Кир

КИРОПЕДИЯ

  КНИГА I


"До две­на­дца­ти лет или несколь­ко стар­ше­го воз­рас­та Кир вос­пи­ты­вал­ся подоб­ным обра­зом и выде­лял­ся сре­ди осталь­ных сво­их сверст­ни­ков как спо­соб­но­стью необык­но­вен­но быст­ро все пости­гать, так и бла­го­род­ст­вом и муже­ст­вом сво­их поступ­ков. Но когда Киру испол­ни­лось две­на­дцать лет, Асти­аг при­гла­сил к себе дочь и ее сына. Он захо­тел увидеть Кира, так как до него дошли слу­хи о кра­со­те и пре­крас­ных душев­ных каче­ствах маль­чи­ка. И вот, отправ­ля­ет­ся Ман­дана к сво­е­му отцу в сопро­вож­де­нии сына.  Когда Кир при­был к Асти­а­гу и узнал, что тот явля­ет­ся отцом его мате­ри, он, будучи по при­ро­де лас­ко­вым юно­шей, при­вет­ст­во­вал его так, как это сде­лал бы сверст­ник или ста­рый друг. Увидев Астиа­га в с.11 рос­кош­ном наряде, с под­веден­ны­ми гла­за­ми, нару­мя­нен­ным, с наклад­ны­ми воло­са­ми, как это в обы­чае у мидян, — а все эти укра­ше­ния и наряды дей­ст­ви­тель­но при­ня­ты у мидян — и пур­пур­ные хито­ны, и кан­дии, и грив­ны на шее, и брас­ле­ты на руках, тогда как на родине пер­сов и поныне еще одеж­да намно­го скром­нее и образ жиз­ни более прост, — итак, увидев рос­кош­ную одеж­ду деда, Кир вос­клик­нул:

—О мать, как пре­кра­сен мой дед!

Когда же Ман­дана спро­си­ла Кира, кто кажет­ся ему более кра­си­вым, отец или Асти­аг, Кир ска­зал:

—Матуш­ка, самый кра­си­вый из пер­сов — это мой отец, а из мидян, сколь­ко я их ни видел по пути сюда и здесь при дво­ре, кра­си­вее всех мой дед.

 Отве­тив на его при­вет­ст­вие, Асти­аг при­ка­зал надеть на Кира пре­крас­ный наряд и воздал ему поче­сти, укра­сив его грив­на­ми и брас­ле­та­ми. Если ему при­хо­ди­лось отправ­лять­ся в путь, он брал с собой Кира, сидев­ше­го в таких слу­ча­ях на коне с золо­той уздеч­кой, как обыч­но выез­жал и сам Асти­аг. Кир был често­лю­би­вым маль­чи­ком, любя­щим все пре­крас­ное, и поэто­му необык­но­вен­но радо­вал­ся тако­му наряду и осо­бен­но тому, что учил­ся вер­хо­вой езде. Ведь у пер­сов очень ред­ко мож­но увидеть коня — из-за гори­сто­го релье­фа стра­ны крайне затруд­ни­тель­но и раз­во­дить коней и ездить на них.

Как-то Асти­аг обедал вме­сте с доче­рью и Киром. Желая уго­стить маль­чи­ка самы­ми вкус­ны­ми блюда­ми, чтобы Кир мень­ше тос­ко­вал по дому, Асти­аг при­дви­гал к нему вся­че­ские закус­ки, соусы и куша­нья. Как гово­рят, Кир ска­зал при этом:

—Дедуш­ка, как мно­го непри­ят­но­стей достав­ля­ет тебе этот обед, если тебе при­хо­дит­ся тянуть руки ко всем этим сосудам и отведы­вать от каж­до­го из этих раз­но­об­раз­ных блюд!

—А что, раз­ве этот обед не кажет­ся тебе гораздо более рос­кош­ным, чем тот, кото­рый быва­ет у пер­сов? — воз­ра­зил Асти­аг.

—Нет, дедуш­ка, не кажет­ся. Мы дости­га­ем насы­ще­ния гораздо более про­стым и крат­ким путем, чем вы. У нас при­ня­то уто­лять голод хле­бом и мясом, вы же стре­ми­тесь к той же цели, что и мы, но совер­ша­е­те мно­го откло­не­ний в пути и, блуж­дая в раз­ных направ­ле­ни­ях, с трудом при­хо­ди­те туда, куда мы уже дав­но при­шли.

— Мой маль­чик, — ска­зал Асти­аг, — блуж­дая таким обра­зом, мы отнюдь не испы­ты­ва­ем огор­че­ния. Если ты отведа­ешь эти блюда, — доба­вил он, — ты убедишь­ся, что все это очень вкус­но.

