Радиорубка. Часть 2. Глава 1

Часть 2. Дневник рабочего.

15 апреля.
В наше время подработка на стороне – явление обычное для школьников и студентов. Хотя, надо признать, по сравнению с девяностыми годами этот сектор несколько стабилизировался. Году в 1993-м, помнится, в Алматы даже малолетки устраивали стихийные мойки автомобилей на оживленных перекрестках, разносили газеты, занимались сетевым маркетингом. Что касается провинции, то у нас и в прежние времена школьники торговали на базаре вместе с родителями, ловили рыбу, дружно убегали от рыбинспекторов, но вот чтобы кто-то работал серьезно, в офисе или на производстве, - такое бывало, но очень редко. До наших мест цивилизация всегда добирается черепашьими шагами, да и не добирается даже, а так, заглядывает на мгновение и тут же убегает в страхе от увиденного. 
Нельзя сказать, что к тому моменту мы были новичками в наемном труде. Я уже успел написать несколько статеек в местные газеты, за что получил гонорар в советских рублях, и сумма, прямо сказать, была очень неплохая для ученика средних классов. Айдос и Эдик тоже засветились в нескольких проектах, уже больше связанных с производственной деятельностью. В целом, однако, в нашей жизни всего хватало, и предложение Айдоса подработать во внеурочное время мы с Эдиком сначала восприняли довольно вяло.
Само предложение было далеко от жестокой капиталистической действительности, в которой подростки дети работают по шестнадцать часов в сутки, теряют различные конечности в результате наезда на них автотранспортных средств и получают «по ушам» от рыбных инспекторов и взрослых браконьеров. У нас все было чинно и провинциально, как и положено в провинции: папа Айдоса, работавший в то время в геофизической экспедиции, нашел для нас временную работу без отрыва от учебы. Сейчас я могу сказать, что это была работа на условиях неполного рабочего дня и сдельной оплаты труда. А тогда Айдос объяснил это в более простых выражениях:
- С утра учимся, после обеда идем в Геофизику, там будем разбирать старые компьютеры. Чем больше разберем, тем больше получим денег.
- Это какие компьютеры? – спросил Эдик. – Такие большие шкафы с бобинами?
- Ну, почти что такие. Каждый шкаф размером с пятитонный контейнер для мебели. Там внутри куча золота, серебра, иридия и прочего добра на платах. Наша основная задача – очистить эти платы от лишних проводов и гаек, а потом на заводе Петровского их переплавят и получат из них драгоценные металлы. Короче говоря, мы должны разобрать эти компьютеры по винтикам. Ну как?
- Да это для нас не работа! – махнул рукой Эдик. – Мы с этим за неделю справимся!
Обрадованный Айдос сообщил папе, что бригада готова к работе. В бухгалтерии геофизической экспедиции недовольная тетенька пыталась оспорить наше участие в проекте («Ну, знаете, несовершеннолетние, паспортов нет, могут быть проблемы…»), но папа Айдоса что-то ей сказал, и тетка замолчала. Скорее всего, у нее самой был кто-то на примете на эту работу. Во всяком случае, никаких проблем с нашей легитимностью не возникло, советский КЗоТ позволял в нашем возрасте зарабатывать, а злая бухгалтерша так и осталась единственным человеком, кто хоть когда-то сомневался в моих способностях к физическому труду.
Именно к физическому – собеседования на офисную работу это совсем иное. Тут действует другое правило, которое я вывел самостоятельно, исходя из сурового опыта общения с рекрутерами: до тридцати пяти лет тебе все говорят – ты, щегол, слишком молод для нашей вакансии, подрасти, наберись опыта; а ровно на следующий день после того, как перейдешь магическую дату «35», мягко увещевают – дедушка, вы где раньше ходили, на первой мировой задержались, что ли? Нет, вы нам не подходите, слишком старый для вакансии, короче говоря, идите на..., то есть, я хотела сказать, возвращайтесь в дом престарелых.
Но вернемся в безмятежный девяностый год.
