Беатриса

Была у Юлии Вереевой одна буйная сокурсница по Литературному Институту имени Горького, невысокая, до пол-вереевской головы, ходившая в так называемых длинных до щиколотки "индийских юбках", которые, как чуть только истреплются и вылиняют, точь-в-точь становятся как пошитые из старых кухонных занавесок (Вереева чуть заикаться не начала от ужаса, впервые встретив в ВУЗе эти вот довольно популярные "индийские юбки", - прямого кроя, по щиколотку, - пояс на резинке, - так что подходит к фигуре любой комплекции; ну, с заиканием обошлось, а ко второму семестру первого курса Вереева и сама в эти юбки переоделась). Сверху на сокурснице болталось и трепыхалось такое же что-то невнятное; плохо чёсаные жёсткие, прямые, светлые волосы были разбросаны по плечам и ниже плечей; сокурсница, оказавшаяся, по кличке, Беатрисой (по имени сокурсница не представлялась; впрочем, в результате того, что вызывали, по журналу, на лекциях, по фамилиям и именам, стало наконец известно, что имя Беатрисы - Света); так Беатриса эта курила как паровоз, и всегда почему-то встав в дверном проёме она это делала, так что все об неё спотыкалась; и без конца бегала из дому, а вот куда Беатриса, сбежав опять из дому, девалась, никак не могла Вереева взять в толк.

Стояла Беатриса в дверном проёме, глядела тёмными, какою-то идеей и мыслью азартно зажжёнными глазами; говорила громко и хрипло, окликала сокурсников странными репликами; какие поприличнее девицы, так те так немного отодвигались и подбирали от неё подолы - как примерно не подходят к диким животным, от которых хрен пойми, чего ждать. Беатриса была поэт, и что Беатриса писала, осталось Вереевой (занимавшейся на семинаре прозы) неизвестно; только одно Вереева слышала в жизни Беатрисино стихотворение, о том, что деревья, как шлюхи, стоят вдоль дорог и изнемогают от желания; и вроде даже несколько человек похвалили текст за такой нестандартный образ. 

Юлия с Беатрисой шагали по ясному деньку к станции метро Пушкинская от ВУЗа; заманчиво, празднично поблёскивали на солнце лужи; было ненастно и ветрено, какие-то птицы носились, галдели, купались в лужах (в лужах купались в основном воробьи), и такая была погода, что расходились из ВУЗа учащиеся в ветровках, а многие и совсем без верхней одежды. Вереева с трудом приноровлялась, на своих каблучищах, с широкому шагу Светы-Беатрисы (Света-Беатриса была в каких-то ботинках, в дополнение к этой самой "индийской" своей юбке); периодически Света-Беатриса чуть вперёд перед Вереевой забег'ала, размахивалась, и со всей силы швыряла об асфальт свой учебник Латыни. Семенящая рядом Вереева, стараясь сохранить всё же в шаге некий ритм, всё загадывала и проверяла, попадёт ли наконец Светин учебник Латыни в одну из громадных, праздничных, гостеприимно распахнутых луж - но так ни разу и не попал. Таким яростным образом, бросками этими об грязный асфальт почтенной книги, Света сопровождала эмоциональные свои рассказы и жалобы на то, что она и умна, и талантлива, отчего же ей так не везёт в личной жизни, и все ведь ей говорят, брось его, он наркоман, тебя не ст'оит - а она всё равно не бросает. В какой-то другой день Вереева (сложно и ярко расшитые, правильно вытертые там и здесь зауженные джинсы + джинсово-батистовая с бахромой верхняя жилетка) увидела и самого наркомана, о котором рассказано было так экспрессивно. Наркоман пришёл, по окончании четвёртой пары, встречать Свету-Беатрису у ВУЗа, и оказался длииинным, тощим, всё отмалчивающимся парнем со следами, впрочем, на лице мыслительной работы и интеллекта; одет был наркоман в неопределённого грязно-зелёного цвета широко- и длинно- полое, ниже колен, пальто.
                22-07-2019