—Но, дедуш­ка, я вижу, что и ты испы­ты­ва­ешь отвра­ще­ние ко всем этим яст­вам!

—Поче­му ты утвер­жда­ешь это?

—А пото­му, — отве­чал Кир, — что заме­чаю, как ты, когда берешь рукою хлеб, ничем ее не выти­ра­ешь, когда же каса­ешь­ся како­го-либо из этих блюд, сей­час же выти­ра­ешь руки поло­тен­цем, как буд­то тебе очень непри­ят­но брать их пол­ной гор­стью.

 На это Асти­аг ска­зал:

— Если ты так пола­га­ешь, мой маль­чик, то уго­щай­ся тогда мясом, чтобы воз­вра­тить­ся домой силь­ным юно­шей.

Гово­ря так, он при­ка­зал подать Киру поболь­ше мяса, дичи и домаш­них живот­ных. Когда Кир увидел, как мно­го мяса ему при­нес­ли, он попро­сил:

—Могу ли я, дедуш­ка, рас­по­рядить­ся этим мясом, кото­рое ты мне даешь, так, как захо­чу?

—Конеч­но, кля­нусь Зев­сом!

 Кир стал разда­вать кус­ки мяса при­двор­ным, при­слу­жи­вав­шим его деду, гово­ря при этом каж­до­му:

—Тебе я даю за то, что ты так усерд­но обу­ча­ешь меня вер­хо­вой езде, а тебе за то, что пода­рил мне копье и теперь у меня есть такое ору­жие. Тебе же за то, что ты так хоро­шо уха­жи­ва­ешь за моим дедом, а тебе за то, что ты так почти­те­лен к моей мате­ри.

Подоб­ным обра­зом посту­пал Кир, пока не раздал все мясо, кото­рое у него было.

 — А поче­му Саку, мое­му вино­чер­пию, кото­ро­го я более всех отли­чаю, ты ниче­го не даешь? — ска­зал Асти­аг.

Сак был кра­сав­цем и имел почет­ное пра­во допус­кать про­си­те­лей к Асти­а­гу, а так­же отка­зы­вать в при­е­ме тем, кого он счи­тал при­шед­ши­ми не ко вре­ме­ни.

Тогда Кир быст­ро, не разду­мы­вая, спро­сил Астиа­га, посту­пив сме­ло и непо­сред­ст­вен­но, как все дети:

—А за что же ты, дедуш­ка, так его отли­ча­ешь?

Асти­аг, усмех­нув­шись, шут­ли­во отве­тил:

—Раз­ве ты не видишь, каким пре­крас­ным и достой­ным обра­зом он испол­ня­ет свою долж­ность вино­чер­пия?

Вино­чер­пии мидий­ских царей уме­ло, не про­ли­вая ни кап­ли, раз­ли­ва­ют вино, дер­жат фиа­лу тре­мя паль­ца­ми и пода­ют ее самым изящ­ным обра­зом пиру­ю­ще­му.

Отве­чая Асти­а­гу, Кир попро­сил его:

— При­ка­жи Саку, дедуш­ка, передать чашу мне, чтобы и я, лов­ко нали­вая тебе вино, если это мне удаст­ся, мог заво­е­вать твое рас­по­ло­же­ние.

Асти­аг при­ка­зал передать ему чашу. Тогда Кир, взяв ее, так же искус­но выпо­лос­кал ее, как это делал Сак, и с таким серь­ез­ным и пол­ным досто­ин­ства видом под­нес и передал фиа­лу деду, что мать и Асти­аг рас­хо­хота­лись. И сам Кир, рас­сме­яв­шись, прыг­нул на коле­ни деду и, поце­ло­вав его, ска­зал:

—О, Сак, ты погиб. Я зай­му твою долж­ность. Ведь, не гово­ря уже о том, что я испол­няю долж­ность вино­чер­пия искус­нее, чем ты, я сам не отпи­ваю вина из чаши.

Как извест­но, вино­чер­пии царей, когда пода­ют фиа­лу, зачерп­нув из нее киа­фом, нали­ва­ют себе в левую руку вина и выпи­ва­ют. Дела­ет­ся это для того, чтобы они сами испы­та­ли на себе дей­ст­вие яда, если под­ме­ша­ют его в вино.

 Улыб­нув­шись, Асти­аг спро­сил:

 — Поче­му же, Кир, ты, во всем про­чем под­ра­жая Саку, не отпил вина из чаши?

