Железная Лёля. Ольга Ланская

Откуда-то приехала непостижимо крутая. Сказала по телефону:

–  Я уже здесь со всей своей дачей. Как тебя найти?

–  Доезжай до Аничкова моста, а там – метров 70 до меня. Я правда, очень занята, но… Я попробую тебя встретить.

–  Да уж, попробуй, – сказала Лёля.

После этого звонка вся моя жизнь перевернулась. Почти час мы бегали вокруг Фонтанки и Клодтовских коней, пока я, забывшая в спешке телефон дома, не догадалась вернуться, взять его, а заодно прихватила жутко яркую розовую каталку для продуктов – такую за километр увидишь! – и помчалась к Аничкову.

На глазах изумлённой англоязычной группы, вдруг потерявшей голос, я прыгала над причалом для катеров и кричала в телефон:

– Лёля! Ты видишь розовую сумку на колёсиках? И тётку в длинном платье? Ты нас видишь?

А она говорила что-то странное, типа я вижу дом 40, Московский…

– Как тебя занесло на Московский проспект? Иди к Аничкову, а я буду стоять над Фонтанкой.

– Ладно, – устало-обреченно произнесла Лёля.
 
Было очень жарко.

– Ты как одета? – крикнула я на всякий случай.

– Да в синих джинсах я, с сумкой, – вяло ответила Лёля.

Англичане все еще ждали своего теплохода и с любопытством разглядывали происходящее.

Я не выдержала и пошла вдоль Набережной, глазами ища женщину в синих джинсах, приехавшую специально, чтобы подкормить меня дачными свежестями.

Никаких синих джинс, конечно, не было. Была высокая элегантная женщина в шелковых небесного цвета брючках, этакая столичная штучка, с жестким волевым взглядом, воспитывающим шарпеев, как котят.

Позже я их видела. Если и есть на свете восьмое чудо света, то это Лёлины шарпеи!

…Она стояла на фоне белых колонн Аничкова Дворца, спиной ко мне и говорила что-то по телефону.

– Оглянись! – крикнула я ей. – Да оглянись же ты!!!

Она неуверенно обернулась. Я потрясла розовой сумкой.

Так мы встретились. И в доме моем запахло огурцами, укропом, черной смородиной, а вместе с запахами появилась всякая вкуснятина, и я вспомнила, что уже дня два не ела.

Принцесса поворчала, но получив веточку укропа, подобрела и помчалась на свое любимое потайное место, где никто не мешает чем-нибудь полакомиться. Особенно запретным…

– Ты вчера сказала, что умираешь, вот, я и приехала.

– Все умирают, – сказала я.

Лёля вперилась в меня взглядом, укрощающим шарпеев:

– Есть, есть и есть! Тебя же ветром качает! Есть!

Я молча улыбалась. Придется, подумала я, попивая кофе. Придется мне есть, хоть и умирают все.

– А о Глории не печалься так. Она настолько редкий экземпляр, с нее пылинки сдувают. Она со временем такую славу питомнику принесет, еще услышишь.

– Так зачем прячут? – почти шепотом спросила я.

– Бояться, что отберешь. Ты, ведь хозяйка. Они купили ее не у хозяина и знают это. Вот и прячут. Успокойся и не думай, что ее загубили. Таких берегут и лелеют. Поняла?

Она держала в руках портрет Глории Феррари, моей Лялечки.

Вот оно что, подумала я. Крутая ты Лёля.  Сильная.


Санкт-Петербург


Рецензии