Ночной разговор

                В родительском доме меня теперь и вовсе потеряли...               
                Мой день состоял из встреч с деловыми партнерами и решений различных вопросов, а вечер, как правило, заканчивался ужином в ресторане. Ночевать я добирался на Мехзавод, иногда просто бросив автомашину у ресторана и сев в такси, которые услужливо поджидали своего клиента у выхода. Бывало, что ночевать оставался у новых знакомых. Но, не смотря на мои залеты, Света их принципиально не замечала. Для меня же это было доказательством ее большой любви. Утром, если хватало сил, я провожал Свету на работу и наш роман только развивался…

                За последний год мы с Юркой Хаяровым основательно объездили наш совок. Теперь не по учебникам я узнавал и наблюдал за тем как живёт население нашей страны. В этот раз наш путь лежал в Вильнюс через Москву. Из Москвы в «купе» кроме нас с Юркой ехала пожилая женщина и взрослый мужчина  по имени Василий. Женщине Юрка уступил свою нижнюю полку, и она сразу же легла отдыхать, повернувшись к стене. Мы втроем сидели на нижнем месте Василия, который ложиться не собирался, так как выходил часов через шесть. Юрка достал бутылку коньяка, и мы все вместе ее уговорили. Я вышел в туалет, а когда вернулся, Юрка уже посапывал на верхней полке. Спать не хотелось, я подсел к Василию и мы разговорились.
                Я что-то рассказывал о родителях и о работе на заводе. Василий вначале только слушал, а потом и сам стал рассказывать о своем отце.
- До революции и коллективизации тот был крестьянином, жил в деревне и вел свое хозяйство. Хозяйство было крепкое, в нем работала вся семья и несколько помощников, за оплату. В 1930 году, когда Василию было 5 лет (ровесник моего отца), в село нагрянули большевики. Главы всех зажиточных семей были арестованы как "злостные контрреволюционеры" и направлены в лагеря. Василия с матерью и старшим братом загнали на поселение в сибирь, а имущество конфисковали. Больше об отце они никогда не слышали, да и мать после этого прожила недолго.
                Сейчас Василий работал на заводе в Подмосковье, жил один в общежитии и ехал в гости к брату. До поздней ночи он рассказывал о расстрелянных, арестованных и сосланных крестьянах, которых по доносу или для галочки объявляли врагами народа. И о тех их родственниках, кого объявив пособниками, загоняли в лагеря и на поселения. Всех остальных крестьян превратили то ли в рабов, то ли в колхозников без зарплаты и права выезда.         
                Со временем, уже после войны и смерти сталина, масса их разными способами выбиралась в города, и здесь государство превращало их в «рабочий класс», такой же бесправный и оболваненный. Бараки и общаги трещали от приезжих из деревень. Со временем они обживались и даже получали квартиры в хрущебах. Никто, конечно, также как и наша семья, не имели на эти квартиры никаких прав, но зато это уже Рабочий класс!
                Работы в стране хватало всем, а когда не хватало: «строительство коммунизма» шло полным ходом - шлепали новые заводы и фабрики. Ведь главный лозунг страны советов: «Кто не работает, тот не ест!» и работать должны были все. За этим четко следили органы и в зону не редко попадали те, кто по каким-то причинам не работал: «Тунеядцы — наши враги. Хлеб трудовой от них береги!». Зато уголовная статья «за тунеядство» работала исправно и чекисты свой хлеб отрабатывали. В уголовной среде на жаргоне их называли «борзой» (без определенного рода занятий)...
 
                Теперь, когда я сам доставал дефицитную продукцию и был знаком с импортом, мне было понятно, что почти все наши заводы и фабрики в большинстве случаев производят «дерьмо». О том, что это дерьмо, почти никто из «россиян» даже не подозревал: «Советское – значит отличное!» - кричали из всех репродукторов! А ничего другого они и не видели, страна советов была так наглухо закрыта, что даже это дерьмо было нарасхват.  И его с заводов и фабрик работяги тащили кто как мог, частенько попадаясь - с вытекающими последствиями. Конвейер «тюрьма – завод – тюрьма» не простаивал. И уже за колючей проволокой они так же производили  «качественные» рукавицы и фуфайки, лепили кирпичи – «Все для строек коммунизма!»

                В Западных, поделенных (захваченых) между гитлером и сталиным странах, а теперь районах и республиках ссср, все было проще. Самые предприимчивые, превращались в подпольных цеховиков и создавали совсем другую продукцию. Наша же с Юркой задача была, наладить с ними контакт и  скупать эту продукцию для дальнейшей перепродажи в глубине страны.
                Эти цеховики-работяги, создавая дефицитную продукцию и вкалывая день и ночь, мало чем походили на «буржуев», о которых нам рассказывали в школьных учебниках. Конечно, они не нуждались, но их беспощадно обдирали менты, бандиты и все кто имел власть. И даже внешне они старались походить на советского гражданина, одеваясь в тряпье из магазинов, а не в то, что сами производили.

