Глава 7. Комбинация из трёх пальцев

         
Беззаботкин рвал и метал. Он уже всё приготовил для операции: улестил операционную сестру, уговорил анестезиолога, даже другого хирурга из второго отделения пригласил ему ассистировать: в собственном никто на его предложение не клюнул, не смотря на то, что он не сказал, кого собирается «резать», а пациентка неожиданно пропала, словно испарилась. И никто не предупредил его, и главное никто не признался куда она делась.

Павел Ефимович сорвал свою злость на первом, кто попался ему под руку. Когда позвонил хирург из соседнего отделения, чтобы узнать время операции, он сказал ему столько и такого, что тот ответил:
-Тю, сказывся, чи шо?!
И повесил трубку. Хирург совсем недавно перебазировался из Украины и ещё не привык общаться на чистом русском.

Следующая была старшая операционная сестра.
На его вопрос с подковыркой:
-Вы тоже ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете?
Она ответила:
-А, что - должна? Вы, видимо, забыли, что я операционная сестра, а не наблюдатель.
Несколько секунд Ефимович открывал и закрывал род, обиженный до глубины своей души, но едва его открыл, чтобы вылить на  Викторию Павловну «ушат помоев», та, очень мило улыбаясь, продолжила:
-Извините... без... Заботкин, у меня сейчас консультация с МОИМ доктором, а я не привыкла опаздывать.
И гордо подняв подбородок, Виктория Павловна павой проплыла мимо взбешённого её поведением Павла Ефимовича.

Заботкин, сжимая кулаки, кинулся к заведующему отделения, чтобы поставить все точки над и. Когда он влетел в его кабинет, создавалось такое впечатление, что подчинённый явился взгреть доктора по первое число, причём в полной уверенности, что справится с оппонентом в два счёта.
Здоровый мужик под два метра роста, с пивным животиком, с рыжими, слипшимися  волосиками, похожими на куцый, сильно побитый молью паричок, и худощавый, но жилистый Павловский с густой, совершенно седой шевелюрой, до сих пор не чурающийся занятиями физической культурой и бегом, стояли друг против друга и мерили друг друга глазами.

Во взгляде Андрея Ивановича не было ни тени растерянности, ни тени страха — его глаза улыбались, искрясь иронией: ему ли бывшему чемпиону области по боксу бояться заплывшего жиром, с одышкой, доктора, который давно уже перестал быть таковым.
-Куда вы спрятали свою пациентку?! - высоким голосом поинтересовался Заботкин, глядя на Андрея Ивановича с высоты своего роста, не удосужившись назвать даже её фамилии.

-Кого вы имеете в виду? - спокойным голосом отреагировал Павловский.
-Не придуривайся! - рявкнул Заботкин, меча взглядом громы и молнии. - Эта... как её... Палата пуста! А твой персонал ведёт себя как... как... Партизаны на допросе! Да ещё и грубит. Когда я стану заведующим — они у меня все попляшут!
-Не обольщайся, Павлуша, - улыбнулся в ответ Андрей Иванович. - Это не случится никогда. В Минздраве ты давно всем плешь проел, и они лучше совсем тебя освободят от занимаемой должности, чем будут и дальше разгребать твоё дерьмо... На твоём месте, Заботкин, нужно сидеть тихо, как мышка-норушка, а не бегать по коридору с выпученными глазками, пугая своим видом медсестёр и врачей...
А моя пациентка о которой ты так «беспокоишься» на законных основаниях переведена на домашнее содержание — у нас больше нет средств для  содержания  её в клинике.

Пару секунд Заботкин молчал, потом хрипло выдал:
-Я сам оплачу её содержание...
-Поздно, дорогой, - отозвался Павловский. -Поздно. Не удалась твоя комбинация из трёх пальцев.
И, посмотрев на Заботкина с жалостью, заведующий добавил:
-Ложись сам на трепанацию — она тебе как раз будет кстати. Тем более и хирургическую бригаду ты  уже под себя подобрал...

Заботкин в ответ лишь заскрипел зубами и кинулся в кабинет Подгорного Рудольфа Евгеньевича, доложить, что Павловский самовольно перевёл пациентку на домашнее лечение.
Заведующий клиникой внимательно выслушав все претензии и обвинения подчинённого, сказал совершенно спокойно:
-Нам радоваться нужно, Павел Ефимович: баба с возу - кобыле легче. Эта пациентка уже три месяца находится  у нас, а воз и ныне там: даже намёка нет на улучшение. И потом клиника — не бездонный карман, чтобы тратить её средства на безнадёжных больных!

-Я смогу оплатить за дальнейшее пребывание этой больной в нашем отделении! - выпалил Заботкин, с надеждой глядя на заведующего.
-Зачем вам это нужно? - удивился Подгорный. - Каждый день пребывания такого больного обходится клинике больше трёх тысяч рублей... Месяц — почти сто тысяч... Вы же не крёз, батенька, чтобы оплачивать такие расходы?
-Я, конечно, не крёз, - чуть ли не заикаясь ответил Заботкин, - но ради науки готов... поиздержаться.

-Ни клиника, ни вы, батенька от дальнейшего пребывания Рощиной у нас, не выиграет. Сегодня утром я подписал доктору Павловскому разрешение на перевод пациентки на домашнее содержание... Поэтому этот вопрос считаю закрытым. Благодарите Бога, что он нас избавил от дальнейших трат. Уверяю вас, батенька, мы найдём куда их потратить с большей пользой... Жизнь, Павел Ефимович, на месте не стоит, но в ней нужно расставлять правильные приоритеты, тогда она не станет обузой.

