Архангел. Роман

МИХАИЛ АБЛАЕВ.  «АРХАНГЕЛ» (роман).

Часть первая.

Она шла с автобуса домой. Она, Елена Ивушкина, великая актриса театра и кино, красавица, брюнетка среднего роста, одетая в белое платье и белую летнюю шляпку. Милая женщина во всём облике её;  в лице её и в жестах сквозила одна такая тонкая и вкусная черта: святость.
Он, Ангел Аврагаб, невидимый человеческому глазу, шёл рядом с ней, освящая и укрепляя её светлую душу. Вообще, он часто разговаривал с ней, сообщая важное и мудрое. Она тоже приучилась спрашивать Ангела о насущных вещах и вещах возвышенных, божественных.
«Елена, тебе надо прочитать «Посёлок» Уильяма Фолкнера».
«Да, у меня есть в собрании сочинений. Только вот когда? Вася, мама,  репетиции, спектакли, съёмки – если будут! Когда?»
 «Выкроишь время и прочитаешь! Главное, нужно стремиться и иметь интерес».
«Хорошо… Я нормально играла?»
Темень. Подъезд уже близко. Юноша странного вида.
- Ста рублей не найдётся?
Во тьме сверкнули  бесовские глаза.
«Беги! Он вырвет сумку!».
Елена в ответ на дерзкую просьбу рванулась и пробежала тяжёлые метры до подъезда. Он не посмел!
Елена тяжело дышала в лифте.
- Что мне носить с собой? Баллончик, резиновую дубинку, нож?
Ответа нет. Не упраздняйся, думай о великом. О спасении.


Она была определена к святости Богом. Глубоко заблуждаются те, кто считает святость уделом только «церковных мышей», Иисусовых любимцев и людей исключительных по своим подвигам и жизненным обстоятельствам, в общем, супер во всём. Бог и особенно Ангелы смотрят на святость по-иному, чем Церковь. Например, Луи Армстронг, Святой Божий – кем, каким он был?  Величайшим певцом и музыкантом, добрейшим человеком. Конечно, верил в Бога и в Христа, но церковным… Далеко до этого у маэстро, но скольких людей он спас в тяжелейшие годы и дни в нашей истории, спас от уныния, от отчаяния, от неверия! Вспомните его «Мозеса»! Он был протестантом, и наверное, православный адепт взбесится: «Мы верим в другое! В истинное!»
Верьте, не сколько влезет, а до тех пор, пока не свершилось, пока не дошло до вас истинное откровение, настоящее прозрение. Или пока не предстали на суд Божий. Тем более сейчас, когда быть «истинным» христианином, «православным» стало перед Богом предосудительным.
Итак… Она была праведной женщиной, честной во всём,  включая веру, чистой и очень доброй. Её можно назвать добрейшей, а добрейший человек из любого народа обретает райскую вечность.
И самое главное… Самое ли? Наверное, я ошибаюсь, но святость её была производна от её творчества. Именно в актёрстве она нашла себя, была истинной изобразительницей доброты праведности и праведности доброты. Её роли  не сотрутся в вечности, её душа светит и греет миллионы, её избрание ролей было удивительно праведным и нравственно и духовно, и духовно-нравственно и нравственно-духовно праведным.
 Её личная жизнь была тяжела и, можно сказать, безупречна.
Будучи в браке, она родила в свои 32 мальчика-дауна, и спустя некоторое время муж ушёл от неё. Она, оставшись с мамой и Васей (отец умер рано) мужественно опекала своих любимых, кормила их и трудилась -  в поту и слезах играла и переживала свои роли, и роли принимала только те, которые несли свет и доброту. Она стала  ангелом кинематографа и душой Театра, в котором играла, хотя за привередливость в выборе ролей её недолюбливали и руководящие лица, и даже товарищи по рампе. Но что поделать -  заслуженная артистка России! Терпели её. И многие любили – просто обожали! И народ её обожал, хотя у многих она вызывала отторжение того же самого духовно-нравственного характера.
Васе уже 22. Учился он дома, теперь работает курьером. Мама совсем старая, но это не мешает её и приготовить, и прибрать, хотя генеральные уборки устраивает Лена в свои отпуска.
Аврагаб смотрел, как она спит, и готовился показывать сон.

Теперь об Ангеле. Он поэт, он умён, но нестоек в своих эмоциях и слишком сентиментален. Родители-Архангелы вырастили его из яйца, ему 360 лет. Вообще, рождение Ангела из яйца – великая тайна, его можно назвать вершиной Божьего творчества. Хотя… Если рассмотреть человека, да что человека, всех живых существ, то для удивления и изумления этим великим, этим величайшим бытованием материи просто не находится места. Невозможно человеческому уму постичь тайны творчества Божьего, он может только отражать, описывать, в дурных случаях – выводить на основе отражений свои убогие, детские закономерности и даже принципы происхождения и существования. Вообще, мир не представляет, как он стал преступен и глуп в своей преступности, однажды порвав  с креацианизмом и встав на путь материализма. Бедные дети! Несчастные взрослые! Горькие старики! Гиблые души учёных и идеологов от науки! Учителей…
Но – об Ангеле. Аврагаб женат. Его выбрала древнейшая Ангелица, ввиду своей глупости так и не ставшая Архангелом. Много таких вот древних и древнейших, но у каждого – своя судьба. Например, один Ангел живёт в своём ангельстве уже многие миллионы лет ввиду своей принципиальной вредности, связанной с умом и красотой. Так уж бывает.
Ангелицу зовут Васавита. Они разговаривают довольно нечасто, она ревнует его к Ивушкиной, и не напрасно. Чувствует, как относится Аврагаб к своей пасомой, к своей подопечной.
Он очень красив, но в его облике скрыто нечто болезненное, свойственное поэтам. Святой Дух, второй сын Божий, отличающийся среди прочего величайшим на Небесах поэтическим творчеством Своим, сказал как-то о стихах Аврагаба: «Прекрасно, но тяжело!», и это – взгляд Святого Духа!
Как и все служебные духи, наверное, почти все, Аврагаб мечтает жить в теле в будущем веке, заниматься с женой сексом и иметь детей, быть полноценным «человеком». Святым! Жить в московской квартире, любить, радостно встречать Бога и пожинать плоды своего многолетнего, многодесятилетнего, столетнего служения, что можно сравнить с вожделенной пенсией старого солдата, отдавшего свою жизнь службе. Богу и человеку.
Только вот  Васавита, всю жизнь проведшая со своими песнями на Третьем,  ангельском Небе, не готова ни к эросу, ни к детородству. Она в сомнениях  и ответа не даёт. Так дети не хотят быть взрослыми. Или что-то ещё?
Не в этом ли источник личностных проблем, если не сказать – болезни Аврагаба? Но у него утешение – святая Елена Ивушкина.

