мхаз? — голос, звенящий как сталь, был Дарику абсолютно незнаком.
     — Тот, кто прикоснулся к Смерти,— прогнусавили в ответ.
     — Живой. А ты, Мургу, говорил, его сожгла лихорадка.
     Красные глаза хафашей разглядывали его с большим интересом.
     — Зачем повелителю этот мхаз? Он уже отработал своё.
     Дарик напрягся, чувствуя как по спине снова побежали липкие мурашки. Что значит отработал? Что с ним будет?!
    — Зачем он здесь? — повторил вопрос низенький чернокожий хафаш с нездорово отёкшим лицом.
    Ответил ему сородич в длинных одеждах жреца. Полукровка видел его лишь однажды и мельком в свите Гюлима, однако узнал хищное безусое лицо, обрамлённое воинственной квадратной бородкой, тщательно выбритой под нижней губой. Наверное, чтоб в крови не пачкалась. В памяти даже всплыло имя — Адихмар — и то, что именовали его Мастером Теней.
      Он посмотрел на Дарика, прищурился, улыбнулся.
      — Ещё не исполнилось предначертанное…
 
                ***
     Над крепостью висела полная луна, заливая  мертвенно-бледным светом руины и подсвечивая фигуры заполнявшие площадь перед цитаделью. Дарик прислонился к каменному подоконнику, разглядывая собравшихся.
     Большинство были людьми, или же походили на них на столько (две руки — две ноги), чтобы не сильно отличаться в ночи. Внимание Дарика привлекла маленькая группа гостей, державшаяся обособленно от всех. За всё прожитое в Атраване время, он не видел и не слышал о подобных созданиях ни разу. Выше пояса — человеческие торсы, укрытые старомодными бронзовыми доспехами, а ниже — длинные змеиные хвосты. Можно было только гадать из каких пещер они выползли чтобы явиться на зов Мустафы аль Гюлима.
    Подумав о хозяине, полукровка ощутил нервную дрожь в руках. Он здесь уже несколько часов, но так и не знает зачем его сюда привезли. Неизвестность напрягала и угнетала. В голову лезли недобрые мысли.
    Гюлим не простой кровопийца. Высокий статус обязывает его держать данное слово, но у хафашей всегда было собственное своеобразное понимание того, что в действительности хотят смертные. Почему-то они свято верят, будто все до смерти жаждут стать такими же как они...
    — Сегодня особая ночь!
    Дарик скрипнул зубами проклиная про себя привычку хафашей подкрадываться бесшумно. Обернулся.
    Он находился в так называемом Зале Заклятий на самом верху башни. Свет проникал сюда сквозь четыре широких окна, расположенных строго одно напротив другого. Горящие в жаровне угли, бросали инфернальные блики на массивный и плоский гранитный алтарь занимавший всю середину помещения. Адихмар, чёрный и страшный, стоял в арке входа. Сплетя на груди руки, он многозначительно глядел на полукровку.
    — Сегодня,— повторил он.— Исполнится предсказание слепой наглис.
    Он неспешно подошёл ближе. Остановился пред алтарём. В руке его возник белый холодный свет.
    — Подойди.
     Дарик подошёл и заметил, что на верхней плоскости алтаря вырезан знак — два вписанных один в другой круга и руническая вязь между ними.
    — Знаешь, что это?
    — Круг Аримголина.
    — Хм. А надпись прочесть можешь?
    — Nisheline nim tulle ya saare,— Дарик поднял глаза, взглянув хафашу в лицо.— Формула призыва. Для кого?
    Адихмар картинно всплеснул руками и рассмеялся.
    — Грамотный мхаз?! Воистину грядёт Конец Света и скоро с небес падут камни и  горящий снег!
    Мягко, почти любовно, он провёл рукой по рисунку.
    — Ты всё угадал верно. Такая схема используется для вызова. Мы будем пробивать окно вглубь Периферии.
    Дарик молчал, разглядывая исходящие от алтаря стоковые желобки, ведущие к дыркам в полу. Хотелось верить, что он не ошибся и его не собираются зарезать словно жертвенного барана. Однако дурные мысли голову не покидали, от слов «отработал» и «предначертанное» — не отдалялись.
