Рыбацкие страсти

Лохматые седые клочья тумана неровно клубились над неподвижной поверхностью речного залива. Кое-где они сгрудились в кучи, а кое-где поверхность воды была совершенно чиста и, поблёскивая своей зеркальной поверхностью, отражала в себе вершины стройных сосен, растущих вдоль высокого и обрывистого берега залива. До пяти утра оставалось ещё более получаса, и солнце ещё не выглянуло из-за горизонта, продолжая скрываться где-то там, за тёмной сосновой стеной Караканского бора, раскинувшегося вдоль левого берега реки Каракан. Всё ещё спало. И деревня Завьялово, домики которой были разбросаны по правому берегу реки, и сама река, течение которой было практически незаметно в широком её устье, впадающем в Обь, или, если быть точнее, в Обское водохранилище.

Стараясь не шуметь, боясь разбудить от сна и реку, и деревню, Кирилл медленно грёб короткими вёслами, направляя свою двухместную резиновую надувную лодку в середину залива, раскинувшегося сразу же за крутым, практически в девяносто градусов, поворотом русла реки. Там вчера поздно вечером он вместе с братом Егором поставили на ночь рыболовную сеть, когда-то сплетённую им из лески в далёком северном и морозном городе Норильске, куда угораздило попасть Кирилла по распределению сразу же после окончания института, и где научили его бывалые северные рыбаки этому «паучьему» занятию – плетению рыбацких сетей.

Устанавливая вчера в вечерних сумерках сетку, братья договорились снять её пораньше, пока местные рыбаки ещё не начали «бороздить» залив своими лодками и не «застукали» бы их за этим, в общем-то, браконьерским занятием. Но, поднявшись в четыре часа утра, Кирилл в такую рань не смог разбудить брата. Видимо сильно подействовала на Егора выпитая за поздним ужином на двоих бутылка водки, и на все призывы Кирилла подниматься, он был просто послан Егором в известном при таком раскладе направлении.

Пришлось ехать браконьерничать одному.

«А вот и он», – подумал Кирилл, когда доплыл и ухватил рукой чуть торчавший из воды единственный забитый братьями вчера с помощью топора двухметровый кол, к которому одним своим концом была привязана их 25-тиметровая сеть. Второй кол для сети они вбивать не стали, а просто привязали верхнюю и нижнюю тетиву к кирпичу, растянули сеть на всю её длину в сторону берега залива, а там и притопили это своеобразное кирпичное грузило.

Сеть, когда-то сплетённая Кириллом, была своеобразной. Такие сетки называют ряжеными или «пУтанками». В отличие от обычной простой сети с единственным сетным полотном, эта ряженая сеть была, что называется «трёхслойным пирогом» – три сетных полотна, отличавшиеся друг от друга размерами ячейки, в три слоя составляли общее сетное полотно «ряженки», средняя со стороной ячейки в сорок миллиметров – так называемая «сороковка», а две внешних – «восьмидесятки». В Кириллову «ряженку» попадалась довольно-таки крупная рыба, поскольку, ткнувшись крупной головой в ячейку-сороковку и не проникнув сквозь неё, крупная рыба начинала «биться» и благодаря своим интенсивным движениям попросту запутывалась своим телом – жабрами, плавниками и чешуёй в полотне с более крупными ячейками-восьмидесятками, сквозь которые она изначально «просочилась». Редкое браконьерство, которое братья устраивали в выходные «дачные» дни в ночь с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, не оставляло их без рыбы благодаря ряженой «кормилице» – так ласково промеж собой братья называли сотворённую Кириллом сетку.

Вытаскивать кол, к которому был привязан один конец сети, Кирилл решил повременить. Для начала он намеревался вытащить в лодку свободный конец сети, который был привязан к кирпичу-грузилу. Нащупав неглубоко под водой привязанную к колу верхнюю тетиву сети и взявшись за неё обеими руками, Кирилл стал перебирать её и довольно быстро доплыл до противоположного конца сети. Те двадцать пять метров, преодолённых им от кола вдоль скрытой под водой сети, на просторах залива казалось ему совсем крошечным расстоянием. Но, двигаясь вдоль сети и приподнимая её из воды руками за верхнюю тетиву, Кирилл сквозь толщу воды видел много мелькавших своими светлыми брюхами запутавшихся в сети рыб – окуней, судаков, лещей и подъязков. При этом он ощущал где-то у себя внутри внезапный прилив «рыбацкой» страсти и радости от предчувствия удачной рыбалки, хотя сеть с уловом была еще в реке. Он чувствовал в своих руках приятную дрожь, хотелось поскорее выдворить сеть из воды, сложить её в лодку, побыстрее добраться до берега и, сдув «резинку» и замаскировав внутри неё сеть с уловом, унести этот приятный груз к родительскому «дачному» домику. А там, в утренней тишине без лишних глаз спокойно и аккуратно вытащить рыбу из сети, чтобы потом похвастаться уловом перед проснувшимися к этому времени родственниками.