Стих Аврагаба:
Мне недостаточно того,
Что согревает миллионы
Святых существ на Божьих Небесах.
Я жить могу в суровой плотской силе,
И это мне даёт могучий стимул
Служить Ему и быть самим собой.

Как она относится к вере? Вера для неё – это всё, но в Церковь она приходить не собирается. Возможно, благодаря своим собственным взглядам, возможно -  по благословению Ангела. Очевидно, что-то случилось на Небесах, но это ей неведомо. Знает только, что конец человечеству будет в 2023 году и что её заберут в теле в далёкую землю, где люди будут по первому моменту как евреи в пустыне, а потом, когда освободятся жилища в городах, будут жить сносно и ждать будущего века.
«Ты хотела бы жить рядом с Моникой Беллуччи?»
«О да, она моя любимая актриса и, наверное, святая женщина. Такой удивительный человек!»
«А дети её?»
«Знаешь, её признания о чудесном зачатии всем всё уже сказали… Такое существо не может лгать на самое дорогое!»
«Ты понимаешь, что эти два чуда произошли с ней неспроста? Ты и не знаешь ничего? Почитай Аблаева. Я тебе укажу!»
«У меня нет Аблаева! Где мне купить?»
«Попробуй в «Библиоглобусе»!».
«Сегодня же заеду!» 
«Эти книги тебе очень многое дадут! Об авторе говорить я тебе не буду, сама догадаешься, если сможешь… Или Моника проговорится…»
«Я, кажется, начинаю понимать… Это так?»
«Так»
«А где он теперь? Я тоже узнаю?»
«Узнаешь. Теперь вставай. Выпей кофейку, проводи Васю, приготовь ужин. Возьми «Посёлок» -  и в книжный!»
«Знаешь, Ангел, я сегодня, кажется, выспалась!»
«Прекрасно! Действуй!»
Она, босая, слезает с кровати, смотрит на часы. 7-00.
«Посмотри новости по тиви!»
«Как ты меня опекаешь, даже неловко!»
«Мы с тобой… всегда будем вместе…»
Что он сказал? Почему и зачем? Что это?

Теперь об искусстве Елены Ивушкиной. Последняя её роль в кино – директор приюта для детей-сирот. Она сыграла блестяще и была удостоена «Золотого князя».
Пять лет назад она сыграла в фильме «Небо» жену иерея, посаженного и расстрелянного в 37-м. Фильм показывали по всему миру, показывали в Ватикане и, говорят, Папа в один момент зарыдал.
Пятнадцать лет назад она сыграла консьержку женского общежития, которая на свой страх и риск пропускала мужчин на ночь к своим возлюбленным, за что и поплатилась не только «тёпленьким» местом, но и партбилетом.
Она играла и в сериалах: Подругу в «Ворониных» и Тётушку в «Папиных дочках». Но это – просто баловство, почти что эпизодическое.
 Всего, за всю жизнь, у неё 27 киноролей, большинство – главных, что говорит о её сугубой избирательности. Не гонится она за дешёвыми деньгами, и духовно-нравственное, нравственно-духовное начало для неё – важнейшее в искусстве.
Она закончила Щукинское, на отлично, и играет в Театре. Сыграла в  пятнадцати спектаклях, и, учитывая её киномасштаб и театральное величие, принимая во внимание блестящую роль в спектакле Бронникова «Нагие», где она гениально сыграла жену, которая ради счастья мужа с новой женщиной уходит в монастырь, Госкомиссия присудила ей звание заслуженной артистки Российской Федерации.
В своём творчестве она принципиальна, сильна и вдохновенна. Она не раз признавалась в своей «одержимости Ангелом» в процессе творческого акта, в необычайном приливе духовных сил во время исполнения ролей. Возможно, она самая красивая российская актриса, она действительно прекрасна, и очень, очень многие благословляют её красоту и на вопрос о любимой актрисе наряду с Моникой Беллуччи называют это благодатное имя театра и кино: «Елена Ивушкина».

В те дни, когда она была определена…
«Ты должна быть святой!»
«Ты шутишь, Ангел мой? Святые – это другие люди…»
«Они вот такие! Только надо исповедаться»
«Я в эту организацию не вступлю! А как по-другому?»
«Я приму твою исповедь! Как Ангел исповедовал Марию Египетскую в пустыне. Слышала о такой?»
«Конечно! Читала о ней… Но почему не в церкви?»
«Хочешь?»
«Очень не хочу! Хочу быть чистой, непорочной и неподверженной душевной болезни. Хочу быть человеком свободным в своём отношении с Богом! А много у меня грехов?»
«В том-то и дело, что совсем мало! Ты удивительный человек! Ты чудесный человек!»
«Ну, что мне надо делать?»
«Я буду называть тебе твои грехи, а ты их обдумай, обмысли, пойми в чём дело… Какая ты правильная! Но вот слушай…»
Пионерская организация? Ну что это такое? Зачем нужно в этом каяться? Комсомол. Коммунистическое прошлое! Да я давно это оставила, как больное наваждение! Бог видит мою душу! А честности не отнять, и там моя честность использовалась и эксплуатировалась. Он видит твою душу, и поэтому так всё происходит! Неверие. До поры до времени! Я воспитана была так. Но к Богу всегда хорошо относилась, даже в том атеистическом кошмаре, который нам вменялся… Всегда мечтала сыграть Марию Магдалину!
«Ты должна смириться и принять всё своё прошлое с позиции святости своей…»
«Я понимаю тебя, Ангел мой, добрый руководитель мой… Но ведь я по жизни смиренная?»
«Ты смиренна, любимая моя, и честна! А это – залог праведности! И дела твои… великие… и душа твоя светлая! Ну, слушай дальше…»