    — Ты когда-нибудь работал каменотесом? — неожиданно спросил Адихмар.— Хотя, да… конечно же не работал. Ты не из тех, кто стал бы заниматься чёрным трудом. Но наверняка видел как они дробят камень. Сначала определяют в нём слабое место, а потом парой точных ударов загоняют туда железный штырь и раскалывают всю глыбу. Чародеи поступают так же. Только мы не ищем в ткани Мироздания слабых мест, а создаём их!
     Дарик молчал, пытаясь связать в уме аллегории. Хафаш продолжал.
     — Здесь…— он снова погладил алтарь.— Уже всё размечено и готово. Осталось только вогнать штырь.
     — И что же им будет? — напряжёно протянул полукровка.— Кровь?
     — Ты догадлив, смертный. Но не бледней, не твоя.
     — А чья?
     — Ты всё скоро увидишь,— Адихмар позволили себе улыбнуться.— В полночь. А пока слушай и запоминай то, что я говорю...

                ***
      О том, что на площади начинается что-то значимое, возвестил рёв трубы. Медный протяжный гул взлетел над развалинами, вызвав в старых стенах дрожь, заметную по устремившимся с них тоненьким ручейкам песка. Ему ответил сухой неразборчивый ропот, пробежавший по площади как ветер по зарослям тростника.
Дарик метнулся к краю террасы. Отсюда он видел площадь, начавшую собираться толпу, фасад цитадели и балкон, с которого военачальники когда-то обращались к войскам. Похоже, время сегодня обернулось вспять.
       Гюлим шагнул на балкон в полном боевом облачении. На нём были алый чекмень, высокий шлем с алым султаном из конского волоса, панцирь из позолоченной чешуи, хранил на себе следы десятков сражений,  нефритовый полумесяц на груди — знак высшего командирского достоинства. Его окружала аура силы, мрачной непоколебимой уверенности в себе. Он очаровывал. Он являл образ настоящего бога войны. Для многих он им и являлся.
     Ещё раз взревела боевая труба. Гюлим взмахнул рукой. Дарик затаил дыхание.
      — Дети Ночи,— сильный его голос загрохотал, эхом отражаясь от стен.— Отверженные Миром и проклятые новыми богами, вы знаете кто я! Для тех же, кто тысячи лет не вылезал из норы — представлюсь! Моё имя Мустафа аль Гюлим! Когда-то я звался иначе и командовал армиями великого бессмертного владыки Зулла Саракаша — правителя земли мааритов, от гор и до солёного моря. Теперь я бессмертен и сам! Принц Ночи, Первейший из бессмертных, Отец-всех-хафашей — как только не называют меня! Видят боги, не я придумал себе эти титулы.
      Он выдержал недолгую паузу. Заговорил снова. Голос его возрос.
      — За четыре сотни лет я истоптал все дороги этого мира, исходил их вдоль и поперёк, спускался в норы эламей и поднимался в горы Нурасатана, был гостем во дворцах мирз и в лачугах наглис. Многое я увидел и понял там, и мне есть что сказать! Мои слова никогда не придутся по вкусу тем, кто прятался, пресмыкался и унижался так долго, что это стало частью их натуры. Но тот, кто хочет быть сильным, пусть внемлет мне!
      Невнятный шелест внизу, сопровождавший всю его речь, сам собой стих. Шурша чешуёй, звеня бляшками на броне, эламеи потянулись ближе к балкону.   
      — Пришли времена, в которых вам нет места,— продолжал он.— Можно сколь угодно долго упиваться прошлым, считая себя потомками храбрых воительниц Двуречья, дерзко бросавших вызов самим богам. Или тоскливо вспоминать, когда толпы городской черни простирались ниц пред жрицами Минры! Можно даже думать, что познание тайн Жизни и Смерти спасёт вас от смертного пыхлевана! Грёзы не укроют пустоты, что таится за ними. Они не спасут от будущего! Скоро сотрется последнее воспоминание о вас и наступит торжество новых богов и народов! Есть ли среди вас те, кто не желает довольствоваться долей опарышей и червей, пожирающих падаль?!