Но... тут случилась непредвиденная заминка.

Сначала ей предшествовал неожиданный сумасшедший рыбацкий восторг, испытанный Кириллом, когда кирпич с привязанными к нему верхней и нижней тетивой сети оказался у него в лодке. Вытаскивая в лодку вслед за кирпичом полотно сети, образовавшее в результате такого переплетения огромную «мотню» в районе грузила, он увидел в этом своеобразном кармане запутавшуюся в нём огромную рыбину. Это был лещ такого размера, что для него впору подошёл бы большой домашний таз, в котором мать Кирилла замачивала дома постельное бельё всего семейства. Чешуя леща отливала золотом, вдоль брюха тянулись свежие кровоподтёки – видимо лещ отдал много сил, пытаясь выпутаться из опутавшей его сети, но ничего, кроме повреждения своих золотых чешуй, плавников и жабр добиться не смог. Попав вместе с поймавшей его сетью внутрь лодки, лещ продолжал сильно и шумно биться, не оставляя надежды вырваться «из плена».

Собирая оставшуюся часть сети в лодку, Кирилл видел, что в его улов попали крупные экземпляры окуней и подъязков. Их было много, но его мысли были уже заняты тем огромным лещом, он затмил своим присутствием всех остальных рыбьих особей, попавших в путы «кормилицы». Сердце рыбака отчаянно колотилось, на его физиономии светилась чуть ли не идиотская улыбка.

Но улыбка быстро слетела, когда всё полотно сети «перекочевало» из воды в лодку и превратилось в огромный клубок перепутанной лески, торчавший из неё и усиленно шевелящийся отчаянными движениями запутавшейся в сети рыбы, и в первую очередь лежавшего на дне лодки огромного леща. Он своими резкими движениями так и норовил выпихнуть из лодки весь клубок сети. Все попытки Кирилла как-то противиться этому путём расположения сверху клубка того самого кирпича-грузила приводили к одному результату – кирпич после пары движений леща оказывался на дне лодки под её бортом, а сеточный клубок опять норовил выпасть в воду.

Но это было ещё не всё. Кириллу предстояло вытащить кол, к которому были привязаны обе тетивы сети, причём привязаны, что называется «по науке» – верхняя у поверхности воды, а нижняя – у дна. Отвязать нижнюю тетиву можно было лишь тогда, когда удастся выдернуть кол, забитый накануне Егором в дно залива с помощью обуха топора.

Минут двадцать, если не больше Кирилл потратил на то, чтобы вытащить кол из воды. Его дутая лодчонка вертелась вокруг кола, словно юла. Все попытки рыбака раскачать со всех сторон этот злополучный чуть торчавший из воды кусок дерева заканчивались безрезультатно. Кол, по воле брата Егора, держался за дно реки прочно, и выдернуть его младшему брату никак не удавалось. В этот момент Егору, оставшемуся в тёплой постели, и тем самым, как говорится, забившему на утреннюю рыбалку огромный «болт», а вернее кол, наверняка не раз икнулось во сне.

Больше всего Кирилл опасался того, что вот-вот наступит то время, когда деревенские рыбаки на своих деревянных «посудинах» начнут бороздить просторы залива, направляясь с утра в свои прикормленные накануне места рыбалки, и он, волей-неволей, попадёт в их поле зрения со всем браконьерским набором. Надувная лодка с рыбаком внутри и с торчавшим из неё огромным клубком сети из лески, в которой интенсивно билась пойманная рыба, плюс этот злополучный непокорный кол, обвязанный под водой тетивами этой самой сети, были практически как раз по курсу движения рыбаков.

Пытаясь выдернуть кол, Кирилл нагибал его в разные стороны, опуская руки глубоко в воду и увеличивая тем самым, по известному закону рычага, свои усилия. Он взмок и от пота, и от воды, в которую окунался по самые плечи, рискуя бултыхнутся из лодки в реку. Но кол, несмотря на все его усилия, сдаваться не собирался. В голове Кирилла уже зрели мысли, что пора уж и нырнуть в воду, причём прямо в одежде – раздеваться было и некогда, да и бессмысленно – он уже был наполовину мокрый. Нырнуть, чтобы под водой попытаться отвязать нижнюю тетиву сети – ведь глубина залива в этом месте как раз соответствовала высоте сети, а это чуть ниже роста Кирилла.

