Сёстры и братья часть 2 глава 3

Энгельсина
В начале 1936 году Иосиф Виссарионович Сталин решил устроить для советского народа великий праздник. Шло обсуждение новой Конституции.
- Вождь дал стране Конституцию, написанную Николаем Бухариным… - шутили соратники.
22 апреля под гром восторженных оваций в честь великого Сталина Чрезвычайный Восьмой съезд Советов единогласно постановил:
- «Принять за основу проект Конституции».
Новая Конституция создала иллюзию, что в России строилось демократическое государство. Все поднялись с мест в Кремлёвском зале и долго приветствовали вождя. Иосифа Виссарионовича, стоя на трибуне, поднял руку, требуя тишины.
- Довольно! - он несколько раз приглашал делегатов садиться.
Те запели «Интернационал» и продолжилась овация. Сталин обернулся к президиуму, требуя установить порядок, вынул часы и показал делегатам.
- Пора за работу! - сказал Иосиф Виссарионович и все успокоились.
Времени ему катастрофически не хватало. В Испании на выборах победу одержали левые партии. Генерал Франко, поддержанный Гитлером, поднял мятеж против правительства Народного фронта.
- Мы не должны остаться в стороне! - Сталин мгновенно отреагировал.
Началась жестокая гражданская война, антифашисты со всего мира помогали республиканской армии. Советский Союзом в Испанию перебросил танки и самолёты, военных советников и агентов НКВД. Установил дипотношения с США и вступил в Лигу Наций.
- Работы много, но всевозможные торжественные собрания и мероприятия отнимают кучу времени... - сказал Иосиф Виссарионович, присутствуя депутатов на слёте трудящихся Бурят-Монгольской АССР.
Накануне родители шестилетней Энгельсины Маркизовой решили взять девочку с собой на заседание.
- Я иду в Кремль! - обрадовалась она.
Необычное имя она получила в честь теоретика коммунизма Фридриха Энгельса. Её отец народный комиссар земледелия республики Ардан Маркизов не собирался брать ребёнка, но мать девочки Доминика настояла:
- Когда ещё девочка увидит великого Сталина!
Для девочки купили новое платье-матроска и два букета цветов Сталину и маршалу Клименту Ворошилову.
- Я тебе кивну головой! - отец договорился с Гелей. - Тогда вручишь цветы.
Члены делегации, председатели колхозов, заведующие животноводческими фермами, передовики производства и работники культуры говорили о достижениях в сельском хозяйстве и производстве. Иосиф Виссарионович речей не слушал, вспоминая недавние события:
- Лев Каменев и Григорий Зиновьев были в качестве подсудимых на Первом московском процессе по делу «Троцкистско-зиновьевского объединённого центра».
Их приговорили к расстрелу. Каменев дал письменные показания:
- Николай Бухарин принимал участие в наших террористических планах.
В ночь на 25 августа в их камеры вошли. При расстреле торжественно присутствовали руководители НКВД Ягода и Ежов. Присутствовал начальник охраны Сталина Паукер, бывший парикмахер в будапештском театре оперетты, попавший в русский плен во время мировой войны.
- Выходите! - скомандовал он.
Зиновьев беспомощно повис на плечах охранников, волоча ноги. Он жалобно заскулил, потом упал на колени и возопил:
- Пожалуйста, ради Бога, товарищ... вызовите Иосифа Виссарионовича!
Каменев держался стойко и приободрил павшего духом товарища:
- Перестаньте, Григорий, умрём достойно!
От последнего слова он отказался. Ягода, ценивший исторические сувениры, забрал пули, которыми расстреляли знаменитых революционеров.
- Но не все троцкисты оказались слабаками, - удивлялся Ягода. - Рютин до сих пор не признался в шпионаже!
Его перевезли в Москву, во внутреннюю тюрьму НКВД. С ним обращались как с животным, он устоял и написал письмо вождю:
- «Я не страшусь смерти, если следственный аппарат незаконно для меня её приготовит. Я заранее заявляю, что даже не буду просить о помиловании, ибо не могу каяться в том, что не делал и в чём абсолютно невинен». 
