Повесть о приходском священнике Продолжение 154
Для Birute Dovenaityte
Пройдя несколько шагов, мы оказались перед перекошенной дверью. Деревянные доски на ней практически сгнили, и теперь перекосившись, держалась она на трёх, потемневших брусках, выкованных из бронзы. Стояло лишь дотронуться до неё, как дверь тут же буквально рассыпалась, оставив после себя груду хлама.
-О, это ж на металл можно сдать,- сказал Иван, очищая бронзовые бруски от остатков гнилой древесины.- Нужно будет не забыть, когда возвращаться станем.
Дверь скрывала за собой тесную комнатушку, заставленную глиняными сосудами, и сосудиками. Многие из них разрушились, и теперь валялись на полу, представляя горсти форменного мусора. Некоторые были засыпаны грунтом, или просто валялись в хаотичном порядке. Вероятно, эти сосуды когда-то что-то наполняло, но что, выяснить не представляло возможности. Иван взял из пола один горшок, но он тут же рассыпался в его руках.
-М-да,- недовольно буркнул он.- Не густо. Похоже, здесь всё сгнило от ветхости.
В той же комнате, мы обнаружили ещё две двери. Они выглядели поменьше, и более-менее сохранились. Иван тут же подошёл к одной из них и осторожно приоткрыл её.
-Ух ты!- радостно воскликнул он.- Да здесь похоже винный погреб. А ну, посвети фонарём.
Комната оказалась тесной, сплошь заставленная полуразрушенными стеллажами, огромными дубовыми бочками, закупоренными стеклянными бутылками. Бочки, в большинстве своём, аккуратно стояли на каменных подставках. Весь пол наполняли багровые пятна, вероятно от времени, кое-какие бочки прохудились, и их содержимое попросту медленно вытекало.
-Вот это да!- всплеснул в ладони Иван.- Вы только гляньте на эти богатства. Да тут до конца жизни можно праздники устраивать.
-Как человеку нужно мало для счастья,- тихонько проговорила Ауксе, подходя к стеллажам с бутылками.
Иван проворно подскочил к одной из бочек, пальцем отёр висячую на чопке, рубиновую капельку, и тут же отправил палец в рот. Он «поиграл» губами, подняв глаза к верху, словно знаток изысканных напитков, после чего сказал:
-Кисловатое, что-то.
С этими словами, послушник снял из стеллажа бутылку, немного повозившись, откупорил её и зачем-то поколотив содержимое, присосался к горлышку.
-Постой!- успела выкрикнуть Ауксе, но было уже поздно.
Любитель горячительных напитков, сделал несколько глотков. Лицо его моментально изменилось, глаза выпучились и он со всей силы, надув губы, тут же выплюнул жидкость изо рта.
-Фу, гадость какая!- кривя рот от отвращения, выронил Иван.- Как они собирались это пить.
Иван весь передёрнулся, несколько раз сплюнул и бросил бутылку на пол.
-Прежде чем тащить что-либо неизвестное в рот, надо, по крайней мере, изучить настолько оно съедобно и не вредно,- сказала Ауксе.- Прямо, как дитё малое. А если б в бутылке оказалась отрава, кислота, да мало ли?!
-А зачем монахам отрава?- пожал плечами Иван.- Я же со всем доверием.
Взяв пару бутылок с того же стеллажа, я открыл их и осторожно понюхал содержимое.
-Ну, как?- сверля меня нетерпеливым взглядом, спросил Иван.
-Похоже на вино. Правда запах какой-то, словно оно сгнило внутри.
-Это от ветхости,- сказала Ауксе, забирая у меня одну из бутылок.- Если вино правильно делали, затем хранили, оно может стоить неимоверных денег.
-Кто станет пить такую гадость?- скривил лицо Иван, брезгливо отёрши рот рукавом.
Ауксе понюхала содержимое бутылки, и тут же сделала маленький глоток. По её лицу, было видно, напиток не очень вкусный. Но, выплёвывать она его не стала. Наоборот, отпила ещё, и ещё раз. Немного постояв, вероятно оценивая ощущения, девушка проговорила, отдавая бутылку мне:
-Вино. Только очень странное. Я не знаток, но видимо оно перекисло, или перебродило. Кислятина страшная, а ещё горчит до невероятности.- С минуту помолчав, она добавила,- хотя, по голове даёт будь здоров. Такого много не выпьешь!