—А пото­му, — отве­чал Кир, — что я, кля­нусь Зев­сом, побо­ял­ся, как бы в кра­те­ре с вином не ока­зал­ся яд. Ведь когда ты уго­щал сво­их дру­зей, празд­нуя день рож­де­ния, я точ­но заме­тил, что он под­лил яду всем вам.

—Как же ты, мой маль­чик, заме­тил это?

—Я заме­тил это, кля­нусь Зев­сом, по тому весь­ма рас­стро­ен­но­му состо­я­нию, в каком ока­за­лись и тела ваши и души. Преж­де все­го, вы дела­ли все то, что запре­ща­е­те делать нам, детям. Вы хором кри­ча­ли, не пони­мая друг дру­га, очень смеш­но пели; не слы­ша пою­ще­го, уве­ря­ли, что он поет необык­но­вен­но хоро­шо. Каж­дый из вас хва­стал сво­ей силой, но когда вы хоте­ли под­нять­ся, чтобы пустить­ся в пляс, вы не толь­ко тан­це­вать под музы­ку, но даже встать не мог­ли. И ты совер­шен­но забыл о том, что ты царь, а дру­гие — что ты над ними гос­по­дин. Тут-то я впер­вые понял, что это и есть сво­бо­да сло­ва — то, чем вы тогда зани­ма­лись. Ведь вы гово­ри­ли, не умол­кая.

 Тогда Асти­аг спро­сил:

—А твой отец раз­ве не быва­ет пьян?

—Нет, кля­нусь Зев­сом!

—Но что же с ним в подоб­ном слу­чае про­ис­хо­дит?

—Он лишь уто­ля­ет жаж­ду и ниче­го дур­но­го с ним не слу­ча­ет­ся. Как я пола­гаю, дедуш­ка, это про­ис­хо­дит отто­го, что не Сак слу­жит у него вино­чер­пи­ем.

Услы­шав это, Ман­дана ска­за­ла Киру:

—Поче­му ты, мой маль­чик, так напа­да­ешь на Сака?

Кир отве­тил:

—Пото­му, что я его нена­ви­жу. Мно­го раз этот гнус­ный чело­век не про­пус­кал меня к деду, когда я пытал­ся про­скольз­нуть к нему. Умо­ляю тебя, дедуш­ка, дай мне побыть над ним началь­ни­ком хотя бы три дня!

—Как же ты будешь началь­ст­во­вать над ним? — спро­сил Асти­аг.

—Я ста­ну, как он, у вхо­да, и когда он захо­чет прий­ти к зав­тра­ку, ска­жу ему, что при­сут­ст­во­вать при зав­тра­ке нель­зя, так как царь занят важ­ны­ми дела­ми и пере­го­во­ра­ми. А когда он при­дет к обеду, ска­жу, что царь моет­ся. Если же он очень будет наста­и­вать, чтобы попасть на обед, я отве­чу, что царь нахо­дит­ся на жен­ской поло­вине двор­ца. И я буду мучить его, как он мучил меня, не допус­кая к тебе.

Так забав­лял он за обедом деда и мать. В тече­ние все­го дня, как толь­ко ста­но­ви­лось извест­но, что его деду или дяде что-нибудь нуж­но, труд­но было успеть сде­лать это рань­ше Кира. Он ста­рал­ся услу­жить им во всем, в чем толь­ко мог.

 Когда Ман­дана ста­ла соби­рать­ся домой к сво­е­му супру­гу, Асти­аг попро­сил ее оста­вить Кира в Мидии. Та отве­ти­ла, что хоте­ла бы во всем уго­дить сво­е­му отцу; но все же ей кажет­ся, что маль­чи­ка труд­но будет оста­вить про­тив его воли. Тогда Асти­аг обра­тил­ся к Киру со сле­ду­ю­щи­ми сло­ва­ми:

 — Мой маль­чик, если ты оста­нешь­ся у меня, то я, преж­де все­го, обе­щаю, что Сак уже не будет боль­ше власт­во­вать над тобой, пре­граж­дая доступ ко мне. И ты будешь при­хо­дить ко мне, когда захо­чешь; это будет в тво­ей вла­сти. А я буду тебе толь­ко бла­го­да­рен, если ты будешь часто меня наве­щать. В тво­ем рас­по­ря­же­нии будут все мои кони, да и дру­гие, каких толь­ко поже­ла­ешь. Когда же ты будешь соби­рать­ся домой, то смо­жешь взять с собой коней, каких выбе­решь сам. И обедать ты будешь с при­су­щей тебе уме­рен­но­стью, так, как захо­чешь. Всех зве­рей, кото­рые водят­ся в моем пар­ке, я дарю тебе и еще собе­ру для тебя дру­гих, самых раз­но­об­раз­ных. На них ты будешь охо­тить­ся, когда выучишь­ся ездить вер­хом. Бро­сая дро­тик и стре­ляя из лука, ты будешь уби­вать их, как это дела­ют взрос­лые муж­чи­ны. Я при­ка­жу собрать маль­чи­ков, кото­рые ста­нут тво­и­ми това­ри­ща­ми в играх. Да и во всем дру­гом, что бы ты ни попро­сил, ты не встре­тишь отка­за.