Но в святости  - не без искушений. Любовь у неё появилась, захотелось личного счастья. Захотелось под давлением извне, но как захотелось! А дело было так…
… Иван Иванович Мохов был переведён в Театр из Екатеринбурга как «молодой гений, без которого отечественный театр – как мать без сына». Он стал играть в «Нагих» Петрова, но такого прилива чувств, как на этом спектакле, Елена за ним раньше не замечала.
Он берёт её руку, целует горячо, со слезами, говоря:
- Марья Осиповна, оставьте мне надежду, вы – душа моя, вы – всё для меня, вы – любушка моя… Не могу без вас жить!
Искорка проскакивает в душе Елены – он влюблённо смотрит ей в глаза.
«Я его люблю!» - потом, уже в гримёрке.- «Я хочу ему спасения! Он  - мой нежный, мой желанный, мой единственный…»
«Я одобряю… Но достоин ли он тебя?»
«Моей святости? Но это – моя тайна… Это -  моя вечность, а здесь пока ещё нужно спасать любимых!»
«Попробуй выйди за него… Но с эросом, наверное, придётся подождать до брака… Хотя… Я спрошу у Бога!»
А вот и он.
- Елена, что вы делаете этим вечером?
- Вы живёте в общежитии, Ваня?
- О да!
- Хотели бы жить у меня?
- Вопрос конечно интересный… Погуляем?
- Мне нужно к сыну… Он у меня больной!
- Что с ним?
- Даун.
- Сколько ему?
- Да вот уже 22 года! И мама старенькая… Не могу их надолго оставить! Пойдёмте ко мне?
- Знаете, я должен сегодня быть у друга, но до друга у меня оставалось пара часов, поэтому я и решил предложить вам пройтись.
- Ну что ж,  до ближайшего кафе? Вы не против?
- Пожалуй! У выхода?
- Зайдите за мной!
- Хорошо…
«Пожалуй, там её не приобнимешь и не пощупаешь… Но у неё! О, рай в шалаше!» - думал Мохов, рассеянно спотыкаясь об оттопыренные края ковровой дорожки.

«Бог велит вступать в интимную близость только в крайнем случае. когда будешь уверена в нём»
«Не верю я в это! Но как он мне мил!»
«Ты действительно хочешь поселить его у себя? Но это – предосудительно!»
«Я – максималистка, и – пылкая…»
«Что скажут в Театре? Пусть остаётся в общаге! Встречайтесь и испытывайте свои чувства…»
«Знаешь, я легла бы с ним в постель… Мне так захотелось любимого!»
«Тебе ли это говорить? Подтолкни его к браку – и баста. Если будет твой – переспи! Воля Божья!»
«Не верю я в это! Он хочет мной обладать, вернее – пообладать, а вот связываться – не захочет!»
«Какой пессимизм! Но это – твоё бремя, быть святой! Не унывай, я с тобой!»
«Не могу я, Ангел! Так хочется быть обычной женщиной в обычном мире…»
«Это ещё что такое? Ты же всю жизнь была правильной и праведной! И вот теперь – падение?»
«Ты прав… Я дурная девка!..»
Плачет. Горько и сильно. А было бы из-за чего!
«Не забывай мастурбировать! Тебе это необходимо!»
«Я его воображать буду!»
«Да хоть как! Сделай и облегчись! Бог тебе руки дал!»
Продолжая плакать, пытается себя возбудить, но это не получается.
«Прости! Я сглупил…»
Темень. Постель одинокой и такой неодинокой женщины. Она успокоилась и тяжело заснула.

Стих Аврагаба:
Этих подводных растений
Унылые знаменья
Страх вызывают
И делают осторожней.
Это приводит боль
И страх, и смятение,
И это даёт болезненный стимул
Думать о невозможном.

Прошло около месяца летне-осенних дней, когда они постоянно встречались в Театре, приглядывались и прислушивались друг к другу. Он показался ей неробкого десятка, и это всё больше настораживало её. Первые вспышки, первые побуждения к нему прошли, и осталось смутное вожделение счастливой жизни с мужчиной, которое таяло на глазах. Её достоинство, определяемое её святостью, не позволяло видеть себя женщиной как объектом сексуальных устремлений в глазах хоть и гениального актёра, но заурядной личности, хоть и нежного, изысканного, но духовно-скудного современного человека.
Они периодически встречались после спектаклей в кафе «Чебурашка», и всё больше она, его изучая, дистанцировалась от своей первой влюблённости.
«Годы проходят, и мы становимся мудрыми и жизненно-умными существами. Если бы он был царём, я бы ещё помялась да поломалась, но этот мальчик… Что мне делать с ним, перегоревшей, пережившей страдания оскорбления и многолетнего одиночества?» Так думала она, прохаживаясь у метро и дожидаясь автобуса.
Ангел нечасто обращался к ней, словно испытывая её, словно наблюдая за масштабным тестированием её личности.
«Ты не обиделся, мой Ангел? Куда спрятался?»
«Я хожу рядом с тобой, мне печально и отрадно одновременно. Терпи и думай!»
«Всегда так бывает! Влюблённость, увлечение, как говорят – страсть, а на поверку оказывается маловодие и малотравие. Нет ни дружбы, ни привязанности, ни большой любви. Она праздность да непутёвость. Он ведь гастролёр, гастролёр…»
Как гастролёру не влюбиться в престижность и удобство! Он не лгал, но в нём много лжи, в том числе – актёрского двоедушия. Он на самом деле не такой уж податливый, как и многие из гениальных людей, он на самом деле не может быть её парой!
Что ж, последнее испытание, последний экзамен. На Покров спектаклей не было.

Мать Тамара Ильинична накрыла стол с ромашками. Борщ из банки, полуфабрикатные фаршированные перцы, дешёвое, но вкусное красное вино. Он в сером костюме-тройке, она, рядом, в красивом зелёном платье. Напротив него – Вася, довольно нервный, неспокойный. Это очень добрый  парень, с лицом и фигурой дауна, в которых странным образом отразилась красота его матери.
Тамара Ильинична берёт большую ложку, после борща накладывает перцы.
- Кушайте, кушайте, дорогие! (После паузы) А вас, Иван Иванович, в прессе называют гениальным приобретением Театра!
У Мохова сильно зачесался нос.
- Да что вы, так маленький Цахес по прозванию Циннобер… Как бы оправдать то, что возложено…
Елена чувствует – маленький уродец выскальзывает в окно – и нет следов!
- Зря ты так, Ваня, ты действительно уникально одарён! С тобой играть – одно наслаждение!
- Тебе виднее, Лена, ты – великая! Я доверяю тебе, но сам…
Мать:
- Доверяйте умным людям, Иван Иванович! Люди-то всё понимают, всё видят…
Елена: Мама!
Мать: Что мама?
Молчание. Мохов бойко поедает перец и просит добавки. Мать ликует. Вася, долго нервничая и дуясь в смущённом возмущении, наконец решается сказать, запинаясь и захлёбываясь слюной.
Вася: А вы хотите быть моим новым папой?
Мохов: Да нет, позвольте, в мыслях не имел. Мы с твоей мамой – друзья и партнёры…
Вася:  Партнёры!..
Он вскакивает и быстро, яростно уходит в свою комнату.
Мать: Бедный мальчик!
Она плачет и собирает тарелки, в том числе - с недоеденным, насметаненным перцем Васи.
Торт едят в траурной тишине. Куски не лезут в  горло Мохова. Между тем Елена очень мило поедает свою любимую «Шарлотку».
Всё.
- Мама, я помою посуду!
Мохов, млея и бледнея, вытирает пот со лба большим клетчатым платком.
- Тамара Ильинична, мне пора идти. У меня очень важная встреча с продюсером…
Врёт. Ну и скатертью дорожка. Не пойду его провожать «до остановки». Кончено!
«Поздравляю, Елена! Люблю!»