Иван опустошил на пол одну из бутылок и подойдя к бочке, принялся выворачивать чоп.
-Сейчас попробуем то, что в бочках,- облизываясь, проговорил он.
-Ты бы не делал этого,- предостерёг его я.- Бочки старые, не ровен час развалятся, зальёшь здесь всё.
-Ай,- отмахнулся тот,- там поди уж и вина не осталось, разве что на донышке.
Иван никак не мог справиться с деревянной пробкой, и тут пригодились медные бруски. Пробка скрипела, слегка крошилась, но никак не поддавалась. Видимо, услышав возню и разговоры об вине, в комнату приковылял Михаил.
-Никак винный погреб нашли?- спросил он, принюхиваясь, шевеля носом.
-Вероятней всего,- ответил я.
-Да-а. Это ж какая выдержка,- продолжал Михаил.- Такое вино, только в элитных ресторанах подают.
-А тебе никак доводилось бывать в этих самых элитных ресторанах?- съязвил Иван.
-Бывать не доводилось. Но, люди рассказывали.
Михаил какое-то время смотрел, как его товарищ кряхтит возле винной бочки, затем попросил его отойти в сторону, проговорив:
-А ну ка, посторонись. Дай я попробую.
Михаил отличался довольно могучей статью, высоким ростом, производя впечатление дюжего мужика. Он несколько раз попытался выкрутить пробку, когда это не удалось, зачем-то, со всей силы, ударил по бочке. Что-то скрипнуло, затрещало и ветхие дужки разделились на двое. Бочка буквально рассыпалась, выхлёстывая содержимое на пол. Михаил едва успел отскочить в сторону, но вино всё-таки обмочило нижнюю часть брюк и полы куртки.
-Вот незадача,- сплюнув, пробормотал Михаил, пытаясь отереть одежду.
-Ага,- недовольно буркнул Иван.- Называется сила есть ума не надо.
-Не дай Бог отец Фома, или кто из монахов учует запах от меня,- принялся сокрушаться Михаил.- Достанется тогда, по самое пятое число.
-А мы им пару бутылок принесём,- сказал Иван.- Они вмиг подобреют. Ещё спасибо скажут.
-Кстати, а что в тех бутылках?- спросил Михаил, указывая на стеллажи.
-Да,- отмахнулся Иван, скривив в отвращении лицо.- Какая-то бормотуха жуткая. Тьфу.
Не очень-то доверяя товарищу, Михаил взял одну из бутылок и ловко откупорив её, поводил горлышко у носа. Слегка сморщив лицо, он отпил содержимое и тут же выразил удивление гримасой.
-Оригинальный вкус,- сказал Михаил, ставя бутылку на место.- Но, от такой гадости, неровен час, пронесёт ещё. Попробую ещё одну бочку откупорить.
Пробка второй бочки, вышла довольно легко. Вино, которое в ней находилось, имело сладковатый привкус и было на вид вязкое, словно сироп.
-Нужно попробовать это вино для причастия,- сказал я.- Для этого оно и предназначалось.
Опорожнив несколько бутылок, мы с Ауксе наполнили их вином из бочки, тут же отставив к выходному проёму, чтоб забрать его на обратном пути. Послушники же принялись дегустировать, черпая вытекающее из бочки вино прямо ладонями.
-Там ещё одна дверь,- сказал я, показывая на выход.- Пойдёмте посмотрим, что там.
-Ай!- отмахнувшись проговорил Иван.- Идите, куда хотите, мы здесь останемся.
-Да-а,- довольно протянул Михаил.- Я бы тут насовсем поселился. А что, крыша над головой есть. Выпивки целый погреб, до конца жизни хватило б.
-Это всё, что вам нужно?- брезгливо скривившись, спросила Ауксе.
-А чего ещё?- ответил Михаил, довольно потирая живот.- Мы люди не прихотливые. Уж давно не требуем никакой роскоши!
-Ну, вы же вроде, как послушники,- попытался возразить я.
Оба хмыкнули, а Михаил ответил, отрицательно качая головой:
-Вот именно, что вроде. Нас отправили сюда, посулив красивой жизни. В конечном итоге, мы такие какие есть. Вот гляжу на тебя, ты не иначе как поп.