      Толпа взбурлила, загомонила с гневом и негодованием. Полетели оскорбления и проклятья. Несколько человек стали сердито проталкиваться через толпу к краю площади. Полукровка в волнении сжал кулаки. Ему казалось, что поднявшаяся на хвосте эламея вот-вот швырнёт в Гюлима копьём, но оказалось, что ярость большей части толпы обращена не на него.
     — Довольно! — перекрыл общий гвалт чей-то высокий голос.— Молчите все! Пусть Гюлим говорит. Он ведь собрал нас не за тем, чтобы убедить в собственной ничтожности. Послушаем, что он собирается предложить!
     — Говори, Гюлим! Говори! — поддержали с других концов площади.
     — Пора,— тихо проговорил за спиной Адихмар.

                ***
      Адихмар перевернул часы наполненные фосфоресцирующим песком. Помощники, в одинаковых чёрных балахонах и одинаково скрытыми лицами, зажгли медные лампы, треугольником расставленные на алтаре.
      —...Совсем скоро мир потрясёт Сила, которой ещё не было равных,— голос Гюлима эхом метался под куполом.— Она содрогнёт все царства до основания и сорвёт короны с голов смертных владык!
      Дарик и Адихмар встали по краям алтаря, строго напротив друг друга. Мастер теней медленно и торжественно поднял руки. В правой он сжимал вырезанный из дерева витой чародейский жезл. Дарик повторил его жест, держа пустую Пиалу Жизни.
      — Shariums-shax, ofnat wy a hartt,— прошипел хафаш.— Apelhi atoch shi…
Дарик узнал язык. Эти шипящие слова он слышал лишь однажды, с уст своего наставника некроманта когда тот разговаривал с какой-то древней нежитью.
      — Shariums-shax ol enf dewsh! — хором подхватили помощники замогильными голосами.
      По чертогу загулял затхлый удушливый ветер. Заплясало пламя свечей, бликами отражаясь в алых зрачках кровопийц. Смрад горящего жира смешивался с призывом Гюлима:
      —...Падите пред ним, Примите его власть, станьте его верными слугами. Его глазами, устами, руками. И дарует он вам власть новых мирз, жрецов и тарганов!
      — O'sh beth, oshewysh y hlatfashe, o bosh mash,— шептал Адихмар.— Dewsh ol enf Shariums-shax — Hibroim, Hibroim, Mulitim, Aghalifh. Rhy'n galf allan akh yn galf, yn toch allan…
      Угли в жаровне вспыхнули. Пламя с треском взметнулось к самому потолку и опало, сменив цвет на бледно-зелёный. Зыбкие тени поползли по полу и стенам.
      — Shariums-shax ol enf dewsh! — зачарованно повторял Дарик следом за остальными.
      Кончики пальцев замерзли. Густые облачка пара валили с носа и рта.
      — O len yf arhae, o'r llynhyf ar y coesha, o'r llynhy ar y dhylo. Ol enf dewsh.
      —...Несравненна и Велика его мощь!— кричал за окном Гюлим.
      — O'sh beth, oshewysh y hlatfashe, o bosh mash! O'sh beth, oshewysh y hlatfashe, o bosh mash! Hibroim! Hibroim! Mulitim!
      —...Имя ему…
      — Sharahash! — взвыли аколиты, вскидывая руки в едином порыве.
      — Hooll Sharahash!— выкрикнул Адихмар и резко опустил жезл.
      — Зулл Саракаш! — выкрикнул Гюлим, когда Дарик опрокинул пиалу над алтарём.
      Из чаши хлынула карминовая струя, в ноздри ударил тяжкий смрад крови. Магические знаки вспыхнули ослепительно алым, заставив Дарика отшатнуться. Чаша упала и покатилась по полу. Снаружи раскатисто громыхнуло, стены вздрогнули, с потолка потекли струйки песка. И вдруг абсолютная тишина, как будто из мира разом украли все звуки.
       Адихмар шумно вздохнул, как будто сваливал с плеч тяжкий груз. Аколиты попадали ниц. С улицы послышались удивлённые возгласы. Дарик на дрожащих ногах метнулся к окну. Что бы там не происходило, он не должен этого пропустить.