«Как тебе «Посёлок»?»
«Прекрасно, но как-то уж очень расплывчато… Хотя для Америки это – шедевр!»
«А Аблаева не нашла… Раскупили тиражи! Когда Моника издаст?»
«А что – он?»
«Он прежде всего поэт и менестрель, хотя в указанных тебе книгах проявил себя как конспиролог, литературовед, богослов…»
«Что такое -  конспиролог?»
«Это…богослов, раскрывающий…социальные тайны. Ну, оккультизм там, колдовство… тайная власть. Это особо сейчас актуально, когда человечеству нужно перед концом осознать своё прошлое и обрести Бога в душе и голове…»
«Наверное, великий человек…»
«Да, удивительное существо…»
«Что значит – существо?»
«Потому что он пребывает в чине Архангела и будет забран живым на Небо!»
«Ну и ну! Такое у нас, в юдоли скорби, разве возможно?»
«Ещё как! Но это – его  жизнь, его подвиги и его страдания… А у тебя – свой путь и своё будущее!»
«Но расскажи ещё о…»
«Блаженном Михаиле? Я думаю, тебе хватит… Ищи и вызнавай сама… Не хочу тебя перекармливать! Но ты купила его стихи…»
«Да. Вот. Запомнила.
Саван саванны
Утопшего в грязи слонёнка
Воды размоют, и он
Поплывёт к своей маме,
Словно в беге
толкаясь в воде ногами.
Лев наблюдающий
вытрет слезу
и гриву свою взъерошит.
Чуду порадуюсь.
Я не грущу о прошлом.
Чудесно! Буду читать на концертах!»
«Это – лучшее! Но – давай спать! Я поздравляю тебя, Лена…»
Подушка, как гипс, запечатлевающий безсмертный образ.


Ноябрьские встречи у министра культуры. День актёров. Ивушкина приглашена, и она уже едет на метро. В своём роскошном зелёном платье, в котором дала последнюю битву Мохову. В лёгком персиковом пальто, в чёрном берете с бирюльками. Едет, вглядываясь в лица пассажиров: какие они все дрянные, многие безобразные, они злые, раздражённые…Как же, холод подступает, тепло закончилось «навсегда», и забот полон рот… Но объяснений у неё нет, что-то тяжко гнетёт её, что-то в ней самой не так. Это добрейшее существо внутри – как башня с привидениями.
Внезапно нашлась спросить Ангела.
«Любимый мой Ангел, что со мной происходит?»
«Что-то тяжёлое, наверное, от духов… Сейчас увидим, что тебя ждёт…»
Сразу от метро пошёл дождь – мелкий и противный. Раскрыла свой розовый зонт, метнулась от машины, тяжко дошла до тяжкого, гнетущего здания Министерства Культуры. Распорядитель встречает в дверях.
- Ивушкина!
Ставит галочку в списке.
- Проходите, Елена Николаевна! В актовый зал, разденьтесь в гардеробе, буфет на первом этаже…
Невыносимо тяжко и гадко!
«Убегай! Демоны про тебя! Быстро уходи!»
- Елена Николаевна, куда вы?
- Забыла кое-что купить у метро! Извините!»
Быстрым шагом, почти бегом она отметает все пройденные в тягости впечатления. И люди попадаются уже другие, заговорщицки-понимающие, не злые уже, а озабоченные и даже впечатлённые последождевым небом с мятущимися облаками.
«Быстрей в метро и домой! Демоны остались ни с чем…»
«Сколько их было?»
«Двое. Но что там в зале – уму непостижимо. Заколдованное место!»

Бегство это дало о себе знать довольно быстро: как же, презрела ассамблею, на которую сам Сам Самыч приехал! Срезали «Нагих», запретили якобы по требованию «православной общественности». Закрыли несколько проектов в кино, министр стал мстить Ивушкиной, как будто исполняя волю тех демонов, которых она только чудом избежала. Взамен двух закрытых фильмов ей стали всучивать сериал «Боги моря» про морскую полицию. Она была уже на пороге вступления в дебри телеширпотреба, зарплаты ушли, накоплений оказалось недостаточно, тем более после недавнего необходимого ремонта, перед планируемым  путешествием с Васей по Волге на теплоходе. Да и кушать-то тоже что-то нужно всей семьёй. Конечно. Всех этих почти что надуманных проблем можно было бы избежать росчерком своего живого ума, но Елена «запуталась в деталях», иначе – была захвачена навязанной суетой не без злого умысла властей.
Но вместо «Богов моря» она стала болеть, долго и муторно, то одним, то другим, проболела всю весну и оправилась только к середине мая, когда как раз требовалось оформить путешествие. Знала ли она, что ей предстоит ещё более тяжкое испытание, которое закончится хоть и славно, но довольно трагически?

В памяти остались эпизоды прощания с Москвой. Шпиль Речного вокзала возвышался над грохочущей стихией «Прощания Славянки», исполняемой духовым оркестром.
«Как на похоронах лабают!» - криво подумала Елена, и Ангел её оправил:
«Покаяться бы стоило в этом!»
«Прости!»
«Бог простит!»
Потом шлюзы, потом разнообразные остановки, пикники, потом старые русские города, печальная затопленная колокольня в Калязине, кровавые пятна Углича, простор Рыбинского водохранилища с позолоченной статуей, Плёс, левитановский прекрасный  Плёс, не менее прекрасный Козьмодемьянск.
Вася радовался как ребёнок, всё время таскал маму  за руку, собирал  сувениры, прикалывал на бейсболку немногочисленные значки, каким-то чудом остающиеся ещё на этих туристических маршрутах.
Ели прекрасно, в ресторане на второй палубе. По вечерам слушали удивительного барда, певшего картавым голосом песни Суханова и свои сочинения.
Ужас случился в Ярославле. Подходили к пристани. Не знал Аврагаб, что демон проник в рулевую рубку этого советского ещё теплохода, построенного на германских верфях, и овладел рулевым. У того помутилось в глазах, холодный пот побежал по щекам, глаза закатились и он судорожно вцепился в штурвал перед самым подходом.
А причиной тому было то, что Вася упросил маму сфотографироваться на корме второй палубы сидящей на заграждении. Она послушно села и улыбнулась. Кадр. Второй, третий.
- Мама, сыграй! Отличные кадры. В журнал пошлём!
Она, сидя на  железке, подняла руки, сдвигая на затылок кремовую шляпку и обаятельно улыбаясь. И вот – страшный толчок. Она, хватаясь за воздух, полетела в волжскую воду.