Мы вышли в 14.30. Наш ежедневный маршрут был следующим:
1. Айдос выходит из своего подъезда и направляется строго на запад.
2. Перед восьмым подъездом его поджидаю я.
3. Мы выходит из «Уюта» и идет на площадь перед Драмтеатром.
4. Тут мы поворачиваем налево и идем к Эдику на «Площадку».
5. Забрав Эдика, мы дворами, мимо магазина «Сауле», выходим к «Рахату».
6. Пересекаем улицу Чкалова, опять же дворами через школу Калинина выходим на улицу Тельмана.
7. Перейдя улицу Тельмана, сквозь уютный дворик с гаражами и помойками выходим к Геофизике.
Иногда мы обходили «Рахат» справа, а не слева, и в таком случае шли по Гурьевской улице, затем доходили до здания экспедиции через 26-ю аптеку и вторую поликлинику по улице Ленина.
Над зданием геофизической экспедиции тогда еще не успели поиздеваться. Во всяком случае, на попадавшихся мне фотографиях шестидесятых годов она выглядела точно так же, как и в начале девяностых. Сейчас в экстерьере данного здания произошли некоторые изменения:
1. Исчезла очень красивая металлическая колоннада с легким портиком перед входом в здание. Теперь в жару и ненастье перед Геофизикой не спрячешься и не покуришь, как в прежние времена.
2. В левой части фасада здания прорезалась кулинария.
3. Круглый и даже иногда работавший фонтан перед зданием завалили землей и сделали «клумбу». Перед этим фонтан подвергся еще и другому уродству – его завалили камнями, пытаясь, видимо, придать ему внешность аквариума. Только люди, видевшие прежний город, могли не умереть от такого «дизайна». На этом не остановились, и вместо или рядом с камнями возвели круглый «бар» - для летней площадки. Выглядит это ужасно, просто ужасно, даже описывать нет желания.
4. Слева от площадки перед фасадом здания раньше располагались два киоска: «Союзпечать» и «Мороженое». Последний был, помнится, темно-зеленого цвета, мороженое в последний раз там продавали, когда мне было лет двенадцать, потом киоск долгое время стоял заброшенный, после чего его увезли. «Союзпечать» стояла довольно долго. Потом на этом месте появился ларек, призванный обслуживать летнюю площадку.
5. На месте летней площадки раньше находилась доска почета геофизической экспедиции. Сейчас, однако, почет не в почете, так что доски этой давно уже нет, равно как и самой экспедиции.
Мы вошли в здание экспедиции и проследовали в кабинет папы Айдоса. Он повел нас обратно в холл здания. Сразу же напротив входа в Геофизику слева от лестницы есть проход в следующее здание. Надо сказать, что сама Геофизика состоит из основного трехэтажного здания, где сидит руководство, и пристройки к нему – этакого спортзала с большими окнами. Только это не спортзал, а операционный зал – там находится огромное количество компьютеров, которые без устали гудят, и людей, которые читают длинные листы миллиметровой бумаги, исходящие из недр компьютеров. Бумага испещрена черными линиями и синусоидами. Это – мир высокой науки.
Между административным и научным зданиями находится маленький закуток-полуподвал, куда и ведет проход слева от лестницы. Здесь обитает местный рабочий класс: электрики, слесари и прочие работяги. У них есть свой маленький кабинетик, откуда всегда пахнет машинным маслом и канифолью.
Спустившись по нескольким прогнувшимся ступенькам в закуток (да, мы так его и назвали – закуток), мы увидели компьютеры, которые нам предстояло разобрать. Это были громадные – выше человеческого роста – синие металлические шкафы, больше всего своей внешностью напоминавшие английские танки первой мировой войны, но никак не современные персональные компьютеры.
-А они никогда и не были персональными компьютерами, - гордо сказал Айдос, посетовав на мою техническую безграмотность. – Это узкофункциональные промышленные компьютеры семидесятых годов. Сейчас их заменяют современными, которые, кстати, тоже не очень маленькие по размерам.