Письмо Ежов переслал Сталину. Два месяца мучили Рютина, но не сломили и позднее расстреляли. Иосиф Виссарионович подумал:
- Ягода нянькается с партийцами… Его нужно менять!
Геля Маркизова терпеливо сидела на первых рядах и ждала, когда ей позволят преподнести цветы, но, устав от бесконечных речей взрослых, решила действовать самостоятельно. В разгар выступления Аржутовой девочка протиснулась в президиум. 
- Ты куда идёшь? - спросил её нарком земледелия СССР Яков Яковлев.
- Иосифу Виссарионовичу несу цветы.
Яковлев похлопал стоящего впереди Сталина по плечу и сказал:
- К тебе пришли.
Иосиф Виссарионович обернулся, взял оба букета цветов и поставил девочку на стол президиума со словами:
- Девочка хочет сказать речь.
Геля выпалила заученный текст:
- Это вам привет от детей Бурят-Монголии!
Толпа зааплодировала, послышались крики:
- Поцелуй его, поцелуй.
Девочка поцеловала Сталина. Момент был запечатлён множеством фотографов и кинохроникёров. На следующий день газеты опубликовали снимок Гели со Сталиным, сделанный официальным фотографом Кремля Михаилом Калашниковым, с надписью:
- «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!».
Снимок сделал Энгельсину известной на весь Советский Союз. Иосифу Виссарионовичу он тоже понравился. Решив покончить с Ягодой, он осыпал его милостями, поселил в Кремле. В ожидании дальнейших наград он распорядился ускорить сооружение канала Москва-Волга. Тысячами гибли голодные заключённые, надрываясь на строительстве.
- Ягода надеется, что канал назовут его именем… - шутил Сталин.
Он ввёл суперформу для высших чинов НКВД: белый китель с золотым шитьём, нежно-голубые брюки и позолоченный кортик, который носили лишь морские офицеры при царе.
- Смена караулов у здания НКВД теперь происходит на публике, - удивлялись зеваки, - как в царской лейб-гвардии.
Роскошное помещение клуба НКВД превратили в подобие офицерского собрания. В сентябре начальник иностранного управления Слуцкий дал бал-маскарад. Зеркальный шар, подвешенный к потолку, разбрасывал по погружённому во мрак залу свет, создавая иллюзию падающего снега.
- Мужчины в мундирах, дамы в вечерних платьях, - радовался Слуцкий.
Сталин поставил во главе НКВД Ежова, а Ягоду назначил наркомом связи. Ежов ликвидировал его кадры. Слуцкий покончил жизнь самоубийством. Новый глава увеличил вчетверо оклады в НКВД, они превышали оклады государственных учреждений.
- Им переданы лучшие квартиры, дома отдыха и больницы... - завидовал отец Энгельсины.
НКВД превратили в огромную армию с дивизиями, сотнями тысяч работников охраны. Сеть осведомителей охватила всю страну. Они работали на общественных началах, но получали ощутимые блага, постоянно продвигались по службе и имели возможность кроваво сводить счёты со всеми, кто не нравится. За право быть осведомителем боролись.
- Перед ними дрожат начальники на работе… - смеялся Ежов. 
Особый отдел НКВД надзирал за всеми органами партии. Все партийные руководители утверждались после согласования с ним. Пострадал от этого ведомства и отец Гели. Ардана Маркизова и руководителя Бурят-Монгольской республики Михея Ербанова арестовали по обвинению в организации антисоветского пан-монгольского заговора:
- Целью которого был срыв посевной и использование колхозных лошадей для организации сабельных рейдов в тылы Красной Армии.
Искренне верившая в невиновность отца, Геля написала Сталину:
- Мой папа не враг народа, а большевик, преданный партии и Вам!
К письму прилагалась фотография с приёма. Ответа не последовало. Народный комиссар земледелия Бурят-Монгольской АССР Ардан Маркизов был признан судом виновным и получил расстрельный приговор.
