Большой день

Пересекая проходную «Цикламена», я испытывал нешуточное волнение: ведь минуло  восемь лет, как я был насильственно отлучен от предприятия, на котором проработал без малого 50 лет, причем  не на самых последних ролях, и вот теперь был сюда приглашен по случаю его юбилея. Все эти годы многомерный образ «Цикламена» неизменно присутствовал в моей памяти,  эмоционально отзываясь, как фантомная боль в жизненно важном органе, от которого я был отсечен.
Едва войдя на территорию «Цикламена», я бросил пред собою жадный взгляд, и ожидаемо увидел один из главных пейзажей моей жизни: стену желтого цвета с двумя ярусами ленточных окон, убегающую вдаль, чтобы на полпути до горизонта затеряться в древесной зелени, однако мой взгляд сразу схватил отличие от образа, хранимого в памяти: старые яблони с раскидистыми кронами, раньше росшие вдоль стены, исчезли; - их сменили аккуратные самшиты, высаженные вдоль стены с равными интервалами. Но Доска Почета и окружавшие ее голубые ели, к счастью, сохранились. Еще большие изменения я заметил на виде справа: на месте трехэтажного остекленного «аквариума» вырос грандиозный корпус «лужковско-собянинской» архитектуры, которая спорит с конструктивизмом главного корпуса. Когда, войдя в него, я оказался в длинном коридоре, слабо освещенном искусственным светом, мое дыхание перехватило: это был коридор, знакомый с 1963 года. Однако то было лишь первое, поверхностное впечатление; присмотревшись, я заметил, что покраска стен и потолков – свежие; что двери, их наличники и надписи, поясняющие назначение комнат, - новые, и, пожалуй, - гламурные, что ли. Особенно большие изменения произошли в облике туалетов, - они блистают стильной сантехникой и чистотой, почти что нереальной.
В комнате научного подразделения, куда меня пригласили вместе с еще  несколькими «ветеранами», чтобы «вспомнить минувшие дни», и где нас ждал роскошный стол, - та же картина; создалось впечатление, что на всем предприятии был проведен тотальный евроремонт, а вся рухлядь, обычно копившаяся десятилетиями – выброшена;- такими  аккуратными рабочие помещения «Цикламена» я никогда не видал. Единственное, что почти не изменилось – это лица присутствовавших коллег– такие знакомые, и такие родные.
Проявив  душевную щедрость, руководство пригласило нас, «ветеранов» посетить и главное производственное помещение, - Мраморный зал. Первым впечатлением было то, что он осталось таким же, как был: столь велика роль его замечательной архитектуры: двухэтажное пространство площадью с футбольное поле, с несколькими рядами тонких прямоугольных колонн и стенами, облицованными мрамором. Но вскоре мне бросилось в глаза, что зал теперь перепланирован: он разделен стеклянными перегородками на множество просторных помещений, в каждом из которых виднеются по 1 - 2 работника, одетых в стильную униформу. Производственная мебель, шкафы, монтажные столы, (некоторые из которых снабжены лупой-экраном), - все новое, а измерительная аппаратура – хорошего мирового уровня. Лет сорок тому назад такое  производственное помещение можно было увидеть лишь на показушных промышленных выставках, а теперь в Мраморном зале это  стало рутиной.
Кульминацией праздника стала его торжественная часть, проходившая в Большом конференц-зале. Это большое, вытянутое в длину помещение на тысячу мест с небольшим подъемом, обращенным к сцене, на которой всегда стояли трибуна и стол президиума, задником которой служил красный занавес с расположенным перед ним постаментом, увенчанным  большой белой головой Ленина, внутри полой. Хотя после 1991 года голову больше не выставляли, все же она на сцене продолжала присутствовать незримо, цепляясь за советский облик конференц-зала. Но вот грянуло попсовое представление, открывшее торжественную часть, - с ряжеными барабанщиками, двумя танцорами, стремительно переодевавшимися на сцене, и двумя рок-певцами – все это при звуковом фоне 90 децибел, - пошлость, конечно, но это была доброкачественная, - буржуазная пошлость, а не злокачественная, - советская, и  дух Ильича был, наконец, подвергнут экзорцизму, что меня порадовало. Такого же рода замечания можно сделать и о собственно торжественной части. Новый директор, сорокалетний мужчина внешне произвел впечатление культурного, уравновешенного компетентного делового человека, чем выгодно отличался от директора прежнего, который был сапог - сапогом. Выступление директора было дельным и лаконичным. Церемония поздравлений и вручения наград тоже прошла быстро и по-деловому; все грамоты были оправлены в рамки, так, что получателю для их водворения  на место осталось только вбить в стену гвозди. Лица присутствовавшего при церемонии бомонда были тоже не те, что раньше. Может быть, эта публика даже круче прежней элиты, но выглядят они более цивилизованными.
Когда торжественная часть закончилась, я окинул взглядом зрительный зал, и ахнул: за исключением редких вкраплений, все лица были мне незнакомы, что и понятно: кадровый состав «Цикламена» сильно обновился; здесь присутствовали, в основном, молодые люди, многие из которых выглядели интеллигентными, умными  и даже красивыми.
Подытоживая впечатления минувшего дня, я понял: «Цикламен» сильно изменился: в старые мехи влили новое вино; этому было нельзя не порадоваться: ну, разве было бы лучше, если бы он продолжал оставаться заповедником социализма, вымершего уже почти повсеместно? Нет, конечно!
И все же, выйдя в фойе, я бросился отыскивать среди ныне работающих сотрудников тех, с кем расстался восемь лет назад – все эти годы они населяли образ «Цикламена», хранившийся в моей памяти, и были мне совершенно необходимы, чтобы сшить его с тою картиной, которая  предстала моему взору. И это мне удалось: да, это был пусть и преображенный, но в своей сердцевине – тот же самый – добрый старый «Цикламен», ибо люди зрелых возрастов, обеспечивающие преемственность поколений – это  основа любой человеческой общности. «Цикламен» жив, и я ему желаю всяческого процветания!
Завидев какого-нибудь из своих бывших сослуживцев, я к нему (к ней) подходил, чтобы поздороваться, и вскоре заметил большое сходство в их отношении ко мне; когда они меня узнавали, их лица окрашивалось радостью, и они пристально и с явным удовольствием всматривались в мое лицо. Не скрою, такая популярность и столь высокая оценка моей персоны меня обрадовала и тронула, но, поразмыслив, я понял, в чем здесь было дело.
Все, или почти все, с кем я встречался, про меня давно забыли, а увидев, сразу же узнавали, мысленно переносясь в те времена, в которые я им запомнился, - и это вызывало у них радость; рассматривая мое лицо, они на самом деле всматривались в свое прошлое, когда они были моложе, а я знаю по себе, что это всегда доставляет удовольствие, смешанное с грустью.
Мои впечатления от встречи с «Цикламеном» тоже не избежали толики печали. Вырванный из профессиональной деятельности, я нашел утешение в своих гуманитарных хобби, со всем пылом набросившись на современное искусство, и особенно – на литературную деятельность, на фоне которой естественнонаучная составляющая моего менталитета потускнела; как говаривал мой бывший сослуживец доктор Кворус, «что не используется, то отмирает». В результате оказалось, что наши миры – мой и моих бывших коллег – сильно теперь разошлись, проникая друг в  друга лишь отчасти, и это отдаление будет, увы, продолжаться…
                Июль 2019 г.