                ***
       Когда Гюлим назвал имя, небо над его головой раскололось, разверзлась воронка, откуда на цитадель опустилось красноватое светящееся облако. Облако разрослось, обретая форму исполинской фигуры, загустело, на глазах изумлённой толпы превращаясь в худого мужчину с длинной завитой кольцами бородой. Несуществующий ветер шевелили складки длинного одеяния, трепал волос под царской короной.
     Фантом раскрыл рот — тёмную дырку, сквозь которую видно ночное небо. Над площадью поплыл голос, сухой как шелест песка на ветру…

                ***
     —...Он — бессилен! Пустой фантом, не способный ни явиться, ни быть услышанным без чужой помощи. Как только они поймут это, то разбегутся как мыши. Ваше слово запятнает ложь, потеряем уважение мы, последняя наглис будет плеваться нам в след!
     — Ты умён, Мургу,— с сонной неторопливостью протянул Гюлим.— Некоторые считают, что даже умнее меня. Тебе не составит труда проникнуть в мой замысел.
     — К Алалу болтунов!
     Дарик едва успел отшатнуться, когда двери с грохотом распахнулись, открытые сердитым ударом. Обдав его вихрем, взметая полы золотого халата, мимо пролетел низкорослый шпион. Он остановился перед Адихмаром. За спиной Мастера Теней горело несколько отчаянно чадящих ламп, затеняя его и одновременно заливая отёкшее лицо Мургу мерцающим трупным светом. Задрав тройной подбородок, он пристально посмотрел Адихмару в глаза, прошипел очень зло.
     — Предсказание. Я знаю откуда растёт его борода!
    Мустафа аль Гюлим ждал их, сидя, подперев голову, в резном деревянном кресле. Мерцающий свет ламп играл на бронзовых поножах и наплечниках. У стены за его спиной на постаментах покоились одиннадцать сушёных голов в царских коронах. Слева, вытканная на полотне, висела огромная карта Атравана истыканная кинжалами. Как с лёгким предвкушением заметил Дарик, один был воткнут в ненавистный ему город Альмадин.
     Разумеется, он был не рад, что полукровка присутствовал и слышал, что говорил Мургу — о том говорил хмурый взгляд и пальцы, стиснувшие подлокотник.
     — Он прав,— выдвинув челюсть, проговорил он.— Мы ходим по краю лезвия. Пока Саракаш просто дух запертый в Периферии, без тела, без силы. Но когда он восстанет — войско собирать будет поздно.
     «Когда это случится,— подумал Дарик отрешённо и буднично.— На него выступит вся армия шаха, все жрецы и великие чародеи Атравана. Гюлим собирает всех, кого способен призвать, убедить, подкупить. И всё ради того чтоб Саракаш не оказался против врагов один с голой жопой…»
     Гюлим в это время не сводил с него пристального прищура, как будто хотел прочесть его мысли.
     — Мы отдаём себя в руки богини удачи,— поспешил влезть Мастер Теней.— Но отдаемся не уповая слепо на чудо. Риск наш оправдан! Но знать о том малодушным не…
     — Ой-е! Дай своему красноречию отдохнуть,— Гюлим небрежно махнул рукой, словно отгонял от лица муху.— Он воин и знает, что войны не бывает без риска. Лучше прояви мудрость и подумай как вознаградить этого паврави. Награда была достойной и возместить все усилия, что он потратил на службу.
     — Я твой раб, господин,— Адихмар склонил голову, пряча глаза.— Что прикажешь, то я исполню!
     — Как твоё здоровье, мхаз? — Мустафа снова посмотрел на Дарика.— Надеюсь, ты достаточно оправился от болезни?
Полукровка сдержанно кивнул.
      — Отрадно. Сейчас ты отправишься по дороге на Ширкан. Пользуйся гостеприимством в каждой хаммадийской юрте, в каждом кишлаке которые встретишь. Раскрой глаза, прочисти уши, слушай, наблюдай и следи. Источай лесть, запугивай, подкупай, но найди одного человека...