Что делать? Соображай, Аврагаб! Плавает она еле-еле, бултыхается кое-как по-собачьи, не выплывет, утонет… На корме никого, все столпились на стороне причала. Вася в растерянном ужасе медленно, но верно, входит в состояние истерики, потенциальное для всяких даунов. Он как вкопанный стоит, держась за ограждение, смотрит на тонущую мать и начинает реветь, реветь грудью. Нельзя видеть такого!
Внезапно рядом с Васей оказался высокий прекрасный  мужчина лет тридцати.
- Мама?
- Мау-а-а-ы-ы!!!!
Аврагаб прыгнул в воду в Елене, в волны, пускаемые теплоходом.
- Лена, я с тобой! Хватайся за мои плечи!
Задыхаясь, ловя воздух рыбьим ртом:
- Кто ты?
- Я – твой Ангел! Будем жить!
Она схватила судорожно его плечи,  и он быстро поплыл, оплывая теплоход, ключом бурлящую воду от винтов, которая внезапно прекратила бурлить.
Пришвартовались.
… Аврагаб вытолкнул её на лесенку, Лена из последних сил выкарабкалась на берег.
- Где ты?
Его не было.
«Я здесь, любимая! Как всегда…»
- Любимый мой! Спаситель мой!
Набежавшая толпа служителей порта и пассажиров ошарашенно разглядывала вылезшую из воды женщину.
- Да это Ивушкина, ребята! Сама Ивушкина к нам приплыла!
Людям было не до смеха.
- Кто вам помог, Елена? Где этот парень? Кто он?
- Это – Ангел! -  едва проговорила она. По лицу потекли слезы, она потеряла сознание.

Путешествие продолжилось. Кострома с её Ипатьевским монастырём и Феодоровской иконой, Казань с её кремлём и чак-чаком, Ульяновск…простите, Симбирск с его памятниками Карамзину и букве «Ё»… И Волгоград. О да, кровавая земля Волгограда!
Назад. Аврагаб не на шутку влюбился в Елену, признавался ей в любви каждый день, ровно в десять часов утра, он забыл свою Васавиту, перестал выходить с ней на связь. Много более того: за подвиг спасения Бог с Великим Советом удостоил этого Ангела архангельского чина.
«Лена, я теперь Архангел! У тебя – Архангел! Архангел любит тебя!»
«За что же такая награда, мой Архангел?»
«За спасение тебя, любимая! За подвиг!»
«Поздравляю тебя, любимый мой!..»
Васавите стало известно увлечение её мужа, отсверкивающее взаимностью, и она надолго задумалась, слала своему Архангелу загадочные письма, полные недвусмысленных намёков, изводила влюблённого Аврагаба и, когда довела его до депрессии и разгула тёмных чувств, подала Богу на развод.
Бог ответил:
«Найдёшь ли ещё такую драгоценность?»
Васавита ответила:
«Одиночкой проживу на Небесах! Да и то: «Кто женится на разведённой, тот согрешает…»
«Брось ты эту чушь, эту ересь… Ну как?»
«Разводи, Боже! Он мне изменил! Он меня не любит!»
Всё, развод. Темнота, горячая темнота с алыми пятнами истерики скопилась в душе Аврагаба, и он заболел. Он первый подал о себе знать:
«Боже мой, твой Архангел болен! Он уже не тот…»
Прилетел Херувим.  Архангелы-санитары из  небесной больницы забрали Аврагаба, и у Елены Ивушкиной появился теперь новый Ангел по имени Аврамес.

Конец первой части.










Часть вторая.

На втором Небе, где живут Архангелы, за неимением душевнобольных ангельских «дворян» или «офицеров» странноприимицы не оказалось, и для Аврагаба был отведен отдельный дом с единственным  «лекарем» - сведущим в небесной психиатрии Архангелом Абдрадитом. По его настоянию Аврагаб целыми днями лежал на кровати и во время излучения Сил – небесных энергетических генераторов – делал лечебные упражнения: вращал головой, делал повороты туловища и причудливые движения руками. Абдрадит часто прогуливался с ним среди архангельских домов, водил по воскресеньям его в Храм, а по субботам – на концерты певцов-Архангелов, исполнявших как небесные сочинения, так и лучшие песни земных исполнителей и авторов. Они подолгу беседовали на разные темы, но маска тяжёлой депрессии редко сходила с лица Аврагаба, редко когда его оставляло немение членов и тёмное покрывало души. Разве только… при воспоминаниях об Ивушкиной? Нет! О ней он не мог не говорить, но страдания сопутствовали этим разговорам.

Они прогуливались между аккуратных пирамидальных деревьев по сверкающей дорожке.
- Я слышу, что твои мысли - о Елене. Облегчись! – говорил Абдрадит.
- Она ступает, как лучшая из серн, аккуратно, с носка на ступню, и шёлковый платок зиждется на её бёдрах!
Молчание.
- И всё? О ней.
- Она дышит так ровно, но с хрипотцой…
Молчание.
- Всё?
Молчание, всхлип…
- Пожалуй…
- Поговорим о будущем устройстве мира. У меня кое-что есть новенькое! Один Ангел послал депешу Богу о замороженном мясе и рыбе в холодильниках разного калибра, которые после конца и прекращения работы мирового электричества  должны разморозиться и протухнуть, пока в течении лет будут вершиться великие дела с миром.
- Какой положительный Ангел… И что?
- Бог распорядился оприходовать все замороженные продукты. Высушить, завялить, сделать солонину… И так далее! Этим занимается теперь группа Архангелов. А ведь всё мясное, не знаю как рыбное, но мясное пойдёт на долгое использование в пищу в Москве, у Святых… Ведь ты понимаешь, что животных в будущем веке убивать не будут? Ты ведь об этом знал?
- Как не знать?
- Скажи: обижаешь! Хоть я был с ней , но…
Молчание.
- Кто… кто с ней? Теперь…
- Это так важно? Смотри…
- Должно быть важно…
- Ангел Аврамес.
Аврагаб зарыдал, пошёл куда-то шаркающими ногами.
- Ну, нюни распустил, младенец! Иди сюда, друг мой!
- Был младенцем в отличие от тебя…
- Ну пойдём, лапочка, в дом! Не плачь! Всё будет хорошо, вот увидишь…
- Не…не…не будет!
Рыдания. Абдрадит уводил его  почти в охапку, сотрясающегося беззвучными рыданиями-кашлем, тёмно отражающимися на больном, скорбном лице Архангела.

