Cовременное искусство как утрата человечности

КРИЗИС СОВРЕМЕННОГО «ИСКУССТВА» КАК УТРАТА ЧЕЛОВЕЧНОСТИ В ЧЕЛОВЕКЕ

Рассмотрев три стадии развития искусства в эстетике Гегеля, которые завершаются переходом к свободному искусству, мы обращаемся к анализу современного искусства, разорвавшего с предшествующим историческим опытом художественного творчества, которое так стремительно развивается с конца XIX века и продолжает гнаться за непрерывным обновлением форм, летя в проповедуемую бездну «ничто». Глядя на работы современных, так называемых «художников» и «скульпторов», мы не можем не обратить внимание на определенное их сходство с абстрактными и туманными формами символического искусства.  С одной стороны, мы видим заинтересованность современных художников в примитивных формах и упрощенности первобытного искусства, наряду с увлеченностью современного человека в целом, первобытной символикой, культурой и обрядностью народов мира, архаикой, восточными традициями и практиками. При этом происходит их смешение, которое выливается в господствующий в современном мире синкретизм, плюрализм «истин», беспорядочность взглядов и мифологический тип мировоззрения. Современный человек всячески пытается вернуться в свое зачаточное состояние, регрессировать в «предискусство» обращая свой взор на Восток к так называемой «колыбели человеческой культуры».  В своей статье «Почему я не модернист?» М. Лифшиц пишет следующее: «... Да, превосходно искусство подлинных примитивов. Все в нем исполнено обаяния просыпающейся жизни ума и сердца, все обещает желанный расцвет. Многому можно научиться у старых мастеров нашей старой Европы, у африканцев, народных художников доколумбовой Америки. Но чему вы будете учиться — вот главный вопрос? «Нельзя вернуться обратно в чрево матери», — сказал Гёте. Насколько обаятельно детство, настолько же дико желание взрослого сложить с себя бремя мысли и казаться ребенком. Вот почему, если вы не считаете наступление ночи фатальной чертой современного мира, вы должны быть против искусства, берущего из средних веков, Египта или Мексики темную абстракцию первобытности, счастливое отсутствие личной мысли, «соборность», как говорили русские декаденты — этот рай образованных душ, пресыщенных своей интеллектуальностью, своей постылой свободой» [2, с. 30].

С другой стороны, мы наблюдаем демонстративный протест против всего классического и традиционного, бездумный отказ от принятых форм и идеалов не только в искусстве, но и в философии. Современный человек как бы спешит сбросить тысячелетний гнет власти, будь то власть религиозная, догматическая, власть правителя, отца, наставника, освободиться наконец от «устаревших» заповедей, нравственных предписаний, ответственности, чувства долга и необходимости. Мир постепенно вступает в состояние счастливой бездумности, вседозволенности, тотальной инфантильности, культа молодости и утраченности идеалов.  А. Г. Ломоносов в книге «Время собирать мысли» пишет следующее: «Откуда вдруг появилось у современного художника это особое нежелание, или, лучше сказать, желание бегства от всего классического и традиционного, Ортега-и-Гассет, правда, не говорит, хотя и обращает внимание на «подозрительную симпатию к искусству, более отдаленному во времени и пространстве, - к искусству первобытному и варварской экзотике». Бунт против серьезности классического искусства, против всякой обремененности человечностью, религиозностью и пр., бурно обнаруживающий себя с начала XX столетия, порождает у художника новые представления и задачи, чтобы публика смотрела на искусство как на некую игру, как на новый тип развлечения. «Символом искусства, - замечает Ортега, - вновь становится волшебная флейта Пана, которая заставляет козлят плясать на опушке леса». Никакой тебе метафизики, духовного переживания, «достоевщины» … Одно только чувство котируется отныне – это спортивно-праздничное чувство жизни. Парадокс в том, что как раз в то время, когда выходит «Закат Европы» О. Шпенглера, под знаком современного искусства пробуждается новое, можно сказать, «восходящее солнце Запада», гимн которому исполняют совершенно иные музыканты. В виде духа юношеского задора и первобытно-джазовой разнузданности с присущим этому духу культом тела и технической импровизации Европа впадает в свое первоначальное «невинное» состояние - вступает в эпоху тотальной инфантильности (ребячества). Тем самым, «извращенный конец всего сущего», о котором писал в своё время Кант, похоже, пытается охватить все народы мира» [3, с. 31].