- Пришло горе в наш дом! - арестовали мать Гели.
Доминику Маркизову заключили на год в тюрьму, после чего сослали с дочерью и сыном в Казахскую ССР. Спустя два года молодую женщину нашли мёртвой в городской больнице, где она работала детским врачом. По официальной версии, она покончила жизнь самоубийством.
Богдан Анатольевич
Начальник военного госпиталя Богдан Анатольевич Никольский пребывал в смятении. В вверенном ему госпитале месяца полтора работала новая сверхштатная медсестра, Марина Николаевна Генсицкая. Она нравилась импозантному мужчине, это вызывало в его душе чувство вины.   
- Её муж, пехотный офицер, служит в нашем корпусе… - узнал Богдан Анатольевич. - Она оставила дома ребёнка и приехала сюда, чтобы быть недалеко от мужа.
Он при любом удобном случае разговаривал с красивой женщиной. К его удивлению она оказалась и умной. Имела на любую тему разговора своё мнение и озвучивала его честно и аргументировано.
- Отчего на свете идут войны?! - воскликнул он однажды. - Ведь от них одни несчастья, разрушения, смерти и боль…
- Дело в человеческой природе, - ответила Марина.
- Не проще ли людям научиться договариваться? - продолжил он. - Любые спорные моменты решать  на переговорах?
- Проблема не только в людях, - уточнила она. - Если позволите я поясню… По моему глубокому убеждению в мир ныне пришли чуждые человеку сущности! Молчите, я понимаю, что это звучит бредово, но дослушайте мою позицию. Так вот. Неважно откуда прибыли эти враждебные сущности - из ада или из других планет, но их цель поработить человечество. Они усиленно размножаются, оплодотворяя земных женщин и скоро займу лидирующие позиции в мировом бизнесе и политике. Именно они стравливают страны, мешая им договориться, чтобы всё больше людей гибло в войнах!
- Не согласен с Вами! - откликнулся доктор. - В мире давно не было больших войн.
- Скоро они грянут, - заверила она. - Возможно, даже мировые!
Её позвали на перевязку. Офицерские палаты госпиталя были заполнены. У одного охрипло горло, у другого покалывало в боку, третий жаловался на боли в заднем проходе. Они играли в преферанс и в винт, вставали часов в одиннадцать дня.
- Вот ординарец из штаба дивизии, поручик Шестов, - показал Марине начальник. - Как раз перед началом боя под ним споткнулась лошадь, он ушиб себе большой палец руки.
Держа руку на чёрной перевязи, он ходил в султановский госпиталь. Ему массировала руку красивая медицинская сестра Генсицкая.
- Что, вы уж кончаете? Пожалуйста, помассируйте ещё! - просил поручик и, как кот, щурился от поглаживаний мягких женских рук.
По вечерам он старался встретиться с ней на улице, тянул гулять в уединенные места. Марина, наконец, взмолилась доктору, чтобы он освободил её от массирования поручика:
- У меня муж воюет, а этот в госпитале прячется… 
Началась битва при Мукдене. Работники, давно привыкшие к канонаде, разговаривали и смеялись, а Генсицкая сидела с рассеянной улыбкой, прислушивалась и вздрагивала при каждом пушечном выстреле.
- Скоро привыкните… - успокоил её Никольский.
Чёрные клубы пожарного дыма стали окрашиваться заревом. Орудия за Мукденом гремели по-прежнему, но вести пошли хорошие. Рассказывали, что Куропаткин во главе шестнадцатого корпуса ударил на обходный отряд противника, окружил его и разбил.
- Три тысячи японцев побросали ружья и сдались, - артельщик госпиталя, ездивший в Мукден, видел на вокзале толпы пленных.
К вечеру привезли транспорт раненых с Путиловской сопки. Там оборонялись две роты. Над головами толстые балки, на аршин засыпанные землею. Впереди узкие бойницы, заложенные мешками с песком.
- Из этих окопов уложили массу японцев, - рассказали легкораненые.