После того, как Асти­аг ска­зал все это, мать спро­си­ла Кира, хочет ли он остать­ся у деда или уехать вме­сте с ней. Тот не стал мед­лить и быст­ро ска­зал, что хочет остать­ся. На вопрос мате­ри, чем вызва­но его реше­ние, Кир отве­тил:

—Я хочу остать­ся, мать, пото­му, что у себя дома я искус­нее всех сверст­ни­ков бро­саю дро­тик и стре­ляю из лука; это все видят. Но зато я уве­рен, что здесь я сла­бее сво­их сверст­ни­ков в вер­хо­вой езде. Знай, матуш­ка, это меня очень огор­ча­ет. Если ты оста­вишь меня в Мидии, я ста­ну искус­ным наезд­ни­ком. Тогда в Пер­сии, у себя дома, я сумею лег­ко, как мне кажет­ся, побеж­дать тамош­них вои­нов в пешем строю. Когда же я при­еду к мидя­нам, то и здесь, став луч­шим сре­ди искус­ных наезд­ни­ков, смо­гу быть в кон­ном строю сорат­ни­ком деда.

Тогда мать ска­за­ла:

 — Но как же ты будешь позна­вать нау­ку спра­вед­ли­во­сти, мой маль­чик, когда твои учи­те­ля нахо­дят­ся в Пер­сии?

—Эту нау­ку, матуш­ка, я отлич­но изу­чил.

—А поче­му ты так дума­ешь?

—Мой учи­тель за то, что я хоро­шо изу­чил нау­ку спра­вед­ли­во­сти, назна­чил меня судьей над дру­ги­ми, — отве­тил Кир. — Толь­ко за одно дело, кото­рое я непра­виль­но рас­судил, мне доста­лись уда­ры пал­кой.  Оно состо­я­ло в сле­ду­ю­щем. Маль­чик высо­ко­го роста, оде­тый в корот­кий хитон, снял с малень­ко­го, носив­ше­го длин­ный хитон, его одеж­ду, надел на него свою, а его хитон надел на себя. Тво­ря суд по это­му делу, я вынес при­го­вор, соглас­но кото­ро­му каж­дый дол­жен был носить тот хитон, кото­рый ему боль­ше под­хо­дит, при­знав это спра­вед­ли­вым. За это мой учи­тель побил меня, ска­зав, что если бы я дол­жен был выне­сти при­го­вор о том, что кому луч­ше под­хо­дит, я был бы впра­ве рас­судить дело подоб­ным обра­зом. Но посколь­ку мне пред­сто­я­ло решить, кому какой хитон при­над­ле­жит, я дол­жен был при­нять во вни­ма­ние спра­вед­ли­вость при­об­ре­те­ния — яви­лось ли оно след­ст­ви­ем насиль­ст­вен­ных дей­ст­вий, или же было куп­ле­но или изготов­ле­но дома. Так как спра­вед­ли­во то, что соот­вет­ст­ву­ет зако­нам, а наси­лие явля­ет­ся без­за­ко­ни­ем, учи­тель потре­бо­вал, чтобы судья  выно­сил свой при­го­вор, все­гда сооб­ра­зу­ясь с зако­ном. Так, матуш­ка, я постиг нау­ку спра­вед­ли­во­сти во всех ее тон­ко­стях; а если я в чем-либо буду испы­ты­вать затруд­не­ние, меня научит мой дед."



Дополнение:
Число 12.

"…разде­ле­ны на две­на­дцать пле­мен. — Деле­ние древ­них пер­сов на 12 пле­мен близ­ко, по-види­мо­му, к дей­ст­ви­тель­но суще­ст­во­вав­ше­му в древ­но­сти поло­же­нию вещей. Во вся­ком слу­чае Геро­дот (I. 125) так­же пере­чис­ля­ет 10 пле­мен пер­сов: это — пер­сы, пасарга­ды, мара­фии, мас­пии, пан­фи­а­леи, деру­си­еи, гер­ма­нии, даи, мар­ды, дро­пи­ки. ..
/Киропедия/