Но ситуация внезапно разрешилась сама собой – кол неожиданно для рыбака вдруг гулко под водой треснул, обломившись в том месте, где как раз чуть повыше перелома была привязана нижняя тетива сети. Облегченно вздохнув, Кирилл освободил сеть от кола и, запустив его по воздуху, словно копьё в сторону берега, тут же налёг на вёсла, направляя лодку к берегу, чтобы под его прикрытием отправиться восвояси, избегая встречи с деревенскими рыбаками.

И тут вдруг в уши Кирилла «ударил» громкий крик петуха. Он вздрогнул от неожиданности и... очнулся в своей тёплой городской постели, через пару секунд поняв, что сумел во второй раз пережить когда-то случившиеся с ним события, правда теперь уже во сне, как наяву привидевшиеся и вернувшиеся из далёкого прошлого, до которого было более тридцати лет.

«А крик петуха? – подумал Кирилл. – Ведь я же отчётливо его слышал. Неужели и он просто послышался мне во сне?»

Но прошло пару минут, и крик петуха повторился. Всё-таки он был явью, разносясь в утренней тиши по двору многоквартирного дома. И Кириллу стало ясно, что кто-то из его городских соседей завёл этого горластого домочадца, выделив ему место на балконе, как комнату в своеобразной «коммуналке».

«Ну, теперь весело заживём», – подумал Кирилл, вспоминая утреннее деревенское «веселье», которое случалось каждое субботне-воскресное утро, когда он со своим семейством приезжал на выходные в Завьялово к отдыхавшим там с мая по октябрь родителям-пенсионерам. «Веселье» всем устраивало 30-тиголовое «стадо» куриных особей, взятое друзьями его родителей в младенческом жёлто-цыплячьем возрасте, что называется «на вырост», и для того, чтобы росли курочки-несушки. По незнанию зоологических особенностей новорожденных цыплят, что вполне естественно для городских жителей, ожиданию друзей не суждено было сбыться. Из тридцати приобретённых ими цыплят, курочками были лишь трое. Остальные оказались петушками. Так что стоило им чуть подрасти, как двор их совместной с друзьями «деревенской усадьбы» превратился в сцену для исполнения петухами их утренних «арий», сливавшихся в хор из двадцати семи горластых глоток. О спокойном утреннем сне всем отдыхавшим на тот «дачный сезон» можно было забыть.

Вообще младшему Корнееву всегда было приятно вспоминать те тёплые взаимоотношения между его родителями и их друзьями, взявшими вскладчину деревенский домик с усадьбой и совместно превративших это всё в «курортное место», в их общую дачу. Жёны, дети и внуки друживших с детства Кириллова отца и его друга Павла постоянно, начиная с мая и заканчивая в октябре, были рядом, и никаких южных курортов уже не требовалось никому. Здесь, в Завьялово для отдыха было всё. Это и тихая речка Каракан, и просторное Обское море (точнее водохранилище), и солнце со свежим речным воздухом, и чистые песчаные пляжи, в мелком и горячем песке которых после очередного купания так приятно утопали мокрые тела, руки и ноги дачников. Это и рыбалка, и лесные дары в виде грибов и всевозможных ягод – брусники, черники, клубники и земляники. Это и садовые «плантации» овощей, яблок и разнообразных сибирских ягод – крыжовника, малины, облепихи, смородины и клубники. Впрочем, не только сибирских – здешний климат позволял выращивать на песчаных завьяловских грунтах даже арбузы, правда не совсем крупные плоды этой ягоды, но, тем не менее, спелые и очень сладкие.

Да разве можно было бы всё это вот так сразу, что называется «в куче», и практически бесплатно получить, если надумать поехать отдыхать «на югА»? И дети друзей-отцов, будучи тоже, как и они, друзьями с самого раннего детства, пропадали здесь со своими семьями и все выходные дни, и все свои летние отпуска.

А что касается горластого петушиного «войска», то пришлось дачникам в тот год немного потерпеть без курочек-несушек и без запланированного дохода в виде свежих яиц. Зато петушиные крылышки, грудки и ножки, чаще всего запечённые на углях, тогда, в том дачном сезоне, очень даже полюбились всем на обеды и ужины.



июль 2019 г.


/фото автора/