Необычайный прилив энергии, который так любят и которого так ждут Ангелы. Аврагаб двигает и вращает головой, пользует грудь, но тьма уходит  в живот, в животе гнездится и стелется чёрным скатом, полощущим душу своими крыльями. Искорки небесной силы оживляют голову, сердце, трепещут в ногах, но уныние, как глиняный шар, давит и не хочет никуда уходить.
Абдрадит включает Пупо. Улыбка, жалкая, мученическая улыбка появляется на губах Аврагаба. Но глаза не веселятся, не радуются.
- Мы с тобой переборем депрессию, и тогда…
- Не-ет…
- Трудись! Трудись над собой… Как со стихами, поэт?
- Никак.
- Очень жаль, что нет побуждений! Не забывай своего листа! Хочешь, я подброшу тебе тему?
- Что ты…
- Да что, хорошая идея! Почти на заказ… Напиши для меня!
- Оставь. Я не могу…
- А ты попробуй! Ну хотя бы к ней напиши! Хорошая идея!
- Как к ней? Где она теперь?
- Мы ей передадим твои стихи! Прекрасная идея! Ей прочтёт Аврамес.
- Да?
- Так и есть! Так и будет!
Аврагаб исступленно хватает Архангела за локоть, пьяный маниакальный огонёк загорается в глазах и освещает лицо тусклым зверским светом.
- Попробую! – Аврагаб возбуждённо трёт страдальческие руки и болезненно улыбается.
- Ну вот хорошо! Я принесу тебе твой лист. Заодно почитаешь то, что написал при ней…
Абдрадит уходит. Он в своей комнате обращается к Богу: «Перспектива преодоления крайней депрессии наметилась! Маниакальные связки  проявились. Возможна нормализация состояния в опосредованных отношениях с Ивушкиной».
«Ты молодец! Я велю Аврамесу сообщать как можно больше Елене об Аврагабе. Занимайся!»

Аврагаб нервно печатает на своём листе, ненадолго задумываясь, замирая (Абдрадит сказал бы, что это хороший признак!),  на его серьёзном, сером лице отражаются умственные переживания и даже борения. Ему не до депрессии… Вы скажете, я шучу? Просто не так выразился… Маниакальные ростки его души в моменты творчества уравновешивали депрессивный ком, просвещали его, как тёмный стеклянный шар, тяжёлый и холодный.
Он писал, думая о Елене, поэтому стихи получались не совсем свободными, как хотелось бы ждать от прогрессивного земного поэта, но отличались силой чувства и солёной духовной наполненностью. Впрочем, соль… Это я опять хватил! Не до соли было больному духу, он, как голодный за еду, хватался за своё чувство к Елене, находил просветы радости и упорного душезнания.
Абдрадит периодически входит к нему в комнату и спрашивает, как дела, как сочиняются стихи.
- А знаешь, «Нагих» вернули на сцену! И ещё: ей дали  роль в фильме Воспитателя «Фаины фенечки». Ты рад?
- Пожалуй… Скоро силовой час?
- Вот сейчас допишешь стих -  и как раз…
- Зачем ты обманываешь? «Допишешь стих!» Как будто под меня строится небесный порядок!
- Я - тебя - никогда - не обманываю! Мы не на земле, чтобы обманывать! Я просто прикинул.
- Ну тогда… дай сосредоточиться…
Абдрадит – Богу: «Он меня всё больше радует! Высказывания становятся пространнее и чётче. Пожалуй, он выкарабкивается».
Бог – Абдрадиту: «Продолжай ему помогать! Ты знаешь, как он Мне нужен! Не говоря уже о том, что любой Мой ребёнок для Меня – живая книга».

Стих Аврагаба:
Я, Елена,
Хочу объявить:
Я никогда не ленюсь
В собирании песчинок
Моего чувства
К тебе.
И хорошо, что они сырые,
Смоченные слезами,
Текущими из глаз,
Больших, как твои окна,
Будящие тебя по утрам
И пропускающие свет и воздух.
Хорошо, что этот песок
Не развеется ветром
И не станет достоянием
Тёмного моря.

- Аврагаб, знаешь, а ведь это гениальные образы, достойные сборников небесного избранного!
- Ты это Богу передал?
- Позволь, передам!
- Как знаешь…
- И Елене – обязательно!
- О, Лена, Бог дал мне тебя, не зная, как я буду счастлив!
- Ты - счастлив?
- Я… я… горький отброс… Томлюсь в душевной тюрьме… И я её…никогда не увижу…
- Прости, любимый мой друг! Я очень плохо сказал…
- Что ты сказал такого?
- «Счастлив…»
- Я - несчастен. Но я собираю счастье, как вот такой песок воспоминаний и яви, и слепляю его в массу своими слезами.
- Потерпи! Может, всё ещё сбудется!
- Ты думаешь, Бог даст тело душевнобольному?
- Право, не знаю! Бог милостив к  Своим детям, но Он принципиален и строг. Но ты… думай о ней… не оставляй её, она – твоё спасение!
- От болезни?
- От болезни и вечного одиночества!
- Значит, ты надеешься? На что?
- На твоё реальное счастье, Аврагаб! Видишь, ты почти уже здоров!
- Что ты! Это небольшие просветления, связанные со стихами и разговорами о ней…
- Ты преодолел кризис и нормализуешься… А болезнь… Будем считать, что это - расстройство!
- Но ведь ты думал сегодня, что у меня депрессивно-маниакальный психоз! А он не лечится! Это  - не простое уныние, сообщаемое депрессией. Это – серьёзный изъян души.
- Но это - двоякое и даёт спасительное равновесие – ни туда, к избытку одного, ни туда – к избытку другого. А результат – гениальное творчество!
- Значит, ты думаешь, Он меня наградит телом?
- Я не могу надеяться. Но ты должен стать великим поэтом для Неба и земли. Вот так! Постарайся! Ты ещё не раз встретишь её, в теле ли, в духовном ли состоянии! Жди и твори! Ну что, пойдём погуляем?