Что этим хотел сказать заведующий клиники, Заботкин тогда не понял, но ясно понял другое: Павловский на этот раз обскакал его на вороных, и сейчас подсидеть его не удалось. Павел Ефимович вновь заскрежетал зубами и подумал со злостью:
-«Ничего, батенька, будет и на моей улице праздник! Мы, Заботкины, так просто не сдаёмся».

         *   *   *
Весной Наталка Рощина сдала почти  все экзамены за восьмой класс на пятёрки — только по изложению получила четыре. Но эта оценка была безусловным достижением: всего две ошибки - одна синтаксическая и одна пунктуационная. Раньше о таком успехе она могла только мечтать: дополнительные занятия с учителем русского языка, их классной руководительницей, дали свои результаты. Теперь она могла находить свои ошибки самостоятельно, что раньше ей не удавалось.
В этом, конечно, ей помогала и Наталья Владимировна, которая много лет после окончания школы работала над своим безграмотным правописанием, хотя так до конца и не изжила его.

Теперь Наталке предстояла дорога в Ленинград. Весь год бабушка Вера по десяточке откладывала от тех денег, которые ей присылал сын, на билет внучке, немного помогла дочь Тая. С грехом пополам собрали девчонке на первое время и на проезд в северную столицу. Бабушка Вера украдкой вытирала слёзы, а Наталка уверяла её, что как только устроится, сразу заберёт бабушку к себе. Хотя точно, когда это произойдёт она не знала, и очень переживала по этому поводу, ведь бабушка Вера растила её с младенческого возраста, и по сути именно она являлась её матерью, ведь мать — не та, что родила, а та, что вырастила.

Встретили её ленинградские родственники радушно, особенно старшая из сестёр — баба Паня. Она работала санитаркой в клинике военной травматологии и ортопедии больше двадцати лет, ещё с блокадных тяжёлых лет. Именно это и спасло их с дочерью от голодной смерти. Одно время Паня с Валюшкой даже жили в госпитале в маленьком закутке под лестничной клеткой, когда дом, в котором они жили, разбомбили фашисты.

Первое время Наталка жила у Валентины, которая с мужем Александром и маленьким сынишкой Димой жили в коммунальной квартире недалеко от Московского вокзала.
Наталка понимала, что долго жить здесь ей не придётся. Квартирка на 12 м2 для четырёх человек слишком мала, и девушка несмотря на уверения Валентины, чувствовала себя не уютно, боясь помешать хозяевам.
-Не беспокойся об этом, - сказала прямая Валентина, - если это произойдёт, я не постесняюсь сказать открыто. Живи пока — ты нам не мешаешь.

Большую часть времени Наталья старалась проводить в городе. Она подала документы в ленинградский планово-экономический техником на отделение банковское дело, и теперь не пропускала ни одной консультации, ни одной встречи, ни одной возможности узнать какие предметы нужно сдавать, какие задачи и примеры были на экзаменах в прошлые годы. Общение со студентами, окончившими первый курс и теперь помогающими в работе приёмной комиссии, приносило свои плоды: редко кто из них отказывал в помощи, предоставляя свои конспекты и помогая в решении особенно сложных заданий.

Математика волновала девушку в меньшей степени: учитель математики в их школе был очень сильный и требовательный. Наталья была одна из лучших учениц по математике. Вот и сейчас она решала всё, что попадалось в поле её внимания. Более её беспокоило изложение по русскому языку — она не была уверена, что сможет написать его так же успешно, как в школе.

-Не боись, Наталка! - подбадривала её Наталья Владимировна. - это хорошо, что сдают изложение: можно использовать те слова и выражения, которые ты пишешь без ошибок. В диктанте могут быть такие слова, правописание которых тебе ещё не знакомо... Да и мне — тоже. Вот тогда уж точно была бы комбинация из трёх пальцев...

В свободное время Наталка просто бродила по городу, по Невскому проспекту. Смотрела, впитывала, удивлялась и радовалась. Радовалась красоте и особенности города, удивлялась и печалилась тому, что он до сих пор ещё до конца не отправился от военных ран.
Не надписи «это сторона улица особенно простреливается» пугала её, а колодцы-дворы серые, неухоженные, обшарпанные. Глядя на них можно было подумать, что ты всё ещё там — в сорок третьем, или в сорок четвёртом, и на твою голову вот-вот начнут падать вражеские снаряды.

И всё-таки несмотря на это, девчонка уже успела полюбить этот город, и ей так хотелось остаться здесь, и жить всю свою оставшуюся жизнь.
Баба Дуся попыталась спустить её с небес на землю, когда она восторженно отозвалась о городе:
-Не радуйся, детка: Ленинград вовсе не подарок дорогой. Погода здесь «чахоточная» - даже летом нельзя выходить из дома без зонтика. Ты посмотри на ленинградских женщин и детишек - они же все прозрачные, не загорелые. Едва появляется солнышко — все высыпают на берег речушек и каналов, подставляя свои лица и тела скудному солнышку.

Когда Наталка рассказала о их разговорах бабе Пане, та только улыбнулась в ответ:
-Не обращай внимание на Дусю, Наташа, она такой человек особенный, противоречивый — всегда и всем противоречит.
-Я думаю, баба Паня, - осмелела Наталка, - что она просто боится, что от неё потребуется какая-то помощь, и она заранее хочет предупредит, что не сможет ничем помочь.
-Почему так решила? - удивилась Прасковья Дмитриевна, с подозрением вглядываясь в лицо девушки.
Наталья в ответ только пожала плечами, давая понять, что это только её подозрение.


    Продолжение:http://proza.ru/2019/07/22/811