Рядом со шкафами стоял высокий чумазый светловолосый электрик средних лет, пытавшийся в это время сдвинуть один из компьютеров с места. Его взъерошенные соломенные волосы резко контрастировали с пятнами сажи на вязаном свитере. В больших ладонях с черными от въевшейся грязи ногтями он держал большую отвертку.
- Борис, я привел твоих помощников, - сказал ему папа Айдоса.
Борис поздоровался с нами, после чего отец Айдоса ушел, и наш новый начальник в двух словах разъяснил нам суть работы. Он дал нам отвертки и плоскогубцы и показал, какие винты откручивать, чтобы вскрыть шкаф. Всего шкафов было семь. Как оказалось, это был один целостный компьютер, а каждый шкаф представлял собой отдельный блок единой машины.
- Да, это очень большой калькулятор, - сказал Эдик.
Борис с усилием отворил заднюю стенку главного процессора, и перед нами открылись целые дали плат, украшенных проводами. Эта картина несколько охладила наш боевой пыл. Но Борис не дал нам и слова вымолвить. Сильно обрадовавшись нашему появлению, он убежал переписывать названия каких-то микросхем, и больше мы его сегодня не видели.
Прежде чем начать работать, следовало перерезать тугие провода, пересекавшие всю внутренность процессора, словно паутина. Каждый такой провод состоял из сотен маленьких проволок. Ножами Айдос и Эдик перерезали провода, после чего мы отвинчивали отдельные блоки и вытаскивали их на свет. Блоки напоминали железные кирпичи, из которых во все стороны торчали провода. Одна из стенок кирпича заключала в себе текстолитовую плату. Мы стали разбирать блоки, что оказалось тяжелейшим занятием. Отвертки Бориса, когда-то, при своем появлении в Геофизике, видимо, были белыми, но сейчас они оказались вымазанными машинным маслом до такой степени, что скользили в руках. А винты, которыми скреплялись блоки, были очень крепкими.
Эдик нашел выход. Он принялся рубить винты отверткой, словно ножом. Он уничтожал их без всякой жалости, и таким образом его темп работы был самым высоким.
За этим занятием его застали две молодые работницы в белых халатах, вышедшие из научного сектора.
- Ребята, а что вы здесь делаете? – строго спросила одна из них, видимо, имевшая привычку совать нос не в свое дело.
Эдик оторвал взор от платы и резко выпалил весьма сердитым тоном:
-Дурью маемся!
Так состоялось наше знакомство с местной научной элитой. Элита после этого быстро ретировалась, поняв, что с Эдиком шутки плохи.
Помимо винтов, следовало еще очистить платы от проводов. Это делал я с помощью плоскогубцев. Надо сказать, что никаких рукавиц и прочей рабочей экипировки ни нам, ни самому Борису не полагалось, мы все делали голыми руками. Часто говорят: «Ломать не делать – душа не болит». Так вот, душа, может, у нас особенно и не болела, чего нельзя сказать о руках. Эти провода держались за плату покрепче, чем плохой работник – за свое рабочее место, и вырвать их из родного гнезда можно было только страшным физическим усилием. Я, само собой, исколол об эти провода обе ладони и успел сильно порезать палец, причем порез тут же заполнился машинным маслом от отвертки. В местном туалете не было мыла, а вода шла тоненькой струйкой, но мне и это сошло.
К пяти часам была разобрана только треть главного процессора. Мы вышли и направились в находящийся по соседству коктейль-бар. В коктейль-баре мне всегда нравилось. Там шумели холодильные витрины с вкуснейшими заварными пирожными, а картина на стене так навеки и въелась в подсознание. На той картине огромный императорский пингвин нес мороженое в креманках трем другим пингвинам, ожидавшим его за столиком. От картины даже в самый жаркий день веяло прохладой и спокойствием. Сейчас коктейль-бара давно нет, там находится самая заурядная кафешка. Пингвинов, само собой, тоже стерли. Они остались только в нашей памяти.
В баре мы отметили первый день работы, съев по куску торта и выпив чаю. Затем мы тем же маршрутом вернулись по домам.