-Верно заметили.
-И что, действительно в Бога верите, в заповеди там, загробную жизнь?
-Не пойму, к чему ваши вопросы?
-К тому, что ерунда то всё, и сказки для старух.
-А вы во всё это не верите?
Михаил тяжело вздохнул, нахмурил брови, на мгновение задумался. Он почесал взлохмаченные волосы, погладил засаленную бородку, после чего ответил:
-Почему, когда-то верил. Даже очень сильно. Меня бабка моя молиться научила, Библию подарила. Когда вырос, решил стать военным, соответственно вступил в партию, коммунистическую. А там уж, какая религия. Приехал как-то раз к бабульке, а она давай причитать: мол нехристь, безбожник, сатане служу. Принялась на службу звать, на литургию. А я тогда курить начал, да так, что пыхтел словно паровоз. Бабка просит меня- ты потерпи внучок, не кури до литургии, на исповедь пойдёшь. Шибко любил бабку свою, решил уважить. Помню, еле дотерпел до утра. Курить хочется, прямо дышать не могу.
Пришли на службу очень рано, ещё не совсем рассвело. Храм небольшой, с хаты сделан. Время хоть и советское, но народу набилось, не протолкнуться. Батюшка там служил, такой настоящий- к нему со всех концов страны приезжали. Кто за советом, кто молиться просил, к то за исцелением. Стою я значит на службе, а курить хочется, ну совсем невмоготу. Ни вижу ничего перед собой, ни слышу, перед глаза-ми лишь сигареты, да папиросы, а дым ладана, как табачный чувствую. Несколько раз выходил на улицу. Зайду за угол, выйму портсигар, покручу в руках, понюхаю сигаретку, но тут же бабку вспомню. Очень уж не хотелось её подвести, тем более, слово дал, до причастия не закурю. Окончилась служба, батюшка вышел на амвон и стал проповедь говорить, да всё обличительную, резкую. Потом взглянул в мою сторону и говорит:
-У меня здесь причастник такой присутствует. Всю службу лишь об одном помышляет, как бы это поскорей с церкви удрать, да покурить.
Ох и стыдно стало тогда. Никто ж меня не знает, а ощущение такое, будто, в ту минуту, вся церковь на меня с укором взглянула. Поисповедался я, после чего батюшка говорит мне:
-Зачем тебе курить? Только здоровью вред.
-Ну, все курят,- отвечаю,- вроде б как не хочу от наших офицеров в части отличатся. И так они меня поддёргивают, что хиляк, слабохарактерный, простофиля.
-Вот и прояви характер, не кури! Увидишь, как они тебя зауважают.
-Да ну, разве за это уважают? Тем более, без курева уже не могу, привык за много лет.
-Ничего, отвыкнешь. Вот сейчас выйдешь с храма, закуришь сигарету, и больше никогда в жизни не захочешь.
-Разве такое возможно?
Батюшка более ничего не ответил, только скромно улыбнулся и похлопал по плечу. Ох, если б вы только знали, как я обрадовался. Когда наконец окончилась служба, и мы с бабкой отправились домой. Первым делом вынул портсигар и мигом сигаретку в зубы.
-Ты что делаешь, окаянный!- набросилась на меня моя бабулька.- Только ж Святое Причастие принял.
-А мне батюшка позволил!- отвечаю ей.
-Ты чего врёшь, греховодник?! Как такое батюшка мог тебе позволить?!
-А вот так! Выйдешь, говорит из храма, и можешь закурить.
Бабка, вестимо, в мои слова не поверила, продолжала браниться и сокрушаться, что я такой безбожник. Мне оставалось лишь посмеиваться, да молчать. Подкурил сигаретку и уже помыслил, как за ней скурю вторую, типа компенсации за длительное никотиновое голодание. Но, не тут-то было. Потянул дым, а в голове моментально помутилось, стало как-то тошно и нехорошо. Сделал вторую затяжку, только чувствую не доставляет она удовольствия. Наоборот, закашлялся, появилось необъяснимое отвращение к табаку. Ничего, думаю, видать это от того, что долго не курил, пройдёт. Третью затяжку сделал через силу. После чего выбросил сигарету и изрядно прокашлявшись решил пока не курить. Удивительно, но с того самого дня ни разу не закурил. Мало того, на дух не переношу даже издалека табачный дым. Несколько раз покупал папиросы. Помну в руках, понюхаю и тут же выброшу, так как ниоткуда появлялся рвотный рефлекс. Правду сказал тогда батюшка.
