Операция любой ценой. Случай второй

- Ну, как ночь прошла? Чем занимались?

Виноградов остался за заведующего и каждый день утро начиналось с этих вопросов.

Потом он шел в палату, осматривал больных с дежурным врачом.

На планерке только уточняли нюансы. Я работала в травматологии и особых нюансов на предоперационном осмотре не выявила. На операцию шли три, вполне здоровых, мужика. У одного из них, господина Елизарова, был перелом локтевого отростка. Травматолог Александр Щукин честно сказал, что фиксация может занять много времени. Я на планерке проинформировала:

- Щукин сказал, что фиксация может занять много времени.

Виноградов подумал и сказал.

- Хорошо – может занять, а может и не занять. Начнешь региональную, если что – добавишь.

В переводе на обычный язык – это означает – “сделаешь анестезию нервов, иннервирующих предплечье, если операция будет длительной – добавишь анестетиков”

“Если б знать, где упасть, соломку б подложил” – гласит народная мудрость. Если бы мы с Виноградовым знали, что нас ждет, мы принесли бы огромный стог. О такой “добавке” я, в дурном сне, не могла представить.

Все, как всегда. Светлая операционная, всегда улыбающиеся операционные сестры в белых халатах. Откуда у них силы всегда улыбаться?

Господин Елизаров, здоровый мужик, занял весь операционный стол.

Начали операцию под региональной анестезией нервов. Я очень удачно сделала блокаду по Соколовскому, прямо, как по учебнику. И получился отличный блок.

Прошло 40 минут от начала операции, конца еще не видать.

- Доктор мне больновато, – сказал Елизаров через 50 минут.

Я добавила внутривенных обезболивающих. Проходит еще 20 минут. Конца операции не видать.

- Я, наверное, его заинтубирую.

Щукин поднял на меня усталые глаза.

- Да, давай. И Петра зовите.

Премедикацию делать не стала. Вводим сразу короткие релаксанты и интубируем. Голосовую щель видно прекрасно, но как только я начинаю заводить интубационную трубку, она уходит в пищевод. Интубирую раз, интубирую два – не получается. И понять ничего не могу – все видно.

Зову Виноградова. Мы интубировали еще минут 20. Трубка все время исчезала в пищеводе.

- Саша, ты еще долго будешь?

- Я уже Петра позвал.

Андрей Николаевич помотал седой головой, будто хотел забодать невидимого врага. Он заинтубировал пациенту пищевод, подтянул трубку, раздутая манжетка немного сместила голосовую щель, и трубка пролетела в голосовую щель и трахею.

Мы подсоединили пациента к аппарату искусственного дыхания, дыхание проводилось равномерно. Давление и пульс были стабильны. Виноградов вышел из операционной. Рубашка его операционного костюма была абсолютно мокрой.


Мы закончили операцию. Я отвезла Елизарова в палату реанимации.

Когда он окончательно проснулся мы с Виноградовым подошли к нему.

- Как самочувствие? – спросил Виноградов.

- Да, ничего, только горло першит чуток, – ответил Елизаров.

- Ну, это неудивительно. Понимаете, у Вас очень подвижные связки голосовой щели. Операция была длительная и нам пришлось перейти на другой наркоз. При этом наркозе надо поставить трубку в трахею…

И тут был дубль два в моей жизни!

- И что, у Вас тоже были проблемы?

- Не понял, что значит “у Вас тоже”?

- У меня, несколько лет назад, был аппендицит и сказали, что я чуть не задохнулся. Не смогли эту трубку поставить. У Вас, сказали, очень подвижные связки голосовой щели.

- А почему не сказал доктору об этом вчера? – возмутился Виноградов.

- Я в другой больнице рассказал, они меня отказались оперировать. Пойду думаю к Вам и ничего говорить не буду. И доктор вчера сказала, что “заморозит” нервы, иннервирующие перелом.

- Она “заморозила”, но и терпел бы тогда, не говорил, что больно. А ничего, что Вы, действительно, умереть могли! Врачи тоже люди, они отвечают за Вас! Я чуть не помер, пока Вас интубировал.

Елизаров опустил глаза.

- Простите, я не думал, что так получится, я думал потерплю. А потом так страшно стало. Он все копошится, копошится. Ничего не получается, думаю помру и видеть ничего не буду. Жена заела… Я теще в квартире ремонт делал, в ванной на луже растворителя поскользнулся, сломал этот чертов отросток. А жена говорит, что ее мама в неоконченный ремонт не поедет… Доктор, с тещей жить – смерть, иногда, лучше. У нее мама учительница…

Виноградов удивительный человек. Он только заулыбался.

- Да, с тещей жить не вариант. Но, зачем так мои и ее нервы щекотать? – он показал на меня, – у меня такой интубации никогда не было.

Мы вышли из палаты.

Сидим в ординаторской. Истомин, как всегда, заварил свой фирменный чай.

- Там Василий мед принес, давай его чай с его медком, – сказал мне Виноградов.

Истоминский мед это очень вкусно. Я, с трудом, вынула из холодильника трехлитровую банку.

- Думаю, что никакая теща и никакой муж не стоят такого, – философски протянула я.

- Поверь – тещи бывают такие, что жить не захочешь. А при чем здесь муж?

Я рассказала Виноградову, как мы с Кривовязовым интубировали воспитательницу.

Виноградов, выслушал, допил чай, закурил и сказал:

- А, давай напишем статью в наш журнал. Какое–никакое, но ноу–хау мы изобрели…

И мы написала статью в журнал “Анестезиология и реанимация”.

В моей врачебной практике таких случаев больше не было.