Демянский котёл-5

Фрагмент рассказа «Демянский котёл». Рассказ – номинант национального литературного конкурса «Георгиевская лента»

Северо-Западный фронт. Новгородская область. Старая Русса-Демянск-Рамушево.
Конец ноября-декабрь 1942 года.

          ...В земле то тут, то там торчали части втоптанных в чернозём тел. Солдаты так и ходили по раздавленным, втоптанным в грязь обрубкам. Никто не обращал внимание, где нога, кусок спины, где полголовы или сплющенное лицо, где кисть руки или гроздья пальцев. Запнёшься, бывало, чертыхнёшься и отфутболишь в сторону вырванную с клочьями мяса человечью фрагментацию. Своя рубаха ближе к телу - дальше прёшь по своим неотложным делам. Чужая смерть стала обыденным делом. К плохому тоже привыкают. 
          После очередной атаки кругом валялись невостребованные стальные каски убиенных горемычников. Хитромудрые солдаты приспособили овальные ёмкости для пользы дела и стали гадить в них. Не брезговали. Использованное по физиологическому назначению воинское наголовье отбрасывали подальше за бруствер окопа. Дерьмо в обдристаном "котелке" застывало на морозе и прилетевшей в обратку от взрыва утяжелённой каской могло запросто оторвать голову или покалечить. Поганая смерть, однако. Бывало и такое.
          Совсем неподалёку от первой линии траншей стоял закопченный подбитый танк Т-34. Вокруг его башни были намотаны смёрзшиеся кишки разорванного десанта. Это внутренности пехотинцев не успевших соскочить с брони. Внутри металлической тюрьмы уже околели от мороза башнёры. Рации у них отродясь не бывало, а посыльного из батальона послать забыли. Соответственно приказа к отступлению не поступало. Тут без вариантов. По законам военного времени за самостоятельное оставление боевой машины на передовой у полевого трибунала безальтернативно – расстрел. Так и сидели внутри бронированного чудовища танкисты, ждали своей смертушки то ли от мороза, то ли от немецкого подкалиберного снаряда. Вот и пойми теперь по существу вопроса, кто они по жизни в натуре: то ли герои, то ли смертники?
          Фрицы знали, что экипаж танка не эвакуировался, поэтому начинали изредка бить бронебойными «вундерваффе» из противотанковых пушек, «дверных молотков». Снарядные вольфрамовые болванки калибра 37 мм рикошетили от брони и с шелестом, чмоканьем втыкались в верхние края стенок бруствера перед окопом. В таких случаях морозец пробегал по спине, страху нагоняло стальное «чавканье». Не приголубил бы по случаю бронебойный трассер, мало не покажется при попадании, если тело подставится. Разорвёт несчастную плоть на кусочки. 
          По обеим сторонам траншеи выкопанной в полный рост, притулились убитые. Кровь мертвецов стекала к ногам, превращаясь в кисельные лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово-рубиновые желеобразные озерца постепенно сворачивались и замерзали на морозе. Слякотную размазню никто уже не переступал, так по смртельной закваске и хлюпали, кто в валенках, кто в разношенных кирзовых сапогах. В любом случае мы были в грязи, в крови и вообще, хрен знает в чём. Одежда пропиталась торфяной жижей, влагой, смёрзлась и стала «хрусткой», словно пергаментный картон. При резких движениях суконная ткань ломалась на морозе, оголяла тело. Кальсоны, двойные подштанники не спасали. Мужское причинное место совершенно не ощущалось. Непонятно было, как писун сможет восстановиться после такого холода? Если удастся во здравии остаться, неужели детородный орган и после войны сможет по достоинству исполнять своё предназначение? Вскочить для сугрева, попрыгать было нельзя, немецкий снайпер запросто пристрелить мог. Нас разделяли несколько сотен метров, а у фрицев была отменная Цейсовская оптика. Зуб на зуб не попадал от стужи. Лицо и губы окоченели так, что разговаривать было не возможно. Кожу стянуло, словно маску. Да и о чём было, собственно, говорить. Мысли у всех были одни и те же
          – Выжить бы только. Назло врагу сейчас продержаться от мороза, а потом в бою нанести неприятелю сокрушительный урон, наколотить гансов побольше.   
          Но всё равно: патриотизм, героизм, с этим всё понятно было. Убойно тяжело, страшно, невозможно было бороться с холодом. До жути. Интересно, сколько нам жить ещё осталось на бренной земле? Поговаривали, что предыдущей усиленной дивизии в три стрелковых полка численностью 6000 человек хватило на два часа. Вон они исхлёстанные, отхераченные боем остатки, ползут-тащатся обратно из пекла, кромешного ада. Раненные, окровавленные, грязные, чумазые, с серыми лицами, запёкшимися губами и лихорадочно блестящими глазами кряхтят, стонут, матерятся, но тащаться к спасительному окопу. Может быть, им в следующий раз  повезёт одержать победу и по случаю в живых остаться? Хотя, вряд ли такое счастье привалит. Вполне вероятнее, это будет их последняя гастроль, финальный выход…