Елена Ивушкина гуляла одна по подмосковным перелескам, закончив на сегодня сниматься в «Фенечках». Просёлочная дорога манила в раскидистые кущи, и она шла по ней, надеясь на какое-то открытие. И – вот оно открытие! Во впадине со свисающими корнями и зарослями лопухов и крапивы ей открылся родник – огромная бетонная труба, врытая когда-то и полная теперь воды, накрытая деревянным «домиком». Из крана журчала вода, и Елена попила этой чудесной ключевой влаги.
«А теперь уходи! Помочи ноги!»
Аврамес стоял рядом, наслаждаясь прикосновением к прохладной трубе.
«Где же мне ноги помочить, Ангел?»
«Иди, смотри!»
Выбравшись от родника, Елена увидела тропинку, ведущую сквозь заросли высоких сыролюбивых растений. За ними был спуск к глубокому ручью, почти речушке. Ствол поваленного дерева приютил милую женщину и, сняв босоножки, она погрузила в прохладную воду свои уставшие ноги.
«Что с ним, моим Архангелом? Я знаю, он болен, но… как он там?»
«Знаешь, Елена, он думает о тебе, и ему лучше! Он пишет тебе стихи, и мне велено тебе их читать»
«Прости, Ангел, но… это, конечно, дерзко, но не мог бы ты сказать мне…имя моего любимого?»
«Пожалуй. Его зовут Аврагаб, Архангел Аврагаб».
Молчание, трогательные, нежные переживания, мысли Елены.
«Ну не замерзла ещё?»
«Хорошо. Так жарко!»
«Я прочту тебе его стих, и тогда уходи. Знаешь, чувства бывают обманчивы, а тебе не время болеть!»
«Хорошо. Читай.»
Минутное молчание.
Аврамес читает:
«Мне не дано твою душу
Измять, как цветок.
Я не могу прикоснуться
К твоим босоножкам,
Ступающим в росной траве.
Я не способен увидеть твой ум,
Стерегущий любовь
И восходящий к высотам
Живых мыслей о Боге.
Я взаперти,  и я так страдаю,
Что слезам не дано
Пробиться
Сквозь камень и пламень лица.
Но я устремляюсь к черте
Пространства и обстоятельств,
Разделяющих нас.»
Молчание; мысли, чувства кипели и бурлили слёзными вспениваниями души.
Молчание, почти тяжёлое. Плач без слёз, с широко раскрытыми, вбирающими в душу глазами.
«Ну как?»
-  Он…это пишет мне, и я… не могу не думать о нём! Я теряю ориентацию во времени и пространстве… И земля, и Небеса, и сегодня, и будущее, и вечность… Тяжело!
«Вот с таким чувством и играй! Цены тебе нет! Не забывай о своей святости. Иди уже!»
Она послушно вынула ноги из бегущего потока, вытерла о траву, одела босоножки и пошла… Пошла по направлению к посёлку.

Аврагаб всё больше писал, собирая в своём листе книгу под названием «К Елене». Что-то наподобие сонетов Петрарки, только наоборот. Не он остался жить, а она, поскольку он считал себя умершим. И вот эти посвящения «мёртвого» духа стали неиссякаемым источником душевной красоты и оптимизма.
- Ты зря считаешь себя мёртвым! Ты вечно живой Архангел, пример и назидание для всех небесных духов. Ты закончил книгу?
- По идее, уже всё! Нужно посчитать, сколько стихов! И расставить по порядку…
- Советую тебе, Аврагаб, оставить их по порядку написания, хронологически отражая свои переживания, своё выздоровление, свою историю и того, и другого в чистейшем ручье любви на расстоянии…
- Разве это такая любовь? Вот кто-то любит так, что любимая узнаёт о великой любви только после смерти, своей или его… Вот это любовь!
- В тебе говорит уныние! Любовь - это прежде всего верность, и как она проявляется, это уже дело обстоятельств. Но обстоятельства не меняют сущности явления! Но - посчитай!
Аврагаб старательно считает свои произведения, и большие и малые, с интересом и увлечением, что выдаёт его стабильное определение к выздоровлению.
Он закончил и улыбнулся глазами, что редко с ним случалось последнее время. Возможно, и вообще ни разу -  во время болезни.
- Ровно тридцать девять! То, что нужно! Я доволен. Значит, говоришь, переставлять не нужно?
- Не нужно, любимый мой друг! Пойми…
- Конечно. Сделаю заглавие и оглавление…
- Давай! И я отошлю книгу Богу. Я верю, что вещь получилась великолепная!
Аврагаб трудится, и Абдрадит с умилением смотрит на своего друга и пациента.
Книга Аврагаба пошла и ещё как пошла: на Великом Совете и ассамблее духов ей присудили главную Небесную премию среди поэтических книг. Святой Дух зачитывался этими чудными творениями, изменив своё отношение к Поэту:
- Полегчал и посветлел Аврагаб! Болезнь убила Архангела, но оживила и вознесла Поэта!
Бог ответил:
- Так ли убила? Я на него надеюсь!
Книгу разослали всем небесным духам и рекомендовали изучить в кратчайшие сроки.
Ангелы на Третьем Небе, Ангелы, свободные от заданий, поручений и работ, читали на ассамблеях субботних дней эту книгу и запоминали ярчайшие из стихов.
Стихотворение Аврагаба:
Я жду моих счастливых дней,
Я жду тебя, Елена, в воскресенье,
Я жду тебя, Елена, всё сильней,
Моя любовь, Елена, и спасенье.
Я буду жить, Елена, и любить,
В тебе – моя любовь и вожделенье,
А без тебя меня не может быть,
Хотя не много веры в воскресенье.
Стихотворение Аврагаба:
Мне не дано понять,
Сколько дней до счастья,
И не дано считать их,
Вычёркивая по одному.
Это -  моё смирение
Перед Высшим судом.
Я сознаюсь, что верю
В преодоление невозможного.
Стихотворение Аврагаба:
Мне, как тебе, не снятся сны,
Ведь я не сплю уже три сотни лет.
Мне не прильнуть к тебе во мне
И не дышать с тобою в такт.
Но дух мой теплится в уме,
В душе больной святого духа,
Я помню, Лена, о тебе.
Летай, летай, златая муха!