                Теперь, когда я «крутился» среди директоров и начальников, все для меня было очевидно и просто! Все эти начальники брали и давали наверх взятки, менты крышивали торговлю, «бизнесменов» и зубников. А по возможности вся эта власть воровала или организовывала все это по-крупному. Многие из руководителей были просто бездари с липовыми дипломами.
                И только такие как мой отец (единицы), молча делали свое дело, пресмыкаясь перед этой властью, втихаря запивая свое униженное положение спиртом. Да, и он не без греха! Спирт  под большим секретом выносил с завода один из его сотрудников, а когда тот появлялся у нас в доме и напивался, было заметно, что и он имеет над отцом «какую-то власть».
                Передо мной всегда был пример моего папы – крупного начальника на крупном авиационном заводе. И я точно знал, почему мы только-только вылезли из барака в хрущебу и ничего большего нам не светит. А ведь папа с отличием окончил техникум и институт. После основной работы он еще и преподавал, то ли чтобы принести дополнительную копейку в семью, то ли чтобы меньше встречаться с мамой и не слышать ее упреков о своей никому не нужной честности.
                Родителями предполагалось, что я окончу институт, «удачно» женюсь и построю карьеру. К 26 годам я даже успел сделать несколько таких шажков: по блату попал на завод и начинал делать карьеру. Поступил в техникум и даже получил диплом о среднетехническом образовании. Я знал многих удачно построивших карьеру - от завмагов и начальников цехов, до замминистра и все они не бедствовали, а даже наоборот. Но все это было не мое! Мне мешала маленькая проблемка, я ненавидел, какую бы то не было зависимость, и страстно любил свободу в собственном, абсолютном ее понимании. 
                Видимо именно эти понятия я воспринимал совсем не так, как это должен был  воспринимать «Советский Человек», вот и не встраивался я в порядок жизни своих родителей и окружающий мир.

                Советские лозунги и болтологию о коммунизме и величии страны с населением одетым в зоновские фуфайки и валенки, я воспринимал как бред лицемеров. Да и вообще я не знал никого, кто бы понимал, куда и зачем катится «Великий советский союз»? Возможно, это знали те несколько миллионов коммунистов, которые под лозунгом «Миру мир!» и «СССР – оплот мира!» туда загоняли соседские страны? Стройными рядами с лозунгом "Наша цель коммунизм!" гнали в колхозы врагов какого-то народа? На штыках и под дробь пулеметов заградотрядовцев, совершали героические подвиги Матросовы? А вопрос: «ты, где сидел и по какой статье чалился» можно было услышать при знакомстве у половины населения страны и никого бы это не смутило и не удивило.
                …Проводив Василия, я засыпал под стук колес выбивавших лозунг: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». А приснилось мне,… в общем, Юрок долго смеялся...
                Но поездка как всегда была удачной, и возвращались мы не только с хорошим настроением, но и с сумками полными всякого дефицита. Да что в совке не было дефицитом? Мы жили как в анекдоте: «американский фокус - достать кролика из шапки, советский фокус – достать шапку из кролика». В продаже всегда были хлеб, крупы, «бычки в томате», но мелкие и ржавые и не только...
                Несмотря на эти мелочи, жизнь кипела и радовала каждой своей минутой. И вот мы с Володей Максимовым, на моем шикарном «Жигуленке», обдуваемые летним ветерком уже мчимся в Москву, к Максимычу. Предстояло обсудить мое поступление в торговый институт и попутно решить дела связанные с АвтоВАЗом.
                За время путешествия я так соскучился по Свете, что по телефону уговорил ее прилететь в Казань и оттуда вместе возвращаться в Куйбышев. Но Максим чуть все не испортил, прихватив по пути до Казани двух красавиц, с которыми мы и провели в машине ночь, до прилета Светы…


                Пока я отсутствовал, Юрка откопал новое модное слово – валюта! И хотя от этого слова так и веяло лагерной тоской, оно же разбудило во мне романтические видения. Я видел себя на Одесском причале, где стоял белый пароход и гуляющего по палубе своего друга Остапа в кителе, белых башмаках и фуражке с околышем. Он разгуливал под ручку с комсомолкой Зоей и помахивал мне рукой и я «задымился». 
                Осенью 1976 года мы с Хаяром поехали в Магнитогорск. Первая командировка прошла вполне успешно. Мы познакомились с нужными людьми, через которых будем закупать валюту и вернулись в Куйбышев, готовиться к следующей решающей поездке. Настроение у меня было отличное, впереди светила обеспеченная жизнь и огни рекламы на улицах Рио-де-Жанейро. И вот когда мы уже собрались в  поездку, Юра в последний момент вдруг ехать отказался, видимо его жену Галю ночью посетило плохое предчувствие. К счастью я еще небыл женат, зато собрал нужную сумму в рублях и у меня уже были на готове первые покупатели. И мне не терпелось начать опасный, но самый выгодный бизнес. К тому же меня всегда и в любых ситуациях ждала Света, не знающая таких понятий как ревность, обиды или страх, что со мной может что-то случиться. Возможно, именно за это я ее очень ценил.
                В комнате где мы жили, прямо напротив окна на столбе в ночь всегда зажигалась лампочка и мешала нам засыпать.  Но в эту ночь лампочка погасла, и к утру я сделал Свете предложение.
                Утром мы сходили в загс, была назначена дата регистрации, и я со спокойной душой собирался к поезду до Магнитогорска. А Света рванула в Тольятти, чтобы рассказом о предстоящем событии, порадовать родителей.
                Ее отец Ананий так разволновался, что непрерывно прохаживался от холодильника до гаража, где кроме мотоцикла с коляской аккуратно прятался от участкового самогонный аппарат. Он ждал жениха с официальным предложением, но жених почему-то задерживался и напряжение расло.