Степень совершенства произведения искусства определяется соответствием между идеей и ее формообразованием, через соотношение содержания данного произведения и его образного воплощения. В классическом, традиционном искусстве это соответствие, гармоничность формы и содержания налицо, оно доступно и понятно, чего нельзя сказать о так называемом «нетрадиционном искусстве». Намеренная упрощенность, хаотичность образов, искажение и размытие форм, сумбурность и неправдоподобность, несущая в себе беспредметное, абстрактное, бессмысленное как «содержание» и есть общая картина модернистского, новаторского искусства. Там же, где оно наконец выходит за рамки самого произведения и превращается в нынче популярные гротескные, провокационные акции, перформансы и хеппенинги, привлекающие проходящих зевак своей зрелищностью и скандальностью, перед нами в полной мере предстает вся уродливая, безнравственная сущность такого рода искусства. Оно уже непросто не несет в себе никакой истины, прекрасного, божественного и духовного содержания, но вступает с ним в борьбу, где основной целью является деморализация, раскультуривание, пропаганда безнравственности и дурной «свободы».

Произведения искусства нередко используются с целью изменить вкусы, взгляды и настроения публики, а также для распространения среди масс западной «новой морали» и «свободы» под флагами которой скрываются откровенные антигуманистические тенденции: превратить человека в варвара, раба своих животных инстинктов, бездумную машину потребления, а человечество в одичалую толпу и скученную массу. Для проповедников же этой «новой морали» это всего лишь возможность оправдания собственной безнравственности и невежества. История не знает теоретиков бесчеловечности и безнравственности, ведущих жизнь иную – достойную и благородную. Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет в своей работе «Восстание масс» в простой форме раскрывает сущность так называемой «новой морали» господствующей в массовом обществе, авторами которой выступают противники всего традиционного: «Человек массы отбросил устаревшие заповеди не с тем, чтобы заменить их новыми, лучшими; нет, суть его жизненных правил в том, чтобы жить, не подчиняясь заповедям. Не верьте молодежи, когда она говорит о какой-то "новой морали". Сейчас во всей Европе не найдется людей "нового этоса", признающего какие-либо заповеди. Те, что говорят о "новой морали", просто хотят сделать что-нибудь безнравственное и подыскивают, как бы поудобней протащить контрабанду» [4, с. 348].

В современном искусстве, как и в обществе, и культуре в целом, происходит вытеснение эстетических, этических и гуманистических ценностей. Тотальное отрицание духа, разума, истины, созидательной природы человека и человечности как таковой, стало его «содержанием», а дурная свобода гимном нынешнего творца. Современный художник, творец как бы разучился рисовать, разучился мыслить и потерял способность видеть. Ему неведомы более жажда познания, совершенствования своего мастерства, стремление узреть подлинную действительность, проникнуть в сущность вещей. Он потерял веру в высшее, прекрасное, нетленное и потому для него не существует положительного развития и восхождения к свету, к вершинам духа, сделав шаг назад, разорвав с историческим и духовным опытом человечества, он возвращается в «пещеру» бытия, ознаменовав новый ход развития – от сложного к простому, от высшего к низшему.

Искусство, не представляющее положительной ценности (благо), а содержащее в себе зло – отрицательную ценность, тем самым не имеет ценности вовсе. Все это скорее подделка, копия, имитация искусства, а современный художник лишь ребенок играющий в творчество: «Не каждому дано созерцать сокровенные духовные содержания, развивать и укреплять в себе это созерцание, следовать узренному ответственно и в строгом повиновении, вынашивать задуманное и изображать его в оправданных, необходимых и точных образах. А к этому сводится главное в искусстве. Искусство, которое ничего не знает об этом, а может быть, и не желает знать — не есть искусство; это есть безответственная игра, баловство или же доходный промысел, а может быть, и то и другое одновременно: автор кощунственно балуется и богатеет (Пикассо). Бороться с такими промышленниками трудно; устранить их из жизни совсем, может быть, даже невозможно. Но если такие затеи начинают вытеснять художество или заменять его, тогда искусство вступает в критический период, в эпоху упадка: оно отрывается от своего призвания и от своего главного назначения» [1].

В связи с выходом искусства за традиционные рамки классического понимания, наблюдается различного рода фальсификация в этой культурной сфере. Ведь нет более определенных критериев подлинности, поэтому искусством теперь можно назвать практически все. Но будет ли оно им являться по существу?

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Ильин, И. А. О художественном совершенстве [Электронный ресурс] / И. А. Ильин // Путь к очевидности. —  Режим доступа: — Дата доступа: 05.09.2017.

2. Лифшиц, М. А. Почему я не модернист? / М. А. Лифшиц // Искусство и современный мир : сб. ст. —  М., 1978. — С. 19;32.

3. Ломоносов, А. Г. Время собирать мысли / А. Г. Ломоносов. — СПб. : Вл. Даль, 2010. — 384 с.

4. Ортега-и-Гассет, Х. Восстание масс / Х. Ортега-и-Гассет // Эстетика. Философия культуры ; сост.: В. Е. Багно. — М., 1991. — С. 309-350.