Аврагаб предстал вместе с Абдрадитом перед престолом Всевышнего и получил из Его рук наградную хартию.
- Да ты уже молодцом стоишь передо Мной, Аврагаб! С выздоровлением тебя! Но… пока что поживи в своём доме вместе с Абдрадитом, он должен присматривать за тобой. И пиши, пиши для Меня -  и для неё.
- Отец, хочу оправдать Твоё доверие мне. И надеюсь… Очень надеюсь!
- Надейся, сын Мой!  Иди с миром и будь здоров.
Уходя, Абдрадит заметил:
- Видишь, как Папа к тебе благосклонен! Надейся на благой исход жизни любви, служения и творчества! Будешь в теле! А, может, и я с тобой? Хотя… я, наверное, не готов к этому… Хотя, моё служение в земных психушках отнюдь не отвратило меня от жизни в теле!

Дни шли за днями, месяцы за месяцами, набегали года, выплёскиваясь предновогодними хрониками событий. Елена играла и созидала свою душу вместе со своим Ангелом Аврамесом. Но сроки подошли. Гордый мир, злой мир, глупый мир кончался, чтобы началось новое, великое, величайшее в постройках и достижения этого преходящего мира.
Была осень, в самом разгаре. Он сказал:
«Елена, собирайся, готовься,  сегодня ночью – на новое место жительства!»
«Как это?»
«Сегодня вас заберут Архангелы, и вы будете жить до поры до времени в отдалённом месте».
Вечер она проходила, как замороженная, не находя слов и не понимая слов, обращённых к ней. Ночью, в три часа (а она не спала!) она увидела у балконного окна сияющее и светившее огнями неземными, нереальными, явление: к балкону подлетел Херувим. Дверь балкона распахнулась, и в комнату вошли двое мужчин со светлыми, благостными лицам, в синих  комбинезонах.
- Елена, одевай сына и - в корабль! Ты спасена и будешь жить вечно! Не говоря уже о том, что - святая!»
Минут через пятнадцать она вместе с Васей сидела на мягких скамьях с краю от групп ошарашенных, испуганных и в то же время счастливых  землян. Никто из них не был ей известен… Ты не ошибаешься? Ах, да: вдалеке она увидела голову Аврала Мотылиевича Воспитателя, своего режиссёра по «Фаиным фенечкам»,  фильму, прошедшему с чудовищным успехом.
- Куда полетим?
- Архангелы говорят: в Австралию. Какие тут секреты?!
- До поры значит?
- А потом будет новый мир и новые люди!
- Слава Богу!
- Не жаль людей-то тебе?
- Не умрёт семя – не прорастёт, и не даст ростка, и не даст побега, и не даст зерна… Бог воскресит достойных, и не будет ни скорбей, ни болезней, ни смерти, ни горя. Все будут жить на Земле с Богом и радоваться, и смеяться, и трудиться, и творить, и любить!
Ещё после десятка остановок, сопровождавшихся приходом изумлённых, ошарашенных людей, Херувим полетел высоко и плавно. Архангелы запели песню спасения.

Свершилось. И закончилось. И началось. Демоны подверглись уничтожению и посмертному очищению, Держава Смерти оказалась упразднена, и Архангелы хлынули к этому сонмищу духов людей, не знавших, не любивших Бога, но часто любивших правду, истину и истинное добро. Ритуальные дьявольские места были разгромлены, и «боги» с Кайласы и Олимпа оказались в мучительных разъединениях духа с душой -  в мучениях. Тела умерших пошли в общий котёл биомассы, из которой Архангелы готовы были «лепить» новые тела для воскрешаемых. Наступал день 6.1.
Скоро Страшный суд. Началось создание тел для Святых. В специальных зонах Архангелы, специалисты высочайшего профиля, «лепили» живые тела людей и Ангелов по их точным биометрическим параметрам, как это было на заре человечества. Но теперь… Что ж, не зря прошли многие тысячи лет, и технология усовершенствовалась и утончилась.
Аврагаб затосковал, ожидая определения от Бога. Его била мелкая нервная дрожь, когда он в своём доме услышал радостный клич Абдрадита:
- Почитай депешу от Бога!
Глаза не видят, всё плывёт в листе у Абдрадита.
- Дай прочитаю! «Аврагаб! Ты великий поэт и великий Ангел, победивший свою болезнь. Ты будешь вечным мужем Елены Ивушкиной. Иди к своему телу в  05 - Караганда. Твой Отец.»
…С замиранием сердца он лёг в своё тело и, ошеломлённый, положил руку на сердце. Оно билось.

- Аврагаб, кто это ждёт тебя за околицей?
- Абдрадит, приветствую тебя:  ты тоже в теле! Кто же меня ждёт?
Абдрадит  (подтягивая большеватые портки, пользуясь ремнём, как диковинкой):
- А ты пойди, посмотри!
Аврагаб выходит за ограждение особой зоны и видит небольшого белого Херувима, с мигающим розовым огоньком над дверью.
- Это особый свадебный Херувим. Таких всего несколько штук, если ты не знал!
- Не знал…
На розовой лавке его дожидается Елена, в венке из одуванчиков.
- Здравствуй, родная!
- Какой ты красивый в теле!
- Но ведь ты помнила меня там, в Волге?
- Представь - нет!
- А я-то надеялся… Но как ты любила меня, никогда меня не видя?
- Так вот любила! Любила твой голос, твои объятия, твои стихи… И твою доброту! Теперь ты отпечатаешься во мне в нашей дочке, которую зачнёт во мне Сам Бог. Мне это рассказали.
Он садится рядом с ней.
- Нам нужно…ещё… привыкнуть друг к другу! Но что я говорю? Я ведь тебя прекрасно знаю!
- А я эти годы ждала Архангела на белом коне…
Абдрадит скромно входит в Херувима и садится на лавку напротив.
- Я ваш сосед! Не отвертитесь! Поехали. Москва.

Квартира Елены Ивушкиной. Под слоем пыли – семейные фотографии, стол, подоконники.
- Вот я и дома! Где моя мама?
- Она в Раю. Будет жить с Васей у себя на родине, в Невинномысске.
Он обнимает её за талию, и зверёк возбуждения пробегает по его обживаемому новому телу.
Она задумчиво берёт его за руку.
- Любимый, давай приляжем и просто посмотрим в потолок. В глаза вечности.
Они ложатся на её разложенный диван прямо в одежде и обуви и смотрят в потолок. Руки их сплетаются, и тела приникают друг к другу.

Конец.
               
                20 июля 2019 года.