Японцы направили на окопы осадные орудия. Снаряды били рядом, прямо в окопы, огромные блиндажные балки разлетались в щепы.
- Через полчаса вместо двух грозных окопов была каша из земли, обломков брёвен и окровавленных, изувеченных людей! - понял доктор.
Раненых вносили в палаты, клали на кханы, устланные соломою. Они лежали обожжённые, с пробитыми головами и конечностями. Многие были оглушены, на вопросы не отвечали и сидели, неподвижно вытаращив глаза.
- Отчего они не говорят? - в удивлении спрашивала его Марина.
Бородатый солдат с синим, раздувшимся лицом опирался локтем здоровой руки о подушку и необычно громко, как говорят глухие, рассказывал соседу:
- Я ему говорил, чтоб не выглядывай без дела, а он глянул... Товарищу моему голову расколола, татарчика всего в клочья разорвала, а меня вот только чуть помяла...
Его сосед чуждо смотрел на него, молчал и медленно моргал.
- Ваше благородие! Правду говорят, опять нас японец обошёл? - таинственно обратился к Богдану Анатольевичу другой раненый.
- Говорят, обошёл… - ответил он.
Солдат помолчал и недоумевающим полушепотом спросил:
- Что это, ваше благородие, никак у нас удачи не выходит?
Стрелка, с разбитою вдребезги ногою, понесли в операционную для ампутации. Жёлто-восковое лицо всё было в чёрных пятнышках от ожогов, на опалённой бороде кончики волос закрутились. Когда его хлороформировали, стрелок ругался. Как из тёмной глубины, поднимались слова, выдававшие тайные думы солдата:
- Обгадилась Россия!.. Что народу даром губят! Бьют, а толку нету!..
Рвались ругательства, и глухо звучало пение, похожее на плач. 
- Сколько тебе лет? - спросил Никольский следующего пациента. 
На табуретке сидел пожилой солдат с простреленной мякотью бедра. Солдат был в серой, неуклюжей шинели, лицо заросло лохматою бородою. Когда доктор обратился к нему, он попытался встать и ответил:
- Сорок, говорят... А там кто его знает.
- Давно на войне?
- С Покрова. Нас в Красноярск пригнали на обмундирование, там стояли. Значит, стали вызывать охотников на войну, я пошёл.
- Не жалеешь?
- Не... Вот ногу бы залечить, опять бы пойти, - задумчиво ответил он.
В палатах укладывали раненых, кормили ужином и поили чаем.
- Они не спали трое суток, почти не ели и не пили... - мучилась Марина.
Их охватывало тишиной и сознанием безопасности. В фанзе было тепло, уютно от ярких ламп. Пили чай, шли оживлённые разговоры. В чистом белье, солдаты укладывались спать и с наслаждением завёртывались в одеяла.
- Ты откуда родом? - спросила Марина рыжеволосого солдата.
- Из городка Новозыбков, - бодро ответил он. - Там живут в основном староверы. Леса вокруг дикие. У нас поровну белорусов, хохлов и русских. Недалеко Гомель и Чернигов.
- Знаю я ваши места! - оживилась она. - Мой отец рассказывал, что там центр зарождения славянства. Оттуда мы расселились по всей земле.
- Как это? - удивился солдат.
- Ты бросал когда-нибудь камни в воду?
- Конешно!
- От него пойдут по воде волны, - продолжила Генсицкая. - Если не будет никаких препятствий, эти волны могут распространиться на тысячи километров. Всё зависит от размеров камня!
- Энто точно! - засмеялся он.
- Вот представь, что этими волнами стали славяне, - убеждала она. - Только русские дошли без препятствий до Тихого океана. Украинцы упёрлись в берега Чёрного моря, а белорусы упёрлись в прибалтов.
- Ишь ты!
- Если проследить эти волны переселений в обратную сторону получается, что они вышли как раз из твоих мест! - заверила Марина. - Там был брошен камень славянства.
- Больно заумно, - скривился солдат, - Не для нашего ума! 