-Удивительно,- сказал я.- Это ли не чудо?
-Может быть,- пожал плечами Михаил.- В то время чудеса были не в моде. По-настоящему в церковь ходить стал, когда женился. Жену мне бабушка сосватала.
-Любка, девка справная, поповская дочка,- говорит.- Добрая, покладистая, работящая. Как раз для тебя.
Я отказывался как мог. В военной части засмеют, что поповну в супруги взял. Гляди, неприятности возникнут. Но, всё изменилось, когда только увидел её. Влюбился без памяти. Первое время жили мы, душа в душу, а немного времени спустя, принялась Люба строить меня. Так, по-доброму, но очень такое не нравилось. Ради неё в соседний район, на службы стал ездить. И то, тайком, чтоб никто не дога-дался. Якобы за грибами едем, или на речку, да мало ли выдумывали, если кто вопросы задавал. Помаленьку воцерковился, но приходилось разрываться между службой и храмом. Любке это очень не нравилось. Ей хотелось, чтоб я бросил армию, переехал с ней в село и там уж жил, как ей удобно. Начались ссоры, истерики. В конечном итоге, отдалились мы с женой очень. Домой не хотелось возвращаться, так допекли постоянные укоры, да слёзы Любы. В конечном итоге, случился серьёзный раздор. Я несколько дней ночевал в части, потом неделю у товарища. Когда, наконец, вернулся домой, то нашёл на столе записку- мол, уезжаю от тебя, не ищи, нашла другого мужчину, которого полюбила всей душой. Он искренне верующий, понимающий человек, который разделяет мои взгляды и прочее такое. Сказать, что я расстроился, не то слово. Месяц из запоя не выходил, совершенно опустился. Перестал за собой следить. Взял отпуск, решил разыскать жену. Ведь мы ещё и венчались, по настоянию бабки моей и тёщи. Разыскал, она особо не пряталась. Уехала к матери, поселилась в соседнем селе, откуда её и муженёк родом. Поглядел на него, неприглядный сморчок, что она только в нём нашла. Пытался поговорить, не тут-то было. Я, говорит, беременна, понятное дело, от нового кавалера. А со мной детей она не могла завести. Самое паскудное, что изменяла жена давно, раз на четвёртом месяце беременности ходила. Вот тебе и верующая, вот тебе и поповская дочка. Расстроился горько, да и уехал восвояси. А дальше, полетела жизнь кувырком. Стал выпивать, куролесить. Из армии попёрли. Казённую квартиру, ясное дело, отобрали. Уехал на родину, к бабульке, к тому времени она померла. Там тоже не ужился. Дом продал и поехал искать счастья в большой город. В городе меня судьба и доконала. С развалом союза, остался без работы, а вскоре и на улице. В храм больше не ходил. Церковь ассоциировалась с моей блудной женой. Озлобился на церковь, принимал участие в насмешках, анекдоты рассказывал, попов осуждал с надобностью и без. Всю ту вашу веру с головы вычеркнул и забыл, даже вспоминать неохота. Потому как говорите одно, а на делах совсем иное! Посему, даже вспоминать противно. По воле случая оказался в монастыре. Не потому, что переменил взгляды, просто деваться более некуда. В филаретовской церкви о Боге говорят мало, там всё больше политика, патриотизм, деньги. А мне дела до того нет, пущай хоть трава не расти, лишь бы в душу не лезли, да крыша над головой, хоть какая.
-Да-а,- сказал я.- Тяжело жить с обидой в сердце, да ещё безрассудно жизнь прозябать.
-Жизнь моя, как хочу, так и поступаю,- с нотками раздражения, проговорил Михаил.- Прежде чем учить, проживите с моё, беды вдоволь нахлебайтесь, а там поговорим.
-Ладно, Бог вам в помощь,- сказал я.- Пойду гляну, что там в соседней комнатке.
Продолжение следует..
Свидетельство о публикации №219072100799