Вдруг в палату ввели невысокого человека в чуждой, странной форме. Раненые зашевелились, взгляды направились на вошедшего.
- Японец!.. Японец!.. 
Невысокий человек медленно двигался, опираясь на плечо санитара и волоча левую ногу. Пленный смотрел исподлобья блестящими, чёрными глазами. Увидел офицерские погоны, вытянулся и приложил руку к козырьку, ладонью вперёд, как козыряют играющие в солдаты мальчики.
- Ранен? - осмотрел его военный врач.
Побледневшее лицо японца было покрыто слоем пыли, губы потрескались и запеклись, но глаза смотрели бойко и быстро.
- Пуля засела в пояснице… - Никольский показал, чтобы он разделся.
Японец разделся. Снял широкую верблюжью шинель с козьим воротником, под ней меховой полушубок-безрукавка. Солдаты засмеялись. Японец тоже засмеялся.
- И совсем он не страшный… - подумала Марина.
За полушубком следовал чёрный мундир с сорванными погонами, за мундиром жилетка. Смех усиливался, перешёл в хохот. Хохотали солдаты, хохотал японец. Оттого, что он добродушно хохотал со всеми, в смехе русских солдат пропала враждебность, дружный, соединяющий смех стоял в фанзе:
- Словно качан капусты!
Японец снял фуфайку и коленкоровую рубаху. Пулевая рана в пояснице запеклась. Японец вопросительно кивнул головою, потёр руки и стал тереть круглую, стриженую голову с жёсткими чёрными волосами.
- Помыться просит! - догадался Богдан Анатольевич.
Он велел принести таз тёплой воды и мыла. Глаза японца радостно заблестели. Он стал мыться с блаженством. Вымыл голову, шею, туловище. Разулся и стал мыть ноги. Капли сверкали на бронзовом теле, тело сверкало и молодело от чистоты. Всех захватило умывание, и многие думали:
- Сейчас бы в баньку!
Скатывалась мыльная пена, японец фыркал и встряхивался. В углу на нарах лежал раненный в бедро солдат, которого Марина перевязала. Смотрел он на японца, как сверкало под водой его чистое и крепкое тело. Вдруг вздохнул, почесал в грязной голове и решительно приподнялся:
- Ну-ка! Дайко-ся, и я помоюсь!..
На следующий день мимо госпиталя начали идти обозы восточносибирских полков. Обозы сопровождал офицер. Никольский спросил его, в каком положении дела.
- Сзади два полка, больше никого. За ними японцы. Госпиталь здесь?
- Мы не получали приказа двигаться.
- Я вам советую сняться и уйти. А то под Ляояном замешкались госпитали, нашим полкам пришлось их прикрывать и мы понесли потери.
- А скажите, пожалуйста, - спросил он, - правда, мы отдаём Мукден?
- Мукден?! - изумился офицер. - Что вы такое говорите! Не-ет!.. Ведь армия только меняет фронт, больше ничего.
19 февраля Богдан Анатольевич получил приказ командования:
- Раненых больше не принимать, госпиталь свернуть, уложиться и быть готовыми выступить по первому извещению.
Отступающие рассказывали, что на правом фланге японцы продолжали теснить противника. Куропаткин окружил и разбил обходный отряд, но сзади, уступами, появляются все новые и новые обходные колонны.
- Прут без числа, как саранча! - в недоумении и ужасе рассказывали проезжие казаки. - Раздевшись на штурм, бегут, в одних гимнастёрках. Тысячами их кладут, а они вперёд прут, словно пьяные...
В соседней деревне, на берегу реки Хуньхе, стали восточносибирские полки. Главный врач поехал туда посоветоваться, что делать дальше. Там Никольский узнал, что муж Марины смертельно ранен.
- Он поднялся на вышку, - сообщил доктор, - закурил, пуля в голову.
В госпитале имелся шарабан с лошадью, на нём она уехала на позиции.

 
 
продолжение http://www.proza.ru/2019/07/26/504